Священномученик Иоанн (Поммер)
Слово в день погребения Святейшего Патриарха Тихона 12 апреля 1925 г.

Едва ли на всем протяжении истории Русской Православной Церкви было имя, в такой мере приковывавшее внимание всего христианского мира, как имя безвременно погибшего Патриарха Тихона. На протяжении семи с половиной лет патриаршествования это имя было самым дорогим не только для русского народа – весь христианский мир трепетно следил за ходом исповеднических и мученических подвигов Московского Патриарха Тихона, восхищался им, благословлял его, молился за него.

Его имя стало всемирным знаменем христианской идеи и христианского подвига. Неудивительно, что, когда пришла неожиданная телеграфная весть о его внезапной кончине, христианское сердце отказалось верить, что Патриарха Тихона не стало. Все так привыкли к злонамеренно лживым сообщениям о Патриархе Московском, о его словах, писаниях и делах, о состоянии его здоровья, что хотелось надеяться, что и эта роковая весть ложна. Ныне эта печальная весть уже всесторонне проверена, и мы знаем, что она, увы, не ложна. Святейший Патриарх Тихон сужденное ему Богом земное поприще действительно «скончал». Сегодня мы собрали вас всех в св. храме, чтобы в то время, когда в Москве православные благолепно погребают его, исполнить священный долг благодарного поминовения его личности и дел и вознести о душе его молитвы любви к Богу. Размер церковного поминального слова не позволит подробно объять воспоминанием всю жизнь и дела почившего, исчерпать весь тот богатейший материал, который дают нам его личность и подвиги; это сделает история, над этим потрудится благодарное потомство по вере. Потомство по вере воздвигнет ему памятник, достойный его подвигов, мы же сегодня ограничимся сплетением для него надгробного венка из тех живых цветов живой любви, благолепия и благодарности, кои он, совершая земное свое поприще, обильно посеял в душах верующих.

Нам, православным Латвии, погибший близок уже по месту рождения. Он наш ближайший сосед – пскович Островского уезда. Среди нынешних граждан Латвии мы знаем и сродников погибшего, и сверстников его по духовно-учебным заведениям, и учеников. Родился почивший в 1865 году, обучался сначала в духовно-учебных заведениях Псковской епархии, а потом в Петроградской Духовной академии. По окончании учения в 1888 году проходил духовно-учебную службу во Пскове, Казани, Холме. В 1891 году постригся в иноки; в 1897 году удостоен архиерейства; в 1898 году назначен на святительский пост в Северную Америку; в 1905 году призван обратно в Россию на пост архиепископа Ярославского; с 1913 года проходил святительское служение в Вильне; с 1917 года состоял (по избранию) митрополитом Московским. Что сказать об этом первом периоде жизни почившего? Школьные товарищи сохранили об отроческих и юношеских годах почившего самую светлую и добрую память. Учился он всегда прекрасно; был необычайно мирен, кроток и добр; за своеобразную не по летам солидность жизнерадостная молодежь прозвала его «Патриархом», не подозревая, конечно, что Василию Белавину Богом суждено и на самом деле стать Патриархом. Это школьное прозвище сопутствовало почившему и тогда, когда он из учащегося превратился в учителя, серьезного, дельного, несколько сурового, но неизменно благожелательного ко всем своим питомцам. В сане архиерея почивший слыл всюду и всегда за чрезвычайно энергичного, неутомимого церковного и гражданского деятеля, обладавшего поразительною способностью разбираться в обстоятельствах, делах и людях. Не мудрствуя лукаво, руководясь простым, ясным, честным, здравым смыслом, он подходил к самым сложным святительским, церковно-общественным, национальным церковно-государственным задачам и разрешал их в Америке и на Руси неизменно удачно. Это создало ему репутацию архипастыря мудрого. В обхождении с людьми и высшими себя и низшими, и со своими, и с чужими, он был обаятелен. Его простое, одухотворенное, светлое, проникновенное благодушие, кажется, не могло быть нарушено никем и ничем. Я лично знал почившего с 1903 года, видел его на различных ответственных постах, в различных, иногда неимоверно сложных положениях, но никогда я не видел его хотя бы на время утратившим дивную христианскую ясность духа. Ярославцы с неподдельной нежностью называли его «ясным солнышком». Град Ярослава Мудрого так полюбил своего доброго и мудрого архипастыря, что при расставании с ним оказал ему совершенно исключительную честь, избрав его «почетным гражданином г.Ярославля». В Вильне, где вероисповедные, политические и национальные распри ставили архипастыря в исключительно трудное положение, где над всеми сторонами жизни всегда реял коварный дух иезуитизма, постоянно строивший козни православным архипастырям и не раз приводивший к преткновению даже колоссов православной русской силы, ясный, смиренный, простой Тихон проходил свой тяжелый архипастырский путь в пору тяжелого военного времени без преткновений. Когда в 1917 году первопрестольная Москва при избрании архипастыря на пост митрополита Московского, предпочла всем современно громким и славным архипастырским именам кандидатуру смиренного, простого архиепископа Литовского и Виленского Тихона, почивший принял это избрание не без смущения, но мне никогда не приходилось слышать, чтобы смиренный Тихон разочаровал требовательную Москву, оказавшую ему исключительную честь и доверие. Как верный и типичный сын своего народа, на всех местах служения он принимал к сердцу решительно все, что касалось жизни, блага и интересов родного народа. Поэтому работа его никогда не ограничивалась только церковным кругом и делом. С 1905 года он состоял активным и почетным членом в одной из политических партий определенно националистического направления и в духе этой партии работал, особенно при выборах в Государственную Думу, от первого до последнего созыва. Впоследствии, при господстве на Руси пресловутого интернационала, когда имя почившего стали волочить по судам, враги вспомнили эту сторону его деятельности и собрали обширный уличающий материал из печати, из архивов, из частной переписки и т.п. Ему поставили в вину совместную политическую работу с такими деятелями как Г.Г.Замысловский, Кацауров (из Ярославля), Илиодор (он начал свою деятельность в Ярославле), Самарин и др. и вовлечение ярославской епархии в политику этого рода. Врагам материал казался убийственным, ожидалось, что на обвиняемого будет произведено соответствующее впечатление, но он спокойно выслушал обвинение и произнес простые слова, обезоружившие обвинителей: «Да, я работал с перечисленными лицами и паству свою звал работать вместе со мною, полагая, что на Руси быть русским не предосудительно».

Когда собрался в 1917 году Всероссийский Церковный Собор, когда заблистали на нем архипастыри, пастыри и церковные люди, кто ученостью, кто красноречием, кто громким именем, Тихон не блистал, был солидно деловит, скромен и смирен. Московичи благодушно острили про него: «тих он». Однако, когда стали перебирать кандидатов на всероссийский патриарший престол, неизменно стали называть и имя митрополита Тихона. Правда, в числе кандидатов он занял, по числу предложений, третье место, но глубочайшее уважение и любовь к нему среди участников Собора были таковы, что когда жребий решил дело в честь митрополита Тихона, священное «аксиос» было беспредельно единодушным, ибо все сознавали, что кормило корабля Российской Православной Церкви попало в руки непререкаемо верные. Благодатному и мудрому водительству его с полнейшим доверием и любовью с первого же дня подчинились все без изъятия. Первыми явили пример смиренного послушания ему те архипастыри, кои по количеству кандидатских предложений стояли выше его. Встретил он избрание с глубочайшим смирением, с ясным сознанием великости и трудности предлежащего подвига и сопряженных с ним тяжких испытаний и страданий. «Ваша весть об избрании меня в патриархи является для меня тем свитком, – говорил он делегатам Собора, – на котором написано «плач, и стон, и горе» (Иез.2:10). Сколько мне придется глотать слез и испускать стонов в предстоящем мне патриаршем служении и особенно в настоящую тяжелую годину! Подобно же вождю еврейского народа – пророку Моисею – и мне придется говорить Господу: «Для чего Ты мучишь раба Своего? И почему я не нашел милость пред очами Твоими, что Ты возложил на меня бремя народа сего? Разве я носил во чреве народ сей и разве родил я его, что Ты говоришь мне – носи его на руках твоих, как нянька носит ребенка... Я один не могу нести всего народа сего, потому что он тяжел для меня» (Чис.11:11–14). Отныне возлагается на меня попечение о всех церквах Российских и предстоит умирание за них по вся дни. Но да будет воля Божия! Нахожу подкрепление в том, что избрания сего я не искал и оно пришло помимо меня и даже помимо человеков, по жребию Божию. Уповаю, что Господь, призвавший меня, Сам и поможет мне Своей всесильной благодатию нести бремя, возложенное на меня». (Деяния Собора, кн. III, стр 118.) Эта речь новоизбранного оказалась пророческою. Действительно, с первого дня великого подвига и до последнего дни его были днями плача, стона и горя. Среди небывало тяжелых обстоятельств жизни родного народа и Церкви при диком шуме внутренней военной смуты был избран святейший Патриарх, и все дни его патриаршествования были временем, когда многомиллионная страна знала только плач, стон и горе. Кровавым вихрем жесточайшего террора сметались с лица земли целые сословия и классы. Вековой строй государственной, семейной, общественной жизни подвергся ломке и перестройке, сопровождавшимся все время насилиями и ужасами. Массовые повальные болезни и голод тяготели над измученным народом. Вся страна походила на страну, посещенную длительным землетрясением: всюду развалины и развалины, а над развалинами и пожарищами люди, завидующие покою мертвых. Если бы при таких условиях организму св. Церкви и не наносились бы нарочитые удары и раны, жизнь Церкви все-таки была бы неимоверно тяжела. Но самые тяжелые удары рука бьющего террора все семь лет стремилась нанести именно Церкви. Разрушение св. Церкви все семь лет террористами ставилось во главу террористических задач. Кажется, ни в одной области террор не был доведен до такой утонченной жестокости, как в области церковной. Когда террористы прибывали в город или селение, первыми жертвами всюду падали представители Православной Церкви. Знаменитая террористка, недавно кончившая жизнь самоубийством, говаривала, что для нее праздником является тот день, когда представляется случай вывести в расход «попа». Уже в 1919 году были села и даже города без священников. Казни духовных лиц производились часто совершенно бессудно. В новом государственном строе служители Церкви были обращены в лиц без элементарных гражданских прав. Издевательства над святою верою и ее служителями приняли неимоверные размеры. Издевались и печатно и устно, и в стихах и в прозе, распространялись кощунственные песни и картины, снаряжались кощунственные процессии, заборы и стены запестрели кощунственными надписями, плакатами и листами. Противорелигиозная пропаганда стала повсеместной и систематической. Церковь всеми способами стали отстранять от влияния на школу, на семью, на общественную жизнь, Духовно-учебные заведения закрыли, упразднили домовые церкви, все обители (монастыри), приходские церкви обложили налогом, налогом обложили пастырскую работу. При всеобщем крайнем обеднении всевозможные налоги на религиозные проявления делали эти проявления неимоверно затруднительными. Трудно себе даже представить, каким издевательствам стали подвергать пастырей и архипастырей.

При таких условиях вступил на патриарший престол святейший Тихон, при таких условиях в течение семи с половиною лет правил патриархатом. Ясно, сколь труден был его подвиг. Тем с большим духовным удовлетворением ныне мы свидетельствуем, что святейший Тихон при окончании земного поприща имел полное право вместе со святым Павлом сказать: «Подвигом добрым подвизался, течение скончах, веру соблюдох» (2Тим. 4:7). Он не допустил к чистой святой вере никаких примесей. Среди всеобщего разрушения и разложения он сумел сохранить и канонический организм церковный в строжайшем соответствии с требованиями святых законов и правил. Среди бурь он сумел сплотить верующих в такой прочный союз, разрушение которого оказалось не под силу всесветным разрушителям. Подобно святителю Николаю, Патриарх Тихон для своих пасомых и сопастырей был тем «правилом (образом) веры», держась которого верующие пребывали в вере, невзирая ни на что. Это значение Патриарха понимали противники веры, поэтому борьба их с верой в значительной степени обратилась в борьбу с «Тихоном».

Хотя бы вкратце проследим те приемы борьбы, которые были применены к нему и против коих он с честью устоял. Первый прием – обольщение: ценой признания власти разрушителей и поработителей, ценою публичного призыва народа к таковому признанию Патриарху давалась возможность купить себе все те внешние блага, какие способна дать своим сторонникам наличная власть. На эти искушения Патриарх ответил своими всему миру известными посланиями к народу, в коих он объявляет наличную власть безбожной и предает ее анафеме. Нельзя отрицать того, что эти послания по содержанию своему являются не столько религиозно-церковными, сколько национально-политическими посланиями. Представители и наемники третьего интернационала усмотрели в этих посланиях вмешательство Церкви в политику и всячески поносили и поносят за них Патриарха и его сторонников. Но родной Патриарху народ, история и живое христианское сознание не могут не видеть в этих посланиях высочайшего проявления христианского и гражданского мужества и верности национальному и патриаршему долгу. Подобно св. Филиппу и св. Гермогену, в тяжелую для родины годину Патриарх должен был осветить народу текущие события с церковной точки зрения, и он этот долг исполнил. Значение этих посланий громадно: ими раз навсегда установлено в среде православных народных масс определенное мнение о наличной власти как власти безбожной, достойной анафемы, и этого мнения не рассеять ни прямым представителям третьего интернационала, ни их жалким наемникам. Мы твердо уверены, что за эти послания и всю совокупность его национально-политических деяний не только мудрый град Ярослава Мудрого, но и вся Россия признает его своим «почетным гражданином».

От обольщения враги перешли к устрашению. Патриарха волокли по допросам, вручали ему исполненные угроз распоряжения, подвергали домашнему аресту, составили обширнейший обвинительный акт с рядом тягчайших, грозящих смертью обвинений, заключили в узы, поволокли в суд... Но Патриарх остался непоколебимым в своих церковных и национально-политических воззрениях, а православный народ еще теснее сомкнулся вокруг Патриарха, почитая в нем исповедника веры, мученика и бесстрашного защитника национальных и политических прав родного народа. Истощенному узами и нравственными пытками старцу предложили выезд за границу, предполагая, что Патриарх обольстится возможностью тихо и мирно дожить остаток дней в человеческой обстановке жизни, среди заграничных своих почитателей. Но верный Церкви и народу Патриарх ответил: «Никуда я не поеду, буду страдать здесь вместе со своим народом и исполнять свой долг до положенного Богом предела».

Пытались смутить Патриарха внесением разлада в среду церковной иерархии. Из иерархов, осужденных церковным судом, даже лишенных сана и отлученных от Церкви, решили создать оппозицию Патриарху и возглавляемой им Церкви. Отбросы церковные, при всемерной поддержке врагов Патриарха и Церкви, стали создавать различные, якобы церковные, новообразования. Лишенный архиерейского сана и отлученный от Церкви пресловутый Владимир Путята основал «Новую Церковь», оженившийся иеродиакон Иоанникий Смирнов, посвященный расстригой Путятой во епископы, основал «Свободную Трудовую Церковь», бывший адвокат Александр Введенский, наименовавшись архиепископом Лондонским, в компании с провизором Соловейчиком, нареченным епископом Николаем, основали «Древле-Апостольскую Церковь», наименовавшийся протопресвитером некий Владимир Красницкий основал «Живую Церковь», известный всей России своими шумными скандалами Антонин Грановский, наименовавшийся митрополитом, приступил к созданию «церковного ренессанса». Во время уз Патриарха все эти новообразования, объединившись, созвали «Всероссийский Церковный Собор», признавший советскую власть, осудивший Патриарха и создавший свой «Синод» для управления Российской Церковью. Но народ знал истинную цену этим церковным предпринимателям, относился к ним с глубоким презрением, их новообразования ошельмовал грубыми, но выразительными кличками и, несмотря на то, что во время уз Патриарха верность ему нарушили «страха ради иудейска» даже некоторые видные иерархи, народ остался верен Патриарху, в узах сохранявшему непоколебимую верность своему священному патриаршему долгу. Один из видных работников по борьбе с Церковью, лично известный Патриарху и по времени учения, и по прежней церковной службе, желая смутить дух Патриарха и склонить Патриарха «к уступкам», стал перечислять Патриарху «церковных генералов», перешедших и еще имеющих перейти на сторону «советов», и предположительно рисовать, что могут сделать «советы» из этих «церковных генералов». «Генералы-то у вас есть и еще будут, а церковной армии при них нет и не будет», – спокойно заметил Патриарх. «Почему? – удивленно воскликнул совспец, – к нам перешли люди большого образования и выдающихся дарований, и народ за ними пойдет!» – «Церковный народ ищет в своих вождях чистоты и святости, а про ваших «генералов» он знает, что это церковные отбросы; «советы», рассчитывая на этих «генералов», – добавил Патриарх, – забывают русскую пословицу: «Из навоза лепешки не сделаешь!» В настоящее время, очевидно, и «советы» уже поняли, что прав Патриарх, ибо своим «церковным генералам» стали давать назначения, более соответствующие их природе: один из них ныне уже состоит комендантом концентрационного лагеря, а другой – председателем губернского ГПУ.

Была испытана против Патриарха и его Церкви и система интервенции. В целях разложения и ослабления «Тихоновской Церкви» в 1919 и 1920 годы власти усердно поддерживали баптистов. Даже «Известия» стали отводить место статьям и воззваниям главарей баптизма. Потом газеты оповестили весь мир о попытках Рима установить «контакт» с «советами», «работать в РСФСР». Со времени «Собора» 1923 года, на коем присутствовал и «выступал» методистский епископ Блейк, и печатно, и устно заявивший себя горячим сторонником российских церковных новообразований и советов, над разложением «Тихоновской Церкви» и разносторонней поддержкой «Живцов» трудится некий методист д-р Геккер, кажется, не имеющий на свои труды благословения высшего управления методистской еп. Церкви. Почивший Патриарх к представителям религиозной «интервенции» относился так, как велят св. каноны: ни на какие вероисповедные соглашения с ними не шел и даже от встреч с ними воздерживался. Православная масса следовала примеру Патриарха.

С 1919 года широко стали применять в борьбе с «тихоновщиной» издевательства над личностью Патриарха. Но издевательства вели не к умалению его, а к возвеличению. Народ останавливался пред карикатурным изображением Патриарха, крестясь, благоговейно причитал: «Исповедник ты наш, мученик ты наш, да укрепит тебя Господь!»

После освобождения Патриарха из уз пытались подорвать доверие к нему путем распространения в печати и устно сообщений о «покаянии» Патриарха. Сообщалось, что Патриарх отрекся от своего прежнего образа мыслей и действий, «сменил вехи». Одни злорадствовали, другие скорбели, но знающие Патриарха были уверены, что в данном случае дело приходится иметь со злонамеренной клеветой на Патриарха. Так оно и оказалось на деле.

С прошлого года время от времени стали появляться в печати сообщения о тяжких недугах Патриарха. Появилось сообщение, что Патриарха постиг удар. Потом этот «удар» повторили еще и еще. Потом появилось сообщение о тяжком почечном заболевании. Переписывающиеся с Патриархом знали, что эти сообщения ложны. Об этом говорили не только определенные заявления самого Патриарха, но и его нисколько не изменившийся почерк и его дела: он сам правил по-прежнему патриархатом, совершал богослужения, проповедовал... Но вместе с тем чуялось, что эти настойчивые сообщения подготовляют общественное сознание к чему-то роковому. Наконец, эта роковая весть пришла. Патриарх внезапно умер, однако не от четвертого «удара» и не от болезни почек, а от «грудной жабы», о которой раньше никогда не было речи. Получилось впечатление, что грудная жаба, болезнь, развивающаяся длительно, у Патриарха имела какой-то особенный характер молниеносного развития. Пошли толки и предположения, создалось впечатление неясности и таинственности обстоятельств смерти Патриарха. Определенно, даже в печати, стали раздаваться голоса, что смерть Патриарха мученическая. Жил исповедником, умер мучеником. Официальные источники, по крайней мере те, которые доступны нам, по-видимому ничего не предпринимают, чтобы рассеять молву о мученической кончине Патриарха. И эта молва все более и более утверждается в общественном сознании, и нам кажется, что она утвердилась уже в народном сознании настолько прочно, что никаким официальным опровержениям и разъяснениям не побороть ее. Семь лет исповеднической церковной работы и героической национально-политической работы сделали Патриарха любимым народным героем, в которого весь народ привык верить безусловно, которого привык представлять героем во всем: в словах, делах, жизни, а отныне и в смерти. Таким, каким народ запечатлел его в своем умопредставлении, каким полюбил его, он будет жить в памяти народной вовеки, таким он будет и по смерти продолжать руководяще влиять на сознание и жизнь родного народа в роды родов. Во времена гонений на веру на него, как и на древних исповедников и мучеников, будут взирать и детям своим указывать как на «правило (образец) веры», как на образец твердого и непоколебимого «стояния» за веру и ее чистоту. На него, как и на святителя и чудотворца Николая, будут взирать не только как на героическое «правило (образец) веры», но и как на образец христианской кротости. В тяжелые времена государственных потрясений, национальных унижений, смуты и гражданского лихолетия он вместе с Патриархом Гермогеном, Филиппом и другими святителями-патриотами будет для архипастырей и пастырей поучительным образцом героического стояния за национальные и гражданские права и достоинство своих пасомых. Жестокие поработители, кровожадные мучители и истязатели на примере безвременно почившего святейшего Патриарха Тихона еще раз изведают истинность проречения, некогда обращенного святителем Филиппом к грубому Малюте Скуратову и его кровожадному повелителю: «Мертвый, я буду для вас еще страшней, а для истязуемого вами народа еще милей, чем живой».

Ныне, в день и час погребения святейшего Патриарха Тихона, помолимся, чтобы Господь соделал уроки жития его и среди нас плодоносными, а его самого сподобил неувядаемого венца славы на небеси. Аминь.