Преподобный Нестор Летописец
Сказание о святых первых черноризцах Печерских

Когда Стефан стал управлять монастырем и блаженным стадом, собранным Феодосием, как светила сияли на Руси эти иноки. Одни были крепкие постники, другие подвизались в бдении, иные на земных поклонах; иные постились по дню и по два, иные ели хлеб с водой, иные одну вареную зелень, или одну сырую. И жили все в постоянной любви. Меньшие покорялись старшим и не смели говорить перед ними; но все делали с покорностию и с великим послушанием. Также и старшие имели любовь к меныпим, научали и утешали, как детей возлюбленных. Если брат впадал в какое-нибудь прегрешение, другие утешали его, и по великой любви своей епитимию разделяли трое, или четверо. Такова-то была любовь между братией, и такое великое воздержание! Если который-нибудь брат уходил из монастыря, вся братия сильно печалилась о том; посылали за ушедшим, и, призвавши его в монастырь, шли к игумену, кланялись, просили за него, и принимали в монастырь с радостию. Такие-то были любящие, воздержные, постники! Вспомяну из них о некоторых чудных мужах.

Вот первый, – иеромонах Дамиан, был такой постник, такой воздержный, что кроме хлеба с водой ничего не ел до самой смерти. Если кто приносил больного ребенка, или и взрослый, одержимый каким-нибудь недугом, приходил в монастырь к блаженному Феодосию, он приказывал этому Дамиану помолиться над больным. И тотчас, как он помолится и помажет миром, приходящие к нему получали исцеление.

Когда он занемог болезнию, от которой ему должно было умереть, пришел к нему ангел в образе Феодосия и обещал ему Царство Небесное за труды его. Потом пришел и Феодосий с братией и сел около него. Дамиан, уже изнемогая, посмотрел на игумена и сказал: «не забывай, игумен, что́ ты мне обещал нынче ночью». И уразумел великий Феодосий, что он видел видение, и сказал ему: «брат Дамиан! что я тебе обещал, то и будет». Тогда он смежил очи и предал дух свой в руки Божии. Игумен и братия похоронили тело его.

Был также и другой брат, именем Иеремия, который помнил крещение Русской земли. Ему дан был от Бога дар предсказывать будущее. Когда он видел в ком-нибудь дурное помышление, то втайне обличал его и научал беречься диавола. Если брат задумывал уйти из монастыря, Иеремия, видя это, приходил к нему, обличал мысль его и утешал брата. И если кому-нибудь, бывало, что́ скажет он, – дурно ли, хорошо ли, – всегда сбудется слово старца.

Другой старец, именем Матфей, был прозорлив. Однажды, стоя на своем месте в церкви, он поднял глаза и посмотрел на братию, певшую по сторонам, и увидал: бес в образе ляха, в луде², держит в приполе цветы, называемые лепками, обходит братию, и, вынимая цветы, бросает на них. И если к кому из поющей братии пристанет цветок; тот, расслабев умом, постоит немного, и, нашедши какую-нибудь причину, уйдет из церкви в келию, заснет и уже не возвращается до конца службы. Если же бес бросит на кого цветок, и он не пристанет; то брат тот крепко стоит в пении, пока не кончится Заутреня, и только уже тогда уходит в свою келию. – Старец поведал это видение братии.

Потом он вот что видел: был у него обычай, отстоявши заутреню, последнему выходить из церкви, когда перед зарей все расходились по кельям. Однажды, вышед из церкви, сел он отдохнуть под билом: келья-то его была далеко. И видит старец, как будто толпа идет от ворот. Он поднял глаза и увидал, что один сидит на свинье, другие идут вокруг него. «Куда идете», спросил старец. И сказал сидевший на свинье бес: «за Михалем Толбековичем». Старец положил на себя крестное знамение и пришел в свою келию. Когда рассвело, он, поняв, что это значило, сказал келейнику: «поди, спроси: в келии ж Михаль»? И сказали ему: «он давеча, после Заутрени, перескочил за ограду». И поведал старец свое видение игумену и всей братии.

При этом Матфее преставился преподобный Феодосий; игуменом сделался Стефан, после него Никон, – старец еще жил. – Однажды, стоя на заутрени, он захотел видеть игумена Никона, поднял глаза и увидал, что на игуменском месте стоит осел. И уразумел старец, что не встал игумен. Также и другие многие видения были ему, и в глубокой старости скончался он в этом монастыре.

Был также другой черноризец, именем Исаакий. В мире, в мирской жизни, имел он богатство: он был купец, родом торопчанин. И пожелал он быть иноком, роздал имение свое нищим и монастырям, и, пришедши в пещеру к великому Антонию, молил сделать его черноризцем. Антоний принял его, возложил на него монашескую одежду и назвал Исаакием; прежнее же имя его было: Чернь. И стал Исаакий вести жизнь строгую, облекся во власяницу, потом велел купить себе козла, содрал с него кожу и надел ее сверх власяницы, и засохла на нем сырая кожа. Он затворился в пещере, в одной (пещерной) улице, в маленькой келейке, локтя в четыре, и тут со слезами молился Богу. Пищей ему была одна просфора, и то через день; и воду пил он в меру. Приносил же ему великий Антоний и подавал в окошечко, куда рука едва проходила; так принимал он пищу.

Так жил 7 лет Исаакий: не выходил на свет, не ложился на ребра, а спал по-немногу, сидя. Когда наступал вечер, он начинал обыкновенно класть поклоны и пел псалмы до самой полуночи; утомившись же, садился на свое сиденье.

Однажды, когда он по обычаю сидел так, потушивши свечу, – вдруг в пещере его засиял свет, как будто от солнца, и такой свет, что зрение отымает у человека. И пришли к нему два юноши прекрасные, с лицами блестящими, как солнце, и сказали ему: «Исаакий! мы ангелы; а вот идет к тебе Христос: поди и поклонись ему». Он же не понял бесовскаго навождения, не вспомнил даже перекреститься, выступил и поклонился, как Христу, бесовскому действию. Тогда бесы подняли радостный крик и сказали: «ну, Исаакий, теперь ты уже наш»! Они ввели его в келейку, посадили, и сами стали садиться с ним рядом. И вся келия и улица в пещере наполнились бесами. И сказал один бес, тот что назывался христом: «возмите сопели, бубны и гусли и играйте: Исаакий нам попляшет». И ударили они в сопели, бубны и гусли, и начали играть Исаакием. Наконец измучивши, оставили его, еле жива, и ушли насмеявшись над ним. – Наступил рассвет другого дня, и, когда пора была есть хлеб, Антоний пришел по обычаю к окошечку, и сказал: «Господи благослови, отец Исаакий»! И не было ответа. «Скончался уже» – сказал Антоний, и послал в монастырь за Феодосием и братией. – Откопали загороженный вход, вошли и взяли Исаакия, думая, что он уже умер. Но когда вынесли его и положили перед пещерой; то увидали, что он еще жив. И сказал игумен Феодосий: «это должно быть от бесовского действия». Его положили на постели, и Антоний стал служить ему.

Случилось, что в это время пришел Изяслав от ляхов и стал сердиться на Антония за Всеслава. И прислал Святослав за Антонием, чтобы увезти его ночью в Чернигов. Когда Антоний пришел к Чернигову, полюбились ему Болдины горы; он вырыл тут себе пещеру и поселился в ней. И до сих пор стоит тут на Болдиных горах монастырь Пресвятой Богородицы. Феодосий же, узнав, что Антоний ушел в Чернигов, пошел с братией, взял Исаакия, и, положивши у себя в келии, стал служить ему. Он был так расслаблен телом, что не мог ни повернуться на другую сторону, ни приподняться, ни сесть; все лежал на одном боку, и мочился под себя, так что у него от этого несколько раз черви заводились под бедрами. Феодосий же сам своими руками обмывал и убирал его. И так делал он целые два года. Чудно и дивно! Два года лежал этот больной, ни воды не пил, ни какой пищи, ни хлеба, ни зелени не ел, языком не промолвил; нем и глух лежал два года! Феодосий же просил за него Бога и читал над ним молитвы день и ночь, пока наконец на третий год больной проговорил, стал слышать и на ноги становитьея, и ходить как ребенок. И не подумал он, чтобы пойти в церковь; стали его насильно таскать и так мало-помалу приучили. Потом научился он ходить за трапезу. Его сажали отдельно от прочей братии и клали перед ним хлеб; но он не брал, если ему не вкладывали в руку. И сказал Феодосий: «положите перед ним хлеб, а в руку не вкладывайте: пусть сам ест». Он же целую неделю не ел, а потом понемногу огляделся, стал кусать хлеб, и так выучился есть. Так избавил его преподобный Феодосий от козней диавола. И снова предался Исаакий жестокому воздержанию. Между тем преставился преподобный Феодосий и на его место стал Стефан. И сказал Исаакий: «вот когда я сидел на одном месте, ты, диавол, прельстил меня. Не затворюсь же я теперь в пещеру, а буду побеждать тебя, живя в монастыре». И надел он на себя власяницу, а на власяницу свитку толстую, и стал юродствовать. Он стал помогать поварам варить на братию. К заутрени приходил он прежде всех, стоял крепко и неподвижно; во время же зимы стоял в одних протоптанных башмаках, так что ноги его примерзали к камню, и он не двигал ими, пока не отпоют заутрени. Тогда он шел в поварню и приготовлял огонь, воду, дрова, прежде чем приходили другие повара из братий.

Был тут один повар, именем также Исаакий, и стал он шутить над старцем, говоря, «вон черный ворон сидит, – поди, возьми его». Исаакий же поклонился ему до земли, пошел, взял ворона и принес ему пред всеми поварами. Ужаснулись они, рассказали игумену и всей братии, и братия стала почитать его. Но он не хотел славы человеческой и начал юродствовать: или игумену что-нибудь напортит, или братии, или мирским людям, так что иные били его за это. Наконец стал ходить по миру, также представляясь юродивым. Поселился он в пещере, где прежде жил Антоний (Антоний-то уже умер), набрал к себе детей и одевал их в монашеские одежды. И били его за это, – то игумен, то родители этих детей. Он же все терпел, принимая и раны, и наготу, и холод, день и ночь. Однажды ночью затопил он печку в истопке³ возле пещеры, а печь-то была худая, и когда огонь разгорелся, пламя стало выходить чрез щели. Заложить Исаакию было нечем. Он стал босыми ногами на огонь, простоял, пока печь истопилась, и тогда вышел. – И много другого рассказывали о нем; иное же я и сам видел.

Так взял он верх над бесами и, как мух, ни во что не ставил их ужасы и мечтанья. Он говорил им: «в первый раз в пещере вы прельстили меня, потому, что я не знал ваших козней. А теперь уже со мной Господь Иисус Христос, Бог мой, и молитва отца моего Ффодосия, и я надеюсь, что побежду». Несколько раз бесы начинали досаждать ему и говорили: «ты ведь наш: поклонился нашему старшине и нам». Он же говорил: «старшина ваш антихрист, а вы бесы», клал на лице своем крестное знамение, и они исчезали. Иногда приходили они к нему опять ночью, пугая его призраками: как будто, например, пришло множество народу с заступами и лопатами, и говорят: «расколаем пищеру и загребем здесь этого человека». А иные говорят ему: «беги, Исаакий: хотят тебя загрести». Он же говорил: «если бы вы были люди, то пришли бы днем; а вы – тьма, и во тьме ходите, и тьма берет вас». Он знаменовал их крестом, и они исчезали. В другой раз приходили стращать его в образе медведя, или лютого зверя, или вола; иногда ползли к нему змиями, жабами, мышами и всякими гадами. Но ничего не могли они ему сделать и сказали: «победил ты нас Исаакий»! Он же сказал: «вы победили меня в образе Иисуса Христа и Ангелов, не будучи достойны показываться в таком виде. Теперь же вы делаете, как следует, являясь в образе зверей, скотов, змей и гадов: каковы вы скверные, злые, таковы и в видении». И тот час скрылись от него бесы, и с тех пор не было ему вреда от них. Он сам разсказывал, что три года была у него эта борьба. После же того стал он вести жизнь строгую, воздержную, в крепком посте и бдении.

В таких трудах кончил он и жизнь свою. Заболел он в пещере; братия же взяли и принесли его больного в монастырь. Через неделю он скончался о Господе. Игумен Иоанн и братия убрали тело его и погребли.

Таковы-то были черноризцы Феодосиева монастыря! И по смерти сияют они, как светила, и молят Бога за живущую здесь братию, и за мирскую братию, и за жертвующих в монастырь. В монастыре же этом и до ныне иноки ведут добродетельную жизнь, все вместе, в пении, в молитвах и послушании, на славу Богу всемогущему, и соблюдают их молитвы преподобного Феодосия. Слава ему во веки. Аминь.