Преподобный Нестор Летописец
Сказание о Борисе и Глебе
Вступление
В 1015 г. умер киевский князь Владимир I Святославич. Киевский великокняжеский стол занял Святополк. По старшинству он имел право претендовать на это, но обстоятельства рождения Святополка и характер отношения к нему Владимира заставляли его опасаться за прочность своего положения. За 35 лет до этих событий, в 980 г., Владимир, убив своего старшего брата Ярополка, княжившего в Киеве, взял себе в жены его беременную жену «грекиню» (гречанку). Таким образом, хотя Святополк родился, когда его мать являлась женой Владимира I, он был сыном не Владимира, а Ярополка. Поэтому-то, как говорит «Сказание о Борисе и Глебе»,– «и не любляаше его» Владимир. Стремясь утвердиться на киевском великокняжеском престоле, Святополк стал уничтожать своих возможных соперников. Были убиты по его приказанию сыновья Владимира Святослав, Борис и Глеб. В борьбу за киевский княжеский стол вступил княживший в Новгороде сын Владимира от Рогнеды Ярослав, прозванный впоследствии Мудрым. В результате упорной и длительной борьбы, продолжавшейся до 1019 г. и окончившейся поражением и гибелью Святополка, Ярослав утвердился на киевском престоле (княжил до 1054 г.). Деятельность Ярослава была направлена на усиление могущества и самостоятельности Руси. Важное государственное и политическое значение в этом процессе приобретало положение русской церкви. Стремясь укрепить независимость русской церкви от Византии, Ярослав добивался канонизации (признания святыми) русских государственных и церковных деятелей. Такими первыми, официально признанными Византией русскими святыми стали погибшие в межкняжеских распрях Борис и Глеб. В честь Бориса и Глеба был установлен церковный праздник (24 июля), причисленный к великим годовым праздникам русской церкви.
Культ Бориса и Глеба имел важное государственно-политическое значение. Поведением Бориса и Глеба, не поднявших руки на старшего брата даже в защиту своей жизни, освящалась идея родового старшинства в системе княжеской иерархии: князья, не нарушившие этой заповеди, стали святыми. Политическая тенденция почитания первых русских святых заключалась в осуждении княжеских распрь, в стремлении укрепить государственное единство Руси на основе строгого соблюдения феодальных взаимоотношений между князьями: все князья – братья, но старшие обязаны защищать младших и покровительствовать им, а младшие беззаветно покоряться старшим.
Государственное, церковное и политическое значение культа Бориса и Глеба способствовало созданию и широкому распространению в древнерусской письменности многочисленных произведений о них. Им посвящена летописная повесть (под 1015 г.) об убийстве Бориса (см. Повесть временных лет), «Сказание и страсть и похвала святую мученику Бориса и Глеба», написанное неизвестным автором, «Чтение о житии и о погублении блаженную страстотерпцю Бориса и Глеба», автором которого был Нестор, проложные сказания (краткие рассказы в Прологах – особом виде древнерусских литературных сборников), паремийное чтение (текст, включенный в богослужебные книги – Паремийники и Служебные Минеи). Вопрос о взаимоотношении всех этих текстов и их хронологии весьма сложен и до настоящего времени не может считаться разрешенным. По мнению большинства ученых в основе и «Сказания», и «Чтения» лежит летописная повесть (есть, правда, и гипотеза о первичности «Сказания» по отношению к летописной повести). По вопросу о взаимоотношении «Сказания» и «Чтения» в науке существуют две противоположных точки зрения.
С. А. Бугославский на основе текстологического изучения 255 списков всего цикла памятников о Борисе и Глебе пришел к заключению, что «Сказание» возникло в последние годы княжения Ярослава Мудрого (т. е. в середине XI в.). Позже к «Сказанию о Борисе и Глебе» было присоединено «Сказание о чудесах», составлявшееся последовательно тремя авторами на протяжении 1089–1115 гг. Наиболее ранний список «Сказания» (в Успенском сборнике конца XII – нач. XIII вв.) дошел до нас уже в таком виде (т. е. текст «Сказания о Борисе и Глебе», дополненный «Сказанием о чудесах»). На основе «Сказания о Борисе и Глебе», дополненного рассказами о чудесах в редакции второго автора, скорее всего около 1108 г., Нестором было составлено «Чтение». Противоположная точка зрения, обоснованная А. А. Шахматовым, поддержанная и развитая Н. Серебрянским, Д. И. Абрамовичем, Н. Н. Ворониным (мы называем имена тех исследователей, которые специально занимались этой проблемой), сводится к следующему. Сначала, в 80-х гг. XI в., было написано «Чтение» Нестором. На основе Несторового «Чтения» и летописной повести после 1115 г. было создано «Сказание», с самого начала включавшее в свой состав и рассказы о чудесах. Гипотетичность обеих точек зрения требует дальнейшей разработки данного вопроса.
В «Сказании», по сравнению с «Чтением», гораздо драматичнее и динамичнее изображены описываемые события, сильнее показаны эмоциональные переживания героев. Сочетание в «Сказании» патетичности с лиричностью, риторичности с лаконизмом, близким к летописному стилю повествования, делают этот памятник самого раннего периода древнерусской литературы одним из наиболее ярких произведений Древней Руси. У древнерусских читателей «Сказание» пользовалось значительно большей популярностью, чем «Чтение»: списков первого произведения гораздо больше, чем второго.
Образ Бориса и Глеба, как святых-воинов, покровителей и защитников Русской земли и русских князей, неоднократно использовался в древнерусской литературе, особенно в произведениях, посвященных воинским темам. В течение нескольких веков древнерусские писатели обращались к литературным памятникам о Борисе и Глебе, преимущественно к «Сказанию», заимствуя из этих источников сюжетные ситуации, поэтические формулы, отдельные обороты и целые отрывки текста. Столь же популярны Борис и Глеб, как святые князья-воины, были и в древнерусском изобразительном искусстве.
Летописная повесть о Борисе и Глебе неоднократно издавалась в составе «Повести временных лет». Научное издание текстов «Сказания», «Чтения» и других памятников этого цикла см.: «Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы им». Подготовил к печати Д. И. Абрамович. Пг., 1916; Бугославский С. П. Украіно-руськи пам ̓ятки XI–XVIII вв. про князив Бориса и Гліба. У Киïві, 1928.
Мы публикуем текст «Сказания о Борисе и Глебе» по списку Успенского сборника (по изд.: Успенский сборник XII–XIII вв. Издание подготовили О. А. Князевская, В. Г. Демьянов, М. В. Ляпон. М., 1971), но в том составе, который, по гипотезе С. А. Бугославского, это произведение имело в своем первоначальном виде, т. е. без «Сказания о чудесах», но сохраняя приложенную после похвалы Борису и Глебу, перед «Сказанием о чудесах», статью «О Борисе, как бе възъръм». Исправления ошибок и восполнение пропусков делаются по спискам «Сказания», входящим в редакцию Успенского сборника (по изд. Бугославского).
Съказание и страсть и похвала святюю мученику Бориса и Глеба
Господи, благослови, отьче!
«Род правыих благословиться, – рече пророк, – и семя их в благословлении будеть».1
Сице убо бысть малъмь преже сих. Сущю самодрьжьцю вьсей Русьскей земли Володимиру, сыну Святославлю,2 вънуку же Игореву, иже и святыимь крьщениемь вьсю просвети сию землю Русьску. Прочая же его добродетели инде съкажем, ныне же несть время. А о сих по ряду сице есть: сь убо Володимир имеяше сынов 12 не от единоя жены, н от расн матер их. В них же бяше старей Вышеслав, а по немь Изяслав, 3 – Святопълк, иже и убийство се зълое изъобрет. Сего мати преже бе чьрницею, гръкыни сущи, и поял ̀ю бе Яропълк,3 брат Володимирь, и ростриг ̀ю красоты деля лица ея. И зача от нея сего Святоплъка оканьнааго, Володимир же поганъй еще, убив Яропълка и поят жену его непраздьну сущю. От нея же родися сий оканьный Святопълк, и бысть от дъвою отьцю и брату сущю. Темьже и не любляаше его Володимир, акы не от себе ему сущю. А от Рогнеди4 4 сыны имеяше: Изяслава, и Мьстислава, и Ярослава, и Всеволода, а от иноя Святослава и Мьстислава, а от българыне Бориса и Глеба. И посажа вся по роснам землям в княжении, иже инъде съкажем, сих же съповемы убо, о нихъже и повесть си есть.
Посади убо сего оканьнааго Святопълка в княжении Пиньске, а Ярослава – Новегороде, а Бориса – Ростове, а Глеба – Муроме. Н се остаану много глаголати, да не многописании в забыть вълезем, н о немьже начах, си съкажем убо сице. Многом же уже дьньм минувъшем, и яко съконьчашася дьние Володимиру, уже минувъшем летом 28 по святемь крьщении, въпаде в недугь крепък. В то же время бяше пришел Борис изд-Ростова, печенегом же о онуду пакы идущем ратию на Русь, в велице печали бяаше Володимир, зане не можааше изити противу им, и много печаляашеся. И призъвав Бориса, емуже бе имя наречено в святемь крьщении Роман,5 блаженааго и скоропослушьливааго, предав вое мъногы в руце его, посъла и́ противу безбожьным печенегом. Он же с радостию въстав иде рек: «Се готов есмь пред очима твоима сътворити, елико велить воля сьрдьца твоего». О таковыих бо рече Притъчьник:6 «Сын бых отьцю послушьлив и любиим пред лицьмь матере своея».
Ошедъшю же ему и не обретъшю супостат своих, възвративъшюся въспять ему. И се приде вестьник к нему, поведая ему отьчю съмрьть, како преставися отьць его Василий, в се бо имя бяше наречен в святемь крьщении, и како Святопълк потаи сьмьрть отьца своего, и ночь проимав помост на Берестовемь и в ковър обьртевъше, съвесивъше ужи на землю, везъше на саньх,7поставиша и́ в цьркви святыя Богородица. И яко услыша святый Борис, начат телъмь утьрпывати и лице его вьсе сльз испълнися, и сльзами разливаяся и не могый глаголати. В сьрдьци си начат сицевая вещати: «Увы мне, свете очию моею, сияние и заре лица моего, бъздро уности моее, наказание недоразумения моего! Увы мне, отьче и господине мой! К кому прибегну, к кому възьрю? Къде ли насыщюся таковааго благааго учения и казания разума твоего? Увы мне, увы мне! Како зайде свете мой, не сущу ми ту! Да бых поне сам чьстьное твое тело своима рукама съпрятял и гробу предал. Н то ни понесох красоты мужьства тела твоего, ни съподоблен бых целовати добролепьных твоих седин. Н, о блажениче, помяни мя в покои твоемь! Сьрдьце ми горить, душа ми съмысл съмущаеть и не вемь к кому обратитися и к кому сию горькую печаль простерети? К брату ли, егоже бых имел в отьца место? Н т, мьню, о суетии мирьскыих поучаеться и о биении моемьпомышляеть. Да Аще кръвь мою пролееть и на убийство мое потъщиться, мученик буду Господу моему. Аз бо не противлюся, зане пишеться: «Господь гърдыим противиться, съмереным же даеть благодать».8 Апостол же: «Иже рече – “Бога люблю”, а брата своего ненавидить – лъжь есть».9 И пакы: «Боязни в любъви несть, съвьршеная любы вън измещеть страх».10 Темьже что реку или чьто сътворю? Се да иду к брату моему и реку: «Ты ми буди отьць – ты ми брат и стареи. Чьто ми велиши, господи мой?»
И си на уме си помышляя, идяаше к брату своему и глаголааше в сьрдьци своем: «То поне узьрю ли си лице братьца моего мьньшааго Глеба, яко же Иосиф Вениямина?»11 И та вься полагая в сьрдьци си: «Воля твоя да будеть, Господи мой». Помышляше же в уме своемь: «Аще поиду в дом отьца своего, то языци мнози превратять сьрдьце мое, яко прогнати брата моего, якоже и отьць мой преже святаго крещения, славы ради и княжения мира сего, и иже все мимоходить и хуже паучины. То камо имам приити по ошьствии моемь отсюду? Как ли убо обрящюся тъгда? Кый ли ми будеть ответ? Къде ли съкрыю мъножьство греха моего? Чьто бо приобретоша преже братия отьца моего или отьць мой? Къде бо их жития и слава мира сего, и багряница12 и брячины, сребро и золото, вина и медове, брашьна чьстьная, и быстрии кони, и домове красьнии и велиции, и имения многа, и дани, и чьсти бещисльны, и гърдения, яже о болярех своих? Уже все се им, акы не было николиже: вся с нимь ищезоша, и несть помощи ни от когоже сих – ни от имения, ни от множьства раб, ни от славы мира сего. Темь и Соломон, все прошьд, вься видев, вся сътяжав и съвъкупив, рече расмотрив вьсе: “Суета и суетие, суетию буди”,13 тъкмо помощь от добр дел, и от правоверия, и от нелицемерьныя любъве».
Идый же путьмь, помышляаше о красоте и о доброте телесе своего, и сльзами разливаашеся вьсь. И хотя удрьжатися и не можааше. И вси зьряще его тако, плакаашеся о доброродьнемь теле и чьстьнемь разуме въздраста его. И къжьдо в души своей стонааше горестию сьрдьчьною, и вси съмущаахуся о печали.
Къто бо не въсплачеться съмрьти тое пагубьное, приводя пред очи сьрдьца своего?
Образ бо бяаше унылъй его, възор и скрушение сьрдьца его святаго, так бо бе блаженый т правьдив и щедр, тих, крътък, съмерен, всех милуя и вься набъдя.
Помышлять же в сьрдьци своемь богоблаженый Борис и глаголааше: «Веде, – брата моего зълуради чловеци понудяти ̀и на убийство мое, и погубить мя. Да Аще пролееть кръвь мою, то мученик буду Господу моему, а дух мой прииметь Владыка». Таче, забыв скърбь съмьртьную, тешааше сьрдьце свое о словеси Божии, «Иже погубити душю свою мене ради и моих словес, обрящети ̀ю в животе вечьнемь съхранить ̀ю».14 И поиде радъстьнъмь сьрдьцьмь, «не презьри мене, – рекыи, – Господи премилостиве, уповающааго на тя, н спаси душю мою».
Святопълк же, седя Кыеве по отьци, призвав кыяны, многы дары им дав, отпусти. Посла же к Борису, глаголя: «Брате, хочю с тобою любъвь имети и к отьню ти придамь». Льстьно, а не истину глаголя. Пришед Вышегороду15 ночь, отай призъва Путьшю и вышегородьскые муже и рече им: «Поведите ми по истине, приязньство имеете ли к мне?» Путьша рече: «Вьси мы можем главы своя положити за тя».
Видев же диявол и искони ненавидяй добра человека, яко вьсю надежю свою на Господа положил есть святый Борис, начат подвижьнеи бываати, и обрет, якоже преже Каина16 на братоубийство горяща, тако же и Святопълка. По истине въторааго Каина улови мысль его, яко да избиеть вся наследьникы отьца своего, а сам приимьть един въсю власть.
Тъгда призъва к себе оканьный трьклятый Святопълк съветьникы всему злу и началникы всей неправьде, и отъвьрз пресквьрньная уста рече, испусти зълый глас Путьшине чади: «Аще убо главы своя обещастеся положити за мя, шедъше убо, братия моя, отай, къде обрящете брата моего Бориса, съмотрьше время убиите и́». И обещашася ему тако створити.
О таковыих бо рече пророк: «Скори суть кръвь пролияти бес правьды. Си бо обещаваються кръви и събирають себе злая. Сих путье суть събирающеи безаконие, нечистиемь свою душю обиемлють».17
Блаженый же Борис якоже ся бе воротил и стал бе на Льте шатьры.18 И реша к нему дружина: «Поиди, сяди Кыеве на столе отьни, се бо вси вои в руку твоею суть». Он же им отъвещааваше: «Не буди ми възяти рукы на брата своего и еще же и на старейша мене, егоже бых имел, акы отьца». Си слышавъше вои разидошася от него, а сам оста тъкъмо с отрокы своими. И бяаше в дьнь суботьный. В тузе и печали, удручьнъмь сьрдьцьмь и вълез в шатьр свой, плакашеся съкрушенъмь сьрдьцьмь, а душею радостьною, жалостьно глас испущааше: «Сльз моих не презьри, Владыко, да яко же уповаю на тя, тако да с твоими рабы прииму часть и жребий с вьсеми святыими твоими, яко ты еси Бог милостив, и тебе славу въсылаем в векы. Аминь».
Помышляшеть же мучение и страсть святаго мученика Никиты и святаго Вячеслава, подобно же сему бывъшю убиению, и како святей Варваре отьць свой убойца бысть.19 И помышляаше слово премудрааго Соломона: «Правьдьници в векы живуть и от Господа мьзда им и строение им от Вышьняаго». И о семь словеси тъчию утешаашеся и радоваашеся.
Таче бысть вечер и повеле пети вечерънюю, а сам вълез в шатьр свой начат молитву творити вечернюю с сльзами горькыми и частыимь въздыханиемь, и стонаниемь многымь. По сих леже съпати, и бяше сън его в мънозе мысли и в печали крепъце и тяжьце и страшьне: како предатися на страсть, како пострадати и течение съконьчати и веру съблюсти, яко да и щадимый веньць прииметь от рукы Вьседьржителевы. И видев, възбьнув рано, яко год есть утрьний. Бе же в святую неделю. Рече к прозвутеру своему: «Въстав, начьни заутрьнюю». Сам же, обув нозе свои и умыв лице свое, начат молитися к Господу Богу.
Посълании же приидоша от Святопълка на Льто ночь и подъступиша близ, и слышаша глас блаженааго страстотьрпьца поюща Псалтырь заутрьнюю. Бяше же ему и весть о убиении его. И начать пети: «Господи! Чьто ся умножиша сътужающии! Мънози въсташа на мя»,20 и прочая псалма, до коньца. И начат пети Псалтырь: «Обидоша мя пси мнози и уньци тучьни одьржаша мя».21 И пакы: «Господи Боже мой! На тя уповах, спаси мя».22 Таже по семь канон.23 И коньчавъшю ему утрьнюю, начат молитися, зьря к иконе Господьни рече: «Господи Исус Христе! Иже симь образъмь явися на земли изволивы волею пригвоздитися на крьсте и приим страсть грех ради наших, съподоби и мя прияти страсть!»
И яко услыша шпът зъл окрьст шатьра и трьпьтьн быв и начат сльзы испущати от очию своею и глаголааше: «Слава ти, Господи, о вьсемь, яко съподобил мя еси зависти ради прияти сию горькую съмьрть и все престрадати любъве ради словесе твоего. Не въсхотехом възискати себе сам; ничто же себе изволих по апостолу: “Любы вьсе тьрпить, всему веру емлеть и не ищьть своих си”.24 И пакы: “Боязни в любъви несть – съвьршеная бо любы вън отъмещеть боязнь”.25 Темь, Владыко, душа моя в руку твоею въину, яко закона твоего не забых. Яко Господеви годе бысть – тако буди». И узьреста попин его и отрок, иже служааше ему, и видевъша господина своего дряхла и печалию облияна суща зело, расплакастася зело и глаголаста: «Милый господине наю и драгый! Колико благости испълнен бысть, яко не въсхоте противитися брату своему любъве ради Христовы, а коликы вое дьржа в руку своею!» И си рекъша умилистася.
И абие узьре текущиих к шатьру, блистание оружия и мечьное оцещение. И без милости прободено бысть чьстьное и многомилостивое тело святаго и блаженааго Христова страстотьрпьца Бориса. Насунуша копии оканьнии Путьша, Тальць, Еловичь, Ляшько.
Видев же отрок его, вьржеся на тело блаженааго, рекый: «Да не остану тебе, господине мой драгый, да идеже красота тела твоего увядаеть, ту и аз съподоблен буду с тобою съконьчати живот свой!»
Бяше же сь родъмь угрин, имьньмь же Георгий. И беаше възложил на нь гривьну злату,26 и бе любим Борисъмь паче меры. И ту же и́ проньзоша.
И яко бысть уранен и искочи и-шатьра в оторопе. И нача глаголати стояще округ его: «Чьто стоите зьряще! Приступивъше сконьчаим повеленое нам!» Си слышав блаженый, начат молитися и мил ся им деяти, глаголя: «Братия моя милая и любимая! Мало ми время отдайте, да поне помолюся Богу моему». И възьрев на небо с сльзами и горце въздъхнув начат молитися сицими глаголы: «Господи Боже мой многомилостивый и милостивый и премилостиве! Слава ти, яко съподобил мя еси убежати от прельсти жития сего льстьнааго! Слава ти, прещедрый живодавьче яко сподоби мя труда святыих мученик! Слава ти, Владыко чловеколюбьче, сподобивый мя съконьчати хотение сьрдьца моего! Слава ти, Христе, мъногому ти милосьрдию, иже направи на правый путь мирьны ногымоя тещи к тебе бесъблазна! Призьри с высоты святыня твоея, вижь болезнь сьрдьца моего, юже приях от съродника моего, яко тебе ради умьрщвяем есмь вь сь дьнь, Въмениша мя, яко овьна на сънедь. Веси бо, Господи мой, яко не противлюся ни въпрекы глаголю, а имый в руку вься воя отьца моего и вься любимыя отьцемь моимь, и ничьтоже умыслих противу брату моему. Он же селико, елико възможе, въздвиже на мя. Да “аще бы ми враг поносил, протьрпел убо бых, Аще бы ненавидя мене вельречевал, укрыл бых ся”.27 Н ты, Господи, вижь и суди межю мною и межю братъмь моимь. И не постави им, Господи, греха сего, н приими в мир душю мою. Аминь».
И възьрев к ним умиленама очима и спадъшемь лицьмь, и вьсь сльзами облиявъся рече: «Братие, приступивъше, съконьчаите служьбу вашю. И буди мир брату моему и вам, братие».
Да елико слышаху словеса его, от сльз не можааху ни словесе рещи, от страха же и печали горькы и мъногых сльз. Н с въздыханиемь горькымь жалостьно глаголааху и плакаахуся и къжьдо в души своей стонааше: «Увы нам, къняже нашь милый и драгый и блаженый, водителю слепыим, одеже нагым, старости жьзле, казателю ненаказаным! Кто уже си вься исправить? Како не въсхоте славы мира сего, како не въсхоте веселитися с чьстьныими вельможами, како не въсхоте величия, еже в житии семь. Къто не почюдиться великууму съмерению, къто ли не съмериться, оного съмерение видя и слыша?»
И абие усъпе, предав душю свою в руце Бога жива, месяца июлия в 24 дьнь, преже 9 каланд агуста.28
Избиша же и отрокы многы. С Георгия же не могуще съняти гривьны и отсекъше главу, отъвьргоша и́ кроме. Да темь и последь не могоша познати тела его.
Блаженааго же Бориса обьртевъше в шатьр възложивъше на кола, повезоша. И яко быша на бору, начат въскланяти святую главу свою. И се уведев Святоплък, послав два варяга и прободоста и́ мечьмь в сьрдьце. И тако съконьчася и въсприят неувядаемый веньць. И положиша тело его принесъше Вышегороду у цьркъве святааго Василия в земли погребоша.
И не до сего остави убийства оканьный Святопълк, н и на большая неистовяся, начат простиратися. И яко видеся желание сьрдьце своего уже улучив, абие не въспомяну зълааго своего убийства и многааго убо съблажнения, и ни малы поне на покаяние преклонися. Н ту абие въниде в сьрдьце его сотона и начаты и́ пострекати вящьша и горьша съдеяти и множайша убийства. Глаголааше бо в души своей оканьней: «Что сътворю? Аще бо до сьде оставлю дело убийства моего, то дъвоего имам чаяти: яко Аще услышать мя братия моя, си же варивъше въздадять ми и горьша сих. Аще ли и не сице, то да ижденуть мя и буду чюжь престола отьца моего, и жалость земле моея сьнесть мя, и поношения поносящиих нападуть на мя, и къняжение мое прииметь ин и в дворех моих не будеть живущааго. Зане егоже Господь възлюби, а аз погнах и к болезни язву приложих, приложю к безаконию убо безаконие. Обаче и матере моея грех да не оцеститься и с правьдьныими не напишюся, н да потреблюся от книг живущиих». Якоже и бысть, еже последи съкажем. Ныне же несть время, н на предълежащее възвратимъся.
И си на уме си положив, зълый съветьник дияволь, посла по блаженааго Глеба рек: «Приди въбързе. Отьць зоветь тя и несъдравить ти вельми».
Он же въбързе, в мале дружине, въсед на конь поеха. И пришед на Вългу, на поле потъчеся под нимь конь в рове, и наломи ногу малы. И яко приде Смолиньску и поиде от Смолиньска, яко зьреим едино, ста на Смядине29 в кораблици. И в се время пришьла бяаше весть от Передъславы30 к Ярославу о отьни съмьрти. И присла Ярослав к Глебу река: «Не ходи, брате! Отьць ти умьрл, а брат ти убиен от Святопълка».
И си услышав блаженый възъпи плачьмь горькыимь и печалию сьрдьчьною и сице глаголааше: «О увы мне, господине мой, от двою плачю плачюся и стеню, дъвою сетованию сетую и тужю. Увы мне, увы мне! Плачю зело по отьци, паче же плачюся и отъчаяхъся по тебе, брате и господине Борисе. Како прободен еси, како без милости прочее съмрьти предася, како не от врага, н от своего брата пагубу въсприял еси? Увы мне! Уне бы с тобою умрети ми, неже уединену и усирену от тебе в семь житии пожити. Аз мнех въбързе узьрети лице твое ангельское, ти се селика туга състиже мя, и уне бы ми с тобою умрети, господине мой! Ныне же что сътворю аз, умиленый, очюженый от твоея доброты и от отьца моего мъногааго разума? О милый мой брате и господине! Аще еси уполучил дрьзновение у Господа, моли о моемь унынии, да бых аз съподоблен ту же страсть въсприяти и с тобою жити, неже в свете семь прельстьнемь».
И сице ему стенющю и плачющюся и сльзами землю омачающю с въздыхании частыими Бога призывающю, приспеша вънезапу посълании от Святопълка зълыя его слугы, немилостивии кръвопийце, братоненавидьници люти зело, сверепа звери душю имущю.
Святый же поиде в кораблици и съретоша и́ устие Смядины. И яко узьре я святый, въздрадовася душею, а они узьревъше и омрачаахуся и гребяахуся к нему, а сь целования чаяяше от них прияти. И яко быша равьно пловуще, начаша скакати зълии они в лодию его, обнажены меча имуще в руках своих, бльщащася, акы вода. И абие вьсем весла от руку испадоша, и вьси от страха омьртвеша. Си видев блаженый, разумев яко хотять его убити, възьрев к ним умиленама очима и сльзами лице си умывая, съкрушенъмь срьдьцьмь, съмеренъмь разумъмь и частыимь въздыханиемь, вьсь сльзами разливаяся, а телъм утьрпая, жалостьно глас испущааше: «Не деите мене, братия моя милая и драгая! Не деите мене, ни ничто же вы зъла сътворивъша! Не брезете, братие и господье, не брезете! Кую обиду сътворих брату моему и вам, братие и господье мои? Аще ли кая обида, ведете мя к князю вашему, а к брату моему и господину. Помилуйте уности моее, помилуйте, господье мои! Вы ми будете господие мои, а аз вам раб. Не пожьнете мене от жития не съзьрела, не пожьнете класа, не у же съзьревъша, н млеко безълобия носяща! Не порежете лозы не до коньца въздрастъша, а плод имуща! Молю вы ся и мил вы ся дею. Убойтеся рекъшааго усты апостольскы: “Не дети бывайте умы, зълобиемь же младеньствуйте, а умы съвьршени бывайте”.31 Аз, братие, и зълобиемь и въздрастъмь еще младеньствую. Се несть убийство, н сырорезание! Чьто зъло сътворих съведетельствуйте ми, и не жалю си. Аще ли кръви моее насытитися хочете, уже в руку вы есмь, братие, и брату моему, а вашему князю».
И не поне единого словесе постыдешася, н яко же убо сверепии зверие, тако въсхытиша его. Он же видев, яко не вънемлють словес его, начат глаголати сице: «Спасися, милый мой отьче и господине Василие, спасися, мати и госпоже моя, спасися и ты, брате Борисе, старейшино уности моея, спасися и ты, брате и поспешителю Ярославе, спасися и ты, брате и враже Святопълче, спасетеся и вы, братие и дружино, вьси спасетеся! Уже не имам вас видети в житии семь, зане разлучаем есмь от вас с нужею». И глаголааше плачася: «Василие, Василие, отьче мой и господине! Приклони ухо твое и услыши глас мой, и призьри и вижь приключьшаяся чаду твоему, како без вины закалаем есмь. Увы мне, увы мне! Слыши небо и вънуши земле. И ты, Борисе брате, услыши гласа моего. Отьца моего Василия призъвах и не послуша мене, то ни ты не хочеши мене послушати? Вижь скьрбь сьрдьца моего и язву душа моея, вижь течение сльз моих, яко реку! И никтоже не вънемлеть ми, н ты убо помяни мя о мне к обьщему Владыце, яко имея дьрзновение и престоя у престола его».
И начат, преклонь колене, молитися сице: «Прещедрый и премилостиве Господи! Сльз моих не премълчи, н умилися на мое уныние. Вижь съкрушение сьрдьца моего: се бо закалаем есмь, не вемь, чьто ради, или за котерую обиду не съведе. Ты веси, Господи, Господи мой! Вемь тя рекъша к своим апостолом яко: “За имя мое, мене ради възложать на вы рукы, и предани будете родъмь и другы, и брат брата предасть на съмьрть и умьртвять вы имене моего ради”.32 И пакы: “В тьрпении вашем сътяжите душа ваша”.33 Вижь, Господи, и суди: се бо готова есть душа моя пред тобою, Господи! И тебе славу въсылаем, Отьцю и Сыну и Святууму Духу, ныне и присно и в векы веком. Аминь».
Таче възьрев к ним умиленъмь гласъмь и измълкъшьмь грьтаньмь рече: «То уже сътворивъше приступльше сътворите, на не же посълане есте!»
Тъгда оканьный Горясер повеле зарезати и́ въбързе. Повар же Глебов, именьмь Търчин, изьм ножь и, им блаженааго, и закла ̀и яко агня непорочьно и безлобиво, месяца септября в 5 дьнь, в понеделник.
И принесеся жьртва чиста Господеви и благовоньна, и възиде в небесныя обители к Господу, и узьре желаемааго си брата и въсприяста веньца небесныя егоже и въжелеста, и въздрадовастася радостию великою неиздреченьною, юже и улучиста.
Оканьнии же они убойце възвративъшеся к посълавъшюуму ̀я, якоже рече Давыд: «Възвратяться грешьници в ад и вьси забывающии Бога».34 И пакы: «Оружие извлекоша грешьници, напрягоша лук свой заклати правыя сьрдьцьмь и оружие их вънидеть в сьрдьца их, и луци их съкрушаться, яко грешьници погыбънуть».35 И яко съказаша Святопълку, яко «сътворихом повеленое тобою», и си слышав, възнесеся срьдьцьмь, и събысться реченое псалмопевьцемь Давыдъмь: «Чьто ся хвалиши сильный о зълобе? Безаконие вь сь дьнь неправьду умысли язык твой. Възлюбил еси зълобу паче благостыне, неправьду неже глаголаати правьду. Възлюбил еси вься глаголы потопьныя и язык льстьв. Сего ради раздрушить тя Бог до коньца, въстьргнеть тя и преселить тя от села твоего, и корень твой от земля живущих».36
Убиену же Глебови и повьржену на пусте месте межю дъвема колодама.37 И Господь не оставляяй своих раб, якоже рече Давыд: «Хранить Господь вься кости их, и ни едина от них съкрушиться».38
И сему убо святууму лежащю дълго время, не остави в неведении и небрежении отинудь пребыти неврежену, н показа: овогда бо видеша стълп огньн, овогда свеще горуще и пакы пения ангельская слышааху мимоходящии же путьмь гостие, ини же, ловы деюще и пасуще.
Си же видяще и слышаще, не бысть памяти ни единому же о възискании телесе святааго, дóндеже Ярослав, не тьрпя сего зълааго убийства, движеся на братоубийца оного, оканьньнааго Святоплъка и брани мъногы с нимь съставив. И вьсегда пособиемь Божиемь и поспешениемь святою, победив елико брани състави, оканьный посрамлен и побежен възвращаашеся.
Прочее же сь трьклятый прииде с множьствъмь печенег, и Ярослав, съвъкупив воя, изиде противу ему на Льто и ста на месте, идеже бе убиен святый Борис. И въздев руце на небо и рече: «Се кръвь брата моего въпиеть к тебе, Владыко, якоже и Авелева преже.39 И ты мьсти его, якоже и на ономь положи стонание и трясение40 на братоубиици Каине. Ей, молю тя, Господи, да въсприиметьпротиву тому». И помолися и рек: «О, брата моя, Аще и телъмь ошьла еста, н благодатию жива еста и Госповеди предъстоита и молитвою помозета ми!»
И си рек, и поидоша противу собе и покрыша поле Льтьское множьствъмь вои. И съступишася, въсходящю сълнцю, и бысть сеча зла отинудь и съступашася тришьды, и бишася черес дьнь вьсь, и уже к вечеру одоле Ярослав, а сь оканьныий Святопълк побеже. И нападе на нь бес, и раслабеша кости его, яко не мощи ни на кони седети, и несяхуть его на носилех. И прибегоша Берестию41 с ним. Он же рече: «Побегнете, осе женуть по нас!» И посылахуть противу, и не бе ни гонящааго, ни женущааго в след его. И, лежа в немощи, въсхопивъся глаголааше: «Побегнемы еще, женуть! Ох мне!» И не можааше тьрпети на единомь месте, и пробеже Лядьску землю гоним гневъмь Божиемь.
И прибеже в пустыню межю Чехы и Ляхы,42 и ту испроврьже живот свой зъле. И прият възмьздие от Господа, якоже показася посъланая на нь пагубьная рана и по съмьрти муку вечьную. И тако обою животу лихован бысть: и сьде не тъкъмо княжения, н и живота гонезе, и тамо не тъкъмо царствия небеснааго и еже с ангелы жития погреши, н и муце и огню предасться. И есть могыла его и до сего дьне, и исходить от нее смрад зълый на показание чловеком. Да Аще кто си сътворить слыша таковая, си же прииметь и вящьша сих. Якоже Каин, не ведый мьсти прияти и едину прия, а Ламех, зане ведев на Каине, темь же седмьдесятицею мьстися ему.43 Така ти суть отъмьстия зълыим делателем. Якоже бо Иулиян цесарь,44 иже мъногы кръви святыих мученик пролияв, горькую и нечеловечьную съмьрть прия: не ведомо от кого прободен бысть копиемь в сьрдьце въдружен. Тако и сь бегая не ведыйся от кого зълострастьну съмьрть прия.
И оттоле крамола преста в Русьске земли, а Ярослав прея вьсю волость Русьскую. И начат въпрашати о тьльсьх святою, како или кде положена еста. И о святемь Борисе поведаша ему, яко Вышегороде положен есть. А о святемь Глебе не вьси съведяаху, яко Смолиньске убиен есть. И тъгда съказаша ему, яже слышаша от приходящиих отътуду, како видеша свет и свеще в пусте месте. И то слышав, посъла Смолиньску на възискание презвутеры, рекый, яко: «То есть брат мой». И обретоша и́ идеже беша видели, и шьдъше с крьсты и с свещами мъноземи, и с кандилы, и с чьстию многою и́ въложьше в корабль,45 и пришедъше положиша и́ Вышегороде, идеже лежить и тело преблаженааго Бориса и раскопавъше землю, и тако же положиша ̀и, недоумеюще, якоже бе лепо пречьстьне.
Се же пречюдьно бысть и дивьно и памяти достойно; како и колико лет лежав тело святаго, то же не врежено пребысть, ни от коегоже плътоядьца, ни беаше почьрнело, яко же обычай имуть телеса мьртвых, н светьло и красьно и цело и благу воню имущю. Тако Богу съхранивъшю своего страстотьрпьца тело.
И не ведяху мнози ту лежащю святою страстотьрпьцю телесу. Н якоже рече Господь: «Не можеть град укрытися врьху горы стоя, ни свеще въжьгъше спудъмь покрывають, н на светиле поставляють, да светить тьмьныя».46 Тако и си святая постави светити в мире, премногыими чюдесы сияти в Русьскей стороне велицей, идеже множьство стражющиих съпасени бывають: слепии прозирають, хромии быстрее сьрны рищуть, сълуции простьрение приемлють.
Н или могу вься съповедати или съказаати творимая чюдесы, по истине ни вьсь мир можеть понести, яже деються предивьная чюдеса и паче песъка морьскааго. И не ту единде, н и по вьсем сторонам и по вьсем землям преходяща, болезни вься и недугы отъгонита, сущиих в тьмьницах и в узах посещающа. И на местех идеже мученьчьскыимь веньцьмь увязостася, съзьдане быста цьркви в имя ею. Да и ту тако же многа чюдеса посещающа съдеваета.
Темьже ваю како похвалити не съвем или чьто рещи недоумею и не възмогу. Ангела ли ва нареку, иже въскоре обретаетася близ скърбящиих, н плътьскы на земли пожила еста в чловечьстве. Чловека ли ва именую, то паче всего чловечьска ума преходита множьствъмь чюдес и посещениемь немощьныих. Цесаря ли, князя ли ва проглаголю, н паче чловека убо проста и съмерена съмерение бо сътяжала еста, имьже высокая места и жилища въселистася.
По истине вы цесаря цесарем и князя кънязем, ибо ваю пособиемь и защищениемь князи наши противу въстающая дьржавьно побежають, и ваю помощию хваляться. Вы бо тем и нам оружие, земля Русьскыя забрала и утвьржение и меча обоюду остра, има же дьрзость поганьскую низълагаем и дияволя шатания в земли попираем. По истине несумьньне рещи възмогу: вы убо небесьная чловека еста, земльная ангела, стълпа и утвьржение земле нашея. Темьже и борета по своемь отьчьстве и пособита, якоже и великий Димитрий47 по своемь отьчьстве. Рек: «Аще убо и веселящемъся им с ними бех, тако же и погыбающем им с нимь умьру». Н обаче сий великый милъсьрдый Димитрий о единомь граде сице извеща, а вы не о единомь бо граде, ни о дъву, ни о вьси попечение и молитву въздаета, н о всей земли Русьскей!
О, блаженая убо гроба приимъши телеси ваю чьстьнеи акы съкровище мъногоценьно! Блаженая цьркы, в нейже положене быста раце ваю святеи, имущи блаженеи телеси ваю, о Христова угодьника! Блажен по истине и высок паче всех град русьскыих и выший град, имый в себе таковое скровище. Ему же не тъчьн ни вьсь мир. Поистине Вышегород наречеся – выший и превыший город всех; въторый Селунь явися в Русьске земли, имый в себе врачьство безмьздьное, не нашему единому языку тъкъмо подано бысть Бъгъмь, н и вьсей земли спасение. От всех бо стран ту приходяще туне почьреплють ицеление, якоже и в святыих Евангелиих Господь рече святым апостолом яко: «Туне приясте, туне и дадите».48 О сих бо и сам Господь рече: «Веруяй в мя, дела, яже аз творю и т сътворит и больша тех».49
Н о блаженая страстотьрпьца Христова, не забываита отьчьства, идеже пожила еста в тели, егоже всегда посетъмь не оставляета. Тако же и в молитвах вьсегда молитася о нас, да не придеть на ны зъло, и рана да не приступить к телеси раб ваю. Вама бо дана бысть благодать, да молита за ны, вама бо дал есть Бог о нас молящася и ходатая к Богу за ны. Темьже прибегаем к вама, и с сльзами припадающе, молимъся, да не придеть на ны нога гърдыня и рука грешьнича не погубить нас, и вьсяка пагуба да не наидеть на ны, глад и озълобление от нас далече отъженета и всего меча браньна избавита нас, и усобичьныя брани чюжа сътворита и вьсего греха и нападения заступита нас, уповающиих к вама. И к Господу Богу молитву нашю усьрдьно принесета, яко съгрешихом зело и безаконьновахом премъного, и бещиньствовахом паче меры и преизлиха. Н ваю молитвы надеющеся к Спасу възъпием глаголюще: «Владыко, единый без греха! Призьри с небесе святаго твоего на нас убогых, елма же съгрешихом, н ты оцести, и безаконьновахом, ослаби, претъкнухомъся по пременении, яксь блудьницю оцести ны и яко мытоимьца оправи! Да придеть на ны милость твоя! Да въсканеть на ны чловеколюбие твое! И не ослаби ны преданом быти грехы нашими, ни усънути, ни умрети горкою съмьртию, н искупи ны от настаящааго зла и дажь ны время покаянию, яко многа безакония наша пред тобою, Господи! Сътвори с нами по милости твоей, Господи, яко имя твое нарицаеться в нас, н помилуй ны и ущедри и заступи молитвами пречьстьною страстотьрпьцю твоею. И не сътвори нас в понос, н милость твою излей на овьца пажити твоея, яко ты еси Бог нашь и тебе славу въсылаем Отьцю и Сыну и Святууму Духу ныне и присно и в векы веком. Аминь».»
О Борисе, как бе възъръм. Сь убо благоверьный Борис благого корене сый послушьлив отьцю бе, покаряяся при всемь отьцю. Телъмь бяше красьн, высок, лицьмь круглъмь, плечи велице, тънък в чресла, очима добраама, весел лицьмь, борода мала и ус – млад бо бе еще. Светяся цесарьскы, крепък телъмь, вьсячьскы украшен акы цвет цвьтый в уности своей, в ратьх хръбър, в съветех мудр и разумьн при вьсемь и благодать Божия цвьтяаше на немь.
Сказание и страдание и похвала мученикам святым Борису и Глебу (перевод)
Господи, благослови, отче!
«Род праведных благословится, – говорил пророк, – и потомки их благословенны будут».
Так и свершилось незадолго до наших дней при самодержце всей Русской земли Владимире, сыне Святославовом, внуке Игоревом, просветившем святым крещением всю землю Русскую. О прочих его добродетелях в другом месте поведаем, ныне же не время. О том же, что начали, будем рассказывать по порядку. Владимир имел 12 сыновей, и не от одной жены: матери у них были разные. Старший сын – Вышеслав, после него – Изяслав, третий – Святополк, который и замыслил это злое убийство. Мать его гречанка, прежде была монахиней. Брат Владимира Ярополк, прельщенный красотой ее лица, расстриг ее, и взял в жены, и зачал от нее окаянного Святополка. Владимир же, в то время еще язычник, убив Ярополка, овладел его беременной женою. Вот она-то и родила этого окаянного Святополка, сына двух отцов-братьев. Поэтому и не любил его Владимир, ибо не от него был он. А от Рогнеды Владимир имел четырех сыновей: Изяслава, и Мстислава, и Ярослава, и Всеволода. От другой жены были Святослав и Мстислав, а от жены-болгарки – Борис и Глеб. И посадил их всех Владимир по разным землям на княжение, о чем в другом месте скажем, здесь же расскажем про тех, о ком сия повесть.
Посадил Владимир окаянного Святополка на княжение в Пинске, а Ярослава – в Новгороде, а Бориса – в Ростове, а Глеба – в Муроме. Не стану, однако, много толковать, чтобы во многословии не забыть о главном, но, о ком начал, поведаем вот что. Протекло много времени, и, когда минуло 28 лет после святого крещения, подошли к концу дни Владимира – впал он в тяжкий недуг. В это же время пришел из Ростова Борис, а печенеги вновь двинулись ратью на Русь, и великая скорбь охватила Владимира, так как не мог он выступить против них, и это сильно печалило его. Призвал тогда он к себе Бориса, нареченного в святом крещении Романом, блаженного и скоропослушливого, и, дав ему под начало много воинов, послал его против безбожных печенегов. Борис же с радостью пошел, говоря: «Готов я пред очами твоими свершить, что велит воля сердца твоего». О таких Приточник говорил: «Был сын отцу послушный и любимый матерью своею».
Когда Борис, выступив в поход и не встретив врага, возвращался обратно, прибыл к нему вестник и поведал ему о смерти отца. Рассказал он, как преставился отец его Василий (этим именем назван был Владимир в святом крещении) и как Святополк, утаив смерть отца своего, ночью разобрал помост в Берестове и, завернув тело в ковер, спустил его на веревках на землю, отвез на санях и поставил в церкви святой Богородицы. И как услышал это святой Борис, стал телом слабеть и все лицо его намокло от слез, обливаясь слезами, не в силах был говорить. Лишь в сердце своем так размышлял: «Увы мне, свет очей моих, сияние и заря лица моего, узда юности моей, наставник неопытности моей! Увы мне, отец и господин мой! К кому прибегну, к кому обращу взор свой? Где еще найду такую мудрость и как обойдусь без наставлений разума твоего? Увы мне, увы мне! Как же ты зашло, солнце мое, а меня не было там! Был бы я там, то сам бы своими руками честное тело твое убрал и могиле предал. Но не нес я доблестное тело твое, не сподобился целовать прекрасные твои седины. О, блаженный, помяни меня в месте успокоения твоего! Сердце мое горит, душа мой разум смущает и не знаю, к кому обратиться, кому поведать эту горькую печаль? Брату, которого я почитал как отца? Но тот, чувствую я, о мирской суете печется и убийство мое замышляет. Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед Господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». И в послании апостола сказано: «Кто говорит: “Я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец». И еще: «В любви нет страха, совершенная любовь изгоняет страх». Поэтому, что я скажу, что сделаю? Вот пойду к брату моему и скажу: «Будь мне отцом – ведь ты брат мой старший. Что повелишь мне, господин мой?»
И, помышляя так в уме своем, пошел к брату своему и говорил в сердце своем: «Увижу ли я хотя бы братца моего младшего Глеба, как Иосиф Вениамина?» И решил в сердце своем: «Да будет воля твоя, Господи!» Про себя же думал: «Если пойду в дом отца своего, то многие люди станут уговаривать меня прогнать брата, как поступал, ради славы и княжения в мире этом, отец мой до святого крещения. А ведь все это преходяще и непрочно, как паутина. Куда я приду по отшествии своем из мира этого? Где окажусь тогда? Какой получу ответ? Где скрою множество грехов своих? Что приобрели братья отца моего или отец мой? Где их жизнь и слава мира сего, и багряницы, и пиры, серебро и золото, вина и меды, яства обильные, и резвые кони, и хоромы изукрашенные и великие, и богатства многие, и дани и почести бесчисленные, и похвальба боярами своими? Всего этого будто и не было: все с ним исчезло, и ни от чего нет подспорья – ни от богатства, ни от множества рабов, ни от славы мира сего. Так и Соломон, все испытав, все видев, всем овладев и все собрав, говорил обо всем: “Суета сует – все суета!” Спасение только в добрых делах, в истинной вере и в нелицемерной любви».
Идя же путем своим, думал Борис о красоте и молодости своей и весь обливался слезами. И хотел сдержаться, но не мог. И все видевшие его тоже оплакивали юность его и его красоту телесную и духовную. И каждый в душе своей стенал от горести сердечной, и все были охвачены печалью.
Кто же не восплачется, представив пред очами сердца своего эту пагубную смерть?
Весь облик его был уныл, и сердце его святое было сокрушено, ибо был блаженный правдив и щедр, тих, кроток, смиренен, всех он жалел и всем помогал.
Так помышлял в сердце своем богоблаженный Борис и говорил: «Знал я, что брата злые люди подстрекают на убийство мое, и погубит он меня. И когда прольет кровь мою, то буду я мучеником пред Господом моим, и примет душу мою Владыка». Затем, забыв смертную скорбь, стал утешать он сердце свое Божьим словом: «Тот, кто пожертвует душой своей ради меня и моего учения, обретет и сохранит ее в жизни вечной». И пошел с радостным сердцем, говоря: «Господи премилостивый, не отринь меня, на тебя уповающего, но спаси душу мою!»
Святополк же, сев на княжение в Киеве после смерти отца, призвал к себе киевлян и, щедро одарив их, отпустил. К Борису же послал такую весть: «Брат, хочу жить с тобой в любви и к полученному от отца владению добавлю еще». Но не было правды в его словах. Святополк, придя ночью в Вышгород, тайно призвал к себе Путьшу и вышегородских мужей и сказал им: «Признайтесь мне без утайки – преданы ли вы мне?» Путьша ответил: «Все мы готовы головы свои положить за тебя».
Когда увидел дьявол, исконный враг всего доброго в людях, что святой Борис всю надежду свою возложил на Бога, то стал строить козни и, как в древние времена Каина, замышлявшего братоубийство, уловил Святополка. Угадал он помыслы Святополка, поистине второго Каина: ведь хотел перебить он всех наследников отца своего, чтобы одному захватить всю власть.
Тогда призвал к себе окаянный треклятый Святополк сообщников злодеяния и зачинщиков всей неправды, отверз свои прескверные уста и вскричал злобным голосом Путьшиной дружине: «Раз вы обещали положить за меня свои головы, то идите тайно, братья мои, и где встретите брата моего Бориса, улучив подходящее время, убейте его». И они обещали ему сделать это.
О таких пророк говорил: «Скоры они на подлое убийство. Оскверненные кровопролитием, они навлекают на себя несчастья. Таковы пути всех, совершающих беззаконие, – нечестием губят душу свою».
Блаженный же Борис возвратился и раскинул свой стан на Альте. И сказала ему дружина: «Пойди, сядь в Киеве на отчий княжеский стол – ведь все воины в твоих руках». Он же им отвечал: «Не могу я поднять руку на брата своего, к тому же еще и старшего, которого чту я как отца». Услышав это, воины разошлись, и остался он только с отроками своими. И был день субботний. В тоске и печали, с удрученным сердцем вошел он в шатер свой и заплакал в сокрушении сердечном, но, с душой просветленной, жалобно восклицая: «Не отвергай слез моих, Владыка, ибо уповаю я на тебя! Пусть удостоюсь участи рабов твоих и разделю жребий со всеми святыми твоими, ты Бог милостивый, и славу тебе возносим вовеки! Аминь».
Вспомнил он о мучении и страданиях святого мученика Никиты и святого Вячеслава, которые были убиты так же, и о том, как убийцей святой Варвары был ее родной отец. И вспомнил слова премудрого Соломона: «Праведники вечно живут, и от Господа им награда и украшение им от Всевышнего». И только этими словами утешался и радовался.
Между тем наступил вечер, и Борис повелел петь вечерню, а сам вошел в шатер свой и стал творить вечернюю молитву со слезами горькими, частым воздыханием и непрерывными стенаниями. Потом лег спать, и сон его тревожили тоскливые мысли и печаль горькая, и тяжелая, и страшная: как претерпеть мучение и страдание, и окончить жизнь, и веру сохранить, и приуготовленный венец принять из рук Вседержителя. И, проснувшись рано, увидел, что время уже утреннее. А был воскресный день. Сказал он священнику своему: «Вставай, начинай заутреню». Сам же, обувшись и умыв лицо свое, начал молиться к Господу Богу.
Посланные же Святополком пришли на Альту ночью, и подошли близко, и услышали голос блаженного страстотерпца, поющего на заутреню Псалтырь. И получил он уже весть о готовящемся убиении его. И начал петь: «Господи! Как умножились враги мои! Многие востают на меня» – и остальную часть псалма, до конца. И, начавши петь по Псалтыри: «Окружили меня скопища псов и тельцы тучные обступили меня», продолжил: «Господи Боже мой! На тебя я уповаю, спаси меня!» И после этого пропел канон. И когда окончил заутреню, стал молиться, взирая на икону Господню и говоря: «Господи Иисусе Христе! Как ты, в этом образе явившийся на землю и собственною волею давший пригвоздить себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня так принять страдание!»
И когда услышал он зловещий шепот около шатра, то затрепетал, и потекли слезы из глаз его, и промолвил: «Слава тебе, Господи, за все, ибо удостоил меня зависти ради принять сию горькую смерть и претерпеть все ради любви к заповедям твоим. Не захотели мы сами избегнуть мук, ничего не пожелали себе, последуя заповедям апостола: “Любовь долготерпелива, всему верит, не завидует и не превозносится”. И еще: “В любви нет страха, ибо истинная любовь изгоняет страх”. Поэтому, Владыка, душа моя в руках твоих всегда, ибо не забыл я твоей заповеди. Как Господу угодно – так и будет». И когда увидели священник Борисов и отрок, прислуживающий князю, господина своего, объятого скорбью и печалью, то заплакали горько и сказали: «Милостивый и дорогой господин наш! Какой благости исполнен ты, что не восхотел ради любви Христовой воспротивиться брату, а ведь сколько воинов держал под рукою своей!» И, сказав это, опечалились.
И вдруг увидел устремившихся к шатру, блеск оружия, обнаженные мечи. И без жалости пронзено было честное и многомилостивое тело святого и блаженного Христова страстотерпца Бориса. Поразили его копьями окаянные Путьша, Талец, Елович, Ляшко.
Видя это, отрок его прикрыл собою тело блаженного, воскликнув: «Да не оставлю тебя, господин мой любимый, – где увядает красота тела твоего, тут и я сподоблюсь окончить жизнь свою!»
Был же он родом венгр, по имени Георгий, и наградил его князь золотой гривной, и был любим Борисом безмерно. Тут и его пронзили.
И, раненный, выскочил он в оторопе из шатра. И заговорили стоящие около шатра: «Что стоите и смотрите! Начав, завершим повеленное нам». Услышав это, блаженный стал молиться и просить их, говоря: «Братья мои милые и любимые! Погодите немного, дайте помолиться Богу». И воззрев на небо со слезами, и горько вздохнув, начал молиться такими словами: «Господи Боже мой многомилостивый и милостивый и премилостивый! Слава тебе, что сподобил меня уйти от обольщения этой обманчивой жизни! Слава тебе, щедрый дарователь жизни, что сподобил меня подвига достойного святых мучеников! Слава тебе, Владыка человеколюбец, что сподобил меня свершить сокровенное желание сердца моего! Слава тебе, Христос, слава безмерному твоему милосердию, ибо направил ты стопы мои на правый путь! Взгляни с высоты святости твоей и узри боль сердца моего, которую претерпел я от родственника моего – ведь ради тебя умерщвляют меня в день сей. Меня уравняли с овном, уготовленным на убой. Ведь ты знаешь, Господи, не противлюсь я, не перечу и, имев под своей рукой всех воинов отца моего и всех, кого любил отец мой, ничего не замышлял против брата моего. Он же, сколько смог, воздвиг против меня. “Если бы враг поносил меня – это я стерпел бы; если бы ненавистник мой клеветал на меня, – укрылся бы я от него”. Но ты, Господи, будь свидетель и сверши суд между мною и братом моим. И не осуждай их, Господи, за грех этот, но прими с миром душу мою. Аминь».
И воззрев на своих убийц горестным взглядом, с осунувшимся лицом, весь обливаясь слезами, промолвил: «Братья, приступивши, заканчивайте порученное вам. И да будет мир брату моему и вам, братья!»
И все, кто слышали слова его, не могли вымолвить ни слова от страха и печали горькой и слез обильных. С горькими воздыханиями жалобно сетовали и плакали, и каждый в душе своей стенал: «Увы нам, князь наш милостивый и блаженный, поводырь слепым, одежда нагим, посох старцам, наставник неразумным! Кто теперь их всех направит? Не восхотел славы мира сего, не восхотел веселиться с вельможами честными, не восхотел величия в жизни сей. Кто не поразится столь великому смирению, кто не смирится сам, видя и слыша его смирение?»
И так почил Борис, предав душу свою в руки Бога живого в 24-й день месяца июля, за 9 дней до календ августовских.
Перебили и отроков многих. С Георгия же не могли снять гривны и, отрубив ему голову, отшвырнули ее прочь. Поэтому и не смогли опознать тела его.
Блаженного же Бориса, обернув в шатер, положили на телегу и повезли. И когда ехали бором, начал приподнимать он святую голову свою. Узнав об этом, Святополк послал двух варягов, и те пронзили Бориса мечом в сердце. И так скончался, восприняв неувядаемый венец. И, принесши тело его, положили в Вышгороде и погребли в земле у церкви святого Василия.
И не остановился на этом убийстве окаянный Святополк, но в неистовстве своем стал готовиться на большее преступление. И увидев осуществление заветного желания своего, не думал о злодейском своем убийстве и о тяжести греха, и нимало не раскаивался в содеянном. И тогда вошел в сердце его сатана, начав подстрекать на еще большие злодеяния и новые убийства. Так говорил в душе своей окаянной: «Что сделаю? Если остановлюсь на этом убийстве, то две участи ожидают меня: когда узнают о случившемся братья мои, то, подстерегши меня, воздадут мне горше содеянного мною. А если и не так, то изгонят меня и лишусь престола отца моего, и сожаление по утраченной земле моей изгложет меня, и поношения поносящих обрушатся на меня, и княжение мое захватит другой, и в жилищах моих не останется живой души. Ибо я погубил возлюбленного Господом и к болезни добавил новую язву, добавлю же к беззаконию беззаконие. Ведь и грех матери моей не простится и с праведниками я не буду вписан, но изымется имя мое из книг жизни». Так и случилось, о чем после поведаем. Сейчас же еще не время, а вернемся к нашему рассказу.
И, замыслив это, злой дьявола сообщник послал за блаженным Глебом, говоря: «Приходи не медля. Отец зовет тебя, тяжко болен он».
Глеб быстро собрался, сел на коня и отправился с небольшой дружиной. И когда пришли на Волгу, в поле оступился под ним конь в яме, и повредил слегка ногу. А как пришел Глеб в Смоленск, отошел от Смоленска недалеко и стал на Смядыни, в ладье. А в это время пришла весть от Предславы к Ярославу о смерти отца. И Ярослав прислал к Глебу, говоря: «Не ходи, брат! Отец твой умер, а брат твой убит Святополком».
И, услышав это, блаженный возопил с плачем горьким и сердечной печалью, и так говорил: «О, увы мне, Господи! Вдвойне плачу и стенаю, вдвойне сетую и тужу. Увы мне, увы мне! Плачу горько по отце, а еще горше плачу и горюю по тебе, брат и господин мой, Борис. Как пронзен был, как без жалости убит, как не от врага, но от своего брата смерть воспринял? Увы мне! Лучше бы мне умереть с тобою, нежели одинокому и осиротевшему без тебя жить на этом свете. Я-то думал, что скоро увижу лицо твое ангельское, а вот какая беда постигла меня, лучше бы мне с тобой умереть, господин мой! Что же я буду делать теперь, несчастный, лишенный твоей доброты и многомудрия отца моего? О милый мой брат и господин! Если твои молитвы доходят до Господа, – помолись о моей печали, чтобы и я сподобился такое же мучение восприять и быть с тобою, а не на этом суетном свете».
И когда он так стенал и плакал, орошая слезами землю и призывая Бога с частыми вздохами, внезапно появились посланные Святополком злые слуги его, безжалостные кровопийцы, лютые братоненавистники с душою свирепых зверей.
Святой же плыл в это время в ладье, и они встретили его в устье Смядыни. И когда увидел их святой, то возрадовался душою, а они, увидев его, помрачнели и стали грести к нему, и подумал он – приветствовать его хотят. И, когда поплыли рядом, начали злодеи перескакивать в ладью его с блещущими, как вода, обнаженными мечами в руках. И сразу у всех весла из рук выпали, и все помертвели от страха. Увидев это, блаженный понял, что хотят убить его. И, глядя на убийц кротким взором, омывая лицо свое слезами, смирившись, в сердечном сокрушении, трепетно вздыхая, заливаясь слезами и ослабев телом, стал жалостно умолять: «Не трогайте меня, братья мои милые и дорогие! Не трогайте меня, никакого зла вам не причинившего! Пощадите, братья и повелители мои, пощадите! Какую обиду нанес я брату моему и вам, братья и повелители мои? Если есть какая обида, то ведите меня к князю вашему и к брату моему и господину. Пожалейте юность мою, смилуйтесь, повелители мои! Будьте господами моими, а я буду вашим рабом. Не губите меня, в жизни юного, не пожинайте колоса, еще не созревшего, соком беззлобия налитого! Не срезайте лозу, еще не выросшую, но плод имеющую! Умоляю вас и отдаюсь на вашу милость. Побойтесь сказавшего устами апостола: “Не будьте детьми умом: на дело злое будьте как младенцы, а по уму совершеннолетни будьте”. Я же, братья, и делом и возрастом молод еще. Это не убийство, но живодерство! Какое зло сотворил я, скажите мне, и не буду тогда жаловаться. Если же кровью моей насытиться хотите, то я, братья, в руках ваших и брата моего, а вашего князя».
И ни единое слово не устыдило их, но как свирепые звери напали на него. Он же, видя, что не внемлют словам его, стал говорить: «Да избавятся от вечных мук и любимый отец мой и господин Василий, и мать госпожа моя, и ты, брат Борис, – наставник юности моей, и ты, брат и пособник Ярослав, и ты, брат и враг Святополк, и все вы, братья и дружина, пусть все спасутся! Уже не увижу вас в жизни сей, ибо разлучают меня с вами насильно». И говорил плача: «Василий, Василий, отец мой и господин! Преклони слух свой и услышь глас мой, посмотри и узри случившееся с сыном твоим, как ни за что убивают меня. Увы мне, увы мне! Услышь, небо, и внемли, земля! И ты, Борис брат, услышь глас мой. Отца моего Василия призвал, и не внял он мне, неужели и ты не хочешь услышать меня? Погляди на скорбь сердца моего и боль души моей, погляди на потоки слез моих, текущих как река! И никто не внемлет мне, но ты помяни меня и помолись обо мне перед Владыкой всех, ибо ты угоден ему и предстоишь пред престолом его».
И, преклонив колени, стал молиться: «Прещедрый и премилостивый Господь! Не презри слез моих, смилуйся над моей печалью. Воззри на сокрушение сердца моего: убивают меня неведомо за что, неизвестно, за какую вину. Ты знаешь, Господи Боже мой! Помню слова, сказанные тобою своим апостолам: “За имя мое, меня ради поднимут на вас руки, и преданы будете родичами и друзьями, и брат брата предаст на смерть, и умертвят вас ради имени моего”. И еще: “Терпением укрепляйте души свои”. Смотри, Господи, и суди: вот готова моя душа предстать пред тобою, Господи! И тебе славу возносим, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь».
Потом взглянул на убийц и промолвил жалобным и прерывающимся голосом: «Раз уж начали, приступивши, свершите то, на что посланы!»
Тогда окаянный Горясер приказал зарезать его без промедления. Повар же Глебов, по имени Торчин, взял нож и, схватив блаженного, заклал его, как агнца непорочного и невинного, месяца сентября в 5-й день, в понедельник.
И была принесена жертва Господу чистая и благоуханная, и поднялся в небесные обители к Господу, и свиделся с любимым братом, и восприняли оба венец небесный, к которому стремились, и возрадовались радостью великой и неизреченной, которую получили.
Окаянные же убийцы возвратились к пославшему их, как говорил Давид: «Возвратятся нечестивые во ад и все забывающие Бога». И еще: «Обнажают меч нечестивые и натягивают лук свой, чтобы поразить идущих прямым путем, но меч их войдет в их же сердце, и луки их сокрушатся, а нечестивые погибнут». И когда сказали Святополку, что «исполнили повеление твое», то, услышав это, вознесся он сердцем, и сбылось сказанное псалмопевцем Давидом: «Что хвалишься злодейством сильный? Беззаконие в сей день, неправду замыслил язык твой. Ты возлюбил зло больше добра, больше ложь, нежели говорить правду. Ты возлюбил всякие гибельные речи, и язык твой льстивый. Поэтому Бог сокрушит тебя до конца, изринет и исторгнет тебя из жилища твоего и род твой из земли живых».
Когда убили Глеба, то бросили его в пустынном месте меж двух колод. Но Господь, не оставляющий своих рабов, как сказал Давид, «хранит все кости их, и ни одна из них не сокрушится».
И этого святого, лежавшего долгое время, не оставил Бог в неведении и небрежении, но сохранил невредимым и явлениями ознаменовал: проходившие мимо этого места купцы, охотники и пастухи иногда видели огненный столп, иногда горящие свечи или слышали ангельское пение.
И ни единому, видевшему и слышавшему это, не пришло на ум поискать тело святого, пока Ярослав, не стерпев сего злого убийства, не двинулся на братоубийцу окаянного Святополка и не начал с ним жестоко воевать. И всегда соизволением Божьим и помощью святых побеждал в битвах Ярослав, а окаянный бывал посрамлен и возвращался побежденным.
И вот однажды этот треклятый пришел со множеством печенегов, и Ярослав, собрав войско, вышел навстречу ему на Альту и стал в том месте, где был убит святой Борис. И, воздев руки к небу, сказал: «Кровь брата моего, как прежде Авелева, вопиет к тебе, Владыка. И ты отомсти за него и, как братоубийцу Каина, повергни Святополка в ужас и трепет. Молю тебя, Господи, – да воздается ему за это». И помолился и сказал: «О, братья мои, хотя телом вы и отошли отсюда, но благодатию живы и предстоите перед Господом и своей молитвой поможете мне!»
После этих слов сошлись противники друг с другом, и покрылось поле Альтское множеством воинов. И на восходе солнца вступили в бой, и была сеча зла, трижды вступали в схватку и так бились целый день, и лишь к вечеру одолел Ярослав, а окаянный Святополк обратился в бегство. И обуяло его безумие, и так ослабели суставы его, что не мог сидеть на коне, и несли его на носилках. Прибежали с ним к Берестью. Он же говорит: «Бежим, ведь гонятся за нами!» И послали разведать, и не было ни преследующих, ни едущих по следам его. А он, лежа в бессилии и приподнимаясь, восклицал: «Бежим дальше, гонятся! Горе мне!» Невыносимо ему было оставаться на одном месте, и пробежал он через Польскую землю, гонимый гневом Божьим.
И прибежал в пустынное место между Чехией и Польшей и тут бесчестно скончался. И принял отмщение от Господа: довел Святополка до гибели охвативший его недуг, и по смерти – муку вечную. И так потерял обе жизни: здесь не только княжения, но и жизни лишился, а там не только царства небесного и с ангелами пребывания не получил, но мукам и огню был предан. И сохранилась могила его до наших дней, и исходит от нее ужасный смрад в назидание всем людям. Если кто-нибудь поступит так же, зная об этом, то поплатится еще горше. Каин, не ведая об отмщении, единую кару принял, а Ламех, знавший о судьбе Каина, в семьдесят раз тяжелее наказан был. Такова месть творящим зло. Вот Юлиан цесарь – пролил он много крови святых мучеников, и постигла его страшная и бесчеловечная смерть: неведомо кем пронзен был копьем в сердце. Так же и этот – неизвестно от кого бегая, позорной смертью скончался.
И с тех пор прекратились усобицы в Русской земле, а Ярослав принял всю землю Русскую. И начал он расспрашивать о телах святых – как и где похоронены? И о святом Борисе поведали ему, что похоронен в Вышгороде. А о святом Глебе не все знали, что у Смоленска был убит. И тогда рассказали Ярославу, что слышали от приходящих оттуда: как видели свет и свечи в пустынном месте. И, услышав это, Ярослав послал к Смоленску священников разузнать в чем дело, говоря: «Это брат мой». И нашли его, где были видения, и, придя туда с крестами, и свечами многими, и с кадилами, торжественно положили Глеба в ладью и, возвратившись, похоронили его в Вышгороде, где лежит тело преблаженного Бориса; раскопав землю, тут и Глеба положили с подобающим почетом.
И вот что чудесно и дивно и памяти достойно: столько лет лежало тело святого Глеба и оставалось невредимым, не тронутым ни хищным зверем, ни червями, даже не почернело, как обычно случается с телами мертвых, но оставалось светлым и красивым, целым и благоуханным. Так Бог сохранил тело своего страстотерпца.
И не знали многие о лежащих тут мощах святых страстотерпцев. Но, как говорил Господь: «Не может укрыться город, стоящий на верху горы, и, зажегши свечу, не ставят ее под спудом, но на подсвечнике выставляют, чтобы светила всем». Так и этих святых поставил Бог светить в мире, многочисленными чудесами сиять в великой Русской земле, где многие страждущие исцеляются: слепые прозревают, хромые бегают быстрее серны, горбатые выпрямляются.
Невозможно описать или рассказать о творимых чудесах, воистину весь мир их не может вместить, ибо дивных чудес больше песка морского. И не только здесь, но и в других странах, и по всем землям они проходят, отгоняя болезни и недуги, навещая заключенных в темницах и закованных в оковы. И в тех местах, где были увенчаны они мученическими венцами, созданы были церкви в их имя. И много чудес совершается с приходящими сюда.
Не знаю поэтому, какую похвалу воздать вам, и недоумеваю, и не могу решить, что сказать? Нарек бы вас ангелами, ибо без промедления являетесь всем скорбящим, но жили вы на земле среди людей во плоти человеческой. Если же назову вас людьми, то ведь своими бесчисленными чудесами и помощью немощным превосходите вы разум человеческий. Провозглашу ли вас цесарями или князьями, но самых простых и смиренных людей превзошли вы своим смирением, это и привело вас в горние места и жилища.
Воистину вы цесари цесарям и князья князьям, ибо вашей помощью и защитой князья наши всех противников побеждают и вашей помощью гордятся. Вы наше оружие, земли Русской защита и опора, мечи обоюдоострые, ими дерзость поганых низвергаем и дьявольские козни на земле попираем. Воистину и без сомнений могу сказать: вы небесные люди и земные ангелы, столпы и опора земли нашей! Защищаете свое отечество и помогаете так же, как и великий Димитрий своему отечеству. Он сказал: «Как был с ними в радости, так и в погибели их с ними умру». Но если великий и милосердый Димитрий об одном лишь городе так сказал, то вы не о едином граде, не о двух, не о каком-то селении печетесь и молитесь, но о всей земле Русской!
О, блаженны гробы, принявшие ваши честные тела как сокровище многоценное! Блаженна церковь, в коей поставлены ваши гробницы святые, хранящие в себе блаженные тела ваши, о Христовы угодники! Поистине блажен и величественнее всех городов русских и высший город, имеющий такое сокровище. Нет равного ему во всем мире. По праву назван Вышгород – выше и превыше всех городов: второй Солунь явился в Русской земле, исцеляющий безвозмездно, с Божьей помощью, не только наш единый народ, но всей земле спасение приносящий. Приходящие из всех земель даром получают исцеление, как в святых Евангелиях Господь говорил святым апостолам: «Даром получили, даром давайте». О таких и сам Господь говорил: «Верующий в меня, в дела, которые я творю, сотворит сам их, и больше сих сотворит».
Но, о блаженные страстотерпцы Христовы, не забывайте отечества, где прожили свою земную жизнь, никогда не оставляйте его. Так же и в молитвах всегда молитесь за нас, да не постигнет нас беда и болезни, да не коснутся тела рабов ваших. Вам дана благодать, молитесь за нас, вас ведь Бог поставил перед собой заступниками и ходатаями за нас. Потому и прибегаем к вам, и, припадая со слезами, молимся, да не окажемся мы под пятой вражеской, и рука нечестивых да не погубит нас, пусть никакая пагуба не коснется нас, голод и беды удалите от нас, и избавьте нас от неприятельского меча и межусобных раздоров, и от всякой беды и нападения защитите нас, на вас уповающих. И к Господу Богу молитву нашу с усердием принесите, ибо грешим мы сильно, и много в нас беззакония, и бесчинствуем с излишком и без меры. Но, на ваши молитвы надеясь, возопием к Спасителю, говоря: «Владыко, единый без греха! Воззри со святых небес своих на нас, убогих, и хотя согрешили, но ты прости, и хотя беззаконие творим, помилуй, и, впавших в заблуждение, как блудницу, прости нас и, как мытаря, оправдай! Да снизойдет на нас милость твоя! Да прольется на нас человеколюбие твое! И не допусти нас погибнуть из-за грехов наших, не дай уснуть и умереть горькою смертью, но избавь нас от царящего в мире зла и дай нам время покаяться, ибо много беззаконий наших пред тобою, Господи! Рассуди нас по милости твоей, Господи, ибо имя твое нарицается в нас, помилуй нас и спаси и защити молитвами преславных страстотерпцев твоих. И не предай нас в поругание, а излей милость твою на овец стада твоего, ведь ты Бог наш и тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь!»
О Борисе, какой был видом. Сей благоверный Борис был благого корени, послушен отцу, покорялся во всем отцу. Телом был красив, высок, лицом кругл, плечи широкие, тонок в талии, глазами добр, весел лицом, борода мала и ус – ибо молод еще был, сиял по-царски, крепок был, всем был украшен – точно цветок цвел он в юности своей, на ратях храбр, в советах мудр и разумен во всем, и благодать Божия цвела в нем.