Анатолий (Грисюк)
Памяти профессора В.В. Болотова

(По поводу десятилетия со дня его смерти 5 апреля 1900 г.)

Пасхальные дни последнего в прошедшем ХIХ в 1900 г. для всех, кто живо интересуется успехами нашей богословской и церковно-исторической науки, были несколько омрачены печальною вестью о преждевременной кончине знаменитого нашего церковного историка, профессора С.-Петербургской духовной Академии Василия Васильевича Болотова, последовавшей на страстной седмице этого года, в великую среду. В далекие углы нашего отечества эта несть доходила как раз на пасхальной неделе, внося неожиданную скорбь в празднично настроенные сердца. Но в этом же совпадении обстоятельств заключалось для нас «оставшихся» и некоторое облегчение от великой скорби по поводу смерти столь почитаемого и столь драгоценного деятеля науки. Как хорошо это отметил тогда же в своей речи, посвященной В. В., Высокопреосвященнейший Митрополит Антоний, «Господу угодно было отозвать от нас своего доброго и верного работника пред светлым праздником, чтобы радостью Воскресения облегчить нам нашу скорбь». По отношению же к самому почившему историку интересно отметить, что он был у нас самым выдающимся пасхалистом и в своих исследованиях и лекциях по церковной истории он всегда тщательно отмечал те великие и пречестные дни, когда весь христианский мир готовился праздновать свою «спасительную пасху». И вот день кончины В. В., его dies natalis, этот «самый важный», как выразился в своей последней предсмертной статье («Из эпохи споров о пасхе в конце II в.» – Хр. Чт. 1900, I, 444) сам же В. В., «день в жизни христианина», пришелся как раз на указанные дни. И относительно года кончины В. В. можно отметить, что, хотя В. В. скончался всего 46 лет с небольшим (родился 31 декабря 1863 г.), но он почему-то был убежден, что так должно случиться, что он «останется верным сыном XIX столетия». К великому горю русской церковно-исторической науки, так и случилось: она лишилась такого выдающегося своего представителя на самом пороге XX века, собираясь вступить всего лишь во второе столетие своего существования (и то по очень условному счету). Но за то будущий историк этой науки у нас в России, не обинуясь, должен будет отметить тот факт, что за весь XIX в., т. е. за первое столетие ее развития в нашем отечестве, мало было равных В. В. деятелей на ее поприще и что в области общей, точнее, древней церковной истории имя В. В. Болотова едва ли не самое славное за указанный период, ибо деятельность других его ученых коллег принадлежит в известной доле следующему XX веку (напр., известный проф. Ал. П. Лебедев, которого сам же В. В. называл secundns comes, увы, теперь также покойный, хотя начал свою научную церковно-историческую деятельность на 10 лет раньше В. В. [с 1869 г.], но пережил его на 8 лет: он скончался 14 июля 1908 г).

И вот прошло уже десять лет, как не стало этого выдающегося церковного историка. Еще многие товарищи В. В., слава Богу, здравствуют; по-видимому, мало потерь понесла за это время и та семья западно-европейских ориенталистов, равноправным членом которой В. В. хотел быть и, действительно, был. А В. В. уже десять лет почивает непробудным сном на кладбище Александро- Невской лавры, вблизи столь любимой им С.-Петербургской духовной Академии, рядом со своим учителем и коллегою, также известным церковным историком, профессором Η. Е. Троицким. За этот период времени много событий совершилось в жизни русской церкви и и не мало может быть указано выдающихся явлений в области столь близкой покойному профессору церковно- исторической науки. Часто при этом приходилось вспоминать В. В. и живо чувствовать всю тяжесть утраты, понесенной наукой с его смертью. Стоя на точке зрения самого В. В., питавшего особенную склонность к занятию историей христианского Востока, едва ли не самым важным явлением в области церковно-исторической науки за первое десятилетие XX в. следует признать появление (с 1963 г.) нескольких выпусков двух капитальных изданий не-греческих восточных христианских писателей и церковно-исторических памятников: Patrologia orientalis и Corpus scriptorum christianorum orientaliura. При виде их невольно вспоминаешь В. В.: вот кто бы непременно сказал свое авторитетное слово по поводу новоиздаваемых текстов и предложил бы свою обработку их. Ощутительно почувствовалось отсутствие В. В. и в 1906 году, в период Предсоборного Присутствия, затронувшего много всякого рода церковно-исторических вопросов. Редакция «Церковных Ведомостей», поместивши в начале этого года на страницах своего официального издания одну из посмертных статей В. В. («Епархии в древней Церкви»), снабдила ее своим предисловием, в котором, между прочим, говорилось следующее о В. В.: «вот человек, голос которого раздавался бы теперь от края и до края Церкви» (No 3, стр. 98). Действительно, члены Предсоборного Присутствия неоднократно ссылались на те или другие мнения В. В., а иногда приводили целиком его трактаты по важным вопросам церковной истории (напр., по вопросу о первоначальной истории христианства в Грузии, – «Журналы и протоколы Предсоборного Присутствия», т. III, стр. 214–221). Точно также не замолкавшие за это время и теперь снова возбуждаемые, по слухам даже самими законодательными учреждениями, толки о реформе календаря невольно обращают мысль к личности покойного В. В., к его удивительным познаниям в области хронологии и астрономии. Словом, незаменимая утрата русской церковно-исторической науки, понесенная ею со смертью В. В. Болотова, живо чувствовалась и до сих пор и будет еще долго чувствоваться, ибо для того, чтобы приобресть такую огромную эрудицию, какой обладал покойный профессор, нужны· целые годы и стечение целого ряда исключительных условий. Но тем ценнее то, что осталось от двадцатилетней научной деятельности В. В, т. е. совокупность его исследований и лекций по церковной истории. К великому сожалению, за протекшее от смерти В. В. десятилетие не осуществилась мысль, высказанная еще в год этой печальной для русской науки смерти, о переиздании всех произведений покойного профессора, напечатанных им самим, со включением и всех посмертных бумаг его, и притом с применением впервые всех потребных шрифтов (дело в том, что сам В. В. печатал свои libelli почти исключительно в «Христианском Чтении» и потому должен был прибегать к искусственной транскрипции текстов коптских, эфиопских, армянских и др.). Чего-нибудь подобного «Kleine Schriften» столь уважаемого В. В-чем Альфреда фон-Гутшмида (В. I–II. Lpzg. 1889–1890) мы еще не имеем в отношении нашего первоклассного церковного историка. Впрочем, для такого издания пока не собраны еще и все желательные материалы. Разумеем, главным образом, ученые письма В. В. О существовании таких писем, намного превосходящих своими размерами обыкновенные почтовые письма, печатно засвидетельствовал по отношению к себе покойный Ал. П. Лебедев и предлагал их издать. Коллекция таких же писем находится, как мы знаем, у профессора Киевской духовной Академии Вл. З. Завитневича (товарища по Академии В. В., ХХХVI курса 1875–79 г.г.), но он затрудняется пока их издавать в виду наличности в них таких вещей, для которых еще не наступила история. Без сомнения, и у других многочисленных корреспондентов В. В. находятся подобные же его письма. Несколько таких писем, относящихся к переводу богослужебных книг на финский язык, попали на страницы «Христианского Чтения» (1906, март, май) благодаря заботливости преемника В. В. по кафедре, проф. Ал. Ив. Бриллиантова. Возможны находки и бумаг В. В., не имеющих характера писем, как показывают напечатанные недавно в «Византийском Временнике» вещи В. В. Но если до полного собрания произведений В. В. еще далеко, то за то в истекшее десятилетие стали издаваться (с 1907 г.) лекции В. В. по истории древней церкви, под редакцией проф. Ал. Ив. Бриллиантова, и таким образом не осуществились к счастью опасения, высказывавшиеся заинтересованными специалистами, что едва ли эти лекции увидят свет. Приветствуя это предприятие, мы однако можем только повторить, что отдельное издание ученых исследований В. В. по его предмету весьма желательно. Оттисков некоторых статей В. В. уже нет, да и самая магистерская диссертация покойного профессора «Учение Оригена о Св. Троице» стала библиографическою редкостью и расценивается, напр., в книжном магазине И. Л. Тузова в 15 р. Будем надеяться, что С.-Петербургская духовная Академия, лучшим украшением которой был в свое время В. В. и которая глубоко чтит его память, найдет со временем и средства, и возможность сделать и указанное издание.

Все труды В. В. при его жизни вызывали лестные отзывы специалистов, тех «немногих», для которых он и писал. На основании этих отзывов он был удостоен звания члена-корреспондента Императорской Академии наук (1894) и степени доктора церковной истории (1896). Точно также, когда последовала неожиданная смерть В. В. и когда пришлось подводить итог его прервавшейся на половине ученой деятельности, в различных некрологах и статьях, посвященных тогда ему, опять указывалось более или менее подробно все высокое достоинство ученых произведений В. В.¹. Будучи чрезвычайно многим обязаны трудам В. В., мы в настоящей статье, посвящаемой его памяти по поводу исполняющегося десятилетия со дня его смерти, хотели бы, во-первых, коснуться трудов, напечатанных самим В. В., с той их стороны, с которой они соприкасаются с новейшими трудами западной (и отчасти русской) церковно-исторической науки, т. е. посмотреть, как выдерживают испытание времени эти труды, вышедшие из под пера В. В. 25–10 лет лет тому назад. Не произвело ли могущественное время каких-нибудь царапин на том памятнике «прочнее меди», который вылил себе в этих трудах В. В.? Эта задача приобретает интерес не потому, что западная наука подвергала нарочитой критике произведения В. В. На. этом пункте на самом деле наблюдается своего рода трагическое явление. Дело в том, что В. В. Сознательно работал для европейской науки, выбирая темы, или никем не разрабатывавшиеся, или разрабатывавшиеся совершенно не так, как, по его мнению, следовало. Но сам он по своей скромности не заботился об известности своей западно-европейскому ученому миру. Ни один из его ориенталистических этюдов (за исключением двух по церковной истории Абиссинии) не был переведен на какой-нибудь европейский язык. Вот почему с грустью приходится убеждаться, что на западе иной раз только недавно стали исследовать то, что давно уже исследовано было В. В-чем. Но тем приятнее с точки зрения национальной усматривать не только приоритет нашего русского ученого, но порой и прямое превосходство его разрешения различных трудных проблем церковной истории. Во-вторых, мы предполагаем сделать обзор посмертных трудов покойного историка Церкви, к числу которых кроме нескольких статей, напечатанных в «Христ. Чт.», «Ц.Вед.» и «Виз. Врем.», следует отнести и два выпуска лекций В. В., одного, вышедшего в 1907 г. и содержащего введение в церковную историю, и другого, пока еще не законченного, обнимающего историю Церкви до Константина Великого. Это труды, большею частью, так сказать, не авторизованные или вообще не предназначавшиеся покойным профессором к печати. В некоторых из них отсутствуют цитаты. Но тем не менее и эти труды (среди которых есть одна важная официальная рецензия) весьма интересны и сами по себе, и для характеристики В. В., как ученого. При этом его лекции, помимо важного их значения в научном и учебном обиходе, являются весьма характерными еще потому, что они представляют нам В. В. совершенно с другой стороны, чем с какой он выступает в своих специальных исследованиях. В то время, как в этих последних перед нами – искусный, прямо, молено сказать, удивительный аналитик, в лекциях В. В. по необходимости должен был быть синтетиком и таким он, действительно, выступает в них, обнаруживая свой многогранный и цельный исторический талант. Но прежде чем перейти к выполнению намеченных задач, мы считаем нужным сказать несколько слов о личности В. В., как она отражается в рассказах о нем его товарищей и учеников и в его собственных сообщениях о себе и научных произведениях. Дело в том, что В. В. представлял собою такую целостную и благородную личность, такое удивительное сочетание могучего ума с непрестанным трудолюбием, нравственной чистоты с силою воли, что его светлый духовный образ производит даже на лиц, не имевших возможности быть с ним в личном общении, неотразимое одухотворяющее и возвышающее впечатление².

I.

В. В., как сказано, родился 31 дек. 1853 г., но записан родившимся 1 января 1854 г., когда в действительности был крещен и наречен Василием в честь св. Василия Великого. Отмечаем это последнее обстоятельство потому, между прочим, что в честь своего небесного покровителя мальчик Болотов составил обширный канон, для чего внимательно изучил подробное житие его. Родился В. В. в семье бедного дьячка при Осташковском соборе (Тверск. губ.), но его отца тогда уже не было в живых: он утонул осенью в озере. Горькая нужда встретила будущего историка при его рождении и долго сопровождала его на жизненном пути. Всем, чем он стал впоследствии, он обязан исключительно себе. Первоначальное воспитание и обучение он получил от своей матушки, которую горячо любил и о которой заботился до самой ее смерти, последовавшей незадолго до его собственной (не смотря на всю разницу в летах), а затем поступил в Осташковское духовное училище, где вскоре был принят по сиротству на казенное содержание, словом, вступил на обычную в духовном сословии дорогу школьного образования со всеми его особенностями. Проф. Ал. Ив. Бриллиантов в названном очерке ученой деятельности В. В. Болотова находит возможным сравнивать его, как ученого, с его знаменитым сверстником, известным русским философом Вл. С. Соловьевым и проводит между этими двумя замечательными представителями русской науки конца XIX в. параллели в разных отношениях. Но уж никоим образом нельзя сопоставлять этих двух ученых в отношении к условиям их отрочества и юности. В л. С. Соловьев, – сын знаменитого русского историка, с детства был окружен боннами и гувернантками, почти шутя изучая иностранные языки и, конечно, в изобилии обладая всякими книгами и пособиями. В юности он имел возможность вращаться в кругу профессоров и передовых мыслителей тогдашней Москвы. А наш В. В. учился буквально «на медные гроши», терпя недостаток в самых нужных книгах. Казалось бы, какая роскошь – греческий лексикон, а однако о такой книге Болотову–ученику духовного училища – и мечтать нельзя было и он свой канон св. Василию В., на греческом языке должен был составить, пользуясь единственно грамматикой и ее лексическим материалом, да полагаясь на свою изумительную память и хранившийся в ней большой запас греческих слов. Удивительная память – вот тот дар, который В. В. унаследовал от своей матушки и который развивая непрестанными упражнениями он сохранил до самой смерти. Местность, в которой прошло детство и отрочество В. В., в религиозном отношении тянула к Ниловой пустыни и другим чтимым монастырям. Многочисленные религиозные предания, сохраняющиеся в таких округах, были известны В. В. с детства и он уже тогда пытался разбираться в них, т. е. делать то, что пришлось ему так часто делать впоследствии по отношению к отдаленным местностям и к разнообразным легендам, связанным с их подлинною церковною историею. Мальчик Болотов кроме учебников, как и все любознательные дети в этом возрасте, прочитывал массу других книг, но какие это были книги? В то время как многие в этом возрасте зачитываются романами Жюля-Верна, Майн-Рида и т. под. авторов, В. В., оказывается, в эту уже пору внимательно изучал жития святых и читал такие произведения древнехристианской письменности, как, например, Иустина Мученика разговор с Трифоном иудеем³. Таким образом, еще на ученической скамье в духовном училище В. В. входил постепенно в круг тех источников, среди которых он потом в пору своего профессорства чувствовал себя полным хозяином. Также еще в духовном училище В. В. положил прочное начало тому основательному знанию классических языков, которое так помогало ему впоследствии в его трудной научной специальности, безусловно требующей такого знания. От одного школьного товарища В. В. мы слышали, что уже при переходе в семинарию В. В. мог свободно читать латинские книги. В Тверской семинарии, в которую поступил В. В. в 1869 г., он продолжал умножать и усовершать свои познания в языках и, помимо новых, он основательно изучил здесь язык еврейский и по какой-то старинной (до-дилльмановской) грамматике эфиопского языка, случайно попавшей в его руки, познакомился и с этим последним. Будущий ориенталист подготовлялся т. обр. еще в семинарии. О том, что представлял В. В. при выходе из Тверской Семинарии, которую он блестяще окончил в 1875 г., можно судить по сочинению В. В. в VI классе семинарии на тему: «Аналогия истории распространения христианства в России с историею распространения христианства в Римской империи». Это сочинение, напечатанное в качестве приложения к книге М. В. Рубцова (стрр. 106–129), обличает в В. В., двадцатилетнем юноше, не только большие уже в ту пору познания из области его будущей специальности – церковной истории, но и наличность в нем прямого таланта – исторического и писательского. По окончании Семинарии к счастью для богословской и церковно-исторической науки В. В., в натуре которого, как он сам выражался, было заложено стремление «плыть по течению», он, вопреки советам некоторых лиц идти в университет, направился для продолжения образования в С.-Петербургскую духовную Академию. Мы сказали: к счастью для богословской и ц.-исторической науки, ибо, как справедливо выразился в надгробной речи епископ Борис, профессура В. В. была бы истинным украшением для каждого университета и во всякой ученой корпорации он с честью занимал бы одно из первых мест. Блестяще сдав вступительные экзамены в Академию, В. В. записался на церковно-историческое отделение, существовавшее в ней по уставу 1869 г. Поступив в Академию, В. В. обрел в ней свое истинное отечество. Он стал студентом в полном и идеальном значении этого слова, погрузившись всецело в книги и беспрерывные научные занятия. Вечно его можно было видеть с книгами. Газетами он не интересовался, да и вообще всем, что не соприкасается с наукой, которой он отдался всей душей. Он даже, кажется, не выходил (а только выезжал на родину) за академическую ограду. «Ваш покорнейший слуга, писал он, будучи студентом, одному своему приятелю, выходит из Академии чуть ли не так же часто, как медведь из берлоги в зимнее время». И по поводу своей темы, взятой им на третьем курсе для кандидатского сочинения у проф. И. Е. Троицкого, «Учение Оригена о Св. Троице» он пишет, между прочим, что «удобство этой темы (если скинуть со счетов ее внутренний интерес) уже и то, что, собрав около себя все источники и пособия, я могу сидеть дома и не мыкаться чуть не каждый вечер за 3 версты в библиотеку» (Публичную). Но все-таки в этой последней он побывал, и это был его едва ли не первый выход в город. В марте 1878 г скончался бывший долгое время в С.-Петербургской Академии профессором древней церковной истории И. В. Чельцов и вот В. В. Болотов, у которого к данному времени не была подана еще и кандидатская диссертация, был преднамечен в преемники покойному И. В. Чельцову: решено было ждать окончания им академического курса. Дело в том, что блестящие успехи В. В., в особенности его замечательные семестровые сочинения еще с 1-го курса обратили на него внимание церковно-исторического отделения, которое и стало с той поры особым образом следить за научным развитием В. В. Сам В. В. по своей большой скромности не ожидал такого своего избрания. «Ни в одном застеночке моей души, – писал он впоследствии, касаясь этого момента своей биографии, – не шевельнулось ни предположения (ни даже пожелания: «ах если бы»...), что это и есть моя линия». Решение отделения было вполне оправдано дальнейшею ученою деятельностью В. В. Он как нельзя более подходил к выпавшей на его долю специальности. Особенности его дарований и личности: удивительная память, сильные наклонности филолога и лингвиста, математический ум, чрезвычайный критический талант, выработанный и точный метод, художественное изложение и – при всем том – воспитанное с детства и укрепленное сознательным убеждением в зрелые годы благоговейное преклонение пред Христовою Церковью – все это делало В. В. почти без ограничения идеальным представителем отведенной ему в удел науки церковной истории (древней). Кандидатское сочинение В. В. в свое время было подано и рецензировавший его проф. И. Е. Троицкий дал о нем отзыв, как об «исследовании прекрасном, совершенно научно разрешившем свою задачу, делающем честь своему автору и не только вполне заслуживающем кандидатской степени, но и особенного внимания Совета Академии» (см. журналы общего собрания Совета С.-Петербургской Академии за 1878 г., стрр. 281–282). На последнем курсе Академии В. В. занимался обработкою своей диссертации на степень магистра и изучением первоисточников древней церковной истории. До какой степени внимательно были изучаемы им тогда эти первоисточники, показывает тот факт, что результатом изучения им истории несторианства в ее источниках явились сделанные им важные наблюдения, приведшие его вскоре к целому «открытию»: разумеем его тезис о Рустике, как составителе Synodicon Lupi, этого главного источника для истории несторианства в период 430–435 г.г. 23 октября 1879 г., следовательно, спустя всего несколько месяцев после окончания курса, В. В. уже защищал на диспуте напечатанную свою диссертацию «Учение Оригена о Святой Троице». СПБ. 1879, V†452. Просто не верится, что эта книга принадлежит человеку, только что оставившему студенческую скамью. А между тем впоследствии И. Е. Троицкий в официальном представлении назвал ее докторской.

Самый диспут В. В., привлекший много ученой публики, среди которой был тогдашний министр народного просвещения, вышел, по выражению проф. Ил. Н. Жуковича, «истинным праздником избранника науки, не имевшим уже себе подобных в последующей академической жизни» («Венок на могилу В. В. Болотова»), 12 декабря 1879 г.. В. В. приступил к чтению лекций по древней церковной истории, которое продолжал до самой своей предсмертной болезни в конце марта 1900 г. Устав духовных Академий 1884 г., соединивший две прежних кафедры по церковной истории в одну (с отнесением, впрочем, западной церковной истории с IX или XI века к особой кафедре истории и разбора западных исповеданий) грозил В. В., по его же собственным словам, служебною неприятностью, но дело окончилось благополучно. Впрочем, превратившись из профессора древней церковной истории в профессора общей церковной истории, В. В. остался верен своему прежнему предмету. Кажется, что по византийской церковной истории В. В. лекций никогда не читал, хотя у него есть одна напечатанная в «Хр. Чт.» за 1882 г. статья по этой истории: «К истории внешнего состояния константинопольской церкви под игом турецким». Наряду с лекциями, т. е. чисто-профессорскою деятельностью в аудитории, началась и ученая свободная работа В. В. у себя дома, результатом которой, далеко не исчерпывающим ее во всем ее объеме, явились его статьи. Если к этому присоединить выполнение ученых поручений В. В. высшего начальства и Совета Академии, на которые они, пользуясь исключительною эрудицией покойного профессора, были щедры и которые В. В. исполнял со всею ревностью и добросовестностью, то вот те слагаемые, на какие без остатка может быть разложена жизнь В. В. в период его профессорства. Как ни обширны были познания В. В. в самом начале его академического преподавания, но, естественно, что они у него с течением времени расширялись и увеличивались, как об этом он сам свидетельствует, говоря иногда: «теперь я знаю, конечно, больше, чем в 1881 г.», или: «мне остается извиниться за строки в «Христианском Чтении» в 1884 г.» и т. п. Это понятно и само по себе, и объясняется идеальными требованиями, какие ставил себе В. В. в своей профессорской и ученой деятельности. Он ставил своею целью не cognitio cogniti (познание познанного), – это он предполагал само собою и менее всего хотел открывать Америки, с глубоким уважением относясь к серьезным трудам предшествующих церковных историков, особенно знаменитого Тильмона († 1698), – но преимущественно cognitio incogniti (познание непознанного), область которого, конечно, безгранична. Завоевывать эту область, наносить на карту исторического исследования все новые и новые данные в тех ее местах, где до сих пор были белые пятна, – вот что было движущим мотивом деятельности В. В., как ученого, и что способствовало расширению его исторических знаний. Но и в области познанного уже В. В. предпочитал быть самостоятельным. Ему вообще противна была «вольтижировка на плечах других». Вот почему он проверял и выводы авторитетов в науке. Но этого мало. В. В., как известно всем, сколько-нибудь читавшим его, занимался по преимуществу деталями. Он был «страстным любителем и вдохновенным мастером микроскопической историографии» (Б. М. Мелиоранский) и вообще «неподражаемым в обследовании исторических деталей» (Ал. П. Лебедев). Что за удивительная склонность мужа науки, который считается ее колоссом? Ответ на этот вопрос мы находим у него в начале его статьи «Либерий, епископ римский, и сирмийские соборы». «В исторических деталях, – начинает эту статью В. В., – быть может, наименьшего доверия заслуживают те, которые считаются общепризнанными. Нередко это последнее, почетное их отличие описывает точно только тот факт, что уже очень давно никто не поверял тех основ, на которых эти бесспорные положения держатся, и не пытался их оспаривать. Это впрочем, и понятно. Установить мелочи иногда бывает труднее, чем верно нанести основные, определяющие линии факта; требуется сличить и взвесить много показаний для того, чтобы утвердительно высказаться о какой-нибудь сухой детали. И нередко затраченный труд не вознаграждается ничем, кроме неустранимого Non liquet. Даже и в тех счастливых случаях, когда исследование завершается убеждением, что подробности нужно представлять именно так, а не иначе, эта новая или, по крайней мере, твердая постановка их не расширяет и не изменяет исторической перспективы, не вносит нового света в смысл фактов. Поэтому в мелочах очень часто полагаются на авторитет предшествующих ученых, с безмолвным согласием переписывают снова и снова их положения. Но если точкою отправления всяких исторических изысканий должно быть то убеждение, что все существовавшее имеет право на то, чтобы его знали наилучшим образом; то и труд над мелочами принимает характер нравственно долженствующего – в особенности тогда, когда находятся некоторые основания подозревать, что существующее мнение по меньшей мере не бесспорно»⁴. Так вот какое убеждение руководило В В. в исследовании исторических деталей. Это высокоразвитое чувство долга историка древней церковной истории побудило В. В. изучить целый ряд древних восточных (и отчасти европейских) языков, сделаться специалистом в вопросах хронологии, географии, метрологии и др. вспомогательных наук, равно как познакомиться и с некоторыми новыми языками, помимо трах главных, так как и на них встречаются исследования из области его предмета. Но не одно сухое чувство долга, а именно одушевленное ревностное искание «истины святой», той истины, которая превыше всего, – вот что в конце концов было глубочайшим мотивом самоотверженной научной деятельности В. В. и постижение этой истины было для него источником глубокого удовлетворения и высокой духовной радости. «Такова истина, говорит В. В., разобравши новооткрытые коптские акты III вселенского собора и пришедши к отрицательному мнению об их исторической достоверности, и продолжает: «καὶ ἡ ἀλήθεια μεγάλη και ἰσχυροτέρα παρὰ πάντα»⁵. В этих неожиданных словах, вылившихся непосредственно из глубины души исследователя, выражена конечная цель всей жизни В. В. Болотова. Истина, какова бы она ни была, – вот тот драгоценный бисер, ради приобретения которого он продал все, что имел, сделавшись аскетом по жизни и мучеником своего пытливого ума. В процессе научного творчества он видел для себя все. Отсюда становится понятным его отношение и к Академии. Как орган научной мысли и как храм богословской науки, она была для него священной. О ней он неизменно пишет во всех своих письмах, описывая диспуты, обстоятельства замещения той или другой кафедры и присуждения ученых степеней, перемены начальствующих лиц; в видах успешного достижения ею своих ученых и учебных целей он предлагает ряд различных практических мер и соображений⁶. Он не только не отказывается от каких бы то ни было ученых поручений ее Совета или других учреждений, обращавшихся к нему, как к профессору Академии, но выполняет их самым добросовестным образом. Известны огромные отзывы В. В. о тех сочинениях, какие поручались его рассмотрению. Здесь сказывалось кроме высоко развитого чувства долга еще то убеждение В. В., что критика чужого легка, а что нужно неправильному построению другого противопоставить свое решение вопроса, или, по крайней мере, контур его. Рецензент, по словам В. В., «может и должен давать столько же поправок, сколько в его экземпляре рецензируемого труда отрицательных ΝΒ. ΝΒ. Нельзя браковать чужое и на сравнение не предлагать своего, в котором, быть может, сидят vitia alia, haud fortasse minora». Нельзя не согласиться, что это отношение к чужим трудам – единственно правильное, но, с другой стороны, понятно, что оно требует от рецензента труда не меньшего, если не большего даже, чем положенный автором на создание его книги. Для В. В. его огромные отзывы, научная ценность которых была признана тем, что по поводу одного из них (именно отзыва его о сочинении проф. Ал. Ив. Садова «Древнехристианский церковный писатель Лактанций», занимающего в «Протоколах С.-Петербургской дух. Академии» за 1896 г. восемь печатных листов) ему за совокупность его ученых трудов была присуждена Советом Академии степень доктора церковной истории, характерны еще в другом отношении. Обладая огромными, прямо колоссальными познаниями в области своего обширного предмета, В. В. был скромен в отношении их проявления и только официальные поручения ученого свойства со стороны Совета и высшего начальства (церковного и светского) вызывали его на обнаружение его удивительных познаний. Он был чужд самочинного гордого знания, а потому и затем вследствие своей простой религиозной веры и нравственной чистоты своего характера, его никогда не касались, по выражению статьи в «Ц. Вед.», «черные тени тоски по утраченной нравственной цельности». Об отношении В. В. к Церкви, на изучение исторической жизни которой в ее древний, период он посвятил всю свою жизнь, хорошо говорят его сочинения, проникнутые глубочайшим уважением к этому Божественному учреждению на земле, его письма к матери, наконец, сообщения о нем его товарищей и знавших его. В этой преданности В. В. вселенской Христовой Церкви в значительной степени обнаруживалось его глубокое изучение прошедших судеб ее. Хорошо выразился об этом один светский почитатель и коллега В. В. (проф. Б. А. Тураев): «он (т. е. В. В.) был ревностным и верным сыном православной Церкви, но вместе с тем и убежденным сыном; я сказал бы даже: был верным потому, что был убежденным».

Человека–христианина в значительной степени характеризует не только его жизнь, но и его смерть. Кончина В. В. была истинно-христианская. Заболевши во второй половине марта 1900 г. от сильного приступа давно подтачивавшей его организм болезни почек (нефрит), В. В. однако не хотел расставаться со своими любимыми книгами. По совету друзей и высоких покровителей он 23 марта переехал в больницу, в которой и умер 5 апреля. В течение предсмертной болезни и в самый день смерти он был напутствован приобщением Св. Таин и еще за три часа до смерти он произнес следующие знаменательные слова: «как прекрасны предсмертные минуты». Это мог сказать только человек, проживший чистую и идеальную жизнь.