Преподобный Максим Исповедник - Собрание творений
Амбигвы к Фоме (о различных недоумениях у святых Дионисия и Григория)

Послание 1

Глава I II III IV V

Послание 2

Глава I II III

Послание 1

Освященному рабу Божию, отцу духовному и учителю Фоме, смиренный Максим и грешный, недостойный раб и ученик

Непрелестного созерцания неизменный навык¹ приняв от прекрасного поучения в божественных [вещах], ты стал, о, Богом весьма возлюбленный², не просто «премудрости», но «красоты ея» благоразумнейшим «любителем» (Прем.7:30, 8:2). Премудрости же прекрасное есть ведение деятельное (γνωσις εμπρακτος) или деяние с мудростью, которых отличительною чертою является посредством обоих совосполняемый логос божественного промысла и суда³. Согласно которому, соединив ум с чувством посредством Духа, ты показал воистину, как Богу свойственно «творить человека по образу Божию» (Быт.1:27, 5:1), богатство благости делая знаемым⁴, добрым смешением противоположного⁵ обильно в себе самом показуешь Бога овеществляемым добродетелями, Его же высоте соразмерив подражанием смирение, не несподобил снизойти ко мне, спрашивая о том, что сам познал на опыте.

Суть же главы у Дионисия и Григория, этих святых и прехвальных, и блаженных мужей, поистине избранных свыше, «по предложению веков» (Еф.3:11, ср. Рим.8:28) Богу предложенных, приявших в себя все воистину возможное для святых излитие премудрости⁶, и отложением жизни по естеству существо души окачествовавших (πεποιημένων), и сего ради живущим в себе единого Христа приобретших, и – скажу даже больше – душою души их для них ставшего, и посредством всех их деяний, слов и разумений всем являющегося, посему это как бы и не их уже предстоит нам послушать, а Христа, Себя по благодати ими представившего.

Но как «реку Господа Иисуса» (1Кор.12:3), не приняв Духа святости? Как «возглаголю силы Господни»⁷ я, "гугнивый" (Ис.35:6, Мк.7:32) и ум пригвоздивший к обладанию [вещами] тленными? Как «слышаны сотворю» хотя некие "хвалы Его" (Пс.105:2), я, "глухой" (Ис.35:5, Мк.7:32), и слух души имея посредством дружбы со страстями совершенно отвратившимся от слов того блаженного гласа? Как сделается явным мне, побежденному миром, привыкшее «побеждать мир» (Ин.16:33), а «не являться миру» (Ин.14:22) Слово, если оно по естеству непознаваемо для привязанных к матерьяльному? Как не дерзость [будет] приступать со своим мнением ко святым скверному⁸ и к чистым нечистому? Посему я отказался бы от повеленного предприятия, опасаясь упрека в дерзости, если бы не более боялся опасности непослушания. Итак, находясь между этими двумя [опасностями], я пренебрегаю скорее упреком в дерзости, как более терпимым, убегая от опасности преслушания⁹, как не прощаемого. И заступничеством святых и при помощи ваших молитв, [по дару] Христа, «Великого Бога и Спаса нашего» (Тит.2:13), подающего благочестиво разуметь и должным образом говорить, о каждой главе отвечу кратко (слово ведь мое к учителю), ибо возможно малым достигать великого, начиная с богомудрого Григория, как ближайшего к нам по времени.

I. На слова святого Григория Богослова из первого слова о Сыне: «Посему Единица, от начала подвигшаяся в двоичность, остановилась на Троице»¹⁰, и паки его же, из второго слова о мире, о «Единице, подвигшейся по причине богатства, превзойденной двоице (ибо [божество] превыше материи и формы, из которых [состоят] тела) и Троице, определившейся по причине совершенства»¹¹.

Если по причине кажущегося разногласия, рабе Божий, ты недоумеваешь об истинном согласии, то невозможно найти слов более близких по смыслу, чем эти. Ибо одно и то же – «прейти двоичность», или «не остановиться на двоичности»; также и «определиться Троицей», или «остановиться на Троице движению Единицы», если только мы защищаем единоначалие¹² не нелюбообщительное¹³, как бы ограниченное единым лицом, или беспорядочное, как бы изливающееся в бесконечность¹⁴, но то, которое [составляет] равночестная по естеству Троица, Отец и Сын, и Дух, святое соединение¹⁵ (συνίστησιν όγιον), Коих богатство сращенность и единое исторжение (τό εξαλμα) светлости¹⁶, а не сверх этого изливающейся божественности,дабы нам не вводить толпу богов, и не меньшим сего ограничиваемой, дабы нас не осуждали за скудость божества¹⁷. Это, однако, не изъяснение причины для сверхсущной Причины сущих, но изложение благочестивого о сем учения: поскольку [божественность] – Единица, но не двоица; Троица, но не множество, как безначальная, бестелесная и непротиворечивая (αστασίαστος). Ибо Единица воистину единична, ибо она не есть начало того, что после нее, по сжатию протяженности (κατά διαστολης συστολήν), чтобы ей изливаться, естественным образом устремляясь ко множеству, но воипостасно есть бытие (ενυπόστατος οντότης) единосущной Троицы. И Троица – воистину троична¹⁸, не разлагаемым числом¹⁹ совосполняемая (ибо она не есть сложение единиц, чтобы Ей претерпевать разделение), но всущественное бытие (ενούσιος υπαρξις) триипостасной Единицы. Ибо Троица – воистину единична, потому что Она так есть, и, Единица – воистину троична, потому что так Она осуществовалась. Ибо едино божество, существующее единично и осуществующееся троично²⁰. И хотя ты, услышав о движении, удивился, как непостижимое движется божество; нам прежде [надлежит] не свойства его, но само понятие (λόγον) о бытии его разъяснить, а потом уже прояснить и тропос²¹ того, как оно реально существует, поскольку само бытие всяко логически предшествует тому, как оно существует²². Итак, движение божества – это бывающее через откровение тем, кто способен его принять, ведение о том, что Оно существует и как Оно осуществляется.

II. На его же из того же первого слова: «Одним словом, речения более возвышенные относи к божеству и к природе, которая выше страданий и тела, а более уничижительные – к сложному, за тебя истощившемуся и воплотившемуся, а не хуже сказать, и вочеловечившемуся»²³.

Божественный Логос, будучи весь сущностью полной, ибо Он есть Бог, и весь – ипостасью, не имеющей недостатка, ибо есть Сын, но истощив Себя (Ср. Фил.2:7) содеялся семенем Своей плоти, сложившись с ней неизреченным зачатием, и стал ипостасью для воспринятой плоти. И посредством этого нового таинства поистине непреложно весь став человеком, явился Сам ипостасью из двух природ, нетварной и тварной; бесстрастной же и страстной, и все без исключения естественные законы (τούς φυσικούς λόγους) природ , из которых Его ипостась, явился применившим к Себе. Если же существенно принял Он все естественные (из которых естеств Его ипостась) законы, при том, что Сам Он стал сложным по ипостаси от принятия плоти, весьма мудро учитель, дабы не напрасными считались они, приложил страсти своей Ему плоти (ведь это Его собственная плоть) к сущему по ней поистине Богом, страждущим [в борьбе] против греха²⁴.

Однако, показывая разницу между существом, по которому – хотя и воплотился Он – пребыл Логос простым, и ипостасью, по которой приятием плоти стал Он сложным и назвался домостроительно страждущим Богом, учитель говорит так, дабы не впали мы подобно арианам в ошибку, определяя относящееся к ипостаси по незнанию природы, и поклоняясь Богу страстному по природе. А слова: «не хуже сказать, и вочеловечился», присовокупил он не только ради ариан, полагающих вместо души божество, или аполлинариан, учащих о лишенной ума душе и таким образом усекающих совершенство сообразной нам природы Логоса, и делающих Его страстным по природе Божества, но и чтобы показать нам «Единородного Бога» (Ин.1:18) ставшим воистину совершенным человеком, Который, посредством действующей по естеству плоти, разумно и словесно одушевленной, Сам совершает наше спасение, и Который хотя «и по всему без» единого "греха" (Евр.4:15), ни один логос коего никак не всеян в природу, но не без природного действия, воистину сделавшись человеком, коего [т.е. – природного действия] логос – таков уж закон сущности – все характеризует естественно, с чем сращен по существу. Ибо то, что говорится в общем об относящемся к роду некоторых [существ], есть определение их естества, и лишение его [т.е. этого признака] всяко производит распад природы, поскольку ничто из сущих, лишенное свойственного ему по природе, не остается тем, чем оно было.

III. На его же и из того же слова: «Ибо Сей, тобою ныне презираемый, был некогда выше тебя. Ныне Он человек, а был и несложен. Чем Он был – остался; и чем не был -воспринял. В начале был Он без причины (ибо какая причина у Бога?), но впоследствии начал быть по причине, и причиною было спасти тебя – ругателя, который потому презираешь божество [Его], что принял [на Себя] твою дебелость посредством ума приобщившийся плоти и ставший человеком дольний Бог, потому что смешалась она [т.е. дебелость] с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило, дабы стать мне настолько богом, насколько Он – человеком»²⁵.

Он говорит: «ибо Сей, тобою ныне презираемый, был некогда выше тебя», конечно же, будучи Сам по себе запределен [по отношению ко] всякому веку, и всякой природе, хотя бы Он ныне и сделался для тебя – [Сам] желая того – под властью того и другого. Тот, Кто ныне человек, а был и несложен, был прост по природе и по ипостаси; ведь Он был только Бог, не облеченный в тело и в то, что относится к телу, хотя бы ныне приятием плоти, обладающей разумной душой, Он и сделался тем, чем не был – сложной ипостасью, оставшись тем, чем Он был – простым по природе, дабы спасти тебя, человека. Ибо только это имел Он причиной Своего плотского рождения – спасение природы, которой страстность приняв на Себя словно некую дебелость, посредством ума приобщился плоти. И стал человеком долу Бог, "быв" за всех [нас] "всем" (1Кор.9:22), чем [являемся] и мы, кроме греха (Ср. Евр.4:15): телом, душой, умом, – среди которых и смерть, – из чего вместе [составляется] человек, будучи видим по причине умопредставляемого как Бог²⁶.

Итак, Само Слово воистину без пременения в нашу естественную страстность, истощило Себя и, став воистину через воплощение чувственно постигаемым, назвалось Богом видимым и Богом дольним, соделывая явной через посредство по природе страстной плоти сверхнепостижимую силу. Ибо очевидно, что плоть смешалась с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило в ипостасном тождестве воистину воспринявшего ее и обожившего Слова. Стала же «едино», но не «одно», сказал учитель, показывая, что даже и в тождестве единой ипостаси сохранилась неслитной природная инаковость соединенного, поскольку одно служит признаком ипостаси, а другое – природы.

А «дабы стать мне настолько богом, насколько Он – человеком» – не мне говорить, запятнавшему себя грехом и совершенно не стремящемуся к поистине сущей жизни, но вам, которые по совершенном укрощении природы познаетесь только по благодати и имеете по ней настолько украситься силою, насколько естеством сущий Бог, воплотившись, нашей приобщился немощи, соразмеряя, как Сам Он знает, Своему истощанию обожение спасаемых благодатью – всецело боговидных и вмещающих [в себя] всецелого Бога и [Сего] единого. Вот совершенство, к коему поспешают²⁷ уверовавшие в то, что таково поистине есть обетование.

IV. На его же из второго слова о Слове и Сыне: «Ибо как Слово, не был Он ни послушлив, ни непослушлив (ибо сие принадлежит подвластным и второстепенным: одно – благоразумным, а другое – достойным наказания). А как "зрак раба" (Фил.2:7) снисходит Он к сорабам и рабам и воображается в чуждее, всего меня нося в Себе вместе со всем моим, чтобы в Себе истощить худшее, как огонь воск, или как солнце – пар от земли, и чтобы я приобщился Его свойств посредством срастворения. Сего ради Он делом почитает послушание и навыкает ему в страдании (Ср. Евр.5:8). Ибо не достаточно расположения, как недостаточно бывает его и нам, если не посредством дел совершим его, так как дело служит доказательством расположения. Но может быть не хуже предположить и то, что Он испытывает наше послушание и все наши страдания измеряет Своими, искусством человеколюбия, дабы Своими [глазами] увидеть наши [возможности], и сколько с нас требовать, а сколько – прощать, учитывая вместе со страданием и немощь»²⁸.

Ибо как по природе Бог, Слово совершенно свободно – говорит он – от послушания и преслушания, потому что естественно является, как Господь, давшим все заповеди, коих исполнение есть послушание, а преступление – преслушание. Ибо закон заповедей и исполнение его относится к тем, кто по природе подвержен движению (των φύσει κινουμένων), а не к Тому, Кого бытие по природе является покоем (στάσις).

А как зрак раба, то есть – став по естеству человеком, снисшел к сорабам и рабам, вообразившись в чуждое, вместе с естеством приняв на себя и свойственную нашему естеству страстность. Ибо чужда для по природе безгрешного епитимья согрешившего, каковой является страстность всей природы, на которую осужден он по причине преступления.

Если же истощив Себя до рабьего образа, которым является человек, и снизойдя, воображается в чуждое, то есть становится человеком по природе страстным, то истощание (κένωσις) видится в отношении Его, как благого и вместе человеколюбивого, также и снисхождением. Первое – что Он стал воистину человеком, и второе – что стал воистину человеком по природе страстным.

Посему говорит учитель: «всего меня нося в Себе вместе со всем моим», то есть – всецелое человеческое естество в ипостасном соединении с его неукоризненными страстями, коими расточив худшее (потому что естеством осудилась страстность, – я имею в виду произошедший от непослушания «закон греха» (Рим.7:23), сила которого в противоестественном расположении нашего произволения (γνώμη), пристрастие, прившедшее в естественную страстность сообразно ослаблению [одних ее проявлений] и усилению [других]), Он не только спас одержимых грехом²⁹, но и сообщил – разрешив в Себе нашу епитимью – тем, кто делом старается почтить благодать, божественную силу (Ср. 2Пет.1:3–4), соделывающую [в них] непреложность души и нетление тела в тождестве произволения (γνώμης) [пекущегося] о том, что по естеству добро. Чему, как я полагаю, научая глаголет святой: «чтобы в Себе истощить худшее, как огонь воск, или как солнце – пар от земли, и чтобы я приобщился Его свойств посредством срастворения», то есть, чтобы стал по благодати чист от страсти так же как и Он.

Знаю также и другое рассуждение о «воображается в чуждое», которому я научился от некоего святого мудрого словом и жизнью. Он говорил, будучи спрошен, что Слову по естеству чуждо послушание, равно как и подчинение, которое совершил Он ради нас, преступивших заповедь, все "соделав" рода [человеческого] "спасение" (Пс.73:12), посредством усвоения Себе нашего. Сего ради делом почитает послушание, новым Адамом по естеству ради [Адама] ветхого становясь (Ср. 1Кор.15:45), и навыкает ему в страдании, через добровольное принятие на Себя наших страстей. Поскольку, согласно этому поистине великому учителю, утрудился, взалкал, возжаждал, претерпевал борение и плакал [подчиняясь] закону плоти, что есть ясное доказательство действенного расположения и признак снисхождения к сорабам и рабам. Ибо Тот, кто по естеству пребыл Владыкой, сделался ради меня, по естеству раба, – рабом, чтобы соделать [меня] владыкой над тем, что обманом тиранически стало господствовать надо мной, и для сего надлежащее рабу владычественно совершая, то есть: относящееся к плоти – по-божески, бесстрастную и по естеству владычествующую над плотскими [силами] показует силу, страстью уничтожив тление и смертью устроив негиблемую жизнь; а приличествующее владыке творя рабски, то есть: относящееся к божеству – плотски, являя неизреченное истощание, страстною плотию обожив весь род, тлением оземленившийся. Ибо взаимообщением этих [свойств] ясно удостоверил Он о природах, из которых была Его ипостась, и об их существенных энергиях³⁰, – то есть, движениях (κινήσεις), – которых Сам Он был неслитным соединением, безо всякого разделения по обеим природам, из которых Сам Он был ипостасью, поскольку единственно свойственным Себе образом – то есть, единовидно – действуя, посредством всего содеянного Им силою Своего божества нераздельно явил и действие своей Ему плоти. Ибо ничего нет более единого, нежели Его единство, и даже у Него Самого совершенно ничего нет более единого или более цельного.

Потому и Страждущий воистину был Богом, и Он же чудотворящий был воистину человеком, что и истинных природ Он был по неизреченному соединению истинной ипостасью. Действуя же сообразно и свойственным каждой из них образом, показался Сохраняющий их поистине неслитными сохраняемым [т.е. спасаемым]³¹, поскольку Один и Тот же – по естеству пребыл бесстрастным и страстным, бессмертным и смертным, видимым и умопостигаемым, как естеством Бог и естеством человек. И таким образом – сказать по-моему – почитает послушание Тот, Кто по естеству Владыка, и навыкает ему в страдании, не только, чтобы спасти Своими [действиями] все естество, очистив от худшего, но и чтобы наше послушание испытать, изучив опытом нашего наше (Ср. Евр.5:8) (хотя по естеству и содержит в Себе все знание): сколько с нас требовать и сколько прощать, [приводя] к совершенной покорности, которой свойственно Ему приводить спасаемых ко Отцу, являя их подобными Себе силою благодати. Ибо действительно велико и страшно таинство нашего спасения. От нас требуется столько, насколько Он [стал] естеством как мы; нам прощается столько, насколько Он ради нас единством [Своей ипостаси соединил Себе] то, что свойственно нам. Εсли только привычка грехолюбивой воли (φιλαμαρτήμονος γνώμης) не делает немощь естества веществом злобы³².

Такой мысли явно придерживается и великий сей учитель, подтверждая это нам нижеследующим. Ибо он говорит: «Ибо если и "свет", «светящий во тьме» (Ин.1:5) жизни сей, гоним был по причине покрова иною тьмой (разумею лукавого и искусителя); то кольми паче тьма, как более немощная? И что удивительного, если при том, что Он избежал совершенно, мы бываем несколько настигаемы? Ибо по правому о сем рассуждению, для Него быть гонимым – больше, нежели для нас – настигаемыми»³³.

V. На слова Послания Гаию ферапевту святого Дионисия Ареопагита, епископа Афинского: «Как ты говоришь, что Иисус, [сущий] вне всего, сущностно сопричтен всем людям? Не как, однако, виновник человеков он называется здесь человеком, а как по самой всецелой сущности истинно являющийся человеком»³⁴.

Поскольку, по простому восприятию Святого Писания, Бог, как Причина всего обозначается всеми именами произведенных Им [вещей], и поскольку, быть может, ферапевт Гаий и по воплощении в таком лишь смысле именовал Бога человеком, то сими словами исправляет его великий Дионисий, уча, что не просто Бог всяческих воплотившись называется человеком, но как по самой всецелой сущности истинно являющийся человеком, каковой [т.е. сущности] единственное и истинное доказательство – ее являющаяся составной частью природы сила (η κατα φύσιν αυτης συστατικη δύναμις), которую если кто назовет природной энергией – не погрешит против истины, и которая по преимуществу и в первую очередь характеризует ее [т.е. сущность], будучи движением которое составляет видовой признак (ειδοποιος κίνησις), более общий, нежели все ее качественные собирательные свойства, и без которой существует только ничто (μη ον), так как только вовсе никак не существующее – согласно сему великому учителю – ни движения, ни самого бытия не имеет³⁵.

Итак, он совершенно ясно учит, о воплотившемся Боге, ни коим образом не отрекающемся ни от чего нашего, кроме греха (который вообще-то и не принадлежал к природе), не как о просто человеке, но решительно провозглашает Его как по самой всецелой сущности истинно являющегося человеком, каковое звание – утверждает он посредством приводимого им [далее] – принадлежит Ему в собственном смысле, как человечески осуществовавшемуся³⁶. Он говорит: «Мы же Иисуса не человечески [т.е. не по человеческой сущности] определяем»³⁷, поскольку не учим о Нем, как о простом человеке, рассекая [тем самым] превышающее разуменние единство [Его ипостаси]. Ибо мы по существу [нашему], но не как Причину [бытия] человеков называем Самого сущего по естеству Бога, воистину осуществовавшегося сообразно нам, именем «человек». Ибо Он – не только человек, но Сам же Он и Бог, и не только Пресущественный, но Сам же Он и человек, хотя и не есть ни простой человек, ни голый Бог, но – воистину человек и изрядный Человеколюбец³⁸.

Ибо по [Своему] непостижимому вожделению человека, Он сделался по природе именно тем, чем было вожделенное [т.е. человек], нисколько не пострадав в Своей собственной сущности от невыразимого истощания³⁹, и ничего из всецелого состава человеческой природы не изменив⁴⁰ и не умалив ради таинственного принятия [в Свою ипостась], которых [т.е. природ] логос воистину показал ее [т.е. ипостаси] составлением (ων ο λόγος κυρίως αυτης καθέστηκε σύστασις) превыше [образа бытия] человеков (ибо по-божески без мужа) и по человеку (ибо по-человечески, законом чревоношения) из человеческой сущности осуществуясь, Пресущественный⁴¹. Ибо Он не простую только показал нам в Себе видимость плоти, как пустословят манихеи, и не снизвел с Собою с неба сосущественную Себе плоть, как это по аполлинарьевым басням, но став по самой всецелой сущности истинно человеком принятием, то есть, плоти, обладающей разумной душой, соединенной с Ним по ипостаси.

И пребывает ничуть не менее преисполненным пресущественности Приснопресущественный⁴². Ибо Он не связался [человеческим] естеством, став человеком, но скорее наоборот – сочетал Себе естество, соделав его иным таинством, а Сам пребыв по всему неуловимым [т.е., непостижимым], и Свое воплощение, получившее в удел пресущественное рождение, показал сверх всякого таинства непостижимым, став по причине его настолько же постижимым, насколько более познался посредством его как непостижимый⁴³.

Ибо Он сокрыт и после явления, – говорит учитель – или, чтобы сказать более божественно, и в [самом] явлении. Ведь и это у Иисуса – сокрыто; и никаким словом, ни умом не изъяснить связанное с Ним таинство, но и говоримое оно пребывает неизреченным, и уразумеваемое – неведомым⁴⁴. Что же [служит] к доказательству божественной пресущественности более сего доказательства, [открывающего] явлением – тайное, словом – неизреченное, разумом – неведение по-преимуществу, и – скажу более – осуществованием [являющего] Пресущественное?

Он нерадит о ее [пресущественности] избытке, и в [человеческую] сущность поистине войдя, превыше сущности осуществовался⁴⁵, обновив тем самым законы сообразного природе рождения и без видимого мужеского семени поистине сделался человеком. И Дева Само сверхъестественно родившая⁴⁶ пресущественное Слово⁴⁷, без мужа из Ее девических кровей образуемое по странному с человеческой точки зрения в отношении к природе закону⁴⁸.

И превыше человека Он действует свойственное человеку⁴⁹, естество стихий бесстрастно обновив ногами. И являет [это] непостоянная вода, выносящая тяжесть вещественных и земных ног и не расступающаяся, но сверхъестественной силой скрепляемая до [состояния вещества] нельющегося⁵⁰, поскольку поистине невлажными стопами, имеющими телесный объем и материальный вес, Он перемещаясь проходил по влажной и неустойчивой водной стихии⁵¹, «ходя по морю» (Мф.14:26) как по суше, и вместе с силой Своего божества нераздельно являя, посредством передвижения, природное действие Своей плоти, поскольку это по ее естеству совершалось движение перемещения, а не [по естеству] соединенного с ней по ипостаси сверхнепостижимого и пресущественного божества.

Ибо единожды человечески осуществовавшись, пресущественное Слово⁵², вместе с человеческой сущностью неумаленным имело, как Свое собственное, и всецело характеризующее Его как человека движение [этой] сущности, как видовой признак для всего того, что как человек Он естественно делал, поскольку он поистине сделался человеком дышащим, говорящим, ходящим, двигающим руками, должным образом употребляющим чувства для восприятия чувственного, алчущим, жаждущим, едящим, спящим, трудящимся, плачущим, борющимся – хотя Он и был самоипостасной Силой – и для всего остального, посредством чего Он, двигая (по обычаю души самодеятельно [т.е. своею силой] двигать соединенное с ней тело) воспринятое естество, как поистине ставшее и называющееся Его естеством (или, точнее сказать, Сам Он без изменения стал тем, чем именно является [человеческое] естество) немечтательно [т.е. не по видимости только] исполнил домостроительство о нас.

Итак, учитель не отвергает энергию, являющуюся составной частью воспринятой сущности, как не отвергает и самой сущности, говоря: «превыше сущности осуществовался и превыше человека действует свойственное человеку»⁵³, но показал в обеих [т.е. сущности и энергии] обновление тропосов, сохраняемое в постоянстве природных логосов, без которых ничто из существующего не бывает тем, что оно есть⁵⁴. Если же скажем, что воспринятой природы допущение, а составляющей часть ее энергии отвержение – есть по-преимуществу апофатика, то каким словом выразим ее [т.е. апофатику], приложенную равным образом к обеим и обозначающую для одной – существование, а для другой – непременно отмену? Или, опять же, если воспринятая природа не является самодвижной, будучи движима соединенным с ней по ипостаси божеством, и мы отрицаем являющееся ее составной частью движение, то не будем исповедовать и саму сущность, показавшуюся [тем самым] не самосуществующей (ουκ αυθυπόστατον), то есть [не существующей] сама по себе, но в Самом поистине осуществовавшемся ею Слове получившую бытие, одинаковое имея в отношении обеих извинение⁵⁵; или же будем исповедовать вместе с сущностью и движение, без которого она и сущностью-то не является, сознавая, что одно – логос бытия, а другое – тропос того, как оно существует (ετερος μεν ο του ειναι λόγος εστιν, ετερος δε ο του πως ειναι τρόπος), и что одно удостоверяет природу, а другое – домостроительство, которые вместе составляют великое таинство сверхприродной физиологии Иисуса⁵⁶, показывая в одно и то же время сохранным различие и единение энергий. Различие – нераздельно созерцаемым в естественном логосе соединенных, единение же – неслитно познаваемым в единственном [для того и другого] тропосе осуществляющихся⁵⁷.

Ибо чем или кем, где и как является природа лишенная составляющей часть ее силы? Ибо не имеющее совсем никакой силы и не существует, и ничего не представляет собой, и совершенно никак не имеет места⁵⁸, говорит великий этот учитель. Если же вовсе нет об этом речи, то должно благочестиво исповедовать [две] Христовы природы, которых Он был ипостасью, и [две] Его природные энергии – которых Он был истинным соединением – согласно обеим природам, посколько подобающим Ему образом, единственно, то есть единовидно, действуя, во всем, нераздельно со своей божественной силой, являл вместе и энергию Своей плоти. Ибо как будет естеством Бог и естеством, опять же, человек, не имея неумаленным свойственное по естеству обоим? Чем же и кем познается быть, не будучи свидетельствуем тем, чем естественно действует, не переменяясь. Как же и свидетельствуем будет в отношении каждого [естества], из которых, в которых и которыми Он является, если пребудет в них недвижным и бездеятельным?

Итак, превыше сущности осуществовался, сотворив "ино" по природе "рождения" и творения "начало" (Прем.7:5), ибо зачавшись стал Он семенем Своей плоти, а родившись – печатью девства Родившей. Ибо она и Дева, и Матерь, обновившая природу соединением противоположностей, поскольку девство и рождение суть вещи противоположные, совмещение которых согласно природе никак нельзя помыслить. Посему Дева и является воистину Богородицей, сверхъестественно по образу семени зачавшая⁵⁹ и родившая пресущественное Слово, как в точном смысле слова Матерь, рождающая Всеявшегося и Зачавшегося.

И превыше человека действует свойственное человеку, по крайнему соединению непреложно соединенным показывая со Своей божественной силой человеческое действие, потому что и природа, неслитно соединившись с природой, всецело облеклась [ею], абсолютно ничего не имея отдельным от соединенного с нею по ипостаси божества. Ибо воистину превыше нас нашей сущностью осуществовавшееся пресущественное Слово во едино соединило с утверждением (τη καταφάσει) природы и ее естественных [признаков] по-преимуществу отрицание и стало человеком, имея вышеестественный тропос бытия приложенным к естественному логосу бытия⁶⁰, дабы и природу удостоверить, не подвергающуюся от обновления тропосов изменению в том, что относится к ее логосу, и сверхнепостижимую силу показать, также познающуюся хотя бы в образе рождения далеко отстоящих (των εναντίων)⁶¹ [друг от друга природ в единой ипостаси].

Он, без сомнения, свободно (εξουσία) совершал [относящееся к] естественным страстям как дело произволения (γνώμης), а не как мы – в результате естественной необходимости; в противоположность нашему, Он свободно прошел от начала до конца всю нашу естественную страстность, показав в Себе подвластным воле (γνώμη κινητόν) то, что обыкновенно в нас бывает порабощающим волю (γνώμης κινητικόν), как это проясняет учитель следующими словами: «Что и говорить о прочем, столь многом, посредством чего божественно зрящий превыше ума познает и утверждаемое [т.е., сказанное утвердительно, катафатически] о человеколюбии Иисуса, как имеющее силу превосходящего отрицания (апофасиса)»⁶²? Ибо пресущественное Слово вместе с природой [нашей] облеклось в Своем неизреченном зачатии и во все к этой природе относящееся, ничего не имея человеческого, естественным логосом утверждаемого, что не было бы и божественным, превышеестественным образом (τρόπω) отрицаемым [т.е. о чем не говорилось бы и апофатически, сообразно его надприродному тропосу], и чего познание – превыше ума, как недоказуемое и постижимое одной лишь верою истинно почитающих Христово таинство, что выражая кратким словом, учитель говорит: «Итак, чтобы высказаться нам короче: Он не был человеком»⁶³, ибо по природе Он был свободен от естественной необходимости, не будучи подчинен нашему закону рождения, не как не-человек⁶⁴ (ибо Он по самой всецелой сущности истинно был человеком, претерпевающим [Своей человеческой] природой естественно свойственное нам), но как из человеков [происходящий]⁶⁵, поскольку Он был единосущен нам, будучи так же, как и мы человеком по природе, [и Он же был] запредельным [по отношению к] человекам⁶⁶, не так же, как и мы обновлением тропосов определяя природу. И превыше человека воистину ставши человеком⁶⁷, имея соединенными преестественные тропосы и естественные логосы, не нарушающие друг друга, коих сочетание было невозможно, Он, для Которого ничего нет невозможного, истинным став соединением [естественных логосов с преестественными тропосами], и ни единым из того, из чего была Его ипостась, совершенно не действуя отдельно от другого, но скорее посредством каждого удостоверяя другое⁶⁸, поскольку поистине Он был обоими [т.е. – и тем, и другим].

Как Бог Он двигал собственным человечеством, а как человек – являл Свое божество⁶⁹, по-божески, так сказать, имея страдать (ибо это [у Него] добровольно), потому что был Он не простым человеком, а по-человечески – чудотворить (ибо [делал это] посредством плоти), потому что являлся не голым Богом; так что страсти Его – чудесны, обновляемые естественной божественной силой Подвергшегося им, а чудеса – страдательны, совершаемые вместе [с божественной также и] естественной страстной силой плоти чудотворившего. Зная это, учитель говорит: «и наконец, не как Бог совершая божественное, – ибо не по-божески только, отдельно от плоти (ибо не пресущественен только), и не как человек – человеческое, ибо не просто по-человечески, отдельно от божества (ибо не только человек), но как ставший мужем Бог некоей новой богомужной энергией с нами жительствуя»⁷⁰.

Ибо приятием разумно одушевленной плоти воистину ставший человеком изрядный Человеколюбец, имевший очеловеченную (ανδρωθεισαν) божескую энергию по неизреченному соединению сращенной с плотской, исполнил [Свое] о нас домостроительство богомужно, то есть божески и в то же время⁷¹ мужески совершая божественное и человеческое, или же – точнее говоря – божеской и в то же самое время мужеской энергией жительствуя.

Таким образом, мудрый, отрицанием разделения между божественным и человеческим утверждая [их] единение друг с другом⁷², не пренебрег природным различием соединенных. Ибо единение сохраняемое от разделения не отменяет различия. Если же тропос единения оставляет невредимым логос различия, то стало быть сказанное святым – перифраза, которая подходящим названием двоякого по природе Христа указывает при том и на двоякое действие (поскольку от единения никоим образом (κατ ́ ουδένα τρόπον) не умаляется естеством и качеством сущностный логос соединенных), но не как некоторые, отрицанием крайностей творя утверждение⁷³ некоей середины. Ибо во Христе нет ничего среднего, утверждаемого отрицанием крайностей.

«Новой» [- говорит он – энергией], так как она характеризует новое таинство, коего логос есть таинственный тропос соединения⁷⁴. Ибо кто познал, как воплощается Бог и остается Богом? Как, оставаясь Богом истинным, Он есть истинный человек, в том и в другом показуя Себя истинно пребывающим по природе⁷⁵, и посредством каждого [показуя] другое, при том, что ни одно из них не превратилось [во что-то иное]? Одна лишь вера вмещает сие, молчанием почитая⁷⁶ Слово, Коего природе никакой логос сущих не сроден⁷⁷. «Богомужной» же [называет ее] – как не простую, но и не как нечто сложное; не как принадлежащую одному голому по естеству божеству, или одному простому человечеству, или чему-то сложному по природе, среднему по отношению к двум крайностям, но как ставшему мужем, то есть совершенно вочеловечившемуся Богу свойственнейшую. Опять же, не [называет ее] «одной», поскольку не иначе – как казалось некоторым – возможно понимать «новую» [энергию], разве как «одну» (ως ουκ αν αλλως νοηθηναι της καινης καθά τισιν εδοξεν, η μιας δυναμένης).Ибо качества, а не количества новизна, по необходимости введет вместе с собой и такую природу (поскольку определением всякой природы является логос ее сущностного действия), которую Творец не назовет⁷⁸ никогда, как бы соперничая с мифами о невероятных чудовищах, козло-оленях⁷⁹. Как же, если и представить себе такое,ставший таковым (ο τουτο πεφυκώς), имея одну энергию, и ту природную, совершает ею же и чудеса, и страсти, по природе друг от друга отличающиеся, без лишения, сопутствующего уничтожению свойства? Ибо ничему из существующего, связанному определением и логосом природы, не свойственно одной и той же энергией совершать противоположное.

Посему не позволительно просто говорить об одной или о природной энергии божества и плоти Христовых, поскольку божество и плоть – не одно и то же по своему природному качеству, потому что [не одно] и по природе, и Троица тогда становится четверицей. Ибо ничем из того, чем Ему свойственно быть тождественным Отцу и Духу по причине единого существа, Сын не стал тождественен плоти по причине соединения,– хотя и соделал ее, имевшую по природе смертность, животворящей единением с Собою,– потому что иначе окажется Он извратителем естества, изменив существо плоти в то, чем оно не было, и отождествив единение с природой.

Итак, будем так, как это принято, понимать богомужную энергию, которой Он, ради нас, а не Себя Самого жительствовав, обновил естество сверхъестественными [свойствами]. Ибо «жительство» – это жизнь, проводимая по законам природы; и двойственный по природе Господь справедливо явился, имея сообразную этому жизнь, одновременно подчиненную неслитно божественному и человеческому закону, так же [как и энергия] новую, не только как чуждую и странную для живущих на земле, и никак не распознаваемую посредством природы сущих, но и характер новой энергии по-новому Жившего, которую [т.е. энергию] богомужной, вероятно, нарек тот, кто измыслил подходящее название для этого таинства, чтобы показать образ (τρόπον) придания по взаимообмену в неизреченном единении естественных свойств каждой Христовой части другой, осуществляемый без взаимного преложения или смешения их природных логосов.

Как у раскаленного огнем меча его способность резать стала способностью жечь, а жечь – резать (ибо как железо с огнем, так соединилась и способность резать железа со способностью жечь огня), и соделалось железо жгущим от соединения с огнем, а огонь – режущим от соединения с железом, но не придает в этом единении ни одно из них никакого изменения другому, но каждое даже и в свойстве того, с чем сочеталось оно в единении, осталось не лишенным и по своей ему природе свойственного; так, хотя в таинстве божественного воплощения божество и человечество и объединились по ипостаси без какого-либо исступления [т.е. выхода за пределы] из естественной [для каждого из них] энергии по причине единения, но и не обладали [уже] ею после соединения независимо и различно по отношению к соединенному и соипостасному [естеству].

Всею, значит, деятельной силой Своего божества воплотившееся Слово, имея сращенной в неразрывном единении всю страдательную силу Своего человечества, человечески, будучи Богом, совершает чудеса при участии страстной по природе плоти, и божески, будучи человеком, подъемлет естественные страсти, совершая это по божественной [Своей] власти; или – лучше сказать – и то, и другое [делает] богочеловечески, будучи Богом вместе и человеком, посредством одного отдавая самим себе нас, явившихся тем, чем мы стали, посредством же другого предавая нас Себе, ставших тем, что Он показал⁸⁰, и посредством того и другого уверяя истинность того, из чего, в чем и чем Он являлся, как единственно Истинный и Верный, и Изволяющий, чтобы мы исповедовали то, чем Он является.

Его же имея, о, освященные!, словом и житием [вашим] изображаемым, подражайте «долготерпению» (Ср. Еф.5и 1Тим.1:26) и, приняв настоящее писание, явитесь мне человеколюбивыми судьями представленного [вашему вниманию], превозмогая состраданием недостатки вашего чада, единственно этого воздаяния ожидающего за свое послушание, и будьте мне посредниками примирения с Ним, "мир" соделывая, «преимущь всяк ум» (Фил.4:7), коего «Начальник» (Ис.9:6) есть Спас наш, деятельным навыком освобождающий от волнения вольных страстей «боящихся Его» (Пс.24:14, 32:18, 102:11, 13, 17, 146и т.д), и «Отец будущаго века», Духом рождающий посредством любви и ведения тех, кем мир горний должен наполниться⁸¹. Тому «слава, величие, держава» (Иуд.25) со Отцом и Святым Духом во веки, аминь.

Послание второе к тому же

Господину Фоме

Освященному рабу Божию, отцу духовному и учителю Фоме, смиренный Максим и грешный, недостойный раб и ученик.

Говорят, что ипостась мудрости – добродетель, существо же добродетели есть мудрость. Поэтому тропос поведения созерцателей есть явление непрелестной мудрости, а прочным основанием добродетели стал логос созерцания делателей. Обоих же вернейшая примета (χαρακτηρ αψευδέστατος) – непоколебимое устремление к Тому, Что собственно является бытием (το κυρίως ον), которое подразделяется на желание (πόθος) и страх: желание привлекающее к прекрасному, страх же ужасающий величием Создавшего, из соединения которых образуется подлинное⁸² единение с Богом, тем по положению (θέσει) соделывающее претерпевающего его, чем Соделывающий именуется по природе.

Так, предпочетший их [т.е. мудрость и добродетель] всему сотворенному, – ты ли, или иной кто, о, освященный, – мудрость показал, непрелестно являемую тропосом содеваемых, а добродетель представил, твердо подтверждаемую логосом разумеваемых, и отличительную черту (χαρακτηρα) обеих – устремление к Тому, Что собственно является бытием, – содеял, заключающееся в желании и страхе к Создавшему, по которому [устремлению] всего себя всему Богу духовным отношением (σχέσει πνευματικη) срастворив, неложно «верою ходишь» (2Кор.5:28) к созерцательному⁸³ причастию благ, коих проявлением является обожение, наделяющее тебя одними лишь теми признаками, посредством коих Бог делается познаваемым сущим под [законом] рождения⁸⁴. Отсюда, упражняясь единственно в ненасытном желании (απληστία) боготворящего знания, приснодвижимым имеешь стремление (εφεσις), соделывающее для тебя сытость отцом желания (πόθος), странным образом [лишь] увеличивающую аппетит ко причащению.

Поэтому ты – бисер – вопрошаешь грязь (Ср. Мф.7:6); «питаемый на багряницах – облекаешься в гной» (Плач.4:5); чистый, говорю, и светлый, и никаких не носящий [на себе] признаков вещества – [вопрошаешь] плотского и ничем не лучшего сей развязной жизни, к коей крепко привязан; наслаждающийся светлыми и пламенными разумениями – соделавшего единственным признаком [своей] жизни зловоние страстей. И отягощает меня сверх силы бремя, не носящего [в себе] твоего крайнего богоподражательного истощания, снова касаться духовных словес, никак для этого не стяжав на практике «Иоанново крещение» [т.е. покаяние], «но ниже аще Дух Святый есть» посредством духовного "слышав" (Деян.19:2–3) созерцания.

И снова я берусь [за это], хотя это и опрометчиво (ибо что есть более опрометчивое, нежели когда неученый учит?), исполняя твою заповедь, священного владыки моего и отца, коего молитвы меня поддерживают, и настоящее краткое творю слово, начиная с первого из предложенных [вопросов].

I. На слова святого Григория Богослова из первого слова о Сыне: «Посему Единица, от начала подвигшаяся в двоичность, остановилась на Троице», и паки его же, из второго слова о мире, о «Единице, подвигшейся по причине богатства, превзойденной двоице (ибо [Божество] превыше материи и формы, из которых [состоят] тела) и Троице, определившейся по причине совершенства».

Поскольку ты повелел согласовать тебе содержащиеся в этих отличающихся [друг от друга] словах причины движения пребезначальной Единицы, и трудящийся в них ум [заставляющие] остановиться от недоумения, я, владыко богочестный, одну вижу (хотя я и лишен ока души по причине дебелости помысла) и ту же причину, разумеемую в обоих [случаях], которую сам учитель четко и ясно, и без всякой загадочности представил, говоря в Слове о Сыне: «Но мы чтим единоначалие; не то, впрочем, единоначалие, которое определяется единством лица (ибо бывает, что и одно, будучи в раздоре с самим собою составляет множество), но то, которое составляет равночестность природы, единодушие воли (γνώμης) и тождество движения, и общее направление к Единому Тех, которые из Него»⁸⁵...

[лакуна в тексте]

... приводит для обоих ту же [причину] движения, говоря, что человеческому знанию о том, как Единица является Троицей, невозможно сочетать видение логоса бытия Божества, и тропоса того, как оно осуществуется, даже при их совместном явлении.

Итак, Единица движется по причине богатства, дабы не скудным было Божество, по-иудейски стесненное в рамках одного лица, превосходит двоицу, дабы не почитали божественное телом, созерцаемым в объеме, виде, явлении и образе, определяется же Троицей по причине совершенства, чтобы не противоречащим [само себе] было божественное, по-эллински баснословимое во множестве. Ибо Оно по природе есть совершенно единственнейшее, несложное, нерассеиваемое и равно удаляющееся как единсва по ипостаси, так и двойственности по веществу, так же и множественности по существу, как и в посланном [тебе] томе кратко изложив я сказал: «Ибо одно и то же – «прейти двоичность», или «не остановиться на двоичности»; также и «определиться Троицей», или «остановиться на Троице движению Единицы», если только мы защищаем единоначалие не нелюбообщительное, как бы ограниченное единым лицом, или беспорядочное, как бы изливающееся в бесконечность, но то, которое [составляет] равночестная по естеству Троица, Отец и Сын, и Дух, святое соединение»⁸⁶. И также: «поскольку [божественность] – Единица, но не двоица; Троица, но не множество, как безначальная, бестелесная и непротиворечивая»⁸⁷.

И ничего я, сэкономив, не скрыл из отобранного, отче священный, приберегая некое таинственнейшее слово для лучших слушателей (ибо кто лучше тебя способен и воспринимать, и возвещать божественное?), но все, что было в моих силах высказал, хотя бы и слово мое, по причине моего убожества, и не исполнило, как должно было, обещанного.

II. На его же из того же первого слова: «Посредством ума приобщившийся плоти и ставший человеком дольний Бог, потому что смешалась она [т.е. дебелость] с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило, дабы стать мне настолько богом, насколько Он – человеком».

И это также, отче священный, я не оставил неисследованным, но, по присущей мне силе и умственному восприятию, подверг и сие в посланном тебе писании должному испытанию, сказав: «Итак, Само Слово без пременения в собственном смысле в нашу естественную страстность, истощило Себя и, став воистину через воплощение чувственно постигаемым, назвалось Богом видимым и Богом дольним, соделывая явной через посредство по природе страстной плоти сверхнепостижимую силу. Ибо очевидно, что плоть смешалась с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило в ипостасном тождестве в собственном смысле воспринявшего ее и обожившего Слова»⁸⁸.

Как было иначе возможно, рабе Божий, мне, нищему словом и разумением, яснее высказаться о сем? Ведь я сказал, что плоть смешалась с Богом и стала с Ним едино, так что лучшее победило. И по еще одной причине, я, показывая, как и насколько сделалась победа, говоря: «в собственном смысле воспринявшего ее и обожившего Слова», прибавил «в ипостасном тождестве», дабы отчетливо представить, что по причине ипостасного тождества Слово, воплотившись, одержало победу. А как и насколько? – «Воистину» и настолько, насколько обожает Оно воспринятое по ипостаси [человечество]. Ибо если без преложения неизреченное Слово, истощившись, сделалось семенем собственной плоти, то Его, стало быть, воспринятая плоть имела [своей] ипостасью, своим логосом (я имею в виду ипостась) от Него не отличаясь. Если же по ипостаси ко Слову...

[лакуна в тексте]

...веруя, что Господь опытом испытал свойственное человеку "кроме" только "греха" (Евр.4:15).

Ибо иными словами, по сущности характеризующими воспринятую природу, говорить о победе не безопасно, дабы естественным различием умно одушевленной плоти [от божества] не пренебречь нам по единении, как побежденным лучшим и не подающим никаких признаков своего существования. Как Севир, которого я полагаю нечестивого Аполлинария нечестивейшим учеником, стал учить о единой сложной природе Христа и едином Его действии, отчуждая Его этим явственно и от Отца, и от Матери по природе и по энергии. Ибо если по Севиру сложная природа есть Христос, то всяко и Христос сложен по природе. Если же по природе сложен Христос, то и Христом Он является по природе. Если же по Севиру Христос по природе является Христом, то ни Отцу, ни Матери Он не единосущен, поскольку ни Отец не является по природе Христом, ни Матерь не является по природе Христом, и будет Христос промежуточной природой, имеющей соответствующее действие, сущностно ее характеризующее, что невозможно. Ибо среднее некое между сими естество, между тварью то есть и Богом, или непричастное ни тому, ни другому, или из обоих сложенное, не выдумать даже творящим козло-оленей⁸⁹.

Посему ни соединением не станем пренебрегать, дабы не имело места несториево разделение, послужив для нас причиной чуждого идолопоклонства, ни различие отлагать, дабы не нашла лазейку стремительная аполлинарьева со-ересь⁹⁰, привносящая нам рождение новоявленной природы. Но первое [т.е. соединение] благочестиво да познаем в тождестве [состоящей из] существенно различных [между собой божества и человечества] единой ипостаси, второе же [т.е. различие] да исповедуем в разности естественных свойств соединенных по ипостаси [природ], из коих ни одна не урезает, не скрадывает и не повреждает относящееся к другой, дабы, похулив как-либо, логос согласного с природой бытия⁹¹, нам не лишиться всего (ибо у несовершенной природы вовсе нет никакого логоса) и не быть осужденными получить в жребий долю несовершенного спасения, или же и от всего спасения совершенно отпасть, по малодушию или неведению⁹² попуская или соделывая для себя самих его лишение⁹³.

Ибо по естеству Бог, поистине ставший по естеству человеком, весь есть Бог воистину, и весь есть человек воистину, и все [признаки] по которым Он естественно воспринимается, Он имеет от обеих этих [природ] без умаления, кроме греха, который изобрел ум, двигаясь [т.е. действуя] вопреки природе, потому что [грех] воистину не есть ни одно из сих, даже если считать его имеющим недостаточно то и другое⁹⁴. Если же Он есть воистину и то, и другое, как обладающий без недостатка всем, в чем они [т.е. оба естества] естественно созерцаются, то будем понимать победу так, как нам предано, веруя, что поистине Творец всего, при сохранении непреложным Своего божества, во утробе девственной зачался так, как [Сам] восхотел, соделав Своим воспринятое Им естество, неизреченно став для него ипостасью от самого зачатия, по которому (я имею в виду – по естеству) от Матери родился Сам Рожденный от Отца прежде всех веков и был человеком, имея без изъяна [свойственное человеку] по природе, как [был Он] и Богом. Если же по природе каждое из них имел Он без изъяна (ибо Он совершен по обоим), ясно, что вместе с природами, коих Он был ипостасью, имел Он и их сущностные движения, коих Он был единением, как естественные для Себя, неслитно соединив их друг с другом сообразным с единением образом. Без них же Он не познался бы, что Он, кто Он и как Он есть, хотя бы Аполлинарий с Севиром и перестали, творя изъяны природных свойств Его умно одушевленной плоти, чтобы создать одну лишь во образе плоти пустую видимость или, точнее говоря, название, по-манихейски прилагая его к Богу, и показывая Его лишенным самой вещи.

III. На слова толкования на Послание к Гаию святого Дионисия: «и все остальное, посредством чего Он, двигая (по обычаю души самодеятельно [т.е. своею силой] двигать соединенное с ней тело) воспринятое естество, как поистине ставшее и называющееся Его естеством (или, точнее сказать, Сам Он без изменения стал тем, чем именно является [человеческое] естество) немечтательно [т.е. не по видимости только] исполнил домостроительство о нас»⁹⁵.

Удивляюсь твоей мудрости, о, поистине освященный, и не перестаю поражаться ее крепости. Ибо ты спрашивая учишь и обучаясь умудряешь, и уничижаясь возводишь, и противным достигая противного, подражаешь спасительному во всем и для всех истощанию Господа, от Которого приняв «духа кротости» (1Кор.4:21), непреткновенное учительство и то соделал вопрошением, сказав: «И что, всякое ли просто у Христа движение назовем единым и божественным, или и после этого [соединения] сохраняется движение души, посредствующей⁹⁶ между Богом Словом и плотью, на которую и страсти плоти естественно переносятся по определению божественного Григория?», и, в немногих слогах все заключив благочестия ведение, показал, что ничего нет непреодолимее действительно истины, избегающей словесной демагогии любителей спорить и требующей, по причине нищеты духовной, словно несколько пресных хлебов, могущих освободить от солености страстей, и рыбарски избавить как от волн житейских от искушений, и ничего фарисейского не терпящих и не надувающихся, и приобщившихся огню ведения, и которым поэтому вверяется благовестие. С ними же и ты, освященный, был взыскан по причине подобного расположения, обретен и вверено тебе было «слово службы» (Деян.6:4); и ты не присвоенное человеческим избранием для сего улучив достоинство, но по суду Божию и очищением жития потребную прияв благодать, апостольски учишь о воплощении Господа, утверждая, что Он посредством разумной души⁹⁷ соединился с плотью и движет ею свойственным ей образом, и великого Григория слова полагая пределом благочестия, дабы нам научиться, как воспринятая природа соблюдается в хранении составляющего ее сущностного движения, без которого слово о домостроительстве [человеческого спасения] всяко не может быть истинным, как не имеющее во Христе удостоверения нашей природы через подтверждение ее сущностным движением, отрицание коего есть уничтожение природы, которой оно принадлежит.

И об этом ясно свидетельствует лик безумствующих – я имею в виду Симона и Валентина, и Мани, Ария же и Аполлинария, и Евтихия, и Диоскора, и Тимофея, и Севира, коварно на погибель многим применяющих к себе христианское именование и, отвержением воспринятой природы сопровождающих отрицание ее движения, и посему называющих Господа скорее просто в пустом образе плоти явившимся, нежели поистине без пременения осуществовавшимся умно одушевленной плотью, дабы, уча о единой природе и едином божественном действии у Христа, показать божественную сущность либо делающей вид и ложно представляющей наше [естество], либо изменившейся и противоестественно впавшей в свойственное нам. Вот кому действительно [нужно] единое естество и движение у Христа; вот кому – делающее вид плоти божество и противоестественно впадающее в свойственное плоти; вот кому – противоположные проявления одной и той же энергии Христа, то по естеству обладающего силою и творящего чудеса, то противоестественно лишающегося ее и подпадающего страстям; вот кому [нужно] Самого Христа по одной и той же природе и энергии определять как бесстрастного и как страстного и ничего не считать славнейшим спутанной веры: они отвергают Христа...

[И спустя немного]

...Услышим, как «началом словес» Божиих называет великий Давид "Истину" (Пс.118:160), и верно научимся от Ездры, что она есть все побеждающая, как единственно сильная (1Ездр.3:12, 4:35). Ибо она есть осуществление (ουσίωσις) сущих и несокрушимое основание божественнейших логосов их бытия, вмещающим [ее] как [она] есть непрелестно соделывающая явление всякого слова и вещи.

Если же истину, насколько это мне возможно, изобразило [мое] слово, то ничего нет необходимее истины. И все, что действительно истинно, то и всячески необходимо. Итак, поскольку мы веруем, что Христос воистину по сущности и природе является истинным Богом, и Он же по сущности и природе – воистину истинным человеком, то ничего нет более важного, нежели говорить и мыслить о Нем и то и другое, и, посредством являющего количество числа, удостоверять о едином сущностном различия [природ], из которых, в которых и которыми Он является, наипаче же, присоединяя правое [в отношении] разума и меры слово, когда надлежит встать на сторону истины и явственно выразить свое к ней расположение, чтобы нам не только оправдаться, благочестиво «сердцем веруя», но и спастись, "усты" всем повсюду право «исповедуя» (Рим.10:10)...

[В конец]

...Но хорошо же, честная моя глава! Теперь будь мне более, нежели прежде, человеколюбивым судией написанного, и настолько [более], насколько по ослаблению добродетели стал я ниже себя самого и тлением страстей ослабил умственную силу души, дабы бремя моей , легко увлекающей меня в свои сети, злобы⁹⁸ объяв величеством твоей добродетели, утешить меня, «бывшаго яко мех на слане» (Пс.118:83), иссушенного хладом греха, и стесненного памятованием адских мучений, и соделать [меня] совлечением ветхости новым, восприимчивым к одному лишь Христову таинственнейшему учению, коим тебе таинственно сообщается горячность духа⁹⁹, воздвигающая и как бы распаляющая душу к любви к одному лишь Творцу, Ему же слава и держава во веки, аминь.