Преподобный Макарий Великий
Возрождение, по учению преподобного Макария Египетского
Вступительная лекция, прочитанная в Московской Духовной Академии 24-го апреля 1892-го года и. д. доцента по кафедре Нравственного Богословия, Иеромонахом Григорием.
Святоотеческая письменность, как главнейший, после Слова Божия, источник для Нравственного Богословия. – Преп. Макарий Египетский, как нравоучитель. – Человек в невинном состоянии, как носитель Божественной жизни – Падение человека, как потеря его. – Жизнь падшего человечества, как смятение. – Искупление, как возвращение потерянной жизни. – Ход нравственного возрождения. – Первая ступень возрождения: желание спасения. – Вторая ступень: борьба жизни духовной с плотской. – Третья ступень: приятие благодати общения с Богом. – Четвертая. ступень: жизнь во Христе. – Отличительный характер нравоучительной аскетической письменности.
В последнее время наша русская богословская наука подвергается нареканиям за то, что она не отличается самостоятельностью, но питается лишь только тем, что изготовляется Западом. В этих нареканиях, разумеется, есть доля правды; но несомненно также, что они нуждаются и в ограничении. Не касаясь других наук, смело можно сказать о Нравственном Богословии, что оно отнюдь, но должно подлежать такому упреку. Отечественных трудов по Нравственному Богословию, за вычетом немногих школьных учебников, слишком мало, чтобы ими можно было доказать эту истину; но она без труда доказывается самим содержанием науки. Путешественник, пускающийся в опасный путь, но неведомой стране, если желает воспользоваться добрыми указаниями других, то, разумеется, обратится к тому, кто сам путешествовал по этой стране, знает ее по личному наблюдению и знаком с трудностями её путей по собственному опыту. Поэты обыкновенно воспитываются на поэтах. Художники всегда заканчивают свое образование в музеях. После этого должно ли Нравственное Богословие, имеющее своей задачей научное начертание христианского нравственного идеала и описание того пути и тех условий, которым и при которых совершается его проведение в жизнь, должно ли – повторяем – Нравственное Богословие после Нового Завета идти за своим материалом к новым западным богословам? Христианство не есть отвлеченная религиозная или философская доктрина, которая даёт пищу только одному уму; оно есть прежде всего и главнее всего жизнь; только веровать умом и даже трепетать от этой веры – еще не значит быть христианином; быть христианином значить созидать свое спасение христианскою жизнью. Эта то жизнь в её представлении и постепенном усвоении ею нравственного идеала и есть предмет, подлежащий исследованию Нравственного Богословия. После слова Божия, которое устанавливает для науки её основные и общие принципы, главным источником для неё, разумеется, должна служить область опытной нравственности. Отсюда становится вполне понятным: какая богатая сокровищница глубочайшей христианской психологии и морали заключается в писаниях тех святых мужей древности, которые умели и сами жить по-христиански, и других учили этой великой науке своим словом. Святоотеческая письменность вообще, а аскетическая в особенности – вот источник для науки о нравственности. Святые подвижники, путём изучения Слова Божия и борьбы с ветхим человеком достигшие высокого нравственного совершенства, в своих писаниях вынесли на общую пользу глубокий и много содержательный опыт нравственной жизни, подробно описав весь её ход. Такого опыта уже больше нигде не найти. Ни в какое сравнение с ним не может быть поставлен опыт новых западных богословов. К их опыту в крупном большинстве вполне приложимы слова преп. Макария: «кто ведёт речь о духовном, не вкусив того сам, тот уподобляется человеку, который при наступлении дневного зноя идёт пустым полем и, томясь жаждой, описывает источник, струящийся водою, изображая себя пьющим, между тем у него засохли уста и язык от палящей их жажды, – или человеку, который говорит о мёде, что он сладок, но не вкушал его сам и не знает силы его сладости. Так, если ведут речь о совершенстве, о радовании или о бесстрастии, не ощущавшие в себе их действенности и удостоверения в них, то на деле не все бывает так, как они говорят» (Бес. XVII, § 12). Конечно, для истории науки о нравственности, для изложения и разбора различных этических философских систем, для научной систематизации самого святоотеческого материала, для его философского освещения и подобного много полезного может дать и западная наука; но центральная и положительная часть Нравственного Богословия всецело должна основываться на святоотеческой письменности. К сожалению, эта истина, хотя и сознается нашими моралистами, но не особенно усердно прилагается ими к делу. Между тем, какой богатый материал в этой сокровищнице! Предлагаемый опыт и будет возможной иллюстрацией к этой мысли. Его задача в том, чтобы ознакомить слушателей с учением Преп. Макария Египетского о нравственном возрождении.
У Преподобного Макария есть изречение: «случается, что человек простой, духовно возродившись, становится мудрым, и ему открываются сокровенные тайны» (Бес. ХХVI, § 5). Наилучшим примером подобного перерождения служит сам преподобный Макарий. Сын бедного отца, он в юности был пастухом его стад. Не известно, чтобы он получил систематическое школьное образование. В то время, когда жил Преп. Макарий (родился в 300 году; умер в 390-м), в Египте, под влиянием примера Преп. Антония Великого, развилось сильное стремление к подвижнической жизни. Этот добрый дух времени расположил юношу оставить мир с его праздной суетой и отдаться единому на потребу. В тиши уединенной пустыни преподобный подвизался 60 лет, стоя во главе братии. При постоянных посещениях отшельниками и мирянами, он вёл с ними духовные беседы, делясь своим внутренним духовным опытом. Несколько, несомненно, наилучших его бесед сохранились в записи до нашего времени. Эти его беседы, послания и слова и составляют драгоценный материал для выяснения нравственного учения древних подвижников. Нравственные наставления Макария отнюдь не могут считаться специально монастырскими. Всегдашний пустынник, Макарий говорил в них о христианской жизни вообще. У него нет частных правил о келейной жизни иноков, нет подробных предписаний о том, где и как должно себя вести иноку, чем характеризуются, напр., писание аввы Дорофея. Макарий обращал свои беседы к тем, которые нуждались в уяснении общих нравственных понятий христианства. Он наставляет своих слушателей: какова последняя цель нравственной жизни, как идёт самое обращение падшей души к Богу, чем оно начинается, как продолжается и к чему приводит. Его учение – нравственная философия и психология. При изложении нравственного учения Преподобного о ходе возрождения, мы будем по возможности больше говорить буквальными выдержками1.
Возрождение, как показывает самое слово, предполагает первую жизнь, смерть и новую жизнь; отсюда три части учения о возрождении: невинное состояние человека, его падение и, наконец, возрождение в христианстве. – Пока человек был невинен, тогда он жил настоящею жизнью, к какой он и был предназначен. Назначение человека, его последняя цель и верховное благо должно быть полагаемо в том, чем он отличается от всех прочих тварей. Оно – в общении человеческой души с Богом. «Бог сотворил разныя твари; сотворил небо и землю, солнце, луну, воды, древа плодоносныя, всякие роды животных. Но ни в одной из сих тварей не почивает Господь. Всякая тварь во власти Его; однакоже не утвердил Он в них престола, не установил с ними общения; благоволил же об едином человеке, с ним вступив в общение и в нём почивая» (Бес. ХLV, §5). «Посему душа смысленная и благоразумная, обошедши все создания, нигде не находит себе упокоения, как только в едином Господе» (Там же). «Как богатая девица, сговоренная замуж, какие бы ни получала подарки до брака, не успокаивается тем, пока не совершится брачный союз; так и душа ничем не успокаивается, пока не достигнет совершенного общения с Господом» (Там же, § 7). Сообразно такому назначению душа первозданного человека наделена была от Творца всеми добродетелями. «При создании ея, такою сотворил ее Бог, что в естество ея не было вложено порока, напротив того, сотворил ее по образу добродетели Духа, вложил в нее законы добродетелей (νόμους αϙετώυ), рассудительность (δίάχρισίυ), ведение (уиώσίυ), благоразумие (φρόυησίυ), веру и прочия добродетели по образу Духа» (Бес. ХLVI, § 5). Одним словом, создал ее такою, чтоб соделаться ей невестой и сообщницей Его, чтоб и Ему быть в единении с нею и ей быть с Ним во единый дух (Бес. ХLVI, § 6). И невинная жизнь прародителей до их грехопадения была идеально-человеческою жизнью: они пребывали в раю постоянно с Богом (Бес. XII, § 8). «В Адаме пребывало Слово (ό Λόγοξ τοΰ θεού) и он имел в себе Духа Божия». (Там же, §6). Ум первоначально чистый, пребывая в чине своём, созерцал Владыку своего; и Адам, пребывая в чистоте, царствовал над своими помыслами и блаженствовал, покрываемый божественною славою» (Бес. ХLV, § 1; ХV, § 23; XII, § 6). «Само пребывавшее в нем Слово было для него всем: и ведением, и ощущением (блаженства), и наследием, и учением» (Бес. XII, § 7). Человек умел различать страсти, чужд был демонам, чист от греха или от пороков – Божиим был подобием» (Бес. ХХVI, § 1). – Здесь особенно замечательно отличие учения преп. Макария от обычного, школьного, в каковом отличии – его великое преимущество. Препод. Макарий, напр., назначение человека и его жизнь до падения не характеризует каким-либо внешним, юридически-праведным отношением человека к Богу, но прямо внутренним усвоением им содержания Божественной жизни.
Но это невинное состояние продлилось не долго. Хотя продлить его навсегда и было в человеческой власти, однако от человека случилось то, что оно было им потеряно. «Видимые твари связаны каким-то неподвижным естеством; не могут они выйти из того состояния, в котором созданы, и не имеют воли. А человек создан по образу и подобию Божию. Как Бог свободен и творит, что хочет, так свободен и человек» (Бес. ХV, §§, 20, 21). Природа наша удобоприемлема и для добра, и для зла, и для Божией благодати и для противоположной силы. Она не может быть приневоливаема» (Там же, § 23). «Так и Адам по собственной своей воле преступил заповедь и послушал лукавого» (Бес. XII § 8) «и погиб для Бога» (Там же, § 1). «Чрез грех человек отдал себя во власть диавола» (Бес. I, § 7). «Насколько прежде благолепна была человеческая душа от союза с Богом, настолько она стала нечистою от нового союза с диаволом». «В нее вошло лукавство темных страстей» (Там же). И как вошло? Оно объяло всю душу. «Лукавый князь так обложил и облёк душу властью тьмы, как облекают человека, чтобы соделать его царём и дать ему все царские одеяния, и чтобы от головы до ногтей носил он на себе все царское. Так лукавый князь облёк душу грехом, все естество ее и всю ее осквернил, всю пленил в царство свое, не оставил в ней свободным от своей власти ни одного члена ее, ни помыслов (λογσμούξ) ни ума, ни тела, но облёк ее в порфиру тьмы» (Бес. II, §1). «Того и домогался враг, чтобы Адамовым преступлением уязвить и омрачить внутреннего человека, владычественный ум, зрящий Бога. И очи его, когда недоступны им стали небесные, блага, прозрели уже для пороков и страстей» (Бес. XX, § 4). Демоны, удалив «человека от небесного образа мыслей, низвели его к делам лукавым, вещественным, земным, бренным, к словам, помышлениям и рассуждениям суетным» (Бес. ХLVII, § 6). Преп. Макарий и здесь опять не полагает ни самого падения, ни его следствий в чисто внешнем формальном прекращении союза человека с Богом, в смысле юридического акта проклятия Богом человека. Нет; падение и его следствия в том, что человек лишился содержания божественной жизни, которою жил раньше, утратил доступные ограниченному существу Божеские совершенства. Пред ним открылась другая жизнь: жизнь плоти и сатаны. И он потерял ощущение сладости Богобщения, блаженства небесной жизни. Удалившись от неба, он пошёл к земле.
Изложив учение преп. Макария о невинном состоянии первого человека и его грехопадении, теперь перейдём к раскрытию его взгляда на сущность жизни человечества, после грехопадения. После того, как человек сознательно и свободно удалился от Божественных законов, жизнь человечества пошла по тому новому, плотскому направлению, которое было избрано согрешившими. «Со времени Адамова преступления, душевные помыслы (οί λογισμοί τήξ ψυχήξ), отторгшись от любви Божией рассеялись, в веке сем и смешались с помыслами вещественными и земными. Но как преступивший заповедь Адам принял в себя закваску зловредных страстей, как и родившиеся от него и весь род Адамов, по преемству стали причастниками оной закваски; а при постепенном преспеянии и возрастании до того уже умножились в людях греховные страсти, что простерлись до прелюбодеяния, непотребств, идолослужений, убийств и других нелепых дел, пока все человечество не вскисло пороками» (Бес. XXIV, § 2). «Все мы – пишет в другом месте преподобный – сыны этого омрачённого рода, все причастны того же зловония. Какою немощью пострадал Адам, тою же пострадали и все мы, происходящие от Адамова семени» (Бес. XXX, § 6). Посему жизнь падшего человечества, жизнь без Бога, без идеала – есть просто одно какое-то суетное смятение. «Как одна ночная тьма распростирается над целою вселенною, так князь лукавства, будучи некоею мысленною тьмою греха и смерти, каким-то сокровенным и жестоким ветром обуревает и кружит весь на земле человеческий род, непостоянными помыслами и мирскими пожеланиями уловляя человеческие сердца, тьмою неведения, ослепления и забвения наполняет всякую душу, нерожденную свыше, и мыслию и умом не переселившуюся в иный век, по сказанному: наше же житие на небесах есть (Флп. 3:20)» (Бес. V, § 3). Однако человеческая душа не утеряла окончательно семян жизни святой, жизни по Богу; отчего плотскою жизнью не удовлетворяется, но мятется в тоске по небесной отчизне. «Видимый мир, от царей и до нищих, весь в смятении, в нестроении, в борьбе, и никто из них не знает тому причины, т. е. этого явного зла, привзошедшаго вследствие Адамова преступления; грех тайно действует на внутреннего человека и на ум и борется с ним помыслами; люди же не знают, что делают сие побуждаемые чуждою некоею силою; напротив того, думают, что это естественно, и что делают сие по собственному своему рассуждению. Но в самом уме имеющие мир Христов и озарение Христово знают, откуда воздвигается все это» (Бес. Х V, § 47).
Но из этого состояния смятения, тоски о потерянной истинной жизни, жажды настоящего порядка вещей есть выход. Он обусловливается, во 1-х, свободою, оставшеюся у человека и, во 2-х, пришествием Спасителя на землю; поэтому-то человечество, хотя и отдалось в плен диаволу, однако приобрело возможность сознательно освободиться от него. «Мы не говорим, учит Преп. Макарий, что человек всецело утратился, уничтожился, умер: он умер для Бога, живёт же собственным естеством» (Бес. XII,. § 2). «Осталась в человеке свобода, какую Бог дал ему в начале» (Бес. XV, § 38) и которая «может противиться диаволу» (Бес. XXV, § 1). Так как грехопадение состояло в утрате Божественной, небесной жизни, то искупление должно было состоять в том, чтобы возвратить ее человеку, принести в мир эту потерянную жизнь, обновить райские идеалы. У мира не было этой жизни; посему ее с неба должен был принести сам Бог. «Мир уподобляется человеку богатому, который владеет великолепными и огромными домами, изобилует серебром и золотом, различными стяжаниями и всякою прислугою, но внезапно объят болезнями и немощами; все родство стоит пред ним, и при всем богатстве не может избавить его от болезни. Так, никакая житейская рачительность, ни богатство, ни, другое что душу, погруженную в грех, не изъемлет от греха; и одно только пришествие Христово может очистить душу и тело» (Бес. ХLV, § 3). И вот наконец, воплотившийся Спаситель «лукавых духов, восседающих в теле, низложил с престолов, т. е. с понятий и помыслов, которыми они правили, и очистил совесть, и престолом Себе Самому соделал ум, и помыслы, и тело» (Бес. VI, § 5). «Господь наш Иисус Христос – говорит в другом месте Преподобный – для того и пришел, чтобы изменить, преобразить и обновить естество, и эту душу, вследствие преступления низложенную страстями, создать вновь, растворив ее Божественным Духом. Он пришел верующих в Него соделать новым умом, новою душею, новыми очами, новым слухом, новым языком духовным, одним словом – новыми людьми» (Бес. ХLIV, § 1). Господь, основавший сие новое царство истины и добра, желает, чтобы все люди делались его сынами (Бес: XXX, § 3); Он радуется о притекающих сюда (там-же) и скорбит об уклоняющихся от него (Бес, ХХXIИ, § 11). Однако Он не делает принуждений человеческой воле (Бес. XV, § 28; ср. § 29, Бес. XXX, § 9): и здесь та же свобода, что и при падении первого человека. – Достойно особенного внимания учение Преп. Макария о значении искупления. Он не смотрит на это Божественное дело любви Господней, как только на юридически-формальный акт снятия проклятия с человека, удовлетворения прогневанной правды Божией, заглаждения грехов человечества и подобного. Нет. Сущность искупления, по нему, в том, что Господь принес на землю новую жизнь с новыми стремлениями, с новым духом, указал новую цель бытия и новый смысл жизни; обновил человеческую природу, поправ жизнь плоти и сатаны.
Так описывает Преп. Макарий собственно жизнь человечества: сначала оно жило под властью диавола, а потом устремилось ко Христу. Также точно проходит и жизнь каждого отдельного человека. Из борьбы против плотской жизни и из стремления и усвоения жизни Христовой и слагается жизнь человека – христианина. Земная наша жизнь есть не что иное, как изникновение из плотской жизни и приятие небесной. Она есть то же возрождение, которого ждал и дождался мир. В этом возрождении каждого отдельного человека Преп. Макарий усматривает несколько ступеней. Первая ступень: самое начало возрождения, т. е. желание спасения, желание новой Христовой жизни. Вторая ступень: борьба Христовой жизни с плотскою, Божеских идеалов и мотивов с земными, сатанинскими. Третья ступень: достижение благодати через общение с Богом. Дальше же следует наслаждение плодами возрождения: заключительная ступень его.
Возрождение человека открывается тем, что в душе появляется желание оставить греховную жизнь по плотскому человеку и начать жизнь во Христе. Это желание есть дело свободной воли. В нашем спасении «посему воля есть как бы существенное условие. Если нет воли, Сам Бог ничего не делает, хотя и может по своей свободе» (Бес. XXXVII, § 10). «Как евангельский слепец, – говорит в другом месте Преподобный, – если бы и возопил, и кровоточивая жена, если бы не пришла ко Господу, не получила исцеления, так, если кто не приступит к Господу по собственной воле и от всего произволения и не будет умолять Его с несомненностью веры, то не получит он исцеления» (Бес. XX, § 8). Причины возникновения сего желания бывают различны; их действия – иногда даже трудно уловимы. Иного обращают к Богу несчастия: «если сретают тебя несчастия, то начинаешь рассуждать сам с собою: несчастлив я в миру, пойду отрекусь от мира, буду служить Богу» (Бес. XXXII, § 7), т. е., говоря вообще, ощущение духовной пустоты плотской жизни влечёт за собою желание новой. Другим, когда они, совершенно не думая о Боге, мятутся в водовороте плотской суеты, вдруг послышится откуда-то нежданный голос об иной жизни, о мире, о добре так точно, как послышался такой голос св. Ап. Павлу. (Бес. ХLVIII, § 8). Большинство же обращается к Богу под действием глаголов Господних в Слове Божием (там же § 30). Возникновение этого желания сопровождается борьбою: с одной стороны, новая Христова жизнь влечёт к себе, побуждает человека сильнее привязаться к ней; с другой – плотская жизнь, сатана, отвлекает от Христа; Вот, напр., какие побуждения слышатся душе, желающей обратиться ко Христу. Душа слишком высокая умная сущность, чтобы она могла удовлетворяться жизнью по плотскому человеку (Бес. ХХVI, § 1). Напротив, она по своей природе жаждет общения с Богом, «Возведешь ли очи к солнцу, найдешь, что круг солнечный на небе, свет же и, лучи его нисходят на землю, и вся сила света и блистательность его стремится к земле. Так и Господь сидит одесную Отца, превыше всякого начала, и власти, но око Его на сердца людей, пребывающих на земле с тем, чтобы ожидающих от Него помощи, вознести туда, где Сам пребывает. Но безсловесные животные много смышлёнее нас, ибо каждое из них соединяется с своей собственной породой: дикие с дикими и овцы также со своим родом. А ты не возвращаешься к небесному своему родству, т. е. Господу, по помыслам своим, соглашаешься и склоняешься на помыслы злобы» (Бес. I, § 8). «Если сотворенное нагим тело станет для поддержания своей жизни ограничиваться только тем, что в нём самом, ничего – ни пищи, ни питья, ни одежды – не принимая извне то оно погибнет. Так и душа, не имеющая в себе Божия света, сотворенная же по образу Божию, не из собственного своего естества, но от Божества Его, от собственного света Его восприемлет духовную пищу, и духовное питие, и небесные одеяния, что и составляет истинную жизнь души» (Бес. II, §§ 8. 10). А каковы блага Царства Божия! «Невозможно выразить или описать неизмеримое, беспредельное и непостижимое богатство христиан» (Бес. XXXIV, § 3). «Познай же свое благородство, а именно, что призван ты в царское достоинство, что ты род избран и язык свят» (1Пет. 2:9). Тайна христианства необычайна для мира сего. Видимая слава и богатство царя суть нечто земное, тленное, преходящее; а то царство и то богатство божественны, небесны, славны, никогда не проходят и никогда не прекращаются» (Бес. XXII, § 4). Так говорят в душе её влечения к небесной жизни. Но наряду с ними она слышит и иные голоса. Сатана начинает нашептывать человеку отчаяние: «смотри, сколько худого сделал ты; смотри, какого неистовства исполнена душа твоя; столько обременён ты грехами, что не можешь уже спастись». Сие же делает, чтобы ввергнуть тебя в отчаяние, потому что неприятно ему покаяние твое. Отвечай ему и ты: «имею в Писании Господнем свидетельства, не смерти хочу грешника, но покаяния, чтоб обратился он от пути лукаваго и был жив» (Иез. 33:11). «Ибо для того снизошёл Он, чтобы спасти грешных, воскресить мёртвых, просветить находящихся во тьме» (Бес. XI, § 15. Ср. Бес. IV, § 25. 27; Бес. ХХVII, § 22). Если в душе желание новой жизни искреннее и сильное, то оно победит все приражения плоти и восторжествует. С этим восторжествованием желания оканчивается первый момент возрождения. И в этом пункте опять Преп. Макарий отличается от обычных схоластических воззрений на начало духовной жизни в человеке: общение с Богом, по его учению, не даётся человеку, как награда за какие-либо его подвиги, но постепенно стяжается самим человеком при Божией помощи добровольно, составляя собою самое содержание христианских подвигов.
Вторая ступень возрождения обусловливается необходимо возникающею борьбой между мирскими привязанностями и жизнью духовною; она характеризуется бесповоротной решимостью отречься от всего земного для Господа, отвратить душу от всяких привязанностей, кроме религиозных. Эта решимость должна быть твердою и сильною. Решимость же слабая, которая существует больше на словах, чем на деле и при первом же искушении от мира – ослабевает и падает – сия не благоплодна. Тогда в душе истинная решимость, когда она совершенно мнит себя мертвой к суете мирской. Что бы ей ни было нанесено, среди тысячи искушений, все претерпевая, она должна говорить: «если и умру (под тяжестью искушений), не оставлю Господа» (Бес. XXVI, § 8). «Душа наша, приступая к истинному Архиерею – Христу, должна быть от Него закланною и умереть для своего мудрования и для худой жизни, какою жила, т. е. для греха» (Бес. I, § 6). Те, кто действительно решились жить только по Богу, должны к этой небесной любви «не примешивать никакой другой любви и приверженности» (Бес. V, § 7), всецело отречься от себя, возгнушаться всеми мирскими пожеланиями, связями, развлечениями, удовольствиями и занятиями, имея пред очами, единого Бога и вожделевая творить Его заповеди» (Там же § 8). Между тем «многие приходят в умиление, прочие делаются причастниками небесной благодати, уязвляются небесною любовью, но, не выдержав встретившихся на пути различных борений, подвигов, трудов и искушений от лукавого, поелику у каждого есть желание любить что-либо в мире сем, а не вполне отрешаться от любви своей, возвратившись к разнообразным и различным мирским пожеланиям, по слабости и недеятельности, или по боязливости собственной своей воли, или по любви к чему-либо земному, остались в мире и погрязли в глубине его». (Бес. X., § 7). Они «хотя намереваются получать царствие и желают наследовать вечную жизнь, однако же не отказываются жить, по собственным своим хотениям и следовать сим хотениям» (там же, 38), при небесной, любви «любят еще что-нибудь, услаждаются какими-нибудь удовольствиями или пожеланиями века сего» (Бес. V, § 8). И замечательно: таких людей, наполовину отдающих себя Богу, большинство. Такой человек как будто и Богу служит и себя не забывает. Он даже готов подчас и защищать свое поведение. Но сие опасно для души: такой душе спасение невозможно (там же, § 13). Опасность увеличивается еще тем, что это служение плоти бывает как-то неприметно, будто даже и благовидно. «Иногда хорошие, по-видимому, начинания приводятся в исполнение ради славы и людской похвалы; а сие уже пред Богом равно неправде, татьбе и другим грехам. И в добрых, по-видимому, делах лукавый видит себе услугу; он весьма разнообразен и обманчив в мирских пожеланиях (πολυποίχιλοξ εστι χαί άπατμλόξ έυ έυθυμίαιξ χόσμον). Для какой-нибудь земной и плотской любви, которою человек связывает себя по собственной воле, уловляет его грех, делается для человека оковами, узами, тяжким бременем, которое потопляет и подавляет его в веке лукавом, не давая ему собраться с силами и возвратиться к Богу. Например, иной возлюбил имение, а иной золото и серебро, иной же многоученую мирскую мудрость для славы человеческой, иной безвременные сходбища, иной весь день проводит в рассеянии и удовольствиях, иной обольщается праздными помыслами, иной для человеческой славы любит быть как бы законоучителем, иной услаждается недеятельностию и нерадением, другой привязан к одеждам, иной предается земным попечениям, иной любит сон, или шутки, или сквернословие. Чем, словом, привязан кто к миру, малым или великим, то и удерживает его и не позволяет ему собраться с силами. С какою страстию человек и борется мужественно, ту любит он и она обладает им, и обременяет его, и делается для него оковами и препятствием уму его обратиться вполне к Богу» (Бес, V, § 9). Нужно если уже любить Бога, то любить всей душой. Иначе – неминуемая потеря спасения. «Представь себе, что плывут иные морем и застигнуты сильным волнением. Один, раздевшись донага, бросается в воду с намерением спасти только себя; и вот он, гонимый волнами, и ничем не связанный, кроме заботливости о душе своей, плавая поверх волн, нашёл возможность выйти из моря; а другой, вознамерившись спасти нечто из одежд своих, подумал, что и с ними, если возьмёт их с собою, можно плыть и выйти из моря; но взятые им одежды обременили его и потонули в глубине морской; и вот, ради малой корысти, не позаботившись о душе своей, погиб он» (Там же § 11). – Наша школьная наука, почти никогда не возвышаясь до такого решительного взгляда на христианские подвиги, и доселе продолжает намечать рубрики о позволительности различных удовольствий, утех мирских и т. п., забывая, что истинный последователь Христов и не взглянет на них, ибо они с Его точки зрения не имеют ровно никакой цены.
Когда в душе окончательно укрепится твердая решимость жить духовною жизнью, после этого уже следует третья ступень возрождения: человек, живущий по Богу, начинает входить в общение с Ним. Лишь только душа твердо решится жить по Богу, она должна уже тогда стремиться к тому, чтобы сподобиться приять в себя благодать Св. Духа и через нее обновит свое естество. «Как тело без души мертво и не может ничего делать, так без небесной души, без Духа Божия, и душа мертва для царства, а без Духа не может делать того, что Божие» (Бес. XXX, § 3). «Посему, кто старается уверовать и прийти к Господу, тому надлежит молиться, чтобы здесь еще приять ему Духа Божия, потому что Он есть жизнь души, и для того было пришествие Господа, чтобы здесь еще дать душе жизнь – Духа Святого (там-же, § 6). Сия благодать Духа по беспредельной и непостижимой премудрости Божией подается различным людям различно: «иных, как скоро приступают с верою и молитвою, пока еще живут в мире, без их трудов, потов и изнурений предваряют дарования и дары Св. Духа» (Бес. XXIX, § 1), «а иным хотя удалились они из мира, отреклись по Евангелию, от века сего, и с великим терпением преуспевают в молитве, в посте, в рачительности и других добродетелях, Бог не скоро даёт благодать и сие для испытания свободной воли: ибо пребудут ли до конца в несомненной вере или отвратятся от Бога» (там же, § 2. Ср. §§ 3. 4. 5). Так испытывал Господь Иосифа (Бес. IX § 2), Давида (- § 3), Моисея (- § 4), Авраама (- § 5), Ноя (- § 6) и др. Сия благодать Духа Св. приобретается жизнью по Христову Закону; эта жизнь есть борьба с плотью, сораспятие Господу и духовное общение с Ним в добродетельной жизни. На первых порах, при сильных искушениях, к добрым делам надлежит себя понуждать. Надо «принуждать себя к любви, если кто не имеет любви, принуждать себя к кротости, если не имеет кротости; принуждать себя к тому, чтобы милосердным быть и иметь милостивое сердце; принуждать себя к тому, чтобы терпеть пренебрежение и, когда пренебрегают, – быть великодушным, когда унижают или бесчестят, – не приходить в негодование, по сказанному: не себе отмщающе возлюбленные (Рим. 12:19); надлежит принуждать себя к молитве, если кто не имеет духовной молитвы» (Бес. XIX, §3). «И таким образом, что душа делает теперь с принуждением непроизводящего сердца, то будет некогда делать произвольно, постоянно приучая себя к добру и памятуя всегда Господа и непрестанно ожидая Его c великою любовью» (-§ 2); впоследствии «Бог, видя, что человек столько подвизается и против воли сердца с усилием обуздывает себя, исполнит его духовного плода» (-§ 3). – Но наряду с понуждением себя к добру душе надлежит противиться и худому в себе, проще бороться с диволом, который не оставляет человека и здесь в сей момент его возрождения. Конечно, многим покажется странным речь о борьбе с диаволом; теперь скорее навыдумывают различных психологических гипотез, чем признают возможность сей борьбы. Но о таких людях св. отец говорит: «если кто привязан к видимым вещам в мире сем, опутывает себя многоразличными узами и увлекается зловредными страстями, то не познает он, что внутри у него есть иная борьба, и битва, и брань; он не познает обмана сокровенных духов злобы и тайных зловредных страстей, но останется чуждым себе самому (άλλέστιυ άλλότϙιοξ έαυτοΰ), потому что не известны ему язвы его, и, имея в себе тайные страсти, не сознает их» (Бес. XXI, § 4). Хотя сии враги и трудно победимы, но «если душа стоит твердо и ни в чем ни ослабевает, то начинает одерживать над грехом победы и люди делаются победителями» злых духов (Бес. III, § 5). Как о средстве для наиболее успешного и лёгкого борения с плотью, Преподобный Макарий говорит о внешних аскетических подвигах. Впрочем, на них он отнюдь не переносит центра тяжести жизни этой ступени. Они – не больше как именно только средство. Цель нравственной жизни не в них. «Многие, строго наблюдая за внешним, предупреждает Преп. Макарий, упражняясь в науках и заботясь о жизни правильной, думают, что такой человек совершенен, не вникая в сердце, не примечая там пороков, какие обладают душою» (Бес. ХV, § 46). «Может ли – говорит в другом месте Преподобный – кто бы то ни было сказать: я пощусь, веду странническую жизнь, расточаю имение свое, следовательно, уже свят? Ибо воздержание от худого не есть еще самое совершенство» (Бес. XVII, § 5). «Если видимо соблюдаешь тело свое от растления и блуда – в другом месте читаем у Препод. Макария – внутренно же ты любодействовал и творил блуд в помыслах своих, то прелюбодей ты пред Богом, и не принесёт тебе пользы девственное тело твое» (Бес. ХХVI, § 13). Конечная цель всех подвигов и внутренних и внешних у души, твердо решившейся жить только духовным человеком, та, чтобы «здесь еще приять ей Духа Божия, потому что Он есть жизнь души и для того было пришествие Господа, чтобы здесь еще дать душе жизнь – Духа Святаго» (Бес. XXX, § 6). Если же христианин, отказавшись от жизни плотского человека «не будет иметь внутри себя радости духа и утешения небесной благодати, то стал он солию обуявшею, он жалок паче всех людей» (Бес. ХХХ, § 1).
Но вот, наконец, наступает последняя, ступень нравственного возрождения. Вся душа человека исполняется блаженства богообщения. Христиане, сподобившиеся небесного огня, Духа Св., о мире мыслят уже не иначе, как, что весь земной мир и царские сокровища, и богатство, и слава, и словеса мудрости, – все это какая-то мечта, что-то не имеющее твёрдого основания, но преходящее; и если есть, что под небом, то для них достойно это всякого пренебрежения. Почему же это? Потому что чудно и дивно то, что превыше небес, чего нет ни в сокровищах царских, ни в словесах мудрости; ни в славе мирской (Бес. ХV, § 40; 41); к этой красоте они привязываются. Они отдаются в плен вожделению и любви, всецело устремляясь ко Христу (Бес. IV, § 6). Колебаний значит уже нет. Христос возлюблен, плотское мудрование отвергнуто. Не нужно думать, что лишь только обнаружится в душе присутствие благодати Духа Св., тотчас будто сея благодать объемлет всю душу, и человек делается совершенным. «Многие вводимы были в заблуждение самым действием в них благодати: они подумали, что достигли совершенства и сказали: «довольно с нас, не имеем ни в чем нужды». Но Господь бесконечен и непостижим, и у души много членов и глубина её велика, и привзошедший в нее грех овладел всеми её частями и составами сердца (Бес. ХХVI, § 17). Как серебренник и резчик, производя резьбу на блюде по частям, покрывает разных животных, каких на нём вырезывает, а когда кончит работу, тогда показывает блюдо в полном блеске; так и истинный Художник Господь украшает резьбою сердца наши и обновляет таинственно (Бес. ХVI, §7). Раз струя благодати проникла в душу, она уже не может насытиться ею. Она «хотя бы сподобилась достигнуть различных духовных дарований или откровений и небесных тайн, по безмерной и не насытимой любви своей к Господу, сама в себе находит, будто бы ничего еще не приобрела, а напротив того ежедневно алча и жажда, с верою и любовью пребывая в молитве, не может насытиться благодатными тайнами и благоустроением себя во всякой добродетели» (Бес. X, §4). По мере того, как такой человек, при помощи благодати Божией, все более и более усовершается, он все более и более мнит себя грешником. Его «благодать учит быть нищим по духу, – и хотя он праведник и Божий избранник, – не почитать себя за что либо, но признавать душу свою малоценною и уничиженною, как будто ничего он не знает и не имеет, хотя и знает и имеет. И такая мысль делается как бы прирождённою и укоренённою в уме человеческом» (Бес: XII, §§ 3. 4). Такой человек мнит себя самым скверным; напротив, других никого не осуждает, на всех взирает с простодушным произволением, чистым оком, никем не гнушается и не делает различия между людьми (Бес. XV, § 8). Получение благодати отнюдь не убивает самодеятельности души на пользу своего спасения. Им напротив, спасение только начинается. «Как плывущие морем купцы, хотя найдут и попутный ветр и тихое море, но пока не войдут в пристань, находятся под страхом, что вдруг восстанет противный ветр, взволнуется море и корабль подвергнется опасности: так и христиане, хотя и ощущают в себе, что дышет благоприятный ветр Св. Духа, однако находятся еще под страхом, чтобы не нашел и не подул ветр сопротивной силы, и не воздвиг в душах их какого мятежа и волнения. Посему потребна великая рачительность» (Бес. ХLIII, §4). «Нет человека, на которого враг перестал бы нападать. Сатана немилосерд и человеконенавистен, поэтому не ленится нападать на всякого человека» (Бес. XXXVIII, § 4). «Божии человеки должны приуготовлять себя к борению и подвигу. Таков путь христианства. Где Дух Святой, там, как тень, следует гонение и брань. Видишь, как пророки, хоть в них действовал Дух, всегда гонимы были единоплеменниками? Видишь, как Господь, Который есть путь и истина, гоним был не иным народом, но своими. А подобное сему было и с Апостолами. Истине необходимо быть гонимою (Бес. ХV, § 11). После того, как христианин ревностно и долго трудится во спасение, бывают случаи, что он сподобляется и высшего духовного озарения; Бог пребывает с ним; ему то хочется обнять весь мир своею любовию (Бес. XVIII, § 8), то в молитвенном восхищении – оставить тело и землю и переселиться на небо. Но совершенной меры нравственной красоты не бывает в веке сем. «Доныне не знаю, пишет Преп. Макарий, ни одного человека христианина, совершенного или свободного (вполне). Напротив того, если кто упокоевается в благодати, доходит до тайн и до откровений, до ощущения великой благодатной сладости; то и грех сопребывает еще внутри его. Я доныне – повторяю – не видел ни одного свободного человека, и, поелику в иные времена сам отчасти, говорит св. отец, доходил до оной меры, то доведался и знаю, почему нет совершенного человека (Бес. VIII, § 5). Наивысшее совершенство христианина характеризуется Преподобным так: «когда душа прилепляется ко Господу, Господь, милуя и любя ее, приходит и прилепляется к ней, и разумение ее непрестанно уже пребывает в благодати Господней, тогда душа и Господь делается единый дух, единое срастворение, единый ум. Тело души остается поверженным на земле, а ум ее всецело жительствует в небесном Иерусалиме, восходя до третьего неба, прилепляясь ко Господу и там Служа Ему» (Бес. ХLVI, § 3). Это – рай на земле, будущая жизнь в настоящей. Достойна и здесь внимания особенность учения Преп. Макария. По его учению, оправдание человеком усваивается не в виде награды за исполнение им заповедей Божиих, но приобретается им постольку, поскольку он сам начинает жить Христовой жизнью.
Сделаем теперь краткое заключение и вывод из всего сказанного. Все учение Преп. Макария о возрождении проникнуто одною мыслью, одним началом: человеку нужно искренно и сознательно полюбить Христа, Его жизнь – и стремиться к ее достижению. Благодать будет споспешествовать – и человек возрождается. Весь сокровенный ход возрождения Преподобный описывает всегда непременно как жизнь внутреннюю, происходящую в душе человека, в его расположениях, мыслях и намерениях. Нигде у него не прозвучал мотив формальный или юридический: нет речи ни о внешне-формальной истинности христианской религии, как главнейшем побуждении, к ее усвоению, нет ни страха наказания, но – страх потери небесной жизни, нет речи о проклятии, ни об удовлетворении, как отмщении за непослушание праотца. Возрождение есть всецело акт внутренний, хотя виновником его является не столько сама человеческая воля, сколько Бог. – Вот этою то существенной чертой и отличаются все нравственно аскетические свято-отческие творения от наших ученых и учебных схоластических курсов. В последних только половина истины. В них все объясняется главнее всего и прежде всего внешним юридически-формальным образом; а святые отцы вкладывают сюда нравственно-психологический опыт, внутреннюю жизнь. И посему святоотеческая сокровищница христианского жизненного опыта – богатый источник для Нравственного Богословия. Задача Нравственного Богословия, как науки, по отношению к этому материалу состоит прежде всего в его тщательном изучении, и приведении в систему; хотя этот материал богатый, но он не систематичен. Напр., все глубокие мысли Преп. Макария, рассеяны по всем его беседам и посланиям, высказаны по частным поводам и случаям. И лишь однопринципность воззрений Преподобного дала возможность собрать эти крупицы его учения и привести их в систему. Далее, задача науки – состоит в том, чтобы сей материал сблизить с философией и психологией, перевести святоотеческие термины на язык этих наук. Святоотеческий материал – целый непочатый рудник, над которым много нужно работать науке.