Священномученик Иларион (Троицкий)
Отзывы на сочинения студентов

О сочинении студента А. Кряжимского на тему: «О подлинности первых двух глав Евангелие от Луки»

Обширное сочинение студента А. Кряжимского состоит из двух частей: 1-я часть защищает подлинность первых двух глав Евангелия от Луки в их целом составе; 2-я часть посвящена защите подлинности и изначаль- ности отдельных мест в первых двух главах или вопросу об их неповрежденноеTM В первой части разбираются и опровергаются взгляды старых рационалистов Эйхгорна и Баура и новейших ученых Реша и Конради подробно и Völter’a, Usener’a, Hillmaim’a, Hilgenfeld’a, Feine и Wittichen’a – более кратко. Во второй части подробно исследуется вопрос о подлинности места касательно сверхъестественного зачатия Господа (см.: Лк. 1, 34–35), о песни Богородицы и о хвалебной песни Захарии. В заключительной главе дается собственное решение недоумений, возбуждаемых особенным характером первых двух глав Евангелия от Луки.

Этот совершенно особый характер двух глав третьего Евангелия обращал на себя внимание весьма многих ученых старого и нового времени. Ради объяснения этого характера создавалось множество разнообразных гипотез касательно происхождения первых двух глав начиная с 5-го стиха первой главы. Яркий ветхозаветный колорит и содержания, и языка первых двух глав многих приводил к тому заключению, что они не могли выйти из-под пера Луки, во всем своем Евангелии и в прологе Евангелия (1, 1–4) оставившего немало ясных следов своего эллинистического образования и своих литературных приемов и вкусов. С другой стороны, микрологический анализ стиля открывает и в первых двух главах наличность стилистических особенностей Луки. Отсюда, например у Гарнака, вывод [о] подлинности первых двух глав, их принадлежности евангелисту Луке. Но тот же Гарнак насчитал до 14 характерных для стиля Луки слов и сочетаний в песни Богородицы (см.: Лк. 1,45–55) и сделал вывод, что песнь Богородицы и песнь Захарии составлены самим Лукой. Кроме того, по соображениям текстологического характера и по некоторым внутренним данным Гарнак и некоторые другие сочли возможным сделать предположение, будто составленный Лукой псалом был вложен им в уста не Девы Марии, а Елисаветы, так что говорить о песни Богородицы – значит делать двойную ошибку. За последние 15 лет вокруг этого вопроса о песни Богородицы выросла целая литература в виде и обширных, и мелких журнальных статей. Мысль о сверхъестественном зачатии Спасителя стараются объявить позднейшей вставкой, отражением позднейшей церковной христологии. Не имея никаких текстологических данных, приводят множество соображений внутреннего характера – о несоответствии мысли представлениям самого евангелиста, о противоречии ее другим местам Евангелия. Вполне понятной становится важность того вопроса, которому посвящено сочинение г-на Кряжимского. Важный сам по себе вопрос связан с большими трудностями исследования. Существует масса разноязычной литературы. Мнения и аргументация этих мнений весьма различны. Рассуждение все время идет или в области слишком субъективной, или в области микрологического исследования. О сочинении г-на Кряжимского следует сказать, что по своим высоким научным качествам, по серьезности научной постановки дела оно вполне соответствует важности предмета. Автор с самоотверженным терпением и трудолюбием пошел навстречу многим трудностям работы. Он тщательно изучил большое количество ученой литературы, преимущественно на немецком языке, взвесил, сопоставил и оценил разнообразные взгляды ученых, подверг их критике и проверке и немало подумал над вопросом в его целом. Результатом напряженной годичной авторской работы и явилось его обширное, богатое содержанием и серьезное по научной постановке дела сочинение. Сочинение обширное, но написано сжато. Каждая его страница ясно показывает внимательному читателю, какой кропотливый труд ежит в основе работы. Здесь нет ни длинных выписок, ни сводки чужих рассуждений, а сжато излагается отрицательное мнение, тщательно проверяются и взвешиваются его научные аргументы и высказывается собственное суждение. Широкая осведомленность в специальной ученой литературе вопроса и серьезная научная постановка дела – вот главнейшие достоинства сочинения г-на Кряжимского.

Характер подлежавшей изучению автора литературы таков, что не давал ему успокоиться на доверии к какому-либо определенному авторитету и к его кораблю привязать на целый год свою ученую ладью. Не было у автора пособия, которое брало бы вопрос в столь же широкой постановке и разрешало бы его в желательном смысле и направлении. Г-н Кряжимский имел дело с трудами почти исключительно протестантскими и часто резко отрицательными. Автор имел под руками лишь три русские книги – А. Полотебнова, М. Богословского и исследование профессора М. Муретова о родословии Христа (М., 1904). Из них лишь в последнем он мог найти серьезную и авторитетную, хотя и сделанную ради других целей, критику гипотезы Реша. Правда, в отрицательных трудах встречается взаимная критика, иногда исчерпывающая вопрос. Этой взаимной критикой и пользуется автор. Но, во-первых, к этой критике приходилось относиться очень осторожно, так как критика нередко вела к еще более отрицательным выводам, а во-вторых, все же немало оставалось места для проявления авторской самостоятельности. Считаю необходимым отметить, что автор серьезен и самостоятелен даже и тогда, когда следует другим. Он идет вслед за своими учеными руководителями в различные области, даже самые специальные, исследует и стиль, и Предание. У него целые страницы наполнены греческим текстом Луки с параллелями к нему из Ветхого Завета, исследованием особенностей стиля Луки. Где оставляют его ученые предшественники, он берет сам конкорданцию (edited by W. F. Moulton and A. S. Geden. Edinburgh, 1899) и работает самостоятельно. Но и то, что сделано до него, он переписывает на страницы своего сочинения только после проверки и поправки. Здесь на каждой строчке требуется несколько цифр; следовательно, нужно открывать конкорданцию, считать слова и сочетания. Эта работа автора заметна лишь при сопоставлении его сочинения с работами предшественников. Пример: о глаголе ὑποστρέφειν дана такая справка – «в Лк. 21 раз, Деян. 12 р., в остальном Н. З. 4 р.» У Гарнака – ὑποστρέφειν steht bei Lucas im Evangelium 22 mal, in der Apostelgeschichte 11 mal: im ganzen übrigen Neuen Testament steht es nur dreimal, und zwar nirgends in den Evangelien¹ (Das Magnificat der Elisabet. Berlin, 1900. S. 12). Автор проверяет все сам и меняет цифры. Пусть даже слова Гарнака – «nirgends in den Evangelien»² и остаются в силе, так как указанное автором Мк. 14, 40 сомнительно (вместо ὑποστρέψας; א BLDacff² k сор³ читают ἐλθών, каковое чтение принято и в некоторые критические издания; автор, очевидно, не понял в конкорданции сиглы W Н R), но для рецензента остаются несомненными независимость и кропотливое трудолюбие г-на Кряжимского. А сколько справок сделано им таких, которых читатель заметить не может, потому что они не дали ничего нового, – об этом знает лишь сам автор. В сочинении г-на Кряжимского есть и совершенно самостоятельные отделы, где он не имеет каких-либо достаточных пособий. Таков отдел, посвященный критике книги Ludwig’a Conrady (Die Quelle der kanonischen Kindheitsgeschichte Jesus’. Göttingen, 1900), который источник для евангельской истории детства Иисуса указывает в Протоевангелии Иакова. Крупным достоинством сочинения должно признать то, что автор постоянно старается стоять на собственных ногах, а не ограничивается рабским копированием чужих трудов.

Отмечая наиболее самостоятельные отделы сочинения г-на Кряжимского, мы вовсе не хотим сказать, что эти только отделы и ценны в сочинении. Мы не скажем даже, что эти отделы ценны более других; они только наиболее убедительно свидетельствуют о серьезности авторского отношения к делу и о его способности давать своему труду настоящую научную постановку. Оценивая же все сочинение г-на Кряжимского независимо от его самостоятельности, оценивая его со стороны вообще заключенного в нем содержания, мы должны сказать, что оно все целиком представляет труд весьма нужный и ценный. Отрицательная наука по вопросу о первых двух главах Евангелия от Луки наговорила уже очень много, а со стороны церковной науки не дано еще никакого ответа на новейшие теории и гипотезы. Труд г-на Кряжимского и должен быть первым опытом этого рода. В нем привлекаются к рассмотрению новые вопросы или старые вопросы, но в их новейшей научной постановке. Отсюда труд г-на Кряжимского получает важное апологетическое значение; он направлен против новейших нападений на истину, нападений, доселе церковной наукой еще не отраженных. В курсах, например догматики, разбираются возражения против приснодевства Богоматери, но возражения старые, принадлежащие Гельвидию или антидикомарианитам. Новейшие антидикомарианиты – Гилльманн, Гарнак, Гэккер и другие – выставили целый ряд новых возражений против истины приснодевства и самое главное евангельское свидетельство (см.: Лк. 1, 34–35) желают объявить неподлинным. Ответ на эти новейшие возражения можно будет найти в сочинении Кряжимского. Или взять еще вопрос о песни Богородицы. Существует уже специальная литература, а в русской богословской науке, кажется, еще ни одного слова не сказано по этому имеющему пятнадцатилетнюю давность вопросу. Обширный трактат, в котором использована лучшая научная литература по этому неведомому русской богословской науке вопросу, заключается в сочинении г-на Кряжимского. А ведь на первый взгляд отрицательные выводы, например, блестящей брошюрки А.Гарнака «Das Magnificat der Elisabet» могут казаться совершенно убедительными и непоколебимыми. Итак, почти все отделы сочинения г-на Кряжимского возбуждают вопросы новые, современные и самое сочинение получает поэтому интерес научной новизны. Правда, сочинение по характеру обсуждаемых вопросов и по строго научному способу их обсуждения не может рассчитывать на широкий круг читателей, однако, несомненно, в некоторых частях может оно удовлетворять запросам и не одного только всегда тесного крута специалистов.

Масса труда, потраченного г-ном Кряжимским на исследование важного и для русской науки нового вопроса, конечно, не должна пропадать даром. Мы считаем излишним говорить о том, что г-н Кряжимский за свое обширное и строго научное сочинение вполне заслуживает степени кандидата богословия. Рецензент считает долгом заявить, что г-н Кряжимский нравственно обязан усовершить свой настоящий труд, издать его в свет, и степень уже магистра богословия будет ему тогда законной наградой.

Только автору не нужно обольщаться мыслью, будто им уже почти все сделано. Нет, мы скажем прямо: положено лишь начало, которое позволяет надеяться на то, что автор может достичь и подобающего конца. Труда впереди еще много. Сочинение требует усовершенствования в разных отношениях. Может быть, окажется нужным расширить несколько и самую тему. В настоящем же виде сочинение не чуждо и разных недостатков, частью вменимых автору в вину, частью же невменимых и, во всяком случае, извинительных.

Хотя в сочинении и исследовано весьма большое количество литературы, однако оно далеко не исчерпывает этой литературы вполне. Можно указать десятки книг и статей, которые остались господину Кряжимскому неизвестны. Важнейшие из них – Dr. Hellmuth Zimmermann. Evangelium des Lukas. Кар. 1 und 2. Ein Versuch der Vermittlung zwischen Hilgenfeld und Harnack. Theologische Studien und Kritiken. 1903. S. 247–290; М. I. Lagrange. Le récit de l’enfance de Jésus dans S. Luc. Revue biblique intemationale. 1895. P. 160–185; Völter. Die evangelischen Erzählungen von der Geburt und Kindheit Jesu. 1911; Wilkinson. A Iohannine Document in the first chapter of St. Luke’s Gospel. Особенно (рекомендуемые и Гарнаком – Theologische Literaturzeitung. 1913. No 1. Sp. 7–8) статьи американского ученого J. Gresham Machen – The hymns of the first chapter of Luke (The Princenton theological review. Vol. X. 1912. P. 1–38) и The origin of the first two chapters of Luke (Ibid. P. 212–217).

В труде Zimmermann’a автор найдет некоторые дополнения. Völter и Wilkinson потребуют разбора и опровержения. Статьи же Machen’a заставят его несколько иначе смотреть на стилистический анализ первых двух глав Луки, чем смотрят Гарнак и Циммерман, а также и сам г-н Кряжимский. Кроме того, автор, изучая специальную литературу вопроса, совсем не обращал внимания на общие пособия – курсы исагогики, экзегетические комментарии и под. Автор, повторяем, работал вполне достаточно. Некоторая литература вопроса ему была недоступна, и ее отсутствие в сочинении, разумеется, не может вменяться автору в вину. Но для окончания труда придется перечитать, может быть, не меньше, чем прочитано до сих пор. Вопрос о песни Богородицы должен быть исчерпан в сочинении вполне, а теперь автор в своем довольно обширном трактате исследовал вопрос далеко не с предельной полнотой.

Изложение отрицательных мнений у автора сжатое. Это – хорошо. Но изложение не всегда можно назвать полным. Это уже недостаток. В то же время критический разбор нередко малооснователен и, во всяком случае, недостаточен. В сочинении автора по адресу рационалистов-отрицателей немало очень энергичных порицаний: «дерзость», «бред», «недостойно серьезного ученого», «бесцеремонность», «беззастенчивость» и др. Может быть, и поделом отрицателям-ученым подобные любезности г-на Кряжимского, но как-то замечается, что тон его критики повышается по мере того, как понижается убедительность и содержательность его аргументации. Критические исследования автора и его выводы по разным вопросам можно бы во многом поправлять и оспаривать. Но мы делать это считаем излишним, ибо не смотрим на работу как на окончательную. Автор сам многое дополнит и изменит, когда прочитает литературу, которой еще не читал.

Нередко сказывается в сочинении неширокое знакомство автора с новозаветной научной дисциплиной в ее целом. Мимоходом автору приходилось касаться разных областей новозаветной науки, требовалась некоторая специальная подготовка, а ее-то местами и не хватало.

Прежде всего бросается в глаза неосведомленность автора в области текстологии. Он никогда не делает самостоятельных справок в критических изданиях новозаветного текста, а когда берет эти справки из вторых рук, берет неполно и со множеством ошибок. Так, на основании статьи Гилльманна сделана такая справка касательно Лк. 2, 5: «В одних, преимущественно восточных (Синайском, Ватиканском, Ефремовском, Кантабри- гиензском – sic!) стоит: »σύν Μαριὰμ τῇ ἐμνηστευμένῃ (или μεμνηστευμένῃ) αὐτῷ« в других, преимущественно западных (например Александрийском), – »σύν Μαριὰμ τῇ ἐμνηστευμένῃ αὐτῷ γυναικί«. Но первое чтение, принятое Тишендорфом, Весткоттом и Хортом, имеет за себя א В C*^vid D L Ξ1. 131.2^pe е f q** perus sax sah cop syr^sch arm Eus^{dem cdd 2} et ^steph второе же чтение имеет за себя A C^{2 vid} Γ Δ Λ unc⁹ al pler а b с ff² l q* vg go syr^p aeth Eus^{dem ed} Chr²,⁴²⁰ et⁴²¹ Chron³⁸⁰.

Где же здесь преимущественно западные кодексы, когда здесь сирийские и эфиопские переводы, Евсевий, Златоуст и др.? Автор опустил подробную справку, очевидно, потому, что сиглы для него оказались китайской грамотой. Упомянув в первом случае Ефремовский кодекс (С) без всякой оговорки, во втором случае автор о нем благоразумно умолчал; иначе у него получилось бы, что один и тот же кодекс читает по-разному. Добавление же при «С» в первом случае «*», а во втором «2» и в обоих случаях «vid», по-видимому, автору ничего не говорит. На следующей странице автор делает еще примечание: «Если верить Häcker’y, в одном Сирийском палимсесте (палимпсесте – конечно!) стояло (а теперь не стоит?) »σύν Μαριὰμ γυναικί αὐτοῦ«. Что это значит: «если верить Häcker’y»? Чтение сирийского текста можно видеть и в новейших комментариях, например, в «The International Critical Commentary» у Alfred’a Plummer’a. Затем, как в Сирийском палимпсесте могли оказаться греческие слова? «В одном»... А сколько их? Автор, очевидно, не слыхал ничего о знаменитом Syrus Sinaiticus, хотя в пособии, откуда почерпнуто это сведение, он назван прямо. Автор здесь, вопреки своему обыкновению, не ставит никакой цитаты и на Häcker’a ссылается совершенно напрасно; у него ничего подобного нет. Сведение же о чтении Syr. Sin. взято им, несомненно, из статьи H.Usener’a (Geburt und Kindheit Christi. Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft. 1903. S. 17), где прямо назван der von Miss Agnes Smith Lewis entdeckte syrische Palimpsest vom Sinai⁴. Про это открытие мисс Льюис автор, очевидно, не слыхал. Разбирая аргументацию Гилльманна за чтение γυναικί, а не ἐμνηστευμένῃ, автор заключает: «Итак, гилльманновское чтение II, 5 не имеет под собой никаких оснований». Неужели никаких? Рассуждая на следующей странице о чтениях с γυναικί и без γυναικί в скобках автор замечает: «Мы лично склоняемся все-таки к последнему». Лично... но чтобы говорить так, нужно быть признанным в текстологии авторитетом. Было бы гораздо основательнее и убедительнее отметить, что это именно чтение принято в лучшие критические издания Нового Завета – Tischendorf’a 8 ed. (7 с γυναικί), Tregelles’a. Westcott’a и Hort’a, E. Nestle. После этих авторитетов что значит личное мнение студента Кряжимского? Подобное заявление читаем у г-на Кряжимского относительно чтения Лк. 3, 22, где Гилльманн предполагает изначальность цитаты из Пс. 2,7. Основания же, приводимые Гилльманном, переданы слишком в усеченном виде.

Относительно чтения Yἱοῦ Θεοῦ в Мк. 1,1 автор замечает: «Правда, в некоторых кодексах последние два слова отсутствуют, но все же это не дает нам права выбросить их, как это делают критические издания Нового Завета (слав. перевод, например, имеет их)». Очевидно, в критические издания Нового Завета автор не заглядывал; иначе он увидел бы, что кодексы-то слова Yἱοῦ Θεοῦ имеют, кроме א* 28. 255, а критические издания, опуская эти слова, как Тишендорф, или помещая на поле, как Весткотт и Хорт, следуют древним отеческим цитатам. Но особенно великолепна эта ссылка в опровержение «критических изданий» на славянский перевод!

О чтении Лк. 1,78 сказано: «Чтение “ἐπισκέψεται” имеют всего два кодекса – Синайский и Ватиканский, в остальных же кодексах стоит аористная форма». В критические издания автор опять сам не смотрел и не совсем понял Гилльманна, которым он в данном случае пользуется (Jahrb. für protest. Theol. XVII. 1892. S. 212), почему положение дела представлено неточно. Во-первых, чтение ἐπισκέψεται подтверждается не вообще Синайским кодексом, а лишь его первоначальным чтением ( א*) в корректуре же ( א ^с) читается ёкюкёуато. Во-вторых, кроме א* и В, кодекс L читает ἐπισκέψεται. В-третьих, чтение ἐπισκέψεται подтверждается переводами сор syr^sch arm^zoh (go visitat ). Тишендорф читает ἐπισκέψετo, Westcott and Hort – ἐπισκέψεται; это же чтение на поле у Tregelles’a.

Приведенные примеры показывают, что в текстологии г-н Кряжимский мало сведущ.

Можно указать несколько фактов, обличающих недостаточное знакомство с историей новозаветного канона и с историей новозаветных Писаний вообще. Так, Мураториев фрагмент относит автор к половине II века. Историю отрицания подлинности первых двух глав Луки автор возводит до Шмидта и Эйхгорна. Но она может быть возведена еще к XVI веку, к кальвинисту Иоанну Бодину и продолжена Evanson’oм (The dissonance of the four Evangelists. Ipswich, 1792) и Iones’oм (Ecclesiastical researches. London, 1803). Можно бы иначе и лучше объяснить анонимность Маркионова «евангелия», чем это сделано; Маркион был сыном не пресвитера, но епископа. Ведь автор имел пред глазами Епифания Haer. 42,1 и сам же говорит, что отсюда он заимствует сведения о Маркионе. Но у Епифания-то отец Маркиона и называется епископом. Нельзя ли против мнения Эйхгорна, будто маркиониты ничего не говорят об изменении их учителем Евангелия от Луки, привлечь свидетельство Иринея Contra haer. III, 1, 1; 2, 2 о том, что еретики выдают себя за исправителей апостолов, считают себя мудрее апостолов? Едва ли можно сказать, что Маркион к своему делу тенденциозной критики текста отнесся небрежно.

О цитировании канонических Евангелий у Иустина Философа автор говорит кратко, но это вопрос большой. Ему и в русской богословской литературе лет 25 назад посвящено несколько специальных исследований.

Гипотеза Conrady тесно связана с его взглядами на Протоевангелие Иакова (см. его статью – Das Protev. Iacobi in neuer Beleuchtung. Studien und Kritiken. 1889. S. 728 ft.). Эти взгляды Conrady считаются неудачными. Автору не мешало бы отметить, что современная научная оценка Протоевангелия такова: Für die ältere evangelische Literatur ist aus dem Protev. nichts zu lernen⁵ (A. Harnack. Die Chronologie der altchristlichen Literatur bis Eusebius. 1-er Bd. Leipzig, 1897. S. 603).

Также читаем: «Если верить тому же Фольтеру, в изданной Boor’ом так называемой “Стихометрии” Никифора в числе ветхозаветных апокрифов находится сочинение под заглавием “Ζαχαρίου πατρὸς Ἰωάννου”». Автор, по-видимому, склонен иных представителей науки считать мошенниками, которым не следует верить ни на грош (см. недоверие к переводу Conybeare с армянского языка). Но если не верить, то можно проверить. В данном же случае автор обнаружил лишь незнакомство с таким общеизвестным памятником, как «Стихометрия» Никифора.

У немцев она даже в пособиях к практическим занятиям печатается, см. например: Analecta Е. Preuschen’a. Р. 64.

Автор пишет о Conybeare, что он «отыскал в библиотеке одного монастыря две рукописи, содержащие комментарий св. Ефрема Сирина к (на?) Диатессарону Татиана на армянском языке» (что на армянском языке? Диатессарон или комментарий?). Очевидно, история Диатессарона и Ефремова на него комментария плохо известна г-ну Кряжимскому. Прочитанная им заметка Conybeare относится к 1902 г., но комментарий на Диатессарон уже в 1896 г. был издан даже в русском переводе в 8-й части творений Ефрема Сирина. Да и сам же автор на той же странице упоминает перевод армянской рукописи Aucher’a, изданный в 1876 г. Вовсе ничего Conybeare не отыскивал; рукописи комментария Ефрема на Диатессарон найдены были без него и гораздо раньше его. Г-н Кряжимский не совсем внимательно прочитал статейку Conybeare в Zeitschrift fur die neutestam. Wissenschaft, 1902 г. и наговорил того, чего он не сказал бы, если бы более был осведомлен в истории Диатессарона. Здесь же следует опять отметить ненужное недоверие нашего авторак ученым. «В послесловии к комментарию, пишет он, будто бы (а не на самом деле?) находятся такие слова св. Ефрема...»

Отмечая все эти ошибки и неточности, мы ни на минуту не забываем, что все они совершенно понятны и извинительны в работе студенческой.

Но можно указать кое-что и менее извинительное. Так, у автора иногда нарушается течение его рассуждений и исследований вставкой инородных элементов. Изложение и критика соображений Реша касательно пролога Евангелия от Иоанна вставлены не на месте. Им следовало бы найти другое место или изложить их в виде особого большого примечания; теперь же они производят впечатление вставки. Разбор ссылки Conybeare на послесловие комментария Ефрема Сирина хотя и помещен в примечании, но это примечание без всякой связи пристегнуто к рассуждениям об идейном содержании первых двух глав Евангелия от Луки. Статья же Conybeare касается внешнего свидетельства. Правда, на следующих страницах у автора приводятся свидетельства из Иустина, Мураториева фрагмента и другие в пользу подлинности первых глав Луки. Но и эти свидетельства здесь стоят совсем не на месте. Сам автор сознается, что здесь он делает как бы добавление к сказанному выше. Однородные свидетельства, конечно, разъединять неудобно, а лучше помещать рядом.

В отделе о песни Богородицы бросается в глаза одна неточность в выражении. Несколько раз автор выражается так, будто его противники высказывают мысль, что песнь Богородицы принадлежит Елисавете. Мысль Гарнака и ему подобных совсем не та. На одной из страниц автор рядом с неверным и неточным выражением совершенно правильно сам же формулирует мысль Гарнака о песни Богородицы: «Составленная самим Лукою, она была вложена в уста Елисаветы, а не Богоматери». Если такова мысль Гарнака, то можно ли говорить о «гипотезе принадлежности песни Богородицы Елисавете», как это сказано у автора на той же странице, всего тремя строками выше? Автору осталось неизвестным чтение «Елисавет» в армянском переводе Иринея Contra haer. IV. 7,1, о чем см. заметку в Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft, 1906.

Г-ну Кряжимскому приходилось все время иметь дело с источниками и пособиями на иностранных языках. Некоторые из немецких пособий написаны очень тяжелым языком. Перевод требовал самоотверженного терпения. Нет, конечно, ничего невероятного и печального в том, что переводы иногда ему не удавались:

Так, немецкое – «Freie Gnade» переведено: «свободная благодать».

Из Adv. Marc. IV, 4: «ei praescribens auctoritatem, quod antiquius» – переведено: «время является авторитетом для того, что древнее». Но у Тертуллиана речь идет об авторитете Евангелий церковных в противоположность «евангелия» Маркиона. Здесь же «quod est secundum nos» переведено: «что гармонирует с нашим учением», и фраза эта заключена в скобки, тогда как у Тертуллиана она является определением к слову evangelium. Через строчку ниже о Маркионе говорится, что в первом пылу веры он отдал свои способности (силы) кафолической Церкви. Вовсе не силы и не способности, а деньги; в подлиннике у Тертуллиана – pecuniam, и не отдал, a contulit.

«Aenderung zu Gunsten» переводится: «изменение по склонности» (?)⁶.

«Он не силен, но хорошо засвидетельствован». В подлиннике у Гарнака – «ist nicht stark, aber gut bezeugt»⁷.

«Захария высказывает случившиеся с ним события в песне».

У Гилльманна: «Zacharias bricht nun angesichts der ihm widerfahrenen Ereignisse in einem Lobgesang aus»⁸.

«Созрело у него не ночью». У Nehë «ist nicht aber Nacht gereift»⁹.

«Бесчисленное число». У Spitt’ä «unzählig oft»¹⁰.

«Beziehung auf Iohannes» – «отношение на Иоанна»¹¹.

Предмет, обсуждавшийся г-ном Кряжимским в его диссертации, таков, что трудно писать о нем легким и красноречивым стилем, но, думается, стилистических шероховатостей избежать было бы можно, а их в сочинении изобилие:

«Основание за их неподлинность». «Запрещалось делать идолы». «Понятна неприемлемость Маркионом Евангелия». «Могущая быть поставлена». «Отдел на соответствующие стихи». «Широкая фантазия». «В отношении на Ирода». «Привнести через свое исследование». «Отношение на Иосифа», «относить 1,27 на Иосифа», «заключеннее».

Наконец, отметим некоторые мелочи. Перечень источников начинается с конкорданций Е. Hatch and Н. Redpath и W. F. Moulton and A. S. Geden. Но разве конкорданции – источники? Это самые типичные пособия.

Не совсем удобно цитировать Игнатия Богоносца и Иустина Философа по Migne, а комментарий Meyer’а по пятому изданию, когда есть уже девятое. Начало «евангелия» Маркиона почему-то дважды на основании Тертуллиана приводится по-латыни. Уж если приводить подлинник, то нужно приводить греческий, хотя бы по реконструкции Цана. Маркион писал на греческом языке. Так же и Лк. 16, 17 в обработке Маркиона приведено из Тертуллиана по-латыни.

51-ю главу трактата De praescriptionibus haereticorum автор Bona fide цитирует как принадлежащую самому Тертуллиа- ну. Но Тертуллиану принадлежит в этом трактате 45 глав, как это отмечено и в издании Migne, которым пользовался автор (см.: col. 74). Кстати сказать, приведя слова 51-й главы, автор ставит цитату: col. 39. Нужно: col. 89.

Относительно слова σπεύδειν автор замечает, что, кроме писаний Луки, оно находится еще лишь в 2Пет. 3,12, но он не замечает, что у апостола Петра σπεύδοντας имеет совсем иной смысл, нежели у Луки. Автор просто в данном случае невнимательно читал своего руководителя Гарнака, который пишет: steht es im N. Т. nur noch ein einziges mal, aber transitiv¹² (Das Magnificat der Elisabet. S. 14).

Неверно поставлена цитата: Hillmann. Op. cit. S. 248–250. Нужно: S. 246–247.

Явления Ангела Захарии и благовещение почему-то называются интимными событиями.

Автор говорит, что материю Иакова «Евангелие называет Марию, поскольку, конечно, последняя являлась в глазах всех женою Иосифа», и цитирует Мф. 13, 55; Мк. 6, 3. Ничего подобного в указанных местах, конечно, нет. Иаков там называется братом Господним, но Мария называется Матерью только Иисуса, а не Иакова.

Все сделанные нами замечания в общем нисколько не понижают достоинств рассмотренного сочинения. Едва ли кто смог бы избежать подобных ошибок в столь же обширном и серьезном первом ученом труде. Рецензент делал свои поправки и замечания, руководясь больше желанием почтить должным вниманием ту массу серьезного научного труда, которую он встретил в сочинении. Серьезность и богатая содержательность труда г-на Кряжимского вызывали во время чтения неослабевающий интерес и держали читателя в приятном напряжении мысли. Преданность ученому делу и самоотверженное трудолюбие, не малодушествующее пред множеством работы и не уклоняющееся от нее, характеризуют студента Кряжимского и делают ему честь, а рецензенту позволяют питать твердую надежду на то, что ему придется с удовольствием читать еще более совершенную печатную работу г-на Кряжимского. О прочитанной же рукописной работе можно отозваться лишь с самой решительной похвалой, назвать ее следует выдающимся кандидатским сочинением и как таковое ценить высоко.

О сочинении студента П. Алферова на тему: «Евангельское учение о браке (в связи с современными суждениями о нем)»

В своем сочинении студент Петр Алферов задается целью выяснить евангельское учение о браке путем истолкования относящихся к теме мест Евангелия и путем сравнения этого учения со взаимно противоположными воззрениями на брак Л. Н. Толстого и В. В. Розанова.

В Евангелии о браке говорится очень немного. Христос говорил о браке лишь в ответ на вопрос: «Можно ли разводиться с женой?» Естественно поэтому, что г-н Алферов обращается и к посланиям апостольским, и притом не с тою лишь целью, чтобы разъяснить евангельское учение. Относящиеся к делу евангельские тексты автор истолковывает хорошо: он выясняет терминологию, приводит множество древнецерковных и святоотеческих толкований. Особенно подробно говорит автор о разводе, причем разбирает католические взгляды на этот предмет, с которыми он познакомился по книге A Otto – Die Auslegung der neutestamentlichen Texte über die Ehescheidung. Münster, i. W., 1911. Для читателя сочинения совершенно ясно, что автор и работал, и думал над своей работой немало. Однако нельзя сказать, что вопрос свой он продумал до конца. В первой главе сочинения Алферова есть некоторое противоречие. Автор так говорит о браке: «Брак, по идее своей, нерасторжим и должен быть только одним в жизни каждого человека». Но, заканчивая свою полемику с католиками, автор пишет: «Сам Господь Иисус Христос, указав совершенный образец (?) истинного брака, по Своему милосердию, снисходя к немощи человеческой, указал единственную причину развода – супружескую неверность жены». Итак, что же? Расторжим брак или нерасторжим? Учил ли Христос о браке в его идеальной моральной сущности, или Он только поправлял ветхозаветный закон заповедей? Автор как бы колеблется между этими двумя существенно различными точками зрения на дело Христово. Автор как бы забывает, что о браке и разводе Христос говорит в Нагорной беседе, где ветхозаветной правде книжников и фарисеев Он противопоставляет Свои новозаветные идеалы. В той же первой главе сочинения у автора рассеяно немало и весьма дельных и правильных мыслей, но, к сожалению, эти мысли перемешаны с иными, уже законнического характера. Автор отдал дань «принятым» и распространенным толкованиям тех людей, которые и в Евангелии склонны находить юридический кодекс, правило на правило и заповедь на заповедь.

В той же первой главе сочинения Алферова можно отметить и еще один недостаток. Автор как бы привязан к определенным новозаветным текстам и вопроса о браке не рассматривает в связи с более общими идеями Нового Завета. Даже из пятой главы Евангелия от Матфея он как бы вырывает 31 и 32 стихи, мало обращая внимания на основные идеи Нагорной беседы Христа. Авторского внимания не привлекает и тот факт, что Сам Господь Иисус Христос родился не от брака. А между тем автор не стесняется даже сознательно делать отступления от темы для того, чтобы «нарисовать ту картину брачной жизни, которая создается на основе евангельского идеала». «Правда, – признается в данном случае автор, – прямых указаний на это в Евангелии нет, и наша задача будет как бы некоторым отступлением от темы».

Во второй главе г-н Алферов излагает и разбирает суждение о браке Л. Н. Толстого, а в третьей излагает и разбирает суждение о браке Розанова. В этих главах особенно хорошо автор излагает взгляд интересующих его писателей: его изложение кратко, последовательно и выразительно. Слабее критические замечания, где разбираются преимущественно ссылки Толстого и Розанова на отдельные евангельские тексты. В сочинении г-на Алферова представлены три взгляда на брак евангельский, толстовский и розановский, но сравнения этих взглядов между собою не дано; читатель сам должен догадываться о преимуществах взгляда евангельского; автор только отсылает к сказанному в первой главе. Кроме того, в двух последних главах встречаются и уклонения в сторону. [Так] автор кратко излагает религиозно-нравственную философию Толстого; [кроме того] видим целый отдел: «Суждение В. В. Розанова о поле» [и далее] характеризуется «христианская концепция» Розанова. Отвлекаясь от темы, автор начинает писать о Толстом и Розанове вообще, без отношения к евангельскому учению о браке.

Есть в сочинении г-на Алферова и мелкие ошибки.

Он занимается вопросами и текстологического характера, обнаруживая достаточно умения разбираться в критическом аппарате 8-го издания Тишендорфа, но разобраться самостоятельно в авторитетности того или другого чтения он, по-видимому, не может: сделав подробную текстологическую справку к Мф. 19, 9, г-н Алферов пишет вдруг такое заключение: «Первое чтение “μὴ ἐπὶ πορνείᾳ” нужно признать за более достоверное согласно с научным авторитетом проф. Н. Глубоковского». В справке к Мф. 5, 32 автор не понял у Тишендорфа ссылки на Василия Великого: «Bas. 3,297, allud», то есть alludit – он передает: «Василий 3,297, несерьезно» (?!). В подстрочнике Тишендорфова издания автор не понимает слов spectat и spectant, которые он переводит – «рассматривает» и даже «рассматриваются».

[В сочинении] представляется, будто автором комментария на Евангелие от Матфея в 8-м томе «Толковой Библии» был

проф. А П. Лопухин, а автором комментария на Евангелие от Марка в Kommentar zum Neuen Testament, herausgegeben von prof. Th. Zahn, называется сам Theodor Zahn.

В Ин. 14,15 г-н Алферов вычитывает заповедь о целомудрии.

[Кроме того, в работе] смешиваются понятия моногамии и единобрачия.

Автор приводит в доказательство нерасторжимости брака слова Афинагора, но не замечает, что Афинагор в данном случае говорит нечто большее, так как он называет прикровенным прелюбодеем и того, кто отступает от первой жены, хота бы она и умерла.

Приведя Мф. 5, 48: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный, – автор восклицает: «Вот путь к достижению спасения!» Где же в этих словах путь-то?

Слова апостола Павла (1Кор. 6, 18) почему-то выдаются за слова св. Киприана Карфагенского.

Напрасно думает автор, что у св. Киприана в Epist. 62, 4 (Ph. 4. Col. 370) говорится о нецеломудренном настроении: автор не утверждал бы этого, если бы внимательнее прочитал все письмо святого отца к Полигонию о девственницах и заметил те мероприятия, какие святой отец советует применить к девственницам. («По строгом освидетельствовании дев...» Едва ли это можно применить к настроению!)

В качестве авторитета приводятся слова фарисеев (Ин. 9,31)! Читаем: «Л. Н. Толстой, если мы не ошибаемся, всецело присоединяется к пониманию πορνείᾳ im inklusiven Sinne». Несомненно, автор ошибается: между толкованием παρεκτὸς λόγου πορνείας во включительном смысле католическими авторами (например A. Otto) и толстовским толкованием этих слов общего нет ровно ничего.

Встречаются, наконец, в сочинении и неправильные выражения. «В связи с терминологией слова σάρξ». «Тертуллиан объясняет второй брак, как действием против воли Божией». «Установить их разночтение». «Предложение, выраженное Христом за общеупотребительное». «Воззрение Розанова о браке». Сочинение г-на Алферова начинается такими словами: «Вопрос о браке занимает бесспорно одно из самых крупных мест в ряду культурных учреждений».

Но все эти выражения являются лишь редкими исключениями; вообще же сочинение написано языком совершенно литературным, написано просто и живо, читается легко и с интересом. Видно, что автор занимался разработкой своего вопроса с увлечением и неослабевающим интересом. Сочинение г-на Ал- ферова не наполнено сырым материалом; весь материал прошел через авторскую личность и обработан самостоятельно. Даже тогда, когда автор говорит чужими словами, он берет лучшее и наиболее выразительное. Сочинение г-на Алферова, как выше указано, не без недостатков; недостатки есть и существенные. Но достоинства сочинения могут примирить рецензента и с недостатками.

Степени кандидата богословия студент Петр Алферов достоин.

О сочинении студента П. Введенского на тему: «Сотериология святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова»

Cочинение студента М. Введенского представляет не столько научное исследование, сколько богословское рассуждение, диссертацию в собственном смысле слова. Автор читал и перечитывал писания Иоанна Богослова и размышлял над ними. Но к творениям Иоанна Богослова он подошел не без подготовки: он постоянно памятует о сотериологии церковной и святоотеческой, почему положения этой сотериологии вычитывает у новозаветного Богослова и его сотериологию поясняет и дополняет догматическими суждениями церковных писателей позднейшего времени. Особенно усердно автор пользуется творениями св. Афанасия Великого. Но и творения самого Иоанна Богослова г-н Введенский не читал только, но и изучал, пользуясь разнообразными научными пособиями. Однако же автор выдерживает в своей работе характер именно рассуждения; сочинение написано почти совсем без обычного «научного аппарата». Ссылки на научные труды у г-на Введенского скорее случайны: он ссылается на них только там, где они оказали ему какую-нибудь услугу. С начала до конца сочинения г-н Введенский ведет непрерывную цепь своего рассуждения по своему собственному плану. С мнениями иначе мыслящих о богословии Иоанна г-н Введенский обыкновенно не считается.

Учение святого Иоанна Богослова в сочинении представлено полно и разносторонне.

В коротеньком предисловии автор замечает, «что в деле спасения центральное положение занимает личность Спасителя», а потому автор прежде всего и ставит себе целью уяснить учение Иоанна Богослова о Лице Спасителя, но предварительно уясняет учение о Логосе, как оно раскрыто было в философии. Впрочем, автор ограничивается только учением о Логосе Филона, о котором и пишет первую главу, всецело основываясь на труде проф. М. Д. Муретова.

Во второй главе излагается «учение Иоанна Богослова о Лице Иисуса Христа как воплотившегося Божественного Логоса». В конце главы автор ставит вопрос о цели воплощения. «Если Сын Божий пришел для того, чтобы спасти мир – σωτηρεῖν – сделать целым, здоровым, то мир очевидно находился в состоянии болезненном, почему имел нужду в спасении». Отсюда автор делает переход к учению апостола Иоанна о зле и грехе в мире. Этому учению посвящена третья глава сочинения.

В четвертой главе автор говорит о Христе как Искупителе мира.

В пятой – о плодах искупительного дела Христова.

В шестой изложено «учение о спасении человека».

Распорядок глав сочинения может вызывать возражения. Почему, например, автор учение о Лице Христа и о деле Его разделил на две главы, между которыми вставил главу о грехе? Нельзя также согласиться с автором, что в истории учения о Логосе можно ограничиться одним только учением Филона. Хотя бы и кратко следовало сказать о Логосе в греческой философии и в раввинской теософии. Ведь к раввинской теософии автор иногда прибегает. Кроме того, учение Филона о Логосе в сочинении автора стоит как-то особняком. Автор ничего не сказал о том, для чего ему, пишущему о сотериологии святого Иоанна Богослова, потребовалось писать о Филоне Александрийском.

Первая глава сочинения г-на Введенского начинается таю «Филон является представителем александрийской синкретической философии».

А кончается: «Теперь мы можем перейти к учении Иоанна Богослова о Логосе».

Можно сказать, что все заимствования из книги профессора М. Д. Муретова, которыми наполнена первая глава, остались совершенно бесследными для дальнейшего содержания сочинения.

Решительно неудачными следует назвать заглавия 4 и 5 отделов сочинения, где мы видим совершенно чуждые богословию святого Иоанна термины – «Искупитель», «искупительное дело», эти термины у автора не случайность; он склонен учение Иоанна Богослова о спасении протолковать в смысле учения об искуплении, утрируя для этого плохо им выясненное понятие «Агнца Божия». Вводя в богословие святого апостола Иоанна чуждые ему термины, автор под эти термины подставляет иногда иоанновское содержание. Глубокой тайной искупительного дела г-н Введенский называет «создание нового совершеннейшего творения». На дело Христово автор обыкновенно и смотрит как на создание новой жизни, в которой «христиане делаются новой тварью, обладая всеми теми благами жизни вечной, которые реально воплощены в Спасителе нашем». «Во Христе миру открылась вечная Божественная жизнь и новое творение в лице Его человеческой природы. Люди получили возможность быть причастниками этой жизни». Ряд этих мыслей, конечно, трудно подвести под понятие искупления. Но у автора есть и другой ряд мыслей, мало согласных с отмеченными. «По библейскому воззрению, смерть не только естественное следствие греха, но и наказание Божие, результат проклятия Богом всей твари. Следовательно, Христос, приняв добровольно на Себя все естественные следствия греха и порока, ставил Себя под проклятие Божие». «Во всем деле спасения исключительное положение занимают страдания, скорби и смерть Господа Иисуса Христа. В отношении ко Господу они являлись великою жертвой Его бескорыстной любви. В отношении же к людям они являются средством для обращения к Богу и спасения. Отсюда (?) страдания Христа Спасителя были той великой жертвой, которую принес Он ради нашего спасения». На последней странице своего сочинения г-н Введенский говорит «о Христе как о жертве, принесенной за спасение мира», оставляя без всякого выяснения понятие ἱλασμός. Но вдруг в последних строках читаем: «Эта жертва Христа является чудодейственной силой в истории мира. Она создала новое человечество, которое, будучи не от мира сего, открывает в жизни своей совершенство своего Создателя Бога». Как именно жертва создает новое человечество, этого мы в сочинении г-на Введенского понять не могли. Да и вообще мы думаем, что понятие «жертвы» и «нового человечества» взяты из различных идейных областей. Введение автором в со- териологию святого Иоанна Богослова в излишней мере юридических элементов лишает самую сотериологическую систему Богослова определенности.

Впрочем, таким впечатлением мы, возможно, обязаны недостаткам авторского изложения. Автор пишет просто, но не всегда его суждения ярки и определенны, не всегда его рассуждения стройны и строго последовательны.

Можно автора еще упрекнуть за то, что он выясняет лишь некоторые из понятий сотериологической системы святого Иоанна Богослова, оставляя большую их часть без всякого специального выяснения. Так же поступает автор и с греческим новозаветным текстом: в одних случаях он, хоть и кратко, его толкует, в других – просто приводит греческие фразы рядом с русскими или славянскими, неизвестно с какою целью.

Обнаруживая свою начитанность в святоотеческой литературе, автор иногда как бы забывает про Иоанна Богослова: порою кажется, что он начинает излагать учение о спасении св. Афанасия Великого. А между тем автор, по-видимому, недостаточно использовал комментарий на Евангелие Иоанна Богослова в творениях св. Кирилла Александрийского.

Как на мелкие недочеты сочинения г-на Введенского можно указать на то, что он очень часто забывает под строкой ставить цитаты, иногда ставит цитаты неверные и вообще цитирует использованные книги неточно. [И еще] автор различает веру инстинктивную и сознательную. Что это может значить?

Нужно, однако, признать, что указанные существенные недостатки работы г-на Введенского объясняются самым ее характером. В таких вопросах, как вопрос о спасении, каждый имеет свои взгляды и всегда обнаруживает свою индивидуальность. Написать богословский трактат, удовлетворяющий других, несравненно труднее, нежели составить научно-богословское исследование. Уже то, что автор берется за выяснение важнейшего учения всякой богословской системы, должно быть поставлено ему в большую заслугу. Обнаруженная же г-ном Введенским осведомленность в богословии святоотеческом и способность самостоятельно богословствовать о спасении по писаниям апостола и евангелиста Иоанна дает ему полное право получить ученое звание кандидата богословия.