Равноапостольный Константин Великий
Послание к епископу Александру и пресвитеру Арию
Победитель Константин, Великий Август, Александру и Арию.
Свидетельствуюсь самим Богом, помощником в моих предприятиях и Спасителем всех, что две были причины, побудившие меня к совершению предпринятых мною дел. Во-первых, я сильно желал – понятия всех народов o Божестве, сообразно с существом дела, привести в единство, а во-вторых – телу всей вселенной, как бы страждущему некою тяжкою болезнию, возвратить прежнее здравие. Имея в виду эти цели, иное разсматривал я внутренним оком ума, а иное старался совершить вооруженною рукою; я знал, что если, по моим молитвамь, возстановлено будет согласие между всеми верными, ход общественных дел получит направление, соответствующее благочестивым намерениям каждого.
Поэтому, когда всю Африку объяло нестерпимое безумие и некоторые люди с безрассудным легкомыслием дерзнули разделять народное богопочтение на разные толки, я не нашел другого врачевства для излечения этой болезни, как уничтожить общего врага вселенной, который противопоставлял вашим священным соборам свое беззаконное мнение, и отправить некоторых из вас (в Африку), чтобы они помогли восстановить общее согласие.
Так как просвещение и уставы священного богопочтения, милостивым устроением Всеблагого, вышли, так сказать, из недр Востока и озарили своим священным сиянием всю вселенную, то я не без причины желал видеть вас и ближе ознакомиться с вами: – я надеялся, что вы будете руководствовать народы ко спасению. Поэтому, тотчас после великой победы и торжества над врагами, я прежде всего решился исследовать то, что считал делом первым и важнейшим из всех.
Но, о благое и божественное Провидение! Какую рану нанесла моему сердцу весть, что между вами самими возникли разногласия, гораздо более важные, чем в Африке, что вы, чрез которых я надеялся подать врачевство другим, сами нуждаетесь в гораздо большем врачевании. Я внимательно рассуждал o начале и предмете вашего спора; повод к нему мне показался вовсе не таким, чтобы по нему надобно было начинать спор. Поэтому я решился написать вашему общему благоразумию настоящее послание, и призвав на помощь божественное Провидение, объявляю себя посредником в вашем разногласии, и желаю, чтобы водворился мир между вами. Если мне в более трудном споре, при помощи всеблагого Провидения, удалось предложить свое слово благочестивому уму слушателей и каждому внушить полезное: от чего же не обещать себе легчайшего успеха тогда, когда преграду к общему согласию полагает такой удобоотвратимый случай?
Знаю, что настоящий спор ваш начался таким образом: когда ты, Александр, спрашивал у своих пресвитеров, что думает каждый из них o таком-то месте закона2, или, лучше сказать, выставлял на вид бесполезную сторону вопроса, – тогда ты, Арий, неблагоразумно предлагал то, о чем не следовало бы и думать, или же, подумавши, нужно было молчать. Вот откуда началось между вами разногласие; с этого времени расторглось между вами общение – и благочестивый народ, разделившись на две стороны, отпал от единомыслия со всею Церковию. Итак, пусть каждый из вас простит другаго с одинаковою искренностию и примет то, что по всей справедливости советует вам сослужитель ваш. Что же именно? Впредь о подобных вещах ни вопрошать, ни отвечать на вопросы, потому что подобные вопросы, не предписанные законом, а предлагаемые одним любословием, хотя и можно задавать для упражнения ума, но мы должны держать их втайне, а не вносить легкомысленно в общественные собрания и не допускать необдуманно до слуха простого народа. Потому что кто может обстоятельно дознать и надлежащим образом изъяснить силу столь великих и столь трудных предметов? Если бы иной и счел это дело легким, то многих ли убедит он из простого народа? Кроме того, при тщательном исследовании подобных вопросов, кто устоит против опасности подвергнуться заблуждению? Поэтому в изысканиях подобного рода надобно удерживаться от многословия, чтобы каким нибудь образом не довести народ до богохульства или раскола, не имея силы – или, по своей слабости, ответить на предложенный вопрос, или, по недостатку разумения в слушателях, сообщить им ясное понятие о высказанном учении, и т. п.
Итак, простите друг другу взаимно и неосторожный вопрос и необдуманный ответ; потому что ваш спор начался не по главному какому нибудь учению в законе; вы не вводите какого нибудь нового догмата в богопочтении; сущность мыслей у вас одна и таже, так что вы легко можете снова войти в общение.
Когда вы спорите между собою касательно неважных предметов, тогда самое несогласие ваших мыслей не позволяет вам управлять таким множеством народа Божия; мало этого, – оно делает ваше управление даже противозаконным. A чтобы представить пример вашему благоразумию, скажу следующее. Вы знаете, что и самые философы одной школы живут в союзе; когда же случается им разногласить касательно какого нибудь частного предмета, то, разделяясь между собою по степени понимания, тем не менее сходятся друг с другом по единству школы. Если так у них бывает, то гораздо приличнее с взаимным единодушием проходить свое поприще вам, которые поставлены на служение великому Богу. Обсудим внимательнее то, что я сказал вам: хорошо ли будет, когда по поводу спора между вами, брат восстанет на брата, – когда честное собрание разделится нечестивым разномыслием – и это произойдет от нас, от нашего спора касательно неважных и вовсе ненужных вопросов? Подобные споры – дело простонародия, свойственны только детскому неразумию и вовсе неприличны людям благоразумным и облеченным священным саном. Удалимся же добровольно от диавольских искушений. Великий наш Бог и Спаситель всех каждому из нас даровал один и тот же свет. He препятствуйте же мне, служитслю Всеблагого, под Его промышлением достигнуть цели, к которой я со всею ревностию стремлюсь, стараясь то воззваниями, то деятельною помощию, то непрестанными внушениями привести Его народ к кафолическому единению. Если у вас, как я сказал, одна вера и одно разумение нашей веры, если также и заповедь закона обеими своими частями обязывает всех сохранять единомысленное расположение духа: то мысль, возбудившая вас к спору, ни под каким видом не должна производить между вами разделения и ссоры, тем более, что она не касается сущности всей веры. Говорю это не с тем, чтобы хотел принудить вас к согласию касательно того или другого, какого бы то ни было, вопроса; (потому что) достоинство вашего служения может оставаться неприкосновенным, общение ваше во всем может быть соблюдаемо ненарушимо, даже и в том случае, когда бы между вами оставалось какое нибудь разногласие касательно частного и неважного предмета. Так как не все желают видеть в других одно и тоже, то и вами управляет не одно расположение, не одна мысль. Итак, да будет у вас одна вера в божественное Провидение, одно разумение, одно понятие о Существе всеблагом! Чтож касается до маловажных вопросов, которые довели вас до спора, то несогласные мнения касательно их должны оставаться у вас в уме и храниться в тайнике души. Но да пребывает между вами непоколебимо общая любовь с ее благими плодами: да пребывает вера в истину, почитание Бога и уважение к законному богослужению. Восстановите между собою прежнюю дружбу и любовь, прострите свои объятия ко всему народу, очистите свои души, чтобы вам снова смотреть светлыми очами друг на друга. После вражды дружба часто бывает приятнее.
Возвратите же мне мирные дни и спокойные ночи; пусть наконец и я найду утешение в чистом свете и отраду в безмятежной жизни. В противном случае, мне останется только стенать, обливаться слезами и в беспокойстве проводить век свой; я не могу успокоиться, доколе люди Божии, разумею моих сослужителей, разделяются между собою распрею, столько несправедливою и гибельною. Чтобы выразить пред вами, до какой степени огорчила меня ваша распря, я расскажу следующее обстоятельство. Прибыв в Никомидию, я думал было тотчас же отправиться на Восток; но когда собирался к вам и в своих мыслях находился уже с вами, мне сообщено было известие о событии, изложенном в этом послании. Я тотчас же оставил свое намерение. Мне не хотелось собственными очами видеть то, о чем тяжело было и слышать. Откройте же мне путь на Восток вашим единомыслием, путь, который вы заградили мне своими прениями. Дайте мне скорее увидеть благодушие и ваше и всех других народов, а потом за общее единомыслие и мир, в хвалебных песнопениях, вознести должное благодарение Всеблагому!