Священномученик Сергий Мечёв
О вере | Сергий Мечёв
Сейчас я хочу говорить с вами о том, о чем как правило не говорят, – о вере. Обычно, поверив и войдя и Церковь, мы на этом и успокаиваемся. Между тем надо разобраться, что же такое вера. «Вера есть сила, все внутри в благонастроении содержащая, или есть самое благонастроение, подающее преестественное, непосредственное, совершенное единение верующего с веруемым Богом»1. Итак, наше общение, наша связь с Богом находится в зависимости от того, какова сила нашей веры.
Нам кажется, что Бога можно просить о любой добродетели, но мы не делаем этого в отношении веры. Преподобный Симеон Новый Богослов, не будучи сам мучеником и не готовясь к этому подвигу, так определяет ее сущность: «Вера есть (быть готову) умереть Христа ради за заповедь Его, в убеждении, что такая смерть приносит жизнь»2. Здесь вера ставится в связь с мученичеством.
Если мы вспомним о крещении, которое совершается через погружение крещаемого в воду, перед нами встает вопрос: каков таинственный смысл этого действия? Николай Кавасила изъясняет это следующим образом: когда, погружаясь в воду, скрываемся в ней, то убегаем жизни в воздухе, что означает смерть, а когда появляемся на поверхности опять получаем воздух и жизнь. Подобное же говорит и Кирилл Иерусалимский: «И каким образом Христос воистину был распят, погребен и воскрес; а вы чрез крещение в подобии и сраспяться, и спогребстись, и востать с Ним удостоились...»3 Значит в самом крещении мы выражаем существо наше веры, готовность умереть за Христа.
Христос не требует от всех нас смерти за Него, какою Он за нас умер, но все мы должны иметь по крайней мере готовность к тому и свидетельствуем о том в крещении, умирая с верою, что такая смерть есть истинная жизнь. Продолжая раскрывать понятие «вера», Симеон Новый Богослов пишет: «Вера есть... нищету вменять в богатство, худость и ничтожество в истинную славу и знаменитость, и в то время как ничего не имеется, быть уверену, что всем обладаешь»4.
Милость Божия к нам заключается в том, что в крещении с нами не происходит фактической смерти – мы лишь свидетельствуем о готовности к ней. Для некоторых же, для сильных, эта смерть становится настоящей, они на самом деле сподобляются пострадать за Христа, но и мы, слабые, должны иметь по крайней мере готовность к смерти.
Если посмотреть внимательно на все христианство, на последования наших таинств, начинаешь видеть, какое особенное значение придается мученичеству, смерти за веру во Христа. В радостном, говорящем не о смерти, а о жизни, таинстве брака брачующиеся венчаются венцами мучеников: «Помяни я Господи Боже наш, – говорит молитва, – якоже помянул еси святыя Твоя четыредесять мученики...»5 В таинстве брака полагается тропарь мученикам: «Святии мученицы, добре страдальчествовавшии и венчавшиися, молитеся ко Господу, помиловатися душам нашим». Радость врачующихся должна быть радостью креста, мало того, даже радостью мученичества. «Слава Тебе, Христе Боже, апостолов похвало, мучеников радование, ихже проповедь, Троица Единосущная»6.
Также и в момент скорби, в момент отпевания Церковь взывает: «Агнца Божия проповедавше и заклани бывше якоже Агнцы, и к жизни нестареемей святии, и присносущней преставльшеся, Того прилежно, мученицы, молите, долгов разрешение нам даровати»7. Не к преподобным, не к праведным, а к мученикам прежде всего обращается Святая Церковь, ибо они явно исполнили обет веры, обет крещения: «В небесных чертозех выну (всегда. – О.С.) доблии мученицы молятся Тебе, Христе, егоже от земли преставил еси вернаго, вечных благ получити сподоби»8. И почти всюду, во всяком таинстве и богослужении, первый тропарь будет мученический.
Итак, всякий, кто крестился, должен быть готовым на то, что по указанию Божию, по Его воле символически совершенное над ним в таинстве крещения действительно над ним и совершится. Об этом мы имеем не только святоотеческие свидетельства. То же говорит нам один из наших современников, который рассказывает, что в простоте сердца он думал раньше, что те времена, когда Господь требовал от верующих готовности умереть за Него, прошли, что это было где-то, когда-то. Но вот и ему Господь судил соприкоснуться с этим моментом готовности умереть за веру, о которой говорит Симеон Новый Богослов, и, испытав это, он свидетельствует, что трудно только переступить границу и предать себя всецело воле Божией, но когда «рубикон перейден», тогда нет меры утешения.
Веры надо нам иметь больше. Тогда понятны становятся слова Симеона Нового Богослова, который сам шел не путем мученичества, но так понимал веру. И тот человек, кто стал перед необходимостью умереть или отказаться от Христа, получает настоящее понимание веры. Вовсе не прошли те состояния, о которых мы любили читать в детстве, которые мы считали почти за сказку. Господь может каждому послать мученический венец, а если и нет, то мы должны принести Ему хотя бы готовность к тому.
Если все это так, то как же нам все-таки быть? В чем трудность для неверующего? Сами ли мы приобретаем веру или Бог нам ее дает? Симеон Новый Богослов, рассуждая о природе веры, вспоминает некоего знакомого ему человека, который ни долгих постов не держал, ни бдений не совершал, ни на голой земле не спал, ни других подобных тяжелых подвигов на себя не налагал, но, приведши на память грехи свои, познал свое окаянство и, осудив себя, смирился, и многоблагоутробный Господь за это одно спас его, как говорит божественный Давид: «смирихся, и спасе мя» (Пс.114:6). Он поверил словесам Бога, и за эту веру Господь приял его.
Смирение есть вера и вера – смирение. По словам Симеона Нового Богослова, вера есть дар Всеблагого Бога; этот дар Он вложил в наше естество, подчинив употребление его самовластию произволения нашего. Мы не имеем в своей естественной природе никакого препятствия к тому, чтобы поверить словесам Бога. А почему же есть неверующие?
Вера есть то, что вложено в нас. Совершением греха человек выявил потерю веры в Творца как во Всеведущего, Всезнающего и Вездесущего, сначала задумав обмануть Его, а потом пытаясь спрятаться от Него. И потеряна вера была благодаря гордости – тварь захотела сравняться с Творцом, стать подобной Ему. И наоборот, мы обретаем веру, когда ставим себя обратно на ту полку, на которой должны стоять как тварь в природе. Препятствие же для веры – не в естестве, а в том, что мы сами вложили в себя, – в гордости. Вся трудность заключается в стяжании смирения.
Для нас, уверовавших, дело обстоит вовсе не так, что вот, поверили, и всё тут. Иначе бы мы горами двигали. Вера даруется нам как вложенная в естество, в природу нашу, возрастает в зависимости от того, насколько мы идем навстречу. И сказали апостолы Господу: «умножь в нас веру» (Лк.17:5). Они понимали, что вера дается Господом. Становится понятным все, что было с апостолами, когда не могли они исцелить бесноватого, как рассказывается в Евангелии: «Один из народа сказал в ответ: ...говорил я ученикам Твоим, чтобы изгнали его, и они не могли. Отвечая ему, Иисус сказал: о, род неверный! доколе буду с вами? доколе буду терпеть вас? Приведите его ко Мне». И когда привели к Иисусу бесноватого отрока, Господь сказал его отцу: «Если сколько-нибудь можешь веровать, всё возможно верующему. И тотчас отец отрока воскликнул со слезами: верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк.9:17–19, 23–24). А Петру Господь говорит: «Симон! Симон! се, сатана просил, чтобы сеять вас как пшеницу; но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих» (Лк.22:31–32). Вера ослабевает в нас потому, что мы не идем к ней навстречу, не готовимся к принятию дара, не просим, как отец бесноватого: «Верую, Господи, помози моему неверию» (Мк.9:24). Все приведенные евангельские свидетельства говорят, что мы своими силами не можем ни приобрести, ни сохранить веру и должны молиться о том Господу, как молились святые отцы и мужи евангельские.
Если вера есть готовность умереть за Христа и смерть эта – высшая степень веры, нам надо идти путем стяжания этого состояния:
«Вера во Христа истинного Бога, рождает желание вечных благ и страх мучений; желание же сих благ и страх мук приводят к строгому исполнению заповедей, а строгое исполнение заповедей научает людей глубокому сознанию своей немощности; это сознание истинной немощности нашей рождает память о смерти; кто же возымел сию память сожительницею себе, тот приболезненно взыщет узнать, каково будет ему по исходе и удалении из сей жизни; а кто тщательно старается узнать о будущем, тому прежде всего надлежит лишить себя настоящего (т.е. благ и вещей мира сего)».9
Вера настраивает на истинное благо; она рождает в нас страх Божий. Подобное же говорит и Феодор Эдесский: Вера правая и глубоко внедренная рождает страх Божий; страх же Божий научает нас соблюдению заповедей»10. Сам ничего не могу, но «все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Флп.4:13). Сознание немощи моей рождает, по словам Симеона Нового Богослова, память смертную. На земле мы имеем время на покаяние, а в той жизни будет уже поздно. Царство Божие начинается на земле, оно внутри нас. Потому-то и утрачиваем мы в конце концов интерес к благам и вещам мира сего.
Все настоящее есть то, что прейдет, но не прейдет моя душа и Царство Божие, к которому я приобщаюсь здесь, на земле. Мы должны готовить себя к иной жизни и к тому, что смерть за Христа есть путь к истинной, настоящей, подлинной жизни. Мы должны пользоваться всем как непользующиеся и не должны делать для себя из «благ земных» настоящие блага. Тогда вера станет иметь для нас совсем не то значение, какое мы придавали ей раньше.
Итак, вера есть дар Божий, о котором должно просить; вера зависит от того, как мы смиряемся, и пути, ведущие к вере, лежат через память смертную, через неприлепление к мирским благам и даже к самой жизни в мире сем, через готовность к смерти за веру во Христа.
Следуя по пути стяжания веры, на что же нам все-таки ориентироваться, что ставить во главу в этой борьбе за веру и смирение? Об этом говорит апостол Павел: «Преподаю тебе, сын мой Тимофей, сообразно с бывшими о тебе пророчествами, такое завещание, чтобы ты воинствовал согласно с ними, как добрый воин, имея веру и добрую совесть, которую некоторые отвергнув, потерпели кораблекрушение в вере» (1Тим.1:18–19). В другом месте он говорит о диаконах (и это относится, конечно, ко всякому христианину), что они «должны быть честны, не двоязычны, не пристрастны к вину, не корыстолюбивы, хранящие таинство веры в чистой совести» (1Тим.3:8–9). Таким образом, наша вера зависит от того, насколько чиста наша совесть. Очищение и хранение совести – вот на чем должна быть основана борьба за веру.