Священномученик Мефодий Олимпийский творения
Краткие отрывки из разных сочинений
Глава 1. Из книг против Порфирия1
I. Христос Сын Божий по определению Отца пришел к видимой твари, чтобы, ниспровергнув державу властвовавших демонов, избавить души от горького рабства, так как вся природа, очарованная упоением нечестия, была исполнена смятения и нестроения, не имея сил обратиться к помышлению о полезном. Потому она легко увлекалась и к идолопоклонству, что зло потопляло все и обладало всеми поколениями вследствие изменения, происшедшего от преслушания в наших телесных хижинах, доколе Христос Господь посредством плоти, в которой Он явился в эту жизнь, обуздав порывы сладострастия, служившие для преисподних сил оружием против нас для порабощения умственных способностей, не освободил человека от всех зол. Для того Господь Иисус и принял плоть и сделался человеком и был пригвожден ко кресту по (Своему) домостроительству, чтобы чрез ту же плоть, чрез которую демоны надменно старались представить (себя) богами, увлекая души к смерти способами обольщения, они были ниспровергнуты и обличены, что они не боги. Желая более низложить их высокомерие, Он стал человеком, чтобы чрез то же самое тело, чрез которое разумный род (человеческий) погибал, уклонившись от почитания истинного Бога, по воплощении в нем Слова неизреченно-премудрым образом, они оказались губителями, а не благодетелями душ. Нисколько не было бы удивительно, если бы Христос низложил противные демонские существа грозною властью и величием непобедимой силы Бога. Но так как то причиняло им (большое) посрамление и огорчение (ибо быть побежденными Высочайшим существом они скорее согласились бы), для этого Бог устроил дело спасения всех чрез человека, чтобы люди, по пришествии к ним самой Жизни и Истины во плоти, могли приблизиться к образу и просвещению Слова, преодолевая приманки греха, а демоны, побежденные и посрамленные слабейшим, прекратили свою дерзость, по обуздании Тифоновой2 их ярости. Для этого особенно и введен крест, воздвигнутый как трофей и гроза против нечестия, чтобы человек более уже не подвергался гневу (Божию), оправившись после поражения за преслушание, законно победив преисподняя силы и сделавшись свободным от всякого долга по милости Божией.
Таким образом, первородное Слово Божие, оградив человека, в которого Оно вселилось, оружием правды, преодолело поработившие нас силы крестовидным знамением, как сказано, распростертыми (на нем) руками, показав свободным человека, бывшего под властью тления. Это знамение, если нужно определить его, есть твердыня победы, путь снисхождения Бога к человеку, трофей против нечистых духов, избавление от смерти, основание восхождения (нашего) к истинному дню и лествица восходящих к наслаждению тамошним светом, и орудие, посредством которого входящие в состав здания Церкви, подобно четырехугольному камню, снизу влекутся горе для соединения с Божественным Словом. Посему здешние цари, узнав, что крестовидное знамение употребляется для отражения всякого злого влияния, устроили знамена, называемая на римском языке vexilla3. – Посему море, повинуясь этому знамению (при распростертии весел по обе стороны судна), делается удобным для плавания людей. Вся тварь, так сказать, облечена в это знамение свободы; так птицы, поднимающиеся на высоту, изображают крестовидное знамение распростертием крыльев; сам человек, распростерши руки, представляется тем же. Таким образом, знаменовав его тем же самым, чем он был украшен при сотворении, Господь соединил его с Божеством, чтобы он за тем был священным орудием Божиим, не имеющим никакого разногласия и нестроения. Ибо после того, как человек стал настроен к богопочитанию и принял нетленную песнь истины, посредством которой он сделался вместилищем Божества, прилепившись к древу жизни подобно струнам и тонам, невозможно, чтобы он уклонился в расстройство и тление4.
II. Некоторые, измеряя Бога мерою собственного настроения, думают, что Он считает достойным похвалы или достойным порицания тоже, что и дурные люди, руководствуясь мнениями человеческими как бы правилом и мерою; но они не понимают, по присущему им неразумию, что всякая тварь нуждается в красоте Божией. Он сам, по всецелой сущности и природе своей, Словом своим привлекает все к жизни. Желает ли Он благого, Он, будучи сам благом, останавливается на Самом Себе; вожделенно ли для него прекрасное, Он, будучи Сам единым прекрасным, взирает на самого себя, вменяя в ничто предметы удивления людей. По истине прекрасным и похвальным должно называть то, что Сам Бог признает прекрасным, хотя бы оно унижалось и осмеивалось всеми, а не то, что считают (таким) люди. Посему, если Он благоволил этим знамением освободить души от пагубных страстей, постыдив полчища демонов, то надобно принимать, а не злословить его, как данное для освобождения и разрешения от уз, постигших нас за преслушание. Ибо Слово пострадало, пригвоздившись ко кресту плотью, чтобы расслабленного заблуждением человека возвести к горьнему и божественному величию, возвратив его к божественной жизни, которой он прежде был лишен. Этим знамением притуплены страсти, совершилось страдание страстей чрез страдание (Христа), и смерть смерти чрез смерть (Иисуса Христа), который не был удержан смертью и не был сокрушен страданием. Ибо ни страдание совершенно не сразило его, ни смерть не причинила Ему вреда, но Он оставался и в страдательном состоянии бесстрастным, и в смертном бессмертным, объемля все, что в воздухе и в средине и вверху, и соединив смертное с бессмертным Божеством. Смерть совершенно побеждена распятием плоти (Христовой) на знамении бессмертия5.
III. У Него была на это сила6; ибо силе свойственно как сокращаться в малом и уменьшаться, так и расширяться в великом и увеличиваться. Если бы для Него возможно было расширяться в великом и увеличиваться, а сокращаться в малом и уменьшаться невозможно, то Он не был бы силою; ибо, если ты скажешь, что для какой-нибудь силы одно возможно, а другое невозможно, то ограничивая ее не допускаешь, что она есть сила, как немощная по отношению к тому, что для неё невозможно. Кроме того, Он не будет иметь и превосходства Божества в сравнении с изменяющимися и случайными свойствами животных, по которым они что могут делать, то делают, а чего не могут, от того отступают. Посему Сын Божий беспрепятственно вместился в человеке, потому что для Него это не было невозможным, равно как тою же силою Он пострадал, оставаясь бесстрастным, и умер, даруя бессмертие смертному. Тело, ударяемое или рассекаемое другим телом, настолько ударяется или рассекается, на сколько ударяющее ударяет и рассекающее рассекает; ибо удар бывает вследствие сопротивления предмета ударяющему, когда оба они, и действующий и подвергающийся действию, находятся в одинаковом деятельном состоянии. Если же рассекаемое не будет сопротивляться рассекающему хотя в малой степени, то рассекающее не в состоянии будет рассекать. Так, если какое-нибудь тело не будет сопротивляться удару меча, а будет совершенно уступать ему, то действие его остается недействительным, подобно тому, как бывает и с тончайшими телами – огнем или воздухом; направленное на них действие твердейших тел разрешается и остается недействительным. Если же огня или воздуха не может ранить и рассечь камень, или железо, или дерево, или что-нибудь другое, чем люди пользуются для убиения друг друга, по причине его неуловимой и тончайшей природы, то не тем ли более Премудрость осталась неуязвимою и бесстрастною, не терпевшею ни от чего никакого зла, хотя она и была присуща ударяющему и пригождаемому телу, будучи сама высшею и чистейшею всякой другой природы, кроме родившего ее Бога?
IV. Покаяние тогда истребляет всякий грех, когда при случившемся грехопадении души оно не допускает промедления и не позволяет страсти оставаться на долгое время; ибо таким образом зло не в состоянии будет оставить в нас следа, быв исторгаемо тотчас при своем появлении, подобно лишь только возникшему растению.
V. Истинное наше зло есть не уподобление Богу и неведение о Нем; и напротив великое добро – уподобление Ему. Собственным (нашим) истинным благом представляется обращение к нетленному и божественному и вера; а злом – неведение о нем и беспечность; и то, что, произрастая в нас и из нас, производит нечестие, есть также наше.
Глава 2. Из слова о мучениках7
I. Мученичество так удивительно и вожделенно, что Сам Господь, Сын Божий, «не почитавший хищением быть равным Богу» (Флп. 2, 6), оказывая ему честь, пострадал, чтобы и этим даром увенчать человека, в которого Он сошел.
Глава 3. Из сочинений непоименованных8
I. Равным образом, когда друзья Иова думали, что они постигли причину, по которой он так страдал, то праведник в пространной речи к ним исповедует, что премудрость судеб Божьих непостижима не только ему, но и всякому человеку, и утверждает, что знание совета Божия не может быть доступно пребывающим на земле. Может быть, кто-нибудь скажет, что здесь премудростью называется совершенное благочестие, это божественное дело, сообщаемое людям одним Богом. Но смысл слов его такой: Бог, говорит он, даровал людям великие дары, посеяв в природе их способность изобретательную, рассудительную и художественную, при помощи которой люди извлекают из земли металлы и обрабатывают землю; а относящуюся к богопочтению премудрость нельзя найти ни в каком месте; человек не может ни сам из себя извлечь ее, ни другим сообщить. Посему и эллинские мудрецы, собственною силою искавшие богопочтения, не достигли цели. Ибо это дело, как сказали мы, недоступно самим людям, но есть божественный и благодатный дар; посему и от начала Бог научал людей богопочтению то посредством видений, то чрез посещения Ангелов, то посредством богодухновенных святых пророков. И созерцательная мудрость есть дар Божий, посредством которой мы занимаемся искусствами и ремеслами и которую мы имеем все вообще, неправедные и праведные; так как мы – разумные животные, то и получили ее. Посему и в предыдущем сказано было о ней, как о богодарованном стяжании, в словах: «не Господь ли научает разумению и знанию?» (Иов. 21:22, 22:2).
II. Заметь, что Господь говорит людям не вдруг с самого начала; но когда душа приготовится многими способами и упражнениями и взойдет на высоту, сколько возможно человеческой природе, тогда Он говорит и открывает глаголы Свои возвысившимся до этого. Так как вихрь производит бурю, а Иов в буре обстоятельств не потерпел кораблекрушения касательно веры, но еще более просиял, то Отвечающий ему в знак объемлющей его бури отвечает чрез вихрь; а в знак изменения дел его из бури в тихую погоду, Он говорит не только чрез вихрь, но и чрез облака.
III. Многие низошли в бездну (ада), не с тем, чтобы ходить в нем, но чтобы оставаться узниками. Один только Иисус, как свободный, ходил в этой бездне, где нет следов ходящих. Ибо Он принял смерть, не быв повинен смерти, чтобы освободить подлежащих смерти,«сказав узникам: «выходите», и тем, которые во тьме: «покажитесь» (Ис. 49, 9), с чем согласно и последующее.
IV. Видишь, как в конце подвигов Он прославляет подвижника блистательным провозглашением и открывает сокровенную причину поражения (его страданиями), говоря: неужели ты думаешь, что Я так поступил с тобою для чего-нибудь иного, а не для того, чтобы ты явился праведным? (Иов. 40, 3). Это – врачевство от ран; это – воздаяние за терпение. Ибо последующее, хотя некоторым покажется великим, может быть, маловажно, и устроено с неважными целями, хотя он получил и вдвойне взамен отнятого.
V. Мефодий под Духом Божественным, данным от Бога всем людям, о котором и Соломон сказал: «нетленный Твой дух пребывает во всем»:(Прем. 12, 1), разумеет совесть, которая и укоряет согрешающую душу.
VI. Со Мною ты состязаешься, и на Меня восстаешь, и на моих подвижников нападаешь? Где был ты, когда Я творил землю? Кем тогда был ты? Не был ли ты уже падшим? Подлинно в начале мироздания, говорит Писание, была «тьма над бездною» (Быт. 1, 2); эта тьма – не созданная тьма, но предварительно начавшаяся тьма при несуществовании света.
VII. Человеческая природа не может чисто созерцать самую праведность в душе, так как помыслы её часто бывают покрыты мглою.
VIII. Порок никогда не познает ни добродетели, ни самого себя.
IX. Начало всякого доброго дела имеет основание в нашей воле, а окончание – в Боге.
X. Может быть, три прародительские главы всего человечества, эти единосущные лица, были, как думает и Мефодий, прообразовательно некоторым подобием Святой и единосущной Троицы, именно не имеющий (земного) виновника своего бытия и нерожденный Адам представлял образ и подобие безначального Виновника всего, Вседержителя Бога и Отца, рожденный же сын его – представлял образ рожденного Сына и Слова Божия, а происшедшая (от него) Ева означала исходящее лице Святого Духа.
XI. Справедливость, так сказать, четырехугольна, со всех сторон равна и подобна (самой себе).
XII. Праведный суд Божий соответствует нашим настроениям; и каковы наши (чувствования и дела), таково в соразмерности назначается нам и воздаяние.