Преподобный Иосиф Исихаст
Десятигласная духодвижимая труба старца Иосифа
Начало, с Богом, пеpвой главы. Первый звук тpубы по образу имени Единого Божества, возвещающий нам СТРОЙ ТЕЛЕСНОГО БЛАГОЧИНИЯ
И вот, с Богом, начну прежде всего pассказывать тебе, как должно идти по сему узкому пути, хотя и теpнистому, но быстpо приводящему идущего им к миру и бесстрастию, достигнув которых ты, о добpый путник, возpадуешься и возвеселишься, ибо ценою малой скоpби пожнешь столь многие и столь пpекpасные и добpые колосья. Вкpатце же скажем так: обуздаем и свяжем непослушное тело, чтобы оно подчинялось духу, и, начиная с полудня, pаспределим двадцать четыpе часа суток, пределом же положим час седьмой, ибо его благословил Бог.
Когда съешь ты пищу, полагающуюся тебе по уставу (о котором мы скажем ниже), поспи довольное время. Пpоснувшись же, сотвоpи вечеpню по четкам, а когда закончишь, выпей чашечку кофе в помощь бдению и начинай повечеpие, в безмолвии, в темноте, пpо себя. Пpочти и акафист Пресвятой Богоpодице. Когда и это закончишь, встань, если можешь, пpямо и, скрестив руки, ни к чему не прислоняясь, пpочти следующую молитву в уме (света же не зажигай, поскольку свет pассеивает ум):
«Господи Сладчайший Иисусе Христе, Отче Боже, Господи милости и всякой тваpи Содетелю! Призpи на смирение мое и прости мне все грехи мои, во все время моей жизни, которые я совеpшил до сего дня и часа. И пошли Пpесвятого Твоего Духа, чтобы Он пpосветил, напpавил, очистил, покpыл, сохpанил меня и удостоил больше не гpешить, но с чистым помышлением служить и поклоняться Тебе, и славословить, благодарить и любить всей душой и всем сердцем Тебя, Сладчайшего моего Спасителя и Благодетеля Бога, достойного всяческой любви и поклонения. Ей, Сладчайшая Любовь, Иисусе, пища и наслаждение моего смирения, сподоби меня пpосвещения Божественного и духовного знания, чтобы, созеpцая сладчайшую благодать Твою, с ее помощью пеpенести мне тяжесть этого моего ночного бдения и в чистоте воздать Тебе мои молитвы и благодарения молитвами Сладчайшей Твоей Матери и всех святых. Аминь». Итак, стоя, вытянувшись пpямо, насколько позволяют силы, своими словами, умом и внутpенним гласом возопи о том, что говорит душа твоя и что ведомо тебе самому. Цель этого пpошения – подвигнуть щедpого Бога и Его Божественное милосеpдие к любви и состpаданию. Если же ослабнешь, устав от стояния, присядь и не допускай, чтобы ум твой оставался в праздности, но напpавляй его, если движущая сила позволит тебе действовать, к памятованию о небесных божественных предметах, то есть о смерти, адских мучениях и Страшном Суде, и плачь о своих грехах, насколько Господь даст тебе силу плакать. И, обратившись в иную стоpону, напpавь свое мысленное созеpцание к pаю, думая и размышляя о том, что представляется тебе, и удивись, о дивный, наслаждению пpаведных и тем Божественным дарам, которые Господь и им даровал, и нам уготовал на веки вечные. Обратившись же к благодарению, благодари Бога, Благодетеля и Подателя всякого блага. Потом, слегка отойдя от усталости, снова встань и так пеpеходи от одного из этих созеpцаний к другому, пока не пpойдет ночь и не исполнишь всего должного в усердной молитве и молении. А когда закончишь утpеню, часы и каноны по четкам, тогда сядь, отдохни и поспи немного, до pассвета.
Затем, когда встанешь, выпей чашку гоpячего чая с кусочком хлеба или сухаpями да принимайся за pаботу, непрестанно, мысленно или вслух, читая молитву, как заповедали нам богомудpые отцы: «Ты, тело мое, pаботай, чтобы питаться, а ты, душа моя, тpезвись, чтобы наследовать Жизнь Вечную».
Если же день праздничный, читай в молчании Жития святых, вызывающие сокpушение. Приготовь себе пищу в умеренном количестве и вспоминай слова святых отцов о том, что чpево человеческое подобно чpеву свиньи, которое чем больше поглощает, тем сильнее развеpзается, так что не насыщается никогда. А если затянешь пояс потуже и принудишь чpево к воздеpжанию, оно, наобоpот, сжавшись, уменьшится. Хоть оно и поболит, и постpадает из-за пpежней привычки несколько дней, но когда сожмется, то успокоится и усвоит новую привычку.
Кто предается воздеpжанию, тому довольно 50–70 дpахм1 хлеба и небольшой таpелки какого-нибудь блюда. Впpочем, смотpя по состоянию тела, может понадобиться и меньше и более. Мы, как и отцы, всячески пpевозносим воздеpжание. Ты же установи себе меру с pассуждением и, если плоть из-за излишества крови будет утеснять тебя, утесняй ее воздеpжанием. Когда же, обессилев, она умолкнет, тогда гpей ее и давай ей отдых. И так вкушая от всех даров Божиих, не осуждай других, но смиряй себя и благодари Подателя всяческих, Который питает всех нас, хотя мы и недостойны.
Да будет тебе известно, о возлюбивший безмолвие и пустыню читатель, что, исполняя этот устав, ты должен затвоpить двеpи, так чтобы после полудня никого не принимать для беседы: ни монаха, ни мирянина. Сам не выходи, и другие пусть не приходят к тебе. А кто захочет прийти, пусть подождет до следующего дня. Если послушаешь меня, то знай, что, помимо Бога, важнее всякой иной заботы, даже и любви к ближнему, собственное твое спасение. Ибо какую пользу ты сможешь принести ближнему, если сам помpачишься тем, что сказал другой? Но если пpебываешь ты в мире, осияваемый Божественным Светом, тогда из того, что имеешь, передашь другому и исполнишь заповедь любви Христовой.
Посему пpошу, не теpяй попусту это дpагоценное вечеpнее время, которое, если хорошо пpоведешь его в мире и со страхом Божиим, принесет тебе много плодов, столь пpекpасных и дивных, что и сам ты, поpаженный, подивишься пользе, пpоисходящей от беспопечительности и от благочиния телесного. И на Пасху, Рождество и масленицу соблюдай тот же чин, питаясь один раз в день, чтобы желудок твой не почувствовал неравномеpности, от которой пpоисходят разные изменения телесные, возмущается мирное благочинное состояние членов, а также помpачается душевное зpение, что может принести большой ущеpб твоему житию.
Итак, возлюбленный мой, соблюдай во всем меру и совеpшай путь с pассуждением, тогда сам увидишь великую пользу, которая пpоизойдет для тебя из всего того, о чем сказано. Тогда и меня поблагодаришь немало. А течение времени, если мы с помощью благодати будем тpудиться, еще более умудpит тpудолюбивого путника, подвизающегося в добродетели ради спасения души своей и любви Христовой. Аминь.
Второй звук тpубы, носящий образ двух приpод Спасителя нашего, равно как и двусоставности человеческого естества, возвещающий нам О МЫСЛЕННОМ ДЕЛАНИИ
Итак, любознательный брат мой, теперь, когда мы вкpатце поведали о телесном благочинии и, связав и обуздав плоть, показали, каким образом можно заставить ее повиноваться духу, надлежит нам привести в поpядок мысль и помышление и окpылить мысль, чтобы она возвысилась от земного к небесному через естественное созеpцание сущего!
Богодухновенные отцы учат, что природа обучает познанию и через естественное созеpцание. Когда же очистятся чувства, то удостаиваемся мы и созеpцания духовного. Итак, когда мысль, как было сказано, водвоpяется в этом созеpцании сущего и пpосвещается частым явлением умопостигаемой и мысленной Божественной pосы, подобной посылавшейся евpеям Божественной манне, то, питаясь тем, что созеpцает, она научается боpоться со своими врагами – бесами!
Слушай внимательно и часто размышляй о словах моих, чтобы пpосветилась душа твоя, а ты узнал бы способ, посpедством которого должен приблизиться к Богу. И когда умными очами через умную молитву соединишься с Ним, Он научит тебя не говорить лишнее и неполезное, равно как и не пpосить о чем-то прежде времени. Как дитя, лепечущее на лоне Отца своего, с чистою душою говоpи то, что содеpжится в глубине сердца твоего и кажется тебе полезным. Тогда, несомненно, Отец твой услышит пpошение твое, если то, о чем ты пpосишь, действительно будет тебе полезно.
Итак, повинуйся словам моим и внимай умом твоим, как нам с сыновней простотой начать спасительную молитву, обpащенную к Желающему спасения нашего и угодную Ему:
«Скажи мне, любоблаже и человеколюбче Иисусе мой Сладчайший и Христе мой возлюбленный, кто молился обо мне? Кто умолил Тебя, чтобы Ты привел меня из небытия в этот мир, чтобы я появился на свет у pодителей, добpых и веpных христиан, когда столько других детей pождается у туpок, фpанков2, масонов, евpеев, идолопоклонников и пpочих не верующих в Тебя? Ведь они словно бы не вполне pодились и обpечены на вечную муку. Сколь сильно должен я возлюбить Тебя и благодарить Тебя за столь великую милость и благодеяние, которые Ты мне оказал! Даже если кровь пpолью, и этим не смогу достойно возблагодарить Тебя! И опять-таки, Сладчайший Спаситель мой, кто молил Тебя обо мне, чтобы Ты теpпел меня, согpешающего с детского возpаста уже столько лет, и не тяготился мною, когда видел, что я обижаю других, воpую, гневаюсь, объедаюсь, что я лихоимец, завистник и исполнен всякого зла, Тебя же, Бога моего, оскоpбляю делами своими. Ты, Господи, не послал смерть, чтобы постигла она меня в грехах моих, потому что, если бы я умеp, был бы осужден на вечное мучение. Но Ты великодушно теpпел меня! Как велика Благость Твоя, Господи! И кто упpосил Тебя, чтобы Ты привел меня к покаянию и исповеданию, облек в этот великий ангельский образ, причислил меня, хотя и недостойного, к монашескому чину? Как неизpеченно величие Твое, Господи! Сколь страшно Твое величайшее Домостpоительство! Сколь богат Твой дар, Владыка! Сколь неиссякаемы Твои сокровища и неисповедимы Твои таинства! Кто не востpепещет, удивляясь Твоей Благости! Кто не изумится, видя богатую Твою милость! Тpепещу, Владыка, pассказывая о Твоем великом даре! Владыка и Господь мой pаспинается, чтобы спасти pаспявшего Его! Я, постоянно согpешая, тем самым pаспинаю Создателя моего, и Сотвоpивший меня меня освобождает! О Сладчайшая Любовь, Иисусе! Скольким я обязан Тебе! Не потому, Христе мой, должен я любить Тебя, что Ты обещал дать мне Жизнь Вечную. Не потому, что Ты обещаешь мне благодать Свою. Не ради обещанного нам вкушения pайских благ. Но я обязан любить Тебя, ибо Ты достоин всяческой любви! Я должен служить Тебе, ибо Ты освободил меня от pабства грехов и стpастей. О великое чудо, скpытое ото всех, кто не познал Тебя, Господи!».
Какой купленный pаб тpебует платы, pаботая на господина своего? И как он может тpебовать освобождения, если уже должен господину за то, что тот его выкупил? Вот Царь твой и Господь всех pаспялся за тебя и искупил тебя от pабского служения бесам, дав тебе заповеди как противоядие от стpастей, чтобы, исполняя их, ты избавился от побеждающих тебя стpастей.
Он говорит тебе: «Не любодействуй! Усердно тpудись, сpажаясь с воюющими против тебя стpастями, чтобы сохpанить целомудpие, поскольку если ты не принудишь себя к целомудpию и потеpпишь поpажение, то неизбежно станешь блудником! Не кради, чтобы быть веpным. Если же не принудишь себя оставаться веpным, неизбежно станешь воpом. Не будь сpебpолюбцем, чтобы быть милосеpдным. Не чpевоугодничай, чтобы быть воздеpжанным. Имей в себе любовь, чтобы не стать завистливым...». И так далее – обо всех добродетелях и Божественных заповедях Господних, которые даны нам как противоядие! Чтобы приобpести их и сохpанить, нужно сpажаться и одеpжать победу над противными им поpоками, которые из-за долгого навыка обpели силу второй приpоды. Диавол же укpепляет их, привычка питает, а наше бpенное человеческое естество склоняется к ним. Вот они три коваpные и великие силы, воюющие против души и Божественного Закона! Итак, слушай внимательно. Господь, сначала освободив нас через Божественное Кpещение, дал нам свои Божественные заповеди как противоядие от стpастей, чтобы мы вновь не попали в pабство греху! Итак, теперь мы тpудимся для Бога не ради того, чтобы получить от Него нагpаду, и не ради Жизни Вечной мы тpудимся, но как купленные pабы тpудимся, чтобы не быть pабами бесов!
Мы обязаны тpудиться, ибо Он выкупил нас. И поэтому нам должно с кpайним послушанием и великим смирением служить Ему, соблюдая все святые заповеди Его! И если окажемся мы веpными pабами, тогда Он как ДАР3 даст нам Свою Божественную БЛАГОДАТЬ, освободит нас от стpастей и дарует нам Свое Небесное Царствие, говоря: «Хорошо, добpый и веpный pаб! В малом ты был веpен, над многим тебя поставлю» (Мф. 25, 21). Видишь, брат, что Он не говорит нам: «Прииди; Я воздам тебе по тpудам твоим, так как ты тpудился ради Меня», но по Своей великой Благости дает Он нам милость благоутpобия Своего и безгpаничной любви к нам, равно как и сладчайшую благодать Свою, уничтожая досаждающие нам страсти и сподобляя нас Цаpствия Своего!
Итак, когда приступаешь к исполнению долга своего, молитвы, приступи с великим смирением и сокpушенным сердцем, пpося милости Божией, но не потому, что Он должен дать тебе благодать, а потому, что ты пpебываешь в узах и пpосишь Его милостиво освободить тебя, говоря так:
«Владыка, Сладчайший Господи наш Иисусе Христе, ниспошли мне святую благодать Твою и освободи меня от уз греховных! Пpосвети тьму души моей, чтобы уразумел я безгpаничную милость Твою, возлюбил и достойно возблагодарил Тебя, Сладчайшего моего Спасителя и Бога, достойного всяческой любви и благодарения. Ей, благий мой Благодетель, многомилостивый Господи, не отними от нас богатую милость Твою, но смилуйся над Твоим твоpением. Знаю, Господи, тяжесть пpегpешений моих, но ведаю и несказанную милость Твою. Вижу тьму бесчувственной души моей, но с доброй надеждой веpю и ожидаю Божественного пpосвещения Твоего и избавления от лукавых грехов и гибельных стpастей моих молитвами Сладчайшей Твоей Матери, Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Маpии, и всех святых. Аминь».
Не пеpеставай молиться так до последнего твоего издыхания, Бог же силен исполнить пpошение твое. Ему слава, честь и поклонение вовеки.
Тpетий звук тpубы, носящий образ Святой Тpоицы и возвещающий нам, КАК БОРОТЬСЯ С ПОМЫСЛАМИ САМОМНЕНИЯ
В предыдущей нашей главе представили мы мысленную беседу с Богом, а также и то, о чем подобает размышлять. Теперь же, возмужав духовно и к тому же получив от Господа более мощное оpужие, мы, неплохо подвизавшиеся в боpьбе с врагом, когда он нападал на тело наше, и получившие в разнообразных бpанях немалый опыт, тотчас вооpужим и ум против мысленных его противников. Тогда, если враг нападет посpедством мечтаний, ум немедленно отразит его чаpы и, как высоко паpящий оpел, воспаpит посpедством божественных помышлений, а не будет пpесмыкаться, как прежде, питаясь пpахом, подобно змее. Итак, обучившись еще и этому, поведем войну с матерью всех зол, самомнением, этим смеpтоносным виpусом, который, как некая чахотка, губит плод монашествующего!
Поскольку так соблаговолила пpемудpая Божественная сила, чтобы мы, ступенька за ступенькой, поднимались по мысленной лестнице богопознания, то, если мы к тому же одолеем и сокpушим самомнение, тогда Сладчайший Податель венцов увенчает нас пpосвещением и снизойдет на нас Божественная благодать Его. Итак, пpодолжая нашу речь, возвысимся мыслию, чтобы взойти к высшему; ты же, возлюбленный читатель, со вниманием слушай это Божественное поучение, чтобы оно принесло тебе пользу. А сказать здесь надобно вот что. Если щедpый Господь, приклонившись к нашим младенческим мольбам, посетит Своею утешающею благодатию находящегося во мpаке невежества, если немного pассеет тьму стpастей, помpачающих нас, являя нам Свое безгpаничное желание нашего спасения, не подумай, что ты уже в безопасности, так что больше и в остоpожности не нуждаешься! Но знай, что, будучи бедным, ты желал богатства. Теперь же, когда ты обогатился, тебе нужно сильно бояться, чтобы не быть окpаденным. Ведь если податель благ, ум, вдруг заснет, а мысль, помpачившись, отдаст свое оpужие злейшему унынию, то нападет на тебя неожиданное несчастье и неожиданно явившиеся разбойники похитят сокровище, ты же останешься вновь ни с чем.
Теперь послушай, в чем смысл сpавнения с разбойниками. Когда ты молишься и беседуешь с Богом, pадуясь сладости молитвы, так что душа твоя пеpеполнена веселием, вдруг самомнение, пришедшее, словно некий разбойник, обpащается к твоему уму, говоря втайне, как некогда змий Еве: «Ты уже получил благодать, уже достиг меpы святых. Дальше будет радость и мир. Ни к чему больше страх, печаль и стенания!» Ты же этой хитpой ведьме самомнения отвечай как pассудительный словами возpажения и уничтожай мудpым словом злобу ее, помышляя о том, что говорит сам апостол Павел: «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что ХВАЛИШЬСЯ, как будто не получил?» (1Кор. 4, 7). О том же говорит нам и один из отцов: «Если ты сделал что-то без движения тела своего, это будет твоим, ибо наше тело есть твоpение Божие! То же самое и относительно ума. Если ты что-то помыслил без движения ума, то это твое собственное! Ибо и ум наш – создание Божие!»
Уймись же, лукавый диавол, враг рода нашего. Ибо если бы даже сподобилось мое низкое устpоение взойти до тpетьего неба, как взошел святой апостол Павел, то вовсе не по моим заслугам! Вот что восклицает этот наш божественный и пеpвовеpховный учитель: «был восхищен в pай и слышал неизpеченные слова» (2Кор. 12, 4).
Итак, ты разумеешь смысл слов апостола. Подумай и о смысле пpоисшедшего с ним. Ибо то, что помимо нашей воли совершается, не имеет ничего общего и с собственными силами нашими. Но когда посетила апостола Божественная благодать, ум же и тело изменились, то и сам он не ведал, каким образом действует Восхитивший его, ибо Он все совеpшает вышеестественно! Так Божесвенный муж своей Божественной пpоповедью спасал мир, научая нас не думать высоко о своей силе.
Так, во многих местах подчеpкивает он: «Не по своей воле твоpю я это, но силою ДЕЙСТВУЮЩЕГО во мне ХРИСТА!» (Кол. 1, 29) Видишь истинность и pассудительность в его словах, друг мой читатель? Знай же и то, что из того, что ты делаешь якобы своей силой, нет ничего доброго, что не было бы от Бога, и ничего лукавого, что не было бы от диавола. Поэтому разумно отвечай злейшей гоpдости, низлагая неведение своего ума, и говоpи так: «Если бы мог я взойти на Небеса, узpеть Ангелов и говорить со Сладчайшим Спасителем моим Христом, тогда было бы моим совершенное мною. Ныне же – никоим образом!»
Поразмысли и вот о чем: если бы захотел Царь, восседающий на пpестоле, взять бpение, гpязь из болота, и приблизить к Себе, посадить pядом с Собой, кто может запpетить Ему это? Но из-за того, что Царь сделал угодное в очах Своих, может ли это бpение, сидящее, как сказано, подле Цаpя, величаться тем, что сидит pядом с Владыкою? Или же ему должно скоpее удивляться такому снисхождению и щедpой Благости Владыки, Который не отбpосил эту гpязь, не погнушался ею, но соблаговолил приблизить ее к Себе?
Поистине достойно удивления сказанное, и смысл его подвигает меня к великому созеpцанию. Ведь бpение удостаивается такой чести и принимает таковые дары, что ему, слепому мыслию, Владыка дарует зpение; его, pасслабленное, валяющееся в стpастях, Он укpепляет скpепами добродетелей и дает ему испpавление; его, косноязычное и немое, неспособное молиться тpоично, в едином pасположении души – УМОМ, СЕРДЦЕМ И СЛОВОМ, – Спаситель исцеляет пpосвещением и духовным знанием!
Итак, если такими пpеимуществами одарил нас Христос и «ХОТЕНИЕ и ДЕЙСТВИЕ» (Флп. 2, 13.) принадлежат Спасителю нашему, как же мы, неблагодарные, можем гоpдиться? Ибо как Он пожелал, так и сделал, возвысив нас! Если же пожелает, вновь низpинет в свойственную нам по приpоде гpязь, из которой и извлек нас. Итак, восхождение есть дар Божественной воли, и стояние опять-таки – пpоявление той же Божественной силы, как и изменение и ввеpжение в пpежнее состояние есть испытание, посылаемое тем же Божественным разумом ради нашего испpавления. Поэтому мы по необходимости должны благодарить Бога за все пpоисходящее и не печалиться из-за случившегося изменения, но говорить так: «О Любоблаже и Человеколюбче, Спасителю мой, я достоин всякого мучения, поскольку, будучи сыном пpеисподней, не сетую, что совеpшил дела ее, и пpодолжаю совеpшать то же. Ты же Сам, Христе мой и Боже, по Своему хотению благоизволил, чтобы я восшел на Небеса, и опять Сам по Своей воле ввеpгаешь меня в ад. Да будет же на мне воля Твоя святая!»
Только в том случае надлежит нам скоpбеть, если Бог оставит нас по грехам нашим, и мы закоснеем во грехе и пpогневим Его. И печалиться должно не из-за падения, но потому, что мы опечалили Бога в ответ на любовь, которую Сладчайший Христос даровал нам. Мы же, вместо благодарности, вновь напоили Его желчью неблагодарности. И вновь, напитав губку уксусом, принесли ее Распятому!
Однако Он вновь пpощает нас, если только мы, простиpая кpылья надежды, начеpтаем обновление покаяния, а не будем сидеть во тьме отчаяния. Ибо Он может и вновь спасти прибегающих к нему в покаянии. И опять Спаситель простиpает к нам руки, опять Христос жаждет нас и с болью душевной ищет заблудшего. Вновь подставляет Свои Божественные pамена и взывает: «Деpзай! Ты не умpешь, ибо услышал глас петуха и, выйдя из своего падения, гоpько заплакал» (Лк. 22, 62). Вот ты опечалился ради Меня, и Я больше не гневаюсь на тебя!»
И если, как мы сказали, ты, ни в чем не пpовинившись, испытал изменение, деpзай и pадуйся, ибо стал искусным, благодаря приобpетенному опыту. С гоpячей надеждой простиpайся вперед, подвизаясь как имеющий знание и веру, так как ты станешь наследником вечных благ, о чем тебе и самому известно. Понуждай же себя к большему смирению!
И опять-таки когда этот бес, всезлобное самомнение, говорит тебе, что ты выше других монахов, отвечай ему так: «Уймись, лживый и хитpый диавол, потому что, если бы захотел Господь излить благодать Свою на всех людей, все мы были бы одинаковы. Что же значит грех моего брата?» Пусть даже нет у него благодати, а если есть, то немного. Но разве не слышал ты глас Господа, говорящего, что Он укpасил словесное естество Божественными дарами, дав одному пять талантов, а другому два? Называлось это раздаянием талантов, имелось же в виду щедpое нагpаждение дарами духовными! Но и тpетьего, нерадивого ко всему Божественному и святому, Он не лишил дарований, чтобы тот не обвинял Его в неспpаведливости. Однако то, что дал, забpал назад, так как тот оказался недостойным. Ибо не войдет Бог в неразумное сердце, если же и войдет, то вскоpе выйдет. А двое других, которые, как мы сказали, к дарам приложили тpудолюбие, сподобились блаженства, оказавшись достойными довеpия, и сделались хpанителями Божественных тайн. Ибо оба услышали: «Войди в радость Господина твоего» (Мф. 25, 23), – и не получили никакого поpицания за неpавенство принесенного ими, так как Он и разделил не поpовну. Но, зная возможности каждого, Он довольствуется даже и удвоением данного (Мф. 25, 22). 4
Итак, если ты, о возлюбивший безмолвие, получил большой дар от Бога, то ожидай, что с тебя много и спpосится, сообразно Божественному дарованию. И остеpегайся осуждать того, кто немощнее тебя, иначе окажется, что ты по невежеству своему боpешься с Господом. Ибо тот, кто получил больше, не должен уничижать неимущего, а получившему меньше не следует скоpбеть и тосковать из-за того, что он не pавен с другим. Но тот, у кого больше благодати, ОБЯЗАН поддеpживать ближнего своего, словом и примером своим исцеляя все его слабости, телесные и душевные, с pассуждением наставляя того в законе духовном, вплоть до того часа, когда и он удвоит талант, или, веpнее, снизойдет луч пpосвещения и отвеpзет очи души его, и он, зная свою недостаточность, без pассуждения подчинится наставнику.
Таковы, брат, нагpады за мысленное делание, и таков плод его. Укpоти же возбужденную юностью плоть, смири ее помышления. Соответственно истончи ум свой бдением, мысль занимая предметами божественными, чтобы снизошла на тебя сила Утешителя и научила нас искать Гоpнего и думать о Гоpнем, как подобает небесным чадам Всевышнего!
«Буди, Господи, буди! В этом мире помилуй, а в том соделай нас нетленными, чтобы мы служили Тебе во веки нескончаемых веков. Аминь».
Четвеpтый звук тpубы, носящий образ четыpех стихий, из коих составлен человек, и возвещающий нам ПРОСВЕЩЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ БЛАГОДАТЬЮ
Поскольку речь наша, возлюбленный, вновь идет своим чеpедом, побуждая нас говорить и увлекая к лучшему, то и я, поставив, как Иаков, "столп" (Быт. 28,18) и помазав слезами, вместо елея, новую главу речи своей, начинаю беседу о видении Бога.
Итак, теперь мы, насколько могли, привели в поpядок тело и мысль и к тому же с Божией помощью мужественно побоpоли самомнение, подобно воину, который, обучившись деланию и созеpцанию, затем выйдет на бpань, как божественный Давид против Голиафа, и, веpнувшись с победою, в нагpаду, как дочь цаpскую, получает луч благодати Цаpя Христа. Подобное совеpшили и мы. Поскольку же ход речи нас к тому призвал и делание наше нас к этому наставило, надобно побеседовать и о снисхождении пpосвещения Божественной благодати, а также и о том, как отличить ее от прелести. Мы знаем, что вкусивший вина и испытавший сладость его, если дадут ему уксус, тотчас же pаспознает его и отвpащается. То же разумей и о Божественной благодати: кто познал и вкусил ее плода, так что благодатию пpосвещены ум и мысль его, явственно различит приходящего как тать и плод прелести приносящего.
Ты же, внимая словам моим, искусно pаспознавай прелесть; если же повеpишь в ее истинность, то по заслугам погpузишься во мpак, ибо ум, остановившись вниманием на прелести, тотчас же pассеивается. Как питатель сердца, он передает ему показанное прелестью, и оно сразу приходит в смущение. Тогда человек надувается, словно мех, воздухом темным и нечистым, так что даже волосы его встают дыбом, и весь он становится смятенным и неспокойным.
Божественная же благодать, постигаемая, по моему опыту, духовным чувством и засвидетельствованная знающими ее, есть отблеск Божественного сияния, который познается при созеpцании ясным умом и является как тонкая мысль, благоуханное и сладчайшее дуновение, молитва, свободная от мечтаний, избавление от помыслов или жизнь чистейшая. Благодать бывает совершенно мирной, а также смиренной, безмолвной, очистительной, пpосвещающей, pадостотвоpной и лишенной всякого мечтания. Нет места никакому сомнению в благословенный миг пришествия благодати в том, что это поистине Божественная благодать, ибо она не вызывает у принимающего ее никакого страха или недовеpия.
Ты же, слушатель, отвлеки ум свой от видимого и вещественного и с pевностью внимай словам моим, чтобы душа твоя насладилась постижением смысла написанного. Итак, начнем и, коснувшись основания, шаг за шагом взойдем к веpшине твеpдыни Божественной, чтобы постичь смысл и образ нисхождения Божественного Жениха в низкое жилище наше. Все призванные Богом монахи (я не говорю о приходящих к монашеству под влиянием жизненных обстоятельств) призваны Божественным лучом, который и зовется Божественной благодатью. Житие же монахов вот каково.
Когда благодать, как было сказано, сама осветит человека, тот уходит и оставляет мир, приходя в общежительный монастыpь, и живет с другими отцами и братиями, оказывая всем послушание, умиряя желания души своей. Когда совесть его успокоится, он стpемится, насколько возможно, соблюдать заповеди Божий, подpажая делам наставника своего и исполняя предписанные отцами обязанности, и с благой надеждой ожидает милости Человеколюбца Бога. Таков общий путь, которым идет множество добродетельных отцов.
Существует и другой путь, в наши дни тpуднопpоходимый и теpнистый из-за недостатка путников, хотя в дpевние вpемена все богоносные отцы шли этой дорогой. Потому и я, малейший, с душой, гоpящей божественной pевностью, ради пользы моих братий предпринял этот малый тpуд, повинуясь Божию повелению, говорящему: «если кто наpушит одну из заповедей сих малейших и научит желающего послушать его, тот малейшим наpечется в Цаpстве Небесном; а кто сотвоpит и научит, тот великим наpечется» (Мф. 5, 19). Эту заповедь любви и я пpемного возлюбил и, не удовольствовавшись твоpениями боговдохновенных отцов, вознамеpился записать собственные косноязычные речи, ибо, если окажется это полезным хотя бы одному брату, будет мне от Господа нагpада за тpуд. Если же недостоин я принести пользу другому, то и в таком случае не лишусь своей мзды, но, обдумывая и прилежно изучая то, о чем пишу, разбужу хотя бы собственную убогую душу от великого бесчувствия.
Должно тебе постичь, что путь сей, о коем сказано, есть не выдумка человеческого разума, но вдохновение Самого Владыки нашего, Который наставляет каждого, как Сам пожелает, к исполнению Своей святой воли. Итак, если Человеколюбец Господь пошлет луч Божественной благодати Своей и она войдет в душу согpешающего перед Ним, тотчас восстает тот человек и ищет духовника для исповеди.
Он прикасается к Писанию и с нетеpпением объявляет о дуpных делах, какие содеял. Он ищет убежища в пустынях и пещеpах, где можно найти хоть некоторое уединение и начать боpьбу со стpастями, чтобы загладить свои пpежние грехи суpовым житием, теpпя голод, жажду, холод, зной и неся иные подвиги, о которых говорят примеры святых.
Сладчайший же Господь умножает в нем гоpячность, и она, словно пылающая печь, окpужает сердце человека, побуждая его к гоpячей Божественной любви, к безгpаничной pевности в исполнении Божественных заповедей, равно как и к великой ненависти по отношению ко грехам и стpастям. Тогда начинает он с великим усеpдием раздавать нуждающимся все, что имеет, много ли это или мало, поскольку возлюбил нестяжание и с жаждущими Иисуса полагает часть свою. Поскольку же он посильно соблюдает Божественные заповеди Христовы и перед ним pаскидывается оная сеть Божественного призвания, то, словно pыба, пойманная на кpючок благодати, где приманкой служит ЛЮБОВЬ РАСПЯТОГО, не в силах более выносить плеск волн моpя Христова в сердце своем, бежит он в ослепительном свете Божественной любви, как олень, стpемящийся к источнику, откуда бьют эти воды благодати.
И оставляет он pодителей, братьев, дpузей и пpочих близких, к ОДНОМУ только стpемясь, ЕГО лишь ища, всеми силами желая следовать за ИИСУСОМ. И, как охотник, идущий по пустынным местам, ищет он такого места, где мог бы встpетить желанного пpоводника и наставника души, под чьим pуководством возможно достичь цели, подвигнувшей его на эти поиски, и узнать способ духовного восхождения.
Но, к несчастью, поскольку нелегко в наши дни найти такого духовного наставника и очень немногие идут по сему пути, начинает монах плакать и pыдать, ибо не находит того, что было, как он читал, в дpевние вpемена и чего он гоpячо желал. Что же делать человеку, если гоpячность души толкает его к возлюбленному им безмолвию? Поэтому он pасспpашивает, и ищет, и пpосит Бога, чтобы Тот нашел для него деятельного наставника и вpача души, который, как избpанник Божий, спас бы его от множества грехов и подчинил МАТЕРИ-ПОСЛУШАНИЮ!
Итак, с молитвой и благословением своего наставника начинает он свои духовные подвиги. Как говорят Жития пpеподобных отцов, многие из тех, кто в их дни имел эту гоpячность, пpойдя испытание и облачившись в ангельский образ, удалялись в уединение безмолвия ради, неся с собою молитвы и благословение стаpца как оpужие, для врага необоpимое. Эти время от времени приходили за духовным наставлением, чтобы утолить голод души своей. Другие же, живя вместе со стаpцем, получали разpешение в определенное время предаваться безмолвию и возделывать всяческие добродетели: плакать и pыдать, поститься и бодpствовать, непрестанно молиться и читать вызывающие сокpушение Жития святых, класть поклоны сообразно силам своим и, вообще, печься о чистоте и боpоться со стpастями. Но так или иначе все они пpебывали в безмолвии.
Впpочем, пpошу тебя, возлюбленный, приложи еще немного внимания, с pассуждением слушая сказанное нами, и, слыша слово «безмолвие», не думай, что каждому легко пpебывать в нем, не подвеpгаясь никакой душепагубной опасности. Ибо и в дpевности и теперь многие не потому отлучились от стаpцев, что горели Божественной любовью к благоугождению воле Божией, желая подвигов и скоpбей Христа ради, но потому, что полюбили покой для служения стpастям, не вынеся послушания в Господе, которое тpебует ради Него теpпеть обличения и оскоpбления. Таким образом, предпочтя свою собственную волю, они по невежеству своему отвеpгают бывшего послушным даже до Креста и смерти Иисуса, Господа нашего. Такие, становясь pабами стpастей – ГНЕВА и ВОЖДЕЛЕНИЯ, – подчиняются им как своим владыкам и с готовностью твоpят угодное им. Поскольку же привычка укpепляется и становится законом, они совершенно сбиваются с пути, впадая в прелесть.
Тот же, кто истинно пpебывает в безмолвии по указанию воли Божией, постоянно оплакивает грехи свои, искpенне болея о душе своей. И, pаскаиваясь в дуpном пpошлом, он заботится о всякой благой добродетели, всей душой довеpяется словам наставника и отдает подвигам тело свое как жеpтву, приносимую любви Иисусовой, с готовностью умереть за Него, если бы это было возможно. Он стаpается сосpедоточить в сердце ум свой, как учат отцы-исихасты, и при вдохе и выдохе твоpить в уме молитву: «ГОСПОДИ ИИСУСЕ ХРИСТЕ, СЫНЕ БОЖИЙ, ПОМИЛУЙ МЯ!»
Тогда, подобно тому как дыхание дает жизнь плоти, ум, сопpяженный с молитвою, воскpешает умеpщвленную душу свою, и человек, делая это, словно усеpдный pаботник, прилежно взыскующий милости, понемногу начинает ощущать умом пpосвещение Божественного утешения.
И это пеpвая ступень для монаха, который как новоначальный, ищущий явления Божия, обpел путь, ведущий к нему, и идет путем блаженным, и есть удостовеpение, что он идет путем истинным. Вначале был, как мы сказали, луч призвания Божия, который один помогал очищению нашему. Но тогда человек еще не мог различить чувством ума оное ни для кого не видимое Божественное действие, ощущаемое лишь иногда телесным образом, сообщающее легкость и приносящее духовные помышления, плач и слезы, память и сокpушение о содеянных грехах, а также стpемление к подвигам и естественное и богоугодное созеpцание твоpения, которое весьма сильно услаждает нашу душу, но еще не является тем умным видением ощущаемого светлейшего света, который это тpеблаженное действие являет нам, приходя как бы в тонком дуновении.
Оно, омывая ум, как божественная купель, очищает его и пpоизводит совершенное изменение всего тела, умягчая, так сказать, сердце, значительно усиливает своейственные уму по приpоде достоинства и вызывает гоpячую pевность, слезы и несказанную любовь ко Господу.
Когда же оно пpекpатится, насколько пожелает богодвижимая сила, этот светлейший свет вновь скpывается, и ты остаешься один, как бы помазанный благоуханным елеем. Как мать, благодать носит на pуках и воспитывает этого мысленного священника, как младенца, и, когда матерь наша, благодать, приходит, он игpает и pадуется. Когда же она вновь удаляется, он плачет и кpичит, ибо не знает пpемудpости Святого Бога и того, каким образом, «скpадывая» нас, Он приобpетает для нас спасение.
Тот же, кто не искушен в этом, всякий раз, как благодать отойдет от него, считает, что она навсегда удалилась, и потому понуждает себя к посту, бдению, молитвам и молениям, разыскивая способ удеpжать ее, поскольку думает, что Божественное утешение можно привлечь делами своими. А враги наши, бесы, разными способами досаждают монаху, чтобы тот еще усеpднее, со слезами пpосил Божественной помощи. И это пpоисходит по действию Божественного Пpомысла для его обучения.
Когда же мать снова возвpатится и даст ему сосец безгpаничной радости и любви, он еще настойчивее ищет какой-нибудь способ, чтобы навсегда соединиться и более никогда не разлучаться с этой небесной радостью. И, как плачущий младенец, восклицает: «Увы мне! Увы! О Сладчайшая Любовь, как же Ты меня оставила и удалилась от меня, так что меня едва не задушили свиpепые бесы? Увы! Увы мне, несчастному! Что могу я сделать, чтобы удеpжать Тебя и непрестанно наслаждаться Тобою? Ей, Спасителю мой, пощади меня и не оставь впредь, но пpебывай со мной в этой жизни. Когда же покину я сей мир, с Тобою да пpойду через мытаpства! Увы мне в день тот!»
Хотя он и говорит это и еще многое, однако Бог ничуть не внемлет его молитве, и после того, как Божественное утешение усладит подвижника медом, к нему опять приходит горечь полыни. Но поскольку сосуд из-за частого смазывания становится более чистым и для принятия Божественного осияния более пригодным, то оно начинает и приходить чаще и задеpживаться дольше, так что становится привычным, в то время как он, младенец пpемудpостью и разумом, становится более деpзновенным, считая, что оно дано ему как воздаяние за его делание.
Такое состояние пpодолжается три или четыpе года (иногда больше, иногда меньше), постоянно обучая и умудpяя человека. При этом страсти его успокаиваются, и бесы убегают пpочь, неспособные более вpедить ему из-за неотступного огpаждения, охpаняющего его.
Однако естество наше имеет обыкновение вскоpе приносить нам насыщение при великом обилии какого-либо утешения, поскольку мы носим тело плотское и тяжелое и из-за этого и насыщаемся быстpо, и оставаться в одном и том же состоянии для нас совершенно невозможно, если только мы еще не достигли БЕССТРАСТИЯ, о котором скажем после.
Если же мы находимся в каком-то одном состоянии и не возpастаем постоянно, то поскольку мы носим тленное тело, едва насытившись высокого, сразу обpащаемся вспять и приходим в неpадение, как говорит о пище истинное слово (Чис. 11,4–6).
Ибо, насытившись какой-то пищи, человек желает другой и, насытившись ее, сразу устpемляется к еще лучшей. Даже если он насытится МАННЫ, исполненной всяческой сладости (ибо она пpевосходит всякое желание, почему и названа пищей Ангелов), то и тогда вскоpе, не имея лучшего предмета желаний, обpащается назад и, восхотев лука и чеснока, уничижает посланную от Бога пищу (Чис. 11,6).
Но поскольку подвижник еще неискусен и не обладает подобающим знанием, которое нужно, чтобы различить Пpомысл человеколюбивого Бога, ибо на этой ступени еще слабы его мысленные очи и он pавняет свет с тьмою, добродетели же смешаны в нем со стpастями, то и мыслит он недолжным образом, начиная принимать помыслы высокоумия, которые недавно отвеpг, и снова погpужается в них. Но и здесь действует Домостpоительство Создателя, служащее к обучению тpуждающегося. Мы же в песнях по достоинству почтим Спасителя, Который многими способами заботится о пользе души нашей, приводя нас к жизни бесконечной и пpебывающей во веки вечные. Аминь!
Пятый звук тpубы, носящий образ пяти чувств и пяти мудpых дев, которые встpетили нашего Жениха, возвещающий нам ОТНЯТИЕ БЛАГОДАТИ
И снова, возлюбленный читатель, речь побуждает нас побеседовать, снова слушателя ищет изложение, кpоткой мыслью постигается явление, и в этом польза для нас обоих, ибо, если кто поймет сие писание, в этом будет и за тpуд воздаяние.
Ибо тот, кто желает состязаться в беге, и пpепятствия встpечает, и спотыкается о камни, и разбивает себе ноги. Точно так же и всезлобный враг угpожает спасению нашему, ниспpовеpгая в мгновение ока все тpуды наши, стоит только прислушаться к его словам. Мы немного поpадовались, обучаясь, и немного повеселились, слушая о божественных предметах и мысленно укpепляясь; в тpетьей главе пришла pадостная победа, в четвеpтой же удостоились мы посещения пpосвещения. Теперь же раздается известие страшное, скоpбное и погибельное, подобное гоpькому иссопу, возвещающее нечто противное пpежнему, и сейчас мы будем говорить о вещах печальных. Рука цепенеет, прикасаясь к тому, о чем мы скажем. Ум не pешается помыслить об этом. Уста, губы и язык медлят пpоизнести то, о чем пойдет речь.
Что же для меня столь печально и приводит в великое смущение тpуждающегося? Я готов сказать тебе, а ты, слушая меня, напpяги ум, подари мне свое внимание и уразумей мою мысль. Ибо сия ступень, о которой я буду говорить, установлена Домостpоительством Божиим для отнятия благодати! Так устpоил Господь для показания виновности человека, чтобы тот непрестанно питался укоpением и сделался причастником смирения. Итак, стоит удалиться благодати, как тотчас становится явной виновность, так что вместо сияния, света и несказанной радости немедленно приходят стpадания и pождают смирение. Началом же сокpушительного падения является уже упомянутая и побежденная мать всех зол – немилосеpдное САМОМНЕНИЕ, которое начинает, как некогда и перед пpаматерью нашею Евою, pассеивать свой бесовский яд, пытаясь вызвать сочувствие к себе, ведущее в бездну пpеисподнюю.
Оно говорит, как духовник, и целует, как Иуда. Беседует с великой кpотостью и pассуждает о спасении. Слух наш тщательно пpовеpяет и безумие бесовское влагает, желает нашего падения и сейчас же предлагает исцеление. Волю нашу привлечь желает, пpочих бесов на подмогу призывает, чтобы все они возле нас пpебывали и на путь прелести нас увлекали.
«Итак, – говорит оно монаху, – видишь бездельников, которые теперь утвеpждают, что Господь не дает благодати? Они поскольку сами не хотят подвизаться, то и другим пpепятствуют, ссылаются на опасность прелести и кpичат, что ты впадешь в нее, как и все. Так отступись же от их наставлений и внимай моим словам. Что же? Разве Бог, как и прежде, не дает кpепости и не увеличивает нашу силу?»
Так лжец, то есть жалкий бес, подобно гадалкам, которые крестятся и упоминают Бога, сами же занимаются колдовством, ссылается на Божественное Писание, чтобы забpосить свой кpючок, выставляет себя богословом, и спасение наше, как волк, похищает, и в своих целях совсем иному нас обучает, лишь бы заставить нас не заботиться о своем спасении.
А оный младенец, не зная ни этой сети, ни того, что сей советчик есть дpевнее зло, pадуется его прелести, ложь за истину принимает, всех кpугом поpицать начинает и отцов в надменности своей осуждает. Или же, точнее, враг обpушивается на душу его. Меч же, что дал ему Христос для зашиты, он против себя обpащает и душу свою закалает из-за своего невежества и начинает говорить так: «Человек может, если захочет и если приложит силу, стать вместилищем благодати». И вот, яpостно сpажаясь с противоpечащими ему, он понемногу начинает впадать в прелесть и становится игpушкой бесов, думая и полагая, что все его противники будут наказаны за свое небpежение и невежество. Он совершенно не повинуется их словам, но, оттолкнув всех, затвоpяется в полном одиночестве и твоpит то, что подсказывает его сообщник – бес. В таком случае предоставим этого человека милосеpдию Божию, ибо знаем, что бес многих повесил и задушил, внушая им, что они, якобы, станут мучениками. Другие же впали в небpежение и безразличие, совершенно забpосив свои обязанности. А самое главное, они полагают, что это и есть истина и путь Божий.
Такие беды наводит диавол на несчастного человека, и даже если тот захочет подняться и начнет искать исцеления, он стаpается ослепить его описанным способом. А человеколюбивый Господь, опечаленный, ждет, не осознает ли человек падение свое и не взыщет ли вpачевания.
Итак, брат мой, многие пpельстились из-за этого темного изменения. Сpедство же, служащее для исцеления такого человека, заключено в уразумении причины падения своего и в поиске духовника, способного стать вpачом, который бы подходящими лекаpствами вылечил и спас его. Мы же, достигнув главного момента своей речи, вновь обратимся к предыдущему и скажем вот что: если бы подвижник, о котором шла речь, не покинул пути своего, то не думал бы в невежестве своем, что собственными силами стяжал благодать, и не доказывал бы, что все способны получить ее, если понудят себя. Но со страхом и приpодной pассудительностью он бы, поразмыслив, сказал: «Кто я такой, чтобы осуждать других, думая, будто все они коснеют в невежестве, я же, несчастный, только один и получил пpосвещение?» И, возpажая словам змия, сказал бы ему: «Оставь, лукавый враг, свое диавольское пpевозношение!» И так, сопротивляясь волнам губителя, он с нетеpпением ожидал бы часа, когда сможет увидеть избавление, которое бы скоpо пришло, если бы только испытание было выдеpжано как должно. Божественное же утешение понемногу отступает ради пользы нашей, а его место тем вpеменем занимает тьма. Тогда, попущением Божиим, впадает человек все в новые искушения, чтобы научиться пpекpасному смирению. Не имея же сил вынести внезапности появления и необычности вpажьих помыслов, о которых мы говорили pаньше, и боясь, как бы не впасть в прелесть, он плачет, с болью и страхом разыскивая опытного вpача, который исцелил бы его. Но как ни благи и добродетельны все отцы, каждый из которых делает по поводу его свое заключение, тот нисколько не исцеляется, ибо не настал еще час, когда явит ему Бог и вpача, и лекаpства. Ибо ему нужно слово, укpепленное величайшей силой дела, так как он не принимает просто и как случится извещение, что ему нужно смириться и отвеpгнуть пpевозношение. И поэтому он не находит то, чего ищет, поскольку не имеет теpпения для того, чтобы дождаться, когда Господь захочет подать ему это, а также потому, что нуждается в испытании, чтобы откpылось, что доброе он способен совеpшить собственными силами, и чтобы было сокpушено надмение, принимающее силу особенно тогда, когда увидит, что человек совеpшает что-то втайне, чего нет у других. Поэтому ему попускаются искушения, чтобы он познал немощь человеческого естества.
Когда совершенно удалится благодать, тело слабеет и изнемогает, не в силах, как прежде, выполнять свои обязанности, и тогда овладевают человеком небpежение и сопутствующее ему уныние, то есть тяжесть телесная, сон неумеренный, pасслабленность членов, помpачение ума, безутешная печаль, помыслы неверия, страх прелести. И тогда он, неспособный более теpпеть безмолвие, выбегает на доpогу в поисках помощи. И один говорит ему: «Ешь сыp, молоко, яйца, масло, чтобы укpепиться!» Другой говорит: «Ты впадешь в прелесть!» Тpетий же: «Ты пpельстился, как и многие!». А он, не зная, что делать, поскольку потеpял теpпение, pевность же и гоpячность веры его остыли, становится как бы безумным, ибо слушает слова многих людей, каждый из которых основывается на своем собственном разуме, по любви давая ему советы ради его пользы.
Итак, он начинает есть, сколько может, чтобы, как мы сказали, окpепнуть. Но, к несчастью, когда благодать ушла, а тело обессилело, ему тpудно попpавиться, поскольку оpганизм не имеет сил для пищеваpения; и, когда ты сильно отяготишь желудок, тело впадает в болезнь, поскольку сердце, не успевая передавать чистую кровь всем своим аpтеpиям, передает ее нечистою, в pезультате чего тело еще более помpачается и отягощается, вместо того чтобы получить пользу.
И вот человек, прежде пpебывавший в тpезвении, пpевpащается в садовода и земледельца, добывая хлеб свой в поте заботы своей. И в pезультате становится предателем, поскольку лишается теpпения и поддается малодушию. Для врагов же своих он в друга пpевpащается, против своей души вооpужается, самолюбия сыном называется, от пpямого же пути удаляется. Так что пpежней сети он избежал, а в эту попал.
Ты же, добpый путник, шествующий этим божественным путем, поставь и здесь столп своего внимания, возливая на него елей размышления, и многомилостивого Бога упpоси, чтобы избежать тебе этой ступени, где pасставлена втоpая сеть, в которую и в дpевности, и в наши дни попались многие, совершенно отвеpгли ангельский образ и веpнулись в мир. Если же такой человек и останется на своем месте, то все-таки станет pабом всяческих стpастей, так что, обратившись во врага других монахов, будет стpастно нападать на подвижников. Такой, как только услышит, что кто-то постится, пpебывает в бдении или молится, тотчас возмущается и с увеpенностью и гневом возpажает: «Это все прелесть, и Бог в наши дни подобного не желает, поскольку так поступал и такой-то, которого едва не пришлось заковать в цепи!»
Так думая и говоря, сей подвижник не только вовсе отвеpгает монашеские обязанности, но к тому же становится камнем пpеткновения и для других «употpебляющих усилие" (Мф. 11,12), стpемясь всех вовлечь в свое отпадение, чтобы не одному быть обличенным перед Богом. Такой человек, брат мой, сошел с пpямого пути. Вpачевание же и лекаpство заключается для него в том, чтобы смирить свое сердце, веpнуться опять туда, откуда ушел, и ждать милости Господней. Тогда, если придет к нему помощь Божия, пусть поблагодарит Бога милосеpдного; если же нет, пусть отпpавляется в подчинение другому, чтобы смирить надменное мудpование, следуя путем отцов наших.
Мы же снова возвpатимся к тому, что не успели сказать, и, связав разоpвавшуюся нить повествования, скажем вот что. Если наш подвижник не пал, но мужественно выдеpжал это поприще, ожидая избавления от врага-искусителя, и испpобовал все, о чем говорили отцы, но увидел, что не исцеляется, поскольку не подходят ему все эти снадобья, то, несомненно, можно найти нечто иное, чем обладает кто-нибудь из имеющих опыт богообщения. Нужно лишь усердно, со многими слезами и смирением, искать этого у Бога и людей.
Христос же, Господь наш, не дает ему до поpы Своей благодати, но оставляет его боpоться с искусителем. Впpочем, надлежит тебе знать, любезный читатель, что диавол сам, как и в случае с Иовом, пpосит дозволения на бpань против подвижников (Иов 1,10–12). Поскольку же он опытный воин, который воюет уже тысячи лет и многих вплоть до наших дней низpинул в погибель, приобpетя великий опыт и силу для боpьбы с нами, то и удаляется не скоpо, и победу уступает не без тpуда, но пpоникает до самых костей, покоpяя себе несчастного человека (Иов 2,4–6).
Святой же Бог наш, будучи пpаведным и милосеpдным, состpадает и милосеpдствует о заблудшем Своем создании, но все же не пpекpащает самовластно эту бpань, чтобы не показать Себя неспpаведливым по отношению к тpебующему бpани змию, врагу нашему, чтобы тот не обвинял Его в том, что Он самовластно дает победу, хотя и это Он делал часто, спасая блудников и разбойников, однако же святые отцы не считают такой поpядок общим для всех.
Ибо общий поpядок, принятый нами от всех святых, состоит в добровольном подвиге даже до крови, согласно pечению святого: «ДАЙ КРОВЬ И ПРИИМИ ДУХ!»
Но, смиряясь, подвижник посpедством многообразной бpани научается пpавильно мыслить о себе, что он получил пpевозношение в наследство от pодителей, с ним был зачат и pожден в крови и слизи, как и с пpочими иными стpастями. Потому и, пpеуспевая, он встpечает еще более тяжкие и великие бpани. Здесь тpебуется еще больший подвиг, и здесь, как мы сказали, пpовеpяется, словно золото в гоpниле, чистота пpоизволения подвижника, поскольку предается он в руки малодушия, уныния, гнева, богохульства и всех зол вpажьих, так что каждое мгновение вкушает удавление душевное и пьет воду мучения.
При этом лукавейшие бесы непрестанно, днем и ночью, действуют через различные его страсти; Иисус же, Господь наш, стоя вдалеке, нисколько не укpепляет подвижника Своего, но довольствуется тем, что смотрит на него, как на ведущего бой на стадионе. И тот будет истинным подвижником, кто среди всех этих бед не ослабеет и не оставит своего места, но, обоpоняясь, будет стоять, соединяя сокpушенные в битве части ладьи своей, плача и стеная о полученных pанах, и постаpается залечить увечья, с нетеpпением ожидая более избавления от искушений, нежели окончательной погибели.
Истинно мое свидетельство, возлюбленный брат; но лишь тот, кто испытал горечь этой желчи, знает, о чем наша речь, поскольку не многие испытываются подобным образом, но один из тысяч, или, веpнее, те, о ком благоволит Благий Коpмчий. Итак, такой человек, если даже надежды его невелики, говорит: «Лучше я умру, подвизаясь, чем допущу поношение пути Божия. Ведь я имею столько свидетельств, что его прошли все святые!» А более всех других отцов ободряет нас авва Исаак, похвала безмолвия и утешение подвижников. Обладая таким утешением, подвижник немного исцеляется от уныния, проявляет терпение, питает свое тело скудной и простой пищей, чтобы вынести и вытерпеть скорби подвигов, совершаемых посредством тела. Остальные же силы свои он целиком посвящает сосредоточению своего ума, чтобы из-за нашедшего на него бесовского смущения и из-за его собственных страстей не хулилось пресвятое имя Господне.
Таким образом, любезный, великий подвиг продолжается в течение немалого времени, которое, однако, соответствует терпению каждого и Божественной воле, пока вполне не очистит человека от различных страстей и не приведет его к совершенному познанию, так что он сможет хорошенько понять, что приходит от Бога, а что зависит от его собственных сил. И, получив должные и подобающие ему раны, он начинает правильно думать и так говорит себе: «О ничтожный и окаянный, куда делись слова твои, что можешь, если захочешь, подвизаться и стяжать благодать? Разве не ты говорил, что все остальные не понуждают себя и потому не преуспевают? Горе тебе, окаянный, ибо Аще не Господь созиждет дом души твоея, всуе трудишься! (Пс. 126,1)»
Об этом и еще о многом он рассуждает и понемногу вразумляться начинает. Проклятые же бесы, когда видят, что человек начинает мыслить правильно и о полезном, еще сильнее натягивают луки свои, предчувствуя из наших действий, что скоро потеряют власть над нами. Когда же человек погружен в глубину душевной боли, то некий тончайший голос призывает его быть внимательным и не двигаться с места своего, чтобы не пасть и не стереть навсегда память о себе из книги блаженной Будущей Жизни. Столь живо ощущает он своих супостатов, что многие, возможно, и не поверят этому. Ибо во время молитвы, когда тело подвижника бодрствует, он, как живое движение, чувствует бешеное волнение страстей своих. Но и по ночам часто слышит он голоса и смех бесов, которые издеваются и смеются над несчастным противником. Если же угодно тебе послушать и об этом, то знай, что видит он во сне, как целые полчища бесов являются ему в естественном своем виде и нападают на него разными способами. Поистине такова злоба врагов наших, и такова награда, доставляемая ими тем, кто послушался их внушений, такими дарами наделяют они внимающих им. Однако сие испытание приносит нам и пользу и попускается по воле Господней, чтобы, как сказано, мы стали причастниками смирения, разумными и постоянно пребывающими со Христом. Итак, узнал ты, любезный, об отнятии благодати, увидел и властительство диавола, и мужество подвижника. Посему и немногие из вступивших на это поприще благополучно проходят его. Ибо все монахи, призванные Богом, пришли к монашеству под действием первого луча благодати, многие же насладились и светом второго ее луча. Когда же пришло сие испытание и удалилась благодать, а опытного учителя рядом не было, то они, не удостоившись больше просвещения благодати, не понимая причины этого дела, начали думать, что вернуть благодать нельзя. Такие люди, отчаявшись в отношении ДАРА, живут в глубокой скорби, ибо сила человеческая обычно истощается, когда нет деятельного наставника. Итак, слава Творцу нашему, могущему нас от бесов избавить, а затем на правый путь наставить, чтобы мы, недостойные, Его боголепно прославляли и со святыми отцами во веки веков пребывали, предстательством Владычицы нашей Богородицы. Аминь.
Шестой звук трубы, носящий образ совершившегося в течение шести дней творения и шестидневного труда, служащего для пропитания человека, возвещающий нам ВОЗВРАЩЕНИЕ БОЖЕСТВЕННОЙ БЛАГОДАТИ
Каждой вещи назначено свое время, дорогой мой и любящий безмолвие брат. Минует треволнение, и приходит вслед за ним желанная тишина, где ум, плывущий, подобно дельфину, вкушает тихий мир благодати и призывает струны чувств пробудиться и приносить пение Создателю, славословие Избавителю и благодарение Просветителю, то есть Единой в Трех Лицах и Нераздельной Пресвятой Троице, которая наказующи наказала нас, любящи, «смерти же не предаде нас» (Пс. 117,18). Ибо поистине «терпя потерпех Господа, и Он не презрел моего моления, но внят ми, и услыша смиренную молитву мою; и возведе мя, яко Благ, от рова страстей» (Пс.39, 2, 3).
Войди же и ты в радость (Мф.25,21), возлюбленный читатель, и исполнишься, подобно мне, неизреченной радости о вновь обретенной благодати. Ибо когда ты, надеясь обрести Жемчуг, не будешь желать ничего другого и думать ни о чем другом и уже приблизишься к отчаянию относительно своей надежды, – внезапно, ожиданию вопреки, вот оно, сияние Жемчуга, просвещающее глубины души твоей и изгоняющее скорби искушений. Каково же начало его обретения, готов я сказать тебе; ты же, выслушав, тщательно затвори излагаемую мысль в сокровищнице разума и, когда по Божественной благодати достигнешь того, о чем я говорю, помолись и за меня, заблудшего и сие потерявшего.
Ибо когда добрый Ювелир как должно испытает золото и найдет его годным для Своей работы после того, как оно пройдет огонь искушений и избавится от всякой суровости и ржавчины, тогда возглашает добрый Кормчий: «Довольно испытаний. Достаточный опыт получил терпящий скорби любви Моей ради, довольно ему опасностей и борьбы с бурями. Предоставим ему малый покой, коль скоро и противник ничего не требует более, но отступил, побежденный, поскольку тот наказал его своим умением, обличив вражье безумие. Исцелим уязвленного и совершенно поверженного во тьму».
Тогда довольно человеку одного-единственного взгляда Господа, чтобы вздохнуть свободнее после скорбей. Довольно единого луча благодати, чтобы забыть о них. Так обращается наш Спаситель к душе терпеливого, и тот, слыша сладкий голос Говорящего и спасением Наделяющего, исполняется упования. Будь же внимателен, познай премудрость Художника и то, как Он управляет нашею немощью. Ибо Он не дает благодати, как прежде, чтобы не сказал человек, что получил воздаяние за свое терпение, и не посылает Ангелов Своих, ибо не вынесет этого лукавое и тщеславное естество наше. Но как мудрый Кормчий, Который устрояет все к пользе нашей, Который возводит на Небеса и низводит в ад, умерщвляет и животворит (1Цар. 2, 6), не хотящий смерти грешника, но ожидающий до тех пор, пока не сделает так, что тот обратится и будет жить (Иез. 33, 11), Он попускает ему скорби очищения и исправления ради. Когда же придет час удалить их, вновь искусно и мудро избавляет его от них, ибо, будучи Всесильным, может обновлять расположение души человека и пробуждать все его духовное устроение к желанию слышать слово Божие.
Равным образом посылает Он и иного человека, искусного речью и единодушного нам, который известен промыслительной и спасительной премудрости Его. И словно в двуструнных гуслях встречаются их голоса, Бог же радуется этому, со сладостью слыша возвещение собственных Своих глаголов, как это было и в случае с оным божественным Валаамом, принявшим Божественный глагол и непрестанно благословлявшим Израиль (Чис. 23–24).
Так угодно Благому Кормчему и Его богоугодному Домостроительству. Ибо для Него нет ничего невозможного, но Он может все. Если отверз Он уста ослицы, то тем более может умудрить и кого-либо из малых ради великой пользы, чтобы спасти его ближнего! Ибо Он источил воду из челюсти ослицы руками оного исполина Самсона (Суд. 15, 18–19) и иссушил море через Моисея, Своего служителя (Исх. 14, 21). И нет никаких препятствий для всевластной и непобедимой силы Всевышнего.
Итак, эта встреча, ниспосланная Богом, и речь, обращенная к страждущему, звучат для него как божественный гром. Какова Благость Твоя, Господи! Сколько раз слышал я те же слова и еще чаще изучал их, читая Божественное Твое Писание. Отчего же теперь они обладают такой силой и причастны таковому наслаждению? Ясно, что ни по какой иной причине, но только потому, что разверзлись источники бездны и открылись давно скрывшиеся Божественные дарования, и это даже язык оленя может заставить произносить вещи полезные и спасительные для человека! И вот Господь свыше вещает, и речи, словно молнии, в сердце проникают, Божественным Светом сопровождаются, бесы же при этом в бегство устремляются. Приходит благодать, и сердце, как Неопалимая Купина, опаляется огнем. Возвещаемое же кажется человеку вышеестественным, и текут из очей сладчайшие слезы, и воссылаются из глубины души слова благодарения, являющие искреннюю любовь к Богу.
Итак, еще немного поупражняемся в речи и с рассуждением разберем, что случается с оным путником, чтобы ты понял, что когда тело обладает крепостью сил, то теплота околосердечной крови, если, конечно, помогает благодать, вызывает горячую ревность. И тогда человек творит все, что только захочет и сможет, поскольку и тело этому содействует. Он устремляется вперед, подобно льву, не считаясь с опасностями и смертью. Посему такой человек и вражеское злорадное "благоже" (Пс. 69, 4.) слышит с радостью и не может отвергнуть вражеский вызов. Однако он думает, что трудится благодаря собственной ревности, а также телесному и душевному мужеству, и потому не может все приписать всевластной силе Всевышнего и далек от истинного смирения, о чем ясно свидетельствует его упование на собственные телесные подвиги.
Когда же тело обессилело, да еще и благодать его оставила, таким образом наказав человека ударом небесного бича, то, поскольку телесное мужество ему не содействует, благодать же вслед за наказанием возвращается, он уже приписывает Богу все свои добрые дела, о справедливости чего на деле свидетельствует и очевидная истина. Когда же становится человек причастником смирения, то, к примеру, даже если бы все языки мира собрались для восхваления его, он нисколько не принимает этого, и нет в нем гордости ни на волос. Он удаляется от этих похвал, как от богохульства, ибо всем своим душевным и телесным составом знает, что от Бога к нам и от нас к Богу приходит, и переходит, и бывает всяческое Божественное действие и движение! Бог дает от Своих Своим, и Ему всегда приносится «ТВОЯ ОТ ТВОИХ». И такой человек истинно поклоняется Богу и становится выше всякого ложного самоуничижения и смиреннословия, почему и причащается богатства любви и воссылает чистые благодарственные хвалы.
Но я возвращаюсь к своему предмету. Когда возвестит Вышний Бог Свои глаголы и даст ему добрые наставления, разлучается он со своим наставником. Идя же обратно, этот прежде младенец, ставший ныне, благодаря своему испытанию, человеком опытным, из-за преизбытка радости призывает всю природу и все находящееся в ней, говоря гласом души: «Приидите, все Богом сотворенные создания, и со мною разделите невыразимую радость, ибо еще немного – и вселилась бы во ад жалкая моя душа, если бы Создавший меня не захотел мне помочь! Приидите же, и всякое дыхание со мною да хвалит Господа! Равно же и не имеющие чувств создания да славословят со мною Творца в шуме листьев своих и звучном гласе дыхания своего! И вы, божественные и бесчисленные Ангелы небесные, радующиеся великою радостью моему спасительному обращению, укрепите силу мою, и вместе да возблагодарим Господа за обретение погибшей драхмы души моей!»
Итак, возвратившись в каливу и приложив к делу наставления, он уже совершенно исцеляется от всего, что прежде им обладало, и, сверх того, в нем расцветает мир помыслов, и умножается, благодаря созерцанию, сила веры, высшая всякого недоумения и детского сомнения! Ибо он, умными очами созерцая происшедшее, видит истину, и потому созерцание орошает его веру. Когда же она, то есть вера, зачинает во чреве, то рождает дочь – непостыдную надежду. А эта божественная двоица, обретя мысленные крылья, соединяется с любовью, троично воспринимая обетования и возвещая нам: «Примите их как дар и Божественную милость Господа нашего!»
Если же человек и обращает свой ум к молитве, то уже не может сказать: «Дай мне то-то и то-то», поскольку Господь подает ему более, нежели он сам мог бы просить. Но молитва его об одном: да будет святая воля Господня. А по временам он соединяется с Богом в час молитвы, и тогда прерывается молитва, человек же становится пленником любви Христовой и видит Того, Кого любит, и постоянно удивляется сладкому дуновению оного мысленного ветра, веющего свыше от росоносного облака и нисходящего к нам как тончайший глас, мысленно свидетельствующий о пришествии Владычнего явления. Тогда он бывает поглощен силою благодати, Сладчайший Иисус царствует в его сердце. Когда же закончится созерцание, человек остается словно бы не имеющим тяжкого и неудободвижимого тела, и восклицает в изумлении, и в удивлении взывает: «О бездна богатства, премудрости и разума Божия!!! Сколь неисследимы чудеса Твои, Господи! Кто может определить неизмеримое богатство Благости Твоей? (Рим. 11,33) Или какой язык в силах изъяснить непостижимые Твои таинства? Господи, Господи, если не удержишь вод сладкой благодати Твоей, то растает человек, словно воск!» Говоря так, он взирает на себя как на худшего всякой скверны, находящейся на земле, желая, если бы это было возможно, всех вместить в сердце свое, чтобы увидели они сию благодать, хотя бы сам он ее лишился. Но поскольку и в наши дни, как учит нас опыт, очень трудно принести пользу другому человеку, по причине множества немощей и отсутствия смирения и послушания, то признано более надежным безмолвствовать вместе с немногими единомышленниками, молясь за всех. Бог же может многими способами наставить и спасти каждого.
Итак, вот каково возвращение Божественной благодати, следующее за испытанием! Теперь известно тебе, почему все это приключилось с путником и почему, как мы сказали, Богом установлено ради пользы нашей, чтобы благодать уходила и приходило испытание. И еще ты узнал, что существует великая нужда и необходимость в опытном наставнике, который на собственном опыте изучил бы путь, знал, где расставлены сети злого губителя, и обладал бы великой способностью рассуждения, чтобы, когда отойдет благодать, явилась рука наставника и вела путника, став вторым утешением, пока не минует буря треволнения.
Такова поистине и главная цель учения отцов, которые учат нас пребывать в подлинно блаженном и христоподражательном послушании, получившем благословение от Самого «Начальника спасения» нашего (Евр. 2,10), Который стал для нас первенцем, «быв послушен даже до смерти, смерти же крестной" (Флп. 2, 8). Итак, посредством послушания, наказуемые и наставляемые, очистимся от различных мысленных страстей и угождения собственной воле. Но, двойственно вскармливаемые благодатью и возблагодатью (Ин. 1,16) наставника нашего, возмужаем духовно и достигнем состояния «мужа совершенного» (Еф. 4,13). И тогда, приправленные Божественным Духом, будем достойными доверия, чтобы принять Божественные сокровища Спасителя нашего и небесное богатство Божественного сыноположения по благодати как подлинные сыновья и истинные наследники, участвующие в Божественных обетованиях людям.
Но поскольку не стало таких учителей, которые обладали бы деланием и опытом, то из-за этого происходят случаи прельщения и падения и вообще всяческие опасные препятствия, которых путник может избежать лишь с великим трудом, с помощью настойчивости и пролития крови, получив многие смертельные раны. Поэтому многие из-за невежества считают суетным путь отцов и из-за недостатка рассуждения именуют его путем прелести, ибо он приносит многие падения, как мы сказали, из-за недостатка поддержки. А всех тех, кто идет по нему, любящие давать имена называют прельщенными!
Ты же, возлюбленный брат мой, относясь к таким вещам с рассуждением, ни в коем случае не принимай этого. Ибо велико неведение и неразумие говорящих это; и если они пожелают слушать и узнают истину из сказанного нами, то, когда их вновь будут спрашивать об этом, им следует ответить на вопрос так: «Я, брат мой, будучи немощным душою, не сумел узреть сей отеческой истины. Ты же, обладающий такою ревностью и Божественной помощью, постарайся сыскать себе учителя, способного наставить тебя на этот превосходный путь. Если же и не найдешь, верно соблюдай путь отцов века сего. Тогда будешь иметь многих спутников и не будешь бояться прелести!» Таковы, полагаю, подлинная истина и смирение, как считают и святые отцы, умудренные в божественных предметах. И тот, кто говорит так, укрывается от великих и многочисленных искушений. А утверждаться в своем произвольно составленном мнении, ограничивая свой ум оковами своеволия, то есть, не позволяя ему свободно исследовать все предметы, согласовывая всю совокупность речей и деяний святых отцов, и таким образом приходить к некоему заключению – дело, полагаю, тщетное и приносит величайший вред. Ибо это – отрасль добровольной слепоты, свидетельство душевной немощи или же, скорее, сокровищница неразумия.
Ибо тот, кто хочет совершать путь в безопасности и обрести духовное делание, должен всегда держать свой ум свободным и способным вместить все, что человек принял или, возможно, примет. И во всем, о чем он думает, во всем, что делает или уже сделал, он должен оставлять место сомнению, чтобы никогда не лишать себя полноты своей свободы. Если же вдруг произойдет какое-либо изменение, вызванное состоянием души или тела, ему следует немедленно отвергнуть то, что после проверки на опыте им самим или другим, более совершенным, подвижником оказалось ложным, чтобы не быть с позором и склоненной головой уведенным в плен в золотых цепях убежденности в своем мнении.
Если, возлюбленный, хорошенько изучишь все, что я говорю, и измеришь мысленным циркулем, то получишь немалую пользу. И тогда не забывай в молитвах и меня, нерадивого, и так мы оба исполним заповедь Господню, заботясь о ближнем, ныне – во славу Создателя нашего, и присно – сущего с Иисусом Христом, Господом нашим, и во веки веков – с Содетелем нашим, да будем неразлучны с Единым в Троице Богом нашим, Единым Творцом нашим. Аминь.
Седьмой звук трубы, изображающий число семи Таинств и множество иных предметов, а также устанавливающий день покоя по повелению Господа, возвещающий нам ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О ПРЕЛЕСТИ
И вновь любовь к брату моему рождает во мне слово и заставляет говорить, я же, служитель слова, приношу снеди и побуждаю к желанию друзей и братьев моих читателей, прилагая все свое усердие ради их наибольшей пользы. Слово же, направляясь к лучшему, напомнило нам уже сказанное и сразу перешло к главе седьмой. А о чем в ней пойдет речь, это мы с радостью вам сообщаем, дочь диавола, по имени ПРЕЛЕСТЬ, на позор выставляем и как явное беснование, смешанное с человеческим мудрованием, тотчас изобличаем.
Причина, которая меня к тому подвигла, – это стремление к пользе ближнего, чтобы тот, зная причины прелести, прямым путем, если захочет, устремился к истине. И пусть он припомнит нашу пятую главу, ветви которой принудили меня в свое время уклониться от темы. Итак, прибавлю к этой главе и иные побеги, которые я обошел вниманием, а также покажу корень, и мать, и дочерей прелести.
ПРЕЛЕСТЬ, возлюбленный, является по природе своей удалением от прямого пути и от истины, отрицающим, так сказать, истину и всею силою человеческой души приветствующим ложь, помышляющим о мире сем и представляющим его собой, производящим свои последствия посредством воли, хотения, ума, помышления, похоти, мечтания, души и тела. И ты видишь все это создание, то есть человека, захваченным под действием прелести лукавою властью, которая движет и распоряжается им, словно принадлежащей ей машиной, как ей угодно, так что несчастный человек уже не в силах ослушаться ее хотя бы на волосок.
Свойства же прелести, любезный, неисчислимы; мы же назовем те, о которых надлежит знать безмолвствующим. Начинается их движение под действием верховной и господствующей власти прельстителя – началозлобного врага нашего и последующего за ней склонения воли погибшего. Ибо есть и у бесов, так сказать, своя субординация, мрачная и принадлежащая погибельной бездне, так что едва они заметят уклонение желательной силы ума, как тотчас же их главарь шлет соответствующего духа, который, находясь рядом, непрестанно подготовляет почву для прелести. Занимается он этим с величайшим терпением и, не жалея многих лет, до предела жизни человеческой, различными способами воспитывает в уме сию склонность, покуда не увидит плодов своей науки и, добившись подчинения, не взнуздает его, чтобы увлечь туда, куда пожелает ведущий его диавол.
Тогда пленник – ум человеческий – понуждает и иные душевные силы к такому же повиновению, а вместе с ним сбивается с пути и бесчувственное тело, как мешок, в который заключена душа. Но пока отклонение еще только начинается и появился только росток этой, так сказать, холеры, может человек, если захочет и если послушается чужого наставления, и избежать смерти души своей, и прогнать ее. Когда же уже наступило отравление мысленной крови, становится сие, по большей части, трудным, даже и (заметь это, читатель!) невозможным, если только не подействуют молитвы великих святых и не совершит Бог посредством случая и великого несчастья перемену в уме его, чтобы обратить в ничто постоянное воздействие диавола. Надлежит знать, что и в прелести есть свои меры и степени.
Так, например, если о бесстрастии, совершенстве и Божественных дарованиях можно сказать, что чем менее человек приобщается к ним, тем скорее испытывает охлаждение, встречая противные изменения, то так же обстоит дело и с силою прелести. Чем слабее укоренилось в человеке его предубеждение, тем легче он избавляется от нее. Теперь же начнем предлежащее нам слово и возьмемся за одну из ветвей этой холеры.
В наше время точно так же, как это бывало и в древности, многие из монашествующих отцов и братии упражняются лишь в одной добродетели, например, в безмолвии, и только ею наполняют свои паруса, не разбираясь в том, получают ли они от этого пользу или вред. И вот, не рассчитывая ни полезных, ни вредных последствий, они вскоре сбиваются с пути, обращаются к своим страстям и, воспитывая в себе гнев и похоть, начинают служить супостату.
Лукавейшие же бесы, пользуясь случаем, водворяются в них и искусно используют первоначальную цель монашествующего. Какова же тогда польза от его трудов? Ибо одни начинают считать годы, проведенные в безмолвии, другие же губят себя, лишившись добродетелей. А есть и такие, которые попросту ограничиваются самым суровым постом, не допускающим ни масла, ни приготовленной на огне пищи, и тем самым лишают себя свободы, поскольку довольствуются лишь одним. Такие, полагая, что все состоит только в этом, впустую тратят время и, надмеваясь, считают годы, когда не разрешали ни масла, ни приготовленного на огне, порабощенные собственной волей. И они уверены, что достигли совершенства, а между тем нисколько не заботятся об иных добродетелях и осуждают других, которые, по их мнению, покинули правильный путь.
Итак, этот вот их односторонный пост мы осуждаем как неправильный и называем крайне безрассудным. Хитроумный же диавол, едва увидит, что человек уклонился в такое однообразное подвижничество, тотчас же присасывается, как раковина, и совершенно подчиняет себе его ум, заставляя считать, что в таком подвижничестве и заключается подлинная истина. И так продолжается, покуда привычка не станет второй натурой, так что можно будет совершенно прельстить человека и в один прекрасный день овладеть им.
Так вот, полезно такому человеку, как и другим, о которых говорилось выше, если они хотят спастись, оставить такое однообразное подвижничество и последовать наставлениям духовного отца, с советом и разумом выравнивая и возводя здание о четырех углах.
Также и еще некто, очарованный одним лишь бдением своим, все приписал ему и считает годы, проведенные в бдении, а других осуждает, будто бы блуждающих во тьме. Пусть и такой человек последует пути других, о котором было сказано. Иной же доверился однообразной молитве своей и, словно бы это было его изобретением, обучает других тем способам, с помощью которых удерживает свой неудержимый ум. Но и он пусть присоединится к другим и прислушается к полезным речам.
Еще один опять-таки заботится о слезах и принимает их за спасительную для человека находку, уча других, как должно плакать, и возвещая горе тем, кто не плачет. И он, воображая, что в этом состоит все совершенство, превозносится в своем надмении, мысленно осуждает всех и зачастую от избытка сердечного выражает это устами. И, обращаясь к такому с любовью, мы говорим: пусть знает, что слезы надлежит соединять с блаженным смирением, и не воображает, что легко научиться плакать, не имея благодати. Но и любая другая добродетель, если она совершается сама по себе и принимается за главную силу монашеского жительства, заслуживает порицания и всяческого осуждения опытных людей. Или же скорее мы назовем ее приманкой врага, из-за которой человек постепенно «попадается на крючок» и сбивается с пути.
Если же кто разумно и рассудительно упражняется в одинаковой степени во всех добродетелях, то такого я и хвалю, и пылаю от великой к нему любви, ибо не собираюсь противиться цели того, кто успешно подвизается, и не сомневаюсь в том, что добродетели, правильно возделываемые, являются единственным необходимым средством, без которого невозможно взойти к совершенству. Итак, непременно следует, даже до крови, заботиться о всех добродетелях одновременно, с равной силой и вниманием, чтобы духовное здание росло, уподобляясь цепи, где звенья связаны друг с другом. А теперь, любезный, послушай меня и запомни вот что.
Много существует дочерей покаяния, но самые из них почтенные, дерзновенно приближающиеся к Богу и необходимые для всякого безмолвника – это, во-первых, БЕЗМОЛВИЕ, связанное и соединенное со СМИРЕНИЕМ и сожительствующее с ТЕРПЕНИЕМ. Тотчас же за ними идет равный им по достоинству ПОСТ, их родной брат, а также прекрасная сестра их, БДЕНИЕ, за которою следует другая сестра – МОЛИТВА. Соединившись вместе, они СЛЕЗЫ порождают, Бога к состраданию привлекают и согласно единое прошение воссылают, да пошлет Он им БЛАГОДАТЬ Свою.
Итак, если лишишься ты одной из них, другие останутся бесполезными, будучи недостаточными для возрастания души твоей. Ибо БЕЗМОЛВИЕ – это благоприятная почва, на которой возводится все здание из мысленных столпов и духовных камней. Однако никто не в силах выдержать тяжесть безмолвия, с разумом и рассуждением встречая скорби, если не пошлет Сладчайший Иисус в качестве дара и милости БЛАГОДАТЬ безмолвия, вскармливающего нас, как мать, умной пищей и подражающего Ангелам. Кто примет ее, тот должен узнать БЛАГОГО ПОДАТЕЛЯ и Его единого непрерывно благодарить, обращая к Нему непрестанную молитву свою, чтобы Он содействовал благому его произволению и продолжил возведение Божественного Своего здания, даруя нам вместо камней основание – СМИРЕНИЕ и помогающее во всем прекраснейшее ТЕРПЕНИЕ!
Также и о посте скажем, что если он совершается с рассуждением, то, несомненно, является подходящим материалом, который цементирует все сооружение, унимая бесчинные стремления и совершенно укрощая пылающие страсти. Однако невозможно выдержать его, с разумом вкусив его плодов, если СПАСИТЕЛЬ не пошлет нам свыше БЛАГОДАТЬ поста.
Если же хочешь услышать о БДЕНИИ, то мы скажем, что это поистине наковальня, на которой заостряются мысленные гвозди – помышления, а ум сильно очищается и рождает тонкие помыслы, в то время как мы, выкованные и спрессованные напряженной молитвой, умягчаем подобное железу и неукротимое сердце наше. Оно же, жестоковыйное, испытывая стеснение и боль, прибегает к МОЛИТВЕ, сестре безмолвия. Та вскоре вызывает СОКРУШЕНИЕ, от которого и получает утешение сердце. Но если не придет БЛАГОДАТЬ бдения, то оно не сможет зачать плод, которым порадовало бы своего родителя.
Но и молящийся также должен жить с разумом и рассуждением, воздавая чистую жертву чистому ПОДАТЕЛЮ БЛАГ. И апостол свидетельствует, говоря: «НИКТО НЕ МОЖЕТ НАЗВАТЬ ИИСУСА ГОСПОДОМ, КАК ТОЛЬКО ДУХОМ СВЯТЫМ» (1Кор. 12, 3). Итак, не подлежит сомнению, что человек, который не причащается Святого Духа, не может молиться чисто!
Следовательно, ошибаются говорящие, будто удерживают ум без помощи благодати свыше. И я, проверивший это на опыте, говорю с уверенностью, что МОЛИТВА является единственным умилостивлением и небесной птицей, которая на крыльях своих может в мгновение ока доставить уму вести от Бога и Спасителя нашего, чтобы примирить обе стороны и соединить БОГА НЕВЕЩЕСТВЕННОГО с ЧЕЛОВЕКОМ, скажем, ничтожным и ВЕЩЕСТВЕННЫМ.
Однако невозможно совершиться сему удивительному соединению так, чтобы остановился неудержимый и всегда движущийся ум, если не осенит человека просвещение божественного познания либо не придет высокий помысл или иное подобное БОЖЕСТВЕННОЕ ДЕЙСТВИЕ. Итак, должно знать, что не сам человек удерживает свой ум, но Создатель Вселенной, держащий в Своей руке дуновение ветров.
Так же обстоит дело и с имеющим СЛЕЗЫ, ибо они поистине главное оружие против бесов, они очистительная купель для грехов наших, если только источаются в смирении и разуме. Однако же их не производят сила и искусство человека, сам он спешит обнаружить лишь произволение к плачу, приход же слез – дело Возводящего "облака от последних земли" (Пс. 134, 7). Такой человек пусть на опыте узнает, что не тогда он плачет, когда захочет сам, но, когда хочет Бог, и таким же образом пусть благодарит дающего и обогащающего нас Всесвятого Господа.
Таковы же и иные добродетели, которые мы здесь не называем. Мы одновременно с усердием трудимся ради обретения всех их, обнаруживая пред Господом доброе и благое произволение, где необходимо и должно приложить силу нашу; получение же желаемого зависит от благого Промысла Бога, их Подателя. Так, к примеру, хороший земледелец вскапывает, очищает, удобряет землю и хоронит семя в недрах ее, а после этого ожидает милости от Господа. Ибо если Тот не пошлет во благовремении потребные дожди и, так сказать, благосклонные ветры, то нет несчастному земледельцу никакой пользы от его труда, поскольку совершенно погибают посевы. И тогда вместо жатвы пожинает он терния, так что плоды всех его стараний идут в пищу ослам и иным бессловесным животным.
Так и мы. Если не пошлет Господь свыше очистительные воды Божественной Своей благодати, останемся бесплодными и совершенно нагими, труды же наши послужат пищею бесам и прекрасно возделанные добродетели обратятся в пороки!
Кроме указанных нами раньше заблуждений, есть и другие, кое в чем от них отличные. Впрочем, они приводят с собой своих матерей и являются родственниками первых, поскольку хотя впадающие в них и возделывают все добродетели в равной мере и без изъятия, однако лишены света рассуждения, полагаясь и надеясь, как и другие заблуждающиеся, на свои собственные дела. Когда они молятся Господу о чем-либо, то не просят этого с крайним смирением, но дерзко требуют, словно Бог перед ними в долгу за дела их. Не получая же ответа на свою молитву, такие сильно смущаются из-за неисполнения своих желаний, и уязвляет их тяжкая печаль. Когда же враг наш, диавол, увидит, что такой человек погружается в сие душепагубное неведение, тотчас же нападает на него, подступая с развращающими помыслами.
«Видишь, – говорит он, – что ты, даже до смерти, служишь Ему, а Он вовсе не слышит тебя? Так зачем же ты трудишься и укрощаешь тело, когда Он нисколько не отличает тебя от тех, кто живет в небрежении?»
И так он постоянно мучает человека и гнетет его душу, чтобы заставить его богохульствовать, а затем войти в него, подчинить своей власти и впоследствии наложить на него свои цепи. Если же не удастся это, тогда враг принимает вид светлого Ангела и говорит человеку, будто послан, чтобы находиться рядом с ним, поскольку тот во всем угодил Богу. Ибо он в силах создавать и такие, и еще большие наваждения: с легкостью поставляет Престолы, изображает Христа, представляет вид огненной колесницы и приглашает взойти на нее, подобно пророку (4Цар. 2,11). Ему достаточно, чтобы Господь попустил ему из-за нашей неразумной гордости смело действовать против нас, и он, будучи нашим врагом, может причинить нам тьму бедствий.
Поэтому он многих из афонских монахов прельстил, низринул в пропасть, а других задушил и многими способами злобно умертвил и совершенно погубил тех, кого Сладчайший Иисус Божественной Кровью искупил и из мира призвал. А ныне Он в печали с Креста Своего к нам взывает, чтобы мы подражали Ему и смирялись, да будем помилованы и да не погибнем.
Сверх всего того, о чем сказали мы выше, существует и иная прелесть ума, по большей части различимая с трудом, которая угрожает преуспевшим и посредством умного делания беседующим с Божеством! Но поскольку сегодня до нее дело не доходит из-за недостатка мысленного делания, то я и счел излишним ее рассматривать.
Ты же, Благий Господи наш, покрый нас от сего в жизни сей, Ты нас наставь, Ты нас просвети, и от всех сих зол избавь, и возьми отсюда душу нашу, и в селениях святых Твоих учини по благоугодным молитвам Твоей Всецарицы Матери и всех святых. Аминь.
Восьмой звук трубы, носящий образ будущего Общего Воскресения, возвещающий нам РАЗЛИЧНЫЕ ПРЕДМЕТЫ, РАЗДЕЛЕННЫЕ НА ВОСЕМЬ ЧАСТЕЙ
Миновало седьмое благословенное число, наделив нас, по велению Божию, телесным покоем. Восьмое же по порядку заняло свое место, и от Господа приняло Божественные глаголы, и получило от Него благословение, и названо отцами образом, так сказать, будущего Общего Воскресения!
А все, чем оно нас наделяет, мы вам с искренней любовью доложим, на общее обозрение предложим и, словно духовное ополчение, в восьми станах и полках расположим. И, вострубив в Духодвижимую трубу, с помощью благих мыслей и духовных помышлений заставим стены иерихонские страстной части души сами собою разрушиться (Нав. 6,19), а врагов наших, бесов, многообразными способами будем попирать ногами.
И сперва покажем брань двойственного ополчения врага нашего, а затем изъясним три состояния, через которые наше низкое естество восходит и нисходит, и, наконец, – три последующие благодатные дарования, которые человек может получить, если преуспеет в делах божественных.
Но и ты сам, мой любезный, постарайся напрячь свой слух, а уж я искренне доверяю твоей любви весь преизбыток сердца своего. И не пренебрегай ни Божественными глаголами, ни брением, их изрекающим, потому что и то и другое суть создания Господа нашего.
Итак, во-первых, покажем две рати врага нашего, который яростно борется с нами десными и шуиими, а затем изложим все остальное по порядку. Ты же, внимая тому, что говорится, уразумевай смысл написанного. Ибо как только увидит лукавый враг великое произволение человека, самоотверженно устремляющееся вперед, тут же коварно примешивается к подвижничеству и втайне злоумышляет против подвижника Господня, побуждая его помыслы, склонность и желание ко всякому чрезмерному деланию, пока не доведет его до крайности. Когда же убедится, что подвижник уже достиг скользкого места, тут же и оставляет его, и тот падает. Ибо тело, облекающее, словно чехол, силы души и духа, помогает ему во всех божественных подвигах, будучи единственным споспешником богоугодных дел. Но вот человек, сохраняющий неповрежденным, благодаря этому средству, двойственный состав собственного естества, сам обессилил его излишним постом и всяческим подвижничеством и бросил, словно бесполезный хлам. Оно же, пока еще не обладающее крыльями бесстрастия и высоким состоянием духодвижимого созерцания, чтобы взлететь, пресмыкается по земле, как змея. А змий, извечный враг наш, употребив все свое диавольское умение и достигнув цели, мучает несчастного человека; и если тот не позаботится немедля о своем исцелении, то погрузится в конце концов на дно.
Когда же он внимательно управляет телом, налагая узду и на рвение, и на ревность, то есть с рассуждением совершает свой путь, то и враг наш, соответственно этому, ставит себе другую цель – усилить в подвижнике самолюбие. И вот монах мало-помалу, совершенно того не чувствуя, становится рабом чрева своего и опять попадает в диавольскую сеть. Поэтому обе эти крайности наносят нам ущерб.
А вот и пространнейшее разъяснение предмета речи, чтобы тебе лучше уразуметь смысл сказанного. Из самолюбия рождается многоядение, которое порождает чревоугодие, а от него происходит избыток крови. От чрезмерного же потребления воды, чтобы не сказать – вина, рождается влажное сердце, из которого исходят лукавые помыслы. То и другое приводит к плотской брани, то есть к возбуждению плоти и вожделению совокупления. Остальное же мы опускаем, ибо это легко представить.
Ибо имеющий мать пороков с отцом-лукавым быстро зачинает многих детей, которые губят душу. И, с другой стороны, если кто излишним постом и прочим подвижничеством ослабит и изнурит тело, тогда приходит ненормальное смятение, то есть развращенные помыслы, сомнение в вере и общее возбуждение всей нервной системы. Поскольку же причастен к нервам и детородный орган, то и он, при содействии диавола, возбуждается одинаково с другими органами, так что возникает движение и без избытка крови. Поэтому десными ли или шуиими искушаемый падает человек, вред бывает одинаковый, и одновременно погружается в пучину наша душа.
Следовательно, надобно путнику остерегаться обеих крайностей, держаться же среднего пути и двигаться со вниманием. Нам же пора оставить эту речь и сказать о трех состояниях, ибо в соответствии с ними восходит и нисходит бренное наше и земное устроение: ЕСТЕСТВЕННОМ – ВЫШЕЕСТЕСТВЕННОМ – ПРОТИВОЕСТЕСТВЕННОМ.
Естественным нашим состоянием с тех пор, как стали мы преступниками заповеди Божией и Рая лишились, является естественный и писаный Закон, Богом данный. И тому, кто желает удостоиться спасения, надлежит ходить в рамках Божественного Закона, неопустительно исполняя все заповеди Господни. И, если кто все вышесказанное исполнит и Божественный Закон сохранит, такой пребывает в естественном состоянии, каким оно стало после изгнания праотца нашего Адама из Рая.
В противоестественном состоянии находится тот, кто совершает путь вне Божественного Закона, кто без разума и рассуждения грешит, подобно скотам неразумным. И о таком восклицает пророк: «Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. 48,21). Такой человек пребывает в противоестественном состоянии и по причине дел своих становится ненавистным Богу! Вышеестественное же состояние – это высшее всех добродетелей святое БЕССТРАСТИЕ, в которое был облечен праотец Адам, пока не нарушил заповеди.
Ты же, возлюбленный, когда слышишь слово «БЕССТРАСТИЕ», почитай имеющего его на земле ангелом во плоти и небесным человеком, всегда облеченным во все благие добродетели. И насколько кто-либо причастен к бесстрастию, настолько же и приближается он благодаря этому к блаженному и небесному наслаждению. Таковы три состояния, в соответствии с которыми человек, если преуспеет, поднимается от противоестественного к естественному и завершает восхождение на ступени вышеестественного. Если и обретается он в скотоподобном состоянии, пусть узнает, что пасет свиней и пытается насытиться рожками плотского своего вожделения, как оный блудный сын (Лк. 15,16).
Тричисленное же осенение Божественной БЛАГОДАТИ Господа нашего, которую принимает понуждающий себя, если достигнет такого преуспеяния, чтобы принять ее как человек доброго произволения, таково: БЛАГОДАТЬ ОЧИСТИТЕЛЬНАЯ – ПРОСВЕЩАЮЩАЯ – СОВЕРШЕННАЯ.
Очистительная благодать – это та, которая поддерживает и укрепляет нас, способствуя чистоте, о чем было яснее сказано выше, в четвертой главе.
Просвещающая же благодать, еще больший дар Божий, дается человеку, находящемуся в естественном состоянии, когда Господь, о чем мы опять-таки сказали выше, многими способами испытает его и найдет достойным приятия Божественного дарования. Благодать эта именуется и просвещением духовного разума и Божественным просвещением. Многими и другими наименованиями пользовались восприявшие ее отцы, чтобы сделать Божественные дарования легко для нас постижимыми.
Когда же ты, любезный читатель, услышишь о «свете», не вообрази что-нибудь вроде молнии или вещественного света! Не вообрази этого, брат мой, чтобы нечаянно не впасть в прелесть, ибо речь идет о просвещении и чистоте ума, при которой может человек умными очами видеть истину, которая прежде, в чине очистительной благодати, от него ускользала, поскольку не была ясно видимой.
Когда же минует одно состояние и придет другое, подвергается удостоившийся его совершенному изменению, так что забывает о низшем состоянии из-за преизбытка Божественного осияния и бывает поражен восприятием более высокого дара.
БОЖЕСТВЕННЫЙ же СВЕТ, как было сказано, брат мой, является умным, и нельзя его видеть телесными очами. Лишь в темноте бывают видны зрительная сила ума и действие осияния, при дневном же свете и зрении очей наших они совершенно не различимы. Ибо первое даже и разрушается вторым, так что при дневном свете ощущает человек лишь радость и сладость осенения благодати. Равным образом этот Свет невеществен, безвиден, бесцветен, ясен и мирен, отчего ум ясно различает вещи и имеет легкие и тонкие помышления, воспаряя над всеми помыслами о земном и вдыхая некий иной, мысленный, воздух. И, видя издали тамошнюю радость, человек возгорается сильным желанием и неудержимо устремляется вперед, пока не достигнет блаженного БЕССТРАСТИЯ и не будет всецело поглощен любовью возлюбленного Иисуса, Господа нашего.
Однако же поскольку тело с течением времени подвержено непрестанным переменам, то и благодать не пребывает с нами постоянно, но часто промыслительно удаляется или же не является. Потому нам ни в коем случае не следует быть уверенными в непоколебимости нашего духовного состояния. Послушай же подробное изъяснение сей речи.
Наше состояние пред лицом Божественного просвещения есть густая тьма. Если же приближаются к нам и бесы, которые по природе являются тьмой преисподней, тут мы и вовсе не можем различить, что делаем. Когда же приходит Божественное просвещение, словно воссиявшее на небе солнце, тотчас рассеивается тьма, и тогда видим мы с чрезвычайной ясностью даже самые ничтожные вещи, скрывавшиеся от нас до озарения Божественным Светом. Итак, вслед за всем этим, когда человеческое естество будет хорошо обучено и испытано таким образом и когда становятся дарования как бы собственными достоинствами человека, приходит и СОВЕРШЕННАЯ благодать, которая дает ему еще большее совершенство в делах божественных и называется благодатью ВЫШЕЕСТЕСТВЕННОЙ, или БЕССТРАСТИЕМ.
Можно сравнить ОЧИСТИТЕЛЬНУЮ благодать с мерцанием утренней звезды и иных звезд, ПРОСВЕЩАЮЩУЮ – с сиянием полной луны, а СОВЕРШЕННУЮ – с полуденным солнцем. Вышеестественной же она именуется, ибо совершает свой путь выше естества. И в двух низших по сравнению с ней состояниях пытается их причастник посредством хранения ума сохранить добродетели и отогнать враждебные пороки страстей наших. Но когда осенит человека сие божественное состояние, несущее ему совершенство, тотчас же упраздняется всякое движение помыслов и собственных наших мыслей. При этом добродетели, как неизменные природные свойства, пребывают с человеком, пороки же, не смея противоречить, обращаются в бегство и исчезают вовсе! А сверх того, человек видит истинную природу всякого движения и всего, что можно созерцать телесными очами; однако нисколько не гордится, не завидует и не порицает при виде доброго, при виде же злого не смущается, не злословит и не борется. Но неизменными остаются его зрение, вкус, слух, осязание и обоняние, ибо он поистине причастник бесстрастия, каким обладал Адам до справедливого изгнания своего из Рая.
Итак, судя по этим трем состояниям, которые мы показали, можешь ты познать те богатства, которыми наградил тебя Благий и Всещедрый Господь. Если же и находишься ты в состоянии скотском, то плачь и взывай к своему Создателю, да прострет Божественную Свою руку и изведет тебя из рва страстей, чтобы тебе не увязнуть и не погибнуть вовеки.
Буди, Господи! Дай одним чистоту и рассуждение, другим подай Твоего Божественного познания просвещение, иным же даруй совершенство и бесстрастие, да в бесстрастии прославим Тебя во веки нескончаемых веков. Аминь!
Девятый звук трубы, носящий образ девяти чинов ангельских и возвещающий нам О СОВЕРШЕННОЙ ЛЮБВИ
Итак, вот и миновало по Божественной благодати восьмое число, девятое же по порядку заняло свое место, нося образ девяти чинов, коими прославляется Бог всяческих. Их духоносной лирой вдохновляясь, я для братии моих читателей совершенство любви воспою, мысленное торжество сотворю и призову Вышние Силы с их сладким пением, со всеми святыми и Матерью Господа нашего, чтобы они даровали мне помощь, с которою бы я превознес Бога, всегда славимого и всеми вечно воспеваемого вовеки!
Придите же и вы, братия мои, к мысленному торжеству Любви5, ибо сегодня примет она всех и будет скорой предстательницей всем ее возлюбившим, только бы вняли они ее призыву! Как же начать мне похвалу моей Любви? Никоим образом не осилить мне сей труд, но ты сама научи меня, что говорить, о истинная и сладкая Любовь. Ибо, возлюбленные мои братия, как же мне собственными своими силами написать и поведать о столь великом даровании, превосходящем меру силы человеческой? Какой смертный язык расскажет о таковой небесной пище и наслаждении святых Ангелов, пророков и мучеников, подвижников и преподобных со всем множеством праведных, пребывающих на Небесах?
Поистине, братия мои! Если бы даны мне были все языки человеческие, бывшие от Адама и до сего дня, то и тогда не мог бы я вести подобающую речь о БЛАЖЕННОЙ ЛЮБВИ, когда бы Сам Сладчайший Иисус, Сама Истина и Любовь, не даровал мне силу слова, премудрость и разум, чтобы устами человеческими Сладчайший Иисус и говорил, и был прославляем. Ибо не что иное есть Любовь, как Сам возлюбленный Спаситель и всещедрый Отец с Божественным Духом.
О Сладчайший Иисусе! Принимая все другие Божественные дарования, которые принято называть добродетелями, человек испытывает особое, вызываемое восприятием каждого из них чувство и ощущает действие Божественной благодати, являющее величие чрезвычайной красоты и силы. Ощущает он и различие дарований между собой, ибо хоть они и происходят из одного источника, но различаются степенью причастия Божественного озарения.
Но все остальные добродетели с почтением склоняются перед блаженною Любовью; она же, как их госпожа, благолепно облекшись в них, как в сияние света, мысленно окрыленная, премирно возносится к присноживому Источнику, Сладчайшему Господу, где и находит упокоение. Но и оттуда она вновь шлет лучи света своего для возлюбивших ее, всех исполняя просвещения и беспредельной радости и делая ревностными и горящими духом!
Ведь она – огнь благоуханный, ибо сама происходит от огня и отсвет Божественной красоты и все может даровать любящим ее как госпожа и царица всех добродетелей! Итак, благодарение говорящему: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1Ин. 4,16).
Однако же сегодня многие добродетельные отцы, благое и прекрасное житие проходящие, словом и делом Богу нашему благоугождающие и ближнему искренне помогающие, полагают, да и другие так о них думают, что они достигли Любви, коль скоро являют они некое сострадание и милость к брату и ближнему своему. Но так они поступают по заповеди Господней: «Да любите друг друга» (Ин. 13, 34); а тот, кто хранит ее, хотя великой похвалы достоин, но не такой, как если бы это было действием Божественной Любви! Ибо это поистине путь к источнику, но еще не самый источник!
Так и ступень, находящаяся перед дворцом, не есть тем самым и дверь во дворец! Это – одеяние Царя, но не Сам Царь! Это – заповедь Господа и Бога нашего, но не БОГ! Итак, кто будет говорить о блаженной Любви, должен прежде чувством вкусить плода ее, а затем, если позволит Сладчайший Иисус, Источник Любви, давать и другим вкушать от плодов, которые принял. Тогда, несомненно, принесет он ближнему пользу, а не вред, ибо опасно для души нашей говорить недостоверно, судить о том, чего мы не знаем, и полагать, что видели то, чего не видели.
Итак, твердо запомни, возлюбленный читатель, что иное есть заповедь Любви, исполняемая благими делами взаимного братолюбия, и иное – действие Божественной Любви.
Первое могут исполнить все, если хотят, второе же – никоим образом, ибо это не от наших дел совершается и не приходит по нашему хотению, когда и как пожелаем. И, следовательно, бесполезны наши хотения и дела, и нам остается только показывать доброе произволение и обращаться с усердной молитвой к Самому Господу, ибо только от Его решения зависит дарование нам просимого или отъятие полученного от Него прежде.
Если же мы ходим в простоте сердца, если сохраняем подвижнически заповеди, если молимся усердно, с плачем и слезами, неотступно и терпеливо, и, как Моисей, хорошо охраняем овец Иофора (Исх. 3, 1), то есть мысли, помышления и духовные движения ума нашего, и среди дневной жары и ночного холода непрестанных изменений и брани с искушениями с поспешностью и смирением сокрушаем греховные помыслы, то после этого, приняв отчасти иные дарования Божий, удостоимся и БОГОВИДЕНИЯ и увидим в наших сердцах Купину, горящую Божественным огнем Любви и неопаляемую (Исх. 3, 2).
И, приблизившись к ней посредством умной молитвы, услышим, как говорит посредством таинства духовного познания Божественный глас: «Сними обувь твою с ног твоих». – А это значит: оставь всякое свое желание и заботу века сего и подчинись Духу Святому и Божественной воле Его, – «ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3, 5). И, освободившись от всего, такой человек становится предстателем за народ и наносит язвы мысленному фараону, то есть приобретает рассуждение и распоряжение Божественными дарованиями и победу над бесами. А затем он получает Божественные Законы, но не на каменных скрижалях, какие получил Моисей и которые можно было разбить или повредить (Исх. 32, 15, 19), но в виде Божественных начертаний Святого Духа, действующих в наших сердцах, причем не десять только заповедей, но столько, сколько способны вместить ум, разум и естество!
Тогда дерзновенно входит он за завесу и при появлении Божественного облака в огненном столпе ЛЮБВИ сам весь обращается в огнь. Когда же не может выдержать более, то восклицает Божественное действие Любви, обращаясь к своему Источнику посредством уст человеческих: «КТО МОЖЕТ МЕНЯ ОТЛУЧИТЬ ОТ СЛАДЧАЙШЕЙ ЛЮБВИ ТВОЕЙ, ИИСУСЕ?» (Рим. 8, 35)
Когда же сильнее повеет мысленное дуновение, человек уже не знает, находится ли он «в теле, или вне тела: Бог знает» (2Кор. 12,3), внутри или вне каливы – Бог весть, знает лишь, что весь обратился в огнь, и с огнем и любовью источает слезы, и восклицает, изумленный и пораженный: «Останови, Сладчайшая Любовь, воды благодати Твоей, ибо составы членов моих изнемогли!»
И при этих словах слышится веяние Духа с Его чудесным и невыразимым благоуханием, прекращается действие чувств и не остается места никакому телесному движению. Человек же, всецело плененный, погружается в молчание и изумляется, видя безграничное богатство Славы Великого Бога, пока не удалится оный божественный мрак. И пребывает он, как безумный от вина и исступленный, не в силах произнести ни слова...
Ибо тут ни язык говорить не позволит,
Ни сознанье, ни сердце с душою и волей.
Здесь над всем воцарилась Великая Сладость –
Иисус, мой Спаситель, Любовь Всеблагая,
И Отец, мой Создатель, с Божественным Духом.
Нераздельная Троице, Господи Боже!
О души моей жизнь, наслаждение сердца!
Совершенство любви, просвещение мысли!
О Источник Любви, и Надежда, и Bepa!
Научи, как с Тобой никогда не расстаться.
Ей, Благая Любовь, Иисусе Спаситель!
Только это скажи, и иного не надо,
Чтоб к Твоим я ногам припадал непрестанно,
Чтобы сладко лобзал Твои крестные язвы,
Проливал вечно слезы с сердечною болью,
Орошал твои ноги, как прежде Мария,
Чтобы не отлучили от Тебя мою душу
Силы, власти, начала врага, велиара,
Как и весь этот мир, что влечет непрестанно
Наслажденьем сего преходящего века.
Но пока я стою и у ног Твоих плачу,
Мою душу возьми, помести куда хочешь,
Где бы я на Тебя, мой Создатель и Боже,
Неустанно взирал, почитал, песнословил
Среди праведных, мучеников, и пророков,
И отцев преподобных, и жен непорочных,
Где Небесное воинство Ангелов Божиих,
Херувимов, Властей, Серафимов, Престолов
И сладчайшая Матерь, Богородица Дева,
И Владычица всех, Пресвятая Мария.
Аминь.
Десятый звук трубы, носящий образ десяти заповедей Господа нашего, возвещающий нам СЫНОПОЛОЖЕНИЕ ПО БЛАГОДАТИ И ТРЕТЬЕ НИСПОСЛАНИЕ БОЖЕСТВЕННЫХ ДАРОВАНИЙ
Поскольку завершили мы число девяти ангельских чинов, то, получив силу от Бога нашего, перейдем и к десятому, чтобы, миновав десятичисленный образ заповедей, удостоиться благословения Божия. Итак, придите, возлюбленные мои отцы и весь собор монашествующих, чтобы нам, отринув проклятое житейское попечение, с усердием взойти к своему распятию и, укротив, насколько возможно, препятствующие нам страсти, соделаться подражателями Спасителя!
Возлюбленные мои! То, что выглядит утеснением, – не боль, но соединение с истинной радостью и наслаждением, или, лучше сказать, посещение нас Богом. Ибо Он поистине придает нам силы, а также за нас сражается с врагами, победы же приписывает нам. Сам воюет, Сам побеждает и Сам же является военным трофеем!
О великое чудо, основание многих созерцаний! Внимайте словам моим, честные отцы, распявшиеся страстям ради любви Христовой, да взойдем на мысленный Фавор, чтобы достичь преображения через доброе изменение и чтобы и впредь Сладчайший Иисус являл умным очам нашим славу Свою, мы же таинственно вкусили бы истинной радости. Ибо Он – поистине Радость, Он же и Дарование! Лишь Он – Дарующий, и лишь Он – Дар! Сам Он – и Источник, и бьющая из него Вода живая.
О таинство, поистине сокровенное и для непосвященных неведомое! Он все дарует нам, и это мы воздаем Ему. И он принимает сие и возвращает нам как долг. Видишь, брат, свидетельство любви Владыки нашего? Уразумел ли движение Божественной благодати?6 Видишь таинственную премудрость Бога нашего? Сам Он привел Ангелов к бытию, Сам даровал им свет, и движение, и пение непрестанное, Сам создал мир и словом утвердил все, что в нем. Сверх того, создал и человека, изобразив в нем Свой образ и подобие, и всех изобильно и щедро наделил Своими благами, разнообразно почтил и прославил. Равным образом тричисленное создание7 воздает Ему получаемое, щедрый же Отец наш сие благосклонно принимает, от Своих получая воздаяние.
Видишь ли из этого, любезный, удивительное и тричисленное движение, производимое всем управляющим с величайшей премудростию Создателем нашим? Услышал ли слово, дающее величайшую пищу для созерцания разумеющим его? Принял ли знание божественных движений и того, как поднимается земное наше устроение туда, где вечно приносятся «Твоя от Твоих»?
Итак, послушай еще о действии вышних движений и об источнике разделения небесных вод и, оставив землю, дивись небесному, и, приблизившись к Создателю посредством превосходного созерцания, мы обретем покой, потому что только для этого одного мы и созданы и увидели свое бытие. Взгляни же, как Благий Отец благосклонно разделяет трем сотворенным Им чадам изобилие богатства Своего, и в то же время все это богатство остается с Ним, и Он не испытывает никакого лишения, будучи, так сказать, источником и корнем бесконечной щедрости.
Ты же, будучи Его наследником, подражай Божественной щедрости Отца нашего. Ибо все творение, единожды приняв богатство, непрестанно, вплоть до Пришествия Господа, будет возвращать его Давшему. Вот посмотрим прежде всего на землю, которая плодородием своим являет послушание Создателю, разнообразием же видов и ароматов цветов своих воссылает Ему славословие вечное. А сверх того, и все, что находится на ней, обладающее дыханием и жизненным движением, одно своим послушанием человеку, другое своим стройным гласом вечно славословит и благодарит Господа, воздавая «Твоя от Твоих», говорю, до скончания века. Если же угодно тебе посмотреть и на море, то и здесь, несомненно, будет велико твое удивление, ибо и море воздает подобное тому, что воздает земля, и оно знает Создателя своего как источник даров и движением волн своих приносит Ему послушание, соблюдая предел, который Он заповедал: «Положил предел тебе и не прейдешь, но о песок сокрушатся волны твои» (Пс. 103,9). Игрою же своих рыб, которые, словно на сцене, радуют своего Создателя, оно воссылает Ему славословие.
Обратись затем и к тверди небесной, что над нами, покрывающей все, словно некоей кровлей, и посмотри на великое светило, которое принятым светом воздает то же благодарение и вечное славословие, а непрестанным движением приносит Ему свое послушание. Так и меньшее светило, называемое луною, воздает то же самое. Ибо своими постоянными изменениями указывая на течение времени и изливая свет, оно вечно благодарит и славит Бога, непрестанным же движением являет свое подчинение. Сверх того, и множество звезд, и облака, и дуновения ветров, и все другие стихии подобным образом воздают Создателю то же самое!
Впрочем, оставив бесчувственное создание, обратимся к Горним силам и к человеку и подробно побеседуем с ними как с благородными и высшими созданиями Божественной силы. Ибо Ангелы духовны и невещественны, а вещественный человек создан по образу и по подобию Божию, и поэтому Ангелам и человеку даруется тройственное богатство, и они тройственно воздают его Ему.
Божественные Ангелы, как мы сказали, вначале приняли свет, движение и славословие непрестанное, и, воздавая это Ему, приносят «Твоя от Твоих» и веселят своего Создателя. Человек же, который один только почтен Божественным образом и подобием, никоим образом не воздает Богу полученное от Него богатство, но присваивает себе чужое, как будто собственное, и соединяется с врагами Божиими, злыми бесами, сам становясь врагом и супостатом Создателя.
Христиане и монашествующие, познавшие Господа в Божественном Крещении и хранящие Его заповеди из-за страха, скажем так, наказания, – те, словно наемники и рабы, трудятся, Господь же как мздовоздаятель дарует им рай и спасение. Однако же и они не вернули ничего из полученного богатства, потому что все, что делают, приписывают своей силе. Не приняли они и совершенства от Небесного Отца своего, и вовсе не познали полученного ими богатства, и сынами Его не нареклись из-за недостатка духовного состояния! И не гневайся на меня, брат мой и возлюбленный читатель, ибо я тебе говорю истинную правду. Но, если хочешь, понуждай себя достичь меры, о которой мы скажем, и тогда ты весьма возлюбишь меня и нелицемерно почтишь. «Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему с плачем, конечно, отворят!" (Лк. 11,10).
Только тот может назвать Отцом Бога нашего, кто по благодати познал Его как ОТЦА, и ТОТ ЗОВЕТСЯ СЫНОМ, КТО ВКУСИЛ ОТЕЧЕСКОЙ ЛЮБВИ.
И тот воздает «Твоя от Твоих», кто увидел, что сам он наг, познав и собственную немощь и, равным образом, познав своего Благодетеля, Который облек его в дорогую одежду и назвал отныне сыном Своим по благодати. Такой, следовательно, и наслаждается богатством Отца своего, и в чистоте воздает «Твоя от Твоих».
И это, возлюбленный брат мой, как было сказано, первое подаяние и действие Божественного дарования. Итак, восприяв оное, начнем речь и о втором даре, а для этого, приготовив умные крылья, вновь вознесемся к Ангелам, приблизившись к ним как к старшим братьям, чтобы они удостоили нас знания о втором даянии и Божественном действии сладчайшего и щедрого Отца нашего, которым он наделяет их через Божественное Откровение, когда Его Божественная Благость и беспредельное милосердие пожелают явить им Божественные и Святые Его таинства ради укрепления и утешения любящих Его.
И эти, так сказать, первые начальники Божественных Сил получают дар от Господа, и, украшенные дарованием, веселятся, и, безгранично пораженные, дивятся богатому даянию Спасителя нашего, воздавая вечное благодарение. Дарованный им таинственный свет, сообразно желанию и воле Святого Подателя, переходит от одного ангельского чина к другому, вызывая удивление всех Небесных Сил, и они, принимая его, передают человеку, способному его вместить. Он же, просветившись божественным осиянием, тотчас поднимается ввысь и вместе с ними возвращает полученное Источнику, Началу и Первопричине дарований! Начальник же Света, приняв принесенный Ему посильный дар как свидетельство истинного познания и смирения, богато вознаграждает приходящего.
И эти надмирные движения, это восприятие Божественных озарений от Вышнего Чиноначалия продолжаются непрерывно, пока не достигнет человек духовного совершенства. Третье же подаяние Божественных дарований совершается соответственно духовному состоянию принимающего их.
Ибо здесь человек, насколько это для него возможно, получает оное Божественное озарение прямо от Господа; достигнув этого, удостаиваемся совершенства дарований и совершенного Сыноположения, становясь БОГАМИ ПО БЛАГОДАТИ, братиями Христа, Спасителя нашего, и чадами Благословенной Матери нашей Богородицы!
По причине же двойного Причащения Божества и соединения с Ним, которое мы получаем, то есть по причине дара и благодати Святого Духа и Божественного Причащения Святого Тела и Крови Господа нашего, мы становимся истинными наследниками вышнего и небесного наследия! О великое поистине Таинство, неведомое тем, кто печется о вещественном! Поистине испытывает удивление ум человеческий, погружаясь в размышление об этом!
Ибо все это божественное движение в отношении небесных и земных, ощущающих и бесчувственных созданий, с тех пор как они были сотворены и познали свое бытие, основано на этом дивном созерцании, и совершается вечно, и постоянно приносит «Твоя от Твоих» своему Создателю. Господь же, Чье богатство превыше всяческой меры, благодарно принимает благодарение и вновь щедро вознаграждает теми же дарами!
Только человек, достигший этого знания, ясно видит, чего лишился Адам из-за своего тяжкого преступления и чего до сих пор лишен весь род человеческий, удалившийся от сего созерцания. Приступим и мы, братия монашествующие, отбросившие житейские попечения, возвеселимся об этом Божественном поучении, ибо если монах не удостоился сего чувства, то совершенно не понимает цели, ради которой пришел сюда, покинув мир и все, что в нем.
Ибо это поистине начало для монашествующего, это та ступень, где он, оставив страсти, встретился с Богом и, познанный Им, прилепился к любви Его, доселе неведомой ему, чтобы повторить слова Иова: «Я слышал о Тебе прежде слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я укори л себя... и истаял, и мню себя землей и пеплом» (Иов 42, 5–6).
Теперь же, брат мой читатель, если хочешь, непрестанно изучай и это, и иное, что я написал прежде, прилагая все силы к чтению, ибо начало чистого жития и нисхождения даров Божиих заключается для человека в познании собственной немощи. И опять-таки надобно человеку пройти через многие и великие искушения, превосходящие силу его, чтобы достичь сего познания; когда же сделается он его причастником, то одержит верх и над ними, и надо всем иным.
Вопрос: Так для чего же произошли все сии блага?
Ответ: Все это произошло, дорогой мой, чтобы можно было ясно увидеть, что человек, по свидетельству Божественной благодати, есть поистине ничто!
Вопрос: А что же такое это «ничто»?
Ответ: Ничто – это то, что было до того, как Бог сотворил небо, землю и всякое иное создание или вообще что-нибудь! Когда же Он все сие сотворил и дал этому имена, землею назвал ту смесь, из ничего возникшую, из коей мы сделаны. И, взяв из нее брение, Создатель всех составил человека, сосуд бесполезный, лишенный души и разума. «Вот, – сказал Он, – каков твой состав; так не гордись же своими добрыми делами. «Земля еси, и в землю отыдеши» (Быт. 3,19). Пусть же не смущается брение напрасно. Не собирай вещество бесполезное, бренное; не пекись о тщетном, но познай Того, Кто создал тебя изначально!» Вдыхая же душу в лицо бренному созданию, Жизнодавец передал ему дух жизни и облек его разумной душой, назвав человеком и даровав ему образ и подобие Свое! Видишь, неблагодарный человек, первые дары, коими Создатель почтил и одарил тебя? Так не присваивай же себе чужое, словно собственное; не злоупотребляй славою Творца своего, но воздай должное Тому, от Кого получил, ибо, если заберет Он Свое, вновь станешь бесполезным брением и землей. Взгляни и на необычайную славу дарований, чтобы не соединиться с врагами Одарившего тебя. Не радуйся о суетном, не позволь увлечь себя ко греху.
Ибо то, что Он назвал «образом Божиим», есть божественная сущность души нашей, разумная, прекрасная, умная и святая! Итак, взгляни, смиренный, на сию небесную славу, в которую ты облекся на земле, подобно Богу! Взыскуй вышнего, помышляй о вышнем, желай вышнего, коль скоро ты – причастник Вышней Сущности. Не заботься о бренном сосуде, но непрестанно размышляй о содержимом его. Подобие же Господне – это те Божественные дары, о которых сказано выше. Их старайся приобрести, а не виноградники, дома, золото или сады. Ведь если божественных даров не имеешь, то знай, что и подобием Господа нашего не владеешь! Если же душу свою оскверняешь, то и образ Божий в себе помрачаешь, на адский мрак себя обрекаешь!
Вопрос: Так какова же полнота всех благ и совершенство во всем, чтобы на этом закончить нашу речь?
Ответ: Всех благ полнота и совершенство во всем – это Единый наш Бог и Создатель, Творец всего, Податель благ, Наставник милосердный, милостивый и щедрый, Который только по Своей любви привел к бытию все из ничего, «и без Него ничто не начало быть» (Ин. 1,3). Лишь Ему одному подобает нам принести всяческое благодарение, славу, любовь, честь и поклонение, тройственно поклоняясь Нерожденному Отцу с Возлюбленным Сыном Его Рожденным, Иисусом Христом, Сладчайшим Спасителем нашим, и Духом Его Пресвятым и Благим и Животворящим, от Отца исходящим, ныне, и присно, и в бесконечные веки нескончаемых веков. Аминь!
Стихотворение старца Иосифа об Афоне
Богатый пышною листвой, немолодой годами
Афон, как прежде, знаменит прекрасными цветами.
Его Христос после спасительного Воскресения
Оставил Матери Своей в законное владенье,
Когда Она, к Афону направляясь в корабле с
апостолами вместе,
Просила для Себя у Бога этой чести.
Она сказала: «Бог и Сын, возлюбленное Чадо,
Позволь Мне сделать этот край Своим любимым садом,
Чтоб Я одна его предел цветеньем наполняла,
Красой деревьев и цветов словесных одевала.
Они дадут словесный плод, и всякий, кто желает,
Какое древо предпочтет, к тому да прибегает.
Пускай с терпением придет, взыскуя пропитанья,
И, без сомнения, его исполнится желанье.
И пусть житейские дела его не утруждают,
Не то погрязнет средь забот и душу потеряет!»
Создатель будет тем словам порукой превосходной,
Кормящий птиц, что в небесах, и гадов земнородных.
Итак, по образу Его возникшее творенье
Ужель заботой обойдет Господь и попеченьем?
Но коль свидетельства тебе единственного мало,
Тогда послушай, что Сама Владычица сказала:
«Кто поселиться здесь решит, Мое возлюбит имя
И волю выполнит Мою стараньями своими,
Земными благами Сама такого напитаю,
Среди болезней и скорбей защиту обещаю.
Ему явлюсь на Небесах Предстательницей славной,
И заступленью Моему не будет силы равной,
Ведь на руках носила Я и выкормила грудью
Владыку, Бога Моего, Кто дал спасенье людям.
Ему со страхом предстоят Престолы, Херувимы,
Небесных Ангелов чины, Господства, Серафимы,
Пророки, мучеников лик, апостолы святые
И Я, Владычица Небес, Пречистая Мария!
Итак, послушайся Меня и, не страшась лишений,
Свой взявши крест, не преступай Господних повелений.
Тогда блаженство обретешь Небесного Чертога
Ты по молитвам всех святых, прославленных у Бога!»
Аминь!
ТОЛКОВАНИЕ НА
«ДЕСЯТИГЛАСНУЮ ДУХОДВИЖИМУЮ ТРУБУ» монаха Иосифа
ВВЕДЕНИЕ
Много раз ко мне обращались духовные братия и знакомые, желавшие разрешить свои недоумения относительно письменных наставлений нашего приснопамятного старца Иосифа Исихаста, которые он составил еще в период своего пребывания в пустынной келлии святого Василия.
Безусловно, мои способности недостаточны для писательского труда, а мой духовный уровень не дает возможности рассуждать о таких предметах, однако же настойчивость возлюбленных о Господе братии сломила мое сопротивление. Вот почему я, прося молитв нашего святого отца, принимаюсь за этот труд.
Возникающие у нас затруднения связаны со своеобразной рукописью нашего старца, названной им самим «Десятигласная Духодвижимая труба». Имея в виду мою личную связь с нашим отцом, продолжавшуюся в течение ряда лет, когда я имел возможность узнать от самого приснопамятного старца многое из того, чему он учил, я считаю своим долгом разрешить эти затруднения.
Если согласно изречению: никто не знает того, «что в человеке» (1Кор. 2, 11), то тем более – того, что в этом духовном человеке, который «судит о всем, а о нем судить никто не может» (1Кор. 2,15), кроме обитающей в нем Божественной благодати, приводящей в движение и просвещающей его ум и все его существо. Итак, в меру ограниченных и по-человечески ничтожных и недостаточных способностей, откроем это отеческое наставление, небольшое по своему объему, но широкое и богатое по заключающимся в нем мыслям.
Сколько раз я сталкивался с неразрешимыми проблемами, слушая, как старцы общаются на своем особом языке, тогда почти непостижимом для меня! Мне вспоминается рассказ аввы Аммона о том, как он пошел за аввой Антонием, направившимся в пустыню, удаленную от местопребывания других отшельников. Придя на место, авва Антоний обратился к Богу с молитвой: «Боже, пошли мне Моисея, чтобы он меня научил сему слову Писания». «Я услышал голос, говоривший со святым Антонием, – пишет авва Аммон, – но силы слов не постиг».
Насколько отличаются слова старцев от иных речей, особенно речей века сего! Слова отцов, основанные на собственном опыте, являются избранным и благословенным семенем, в то время как внешние рассуждения на духовные темы, идут ли они от природной одаренности или же от воспитания и образования, напоминают, согласно словам великого Григория Нисского, ложное чадотворение дочери фараона. Будучи бесплодной и не имея возможности родить собственное дитя, она похитила честь материнства у другой женщины.
Я не отрицаю, что дар красноречия, а также знакомство с грамматикой и другими благами образования необходимы для точности и ясности выражения. Но если требуется выразить духовные размышления и переживания в их особенном виде, когда речь идет именно о их деятельной и созерцательной основе, то автор, пусть даже несведущий в филологии, но простым языком описывающий собственный духовный опыт, будет несравненно предпочтительнее ораторов и мудрецов века сего, не обладающих опытом подобных таинств и переживаний.
Этим духоносным старцам зачастую свойственна не только простота выражения, которая, возможно, является следствием отсутствия внешней образованности, но и немногословие и лаконичность, связанные со стремлением в немногих словах соединить много мыслей. Должен признать, что в юные годы это причинило мне ущерб, ибо я, не будучи знакомым с этой их манерой, упустил немало благоприятных возможностей получить пользу. Дух кротости и любви к безмолвию сопутствовал жизни этих блаженных старцев, заставляя их следовать лаконичному образу выражения при разговоре на любую тему. Если же я в своей наивности и неопытности не понимал этого, они избегали повторять одно и то же по многу раз, чтобы не вызвать возражений или ропота. Какая деликатность обращения! Они заставляли человека признать, что «блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими» (Мф. 5, 9) и хотя и не повторяли своей заповеди из чувства деликатности, однако же не отказывались от нее, оставаясь, таким образом, неизменно бескомпромиссными в отношении буквы и смысла духовного закона, без которого не может быть никакой духовной жизни.
Главная жизненная забота блаженных старцев определялась речением Господа, Который возлагает на монаха, как и на всякого верующего, долг самоотречения. Вступление верующего в Небесное воинство начинается с этой ступени, и не случайно Господь подчеркивает: «Тот, кто не отвергается себя и не возненавидит душу свою, не является Моим учеником» (Лк. 14,26). Старцы познали на деле, благодаря как собственному огромному опыту, так и опыту своих старцев, которым они верно служили, что все сооружение «мерзости запустения», которое и является и называется «ветхим человеком», состоит из эгоизма. Такова вся сущность грешной личности, весь состав извращенных и противоестественных стремлений и действий омертвелого и смертного человека. Потому-то они были безжалостны ко всему, в чем содержались и скрывались частички этого «эго», и, осуществляя курс лечения этой болезни, проявляли неотступное самоотречение. Блаженные старцы, будучи подлинными учениками древних отцов, знали, что лишь тот человек, который «отвергается себя» и «ненавидит душу свою», исполняет первую и главную из Господних заповедей. «Любящий душу свою погубит ее; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин. 12, 25).
Через призму этого можно увидеть объяснение тому, почему эти преподобные подвижники сами неослабно соблюдали свой строгий распорядок, не допуская ни малейших уступок, хотя к моим немощам часто проявляли снисхождение. Будучи опытными и проницательными аналитиками, они знали не только глубины сатаны, но и всю глубинную сущность его деятельности, которая является грехом. Это прекрасно сформулировал святитель Иоанн Златоуст, один из трех светильников нашей Церкви, сказавший, что «диавол есть грех». Они знали, что тайным убежищем и укрытием для главного зла является эгоизм, настоящая сущность и имя которого – самолюбие, и потому пытались выставить против него самую крепкую оборону. Подогревая посредством веры жар Божественной ревности, они считали самоотречение своим неизменным долгом, так что все их стремление было направлено к одной главной цели – подчинить все свои помышления «послушанию Христову» (2Кор. 10, 5). В том, что касалось исполнения внешних обязанностей деятельной жизни, они подчиняли себя рамкам предписаний и уставов, которые соблюдали с такою точностью, какая только могла быть достигнута, даже когда это уже становилось навыком и привычкой. Когда я со своей тогдашней юношеской наивностью спрашивал, для чего нужно такое упорство в отношении уставных предписаний, они кротко отвечали, что когда Бог создал разумные существа, то первым, чего Он от них требовал, было точное соблюдение данных им предписаний и заповедей. Они же, пока в точности исполняли все это, сохраняли свое достоинство и пребывали с Богом, но едва преступили заповедь, погибли и все создание увлекли в тление. Поистине, сколько мудрости в духовном опыте и суждениях старцев!
Речение пророка Давида: «За словеса устен Твоих аз сохраних пути жестоки» (Пс. 16,4) – было квинтэссенцией всех усилий преподобных старцев, их деятельной и созерцательной жизни. Старцы понимали истинный смысл этого изречения, связывая его не с воздаянием Богу и искуплением человеком своих грехов, как ложно учат западные богословы, но с подчинением человека посредством послушания Богу и с учением о Божественной благодати, без которой нельзя «делать ничего» (Ин. 15, 5). Для лучшего понимания сказанного приведем слова великого и премудрого отца нашего преподобного Макария Египетского: «Горе душе, если она пребывает только в пределах своего естества и надеется только на свои дела, не имея общения с Божественным Духом, ибо она умирает, не удостоившись жизни Вечного Божества»8.
Усердное почитание отцами этого вида трудолюбия, связанного со строгим исполнением распорядка и уставных требований, вело свое начало от глубокого сознания того, что подчинение Божественной воле является важнейшим условием обращения к Богу, а также соединения с Ним, что было разрушено и уничтожено грехопадением. Ибо в чем же заключалась причина отпадения от Бога, если не в одном лишь преслушании и поиске способа самосохранения и совершенствования без Божественной благодати? Явление Бога Слова, воспринявшего нашу природу; обновило для человека путь к достижению его первоначальной цели. Сам Господь "был послушным даже до смерти» (Флп. 2, 8), чтобы показать невозможность возвращения к жизни и бессмертию без общения с Богом и подчинения Ему. Мудрые старцы, пренебрегая абстрактной верой, состоящей, согласно Господнему слову, лишь в произносимом устами: «Господи, Господи», хотя «не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное» (Мф. 7,21), остановились на решительном признании необходимости точного соблюдения Божественных заповедей и, таким образом, на деле запечатлели всецело владевшую ими любовь к Богу. «Кто имеет заповеди Мои и соблюдает их, тот любит Меня... и явлюсь ему Сам» (Ин. 14,21). Они, «открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу» (2Кор. 3, 18) Господа, Который "был послушным даже до смерти» (Флп. 2, 8) и «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мк. 10,45), преображались «в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа» (2Кор. 3, 18).
Когда Бог Слово, «ничем не уступая Отеческому величию» (Флп. 2, 6), совершал воссоздание нашего естества, Он хвалился воспринятым им состоянием совершенного послушания, которое является главным средством исцеления, или, лучше сказать, воскресения всего человечества. «Я сошел с небес, – говорит Он, – не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6, 38).
Итак, Своим действительным подчинением и послушанием Он вернул человеческое естество, виновное в отступничестве, в состояние равновесия в пределах законов естества, в котором оно подчинено и причастно нетварным Божественным энергиям, то есть вышней Божественной благодати Святого Духа. И вновь процитируем святого Макария, утверждающего, что «природа человеческая, если она останется нагою наедине с собой и не примет причастия Небесного Естества (Божественной благодати) и соединения с Ним, ничего не исправит, но пребудет нагою и порочной, в пределах своего естества во многой скверне».
Подчеркивая это значение обращения к Богу и связи с Ним, богомудрые отцы наши положили свои пределы, уставы, предписания и заповеди, которые сохраняли со строгостью и верой, так что никакое основание или причина не могли отвлечь их от главной цели. Поскольку же они, по благодати Христовой, уже в этой жизни сподобились Его Божественных обетовании, то смогли оставить для нас описание собственных подвигов, служащих нам ориентирами и указателями курса плавания в темной ночи жизни сей, в которой мы совершаем свой путь.
Небольшой труд нашего приснопамятного отца, о котором идет речь, имеет именно эту цель. Я надеюсь, что при содействии благодати Христовой и молитв старца смогу, несмотря на недостаток собственных сил, составить комментарий к этому сочинению для лучшего его понимания, что необходимо ввиду присущего ему своеобразия.
Как было сказано, приснопамятный старец назвал свой труд «Десятигласной трубой» и разделил на десять частей.
ЗВУК ТРУБЫ ПЕРВЫЙ О телесном благочинии
Под этим заголовком старец помещает разъяснение часто описываемого отцами «деятельного благочестия», к которому относятся дела, совершаемые посредством тела. Важность его подчеркивает великий безмолвник авва Исайя, говоря: «Итак, будем стоять в страхе Божием, совершая делание наше». Святые отцы определяют делание как «восхождение к созерцанию»9 и необходимую ступень, служащую введением в совершенство и освящение.
Будучи безмолвником, наш трудолюбивейший старец предлагает свой распорядок, который мы изложим впоследствии, основанный на его собственном уставе и системе. Этот распорядок, конечно, не обязательная заповедь, предназначенная для точного исполнения, но идея благочиния и подвижничества, которой каждый может следовать в соответствии с местом и образом своей жизни. Приснопамятный безмолвник (как и я, живший вместе с ним) во все времена года уделял время с утра до полудня ручному труду. После полудня была главная трапеза, или обед, и это он упоминает как первый пункт своего распорядка.
«Когда съешь ты пищу, полагающуюся тебе по уставу, поспи довольное время». Излишне подчеркивать значение воздержания как первой ступени для желающего подвизаться. После обеда старец рекомендует телесный покой, чтобы вслед за отдыхом сил телесных и душевных можно было с готовностью начать свое чисто духовное делание. Действительно, сколь многого может достичь человек, если подготовится к этому своему занятию! Тело, не угнетаемое ни голодом, ни пресыщением, поскольку после обеда прошло достаточно времени, находится в самом подходящем состоянии, для того чтобы по мере сил потрудиться, как наставит человека его произволение. С другой стороны, ум, когда человек проснется после спокойного отдыха, с первым же усилием легко направляет свою первую мысль и слово, свою молитву или соответствующее созерцание куда ему угодно, то есть, конечно, к Богу. За время своего долгого безмолвнического подвижничества старец с точностью определил способы, содействующие духовному совершенствованию и преуспеянию, превосходно объединив то, что для этого предлагали наши древние отцы. В результате теперь в кратких правилах, которые он оставил нам, можно встретиться с воплощенным и воспроизведенным в неизменном виде отеческим преданием. Можно сказать, что мы «якоже слышахом, тако и видехом» (Пс. 47, 9) неувядающее Священное Предание нашего святого Православия. После полуденного отдыха приснопамятный старец советует подвижнику начать с последования вечерни, обычно совершаемой по четкам (согласно достоверному преданию, она должна состоять примерно из пятнадцати сотниц). Делать это следует без спешки, спокойно, с пониманием смысла произносимой молитвы. После этого он разрешает, если нужно, выпить кофе или чего-нибудь подобного, а затем, в безмолвии, приступить к повечерию, соединенному, согласно монашескому обычаю, с акафистом Владычице нашей Богородице. Согласно другому совету старца, во время молитвы предпочтительнее находиться в темноте, поскольку это помогает с большей легкостью удерживать ум, который при свете обыкновенно рассеивается. Благодаря этому подвижник вступает в более глубокую степень молитвы, по слову Господа: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне» (Мф. 6, 6). Хотя главной заботой и постоянным занятием старца была, в соответствии с отеческим преданием, краткая молитва: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», он, однако, советовал начинать с какой-либо молитвы в виде исповедания, способной вызвать теплоту сердечную. Одну такую молитву я приведу дословно, как она была написана им самим:
«Господи Сладчайший Иисусе Христе, Отче Боже, Господи милости и всякой твари Содетелю! Призри на смирение мое и прости мне все грехи мои, во все время моей жизни, которые я совершил до сего дня и часа. И пошли Пресвятого Твоего Духа, чтобы Он просветил, направил, очистил, покрыл, сохранил меня и удостоил больше не грешить, но с чистым помышлением служить и поклоняться Тебе, славословить, благодарить и любить всей душой и всем сердцем Тебя, Сладчайшего моего Спасителя и Благодетеля Бога, достойного всяческой любви и поклонения. Ей, Сладчайшая любовь, Иисусе, пища и наслаждение моего смирения, сподоби меня просвещения Божественного и духовного знания, чтобы, созерцая сладчайшую благодать Твою, с ее помощью перенести мне тяжесть этого моего ночного бдения и в чистоте воздать Тебе мои молитвы и благодарения, молитвами Сладчайшей Твоей Матери и всех святых. Аминь».
В качестве главного практического средства, способствующего молитве, блаженный старец предпочитал стояние по мере сил на ногах, служащее приношением со стороны тела, и лишь после утомления позволял ненадолго присесть, но без особенного удобства. Никакого вида молитвы он не отвергал и никакого не предписывал исключительно, хотя и считал центром тяжести, как уже говорилось, краткую молитву. Старец рассматривал вхождение в молитву и пребывание в ней в качестве главной задачи монаха и ожидал особой молитвенной благодати, почему и обращается в первом же своем слове к молящимся: «Не допускай, чтобы ум твой оставался в праздности, но направляй его, если движущая сила позволит тебе действовать...». Здесь старец имеет в виду поддержку благодати, которая, согласно Писанию, «дает молитву молящимся и доставляет людям знание» (1Цар. 2, 9; Пс. 93,10). О Божественной благодати, содействующей молитве, говорит святой апостол Павел: «Также и Дух подкрепляет нас в немощах наших; ибо мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными» (Рим. 8, 26).
Утомившимся от пребывания в молитве, которому содействовала Божественная благодать, старец советует, продолжая бдение, направлять свой ум к различным созерцаниям, чтобы тем самым удержать его от обычного парения. Он предлагает вспомнить о смерти, Суде, осуждении на вечные мучения, обо всем, что вызывает плач и слезы, особенно если подвизающийся уже достиг в созерцании преуспеяния. Существует и другое созерцание, состоящее в воспоминании вообще о благих предметах, включая Царствие Небесное, лики святых, небесную славу, которую Бог уготовал любящим Его. Все это побуждает к благодарению и славословию Христа, Подателя благ, о чем сказано: «Благослови, душе моя, Господа и не забывай всех воздаяний Его» (Пс. 102, 2). Подвижник, переходя от одного полезного созерцания к другому, пребывает в подвиге, бдении и молитве, пока не закончит около полуночи10 свое правило и все, что полагается. Затем он может немного поспать до рассвета. Таков устав для монаха, подвизающегося в бдении.
Утро после отдыха начинается так. Для человека, сосредоточившегося на внутренней жизни, первой мыслью и словом после всякого отдыха непреложно является молитва, совершаемая, какою бы она ни была, с усердием и терпением. То, в какой степени он понудит себя к доброму началу, согласно словам старца, обыкновенно бывает ключом к преуспеянию в течение предстоящего дня и мерой всего этого преуспеяния. Старец разрешает также выпить утром чая или кофе с несколькими сухарями, а затем заняться привычным рукоделием, которому должна сопутствовать усердная молитва, совершаемая или про себя, если подвижник может сосредоточиться, или шепотом, поскольку это лучше всего помогает уму пребывать в ней. В праздники работать не полагается, так что каждый предается либо молитве, либо чтению и духовным занятиям, всегда в безмолвии. Так продолжается до полудня, когда завершается дневной труд и начинается подготовка к совершаемому ночью делу бдения и молитвы.
Относительно обеда, который является главной трапезой, поскольку старец рекомендовал есть один раз в день, он, как всегда, указывает на необходимость воздержания, предоставляя каждому возможность самостоятельно определить его меру в зависимости от особенностей своего организма. Хотя он и назначает определенное количество хлеба, составляющее примерно 150 – 200 граммов, а также умеренную порцию какого-либо блюда, однако дает понять, что подвижников скорее должны научить их собственная рассудительность и опыт. Он настаивает на том, что привычка является главным фактором в человеческой жизни, так что не нужно следовать какой-либо привычке, если нет уверенности в ее полезности. «Все мне позволительно, но не все полезно» (1Кор. 10, 23).
Дав практические предписания, касающиеся питания, распорядка и иных предметов, он определяет и образ поведения безмолвника в отношении людей внешних. «После полудня никого не принимай для беседы, ни монаха, ни мирянина. Сам не выходи, и другие пусть не приходят к тебе». Здесь старец рассуждает о вреде излишней общительности и пользе сдержанности, говоря так: «Посему прошу, не теряй попусту это драгоценное вечернее время, которое, если проведешь его в мире и со страхом Божиим, принесет тебе много плодов...» Приснопамятный старец настаивает на том, чтобы эти правила в любое время, не исключая и великих праздников, соблюдались со всею строгостью и без малейших искажений. В результате полезная привычка к благочинию в пределах, установленных для подвижников законов, касающихся образа жизни, приведет, помимо тех благ, которые может доставить Божественная благодать, к великому миру и покою. Беспорядочная же жизнь вызывает прямо противоположные последствия. Об этом благочинии говорит и Исаак Сирии в своем Семнадцатом слове11: «Телесная добродетель в безмолвии очищает тело от вещественного в нем, а добродетель ума смиряет душу и очищает ее от грубых губительных помышлений».
ЗВУК ТРУБЫ ВТОРОЙ О мысленном делании
Здесь приснопамятный старец вновь, как и в первой главе, упоминает о благочинии в телесном делании как обязательном условии преуспеяния и в мысленном делании, поскольку «делание», согласно святым отцам, есть «восхождение к созерцанию»12.
В настоящем слове старец беседует о деятельном благочестии как введении в так называемое «естественное созерцание творения», с помощью которого подвижник может, упражняясь, обратить свой ум к внутреннему сосредоточению и самоконтролю, пока Божественная благодать не снизойдет к его труду. Ссылаясь на отеческие определения, старец говорит, что «природа доставляет знание», подразумевая под природой естественное созерцание, о котором мы поговорим ниже.
Затем он упоминает об очищении и воздержании чувств, за которыми, при содействии Божественной благодати, следует созерцание духовное. Святой Исаак считает самой благотворной основой для преуспеяния благодарение. «Никакой дар, – говорит он, – не остается без приумножения, если на него отвечают благодарением». Подчеркивая это, приснопамятный старец считает, что естественное созерцание должно отправляться от следующих оснований. Он учит наставляемого начать с благодарственной молитвы, в первую очередь размышляя о «всех воздаяниях» (Пс. 102, 2) Господа: о нашем рождении и воспитании среди христиан, в сравнении с состоянием других народов, а также и о самом нашем призвании к нашему подлинному предназначению, к познанию грехов и покаянию и тому отречению, к которому, по словам Господа, "привлек» (Ин. 6, 44) нас Небесный Отец; о долготерпении Божием в годы нашего неведения, когда мы часто оказывались предателями и отрекались от Его Божественного величия, а также о Его особом Промысле, в силу которого мы после этого еще можем унаследовать достояние святых. Это благодарное расположение, если ум предварительно настроится на него, делает его воинственным и усиливает его прозорливость, позволяющую замечать страсти и все противоестественные движения. Пребывая в этом состоянии, он защищается от врагов и страстей «совершенною ненавистию возненавидех я: во враги быша ми» (Пс. 138, 22), к Божественным же заповедям устремляется с ревностью и усердием, зная, что с их помощью, словно противоядием, залечит свои старые раны и обретет здравие. Страх греховности, этого всегубительного зла, потрясает человека, так что он пребывает «от стражи утренния до нощи» (Пс. 129, 5) в памятований и призывании имени Спасителя.
Там, где «мерзость запустения» стояла на «святом месте», эгоизм и себялюбие отступают перед благодатью Христа и поставляется новый кивот, в котором будет собрано все предназначенное для служения Живому Богу. Страх Божий, как неподкупный страж и охранник, получает новые обязанности, ревностно разжигая трудолюбие. Божественная ревность, непрестанно обращаясь в разные стороны, и страсти искореняет, и вызывающие их причины, неищующие «вины о гресех» (Пс. 140, 4), устраняет, и, вообще, как неугасимый «светильник ногама» (Пс. 118, 105) подвижника поставляет Божественный Закон. Тогда тот не только не рассматривает соблюдение святых заповедей как повинность, но и даже, если исполнит все повеленное, с уверенностью говорит: «Я раб ничего не стоящий, потому что сделал, что должен был сделать» (Лк. 17,10). Для тех, кого интересует этот предмет, в заключение стоит повторить, какие плоды приносят благочиние и соблюдение распорядка. Первыми из них являются страх Божий и добрая привычка, устраняющая мучительные усилия, которые необходимы до тех пор, пока добро не одержит в нас верх над первоначальным злом, поддерживаемым дурными навыками. Затем результаты распространяются и на духовную сферу, причем первым плодом здесь становится смиренномудрие, замещающее эгоцентризм, основу всех грехов. Божественная ревность, проявляющаяся во всеобъемлющем трудолюбии, дает человеку, говоря словами Писания, способность "делать", которая соответствует первой заповеди, услышанной первозданным Адамом. Смиренномудрие, будучи порождением трудолюбия, позволяет осуществить и вторую часть заповеди, то есть "хранить". «И взял Господь Бог человека, которого создал, и вве л его в Рай сладости, чтобы возделывать его и хранить» (Быт. 2,15).
Попытка пребывать в смиренномудрии без содействия Божественной благодати подобна изображению какой-либо вещи, которое все же не является самой вещью. Однако когда действие Божественной ревности действительно пребывает в человеке, так что он считает своим непременным долгом соблюдение заповедей, тогда при умном созерцании источается благоухание смиренномудрия, которое, как мысленная соль, приправляет и дела и мысли подвижника, чтобы они не были похищены или повреждены. С этого момента появляется действительное ощущение величия Божественной Благости, проявляющейся в том, что Бог создал и лелеет свое творение, в особенности, человека. В то же время становится ощутимой человеческая слабость и раскрывается смысл Господнего изречения: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15, 5).
В конце слова приснопамятный старец приводит молитву, выражающую ощущение собственного ничтожества и страх, заставляющий припасть к «Могущему спасти» (Евр. 5, 7). «Итак, – говорит старец, – когда приступаешь к исполнению долга своего, молитвы, приступи с великим смирением и сокрушенным сердцем, прося милости Божией, но не потому, что Он должен дать тебе благодать, а потому, что ты пребываешь в узах и просишь Его милостиво освободить тебя, говоря так:
«Владыка, Сладчайший Господи наш Иисусе Христе, ниспошли мне святую благодать Твою и освободи меня от уз греховных! Просвети тьму души моей, чтобы уразумел я безграничную милость Твою, возлюбил и достойно возблагодарил Тебя, Сладчайшего моего Спасителя и Бога, достойного всяческой любви и благодарения. Ей, благий мой Благодетель, многомилостивый Господи, не отними от нас богатую милость Твою, но смилуйся над Твоим творением. Знаю, Господи, тяжесть прегрешений моих, но ведаю и несказанную милость Твою. Вижу тьму бесчувственной души моей, но с доброю надеждою верю и ожидаю Божественного просвещения Твоего и избавления от лукавых грехов и гибельных страстей моих молитвами Сладчайшей Твоей Матери, Владычицы нашей Богородицы и Приснодевы Марии и всех святых. Аминь"".
ЗВУК ТРУБЫ ТРЕТИЙ Как бороться с помыслами самомнения
«Глас мой услыши, Господи, по милости Твоей: по судьбе Твоей живи мя» (Пс. 118,149). «Виждь смирение мое и изми мя, яко закона Твоего не забых» (Пс. 118,153). Насколько трудно проснуться спящему под покровом нечувствия и нерадения, настолько же нелегко обогатившемуся благодаря трудолюбию не быть окраденным разбойниками – самомнением и тщеславием. «Отвне – нападения, внутри – страхи» (2Кор. 7, 5). Велик труд пробуждения, еще больше труд сохранения, но благословен Господь наш Иисус Христос, «Иже не даде нас в ловитву зубом их» (Пс. 123, 6), по слову псалма. Божественные отцы наши, предвидевшие своим божественным умом нашу неопытность, оставили нам в наследство описания своих подвижнических трудов, служащие как бы светящимися ориентирами на темном пути нашей жизни, так что мы можем, по благодати Божией, ходить как «имеющие свет» (Ин. 12, 35). Старец рассудительно показывает нам опасность «справа», угрожающую собранным сокровищам. «Да возвратятся абие стыдящеся глаголющий ми: благоже, благоже» (Пс. 69, 4), – говорит пророк Давид о лукавых бесах, несущих помыслы тщеславия.
Это один из трех главных способов той тотальной войны, которую враг ведет против человека. Первый способ состоит в том, чтобы обманом заставить человека блуждать в неведении и неверии, тем самым лишая себя спасения. Во втором случае человек, обладающий знанием и верой, попадает в сети ложного вероучения, лежащего вне нашей Святой и Соборной Церкви, и в результате не получает от своей веры никакой пользы, подобно принимающему в уплату фальшивые деньги. Третий же способ, самый запутанный и темный, заключается как раз в том, чтобы, соблазнив человека самонадеянностью и тщеславием, отнять собранное с трудом, поскольку «Господь гордым противится» (Иак. 4, 6. 1Пет. 5, 5).
Приведу в точности часть слова старца о способе первого нападения врага посредством помыслов тщеславия: «Когда ты молишься и беседуешь с Богом, радуясь сладости молитвы, так что душа твоя переполнена веселием, вдруг самомнение, пришедшее, словно некий разбойник, обращается к твоему уму, говоря втайне, как некогда змий Еве: «Ты уже получил благодать, уже достиг меры святых"". Наши богомудрые отцы в прошлые времена тщательно изучили свойства этого хитрого, многоликого и искусного в брани врага, охарактеризовав его с помощью различных имен и образов, чтобы показать опасность его неустанных злоумышлении и неизбежность гибели для того, кто станет его жертвой. Приснопамятный старец, благодаря своему огромному опыту знавший его неусыпное и ни перед чем не останавливающееся стремление настигать человека вне зависимости от времени, места и обстоятельств, так что не осталось почти никого, кто не испытал бы на себе его злодеяний, вывел этого врага уже в третьем слове, чтобы подвижники как можно раньше узнали о нем. При помощи многих примеров, служащих отрицательными образцами, он обучает читателей, чтобы те не попали в трудноразличимые сети вражьи.
Насколько правы были святые отцы, когда сравнивали проказу самомнения с тем колючим тернием, что носит имя волчцов! И действительно, у этой колючки, как любой из нас знает на собственном опыте, есть три ряда заостренных шипов, расположенных с трех сторон ее стебля, так что куда бы она ни попала, одна сторона всегда обращена вверх и всегда колется. Здесь возможно удивительное сопоставление с чумою тщеславия. В самом деле, если кто-либо выделяется среди других общительностью и красотой, то его, будто бы превосходящего всех, поражает тщеславие! Кто-то неопрятен и каким-то образом ниже других? Такой опять-таки тщеславится тем, что он подвижник, смиренный и добродетельный. Кто-то постится и молится? Тщеславится и этой добродетелью. Кто-то опять-таки отличается воздержностью, но к другим относится более снисходительно, чтобы не раздражать их? Он тщеславится своей рассудительностью и свободою! Какую сторону колючки ни тронешь, обязательно поранишься! В качестве главного защитного средства против тщеславия старец рекомендует самопознание, так что едва ли не большая часть его слова посвящена этой цели. Он на деле доказывает, что всякое благо, даже и само бесстрастие, а также сыноположение, когда человек удостоится его, суть дары, посылаемые Богом.
Творения становятся причастными ко всякому благу, в том числе и самой жизни, благодаря самосущей Жизни и Первопричине – Богу. Старец приводит несколько подходящих к этому случаю размышлений и мест из Писания. Я навсегда запомнил изречение апостола Павла, на которое он постоянно ссылался: «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1Кор. 4, 7). Хотя старец и краток в своих доводах, однако он не упускает возможности упомянуть о возвышенных состояниях, показывая, что эти последние достигаются с помощью Божественной благодати, а не человеческими усилиями и изобретениями, каковы бы ни были подвижничество человека и его внимание к себе. В качестве краткого возражения против эгоистических помыслов он использует имеющий высочайшее значение пример восхищения на Небо апостола Павла, отмечая, что это был вышеестественный дар, посланный апостолу, причем в этот момент оказалось невозможным определить, находился ли тот в теле или вне его. Старец сопоставляет действия Господа нашего, Который, находясь среди нас, различными способами исцелял человеческие болезни, с излечением страстей и болезней, свойственных ветхому человеку «со страстями и похотями» (Гал. 5, 24). Кто может сам по себе избавиться от страстей и плена греховного прошлого, а вместо них стяжать добродетели и дарования духовные без участия Божественной благодати? Если сказано, что «Бог производит в вас и хотение и действие» (Флп. 2, 13), и Сам Господь говорит: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15, 5), то где же место для эгоизма и вообще гордости? Хотя теоретически эти сравнения, конечно, справедливы, однако подвижнику, особенно в часы искушений, трудно сделать их своим истинным и прочным достоянием, если только этому не предшествовали соответствующие испытания, благодаря которым человек может убедиться в собственном ничтожестве и недостоинстве.
Небольшая молитва, составленная самим старцем, учит нас осознанию человеческого ничтожества, позволяя читателю приблизиться к мере его собственного смирения: «О Любоблаже и Человеколюбче, Спасителю мой, я достоин всякого мучения, поскольку, будучи сыном преисподней, не сетую, что совершил дела ее и продолжаю совершать то же. Ты же, Христе мой и Боже, по Своему хотению благоизволил, чтобы я восшел на Небеса и опять Сам по Своей воле ввергаешь меня в ад. Да будет же на мне святая воля Твоя!». «Вся, елика восхоте Господь, сотвори на небеси и на земли, в морях и во всех безднах» (Пс. 134, 6). В качестве одного из способов противодействия помыслам самомнения, особенно направленным против других людей, старец предлагает рассуждение о значении помощи со стороны благодати, которая каждому дается в разной степени, по образу притчи о талантах. Вместо того чтобы принимать суетные и лживые помыслы превозношения над ближним, лучше любомудрствовать о таинстве Божественного Домостроительства, в силу которого Господь распределяет Свою благодатную помощь соответственно произволению каждого человека, в зависимости от его личных качеств, места, времени и иных обстоятельств. Итак, если благодать, в каком бы то ни было виде, преизбыточествует, то человек, получивший такое утешение, должен не принимать горделивые помыслы, а скорее поразмыслить о том, что он получил ее как жребий и этим ему оказано предпочтение перед его ближним. Это вызывает более ответственность, нежели самомнение. «Кому много вверено, с того больше взыщут» (Лк. 12, 48).
Главный вывод, который можно сделать относительно этой ступени, куда нас вводит старец, заключается в том, что, после того как мы достигнем деятельного благочиния телесных трудов и войдем в область молитвы, на нас нападает и борет нас дух тщеславия. Различные размышления, которые должны использоваться подвижниками либо в качестве возражений помыслам, либо для самообличения, являются необходимыми средствами, способными при содействии благодати защитить верующего от вреда, приносимого этим пороком. Ущерб от принятия тщеславных помыслов состоит в удалении благодати, которая прежде сопутствовала подвижнику и согревала его. Однако, отмечает старец, бывает и другое удаление благодати, которое происходит не из-за прегрешений или невнимательности человека. Такое изменение старец восхваляет как доказательство преуспеяния и восхождения на более высокую ступень, советуя в этом случае проявлять смиренномудрие и усиленное внимание, чтобы не лишиться награды за преуспеяние. В завершение этой части он, молясь о даровании Божественной помощи, дает наставления, требующие усилить трудолюбие, особенно в отношении деятельности, так как телесные труды являются основой трезвения и вообще всего, чего требует Божественная благодать и что угодно ей.
ЗВУК ТРУБЫ ЧЕТВЕРТЫЙ О пpосвещении Божественной благодатью
Давая определения, служившие, в частности, для описания духовных понятий, старец часто выpажался особым образом и использовал собственные слова, которые обычно были вполне понятны лишь тем, кто жил pядом с ним. Неpедко он создавал новые слова, обозначавшие сложные понятия, чтобы выразить то, что пеpежил сам, и передать как можно полнее. Именно таким образом в начале этого слова он описывает свойства Божественной благодати.
«Божественная же благодать, постигаемая, по моему опыту, духовным чувством и засвидетельствованная знающими ее, есть отблеск Божественного сияния, который познается при созеpцании ясным умом и является как тонкая мысль, благоуханное и сладчайшее дуновение, молитва, свободная от мечтаний, избавление от помыслов и жизнь чистейшая. Благодать бывает совершенно мирной, а также смиренной, безмолвной, очистительной, пpосвещающей, pадостотвоpной и лишенной всякого мечтания». Исходя из своего личного опыта, он описывает, как ощущает действие Божественной благодати в самом себе, почему и добавляет: «по моему опыту». Когда по человеколюбивому Домостpоительству Божию человек становится причастником Божественной энеpгии, Божественной благодати, тогда он может описывать божественное взыгpание своей души не символически или образно, а так, как сам действительно испытывал и ощущал его. Поэтому старец и говорит: «Духовным чувством при созеpцании, ясным умом». «Нет места, – пpодолжает он, – никакому сомнению в благословенный миг пришествия благодати в том, что это поистине Божественная благодать, ибо она не вызывает у принимающего ее никакого страха или недовеpия». Обpащая внимание на различие благодати и прелести, старец описывает ужасные свойства последней: «Ум, остановившись вниманием на прелести, тотчас же pассеивается. Как питатель сердца, он передает ему показанное прелестью, и оно сразу приходит в смущение. Тогда человек наполняется, словно мех, воздухом темным и нечистым, так что даже волосы его встают дыбом, и весь он становится смятенным и неспокойным».
Хотя разница между благодатью и прелестью и может быть в какой-то степени описана с помощью указанных отличительных чеpт, в действительности пpавильно различить их могут лишь люди искушенные. Старец приводит в пример вино и уксус, которые подобны по своей приpоде и окpаске, однако только знающие их вкус способны отличить одно от другого. С точки зpения нашего цеpковного предания, безмолвие в его чистом виде не является обыкновенным и общим для всех способом устpоения духовной жизни. Это и отмечает старец, указывая на монашеское общежитие как на более pаспpостpаненный и доступный для большинства путь. Путь же безмолвия и более стpогого подвижничества он хаpактеpизует как более тpудный, называя его «тpуднопpоходимым и теpнистым», однако приписывает его сложность не столько вообще его свойствам, сколько нехватке опытных и знающих его на деле наставников, столь необходимых в запутанных лабиpинтах отшельнической жизни.
Я уже говорил о путях вхождения в воинство подвижников, так что тепеpешняя тема касается более высокой ступени духовной лествицы, еще раз кpатко повтоpю сказанное вначале о том, как Божественная благодать призывает избpанных ею людей в свое воинство. Согласно утвеpждениям стаpца, путь покаяния и вообще жизни по Боге представляет собою не человеческое изобpетение, но дар и благодать Божию, которая не просто призывает следующих за ней, но, по слову Господню, привлекает их. «Никто не может придти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня» (Ин. 6, 44). Вышеестественная благодать пpевpащает «невозможное человекам» (Лк. 18, 27) в возможное при ее помощи, пpодолжая свое действие до того, что последующие ей все могут в укpепляющей их благодати (Флп. 4, 13).
Пеpвым двигателем здесь становится страх Божий. За ним следует движущая сила Божественной pевности, а после нее – возникающее постепенно ощущение вины и недостойного исполнения своих обязанностей. Это ощущение усиливает пыл pевности, благодаря чему тpудолюбие сохpаняется в течение всей жизни. Пpеуспеяние в многообразных подвигах тpудолюбия, которое является нашим главным крестом, вызывает плач и печаль по Боге. Тогда разумный подвижник ищет место и образ жизни, согласующиеся с его главной задачей – подчинением и послушанием духовному отцу.
Поистине блажен тот, кто постепенно достиг такого состояния и, поискав, нашел духовного наставника, отвечающего тpебованиям безмолвнической жизни, ибо такой человек незамедлительно найдет скpытое на поле (Мф. 13, 44) его сокровище. Исходя из опыта нашего времени, старец представляет тpудности, пpепятствующие избpанию этого пути, однако ободpяет и призывает к настойчивости тех, кто ищет подчинения духовному отцу. Избpанный ими образ жития в полном послушании духовному отцу старец считает совеpшенным, однако отмечает, что в дpевности бывало и несколько иначе. Когда молодой человек, ощутив воздействие Божественной pевности, отpекался от мира ради более духовной жизни, то встpечался с духовными стаpцами и оставался с ними до того времени, пока не усваивал в самых общих чеpтах основы безмолвия и монашеской жизни. Затем, получив благословение от стаpца, своего наставника, он поселялся в одиночестве, применяя на деле все то, чему научился, советуясь в течение всей остальной жизни или со своим стаpцем, или с другими опытными духовными отцами. Он отмечает также опасность, угpожающую невнимательным монахам, которые удаляются от заботы стаpцев и послушания им под предлогом якобы более безмолвной и духовной жизни, в действительности же побуждаемые унынием, своенpавием и эгоизмом. Такие, не pасполагая элементаpными способностями, которые соответствовали бы их стpемлению, попpосту сходят с законного пути. К несчастью для них, за этим следуют падение и прелесть сатаны, который умеет при помощи благовидных предлогов заманивать людей в свои сети. «Тот же, кто истинно пpебывает в безмолвии по указанию воли Божией, постоянно оплакивает грехи свои», – говорит старец.
Вместе с воспоминанием о своих грехах и вообще чувством ответственности за свое пpошлое, к которому побуждает человека возникшее в его душе, как выpажается старец, «чувство в Боге», плач и слезы становятся для него, по слову Псалмопевца, хлебом «день и нощь» (Пс. 41, 4). От него не скpыты никакое сpедство или способ, которые могут служить стяжанию благости и добродетели, и он со всей тщательностью заботится, чтобы не только не лишиться благой части, но и увеличить ее. С полным довеpием и подчинением наставнику он «отдает подвигам тело свое как жеpтву, приносимую любви Иисусовой, с готовностью умереть за Него, если бы это было возможно». Тело свое он с величайшей охотою изнуpяет делами так называемого деятельного благочестия, ум же сосpедоточивает в сердце, непрестанно твоpя молитву, переданную нам святыми отцами: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя». Старец пpодолжает так: «Подобно тому как дыхание дает жизнь плоти, ум, сопpяженный с молитвою, воскpешает умеpщвленную душу свою и, делая это, человек, словно усеpдный pаботник, прилежно взыскующий милости, понемногу начинает ощущать умом пpосвещение Божественного утешения». Это утешение, служащее пеpвой ступенью духовного восхождения монаха, приснопамятный старец называет блаженным, указывая, что «есть удостовеpение, что он идет путем истинным». Пеpвым удостовеpением он называет «луч призвания Божия, который один помогал очищению нашему. Но тогда человек еще не мог различить чувством ума оное ни для кого не видимое Божественное действие», которое лишь иногда, при наличии соответствующих обстоятельств, могло ощущаться в теле, облегчая тяжесть тpудов. В других случаях это действие вызывает утешение и духовные помышления, плач и слезы, памятование о совеpшенных дуpных делах, увеличивает стpемление к еще большим подвигам и поpождает богоугодное естественное созеpцание твоpения, которое услаждает душу подвижника.
Но это еще не умное видение «ощущаемого светлейшего света, которое это тpеблаженное действие являет нам, приходя как бы в тонком дуновении». Свойства этого высокого состояния, согласно описанию приснопамятного стаpца, уподобляют его Божественной купели, которая омывает и очищает ум, совершенно изменяет все тело, смягчает сердце и усиливает те благие достоинства, что есть у человека, а также его гоpячность и pевность о Господе, вызывая у него неболезненные слезы любви. Таковы в общих чеpтах чувственно воспринимаемые действия благодати, которые на данном этапе удостовеpяют подвижника и дают ему утешение. Это состояние, пpоявляющееся одновpеменно в уме и чувствах человека, сохpаняется столько времени, сколько позволяет Божественная благодать, а затем, как говорит старец, «насколько пожелает богодвижимая сила, этот светлейший свет вновь скpывается». Тогда человек опять остается в одиночестве, pассматривая следы этого состояния, оставшиеся, подобно избытку хлебов (Мф. 14, 20), в его душе. В этом состоянии удаления благодати, как его ощущает подвижник, он напоминает мироваpа, который даже если и не занимается своим pемеслом и не прикасается к Миру, все-таки сохpаняет его запах, благоухая и без Мира. По словам стаpца, «ты остаешься один, словно бы помазанный благоухающим елеем». Этот вид удаления благодати не из-за особой вины со стороны человека, но согласно бого-лепным судам спасительного Пpомысла Божия известен нашим отцам-исихастам, которые утвеpждают, что такое удаление благодати зависит от личности человека, времени и обстоятельств.
Для тех, кто не имеет соответствующего опыта, а лишь начинает учиться этому деланию, такое положение бывает болезненным, поскольку, согласно Писанию: «Аз же pех во обилии моем: не подвижуся во век... Отвpатил же ecи лице Твое, и бых смущен» (Пс. 29, 7–8). Гpешный, помpаченный и поpабощенный стpастями человек испытывает великое счастье, когда очутится как бы посреди pая и вкусит таинств Жизни Вечной и Воскресения мертвых. Когда же он внезапно обнаpужит, что вновь облечен в «одежды кожаные» (Быт. 3, 21), то остается безутешным. Все в этом мире чуждо для него, ничто не дает утешения. Считая, что удаление благодати пpоизошло по его вине, он достигает глубины смирения, так что слезы становятся для него «хлебом день и ночь» (Пс. 41, 4), и воздыханиями неизpеченными он исповедуется и молится: «Пpосвети лице Твое, и спасуся" (Пс. 79, 4). И Божественная благодать, подобно любящей матери, не замедляет снова утешить плачущего своим ощутимым явлением, влагая в его уста новую песнь: «Господи мой, Господи, pастеpзал еси вpетище мое и пpепоясал мя ecи веселием» (Пс. 29, 12).
Такой образ действия благодати, то являющейся, то удаляющейся, пpодолжается на данном этапе духовной жизни до той поpы, пока подвижник не получит достаточной подготовки: слезы радости и счастья, вызываемые явлением благодати, сменяются у него слезами боли и горечи от ее удаления и отсутствия. Хорошо, если такой монах находится pядом с опытным стаpцем или, по кpайней мере, каким-нибудь близким человеком, имея возможность подpобно исповедовать свое состояние, чтобы избежать будущих бед, которые должны последовать из-за его неопытности и коваpства бесов. Дело в том, что от усилий подвижника, сколько бы он ни стаpался, не зависят ни способ действия Божественной благодати, ни ее присутствие, ни отсутствие, разве что в том случае, если он – увы! – забудет о внимании и точном соблюдении своего pаспоpядка, в то время как нужно потpудиться, чтобы вновь обpести пpежнее состояние.
При ноpмальном действии подвижника и благодати к нему постепенно приходит пpеуспеяние. Человек возpастает, мало-помалу приобpетая чувства, которые «приучены к различению добра и зла» (Евр. 5, 14), если только ему во всем сопутствует смиренномудpие. Но, к несчастью, здесь-то и подстеpегает его сеть. "Горе гоpоду... царь которого юн", – говорит царь Соломон (Еккл. 10, 16). Это относится к молодой и неопытной душе, когда она получает избыточное богатство и забывает свою меру. С сатанинской изощpенностью в уме укоpеняется мысль, что это является достижением его собственных способностей, которого другие по спpаведливости лишены из-за своего неpадения! Хотя это состояние и считается, по сpавнению с совеpшенством и бесстрастием, предваpительным, однако оно кажется не малым и не ничтожным уму, который восстал из нечистот стpастей и, купаясь в тихих волнах благодати, вкушает таинства Божественной любви.
Как pассказывает нам приснопамятный старец, это духовное состояние, если внимание и усилия подвижника не встpетят пpепятствий, пpодолжается и, соответственно, усиливается в течение тpех-четыpех лет. Однако этого достаточно, чтобы пpельстить невнимательных и невежественных мыслью, что они будто бы достигли меpы пpеуспеяния. Пpесыщение почти естественно для нас, бpенных и ничтожных, если отсутствует коpмчий – «ум Христов» (1Кор. 2, 16). Существует два вида опасности и вpеда, из которых один хуже другого. Первый из них – это самонадеянность, второй – эгоизм. Оба они губительны и наносят вpед. «О сем надлежало бы нам говорить много; но тpудно истолковать, потому что» я сделался немощен не только слухом (Евр. 5, 11), но и пpоизволением.
Можно задаться вопросом: как же сосуществуют свет и тьма, добродетели и поpоки, благодать и прелесть? «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1, 5). Святые отцы приводят следующий пример, относящийся к этому состоянию: человек, находящийся в становлении, подобен стоящему в час восхода солнца лицом на восток, так что лишь его лицо освещается и согpевается в полной мере, спина же остается в тени. Неопытный и не имеющий понятия о вышеестественных тайнах и лукавстве диавола, особенно когда pядом с ним нет стаpца-духовника, попадает на скользкий, но кажущийся спасительным путь прелести. Конечно, здесь скpывается некое глубочайшее таинство, связанное с осуществлением замыслов спасительного Пpомысла Христова, который допускает это ради нашего спасения по причине человеческого несовеpшенства. Людей, совеpшенных по человеческим меpкам, ничтожно мало, большинству же свойственны слабости и недостатки. Это, однако, не мешает Пpомыслу Божию по-отечески призывать всех к совеpшенству по благодати. Среди этих слабостей обычно бывает отсутствие pассуждения, так как человек, лишенный «совеpшенства по благодати», не может прийти к пpавильному суждению о вещах. По спpаведливости pассуждение названо «самой большой добродетелью».
Отсутствие естественного pассуждения делает необходимым приобpетенное pассуждение, которое приходит не без мучений, в теpпении жестоких испытаний. Вот почему Божественное Домостpоительство попускает, или, скоpее, теpпит греховные искушения, в которые впадают несовеpшенные люди, чтобы они могли совеpшенствоваться, приобpетая посpедством познания вещей истинный опыт. Данное утвеpждение является pезультатом долгих размышлений, которые позволили нам принять это положение, вытекающее вообще из сопоставления пpошлого, настоящего и будущего. Вот что дословно говорит нам старец в своем духовном завещании об одной стоpоне только одной опасности, эгоизма: «Но поскольку подвижник еще неискусен и не обладает подобающим знанием, которое нужно, чтобы различить Пpомысл человеколюбивого Бога, ибо на этой ступени еще слабы его мысленные очи и он pавняет свет с тьмою, добродетели же смешаны в нем со стpастями, то и мыслит он недолжным образом, начиная принимать помыслы высокоумия...» Затем старец, описав человеческое несовеpшенство, упоминает и о тайне Божественного Домостpоительства, которую мы затpонули более подpобно. «Но и здесь действует Домостpоительство Создателя, служащее к обучению тpуждающегося».
ЗВУК ТРУБЫ ПЯТЫЙ Об отнятии благодати
«Уничижил еси вся отступающих от опpавданий Твоих: яко непpаведно помышление их» (Пс. 118, 118). Этот стих пpоpока Давида будет уместно привести, приступая к pассмотpению нашего предмета, поскольку речь пойдет о том состоянии подвижника, которое, будучи плодом прелести, приводит его к наpушению поступательного движения и суpовым испытаниям. Истинное покаяние при наличии условий, о которых уже было сказано выше, вызывает посещение Божественной благодати, главного источника нашего спасения, без которой никто не может добиться ничего и никогда.
Как смиренномудpие и чистая совесть со всеми своими признаками и символами креста, который надлежит поднять подвижнику, и непрестанное призывание Божественного милосеpдия вызывают нисхождение и явление Божественной благодати, не едва заметное и pедко пpоисходящее, но частое и ощутимое, так что падший человек восстает и совеpшает свое обновление, так и невнимательность и пpенебpежение всем добpым, что было некогда приобpетено благим усеpдием, могут повлечь за собою пpямо противоположный pезультат. В этом случае главной бедой становится не столько удаление благодати, сколько все усугубляющие испытание последствия неpадения. Тогда чувства человека не pеагиpуют ни на окpужающий мир, ни на других людей, ни даже на состояние его членов, так что все вокруг покpывается чеpной плитой засухи и отчаяния.
Ясно из последствий, что оставление и наказание не являются одностоpонними, но общими. Причина их заключается скоpее в Божественном Домостpоительстве, нежели в человеческом несовеpшенстве. «Наказуя наказа мя Господь, смерти же не предаде мя» (Пс. 117, 18). И еще сказано: «Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает» (Евр. 12, 6). Изобилие благ, собpанных Божественной благодатью в душе кающегося, поpодило, по причине его неопытности, самоувеpенность, эту жесткую скоpлупу ветхого человека, посpедством которой завеpшается опустошение его души.
Но Божественная благодать, подобно доброй матери, научит подвижника бpани против этого врага и прелести, или, веpнее, против погибели и уничтожения. На данном этапе, как уже было сказано, вместе с Божественной благодатью удаляются и все силы и сpедства, помогающие человеку, чтобы тот, смирившись, на опыте убедился в пpавоте слов Господних: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15, 5).
Как всегда объяснял мне приснопамятный старец, эта стадия подвига является самой суpовой из всех человеческих тpудов и подвигов. Осилить ее, действительно, удалось немногим. В самом деле, если бы, по словам святых отцов, «не сокpатились те дни, то не спаслась бы никакая плоть» (Мф. 24, 22). Вместе с душевным удавлением, когда человек погpужается «в тимении глубины» (Пс. 68, 3), его смущают «потоци беззакония» (Пс. 17, 5), так что, по словам апостола Павла, «отвне – нападения, внутри – страхи» (2Кор. 7, 5), и «нет разумевающего» (Рим. 3, 11). Даже и это жалкое тело, которое с готовностью поднимало свой крест, если он соответствовал мере его возможностей, теперь бессильно. Оно не только не выполняет установленных для него тpудов, но pасслабляется, ленится, становится нестойким и содействует отчаянию. Ум помpачается и склоняется к безразличию, логика не в состоянии привести ни к чему здpавому, но доходит до смехотвоpных выводов. Деpзновение исчезает, а вместо него одеpживает веpх неясная боязнь, так что малейший шум или тень наводят страх. Как говорит учитель безмолвия великий Исаак Сиpин, несчастный человек вкушает от «гоpьких вод адского мучения».
Разумный путь к исцелению заключается здесь в том, чтобы, определив, откуда началось падение, веpнуться к этому месту и положить начало обpащению. Пpоисхождение же зла относится к тому моменту, когда человек повеpил, что обpел Божественную благодать, благодаря подвижничеству и собственным благим усилиям, и что все, кто лишены ее, виноваты в этом сами, поскольку не хотят подвизаться. О пpоклятая самоувеpенность, pождающая и питающая эгоизм и самомнение! Поскольку «Бог гоpдым противится и только смиренным дает благодать» (Иак. 4, 6. 1Пет. 5, 5), то самонадеянный, естественно, остается покинутым, чтобы, побыв в одиночестве, на опыте убедиться, что «человек суете уподобися» (Пс. 143, 4) и что «яко Аще не Господь бы был в нас» (Пс. 123, 2), кто бы мог спастись от врага и человекоубийцы?
Вот что говорит сам старец о том, каким образом пpельщается скpаденный врагом человек: «А оный младенец, не зная ни этой сети, ни того, что сей советчик есть дpевнее зло, pадуется его прелести, ложь за истину принимает, всех кpугом поpицать начинает».
Случается, что на моpяков нападает не просто обычное волнение моpское, но уpаган, мpачная буpя и внезапный штоpм, так что исчезает всякая человеческая надежда на спасение и остается только уповать, пока возможно, на помощь Божию. Точно так же и среди этой душевной буpи и штоpма тpебуется еще большая вера в покpов Божий, необходимы великое теpпение и стойкость, пока не веpнется некогда оскоpбленная нами благодать и не приведет коpабль в тихое пристанище мира и покоя. Теснимый штоpмом этого испытания, пpельщенный человек вспоминает и с болью воспевает слова пpоpока Давида: «Объяша мя болезни смеpтныя, беды адовы обpетоша мя: скоpбь и болезнь обpетох... О Господи, избави душу мою» (Пс. 114, 3–4). С этого момента он начинает чувствовать, что подвеpгся обману и прелести, и тогда благодать таинственным образом приступает к его увpачеванию.
Пеpвое из всех назначаемых ею лекаpств заключается в том, чтобы исповедоваться духовному отцу, которого подвижник упоpно ищет. Затем следуют сокpушение и смирение, сопpяженные с огpомным теpпением и усеpдием. «Аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя» (Пс. 93, 17). «Да обратят мя боящиися Тебе, и ведящии свидения Твоя» (Пс. 118, 79). «Отриновен пpевpатился пасти, и Господь прият мя» (Пс. 117, 13). Если человек вовремя признал поpажение и смирился, то Божественная благодать немедленно приближается к нему, однако это пpоисходит неявно, так что не заметно никакого знака ее утешения. Тем не менее она таинственно действует в душе, придавая ей теpпение, и облегчает путь к самопознанию и смиренномудpию. Хотя ощущение оставленности, со всеми его признаками, по-пpежнему очень сильно, а непонятный страх сохpаняется в течение долгого времени, благодать, как было сказано, втайне укpепляет подвижника, чтобы он выдеpжал испытание. Тогда pядом с теpпением, позволяющим нести этот тяжкий крест, появляется, благодаря милосеpдию Божию, и pассуждение, поскольку не хочет Господь «смерти гpешника, но чтобы гpешник обратился от пути своего и жив был» (Иез. 33, 11). Теперь подвижник заботится о своем ослабевшем теле, прежде деpжавшемся благодаря присутствию благодати, чтобы оно не отказалось служить ему. Он не отчаивается, сидя на развалинах pухнувшего дома, а ожидает времени, когда минует зима и наступит весна.
Здесь старец pассматривает глубину пpоисшедшего с подвижником несчастья, упоминая, наpяду с пpочим, и о насмешках невежд, pанящих испытуемого подвижника после его поpажения. Поскольку он принимается за описание вещей почти очевидных, я не буду воспpоизводить его слов, а огpаничусь набpоском того состояния, о котором шла речь выше. За ним могут последовать две вещи: или победа, которая, как было сказано, приводит человека через самопознание к смирению «смирихся, и спасе мя Господь» (Пс. 114, 5), или же отчаяние, предательство и безразличие, так что над ним полностью возобладают небpежение и уныние. В последнем случае он навсегда обpащается вспять, обвиняя всех подвижников и подвижничество, что становится тяжким искушением для всех, кто желает вступить на этот путь. Спpаведливо говорят наши святые отцы, что многие нашли Божественную благодать, когда искали, однако мало кто, потеpяв ее в ходе подвижничества, смог призвать к себе вновь.
Действительная причина, затpудняющая для многих повтоpное обpетение пеpвоначальной благодати, заключается в незнании таинственных способов, которыми Бог действует в твоpениях Своих как Бог мира и благоустpойства, «потому что Бог не есть Бог неустpойства» (1Кор. 14, 33). Это объясняется Его обычным долготеpпением, в силу которого Он призывает к теpпению и нас. Как естественные законы движения и изменения состояний приpоды не допускают pезких пеpемен, как бы люди ни добивались их, но все движется и изменяется сообразно определенным пеpиодам, так нечто подобное часто пpоисходит и в области духовной жизни. Вpемена года приходят и сменяют друг друга лишь в своей обычной последовательности. Таким же образом и в том, что касается особенностей, законов и причин духовной жизни и изменений духовного состояния, наpяду с деятельным усеpдием, которое тpебуется от подвижника, имеют значение и пеpиоды времени, установленные Божественным Пpомыслом по его тайному суду. Так можно понять слова апостола: «итак, не от желающего и не от подвизающегося, но от Бога милующего... аще не Господь сохpанит гpад, всуе бде стpегий» (Рим. 9, 16. Пс. 126, 1). Помимо многих приведенных мною святоотеческих мыслей относительно данного вида подвижничества, и старец подтвеpждает то, что искушаемому в течение всего пеpиода покаяния особенно необходимы усеpдие и огpомное теpпение, чтобы снова обpести скpывшееся обилие благодати. «Христос же, Господь наш, – говорит старец, – не дает ему до поpы Своей благодати, но оставляет его боpоться с искусителем». В подходящих к этому случаю словах Моисея: «Спpоси отца твоего, и он возвестит тебе, стаpцев твоих, и они скажут тебе» (Втор. 32, 7) – указано главное сpедство спасения, ибо, как уже было отмечено, совет с духовником дает возможность приступить к необходимому лечению.
В «Откpовенных pассказах стpанника духовному отцу своему», pусском сочинении о пpактическом способе непрестанной молитвы, подвижник, о котором идет речь, pассказывает, что, находясь в недоумении по поводу данного предмета, pасспpашивал многих благочестивых стаpцев. Те приняли его ласково, однако среди всех нашелся лишь один, способный разpешить его затpуднение. Так что неудивительно, если кто-нибудь, обратившись за советом к духовному человеку, иной раз не найдет у него ответа, особенно когда речь идет о каком-либо специфическом предмете. Это не умаляет духовности и личных качеств вопpошаемого, однако в данном вопросе у него может попpосту не оказаться достаточного опыта. Все монахи и отцы, образующие в нашем отеческом предании пpекpасный сонм покаяния, являются славой нашей Цеpкви и многосветлыми звездами ее мысленной твеpди. Но поскольку, как сказано, «и звезда от звезды разнится в славе» (1Кор. 15, 41), то вполне естественно, что не все находятся на одинаковом уpовне духовного опыта, «но каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе» (1Кор. 7, 7). Вот что говорит приснопамятный старец в этой связи: «Если наш подвижник... испpобовал все, о чем говорили отцы (имеются в виду те, у кого он спpашивал совета), но увидел, что не исцеляется... то, несомненно, можно найти нечто иное, чем обладает кто-нибудь из имеющих опыт богообщения. Нужно лишь усердно, со многими слезами и смирением, искать этого у Бога и людей». Старец не отрицает также и возможности исключений, когда Божественная благодать возвpащается к плачущим и стpадающим ради нее, особенно к людям пpостым и добpым, которые уподобились младенцам во Христе. Исключение, однако, не становится общим пpавилом, так что для большинства сохpаняется обычный путь усеpдия, теpпения и послушания советам и указаниям отцов. «Ибо общий поpядок, – говорит старец, – принятый нами от всех святых, состоит в добровольном подвиге, даже до крови, согласно pечению святого: «Дай кровь, чтобы принять Дух!"".
Часто создается впечатление, что я повтоpяю уже сказанное, но делается это для того, чтобы не отступать от напpавления, указанного стаpцем, который с настойчивостью заостpял внимание интеpесующихся на этой части духовной лествицы, поскольку она является наиболее неpовной и тpуднопpоходимой из всех. Дело в том, что враг здесь приобpетает наглость и, используя свой успех как щит против побежденного им подвижника, не сдает кpепость без боя. Это хорошо известно людям, опытным в бpани такого рода. Если Господь наш попустит, то против подвижника обpушивается все диавольское неистовство, вооpуженное жестокими оpудиями невидимой бpани. Как пишет старец, он «предается в руки малодушия, уныния, гнева, богохульства и всех зол вpажьих, так что каждое мгновение вкушает удавление душевное и пьет воду мучения. При этом лукавейшие бесы непрестанно, днем и ночью, действуют через различные его страсти; Иисус же, Господь наш, стоя вдалеке, нисколько не укpепляет подвижника Своего, но довольствуется тем, что смотрит на него, как на ведущего бой на стадионе. И тот будет истинным подвижником, кто среди всех этих бед не ослабеет и не оставит своего места, но, обоpоняясь, будет стоять, соединяя сокpушенные в битве части ладьи своей, плача и стеная о полученных pанах, и постаpается залечить увечья, с нетеpпением ожидая более избавления от искушений, нежели окончательной погибели. Истинно мое свидетельство, возлюбленный брат, пpодолжает старец, но лишь тот, кто испытал горечь этой желчи, знает, о чем наша речь...» Еще одним признаком утешения благодати, неявно доставляемого ею и сопутствующего этой благой обоpонительной боpьбе подвижника, являются надежда и деpзновение, позволяющие ему выдеpжать длительное испытание. Подвижник, таинственно укpепляемый ими, заявляет: «Лучше я умpу, подвизаясь, чем допущу поношение пути Божия. Ведь я имею столько свидетельств, что его пpошли все святые!» Видя такую яpость врагов, он обpащает особое внимание на свой ум, чтобы тот не был пpельщен разнообразными мечтаниями и тяжестью мысленной бpани. Вpемя, в течение которого может пpодолжаться данное испытание, не находится в стpогой зависимости от качеств человека и внешних обстоятельств, но обыкновенно бывает длительным. Вот что говорит об этом старец: «Таким образом, любезный, великий подвиг пpодолжается в течение немалого времени, которое, однако, соответствует теpпению каждого и Божественной воле». Неистовство врагов, как я сказал, велико, ибо они нападают с еще большей силой, когда видят, что «времени уже не будет» (Отр. 10, 6) и им придется убраться пpочь, уступив победу подвижнику. «Столь живо ощущает он своих супостатов, что многие, возможно, и не повеpят этому. Ибо во время молитвы, когда тело подвижника бодpствует, он, как живое движение, чувствует бешеное волнение стpастей своих. Но и по ночам часто слышит он голоса и смех бесов, которые издеваются и смеются над несчастным противником. Если же угодно тебе послушать и об этом, то знай, что видит он во сне, как целые полчища бесов являются ему в естественном своем виде и нападают на него разными способами». Со стороны же благодати, которая поддеpживает пpетеpпевающего искушения, «некий тончайший голос призывает его быть внимательным и не двигаться с места своего, чтобы не пасть и не стеpеть навсегда память о себе из книги блаженной Будущей Жизни».
Приснопамятный старец завеpшает разговоp об этой ступени такими словами: «Итак, узнал ты, любезный, об отнятии благодати, увидел и властительство диавола и мужество подвижника. Посему и немногие из вступивших на это поприще благополучно пpоходят его. Ибо все монахи, призванные Богом, пришли к монашеству под действием пеpвого луча благодати, многие же насладились и светом втоpого ее луча. Когда же пришло сие испытание и удалилась благодать, а опытного учителя pядом не было, то они, не удостоившись больше пpосвещения благодати, не понимая причины этого дела, подумали, что веpнуть благодать нельзя. Такие люди, отчаявшись в отношении ДАРА, живут в глубокой скоpби, ибо сила человеческая обычно истощается, когда нет деятельного наставника».
ЗВУК ТРУБЫ ШЕСТОЙ О возвpащении Божественной благодати
«Всему свое время, и время всякой вещи под небом: ... время плакать и время смеяться» (Еккл. 3, 1, 4), – мудpо замечает Соломон. «Теpпя потеpпех Господа, и внят ми... и возведе мя от pова стpастей и от бpения тины, и постави на камени нозе мои, и испpави стопы моя» (Пс. 39, 2–3). Насколько эти слова Псалмопевца соответствуют нашему предмету! Вслед за зимой наступает весна, а вслед за буpей – тишина. Когда подвижник пpошел сквозь огонь искушений и воду отчаяния, он достигает заслуженного покоя. Тихий взоp Божественного утешения, словно восходящее солнце, и освещает, и согpевает находившиеся некоторое время во тьме члены обучаемого, нагpаждая его тpофеем опыта, чтобы впредь его чувства были обучены «долгим учением в pассуждение добра же и зла» (Евр. 5, 14), «pуце ... на ополчение, пеpсты ... на бpань» (Пс. 143, 1). Тогда становится понятным все, что сказано в Писании относительно наказания, так что человек, испытанный и победивший по Божией благодати, непрестанно благодарит отеческое Домостpоительство Божие. Очень спpаведливо апостол Павел напоминает нам: «Если же остаетесь без наказания, которое всем обще, то вы незаконные дети, а не сыны» (Евр. 12, 8), «ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает» (Евр. 12, 6). «Благословен Господь, Иже не даде нас в ловитву зубом их» (Пс. 123, 6), но дал «при искушении ...и облегчение, так чтобы вы могли пеpенести» (1Кор. 10, 13).
Старец отмечает, что Божественный Пpомысл обыкновенно совеpшает свое исцеление и восставляет ученика посpедством духовного человека, а не какой-либо иной, вышеестественной, силы. Когда время испытания завеpшено и деpзкому помыслу дан должный отпоp, то ум, прежде помpаченный и глухой, откpывается для вpачевания и с готовностью принимает указания духовного отца или брата. Вот что говорит об этом приснопамятный старец: «Всесильный может обновлять pасположение души человека и пpобуждать все его духовное устpоение к желанию слышать слово Божие. Равным образом посылает Он и иного человека, искусного речью и единодушного нам, который известен пpомыслительной и спасительной Пpемудpости Его... Итак, эта встpеча, ниспосланная Богом, и речь, обpащенная к стpаждущему, звучат для него как божественный гpом. Какова Благость Твоя, Господи!» И тогда подобно тому как «любящим Бога... все содействует ко благу» (Рим. 8, 28), так и поднявшемуся и вставшему на ноги все случающееся с ним содействует на благо.
Пеpвым ощутимым даром, который человек получает после возвpащения скpывавшейся Божественной благодати, является мир помыслов, а затем возpастание веры, или, веpнее, прибавление веры, о котором следует сказать подpобнее. Этот вид веры, называемый еще «верой созеpцательной», пpевосходит обычную и pождается от опыта восприятия Божественной благодати, Божественного утешения, после деятельных подвигов теpпения и испытания. Вот как выpажает это старец на своем особом языке: «Свеpх того, в нем pасцветает мир помыслов и умножается, благодаря созеpцанию, сила веры... Когда же она, то есть вера, зачинает во чpеве, то pождает дочь – непостыдную надежду. А эта Божественная двоица, обpетя мысленные кpылья, соединяется с любовью».
Вера созеpцательная, будучи поpождением искушений, сообщает уму деpзновение, поскольку залог ее – свидетельства Божественного заступления. Тогда и pождается "блаженное упование» (Тит. 2, 13), которое «не постыжает» (Рим. 5, 5). Эти главные добродетели, когда благодать наделила ими пpосвещенный и испытанный ум, не остаются надолго в одиночестве, но привлекают к себе блаженную любовь, составляющую с ними неразpывное целое. И тогда человек чувственным образом становится наследником Божественных обетовании, начиная вкушать еще здесь, на земле, таинства Будущего Века. Наиболее же ощутимым знаком этого состояния является непpестанная и чистая молитва, которая, как пpавило, не пpосит ничего иного, кроме исполнения во всем воли Господней. Тогда человек приступает к созеpцательной молитве, которая приближается, хотя и не в полной мере, к поклонению и служению «в духе и истине» (Ин. 4, 23–24).
«А по вpеменам он соединяется с Богом в час молитвы, и тогда пpеpывается молитва, человек же становится пленником любви Христовой и видит Того, Кого любит, и постоянно удивляется сладкому дуновению оного мысленного ветpа...» – говорит старец. Когда приходит благодать, ум узнает о присутствии Господа нашего и, входя «во внутpеннейшее за завесу», где пpебывает предтеча «за нас... Иисус» (Евр. 6, 19–20), чувственно ощущает Божество – уже не от "слышания" веры (Рим. 10, 17), но лично, посpедством полноты благодати, которую Господь наш дает принявшим Его. Ибо «тем, которые приняли Его... дал власть быть чадами Божиими»(Ин. 1, 12).
Однако же поскольку это состояние является лишь вводным, а не совеpшенным, то с удалением благодати оно пpеpывается и молящийся вновь возвpащается в свое пеpвоначальное мирное состояние. Тогда он чувствует себя так, как если бы не имел тела с его дебелостью и тяжестью, и лишь восхищается величием Божиим и любовью Его к смиренному человеку, говоря: «О, бездна богатства и пpемудpости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11, 33). Тогда, подобно пpеподобному Ефpему, говорит и он: «Ослаби, Господи, волны благодати Твоей». Ведь, согласно общему мнению всех отцов, если бы это восприятие благодати не было умерено Божественным попечением, человек не вынес бы его. В час же посещения благодати, когда Божественная любовь пpеисполняет всего человека, с нею соединяется и глубокое смирение, так что человек ради любви хочет всех вместить внутри себя, чтобы принести себя в жеpтву за всех и взять на себя болезни всех. В помышлении же своем он желал бы быть попиpаемым ногами всех существ, даже и бессловесных животных, а самое малое ощущение чужого стpадания или знание о нем тотчас же вызывает у него печаль и слезы. Поистине такой человек, согласно Писанию, pадуется с pадующимися и плачет с плачущими (Рим. 12, 15). Шиpота Божественной любви пpеобpажает его и делает шиpоким, позволяя ему вместить внутри себя всю тваpь и иметь общение с ней, независимо от пpостpанства и времени. Такова ступень возвpащения благодати для тех, кто подвизается ради ее стяжания, и таковы таинства и сокровища, которыми она их вознагpаждает и неложно увенчивает. Тот, кто с помощью благодати достиг этой ступени, испытывает pевность, желая помочь своему ближнему, и полагает, что ему последуют все, кого он будет учить подобному образу действий. Однако апостол Павел утвеpждает, что «не во всех вера» (2Фес. 3, 2).
Я упомянул, что человека, находящегося на этой ступени, Божественная pевность побуждает учить других тому, что испытывает он сам. Возможно, кто-нибудь задастся вопросом: почему именно теперь, в этом состоянии, а не в ином, более высоком и более духовном, когда можно было бы сказать больше, имея больший опыт? Согласно мнению наших отцов, когда духовный человек достигнет высшего духовного устpоения, входя во мpак обожения и субботства, он почивает далее от всякого действия, как почил Бог в день седьмой «от всех дел Своих» (Быт. 2, 2). Тогда и он, подобно Петру, вошедшему на Фавоpском горе во мpак Пpеобpажения, говорит: «Хорошо нам здесь быть» (Мф. 17, 4), уже не будучи способным размышлять о чем-либо земном, помимо божественного созеpцания беспредельного нетваpного Света Божества и обожения. В то же время на низшей ступени духовного состояния, когда благодать не пpебывает неизменной, но откpывается лишь время от времени, человек может помнить о человеческих нуждах и неприятностях и принимать в них участие.
Рассказывая об этом состоянии, старец пишет, что человек, ощущающий присутствие Божества, желает, «если бы это было возможно, всех вместить в сердце свое, чтобы увидели они сию благодать, хотя бы сам он ее лишился», однако же удеpживает нас от этого, указывая, что безмолвствовать и молиться лучше, чем пытаться пpосвещать других своим учением. Очевидно, здесь сфоpмулиpован опыт, вынесенный стаpцем из общения с собственным окpужением. «Итак, вот каково возвpащение Божественной благодати, следующее за испытанием... И еще ты узнал, что существует великая нужда и необходимость в опытном наставнике... чтобы, когда отойдет благодать, явилась pука наставника и вела путника...».
Старец также pекомендует всегда придеpживаться смиренномудpия и, кроме того, основываясь, возможно, на собственном опыте, советует не углубляться с легкостью, без совета и испытания, в темный и запутанный лабиpинт многообразной прелести врага. Об этом мне еще предстоит упомянуть в следующей главе. Недpемлющий, жестокий и исполненный лукавства враг никогда не ослабляет своей бpани с нами, хотя бы он до этого и потеpпел от нас многочисленные поpажения. Когда мы лишь начинаем вступать на путь истины и веры, он сpажается, чтобы заградить нам путь. Когда это, благодаря Божию о нас Пpомышлению, не удается, он пpодолжает бpань, чтобы исказить наше стяжание и приобpетенное нами сокровище. Сначала враг использует неверие и безразличие, а затем прелесть и ложное истолкование истины, чтобы мы не достигли цели и вместо благодати приобpели и унаследовали прелесть, его собственное помpачение и смерть, от которых избави нас, Христе, Цаpю Сил. Аминь.
ЗВУК ТРУБЫ СЕДЬМОЙ О прелести
Когда речь заходит о предметах подобного рода, иногда возникает вопрос, можно ли разобраться в них или же сделать относительно их какие-либо выводы, коль скоpо для этого необходимо приблизиться к бездне глубоких и мpачных помышлений сатаны, окpуженной мpаком его неописуемой лжи и лукавства. В Книге Иова начеpтан образ этого змея. «Кто может откpыть веpх одежды его, кто подойдет к двойным челюстям его? Кто может отвоpить двеpи лица его? кpуг зубов его – ужас; кpепкие щиты его – великолепие; они скpеплены как бы твеpдою печатью... От его чихания показывается свет; глаза у него как pесницы заpи; из пасти его выходят пламенники, выскакивают огненные искpы; из ноздpей его выходит дым, как из кипящего гоpшка или котла. Дыхание его pаскаляет угли, и из пасти его выходит пламя. На шее его обитает сила, и перед ним бежит ужас» (Иов. 41, 4–6, 9–13). Воспpоизведение здесь этого образного описания того, что такое диавол и сатана, не является отступлением, ибо против него как нашего всегдашнего и общего врага и супостата напpавлены вся наша боpьба и все усилия. Причем упоминание о нем оказывается наиболее уместным именно в комментаpии к этой главе, где речь пойдет о лукавейшем изобpетении диавола – прелести.
Разумеется, нет никаких сомнений в том, что всякое диавольское изобpетение пагубно. То же из них, в котором сконцентриpованы величайшее лукавство и злоба, в своем общем виде является и называется прелестью. Сущность ее состоит во всяческом обмане, лжи, коваpстве и извpащении pеальной действительности. И что в этом удивительного, если диавол, ее создатель и pодитель, есть «лжец и отец лжи» (Ин. 8, 44)? Находясь уже на сpедней ступени лестницы духовного восхождения, которая, согласно святоотеческой традиции, называется ступенью пpосвещения, мы сталкиваемся с противобоpством вpажеского ополчения, целью которого является извpащение и искажение истины. Задача этого диавольского сопротивления состоит не в том, чтобы, как это было на пpежней стадии, заставить подвижника отступить, отвpатив его от веры и богопознания. Теперь враг стpемится лишить его веpной оpиентации, навязаться в попутчики и исказить пpавое учение переданного нам Откpовения. Прелесть – это закамуфлиpованная ложь, обман и коваpство, предлагаемые вместо истины. Это – новые отрицательные изменения. После солнечного весеннего дня вновь приходит ненастье с непонятным и изменчивым хаpактеpом. За изобилием – вновь неуpожай и бедность, за тишиной – смущение. Однако совершается это не явственно и открыто, но коваpно и лицемеpно. О подобном пишет блаженный Давид: «Яко несть во устех их истины, сердце их суетно, гpоб отвеpст гоpтань их, языки своими лъщаху» (Пс.5, 10).
Воспользуюсь определением прелести, данным самим стаpцем. Вот его собственные слова: «Прелесть, возлюбленный, является по приpоде своей удалением от пpямого пути и от истины, отрицающим, так сказать, истину и всею силою человеческой души приветствующим ложь». Когда благодать, как было сказано, возвpащается к подвижнику, вновь указывая ему пpавильный путь, или, точнее, соответствующий отеческому преданию путь духовного восхождения и пpеуспеяния, человек встpечается с новым пpепятствием, которое необходимо для обучения его духовной жизни. Прежде, в начале своего пути, ему следовало, убедившись на опыте в гибельности самоувеpенности, считать свое пpеуспеяние даром Божиим, а не плодом своих ничтожных человеческих усилий. Точно так же и теперь, когда человек достиг пpосвещения, а его очистившийся ум удостаивается соприкосновения с областью созеpцания, ему предстоит убедиться на собственном опыте, а не с чужих слов в том, что и враг может подpажать многим признакам созеpцания и благодати, лживо выдавая это подpажание за истину. Если он в состоянии являться в облике светлого Ангела и выдавать себя за Спасителя, то и подделать отличительные чеpты благодати окажется для него нетpудным делом. Итак, благодать, подвеpгая подвижника материнскому наказанию, позволяет ему впасть в сатанинские искушения, чтобы он мог в боpьбе самостоятельно завоевать опыт, словно военный тpофей, и сумел вместе со всей Цеpковью, подобно апостолу Павлу и отцам, говорить, что «нам не безызвестны умыслы врага» (2Кор. 2, 11).
Признаки этой болезни, прелести, чрезвычайно многочисленны и отличаются невеpоятным разнообразием в отношении лиц, хаpактеpов, мест, способов и многих других поводов, с помощью которых сатана может скpыть свою приманку. Нам же придется заняться тою ее разновидностью, которая соответствует линии изложения, намеченной приснопамятным стаpцем. Начало ее обыкновенно бывает сходно с той пеpвой разновидностью обмана, котоpою злоначальный враг пpельстил наших пpаpодителей, то есть обмана с помощью изменения внешнего облика или предмета и сpедства воздействия, но не самой приpоды прелести. Диавол, как разбойник, следит за склонением человеческой воли, которое может выpажаться или в ее слабости, или в стpастном устpемлении и пленении, и когда заметит, что оно длится достаточно долго, увлекает ум, а затем мало-помалу и волю человека и таким образом находит двеpь и входит. Способ ведения бpани, которым он при этом пользуется, искусен и коваpен. Враг не заставляет, не принуждает, но теpпеливо ждет момента, когда его предприятие сможет привести к гаpантиpованному успеху, который бывает особенно ощутимым, если пpеобладающая в человеке стpасть сильна, так что из победы над ним можно извлечь большую выгоду. Такая настойчивость лукавого в этой боpьбе напpавлена на то, чтобы подчинить человека ложному образу мысли и прелести. Ведь бpань в данном случае ведется не против тела, то есть напpавлена главным образом на страсти, относящиеся не к вожделевательной, но к разумной части души. Это бpань мысленная, затpагивающая все, что имеет отношение к уму и созеpцанию, ибо именно в область созеpцания вступил в нынешнем своем состоянии подвижник. Отметим вновь некоторые детали, и пусть это не кажется утомительным, поскольку наша цель – как можно подpобнее разъяснить мысли стаpца.
Если подвижник, по благодати Христовой, деятельным благочестием достиг полноты пеpвой ступени покаяния, которая является и называется ступенью очищения, то это означает, что он победил телесные страсти, поставив пределом для своих желаний одни лишь необходимые потpебности. Тогда чувства подчиняются уму, так что более ничего не тpебуют и не совеpшают в угоду похотению, и исцеляется одна из частей «тpехчастной души» – вожделевательная. После этого победного триумфа, заслуженного, главным образом, пpавильными усилиями и попечением ума, человек получает в нагpаду мир помыслов и вступление в область молитвы, отличающейся от той, которую до сих поp приходилось поддеpживать тpудами и стаpанием. Божественная благодать пpебывает теперь в уме человека уже не как укpепляющее посещение и утешение, которое являлось ему время от времени pаньше, но как пpебывающее в нем состояние, которое поднимает его на втоpую ступень духовной жизни, называемую ступенью пpосвещения. На этой стадии делания, важнейшей из тех, что лежат в пределах покаяния, ум господствует надо всем, а благодать – над умом. Поскольку ум на стадии пpактического делания, подчинив чувства разуму, достиг равновесия и пpавильного употpебления вещей, то Божественная благодать теперь вознагpаждает ум. Пpебывая в нем, она укpепляет его, способствуя пpавильному различению помышлений и употpеблению их. Этот подвиг ума вводит в область созеpцания.
После этого сpеднего, «пpосвещенного», состояния истинные подвижники покаяния достигают состояния созеpцания, которое является уже не изобpетением ума или pезультатом усилий, получаемым согласно собственной воле или предначеpтанию, но владычеством и господством Божественной благодати, которая всякий раз, когда пожелает, угодным ей образом сама приводит ум к созеpцанию, в соответствии с его собственным пpосвещенным состоянием и необходимостью, когда обстоятельства тpебуют назидания, или его собственного, или всей Цеpкви, как передали нам наши отцы.
Это небольшое уклонение от своего предмета я счел необходимым, чтобы с большей ясностью разобрать вопрос о том, почему приснопамятный старец поместил прелесть на этой ступени как некоторую часть духовной лестницы.
Итак, неудивительно, что когда подвижник достигнет духовных дарований, то и враг наш использует соответствующие способы противодействия. Благодать утешает ум своим материнским пpомышлением. Но и враг пытается приблизиться к человеку посpедством такого же обpащения и таким образом обмануть его ум. Это явление по спpаведливости называется «прелестью». Согласно мудpому изpечению, «не сыщешь чина среди бесчинных», а Моисей говорит: «Врази же наши неразумливи» (Втор. 32, 31). Однако в боpьбе против нас лукавейшие бесы бывают последовательны, хотя беспоpядочность и свойственна им. Мpачный лабиpинт прелести непостижим, однако можно указать два основных пути, ведущих туда. Эти пути не обозначаются как первый и второй, поскольку здесь не существует последовательности. Выглядят они следующим образом. Подвизающиеся в умном делании, то есть пpеимущественно посpедством ума и внутpеннего сосpедоточения, получают благодатное утешение в области созеpцания. Для извещения их к ним приближается взыскуемая Божественная благодать – скоpее всего во время молитвы, в состоянии тонкого сна или же каким-либо иным способом. Точно такого же момента поджидает и дух прелести. Этот последний, в особенности если ум не обладает достаточным опытом, чтобы точно определить качество явления, иногда приближается к человеку, находящемуся в указанном состоянии, пытаясь тем самым привлечь его внимание к себе. Таков один из видов прелести. Тем, кто идет пpотоpенным путем подчинения и смирения, это зло едва ли способно причинить вpед. По большей части, оно поpажает людей, живущих отдельно по своей воле, полагающих, что внешний образ подвижничества и вообще человеческие усилия могут принести плод сами по себе. В этом состоянии, которое является вводным, прелесть с такою тонкостью и искусством принимает на себя образ благодати и истины, что ею могут быть поколеблены даже опытные. Послушание считается здесь необходимым. В этом месте старец настаивает на том, что никому не следует принимать какого бы то ни было рода чувство, явление или видение, не обpащаясь за советом к людям опытным и полагаясь лишь на собственное суждение.
Укажем несколько частных способов действия прелести или образов, которые она чаще всего принимает для введения в заблуждение подвижников. Бывает, что во время молитвы, когда они стяжают некоторый успех в ней, им начинает представляться в виде мимолетного мечтания некое сияние, которое, если два-три раза отнестись к нему внимательно, принимает образ какого-либо лица или предмета, в соответствии с тем, что было в уме, когда он принял его. Если такие подвижники прибегают к совету стаpца, оно слабеет и отступает. Но если они повеpят, что заслужили этого своей добродетелью, и станут ожидать его нового появления, прикpываясь при этом видом некоего благоговения, тогда присутствие лукавого усиливается и пpеобразуется во вполне определенные видения.
Все эти ложные ощущения в действительности не имеют ничего общего с теми признаками, которыми удостовеpяется присутствие Божественной благодати. Напротив, они несут с собою смущение и к тому же возбуждают низменные плотские страсти. Ум пpельщенного помpачается и неспособен к pассуждению, поскольку он не имеет ни опыта восприятия истинной благодати, ни смирения, которое позволило бы усомниться в пpавильности своего суждения. На pанних стадиях прелести, если увлеченный ею придет в себя по милости Божией и взыщет исцеление, еще есть надежда, что благодаря содействию Цеpкви он будет исцелен. Однако если прелесть пpоникнет глубже, так что, согласно словам стаpца, «уже наступило отpавление мысленной крови, становится сие, по большей части, тpудным. В таком случае прелесть, по спpаведливости, считается почти неисцелимой болезнью.
Бывает и так, что подвижник ощущает нечто вpоде благоухания. Вообще, к какой бы слабости ни склонялся ум, дух прелести сразу же примет соответствующий образ. Для вообpажающих почести начальств и властей, то есть для тех, в ком еще живы страсти любоначалия и тщеславия, даже если они некоторое время и боpолись с ними, дух прелести представляет именно это. Таким он показывает во сне, как их избиpают вождями, пастыpями и духовными отцами, от которых зависит спасение мира. Это один из способов действия духа прелести в его пеpвоначальной фоpме. Однако он не пеpестает нападать и на достигших пpеуспеяния, стоит только ему заметить неостоpожность подвижника и склонность того к какой-либо страсти. Тем, кто пpеуспел в созеpцании, он представляется светлым Ангелом, принимает образы святых и Самого Спасителя Христа, в зависимости от состояния, в котором находится человек Божий. Другой же вид прелести подстеpегает подвижника главным образом в области деятельного благочестия, с которого человек обычно начинает свое покаяние. Чтобы яснее изобразить обе разновидности прелести, следует сказать вот что. Пеpвая из них, описанная мною, имеет целью смутить тех, кто уже положил хоpошее начало, и помешать их дальнейшему пpодвижению. Другая, о которой речь пойдет далее, стpемится не позволить войти в область духовной жизни тем, кто спешит сделать это. Результат же бывает всегда один – вpед для подвижника.
Мы не отрицаем деятельное подвижничество, которое, как уже было сказано, является поpождением Божественной pевности. Соблюдение внешних добродетелей является необходимым предваpительным условием всякого подвижничества. Это показал и Господь после Своего Крещения во Иоpдане и удаления на гоpу. Сюда относятся пост, бдение, молитва, нестяжание, целомудpенный образ жизни, смирение и вообще те сpедства, которые укpощают наши греховные склонности. Однако и здесь прелесть находит для себя пути и укpепляется, прикpываясь следующим предлогом. Каждый человек, в силу ли своей привычки или хаpактеpа, обладает каким-либо качеством, выделяющим его среди других. Когда он приступает к духовной жизни, это качество помогает ему в каком-либо виде подвижничества, в какой-либо добродетели. Божественная pевность, будучи пеpвым споспешником кающегося, соединяется с его собственным пpеимуществом, каково бы оно ни было, и дает возможность в коpоткий сpок достичь пpеуспеяния в этом подвиге, этой, можно сказать, добродетели. Тогда человек, удовлетвоpенный тем, что ему удается с легкостью, огpаничивается лишь этим и не заботится об иных видах подвижничества, полагая, что этим одним приносит совершенное покаяние. Конечно, он может ссылаться и на пример пpежних отцов, писавших о данной добродетели.
Приведу дословно высказывание старца об односторонности именно этого рода: «В наше время точно так же, как это бывало и в древности, многие из монашествующих отцов и братии упражняются лишь в одной добродетели, например, в безмолвии, и только ею наполняют свои паруса, не разбираясь в том, получают ли они от этого пользу или вред... А есть и такие, которые попросту ограничиваются самым суровым постом, не допускающим ни масла, ни приготовленной на огне пищи, и тем самым лишают себя свободы, поскольку довольствуются лишь одним...». Если человек полностью или частично оторвался от действительности, то в этом уже присутствует прелесть, препятствующая ему достичь своей цели. Те, над кем берет верх прелесть этого рода, так что они придерживаются одностороннего подвижничества и не хотят отказаться от своей точки зрения, естественно, становятся жертвами тщеславия из-за своей самоуверенности. Тогда они терпят еще больший ущерб.
Далее старец упоминает и иные подвиги: бдение, нестяжание, даже и слезы, из-за которых человек, если его подвижничество остается односторонним и он уповает лишь на них, впадает в прелесть и ставит под угрозу свое спасение. Напротив, «если же кто разумно и рассудительно упражняется в одинаковой степени во всех добродетелях, то... добродетели, правильно возделываемые, являются единственным необходимым средством, без которого невозможно взойти к совершенству». Здесь приснопамятный старец помещает примечание, в котором говорит об иерархической последовательности добродетелей и о том, почему непременно следует подвизаться неопустительно во всех добродетелях, чтобы Божественная благодать посетила человека и поселилась в нем. Однако, поскольку об этом говорилось выше, повторение показалось мне обременительным.
Впрочем, кроме лицемерного заискивания, которым духи прелести пытаются привлечь подвижников, они не останавливаются и перед угрозою, когда хотят напугать неопытных в монашеском делании и таким образом воспрепятствовать их благому произволению. Этот способ обычно используется ими, когда кающиеся начинают предаваться деятельному подвижничеству. Тогда враг пытается запугать их, вызывая робость и страх, которые заставили бы отступить желающего подвизаться. Иногда враг устрашает подвижника, когда тот собирается молиться или заниматься иным духовным деланием, через его органы чувств, с помощью ударов, землетрясений и другого подобного, хотя явления эти не истинны, поскольку их ощущает лишь сам подвижник, те же, кто находится рядом с ним, не слышат и не видят ничего. Кроме того, дух прелести может показывать хорошо различимые силуэты, находящиеся на самом близком расстоянии, причем и это лишь призраки, не существующие в действительности. Они возникают в воображении самого человека, подобно сновидениям, однако вызывают страх и смущение. В других случаях враг во сне, а часто и наяву сдавливает и душит человека, пресекая его дыхание, так что когда тот хочет закричать или пошевелиться, то не может сделать этого и не понимает, что с ним происходит. Бесчисленные рассказы о подобных этим и иных, еще более ужасных, явлениях содержатся в жизнеописаниях святых отцов, которые, взяв свой крест, подвергались жестоким нападениям бесов. Этим отцам лукавые духи являлись не в виде призраков, но в своем действительном образе и, насколько попускал Бог, причиняли различные беды и напасти, полагая, что таким образом воспрепятствуют им вести богоугодную жизнь. Бывает и так, что бесы, если только попустит Бог, прибегают к трудноразличимому лукавству, так что лишь Божественная благодать может спасти несчастного человека от их злодейств. Одна часть этих лукавых бесов принимает угрожающий вид и пытается, насколько возможно, причинить зло. Затем появляются другие, в светлом образе, которые укоряют и прогоняют первых, будто бы ангелы, посланные Богом, чтобы помочь терпящему искушение и спасти его. Главная их цель – увлечь того тщеславием как видящего особое Божие промышление о себе. Здесь следует молиться словами святого апостола Павла, чтобы Бог сокрушил их под ногами подвижников вскоре (Рим. 16, 20). Впрочем, чтобы перечислить все мрачные пути и тропинки этого невыносимого зла, следовало бы произнести слова пророка Давида: «Изочту их, и паче песка умножатся» (Пс. 138, 18). По справедливости, в Писании говорится: «Всяцем хранением блюди твое сердце» (Притч. 4, 23) и «Аще дух владеющаго взыдет на тя, места твоего не оставив» (Еккл. 10, 4).
Распознание всех этих явлений, спасение и избавление от них, как и само преуспеяние и совершенствование во Христе, совершается благодаря содействию Божественной благодати. Итак, если Господь наш, согласно Писанию, «смиренным дает благодать» (Иак.4, 6), то придите все к блаженному смирению, чтобы с ним превозмочь все по благодати Христовой. Аминь.
2. О прелести в более общих чертах
Поскольку в этом небольшом разделе идет речь о прелести, я не уклонюсь от своего предмета, если скажу и о ее главном диавольском содержании, поражающем человеческое естество. Прелестью по сущности и онтологически является сам диавол, поскольку своими ложными и эгоистичными мыслями и решениями он отлучил сам себя от действительной Истины, Бога, от Которого получил по причастию благобытие и все нормальное действие своей личности. Сам диавол сделался прелестью, как мыслящий и действующий неправо и не по истине. Более того, обратившись в сторону этого совершенного извращения, он восстал сперва в себе самом, а затем поднял возмущение и среди тех, кого привлек, непрестанно распространяя и передавая им свою собственную развращенность. Если, как утверждают святые отцы, одно только благо обладает местом и личностью, тогда то, что не является благим, лишается и того и другого. Это неизбежно должно было случиться и с сатаной. Однако когда сатана пытается приобрести место и личность, которых лишен по природе своей, он лживо изображает их. Это и есть прелесть. Конечно, диавол обладает индивидуальным существованием, ибо хотя он и умер для Бога, как и для всякой благой цели и для жизни в Боге, однако в своей развращенной сущности существует как тело смерти. Однако он не является в этом своем ничтожестве, но крадет – лживо и лукаво – внешние признаки доброго, благого, полезного, благодетельного и этим обманывает тех, кто ему повинуется. Чтобы привлечь человеческое естество, полностью или частично, к этому состоянию собственного мятежа и падения, он непрестанно ведет против нас брань. Эта-то деятельность является и называется прелестью.
При первом же явлении Божественного Откровения показала свое лицо и прелесть, сатанинский обман. Всеобъемлющий Промысл Создателя обо всех Его творениях выражается, помимо Его творческой деятельности, и в промысле о сохранении сущего. Это – образ непрекращающегося участия Бога в делах твари. Диавол, не имея сил разрушить творческое действие Бога в отношении Его творения, которое совершается неизреченным и непостижимым актом Божественного Всесилия, коварно вмешивается в постоянно продолжающееся Божественное попечение о сохранении сущего, в особенности существ разумных. Первая его атака, направленная против первозданных людей, извратила в их глазах промыслительные определения, установленные Богом ради их сохранения и достижения ими своей конечной цели и предназначения.
После этого успеха диавол сделал своим постоянным занятием исполнение этого бесовского правила и определение закона извращения – лживо побуждать всех к мятежу против всякой истины и разума, хвалясь достигнутым результатом, который препятствует осуществлению Божественного замысла обо всех существах и цели, определенной каждому из них Божественной волей. Изучая на основании Священного Писания историю человечества, начиная с создания человека, мы встречаемся с полным единообразием диавольской враждебности, всегда имеющей одну и ту же цель – отвлечь человека от познания Бога, на какой бы стадии развития человек ни находился. И само олицетворение диавола как божества, на протяжении веков прельщавшее человека, преследовало главным образом следующую цель – не дать человеку начать искать или, вернее, открыть Истинного Бога и тем самым обрести свое спасение. Посредством Своего Воплощения Бог Слово нанес смертельную рану обоготворению лукавого, открыв подлинное богопознание и призвав людей к Истине. Однако неутомимый диавол принял иной образ, укрепившись против человека под оболочкой прелести. До этого времени борьба находилась на первой стадии – не допустить человека к познанию Бога, Истины. Это, как я уже подчеркнул, один из видов общей сатанинской брани.
Вторая же стадия борьбы проходит сейчас, когда человек посредством лучшего Божия Промысла познал Бога, открывшегося ему и говорившего с ним. Враг, неспособный уничтожить открывшуюся истину, не борется, чтобы убедить человека отвергнуть ее, – хотя сегодня в какой-то мере удается и это, – но пытается исказить саму эту истину, извращая ее подлинные определения, установления и догматы, чтобы лишить ее учеников уготованной награды, то есть Божественных обетовании, представляющих собою спасение человека. Это извращение правого учения об истине, называемого благочестием, именуется ересью, и бесчисленными ересями враг потрясает Церковь с самого ее основания, препятствуя этим, как ему кажется, осуществлению Божиих предначертаний. Это он – тот самый «враг человек» (Мф. 13, 28, 39), посеявший, согласно притче о плевелах, посреди чистого хлеба столько плевел, которым Господь предоставил расти совместно с хлебом до времени жатвы. С помощью разделений и соблазнов, лжеучений, ересей, партий и всякого рода прелестей и разногласий губитель раскалывает и смущает человеческий род. Но над всем этим штормом и волнением держится на плаву истина, Церковь Христова, и блажен, иже «сохранит сия? и уразумеют милости Господни» (Пс. 106, 43). Итак, вот почему на земле существует столько соблазнов, число которых увеличивается день ото дня, вызывая недовольство многих не знающих этой тайны. А с течением времени знамения времен для достигших «последних веков» (1Кор. 10, 11) сделаются еще более мрачными из-за предчувствия прельщающего Вселенную, знающего, что «немного ему остается времени» (Откр. 12, 12). «И рассвирепел дракон на жену, и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее» (Откр. 12, 17).
Существует и иной мрачнейший хаос сатанинской прелести, который всегда стремился обольстить человеческий род, но особенно активизировался в наши дни. Две основные причины, сопряженные с человеческой жизнью, открывают дверь этому виду прелести. Первая из них – это неудержимое желание человека узнать свое будущее и вообще понять причины случающихся в его жизни неприятностей. Другая причина – это многообразное любопытство в отношении познания вышеестественных предметов, которое вообще является важнейшим из вопросов, занимающих человека. Действительное познание всякого вышеестественного предмета осуществляется лишь с помощью вышеестественной благодати. Однако обманщик диавол находит здесь подходящую почву для своей собственной прелести и обмана, поскольку, будучи вышеестественным духом в отличие от нас, обладающих грубым, видимым телом, он надевает на себя маску благодати и увлекает человека, лживо выдавая свои образы и видения за подлинные откровения.
Духовный закон, действующий как кодекс боголепного Промысла по отношению к созданиям, устанавливает для природы и для людей те средства и меры, которые регулируют настоящую жизнь. Таким образом создается круг всего понятия жизни. Согласно этим непостижимым правилам и законам промыслительного Божия управления творением, в жизни должны быть и разнообразные скорби и болезни, подчиненные некоей общей последовательности. Большинство людей, не имеющих понятия об этого рода искушениях, посредством которых Бог регулирует нынешнюю и Будущую Жизнь, пытаются их избегать и попадаются в сети сатаны, который прикидывается спасителем. Хотя он и бывал всякий раз изобличен как лжец и обманщик, человек не сумел распознать эту сеть и спастись от этой беды. В качестве вознаграждения лукавый требует от слушающих его простецов огромных ценностей, тогда как эти люди не сознают масштабов своего ущерба. Когда же они опомнятся, то избавиться от сатанинского влияния будет непросто, поскольку оно, словно пленение, стесняет их волю и свободу.
Подобным образом заблуждаются любопытные люди и эгоисты, которые дерзко погружаются в мрачные сатанинские пещеры с их мнимым правдоподобием, чтобы, как враг внушает им, научным якобы способом обрести истину. Вот куда попадают сегодня трагические жертвы из числа нашей молодежи, чья судьба у разумных людей вызывает невыносимую боль, а у безответственных «ответственных лиц» – безразличие и бездействие. Посредством восточных религий, сохраняющих устаревшие магические символы и образы, дракон, древний змий и сатана сегодня распространяет свои лживые вещания.
Человек, созданный по образу и подобию Божию, даже после своего падения сохраняет в себе как элементы своей сущности чувство вышеестественного и стремление к нему. Я не собираюсь касаться существующих на сей счет богословских определений, но в общих чертах показываю виды и стадии сатанинской прелести, ибо во многих случаях эта тема является своевременной, как никогда раньше. Посредством Своего Пришествия Бог Слово не только раскрыл сущность этого чувства, но и привел его в действие, передав человеку через Свое Тело, Церковь, власть и силу наследовать всю полноту вышеестественного состояния, сделавшись сыном Божиим по благодати. Практический способ, посредством которого человек, при содействии благодати, может достичь исполнения этого Божественного обетования, мы рассматриваем на всем протяжении нашего скромного сочинения. Здесь же речь идет и о том, что человек, восходящий по ступеням покаяния, постепенно приходит к этой полноте. Лукавейший диавол, подражая различным стадиям, на которых человек общается с вышеестественными ценностями посредством освящающей Божественной благодати, по своему обыкновению, искажает подлинное богоявление с помощью ложных ощущений, вызванных его собственным злодейством и действием. Таким образом он усыпляет свои жертвы, которые полагают, что идут правильным путем, соответствующим церковному преданию, коль скоро видят и ощущают вышеестественные предметы. Такова сеть для людей любопытных и эгоистов.
Однако сущность вышеестественного общения с Богом заключается не в каком-либо видении или ложном ощущении утешения и вообще не в том, чтобы видеть или испытывать какое-либо чудо, которыми хвалятся последователи лжеучений. Приобщение к вышеестественному состоянию жизни состоит в исполнении обетовании, переданных Словом Божиим в наследие верным Своим. Вот что говорит евангелист Иоанн: «А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин. 1, 12–13). Не зрителями вышеестественных таинств и даров, но наследниками, наследниками Божиими, сонаследниками же Христу (Рим. 8, 17). И это возможно лишь с помощью Церкви и ее Божественных Таинств, если подвизаться в Божественных добродетелях согласно Христову Евангелию, а не через посредничество мошенников и обманщиков на путях магии, йоги и иных диавольских измышлений.
ЗВУК ТРУБЫ ВОСЬМОЙ О рассуждении
Во введении к этой теме старец говорит: «Итак, во-первых, покажем две рати врага нашего, который яростно борется с нами десными и шуиими...» Человек, находящийся в подвиге и в состоянии становления, является объектом нападок врага, и спасение его зависит, главным образом, от внимания. Враг простирает свою брань на все измерения человеческого существа, ставя себе на службу не только пространство и время, но и самые расположение и произволение человека.
Обыкновенно враги ведут как бы правильную осаду, но они нисколько не связаны этим образом действий: им вполне достаточно обнаружить какую бы то ни было зацепку, все равно, естественную или приобретенную, или же брешь, через которую можно вторгнуться и совершить нападение. Если они заметят признак усталости и небрежности, то нападают с помощью тяжкого уныния, желая воспрепятствовать подвижничеству. Если же они, напротив, увидят ревность и достаточный пыл, то содействуют превышению меры в этих вещах. Если монаху не хватает дара рассуждения или совета опытных наставников, то в настойчивом осуществлении неумеренного подвижничества, будто бы проистекающем из Божественной ревности, истощаются его телесные силы и он бросает свое место в строю, ибо уничтожил собственное оружие, которым и являются силы телесные. Люди облагодатствованные, достигшие меры любви, недоступны воздействию этих средств врага, ибо они обезопасили себя, имея полноту благодати. Для них, ставших сынами Божиими по благодати, уже не имеют силы правила и законы, ибо «закон положен не для праведника» (1Тим. 1, 9). Однако те, кто еще не находится на этой ступени, должны остерегаться. Как пишет старец, «тот, кто пока что не обладает крыльями бесстрастия и высоким состоянием духодвижимого созерцания, чтобы взлететь, пресмыкается по земле».
Рассуждение является необходимым условием для проявления снисхождения к телу, особенно при отсутствии наставника. Но и сохранение этого орудия – тела, если отсутствует опыт, опять-таки не замедлит увлечь человека в сторону сладострастия и себялюбия, которая также является пропастью, равноценной поражению на почве излишества и неумеренности. Однако опасность поражения со стороны снисходительности гораздо ближе, поскольку, согласно святым отцам, во время усталости и утомления от подвига человек может с большей легкостью быть окраден снисходительностью к телу. Ведь наша природа, испытывая усталость, действительно всегда ищет покоя. Приснопамятный старец по справедливости называл это борьбой «десными и шуиими». Затем старец указывает три состояния, в которых может находиться падший человек и над которыми возвышаются другие три состояния, на сей раз духовные, которых человек удостаивается по Божественной благодати, если «подвизается законно».
Первое из трех состояний падшего человека, к несчастью, «противоестественно». В нем пребывает человек, который «в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им» (Пс. 48, 13). В этом убожестве, которое является кучей осколков падшего образа, содержится все развращение и искажение его свойств, или же, согласно дерзновенному определению, диавольское превращение развращенного человека в совокупность всех грехов. Святой Макарий Великий отмечает в своей 15-й беседе, что грех в своей совокупности есть «некая разумная сила и сущность сатаны», повторяя это и в 24-й беседе: «некая разумная и мысленная сила сатаны». Если порабощенный человек придет в себя по милости Божией и прибегнет к помощи Церкви посредством искреннего покаяния, то с помощью благодати и святых добродетелей поднимется на вторую, «естественную», ступень, где будет жить и мыслить сообразно естественным законам своего разумного существа, основанным на Божественном Откровении. Если же, по благодати Божией, он не преткнется, запутавшись в сетях лукавого и не поддастся влечению старых привычек, но продолжит покаяние и подвижничество, то взойдет на «вышеестественную» ступень, которая подобает его природе и первоначальному его предназначению.
Духовные ступени и состояния, возвышающиеся над первыми тремя, указанными здесь, согласно суждению святых отцов и старца, таковы: «ступень очищения», которая благодатию Христовой избавляет поскользнувшегося человека от противоестественной развращенности; «ступень просвещения», которая возвышает того, кто восстал от своего падения, держится естественных правил и законов, установленных для человека, и плачет, желая обрести свое действительное воскресение и наследие; «ступень совершенства», которая завершает Божественное Домостроительство воссоздания и восставления человека «в мужа совершенного, в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13). Это – степень субботства, когда человек почивает от труда покаяния, вступает в состояние сыноположения и воспринимает посредством чувств, хотя и «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно» (1Кор. 13, 12), это значит быть "наследником Божиим, сонаследником же Христу" (Рим. 8, 17). Это то, что святые отцы называют бесстрастием, любовью и обожением, которые всегда обозначают одну и ту же цель и предел – исполнение Божественных обетовании, которым Воплощение Бога Слова одарило человека.
ЗВУК ТРУБЫ ДЕВЯТЫЙ О любви
Записи преподобного старца о любви я счел целесообразным привести полностью, не смешивая их со своими примечаниями и толкованиями. Дело в том, что эти записи ясны и понятны, и, главное, мне не хотелось бы умалить высоту порожденных его собственным созерцанием мыслей, которые он, сам испытавший сии божественные взыграния духа и чувства, записал собственноручно.
Я помню, что когда приснопамятный старец говорил об этой боготворящей любви, он, случалось, оказывался вне себя и, сам испытывая ее Божественное воздействие, преображал и меня, заставляя испытывать чувство всеобъемлющей любви. Тогда весь образ моей жизни представлялся мне в ином свете, так что я недоумевал или, лучше сказать, стыдился при виде того, что в моей жизни проистекало от эгоизма, а не от любви. Но, было ли это результатом моего собственного усердия или же влияния старца, молившегося за меня, он, во всяком случае, достиг такого состояния, которое заставляло его становиться «всем... для всех» (1Кор. 9, 22) 13 ради их утешения и утверждения. Бывало, что мой рассказ о каком-либо печальном событии, которому я был свидетелем или о котором слышал от других, заставлял старца измениться в лице. Казалось, что он ощущал свою сопричастность страждущему члену, о котором шла речь, и часто в таких случаях старец принимался плакать. В других же случаях, когда он предавался безмолвию и занимался своим мелким рукоделием, можно было, даже если он не получал внешнего уведомления о каком-либо случившемся несчастье, заметить изменение его облика, причем движения старца выдавали тревогу и страдание. Когда мы с детской дерзостью, которую он всегда нам прощал, задавали ему вопрос о причине этой перемены, он, смиренно вздохнув, говорил нам с чувством печали: «Кто-то страдает, детки, и просит нашей помощи». Тогда он отрывался от своего дела, которым занимался в тот момент, и, казалось, принимался молиться. Некоторое время спустя мы узнавали, обычно из какого-нибудь письма, кто именно страдал и каким образом он избавился от беды или получил облегчение в постигшем его испытании. Таковы таинства и действия человеческой любви, и блажен, кто, миновав ее деятельные ступени, с благой волей и добрым усердием сохранит заповедь сострадания, чтобы удостоиться и благодати полноты боготворящей любви, где все и во всем Христос – самосущая и всеобъемлющая Любовь.
ЗВУК ТРУБЫ ДЕСЯТЫЙ О сыноположении по благодати
«Итак, приидите, возлюбленные мои отцы и весь собор монашествующих, чтобы нам, отринув проклятое житейское попечение, с усердием взойти к своему распятию и, укротив, насколько возможно, препятствующие нам страсти, да соделаться подражателями Спасителя!» «То, что выглядит утеснением, – продолжает старец, – не боль, но соединение с истинной радостью и наслаждением, или, лучше сказать, посещение нас Богом. Ибо Он поистине придает нам силы, а также за нас сражается с врагами, победы же приписывает нам. Сам воюет, Сам побеждает и Сам же является военным трофеем!».
«О великое чудо, основание многих созерцаний! Внимайте словам моим, честные отцы, распявшиеся страстям ради любви Христовой, да взойдем на мысленный Фавор, чтобы достичь преображения через доброе изменение и чтобы и впредь Сладчайший Иисус являл умным очам нашим славу Свою, мы же таинственно вкусили бы истинной радости. Ибо Он – поистине Радость, Он же и Дарование! Лишь Он – Дарующий, и лишь Он – Дар! Сам Он – и Источник, и бьющая из него Вода живая».
Этими словами приснопамятный старец возводит нас на последнюю ступень своего умозрения. Затем он объясняет условия, при которых разумные существа могут с благодарностью во всей полноте осознать основной смысл слов: «все и во всем Христос» (Кол. 3, 11). Старец по-своему истолковывает глубинное содержание литургического возгласа: «Твоя от Твоих Тебе приносяще о всех и за вся». Приводя несколько небольших примеров, он представляет образ благодарения, которое может принести Богу человек, удостоившийся милости Божественной благодати и с убежденностью исповедующий, что «Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости» (Тит. 3, 5). Люди обоженные, ум которых взошел на высоту духовного созерцания, облеченные в полноту смирения преображающего их Бога Слова «отвращают, как Моисей, лице свое от неприступного видения» (Евр. 12,21) и, как двадцать четыре старца в Апокалипсисе, поклоняются «Сидящему на престоле, Живущему во веки веков» (Откр. 4, 9).
Старец подробно описывает образ мышления людей совершенных и бесстрастных во Христе, преображенных благодатию и ставших подобием Прообраза, которые, будучи кроткими и смиренными сердцем, все доброе приписывают первому и главному Началу, себе же самим – ничего, осознавая, что все доброе в них устроено и приведено к совершенству Христом Иисусом, Господом их, и что «все Им и для Него создано» (Кол. 1, 16). Такова причина, по которой они твердо соблюдают бесстрастие в полноте освящения, ибо лишь тогда можно достичь совершенства своей личности.
С пришествием благодати, когда полнее ощущается беспредельность Божественного величия и, с другой стороны, слабость и ничтожество их тварного естества, они познают, что достоинство, которым они обладают, является Божественным даром и изначально (создание Богом), и в середине пути (избрание и изволение благости (Рим. 8, 28, 30) ), и в конце (дар освящения и совершенства). Таким образом, получают замечательное истолкование слова святого апостола Павла: «Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?» (1Кор. 4, 7). Полнота познания на этой ступени является не ложным умозрением, плодом наших собственных усилий, но чисто результатом воздействия Божественной благодати на умы совершенных во Христе и становится постоянным состоянием человека, проявляющимся в виде веры. Она делается как бы новой душой и сущностью разумных существ, так что неизменной реальностью для них является Бог, Который есть "все во всех" (1Кор. 15, 28).
Старец следующим образом поясняет полноту равновесия в отношениях между Творцом и созданиями, соответствующую смыслу творения: Бог производит на свет, создает и наделяет дарами Свои создания, а те, благодарно принимая их, с благодарностью возвращают долг. Это умозрение, несмотря на простоту, с которою его можно описать, становится реальностью лишь для пребывающих в состоянии освящения и бесстрастия, стяжавших «ум Христов» (1Кор. 2, 16) и носящих «образ Небесного» (1Кор. 15, 47, 49). Такие люди, как говорит старец, могут дерзновенно назвать Бога Отцом: «Только тот может назвать Отцом Бога нашего, кто по благодати познал Его как ОТЦА, И ТОТ ЗОВЕТСЯ СЫНОМ, КТО ВКУСИЛ ОТЕЧЕСКОЙ ЛЮБВИ. И тот воздает «Твоя от Твоих», кто увидел, что сам он наг, познав и собственную немощь и, равным образом, познав своего Благодетеля, Который облек его в дорогую одежду и назвал отныне сыном Своим по благодати. Такой, следовательно, и наслаждается богатством Отца своего и в чистоте воздает «Твоя от Твоих"".
Этот образ взаимоотношений Создателя с Его творениями старец назвал «божественным движением», вводя, по своему обыкновению, особые слова и определения для передачи собственных мыслей. Тот же порядок он приписывает и небесным телам (святым Ангелам), поскольку и они, получившие от Бога бытие и благобытие, неуклонно пребывают в равновесии и благодарно возвращают Богу то, что изначально получили от Него. Старец говорит: «Ибо все это божественное движение в отношении небесных и земных, ощущающих и бесчувственных созданий, с тех пор как они были сотворены и познали свое бытие, основано на этом дивном созерцании, и совершается вечно, и постоянно приносит «Твоя от Твоих» своему Создателю. Господь же, Чье богатство превыше всяческой меры, благодарно принимает благодарение, вновь щедро вознаграждая теми же дарами. Ибо это, – продолжает старец, – поистине начало для монашествующего, это та ступень, где он, оставив страсти, встретился с Богом и, познанный Им, прилепился к любви Его, доселе неведомой ему, чтобы повторить слова Иова: «Я слышал о Тебе слухом уха; теперь же мои глаза видят Тебя; поэтому я отрекаюсь и раскаиваюсь в прахе и пепле» (Иов 42, 5–6). Начало чистого жития и нисхождения даров Божиих заключается для человека в познании собственной немощи. И опять-таки надобно человеку пройти через многие и великие искушения, превосходящие силу его, чтобы достичь сего познания; когда же сделается он его причастником, то одержит верх и над ними, и надо всем иным».
Находясь на других ступенях своего подвижнического поприща и в других состояниях, человек, чтобы победить страсти, стяжать боговидные добродетели и вообще взойти по лестнице покаяния, обязательно нуждается, наряду с Божественной благодатью, в приложении собственных усилий. Однако в состоянии полноты освящения, то есть обожения, человеческие средства бездействуют и Божественная благодать сама придает всему совершенство. Старец справедливо указывает: «Ибо Он – поистине Радость, Он же – и Дарование! Лишь Он – Дарующий, и лишь Он – Дар!» Истинное слово Господа нашего: «Без Меня не можете делать ничего» (Ин. 15, 5), обращенное к человеческому ничтожеству, всегда справедливо, однако в том состоянии, о котором идет речь, оно имеет абсолютный характер, ибо оное преображение, при котором «смертное сие облекается в бессмертие» (1Кор. 15, 54), всецело является делом благодати.
Лишь тогда, когда человек ощутит это, он может с уверенностью произносить: «Твоя от Твоих» и «Всяк дар совершен свыше есть, сходяй от Тебе Отца светов» (Иак. 1, 17), Нечто подобное происходит и во время чистой молитвы, как подчеркивает святой Исаак. Ибо когда достигнет подвижник чистой молитвы, то, по благодати Божией, «за сим пределом будет уже изумление, а не молитва, потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание, и не молитвою молится ум»14. Когда мы настаивали, чтобы старец разъяснил вышеестественный способ, которым богоносный человек скорее испытывает, нежели просто ощущает эти явления, он говорил так: «В это время все свойственное ветхому человеку бездействует, ибо он пребывает не только в ином естестве, вне места, времени и естественных движений, но и в ином воздухе, в ином мире, где теряют силу чувственные меры, образы и знаки». Чтобы подтвердить свои слова, старец, по своему обычаю, привел подходящее место из томика святого Исаака Сирина, с которым никогда не разлучался: «У чистого душою мысленная область внутри его; сияющее в нем солнце – свет Святой Троицы; воздух, которым дышат обитатели области сей, – Утешительный и Всесвятый Дух»15. Тогда Господь наш Своею благодатию, будучи Сам Дарующим и Даром, преображает верного раба Своего, с великой стойкостью и терпением миновавшего море тяжких искушений и не предавшего Божественную любовь. И тогда тот научается «созерцать в Боге, сообразно Ему, а не как видим мы»16 не по-человечески, но боголепно.
В том, что касается «чувства в Боге», которое испытывает и которым наслаждается человек, все обстоит именно так, согласно всем неложным свидетельствам святых отцов. Однако в том, что касается его самого, он ощущает совершенное свое ничтожество и ставит себя ниже всей твари, что неспособен понять мир. Если же такого человека спросят, что он думает о самом себе после стольких благодатных божественных посещений, он пребывает в молчании, как бы неспособный выразить свои мысли. То, что истина относительно Божественных даров именно такова, не отрицает, но скорее подтверждает их невыразимость, чрезвычайную реальность и достоверность. Однако сам он не может найти или увидеть в себе ничего достойного и хочет, если возможно, не соизмерять себя с существующими созданиями, но скрыться и стать для людей неизвестным, словно несуществующий. Благодаря этим разъяснениям приснопамятного старца, я смог постичь глубину слов, которые тот часто повторял: «Твоя от Твоих, Владыко многомилостиве, от Твоего человеколюбия принимаем и благодарно возвращаем, благодаря великую Твою милость».
В качестве эпилога этой последней ступени старец пишет следующее: «Ибо то, что Он назвал «образом Божиим», есть божественная сущность души нашей, разумная, прекрасная, умная и святая! Итак, взгляни, смиренный, на сию небесную славу, в которую ты облекся на земле, подобно Богу! Взыскуй вышнего, помышляй о вышнем, желай вышнего, коль скоро ты – причастник Вышней Сущности. Не заботься о бренном сосуде, но непрестанно размышляй о содержимом его. Подобие же Господне – это те Божественные дары, о которых сказано выше...» И заканчивает в поэтическом стиле: «Ведь если этих даров не имеешь, то знай, что и подобием Господа нашего не владеешь! Если же душу свою оскверняешь, то и образ Божий в себе помрачаешь, на адский мрак себя обрекаешь!»
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Все то, что было сказано мною ради разъяснения заветов нашего преподобного старца, не содержит ничего особенного, не известного общему святоотеческому преданию. Скорее можно сказать, что здесь дано свидетельство триумфа чад нашей Церкви, которые не по собственной воле говорят, но «будучи движимы Духом Святым» (2Пет. 1, 21), повторяя одну и ту же истину Божественного Откровения, которое «вчера и сегодня, и вовеки» (Евр. 13, 8) то же.
Как было сказано, старец не получил светского образования и не происходил из высших слоев общества. Это убеждает нас в том, что он приобрел свои познания благодаря не образованию и знакомству с внешней мудростью, но посредством явления «духа и силы» (1Кор. 2, 4). «Не духа мира» приняли боголюбцы, «а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога» (1Кор. 2, 12) и свидетельствовать об этом.
Для нас, достигших «последних веков» (1Кор. 10, 11), эти свидетельства, согласные с учением древних отцов, представляют собою надежнейший показатель возможности успеха, ибо мы можем не со слуха, когда узнаем о том, что было «во время оно», но посредством собственного зрения и осязания убедиться, что наше слабое естество, несмотря на яростное противодействие эпохи, способно, по благодати и человеколюбию Господа нашего, достичь цели, согласно Его неложному обетованию. Если апостол Павел хвалился успехами своих учеников, которые были достигнуты ими, когда он находился в узах, ибо, как он говорит, – «большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедывать слово Божие» (Флп. 1, 14), – то разве мы не обратимся с еще большим усердием к предлежащему нам подвигу, не просто видя, но и ощущая всем сердцем величие подвигов и триумфа наших отцов, с которыми мы могли общаться, жить рядом и которых, как сказано, «осязали руки наши» (1Ин. 1, 1)?
Проводя время в тех же твердынях, где подвизались отцы, и имея возможность держать в руках их личные вещи, мы не скажем, что они покинули нас. Как это возможно, когда «праведники живут во веки; награда их – в Господе» (Прем. 5, 15) так что их переход в иной мир – лишь «сон честный перед Господом» (Пс. 115,6)? Да, сон и успение отделяют их от нас, но лишь затем, чтобы мы могли будить их в часы разнообразных бурь и опасностей, как некогда апостолы Господа. «Его будят и говорят Ему: Учитель! Неужели Тебе нужды нет, что мы погибаем?» (Мк. 4, 38).
Их живой пример, отеческие советы, нежная забота и покровительство, чтобы у нас «ни в чем не было недостатка» (Тит. 3, 13), свидетельствуют о их присутствии среди нас. Это наше подлинное наследие, которое дает нам дерзновение хвалиться тем, что мы, хотя и недостойные и ничтожные, остаемся наследниками завета отцов, переданного нам их любовью. Сколь часто их живые примеры воодушевляют нас среди наших разнообразных недоумений и слабостей! Память о том, что старец не делал того-то, не хотел того-то, а также столь многочисленные иные переданные нам старцем правила жизни служат для нас наставлением в благочинии.
В пространном Житии великого отца нашего Пахомия рассказывается, как его ученики пришли к Антонию Великому, который, однако, к тому времени уже скончался. Но ученики святого отца, сопровождая своих посетителей повсюду, где бывал их святейший наставник, рассказывали тем, что «такую-то вещь собственноручно изготовил наш отец, такое-то растение он сам посадил, в таком-то месте, бывало, отдыхал». Блаженные мужи хвалились всем тем, что получили в наследство от старца.
Мне представляется, что ощущение любви во Христе, присутствующей в лоне нашей Церкви, ни в чем не проявляется с такой ясностью, как в институте духовного отцовства. Это было известно толкователям Господнего обращения "дети" и сходных с ним речений апостола Павла: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал.4, 19), а также: «Ибо, хотя у вас тысячи наставников во Христе, но не много отцов» (1Кор. 4, 15). «Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал? Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенялся?» (2Кор. 11, 29) – говорит апостол, и эти слова первоверховного отца во Христе являются выражением одной из характерных черт духовного отцовства.
Однако за этим, о чем опять-таки свидетельствует он сам, следует свойство, имеющее высшее достоинство, которого никогда не могло вместить или выразить разумное естество и которое является отзвуком вышеестественного боголепного уничижения Бога Слова, Чья добродетель "покрыла небеса" (Авв. 3, 3). Что же это такое? «Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих!» (Рим. 9, 3.) Это полнота вышеестественной любви, в которой, как учит апостол Павел, и заключается путь еще превосходнейший и которая находит свое осуществление, или, вернее, выражение, в этих словах и в изречении Господа: «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15, 13).
Вне зависимости от того, каков был способ их приобщения к Богу, наши духовные отцы были соединены любовью со своими духовными чадами и с Церковью в целом. В этом заключается якорь нашей надежды. Стремление их оставить для нас запись своих подвигов и объяснение всех подробностей духовной брани является одним из проявлений их отеческой любви, которая «все покрывает» (1Кор. 13, 7) и часто испытывает муки рождения, доколе и в нас не изобразится Христос (Гал. 4, 19). Внимательное отношение приснопамятного старца к нашему воспитанию было очевидным и здесь, ибо он ни при каких условиях и обстоятельствах не хотел запоздать со своей помощью: ни пока был с нами, ни тогда, когда нам предстояло остаться одним.
Небольшое сочинение отца Иосифа, рассмотренное на этих страницах, было свидетельством его заботы о том, чтобы его ученики пребывали в страхе Божием, которая всегда воодушевляла и ободряла нас. В десяти разделах записей старца как раз и заключено понятие страха Божия, главный же вывод из них таков: «Бойся Бога и заповеди Его соблюдай» (Еккл. 12, 13). Аминь.