Полное собрание творений Святителя Игнатия Брянчанинова
Письмо к монаху Ювеналию (Половцеву)
Письмо No 108**
Возлюбленнейший о Господе Брат, Отец Иувеналий!
Видывал я Вашу руку на некоторых кувертах, которые получал из Оптиной, а ныне увидел ее и в милейшем письме Вашем ко мне; я был тронут до глубины сердца и сказал сам себе: «есть же и в наше время люди, которые полагают за ближнего душу свою». Это сделали Вы Вашим искренним и добрейшим письмом. Благодарю Господа Бога, внушившего Вам поступить так! Благодарю нашего общего Старца, благословившего Вам написать ко мне! Благодарю Вас, сделавшего для меня доброе дело! Вы на деле такой, каким мне описывал Вас Иоанн, который сказывал, что ощутил к Вам особенный залог сердечный, как бы от постоянного и долговременного жительства с Вами. С соответственною письму Вашему откровенностию отвечаю Вам.
Я слышал от некоторых о описываемых Вами обстоятельствах, т. е. о стремлении к уничтожению драгоценного леса, о особой любви к непрестанным постройкам, соединенной с незнанием дела и потому не увенчаваемой должным успехом, несмотря на издержки; но не вполне доверял этим слухам, а полагал, что это должно относить более к монастырю, нежели скиту. Подобные примеры, к сожалению, случалось видеть особенно по обязанности моей – благочинного: многие настоятели объяты ненасытным желанием строиться, имеют возможность доставать деньги, не терпят участия Архитектора, непременно хотят выполнить свои мечты, возводят многоценные здания, лишенные удобств, прочности, красоты, т. е. всех качеств, доставляемых правильностию. Напротив чего правильно построенные здания превосходны во всех отношениях. Таковы выстроенные в недавнее время по проекту профессора Горностаева двухэтажный храм в Валаамском Скиту и Гостиница при Валаамском монастыре. По прочности они как литые из металла; не имеют никаких украшений, но строгий характер и правильность дают им необыкновенную, весьма серьезную красоту. Я полагал, что самое время дало возможность о. Арх<имандрит> вполне сблизиться с о. Макарием и что он предоставил вполне Старцу Скит. Из Вашего письма, которое могу назвать по справедливости благодеянием для меня, вижу иное. Что делать? человечество <...>.
Согласен с мнением о. Макария, Вашим и Скитской братии, что высокий лес служит хранителем тишины в ските, дает ему особенный пустынный характер, исполненный вдохновения, ограждает его от ветров, – словом, драгоценность – драгоценность, которую должно хранить и хранить. Иоанн присутствовал при разговоре о. Макария с о. Моисеем о месте келлии и передал мне, что о. Макарий тогда же предлагал место в пасеке, на каковое предложение о. Моисей отвечал знаменательным молчанием, которое произвело впечатление на Иоанна и которое им особенно замечено. При получении письма о. Макария, в котором Старец отказывается принять участие в построении келлии, Иоанн потом понял, что во взгляде о. Архимандрита и Старца на этот предмет находится большое различие и несогласие; я же и тогда не догадался, что разногласие так усильно, тем более, что я никак не думал о назначении места за оградою скита до получения Вашего письма и до получения от о. Арх<имандрита> Планчика, где место назначено за оградою.– Вижу, что для окончательного решения нужно, по совету Старца, самому мне побывать в Оптиной. Я не упорствую строиться: столько же согласен купить готовое. И лучше уже взять келлию в монастыре, нежели за скитскою оградою. Но надеюсь на милость Божию, что удастся и в ските приютиться.
Очень понимаю, что и в Скиту и в самом монастыре благомыслящие и спасающиеся братия живут ради о. Макария; и я стремлюсь туда с целию иметь его моим духовником: потому что в жизни моей я не нашел делания для меня более душеполезного, как исповедание, по возможности частое, моих поползновений. Если б о. Макарий не жил в Оптиной, мои взоры могли б обратиться куда-либо поюжнее: о. Макарий стяжал опытность и прямоту, привлекающие откровенность ближних, которой не может привлечь, или по крайней мере не может постоянно привлекать, состояние сочиненное. По сей же почте я получил письма от о. Моисея и от о. Антония, из которых видна их любовь или по крайней мере желание, чтоб я поместился в скиту. Конечно, они не видят моей здешней жизни и моего, по болезни, почти неисходного пребывания в келлии, почему принимают свои предосторожности и хотят скрыть внутренность скита от моих взоров. Принимаемые ими меры я извиняю в отношении собственно ко мне: вине такой, что надо быть осторожным; но отнюдь не желаю, чтоб эти меры были вредны для скита и произвели скорбь и смущение в скитской братии. Лучше мне потесниться и занять самый скромный уголок. О сем намереваюсь писать к о. Моисею, поосвободившись от праздников, и представить ему неудобства заоградно-го помещения, истекающие из моих соображений, за коими бы совершенно скрывались те причины, которые вы излагаете в письме Вашем.– О. Моисей пишет о монастырском лесе, что его не имеется, а должно купить со стороны. Благодарю Вас за извещение о отношениях к обители Г<-на> Брюзгина: я не желаю ничем потревожить о. Архимандрита и постараюсь его успокоить.
О. Моисей говорил Иоанну, что он никогда не кушал сигов. Нам очень хотелось послать ему, но не знаем, каким образом. Укажите нам путь. До Москвы по железной дороге. В Москве нельзя ли адресовать на кого, чтоб доставили в Оптину. Также нельзя ли известить, что стоит путь из Москвы в Оптину в дилижансе, откуда и когда этот дилижанс в Калугу из Москвы отправляется? Я просил о сем Ник. Ник. Голохвастова, но он, видно, позабыл.
Начатое Вами благое о Господе дело – довершите: продлите Ваше обязательное ко мне расположение. Если Господь приведет меня приехать в Вашу Святую Обитель, то поступите со мной вполне откровенно и не дайте мне сделать промаха. Прошу об этом и Старца и Вас. – Извините Иоанна, что до сих пор не писал к Вам: на нем лежит множество дела по нашему монастырю, почему все его время поглощается занятиями. И теперь он в городе для славления. Простите меня, что я возмутил Ваше спокойствие моим предложением; но возмущенная вода явила мне Ангела. Призывая на Вас обильное благословение Божие и прося Ваших Святых молитв, с чувством искреннейшего уважения и преданности имею честь быть Вашего Преподобия покорнейшим послушником
Архимандрит Игнатий 1855-го года 26 декабря.
Из Отпиской летописи1:
1857 г. 15 октября. Батюшка о. Макарий, неоднократно помышляя и скорбя о расстройстве нашей обители и говоря несколько раз о сем с о. Игуменом Антонием, вздумал написать свое мнение и подать ему запискою, а он передал о. Архимандриту следующего содержания:
Скорбь души моей и сердца, не могу выразить, как она велика, о достопочтеннейшем нашем о. Архимандрите и о братстве нашей обители и, немало удивляюсь, как при столь благочестивой жизни его и разуме не видит, что уклонился к старости своей в страсть излишних и ненужных построек, чрез что входит в большие долги и тем лишает себя покоя: рубит вековой лес, могущий служить на долгое время украшением обители и быть убежищем желающим спастися; ибо мы видим, как в прежние времена люди удалялись в чащу лесов и там в тиши от мира и сует его, в молитвах и трудах иноческих искали своего спасения. А мы рубим лес без пощады, и куда же он идет? дерево по произволу плотника употребляется без разбору, где бы можно поставить похуже, там идет лучшее, также и доски употребляются лучшие, а в другое место можно бы и старые употребить, и много идет в обрубки и обрезки. О. Архимандрит оскорбляется на меня, когда говорю ему о сбережении леса, и говорит, что дерево создано для человека, а не человек для дерев; потому бы и надобно лес беречь, что он для человека создан и нужен, а по пустому не тратить, а только в нужных случаях употреблять свой лес, и то немного. Человек получает в лесу себе успокоение и душевную пользу, как выше сказано.
Строение простоит 30–40–50 лет, ветшает и идет на дрова к извести, а дерев уже нет, которые могли бы служить не одно столетие украшением и оплотом обители. На постройку нужную, а не излишнего строения можно и покупать; здесь идут плоты с лесом, а свой поберечь бы надобно. <...>