Антоний (Смирницкий)
Слово в день памяти святителя Воронежского Митрофана
В Бозе почивший пастырь сей богохранимой паствы, святитель Митрофан, уготовал нам и днесь предлагает духовный пир. Аз, недостойный его преемник, именем его созываю вас, благословенная паства, на сие святое угощение. В сем граде, на сем святом месте, он с паствою своею приносил Бескровную Жертву, совершал праздники, питал словесное стадо пищею слова Божия и совершением Святых Пребожественных Тайн, утверждал в благочестии своим святым примером; и вкупе пастырь и стадо Христово в простоте сердца веселились духовно.
Честны и добронравны были предки наши, возлюбленная паства! Откройте слух ваш и примите наше напоминовение к назиданию и душевному спасению. Кратко объясним похвальные свойства предков наших, дабы показать, с какими благими чадами святитель Митрофан проходил подвиг своего служения; и мы да ревностно последуем примеру их.
Предки наши не были учены, не были просвещенны, многого не знали они, что, может быть, знают многие из нас; но знали они, в чем состоит благочестие, какая есть жизнь богоугодная, что есть добродетель и честность и что есть порок и постыдность. Да и знали-то не столько мысленно и умствованием, сколько самою вещию; ибо исполняли то самым делом. Бога любили, ибо хранили Его заповеди. Бога боялись, ибо страшились творить Ему противное. Не было не только дела, но ни беседы, ни вхождения или исхождения, которое начинали бы они не с молитвою, не с изображением Креста Господня. Наилучшие и любезнейшие их собрания были в храмах Господних. От многих домашних и общественных трудов в сих святых местах искали и находили себе покой и отдохновение. Вечерними молитвами подкрепляли свои, днем истощенные, силы; утренними пениями прогоняли сон и ободряли дух. Слушанием Божественной литургии освящали день и тем, как бы некоторым оружием, укрепляли себя против могущих быть дневных соблазнов. Даже и на самых мирских пированиях не срамными и соблазнительными, но священными и духовными пениями растворяли свои веселости; а чрез то или пресекали случаи к искушениям, или, яко человеки в чем-либо согрешив, скоро умилялись и сокрушались сердцем, каясь пред Богом. В сем состояло предков наших просвещение!
Да и есть сие просвещение истинное! Ибо они, по Апостолу, хотя «в научения странна и различна не прилагалися», но, вместо того, «благодатию утверждали сердца» (Евр. 13, 9). Учение без добродетели не токмо есть не полезно, но и вредно, а добродетель и без наук всегда есть полезна. «Телесное обучение, – говорит Апостол, – вмале есть полезно, а благочестие на все есть полезно» (1Тим. 4, 8).
Блаженный Августин, быв в свое время человеком неученым, но в жизни еще не управленным на путь спасения, – когда прослышал о святом Антонии Великом, что сей, будучи неучен, но житием святым прославился повсюду, даже и дара чудотворения от Бога сподобился, то возопил: «Восстают неученые и небо восхищают, а мы со своими учениями до ада нисходим». Сие признание ученого мужа достойно внимания и подражания для всех, кои мудрости ищут, а о спасении не пекутся. Истинное просвещение необходимо требует того честного жития, коим наши предки любили украшаться.
Конечно, всякое правое учение должно к тому приводить, но, по слабости человеческой, нечувствительно к нему пристает высокоумие и мудрование. А сие нередко заставляет человека свои умствования почитать себе законом и думать, как будто и не почтут его за ученого, ежели он принятому правилу и закону благочестных предков последовать будет. Но предки наши держались истинного просвещения, твердо хранили то, что приняли от отцов своих, что общим согласием утверждено и что освящено верою.
Самое обхождение предков наших имело много достопочтенного. Не было в нем блистательности и лестных для взора видов, но была простота с твердостью и постоянством. В разговорах и рассуждениях не было витийности и сладкоречия, но не было и суетности и суесловия. Беседы были простые, но полезные, твердые и основательные. И в сих-то обхождениях состояли тогда училища, в коих наставлялось и преуспевало юношество.
Послушные и внимательные чада почерпали наставления из уст дражайших своих родителей или любезных сродников. Вопросите старцев и услышите, с коликою любовию отцы их беседовали о добродетелях людей благочестивых и о подвигах святых Божиих, и с коликою ревностию родители поучительные сказания свои внушали чадам их. Много бе потребно было времени, ежели б исчислять похвальные свойства предков наших. Но и сего для настоящего времени довольно. Ибо мое намерение только к тому клонится, дабы показать, в какие счастливые времена жил блаженный Митрофан. Радовался он, взирая на благоденствие паствы своей, и паства веселилась зрением святого лица его. Входил он во святая святых; не отлучалось от него и стадо Христово, и стоящие в храме «мнили стояти на небеси». Простым, но от доброго сердца исходящим словом толковал он им тайны Божия закона. Добрые христиане, яко нелестные израильтяне, текли на слышание, яко елени на источники водные.
Когда пастырь обличал слабых, они стыдились; когда порицал развратных, они исправлялись; когда сокращал высокоумных, они смирялись. Был в церкви рай, в домах мир, в обществе покой. Блажен был пастырь таковою паствою! Блаженна была паства таковым пастырем!
Блаженные времена, возвратитеся к нам! Но мы, конечно, при сем случае должны сделать в сердцах наших такое сравнение: таковы ли ныне мы – пастыри? Такова ли паства? О, как далеко отстоим мы, пастыри, от достоинства и святости прославляемого нами пастыря! Надобно желать и молить Пастыреначальника Христа, да даст нам пастырей, которые бы, хотя несколько, ревновали ходить по стопам Его. Сия вера, сия бодрость, сия ревность, сия святость, кои прославили такового Святителя, должны быть неотрицаемым долгом всех пастырей.
Но и паства не меньше обязана шествовать по стопам благочестивых предков своих. Ежели Христово слово для пастырей страшно, что «жатва многа, а делателей мало» (Мф. 9, 37), то не меньше и паства должна страшиться, дабы не было сказано, что делателей немало, но жатва мала. Останется серп без действия и изоржавеет.
Что, когда предстоит пастырь Господню жертвеннику, а христиане, оставив храм, потекут на зрелища и больше там, нежели здесь, мнят найти удовольствие? Что, ежели духовный учитель проповедует здесь слово истины, а слушатели или не приходят, или и приходят, но по одному любопытству и ищут более красоты в слове проповедующего, нежели твердости в своей добродетели? Что, ежели пастырь будет стараться, по долгу своему, исправлять нравы, но они так уже странными и нам не сродными обычаями испорчены, что нимало не походят на нравы благочестивых предков наших?
При таковом положении не позавидуем ли мы, пастыри, счастию святителя Митрофана, а вы – блаженным временам предков наших? И не пожелаем ли, чтобы они к нам возвратились? Желать и молить о том необходимо должно. Но и что они могут удобно возвратиться, есть благая надежда. Ибо вы – потомки ваших благочестивых предков, вы наследовали от них православную веру. Вы носите в сердцах ваших тот же дух благочестия, каковым они одушевлялись и преуспевали в христианских добродетелях. На сем святом основании веры да устрояем мы все дела свои, и будет все твердо и благопоспешно, когда сей Божественный закон останется ничем ненарушим.
А ты, святителю Божий, воззри на паству свою с горних мест. Да возрадуется душа твоя, видя, что она почитает память твою и тем изъявляет, яко любит веру, тобою проповедуемую. Воззри и на недостойного пастыря и недостатки его прикрой честною ризою твоих молитв и заступлений. Обще же всем нам испроси у Всевышнего Владыки, да и недостойный преемник твой и паства сия удостоимся в свое время хотя некоего участия в блаженном жребии твоем, и да прославим пресвятое и превеликое Имя Его, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.