Святитель Феофан Затворник - собрание творений
Древние иноческие уставы
1. Устав преподобного Пахомия Великого
Устав пр. Пахомия дошел до нас в переводе бл. Иеронима. Но этот устав не представляет во всей полноте всего чина общежития, учрежденного св. Пахомием; потому что многое в него не внесено, а вошло в дело по непосредственному распоряжению Св. Учредителя, как значится в его житии. И из тех пунктов, какие есть в сохранившемся уставе, многие непонятны для незнакомого с обстоятельствами жизни сего главы Тавеннисиотов. Почему уставу надобно предпослать житие св. Пахомия.
Читающий сие житие не может не заметить, что, хотя Тавеннисиотские порядки в главном очертились еще при жизни св. Аввы, но многие подробности продолжали определяться и при ближайших преемниках его, Орсисии и Феодоре Освященном. Можно положить наверное, что многие пункты и в устав внесены уже при сих преемниках. Потому, для полнейшего уразумения и начертания сего устава, надо взять во внимание обстоятельства жизни и этих великих Авв.
Из сих Авв, преемников Св. Пахомия, Св. Феодор часто говорил поучения к братиям, но они не сохранились. От Аввы же Орсисия сохранилось большое наставление об устроении иноческого жительства, которое он составил, уже приближаясь к кончине, и предал братиям в виде отеческого завещания. Оно обнимает весь строй иноческой жизни, объясняя наиболее, в каком духе должна быть строго выдерживаема та или другая сторона сей жизни. Почему наставление сие можно назвать кратким обзором Тавеннисиотского устава. –
Итак, желая ввесть читающих в полное представление Тавеннисиотских порядков, предлагаем: –
во I-х, Жития св. великих Авв: Пахомия, Орсисия и Феодора Освященного; –
во II-х, Устав Тавеннисиотского Общежития; –
в III-х, Наставление Орсисия об устроении иноческого жительства. – Приложим к сему –
в IV-х, три небольшие сборника уставных правил, изреченных отцами соборно, и два начертания правил пр. Макария Александрийского.
Жития св. великих Авв Тавеннисиотских
Не все подробности их жизни внесем сюда, а только те обстоятельства, которые касались учреждения общежительных порядков в Тавеннисиотских обителях. Заимствуем сказания о сем из Четь-Минеи, из Дионисия малого Patr. Latin. t. 73, и из Vies des Peres des deserts d'Orient, par 1е К. Р. Michel Agne Marin, de l'ordre des minimes. 1824.
1. Житие пр. Пахомия Великого
По происхождению, пр. Пахомий был Египтянин Верхней Фиваиды, по вере язычник; но лета юности провел в чистоте и непорочности. Эта чистота нрава дала ему возможность ощутить присутствие неземных начал жизни в жителях города Оксиринфа, когда взятый в военную службу на 20 году своем, миновал он вместе с другими этот город и видел необыкновенное родственное к себе и своим соратникам радушие его обитателей. Узнав, что они потому таковы, что были христиане, он тут же положил в сердце своем, если возвратится живым с войны, принять христианство и жить по духу его. Возвратившись в добром здоровье, он крестился в своем селении Шенобоске и, по некоем видении во сне, исполнившем сердце его пламенным влечением к пребыванию с единым Богом, удалился в пустыню к известному в той местности отшельнику Паламону.
Паламон сначала отказывался принять его, указывая на крайние лишения и суровость своей жизни; но потом, удостоверившись, что Пахомий искренно готов на всякого рода труды самоумерщвления, и что их-то именно и искал, принял его в свое руководство, ввел в свою келию и скоро потом облек в иноческое одеяние.
Оба они проводили время в молитве, псалмопении, взаимном собеседовании и особном богомыслии. Рукоделием их было прясть волну и готовить власяницы, и они не щадили себя, занимаясь этим делом, не потому, чтобы нужда большая заставляла это делать, а для того, чтобы всегда иметь под руками, чем помочь нуждающемуся, не меньше сего и для того, чтобы преутруждать и держать в утомлении плоть свою.
Паламон особенно требовал от Пахомия, чтобы он навыкал проводить ночи в бдении и, если замечал, что сон начинал одолевать его во время ночной службы, выводил его вон из келии и заставлял переносить песок с одного места на другое, говоря: «Бодрствуй, Пахомий, чтобы иначе не искусил тебя враг и не похитил плода трудов твоих». Так приучал он его побеждать сон, располагая почасту целые ночи проводить в молитве и псалмопении. Было также у них в обычае во время молитвы простирать руки свои в виде креста; такое положение поддерживало внутренний жар и отражало приступы дремания.
Пищею им служил хлеб с солью, к чему они прибавляли, хоть очень редко, какую-нибудь зелень, без масла однако же и без уксуса, напротив иногда подмешивали пепла, для большего умерщвления вкуса.
Однажды в день Пасхи, Паламон велел ученику своему приготовить обед т.е. ради торжественности дня, поставить трапезу несколько пораньше обыкновенного. Пахомий, полагая, что если все христиане радуются и веселятся в этот день преславного воскресения Христова, то можно и ему без нарушения закона иноческого самоумерщвления угостить своего духовного отца несколько получше, чем всегда, приправил приготовленную им зелень, положив в нее немного масла и уксуса.
Но Паламон, лишь только по обычной пред трапезой молитве, подошедши к столу, взглянул на приготовленное, как ударив себя в лоб рукою и прослезившись, воззвал: «Мой Спаситель распят, а я буду есть с маслом», и никак не согласился коснуться приготовленного, сколько ни упрашивал его Пахомий; так что пришлось принять зелень. Тогда он сел за стол и не вкусил с учеником своим и в этот день ничего, кроме хлеба с солью, как обычно.
Пахомий тщательно внимал урокам своего старца, старался усвоять себе примеры его жизни и строго бодрствовал над своею душою. Всеусильно заботился хранить ее в совершенной чистоте, подавлять появлявшиеся в ней порочные движения, при первом их возникновении, внедрять в сердце добрые расположения, отсекать суетные пожелания вещей мирских и возгревать одни лишь желания благ вечных, непрестанно размышлять о деле спасения, как оно начертано Духом Святым в Божественном Писании. Особенно же преуспевать в смирении, кротости, терпении и чистоте намерений. Успехи, какие оказал он во всех сих добродетелях, были так заметны, что старец его не мог смотреть на сие без удивления и не чувствовать в душе своей особенного от того утешения.
В отношении к телу своему, пр. Пахомий был очень безжалостен, и утомлять его трудом и всячески озлоблять жаждала душа его. Так, например, отходя по обычаю в даль пустыни, покрытой колючками, собирать дрова, он спокойно терпел, когда уязвляемы были ноги его спицами, вонзавшимися иногда глубоко, или были порезываемы острыми кремневыми камушками. Он воодушевлял себя к перенесению этого воспоминанием о терновом венце, уязвлявшем голову Спасителя и о гвоздях, коими пригвождены были руки и ноги Его к древу креста.
В этой пустыне иногда любил он замедлять подолее и углубляться в нее подалее, чтоб в глубине пустынной тишины свободнее предаваться молитве и умносердечной беседе с Богом. Тут он изливал пред Ним душу свою в любительном к Нему устремлении всем существом своим, и с теплою верою повергал себя в Его вседержительную десницу, умоляя Его о вразумлении и укреплении в борьбе с врагами спасения. Но не собою одним ограничивалась молитва его; со времени обращения он всех людей, паче же христиан, обнимал своею любовью, и, молясь, не забывал поминать и всех в молитве, прося предохранить их от сетей, которые враг расставляет на всех путях жизни нашей.
Господь, внушавший ему такие теплые чувства любви, потому что предназначал его послужить спасению душ многих, открыл ему, наконец, волю Свою об этом во время одной из таких пламенных молитв, в наиболее уединенном месте. Это было в Тавенне, как называлась или какая-либо местность пустыни, или остров на Ниле, недалеко от города Сиены. В то время, как он молился с особенною теплотою и продлил молитву свою паче обыкновенного, услышал глас свыше, говоривший ему: «Здесь утверди пребывание свое, Пахомий, и устрой монастырь, ибо придут к тебе многие, возжаждав соделать свое спасение в иноческом образе жития, и ты будешь руководить их по правилу, которое я тебе тотчас пошлю. В то же мгновенье предстал ему Ангел в одежде великого иноческого образа, – в схиме и вручил ему медную дщицу, на которой были начертаны правила постнического жития, для имевших поступить под его руководство.
Что написано было на дщице, о том пишет Палладий в Лавсаике, за ним повторяют тоже Созомен, Дионисий Малый и Никифор Каллист в цитованных в предыдущей сноске местах. Приводим слова Палладия:
1) Позволяй каждому есть по потребности.
2) Назначай им труды, соразмерные с силами каждого.
3) Не возбраняй ни поститься, ни есть.
4) Труды тяжелые возлагай на тех, которые крепче силами и больше едят; а малые и легкие назначай слабым, которые не привыкли к подвижничеству.
5) Кельи устрой отдельные, в одном здании, и в каждой келии пусть живут по три.
6) Пища пусть предлагается для всех вместе.
7) Спать не должны они лежа, но пусть устроят себе седалища с отлогими задниками и спят на них сидя, постлавши постель свою.
8) На ночь они должны оставаться в льняных левитонах и препоясанные.
9) У каждого должна быть белая козья (или овечья) милоть, без которой они не должны ни есть, ни спать.
10) К принятию Тайн Христовых по субботам и воскресеньям да приступают только в кукуллие (наглавнике), развязав пояс и снявши милоть.
11) А наглавники-кукуллии Ангел назначил им без подвязок, как у детей, и на них приказал положить изображение пурпурного креста.
12) Братию он повелел разделить на 24 чина (отряда), по числу 24 букв греческих, так чтобы каждый чин означался особою буквою от альфы и виты по порядку до омеги; чтобы, когда Авве нужно будет спросить или узнать о ком-либо из столь многих братий, он спрашивал у своего помощника в каком состоянии находится чин альфы или чин виты, – отнеси благословение чину ро. Наименование каждой буквы уже само собою указывало бы на означаемый ею чин. Инокам более других простым и незлобивым, продолжал Ангел, дай имя иоты (ι), а непокорных и крутых нравом отметь буквою кси (ξ), выражая таким образом самою формою буквы свойство наклонностей, нравов и жизни каждого чина. Знаки сии будут понятны только духовным.
13) На доске было написано еще, что если придет странник из другого монастыря, где живут по другому уставу, он не должен ни есть, ни пить вместе с ними. Только тогда, как, находясь в дороге, будет странноприят кто-либо из учеников Пахомия, может он вкушать пищу с иноком, чуждым их устава.
14) Сторонний никто не должен входить в монастырь, а однажды вошедший должен оставаться с ними навсегда.
15) К высшим подвигам, прежде трех лет испытания, не допускай новичка; только после трех лет, когда пройдет он тяжелые послушания, пусть вступит на это поприще.
16) За трапезою головы у всех должны быть покрыты кукуллием, чтоб один брат не видал, как ест другой.
17) Не должно также разговаривать во время трапезы, ни смотреть по сторонам, и только на стол или в блюдо.
18) Если что нужно, о том пусть дают знать знаками тем, кои состоят на череде столовщиков.
19) Ангел положил совершать монахам в продолжение каждого дня 12 молитв, также вечером 12, ночью 12 и три в 9-м часу. Когда же св. Пахомий сказал на это, что молитв мало, Ангел говорит ему: я положил столько для того, чтобы и слабые удобно, без отягощения, могли выполнять правило; совершенные же не имеют нужды в уставе; ибо, пребывая наедине в келии, они всю жизнь свою проводят в созерцании Бога. Устав дал я тем, у которых ум еще не зрел, чтобы они, хотя, как непокорные рабы, по страху к господину, выполняя общее правило жизни, достигали свободы духа.
Дав такой устав и тем исполнив свое служение, Ангел удалился.
Пр. Пахомий, по великой преданности своему старцу, отцу духовному, не мог скрыть от него бывшего ему откровения. Почему, возвратившись, все рассказал ему и упросил его сходить вместе с ним на то место, где Бог такую явил к нему милость. Паламон, видя в этом прямое указание Божие, возблагодарил Бога за такое благоволение к ученику своему и охотно согласился исполнить его желание. Пришедши на место, они построили там вместе небольшую келию и призвали Божие на нее благословение. Паламон пробыл там несколько времени, наконец, сказал: «Так как Богу угодно, чтобы ты, сын мой, пребывал на этом месте, то оставайся здесь, а я пойду в свою келию, только завет положим между собою не покидать друг друга, а посещать себя взаимно, пока угодно будет Господу сохранить меня в животе сем». Пахомий с радостью на сие согласился и был верным исполнителем сего завета до самой смерти старца, которая, впрочем, не замедлила.
Паламон, возвратясь в свою келию, начал чувствовать острые припадки боли во внутренностях, от крайнего воздержания, каким томил себя и которое не переставал продолжать, несмотря на начавшуюся уже болезнь: некоторые отшельники, пришедшие посетить его, и видя его изнеможение, умоляли его послабить себе на время, чтоб в конец не расстроить тела своего. Он сначала и сдался было на их представления, но скоро опять воротился к обычным строгостям говоря: «Если св. мученики Христовы до конца претерпевали всякий род мучений, и отрезание членов, и огненное жжение, и глав отсечение ради Бога, в Которого всем сердцем веровали, то как могу я согласиться отложить малое мое терпение, которое решился я понесть Христа ради, – и поблажить телу своему, от которого ничего доброго ждать не могу?» – И остался при своих строгостях подвижнических до конца жизни, который был уже недалек. Пр. Пахомий не отходил от него во все это время, оказывая самое нужное о нем попечение, до тех пор, пока, на его же руках, старец любимый и дух свой предал Господу. Отдав должное почившему и честно предав тело его погребению, пр. Пахомий возвратился наконец в свою келию и продолжал обычные свои труды в жизни по Богу.
Бог утешил его в понесенной им потере старца прибытием к нему старшего брата Иоанна, который, слыша о его строго богоугодной жизни, пришел к нему в желании и себе идти тем же путем. Радость и утешение были велики, и с той, и с другой стороны, ибо пр. Пахомий со времени своего крещения не видал никого из своих родных. Сошедшись теперь в одном намерении, они начали жить во взаимнопоощрении к добрым делам и подвигам.
День и ночь поучались они в заповедях Господних, чтобы вернее сообразовать с ними жизнь свою и нрав свой. Каждодневно раздавали они бедным, что оставалось от содержания себя, добываемого трудами рук, не заботясь о завтрашнем дне. Одежда их была из полотна, и они переменяли ее только тогда, как настояла нужда помыться. Пахомий, впрочем, под исподом часто надевал власяницу, чтобы действеннее укрощать буйство плоти. И скудостью питания также не переставал он томиться, не вкушая и хлеба в сытость. Но что гораздо смирительнее для тела, он не ложился, когда надлежало спать, а садился посреди келии, не подпирая себя ни с какой стороны. Этот подвиг нес он в продолжении 15 лет. В одно время совсем не спал он целых 40-дней, и просил Бога дать ему силу навсегда обходиться без сна, чтобы быть в состоянии удобнее препобеждать невидимых врагов нашего спасения. Не видно, чтоб Бог услышал его прошение; но в его молитве нельзя не видеть, с какою ревностью вооружался он против плоти, столько доступной вражеским воздействиям во искушение духу, даже и всегда бодрому.
Наконец пр. Пахомий, вспомнив об обетовании Божием, что к нему соберется большое количество братий, начал с братом своим подготовлять для них келии. При этом произошла между ними небольшая размолвка. Пахомий желал занять под монастырь большее пространство, чтоб и келий могло оно вместить побольше; а Иоанн по любви к уединенному безмятежию желал, чтоб все это было в меньших размерах, и не вынесши поперечений тому со стороны Пахомия, сказал наконец с досадою: «Перестань величаться и шириться; не полезна эта вещь».
Указ этот был чувствителен для Пахомия; но как он обык уже подавлять все неправые движения, то не дал хода и этому огорчению и перенес его спокойно. Несмотря однакож на то, что оно не вышло наружу и Пахомий, и в словах, и в деле, вел себя вполне сдержанно, он не обезвинял себя, напротив строго укорял, зачем показываются в сердце такие движения, когда ему надлежит быть мертву для всего. Почему в следующую ночь, затворившись в келии своей, простерся он ниц на земле, и смиряясь пред Богом, умолял Его со слезами укрепить его против всяких страстных приражений. «Горе мне, Господи Боже мой, – взывал он, – что мудрование плотское еще властвует во мне, что еще работаю закону греховному. Горе мне, что несмотря на столь долгое пребывание в пустыне, еще не научился я побеждать гнев свой. Помилуй мя, Господи, и не дай мне погибнуть. Ибо если Ты не укрепишь меня благодатью Своею, то враг, обретши во мне некую часть своих деяний, и вполне поработит меня себе. И как я буду руководить тех, которых ко мне на иноческое житие обещал Ты привесть, Господи, когда сам я не умею побеждать свои страсти, при всяком случае восстающие на душу мою? – Но верую, Господи, что если Ты подашь мне помощь, то я удобно совершу все, что угодно пред очами Твоими». –
Таково было сокрушение и болезнование пр. Пахомия по случаю легкого внутри движения нетерпеливости, которое притом он успел уже скоро подавить. Таково было его внимание к себе, и столь бодренно блюдение своего сердца! – Так провел он в слезных воздыханиях и молитвах всю ночь. Имел он обычай молиться Богу, простерши руки, не позволяя себе опускать их или сгибать до окончания молитвы: так стоял молясь, будто вися или распятый на кресте. Это молитве способствовало, но тело паче утомляло. Итак, частью от этого напряжения, частью от зноя по времени года, а более от внутреннего жара сердечного, сильный пот, соединившись с обильными слезами, образовал лужу на том месте, где стоял он на молитве. Это было для него омовением и тела и души. Кротость водворилась в сердце его, и он с того времени жил с братом в мире глубоком, с кротостью, снисхождением и дивною предупредительностью до самой его смерти.
Скоро брат отошел ко Господу, – и пр. Пахомий остался один, получив большую, правда, свободу относительно построения монастыря, но вместе став целью жесточайших нападений со стороны злых духов. Господь вводил его в эту явную борьбу частью для испытания и воспитания веры его, частью для того, чтоб укрепив его частыми опытами видных побед над бесами, облечь его силою и властью на прогнание их, чтоб он был грозою для них, и они боялись одного появления его.
Пришло наконец время собрания братий, и Ангел Господень, явившись пр. Пахомию, в полунощи на молитве стоящему, сказал: «Богу угодно, чтоб ты отселе принимал приходящих братий и приводил их к Нему путем строгого подвижнического жития». Повторив это трижды, Ангел отошел. Пр. Пахомий возблагодарил Бога и усердно приступил к исполнению Св. воли Его: принимал приходивших с желанием поработать Господу в иноческом образе жития, и по должном испытании твердости их намерения, облекал их в иноческую схиму.
Первыми из поступивших под его руководство были – Псентаисий, Сур и Псой. После них пришли Пекусий, Корнилий, Павел, другой Пахомий, – Пафнутий, Тифой и Петроний были также из числа первоначальных его учеников. Феодор Освященный и Орсисий поступили нeсколько после. Пока их было немного, пр. Пахомий все по монастырю делал сам, никого из них ничем не обременяя и не озабочивая, для того, чтоб на свободе от всех попечений они поскорее могли положить прочнейшее основание трезвенной собранности и внутренней жизни. Сам приготовлял нужное для стола, сам садил и поливал зелень в огородe, сам отвечал тем, которые стучались в двери монастыря, сам ходил за больными. Так, по заповеди Господа, он всем был слуга, предоставляя им сладкое утешение исключительно посвящать свое время и труды свои на делания духовные.
Так поступал пр. Пахомий с целью образовать себе из них будущих помощников, чтоб, когда соберется много братий, он мог разделить с ними труды по управлению монастырем: чему теперь они имели свободу поучаться из его слова и примера.
Новые ученики пр. Пахомия надивиться не могли множеству добродетелей, открывавшихся в нем, – особенно любви, смирению, самоумерщвлению и умносердечному трезвению, которое он всегда хранил, несмотря на множество занимавших его дел; и воспламенялись ревностно подражать ему во всем. С сею целью они с общего согласия обратились к нему с прошением – дозволить и им разделять с ним труды его. Пр. Пахомий сказал им в ответ на это, что он смотрит на себя, как на животное, которое вращает мельничное колесо и к которому не должно иметь никакого сострадания; что же касается до их желания, то, говорит, придет время, когда я сложу с себя на других часть забот и трудов, какие несу теперь, но будет это, когда угодно будет Господу, чтоб я это сделал.
Между тем однакож он преподал им правила и уставы по всем частям и сторонам иноческой жизни, – относительно молитвословия, рукоделия, пищи и пития, сна и бодрствования, одежды и других всех порядков монастырских и иноческих, частью как предуказывала уже это врученная Ангелом дщица, а частью как указывало самое дело и опытность.
Когда в какой-нибудь праздничный день надлежало всем причащаться Пречистых Христовых Тайн, пр. Пахомий призывал какого-нибудь священника из ближайших сел, который, совершив в монастыре божественную службу, причащал всех тела и крови Господних. Смиренномудрый Наставник не хотел, чтобы кто-нибудь из учеников его, сподоблен был священного сана, говоря: «Mонахам полезно не искать чести и начальства, особенно же живущим в киновиях, чтобы из-за этого не зародились среди братий единодушных зависть и ревнивость и не расстроили общего согласия. Ибо как малая искра огня, падшая на гумно, если вскоре погашена не будет, сожигает все гумно и в один час истребляет труды целого лета; так помысл любовластия и желание священнического чина, впадши в среду иноков, если скоро не будут изъяты, все многолетние труды их, и все плоды духовные обратят в ничто перед Богом». Так говорил Преподобный, научая братию смирению, но если кто из освященных иноков приходил в монастырь его, желая жить с ними, он принимал его любезно и почитал, как отца. И тот с своей стороны, смотря на смирение пр. Пахомия и прочих братий, старался подражать им в смирении всячески заботясь не дать никому заметить, что он, в благодатном порядке имеет какое-либо преимущество перед другими.
Слыша о таких мудрых порядках в монастыре пр. Пахомия, многие из ревновавших о спасении устремились к нему в обитель и число братии быстро возросло. – Прежде устроенный монастырь становился уже тесным и належала необходимость устроить новые. К этому теперь и приступил пр. Пахомий.
Первый из устроенных вновь монастырей назывался Пабо, и был построен в месте очень пустынном. Впоследствии он сделался столь великим и важным, что стал во главе всех других, хотя все иноки, жившие по уставу пр. Пахомия, продолжали носить имя Тавеннисиотов, по имени первоначальной обители.
Несколько времени спустя после устроения обители Пабо, один почтенный старец, по имени Епоним, Авва Шенобосского монастыря, в котором жили уже устаревшие иноки, пользовавшиеся большим уважением за свои добродетели, пленен будучи Тавеннисиотскими порядками, пришел к пр. Пахомию и упросил его присоединить свой монастырь к монастырям, живущим по его уставу. Пр. Пахомий охотно согласился на это по ревности к делу, которое возложено было на него Cамим Господом. С некоторыми из своих опытнейших братий отправился он в ту обитель и ввел там свой устав в действие.
Примеру Шенебоска последовали вскоре и другие иноки, составлявшие обитель, Монхос именуемую, и тоже предали себя руководству пр. Пахомия. Стало у него уже четыре монастыря.
Но потом и сам он устроил еще других пять обителей: Тазскую, о которой в частности ничего неизвестно; Фивейскую, для которой Псенебий, отец Петрония, заступившего место пр. Пахомия по смерти его, как глава монастырей, дал землю, вступив сам со всеми детьми в братство; Панейскую, устроенную по просьбе епископа этого города, по имени Арея или Вара; Тисменскую, в этой же епархии и Пахнумскую, или Хнумскую, на берегу Нила близ Латополя.
Это все монастыри, устроенные пр. Пахомием при жизни своей, кроме женского, на другой стороне Нила, которому начало положила сестра пр. Пахомия, восхотевшая подобно брату подвизаться в иночестве. Феодор и Орсисий, его ученики и преемники общего управления монастырей после Петрония, прибавили к ним еще другие обители.
Сколько было во всех сих обителях спасающихся! – Но все они смотрели на пр. Пахомия, как на единого духовного отца своего, и пр. Пахомий на всех их равно простирал свою заботу и отеческую попечительность. В сем отношении что может сравниться с тою мудростью и любовью, с строгостью и снисходительностью, твердостью и мягкосердием, с какими он управлял таким количеством иночествующих? Во всех его действиях видно было, что им руководил Дух Божий, Который и внушил ему собрать иноков в обители. Нет добродетели, в которой он не подавал бы своим ученикам самого высокого примера, не проходило минуты, чтоб он не делал чего-либо для их блага, не было случая, которым бы он не воспользовался для их научения чему-либо, если это было возможно, наконец не было труда и подвига, на который он не решался бы с охотою, коль скоро видел, что это необходимо для духовного преспеяния собранных им воедино чад духовных.
Приступая к подробностям его мудрого управления, в намерении показать в нем совершеннейший образец для подражания настоятелям, ставим на первом месте, – как уже и из предыдущего сказания видно, – то, что пр. Пахомий не сам собою взял на себя этот чин главенства над многими, но принял это иго по особенному повелению Божию, и следовательно, вошел во двор овчий законными вратами звания свыше. И несмотря однакож на это звание, он не спешил упредить Богом определенное к исполнению его время: что показывает в нем совершенное забвение себя в устроении порученного ему дела и безукоризненную чистоту при сем его намерении. Вот почему такое видимое звание Божие, и такое строгое внимание к указаниям свыше в зовомом сопровождались обильным излиянием на него просвещающей и руководящей Божией благодати, которая наделяла его всеми необходимыми для мудрого управления качествами. Спасительные действия, какие испытывали от него руководимые им души, служат наилучшим тому доказательством.
Тихая кротость и снисходительность составляли основную черту его характера. Можно сказать даже, что он не соблюдал должной меры в сих добродетелях. Опыты его деяний представляют много тому примеров. Когда начали собираться в большом количестве желавшие жить под его руководством, то, не могши по доброте своей отказать приходившим, и вместе не имея возможности подвергнуть их строгому предварительному испытанию, он по необходимости набрал, вместе с хорошими, не мало и таких, с которыми трудно было управляться. Они не хотели сообразоваться с теми правилами, какие внушал им пр. Пахомий, а между тем без исполненья их нельзя было преуспевать в духовной жизни.
Ни замечания, ни увещания не оказывали на них никакого действия. Они не обнаруживали никакого знака поправления, ни даже доброй к тому воли. Пр. Пахомий, скорбя об их ожесточении, по любви к ним и искреннему желанию им спасения, прибег к молитве, которая всегда была единственным для него прибежищем во всех встречаемых им затруднениях. Простершись на земле, он обратился в один день к Богу с такою молитвою: «Ты, Господи, повелел нам любить ближнего, как себя самого. Молю убо Тебя, яви милость Твою к этим ослепленным, и воззри на них благоутробным оком милосердия Твоего, чтоб, вошедши в себя самих, с искренним раскаянием, восприняли они на себя иго заповедей, какое возлагает на них наше звание, и воодушевившись надеждою на Твою помощь, вступили на должный путь на ряду с другими братиями».
Худое настроение их ненаказанных сердец было, конечно, причиною того, что молитва сия осталась без доброго на них действия. Но пр. Пахомий не терял еще терпения в отношении к ним; ибо любовь не знает утомления. Он придумал для них особого рода средство приучить их к должной иноческой жизни, начав с легчайшего. Почему дал им правило жизни, отличное от общего, которое исполнять они могли без особого напряжения и труда; но и это не имело успеха. Своенравники, по своему злоумию и ожесточению сердца, отказались подчиниться и ему. Желая жить по своей воле, без всякой зависимости и подчинения, они оставили братство, и удалились с такою быстротою, какой обычно быть у объятых паническим страхом.
Если нельзя было пр. Пахомию не пожалеть погибели этих несчастных, то эта скорбь с избытком вознаграждалась утешением при виде дивных успехов прочих братий. После них братство послушных учеников уподоблялось полю, очищенному от плевел, на котором доброе семя широко разрастается и дает обильный плод. Но нельзя не дивиться непоколебимому терпению святого старца, с каким он сносил этих недобрых, пока Господу неугодно было Самому избавить от них его и братство. – Из этого обстоятельства научаемся, что как миряне, придерживаясь святых уставов, каким следуют мироотречники, удобно могут преуспевать в совершенстве христианской жизни: так мироотречникам, когда они предаются нерадению и лености, ни к чему не служат ни превосходство их звания, ни молитвы их отцов духовных, ни снисхождение, какое оказывается сими последними к их немощам. Хладность в душе иноков – знак смерти духовной.
Пр. Пахомий имел также случай показать свое терпение в отношении к старым инокам своего монастыря Пабо, которые хотя свободны были от грубых погрешностей, но были так ропотливы, что впадали в этот грех при всяком малом поводе. Он часто вразумлял их отеческим словом, но не имел успеха. Не почитая, однакож, и не смотря на то, себя свободным от долга трудиться над исправлением их нрава, он наложил на себя сорокадневный пост, очень строгий, с полуночными бдениями и молитвами. Бог услышал молитву его, и он имел утешение видеть тех старцев сознавшими свое прегрешение и начавшими продолжать прочее свое течение с должным благоговеинством и смирением.
Не менее дивно кроткое снисхождение пр. Пахомия к одному иноку соседнего монастыря, который не состоял в его зависимости, но Авва которого часто приходил к нему за советами. Этого брата одолевал дух честолюбия, и ему неудержимо хотелось быть каким-либо чиновным лицом в обители, экономом или иереем. Он часто докучал об этом своему Авве, но тот не удовлетворял его прошения, находя то неполезным для него и той обители.
Однажды Авва, раздосадовавшись на такие докучания, сказал брату, что поручать ему какую-либо должность не советовал пр. Пахомий. Этого не было на деле, но Авва сказал так полагая, что из уважения к пр. Пахомию, брат прекратит свои искания. Но вышло иначе. Тот воспылал гневом, и вышедши из себя, как помешанный, бросился к пр. Пахомию, и излил на него желчь свою, осыпав его укорами и оскорбительными словами.
Пр. Пахомий, занимавшийся в то время со своими братиями кладкою стены, не зная, в чем дело, ничего ему не отвечал; но видя, что его молчание только раздражало того брата, сказал ему со смирением: «Cогрешил я, брат мой, прости меня, прошу тебя, как сам желаешь, чтоб Бог простил твои грехи».
Кротость эта укротила гневного. В то время подошел и Авва, следовавший по стопам своего строптивого ученика. Пр. Пахомий обратился к нему, чтоб узнать, в чем дело, и, когда тот рассказал, заключив свой рассказ прошением совета, как ему поступить, пр. Пахомий ответил ему: «Желаешь знать, как хочет Бог, чтоб ты поступил? – Вот что сделай. Уступи желанью этого брата, чтоб избавить его душу от власти томящего его демона. Бывает часто, что делая, по состраданью, добро злым, умягчают их сердце и возвращают их на путь добра. Так научает нас с благоутробным снисхождением носить тяготы друг друга любовь, какую преподал нам Иисус Христос и словом Своим и примером».
Дивное дело! Этот совет имел полное действе. Брат, видя, что с таким благоснисхождением соглашаются дать ему должность, какой он так страстно домогался, устыдился своего честолюбия и своей неудержимости, и, пришедши в раскаяние, не только не хотел взять какой-либо чин, но пал в ноги пр. Пахомию и с истинным сокрушением исповедал пред ним вину свою, говоря: «Человек Божий! воистину ты делом превосходишь славу свою. Ибо, если бы вместо снисхождения ко мне, ты поступил со мною строго, – я положил уже бросить обитель и удалиться в мир. Буди же ты благословен, отец мой! Любовью своею ты спас душу мою». Св. старец поднял его и, своим словом утвердив его желание жить прочее сообразно с духом чина иноческого, проводил его за ограду монастыря, обняв на прощанье с нежною любовью.
Вот советы, какие давал пр. Пахомий Феодору Александрийскому, поручая ему управление одним монастырем! – Из них нельзя не видеть, какими началами руководствовался пр. Пахомий в своем великом снисхождении к немощам немощных. «Управлять братством, – говорил он, – немалое и немалопоследственное дело. Внимай убо! Если заметишь, что какой-нибудь брат падает в расслабление и разленение, поговори с ним особо наедине и побуди его восставить в душе первый жар ревности. Если он не послушает и не покажет исправления, не трогай его некоторое время, молясь, чтоб Бог коснулся его сердца. Ибо как, когда спица глубоко вонзится в ногу, так что ее нельзя вытащить без пролития крови и без причинения чувствительной боли, – ее не выдергивают силою; но употребляют наперед мягчительные пластыри, и другие средства, какими спица может быть привлечена к наруже: таким же образом и настоятель, имея в своем управлении тяжелые характеры, скорее совладает с ними кротостью и терпеньем, нежели как поступая с ними по всей строгости монастырских правил. – Если случится, что погрешность будет значительна и угрожать худыми последствиями для братства, давай знать о том мне, и я позабочусь уврачевать немощного, как внушит мне Господь по Своему милосердию к нам грешным. – Имей попечение о больных, и с любовью разделяй с ними их тяготу и крест, как должен поступить добрый отец в отношении к своим детям: ибо в самом деле ты должен быть отцом на этом месте, которое теперь занимаешь. – Будь первым в соблюдении правил, предписанных инокам, чтоб смотря на твой пример, верны были им и все братьи, тебе вверяемые. Если встретится такой случай, что ты не будешь знать, что тебе делать, сказывай мне, и мы вместе обсудим, как лучше поступить».
По тому же духу кротости и нежности, с какими относился он к немощным братиям, и на смертном уже находясь одре, говорил он другому Феодору, любимейшему своему ученику, имевшему впоследствии быть главным Аввою над всеми монастырями пр. Пахомия: «Заклинаю тебя не оставлять без попечения братий, каких заметишь вознерадевшими об угождении Богу; но неослабно уговаривай их возвратиться к должному благоговеинству».
Как кроткая снисходительность пр. Пахомия не от слабосердечия или человекоугодия происходила, но была плодом разумно-сострадательной любви, столько сообразной с духом Христовым; то сей великий Авва Авв и наставник настоятелей умел употреблять и должную строгость, когда видел, что сего требовала слава Божия, благо обители и польза самих виновных.
Так, когда кто-то из братий, сработав в день две рогожи, тогда как по правилу должен был сработать только одну, вынес их и положил пред дверьми своей келии, в надежде, что пр. Пахомий увидит их и похвалит его за трудолюбие; пр. Авва, увидев их и уразумев с каким духом и работа спелась и сработанное выставлено напоказ, сказал случившимся тогда братиям, с коими вел беседу: «Видите ли, други мои, как этот брат с раннего утра до сего часа корпел неутомимо над работою, не для чего другого, как для того, чтоб отдать весь этот труд демону тщеславия, ничего не оставляя от него для своей души; ибо у него одно было на душе, чтоб похвалили его люди, забыв о Боге, для Которого должен был все делать. Какое обольщение! истощать таким трудом тело свое, а душу оставлять без плода, несмотря на такое произвольное утомление». – Потом позвал он того брата, и сделав ему строгое внушение, велел, чтоб, когда вся братия соберется на молитву, пришел и он, неся свои две рогожи, и обратился бы к братиям с смиренным прошением: «Умоляю вас, братия мои, помолитесь Господу о душе моей, да явит Он к ней милость Свою и простит ей грех, что она более занята была этими рогожами, нежели угождением Ему и царством небесным». – Сверх того, он положил ему, во время обеда, стоять посреди столовой с этими рогожами, пока кончится стол, и наконец, запер его в своей келии на пять месяцев, запретив ему говорить с кем-либо из братий и заповедав непременно каждый день готовить по две рогожи, питаться же только хлебом и водою.
Шел однажды пр. Пахомий посетить один из своих монастырей и приближаясь к нему заметил, что иноки провожали на кладбище одного умершего брата, с обычными, по уставу церкви, песнопениями. Увидев подходящего старца, братия остановилась, поджидая, чтоб он пришел и сотворил молитву по усопшем. Старец помолился; и кончив молитву, велел прекратить пение, сжечь пред всеми одежды умершего и снесть его без всякой церемонии на гору и там зарыть в землю; сверх того и жертвы не велел о нем приносить. – Усопший брат был из числа нерадивых, которого часто убеждал пр. Пахомий исправиться, но без успеха. Верно во время молитвы, или и прежде, Бог открыл ему об отвержении и осуждении сего несчастного и это было причиною, почему так с ним поступлено. Строгость такая для умершего уже была бесполезна, но она не могла не быть сильно вразумительною для оставшихся живых, – возбуждая их ревность, прогоняя разленение и послабления, и располагая внимать исправительным внушениям старца и скорее исправиться по его указанию.
Иным образом, но все в том же духе поступил он с другим братом, впадшим в духовную гордость. В этих обстоятельствах видно, сколько то, что дух прелести может прокрасться в душу при самых хороших деяниях, когда они предпринимаются по своему смышлению, а не по закону послушания, столько и то, что пр. Пахомий в управлении душами руководим был мудростью – вышечеловеческою. Вот что было!
Один брат, крайне строгой жизни болел гордостью и крайним доверием к своему смышлению. Пр. Пахомий, заметив это, позвал его особо, и наедине сказал ему с любовью: «Брат мой! Господь наш сказал: снидох с небесе не да творю волю Мою, но волю Пославшаго Мя. Вникни в это слово и воспользуйся им, в свое назидание. Ибо я вижу, что враг усиленно хлопочет около тебя, в намерении сгубить весь плод трудов твоих тем, что ты слишком много доверяешь своему разуму. Советую тебе, ходи за трапезу вместе с другими, когда дадут знак к столу. И за столом не отвергай, что предложено будет вареного, и хлеб вкуси четыре или пять раз, чтобы избежать тщеславия. Я не хочу, чтобы ты кушал много, опасаясь раздражить твою чувственность, ибо ты довольно мощен телом. Сверх того даю тебе заповедь: не совершать наедине долгих молитв; доволен будь тою молитвою, какую совершаешь вместе с другими, в общем собрании, до тех пор, пока победишь духа тщеславия, который опутывает тебя сетями своими во всем, что ты ни делаешь».
Брат сначала послушал этого внушения, но потом, увлекаемый самомнением, возвратился на прежнее, с ропотом на распоряженье пр. Аввы, говоря: «Где это написано, не поститься и не молиться?» Пр. Пахомий, тщательно за ним наблюдавший, тотчас заметил, что он не исполняет его распоряжений, и увидел с горестью, что он не далек уже от того, чтоб совсем пасть в руки демона упорства и гордой непокорности. Почему в один день, позвав к себе Феодора, своего любимого ученика, давно уже помогавшего ему в управлении, сказал ему: «Ты знаешь, сколько скорблю я, что этот брат не пользуется нисколько моими советами. Поди посмотри, что он теперь делает и скажи мне».
Тот сходил, и возвратившись сказал: «Стоит на молитве». – «Иди опять к нему, – сказал старец, – и отведи его от молитвы, увидишь тотчас, что демон уже совсем овладел им». В самом деле, когда Феодор, возвратясь к брату тому, хотел отвести его от молитвы, тот, разжигаемый духом гордыни, принял его с бранью, но видя, что Феодор продолжает мешать ему молиться, пришел в азарт, и схватил палку, чтобы прибить мешавшего его святому делу. – Тогда демон совсем овладел им; и этот несчастный, в исступлении, начал говорить, не зная что. – Это дало очень вразумительный урок братиям, как должно убегать от духа тщеславия, и никогда не следовать своей воле и своему смышлению. Но пр. Пахомий, тронутый жалким состоянием брата, возслал к Богу усердные о нем молитвы и Бог избавил его от беснования. За то исцеленный уже не возвращался к прежнему греху и никогда не выходил из пределов смиренного послушания.
Как послушание есть самая крепкая основа монастырских порядков и даже самого спасения душ в иночестве, то пр. Пахомий ничего так строго не требовал от своих учеников, как сей добродетели, и не пропускал ни одного случая без наказания, когда кто-либо оказывался нарушителем ее. – Однажды, возвращаясь в свой монастырь, по обозрении других, встречен он был братиями за воротами монастыря, во свидетельство своего к нему почтения и любви.
Между ними протерся один из детей, воспитывавшихся в монастыре, и сказав в свою очередь слово привета старцу, прибавил: «Истинно говорю тебе, отец мой, что с тех пор, как ты ушел, нам нисколько не готовили ни зелени, ни варева». Авва отвечал ему с ласкою: «Хорошо, хорошо! вот я распоряжусь, что впредь всегда уже будут для вас готовить то и другое». – И с этим словом вошел в монастырь.
Обошедши все места, чтобы видеть все ли везде в порядке, он зашел, наконец, и в кухню, и застал брата, которому поручено было кухонное дело, за работаньем рогож. Сколько времени, спросил он, как не подается зелень к столу? Брат отвечал: «Месяца два будет», – извиняясь в отступлении от правил тем, что большая часть братии, по воздержанию своему, ничего не ела, и все приготовляемое таким образом пропадало даром; – «Но, – говорит, – чтобы не быть праздным, я работал, в замен того труда, рогожи, потому что для приготовления всего к столу достаточно было и одного брата, помощника моего».
Выслушав его со вниманием, пр. Пахомий спросил: «Сколько ты наделал рогож?» – Пятьсот, отвечал тот. «Неси их сюда», – сказал старец, но когда они были принесены, он велел запалить их, и они все до одной сгорели дотла. Тогда сказал кухоннику в присутствии других, на которых лежало тоже послушание: «Как ты ни во что вменил правила, определяющие твое послушание, так я ни во что ставлю твою работу. Я осудил ее на сожженье, чтобы вразумить тебя, как не хорошо нарушить правила, данные на спасение душ. Скольких венцев лишил ты братию? Не знаешь разве, что когда, имея возможность удовлетворить нашему желанию, мы отказываем однакож себе в этом по любви к Богу, то за это ожидает нас большая награда; между тем как мы не можем иметь такого упования, когда воздерживаемся от чего по неволе, потому что нет средств удовлетворить нашему желанию?
Не видишь ли, что если б ты поставлял братьям пищу, как повелевает правило, то они совершали бы дело, Богу приятное, когда бы, имея перед глазами пищу, не касались ее по воздержанию? А теперь, как ты не ставил ее, то лишение их вынужденно и воздержание бесплодно. Стоило ли сберегать несколько фунтов масла, чтобы лишить братью стольких случаев получить награду: пусть пропадет все, что имеем мы в мире сем, лишь бы не лишить братью средства показать на деле хоть одно такое действие добродетели. Вот почему я всегда был той мысли, что братиям всякий день должно поставлять на трапезу все, что положено правилом, чтоб те, которые хотят лишить себя чего-либо, смотря по тому как располагает их ревность о самоумерщвлении, делали то произвольно, и через то действительно преуспевали в подвижничестве.
С другой стороны, если какому-либо брату понездоровится, не столько однакож, чтоб ему следовало уже непременно переходить на трапезу больных, – и он, пришедши за общую трапезу, не найдет здесь ни зелени, ни варева, кои обычно ожидаются, то не будет ли это для него искушением, и не подашь ли ты ему повод роптать, усугубляя телесную болезнь этою болезнью душевною? – Еще – не знаешь разве, что более юные братья легко расстраиваются в практике иноческих добродетелей, когда видят, что никакого не делается любовного снисхожденья к их возрасту?» –
Этот пример дает нам повод говорить о бескорыстии пр. Пахомия, которое было в нем не малою и не последнею чертою его достохвального характера. Во время голода, когда трудно было доставить пшеницу в Египет, пр. Пахомий дал своему эконому сто златиц и послал его купить ее, где только удастся ему найти ее. Бесполезно перебывавши в разных местах, эконом достиг наконец города Гермута, где встретил чиновника, наблюдавшего за общественным продовольствием, который по слухам глубоко уважал пр. Пахомия и заведенные им обители и который вследствие того отпустил эконому пшеницы не только по гораздо уменьшенной цене, но еще в два раза больше, нежели на сколько хватало денег, т.е. не на сто златиц, а на двести, говоря, что на следующий год уплатите.
Эконом возвратился в обитель очень довольный своей поездкой и удачной покупкой, ожидая, что его расхвалит старец. Вышло же совсем другое. Пр. Пахомий, узнав, как все сделано, не позволил и зерна одного внести в монастырь из купленной таким образом пшеницы, и заставил эконома продать ее в окрестности по той цене, по какой она куплена, чиновнику возвратить сто златиц, какие он ему задолжал, а на сто златиц купить снова пшеницы по такой же цене, по какой и всем она продается. Когда эконом исполнил все это, он велел ему спокойно оставаться в числе братства, а на его место определил другого надежного брата.
Вот и другой подобный случай! Брат, заведовавший сапожным делом в монастыре, однажды вручил тому, на ком лежало продавать рукоделие, большое количество сандалий и других изделий этого мастерства для продажи, назначив ему определенную цену за них. Когда этот продавец, прибывши в город, разложил свои товары, те, которые подходили покупать их, находили, что цена изделиям очень низка, говоря, что так продавать можно только краденый товар. Брат-продавец объяснил, что ему так приказано, не отказался однакож взять цену, какую ему давали, а она была одною третью выше назначенной.
По его возвращении, брат усмарь, считая деньги, какие он ему вручил, нашел, что их целою третью больше, нежели сколько он ожидал, и сказал пр. Пахомию: «По истине, Отче, не следует этого брата употреблять по делам монастырского хозяйства; кажется, у него слишком много мирского духа, потому что он продал наши изделия одною третью больше, нежели сколько я ему назначил»; пр. Пахомий позвал брата-продавца и спросил, почему он так сделал. Тот извинял себя, разъясняя, как происходило дело, по его извинение не было принято. «Ты виноват, – сказал ему св. Авва, – потому что позволил себе увлечься любостяжанием. Спеши опять в город, и возврати покупателям деньги, которые взял ты с них больше назначенного; а возвратившись, понесешь епитимию за свой грех, и потом останешься в монастыре при таком занятии, какое тебе назначат; для исполнения же прежде бывших на тебе поручений будет назначен другой».
Ревность пр. Пахомия о том, чтоб иноки его всегда преуспевали в иночестве, была неослабна. Для этого он часто посещал монастыри и делал наблюдение не вообще только над всем братством, но входил нередко и в келии братий, чтоб видеть, что они делали и не имелось ли в чем нужды, и если замечал что, требовавшее исправления, не пропускал сказать о том с отеческою любовью.
Посещения монастырей не были у него бесполезными обходами их для формы. Он в это время делал обыкновенно очень много распоряжений относительно всего, что считал необходимым для преуспеяния братий в подвигах иночествования: изъяснял им Писание, подкреплял ослабевших, направлял искушаемых, всех воодушевлял мужественно противостоять козням дьявола, смущающего помыслами, восставляя памятоватование о присутствии Божием и возгревая молитвою благодать Св. Духа.
Он неопустительно совершал такие посещения, пока был в силе; а в последние годы своей жизни, не имея уже к тому сил, посылал вместо себя св. Феодора Освященного для наблюдения и для властных распоряжений, так как бы он сам это делал. Иногда, не имея свободного времени посетить братию, как хотелось, он посылал к настоятелям письма, предлагая в них советы и напоминания, какие считал необходимыми.
Когда требовалось утешить, или поправить какого брата, пр. Пахомий всегда был готов идти, куда бы ни пришлось. Так пришли однажды братии из Шенебоска и сказали, что у них там есть больной в крайнем изнеможении, который сильно желает принять благословение св. Аввы, прежде чем умрет. Пр. Пахомий тотчас поднялся и пошел навестить того брата; но лишь сделал он несколько шагов по дороге ведущей в ту обитель, как увидел душу его восходящею на небо в сопровождении Ангелов, певших небесные песни. Это чудное видение заставило его остановиться. Сопровождавшие его братия, ничего не видевшие, побуждали его поспешить, чтобы не умер без него брат. Пр. Пахомий сказал: «Уже поздно; я видел душу его восходящею на небо». Эти братья, прибыв в Шонебоск, и расспросив, когда скончался больной, нашли, что это было именно в тот момент, в какой сказал им пр. Пахомий о восхождении души брата на небо.
Вот примеры скромности и высокого смирения пр. Пахомия. – Возвратясь однажды с посещения монастырей, он по обычной в этом случае молитве тотчас направился туда, где работали рогожи, и сел работать наряду с другими. Тогда, как он работал, один мальчик из числа тех, которые воспитывались в обители, с детскою простотою сказал ему, что он не так работает и что Феодор учил их иначе это делать. Пр. Пахомий тотчас встал и сказал ему ласково: «Покажи же мне, как это надо делать». – Мальчик показал, и старец сел опять на свое место и начал работать, как тот показал ему.
Нечего дивиться такой скромности. Дух гордости и чувство самолюбия были в нем мертвы; вместо их царило в его высокой душе искреннее смирение, самое глубокое. В силу этой добродетели, он так невысоко о себе думал, что иногда, по чувству своего недостоинства, не смел сам прямо к Богу обращаться с молитвами, а обращался к Святым и говорил им: «Святые Божии, удостоенные лицезрения Господа моего, умоляю вас, помолитесь Ему обо мне, многогрешном».
Он смотрел на себя далеко не так, как на высшего пред другими, но держал то убеждение, что назначен Богом послужить другим. От этого никогда не позволял он себе в чем-нибудь особиться от других; не мог также терпеть, чтоб ему оказываемо было большее внимание, нежели последнему из братии. Так, возвратясь однажды с работы, в припадке лихорадочного озноба, он отказался одеться козьей кожей, какую подавал ему Феодор, а удовольствовался простою рогожею, какою обыкновенно прикрывались и все братья.
Равным образом отказался он принять несколько зерен гранаты, какие предлагал ему Феодор, для освежения и подкрепления, и со слезами сказал: «Что это? – Потому только, что на меня возложено заправлять трудами братии и заготовлять им потребное, праведно ли, чтоб за мною ухаживали больше, чем за другим кем? Где же страх Божий? – Обошел ли ты, Феодор, все кельи, чтоб удостовериться, нет ли где какого брата, который больше разнемогся, чем я? Бог, все видящий и все испытующий, будет судить нас в этом отношении».
Смиренный Авва так, мало думал о своем достоинстве, о своей власти, что с трудом соглашался принять какую-либо услугу от другого, и когда это случалось, непременно тут же старался отплатить услужившему какою либо услугою. Он был болен и, казалось, очень сильно; – ему предложили вкусить что-то приправленное маслом. Как только он это увидел, – тотчас, вспомнив о соли и пепле, какие некогда он вкушал под руководством духовного отца своего Паламона, выпросил принести ему воды и лил ее на приготовленное кушанье до тех пор, пока в нем не осталось и капли масла.
После этого, отдав кувшин с водою Феодору, он просил его подать ему воды на руки. Когда тот это сделал, он пожелал воздать ему равною услугою, и именно умыть ему ноги. Феодор не соглашался на это. Тогда он сказал ему: «Позволь мне это сделать, прошу тебя; потому что, если после твоей услуги я не умою тебе ног, то совесть моя будет упрекать меня, что я позволяю другим служить себе, тогда как это мое дело – служить другим».
В силу этого же смирения, пр. Пахомий не смотря на то, что был Аввою всех обителей, когда приходил в какой монастырь, всегда подчинялся настоятелям его больше, чем всякий другой брат, и когда другой кто вел о чем-либо духовную беседу, он слушал его с полным вниманием, смотря на себя, как на невежду, который имел нужду в научении больше нежели кто другой.
Мы можем смотреть, как на доказательство его смирения, и на его дивное терпение, которое он показывал во всяком случае, и которому не изменял никогда. Пришел к нему один анахорет; ведя с ним беседу, пр Пахомий велел ученику своему Феодору приготовить что-нибудь поесть пришедшему брату. Враг, хотевший искусить святого Авву нетерпеливостью, сделал, чтоб Феодору послышалось совсем другое, нежели, что было сказано. То же самое случилось и когда он, видя что Феодор ничего не делает, дал то же приказание эконому, случайно тут проходившему. Тогда пр. Пахомий, не зная о вражеской козни, видя только, что ни Феодор, ни эконом не делали, что им было приказано, рассудил сам в себе, что верно Господь попустил это, чтоб он показал опыт своего терпения в настоящем случае; почему встал с радостным лицем и сам приготовил, что нашлось для угощения своего гостя.
Проводив потом гостя, он позвал к себе Феодора и эконома и спросил их, что значит, что они его не послушались. Они отвечали, что они ничего другого не слыхали, как приказание оставить его посвободнее побеседовать с анахоретом. Из этого ответа пр. Пахомий увидел вражескую кознь, и со вздохом сказал: «Благословен Господь, подавший мне терпение и давший уразуметь кознь злого духа. Научитесь из этого, дети мои, хранить кротость и терпение в подобных случаях; ибо я знаю, что враги нашего спасения непрестанно расставляют нам сети на искушение наше. Я часто слыхал, что говорили они между собою об этих устрояемых ими для нас искушениях. Один говорил: я имею дело с таким человеком, который стоит мне большого труда; ибо, как только я захочу его искусить, он тотчас устремляется к Богу умом своим, и вооружась молитвою, заставляет меня удалиться. Другой, напротив, говорил: а я имею дело с таким человеком, который не дает мне никакого труда; я ему подлагаю все, что ни захочу, и что бы я ни внушил ему, он тотчас готов бывает то исполнить: таким образом я с ним в больших ладах. Так-то, дети, бодрствуйте над собой со всем вниманием, чтоб обезопасить себя от козней вражеских; и ограждайте себя непрестанно покланяемым именем Господа нашего Иисуса Христа, ибо при этом враг никогда не проведет и не преодолеет вас».
Эти наставления о смирении были излиянием любви его к сей добродетели; и он – как во всяком случае, подавал прекрасный ее пример, так не опускал ни одного повода – располагать к ней своих иноков. Но паче всего имел он попечение преследовать в них все, что отдавалось гордостью и самолюбием. Исправительное внушение, которое сделал он относительно сего некоторым старцам своего монастыря, поддавшимся духу гордости, стоит полного нашего внимания, как одно из лучших наставлений, оставленных нам св. Аввою.
Он имел обыкновение каждый вечер, в месте нарочито для того определенном, вести беседу к своим братим о разных предметах, относящимся к достодолжному иночествованию. В один день, когда собрались по обычаю братия слушать его беседу, он велел говорить вместо себя Феодору, который имел тогда не более 20 лет, а казался еще и того моложе. Как ни трудно было юному иноку беседовать о божественных вещах пред таким многолюдным собранием, особенно без всякого приготовления, но он повиновался без поперечения. Но когда начал он говорить, некоторые старцы, оскорбленные тем, что им ставят в учители новичка в делах духовных, оставили собрание и удалились в свои келии.
Пр. Пахомий ничего в это время не сказал им, будто не заметил их шага; но когда после беседы и молитвы, ее обычно заключавшей, распустил собрание, то позвал тех старцев и спросил их: «Для чего оставили вы общество братий в то время, когда шло духовное собеседование?» Те отвечали: «Ты нам поставил наставником новичка, как будто он способен давать уроки всем братиям, не исключая и старейших в обители». Глубоко вздохнув при этих словах, св. Авва сказал им: «Или вы не знаете, что все зло, в мире видимое, изошло от гордости? Что за гордость низвергнут с неба Люцифер в бездны адовы? Что за нее Навуходоносор низведен был в состояние скотов? Или не слыхали вы, что мерзок пред Богом всяк высокосердый, и что всяк возносяйся смирится? И вот по той причине, что не поимели вы во внимании, что гордость есть источник всех зол, враг успел отуманить вас и обнажить от всех добродетелей, какими вы украшались. Ибо не думайте, что оставляя собрание вы оказали презрение только к Феодору; нет, – вы показали ее к Слову Божью, и тем изгнали Духа Святого из душ ваших. О, как велика эта беда ваша, и сколь великого достойны вы сожаления! Как не уразумели вы, что не иначе, как по злохитрости врага, могло случиться, что вы оставили Бога и дело Ему угодное? Без изумления я и подумать об этом не могу. Как так, Бог по любви к нам, смирил Себя, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя, а мы, ничтожные твари, надымаемся гордостью! Какое низвращение всякого порядка и смысла! – Тот, Кто Своим величием и могуществом беспредельно выше всякой твари, благоволил смирением восстановить мир, тогда как Он мог превратить его в ничто одним мановением очей Своих, а мы, жалкие ничтожности, смеем возноситься гордостью, не принимая во внимание, что чрез это мы делаем себя еще более презренными! Дал я вам пример оставить собрание, когда Феодор начал говорить? Не слушал ли я его с полным вниманием, как и все братие? И уверяю вас, что я нашел в его беседе очень много для себя полезного. Таким образом, если я велел ему вести беседу, велел не за тем, чтоб он обучался, как вести такие беседы, но для пользы и утешения души моей. Итак, если я, которого вы считаете своим отцом и главою, не считал унижением для себя, слушать его, и слушал, как один из имеющих нужду в научении, почему вы поспесивились также поступить? Говорю вам, как пред лицем Бога, что если вы слезами и строгим покаянием не очистите своего прегрешения, то всеконечно погибнете».
Не менее этого, настаивал св. Авва и на том, чтоб иноки его всячески блюли себя от суетности мирской, и внушал не желать ни щеголеватых одежд, ни изысканных яств, ни дорогих зданий, ни даже мирских знаний. «Вся красота человека верующего, – говорил он, – состоит в ревностном исполнении заповедей Божиих. Иосиф был прекрасен лицем; но не в этом состояло превосходство его, а в том, что он украсил себя целомудрием, мудростью и страхом Божиим. Эти качества доставили ему управление всем Египтом. Напротив те, которые счастье свое полагали в удовольствиях плотских и в суетности мирской, жалким образом погибали, как Аммон и Авессалом».
Чтоб вооружить своих братий против различных искушений, он внушал им запастись для этого двумя преимущественно орудиями духовными: во-первых, страхом Божиим, возгревая его в себе непрестанно; во-вторых, навыком всегда открывать смущающие помыслы опытным старцам, могущим научить, как преодолевать такие искушения. Относительно страха Божия, говорил он: «Как огонь служит к тому, чтобы очищать металлы, так страх Божий очищает сердца человеческие от порочных страстей, и делает их сосудами избранными, благоприятными Господеви, уготованными на всякое дело благое».
Говорил он также: «Часто случается, что враг искушает хульными помыслами тех, которых находит он лишенными опытности в различении вещей, или рассуждения, хотя с другой стороны они не совсем бывают чужды любви Божией. И если такие во дни искушения не прибегнуть к человеку опытному, чтоб он научил их, как побеждать этого злого духа, то он доведет их до больших крайностей. Вот почему, прежде чем искушение возьмет силу, надо спешить открывать его старцам, могущим назидать».
Подобно сему научал он братий бороться и с другими страстями – честолюбием, леностью, завистью, любоиманием, и всякою нечистотою, вселяемою врагами в души иноков. Для этого не только употреблял он беседы, какие держал каждодневно к братии, но пользовался и всяким случаем. Так, проходя однажды с Феодором мимо кладбища, где было много плачущих, он сказал ему: «Слезы эти не воскресят мертвых, но если мы будем проливать слезы покаянного сокрушения о себе и других, то можем воскресить духовно души свои и души братий наших».
Вот что говорил он о тех, которые будучи во всем исправны, допускают иногда послабление себе в чем-либо одном, показывая, как это опасно. «Положим, – говорил он, – что какой-либо дом имеет сто комнат, и хозяин его одну из них продает какому-либо чужому человеку; может ли он быть уверен, что этот чужой, будучи однажды введен в дом, мало-помалу не втеснится и во все другие комнаты, а потом не доберется до покоев и самого хозяина, в какой отдаленной части дома ни находились бы они? Конечно, нет. То же самое бывает и с человеком, преуспевающим в добродетели. Пусть он стяжал много добродетелей; но если, по разленению и козням врага, который всегда готов воспользоваться нашею небрежностью, он потеряет одну из них, то это будет то же, что ввесть в себя врага, открыть ему свободный вход в дом свой. Если такой не опомнится, не отрезвится, и не возвратит потерянного; то враг скоро успеет отнять у него и другую какую-либо добродетель, там третью, а далее, одну за другою, и все; так что наконец завладеет и им самим всем. Вот почему, коль скоро заметит кто в себе небрежность в отношении к одной какой-либо добродетели, пусть поспешит придти в себя, оживить свою ревность и употребить все усилья, чтоб восстановить себя в прежний строй. Этим способом он не только предотвратить новые потери, и возвратит потерянное, но еще значительно подвинется вперед на пути к христианскому совершенству».
Высокая жизнь и мудрость духовная сделала пр. Пахомия общим всех иноков отцом, и они с верою обращались к нему за советом во всех своих духовых нуждах, из его ли они монастырей были или из чужих. И сами настоятели разных обителей в затруднительных случаях прибегали к нему, как к человеку, свыше удостоенному Божественного озарения.
При такой мудрости и бдительности св. Аввы, в его собственных монастырях процветали всякого рода христианские и иноческие добродетели, и можно было думать, что этот чин иночества, какой заведен был пр. Пахомием, был чудо Божие, которое Он воздвиг для спасения душ, и представлял образец, по которому следовало устроить братства ревнителей о преуспеянии в христианском совершенстве. Не иначе смотрел на дело свое и сам пр. Пахомий, только не с чувством самодовольства и возношения, а в чувствах благодарения к милосердому Господу, благоволившему устроить все сие, хоть и он послужил при сем благопокорным орудием.
Среди иноков, державшихся Тавеннисиотского устава, было несчетное множество горевших духом ревнителей, которых вся забота состояла в том, чтоб совершенно отрешась от мира, нести Богоугодно благое иго Христово, и тем благонадежнее соделать свое спасение. Мир для них не существовал; и они не жили уже на земле, но некоторым образом наслаждались небесными радостями. Ибо как они искренно взыскали Единого Бога и Ему Единому служили со всем усердием, так и Бог преисполнял их сладостью небесных утешений, и приосенял глубоким внутренним миром, который драгоценнее всего, что может дать и обещать мир при самом широком обилии своих утех.
Они все были тесно соединены между собою союзом любви, чистой и святой; взаимно себя воодушевляли на подвиги для преспеяния в жизни духовной; с некоторою ненасытностью питали себя духовно Словом Божиим; у них не было другой беседы, как о том, как восторжествовать над врагом, преодолеть страсти и достигнуть совершенной чистоты; и хотя множайшие из них были не более, как селяне, люди неученые и необразованные, но тщательным изучением Писанья, опытами жизни и озарениями свыше доходили до таких степеней мудрости духовной, что достойно составляли предмет удивления для всех знавших их.
Нечего дивиться после сего, что многие из них были браты на епископские кафедры и что обители Тавеннисиотов, славившиеся во всем мире, отвсюду привлекали к себе посетителей, не только для того, чтоб своими глазами удостовериться в дивном образе их жизни, но и самим остаться среди их, подчиняясь тому же чину душеполезному, или научившись всему и навыкнув всем порядкам возвратиться восвояси, чтобы и там завесть подобное.
Такое здание святости, столь прочно основанное и так крепко сплоченное трудами преподобного Пахомия, казалось, должно бы было простоять непоколебимо до конца веков; но немощи человеческие каких не обманывали ожиданий? Блаженные Палладий, св. Кассиан, Иероним и Руфин, 50 лет спустя после пр. Пахомия, говорят о Тавеннисиотах с полною похвалою и уважением; но и тогда замечалось уже, что чрезмерно умножившееся число братий, делая необходимым умножение средств содержания, начало уже вводить среди их заботы и печали века сего. Эти заботы в связи с нерадением, а отчасти и любочестием некоторых настоятелей, мало-помалу ввели распущенность и в отношении к иноческим порядкам и в отношении к нравственности вообще, которая, возрастая, со временем сделала то, что в Тавеннисиотах нельзя уже было узнать тех славных иноков, какие при пр. Пахомии и ближайших его преемниках так сияли благодатию Христовою.
Это имевшее быть изменение не было сокрыто от пр. Пахомия. Бог дал ему это провидеть сначала несколько неопределенно, а потом и с совершенною ясностью чрез одно видение, которого удостоил его Бог по неотступной его молитве.
В один день, когда по выходе из церкви надлежало идти к трапезе, старец не пошел туда вместе с другими, но удалился в некое потаенное место, где, затворив за собою двери, он предался неотступной молитве Богу, прося Его открыть ему, что будет с его обителями и заведенными им иноческими порядками, которые теперь являлись так плодотворными. Бог услышал его молитву и дал ему глазами видеть в видении, что так настойчиво желал он знать.
Видел он великое множество иноков, совершавших путь во рву, крайне глубоком и стремнистом. Одни из них, желая выбраться оттуда, встречали преграды и стояли в нерешимости; другие, блуждая туда и сюда, ударялись друг о друга лбами, потому что место то было покрыто густою тьмою; третьи, выбившись из сил, падали в изнеможении; четвертые, не зная как быть, испускали лишь плачевные вопли; и разве какие-какие после страшных усилий, успевали выбраться на свет Божий из этой мрачной бездны, выражая великую свою о том радость живыми чувствами благодарения Богу.
Таково было видение! В тоже время дано было ему уразуметь и значение всего виденного. Он понял, что число иноков, держащихся его устава увеличится до чрезмерности, но что вместе с тем внутренняя жизнь среди них крайне ослабеет; что нерадивые возьмут верх над ревностными и станут утеснять их; что невежество, нечувствие, и разленение заступят место совершенств духовных, какими теперь украшаются все иноки: что большая часть зла произойдет от недостатка хороших настоятелей, места которых будут занимаемы лицами честолюбивыми, не способными весть других к совершенству, по недостатку своей опытности и нехотению самим проходить путь, который должны бы указывать другим; что они будут добиваться сих мест непрямыми путями, споря друг с другом и внося смуты в обители; что при этой борьбе честолюбцев, злые будут преследовать добрых, которым наконец едва можно будет жить в монастыре и они должны будут умолкнуть. Так-то это прекрасное учреждение, которое достойно наименовать Божественным, станет наконец чисто человеческим, не в лучшем значении сего слова, по причине испорченности людей.
Изобразить нельзя той скорби, которою поражено было сердце пр. Пахомия, после такого видения. Проливая обильные слезы, он воззвал тогда к Господу. «Увы, Господи! если такова будет участь устроенного мною чина иноческого, то для чего и повелевал Ты мне учреждать его? Если настоятели будут так худы, каковы же будут те, которые будут состоять под их управлением? Когда слепец поведет слепца, не впадут ли они оба в яму? Выходит, я напрасно трудился. Помяни, Господи, труды мои и труды братий моих, с таким усердием и верностью живущих но моему уставу. Помяни, Господи, обетование Твое, в коем обещал Ты до конца веков сохранить духовное потомство мое. Ты ведаешь, Боже мой. что с тех пор, как облекся я в иноческий образ, никогда не давал себе вдоволь ни хлеба, ни воды, ни сна». В то время, как жаловался он так пред Господом, в сильных приливах горькой скорби, услышал глас, сказавший ему: «Пахомий! Ты хвалишься слишком много, тогда как и ты тоже, что и всякий человек. Проси милости для себя самого, и не забывай, что если бывает что, бывает по милости Моей». Тогда пр. Пахомий, простершись на земле, воззвал: «Праведен еси, Господи! Умоляю смиренно благость Твою помиловать меня, и никогда не отвращать от меня лица Твоего. Верую, что никто не может постоять, если Ты не благоволишь поддержать его».
В тоже время явились ему два Ангела и сказали: «Возведи очи твои горе». Он возвел и увидел Господа нашего Иисуса Христа в образе юноши, красоты неописанной, в неизреченном сиянии. Господь утешил его и обещал ему, что несмотря на нравственный упадок среди его иноков, который ему дано было провидеть, Он навсегда сохранит святой род истинных чад его духовных, – что в обителях общежительных, которых родоначальником был преподобный Пахомий, исполнялось во все времена и исполняется доселе.
После всего этого, пр. Пахомий едва мог придти в себя самого. Было уже близко время нощного собрания на молитву, и он пришел на него вместе с другими. Когда после него братие уселись для выслушания его обычных наставлений, то впечатление от видения, доселе оковывавшее его внимание, не дало ему говорить о чем-либо другом, кроме того, к чему оно прямо располагало. Он убеждал их быть неизменно твердыми в подвигах покаяния, на которые они посвятили себя, и ревность свою к тому поддерживать всегдашнею памятью о смерти, о сраме, каким покрыты будут неисправные иноки в день суда пред всем миром, о страшных муках, которые ожидают таковых, и о бесценных венцах, уготованных тем, которые останутся верными в самоотверженном служении и угождении Господу.
«Пока есть в нас дыхание жизни, братие мои, – говорил он им, – будем мужественно подвизаться во спасение душ наших, чтоб, когда не станет более времени, не жалеть нам бесполезно, что не делали этого. Будем трудиться в делании всякого добра и тщательно убегать даже малейшего прикосновения к чему-либо грешному. Ах, братье мои! Если будем мы иметь во внимании обетования, какие Бог дал ревностным подвижникам, и те страшные муки, которые ожидают иноков нерадивых и беспечных, особенно тех, которые, зная лучшее, не хотели следовать ему, то быть не может, чтоб в этом не нашли мы побужденья – все силы употребить к тому, чтоб достигнуть святости по заповедям, которые дал нам Господь Иисус Христос.
«Горе тому, кто отрекшись от мира, чтоб посвятить всего себя Богу, не живет сообразно с данными Ему обетами! Крайне боюсь я, как бы родители наши, которых мы оставили в мире и которые надеются, что мы молитвами своими и самоотверженными трудами покаяния, угодив Богу, послужим в пользу им, в той мысли, что, лишаясь нас и нас посвящая Богу, они делали немалую с своей стороны жертву, – крайне, говорю, боюсь я, как бы они не покрыли нас стыдом и срамом, видя, что, за нашу беспечность против их ожидания, мы будем поставлены в ряду тех злых, которых и самый мир осуждает.
Вот почему, братие мои, будем трудиться со всем усердием и всеми силами, сколько их найдем в себе. Будем разжигать себя на это памятью о смерти, которая сильна отрешить от земли, заглушить в сердце любовь века сего и устремлять горе – к Богу всяческих. Будем утверждать себя в сей памяти всякий вечер, когда отходим ко сну. Пусть тогда душа ваша, рассуждая сама с собою, обращается к телу своему и каждому его члену и говорит: о, ноги, имеющие ныне свободу ходить, будьте всегда готовы шествовать лишь путями воли Божией, пока смерть, пришедши, не сделала вас неподвижными. О, руки, придет время, когда вы оцепенеете и не будете иметь возможности сделать даже и малого движения, но прежде чем оно придет, воспользуйтесь временем, и, пока это во власти вашей, простирайтесь непрестанно на благотворение и неутомимо совершайте воздеяния в молитвах к Богу. О, тело, прежде чем мы будем разлучены и ты обратишься в прах, потрудимся вместе в служении Богу, Создателю нашему, как обязывает нас к тому долг естества, не жалей себя, не утомляйся, простираясь часто пред лицем Бога, доставляй мне в обилии слезы, подклонись под благое иго Христово, помогай мне шествовать к Нему и исполнять всякое служение Ему с радостью, не ищи покоя, не предавайся лености, чтоб иначе ты не ввергло и меня с собою в нескончаемый вечный огонь. Если ты послушаешь меня теперь, то вместе со мною разделишь вечное наследие, а если будешь непокорно, то горе мне, ибо, по причине тесного союза, в котором мы находимся, твоя погибель непременно повлечет за собою и мою; и мы оба вместе будем нестерпимо мучиться вечные веки.
Если вы будете себя воодушевлять таким образом каждый день, братие мои, то увидите, как Бог вскоре возобитает в вас, как в Своем храме; а с Ним вы не только не будете бояться никаких козней вражеских, но всегда будете просвещаемы Духом Святым, Который, лучше тысячи наставников, поведет вас незаблудным путем спасения и подаст вам духовное ведение, какое не может сообщить никакая мудрость человеческая».
Это было не единственное видение пр. Пахомия: он сподоблялся их неоднократно. Бывало, что и враг подходил с своими мрачными прелестями, но пр. Пахомий имел очень верные чувства духовные, обученные в различении добра и зла.
Злой дух покусился однажды прельстить пр. Пахомия, и предстал ему, когда он в уединении занят был работою рогож, говоря, что он Христос. Но пр. Пахомий тотчас определил, кто этот явившийся, по впечатлению, какое производил он на душу. «Присутствие Христа Господа, – говорил он сам в себе, – сопровождается миром; взор на Него вливает радость и чужд всякого страха; Он изгоняет помыслы земные и воспламеняет желание вечного; теперь ум мой возмущен и мятется разными низкими помыслами земными». – Почему, оградив себя крестным знамением, он сказал явившемуся: «Удались, дух-обольститель, проклятый, с своими призраками и кознями, нет тебе места с рабами Божиими». Сказав сие, он дунул на него, и тот мгновенно исчез, оставив по себе страшное зловоние.
В другой раз, он явился ему в образе простого смертного, и прямо объявил, кто он. У них шла долгая беседа. Бес, между прочим, сказал св. Авве, что ему попущено искушать его и учеников его, но что он к прискорбию своему видит, что вместо успеха в свою пользу, он доставляет только братиям венцы чрез борьбу с искушениями, каким он подвергает их; что, впрочем, он надеется, что после смерти старца они наверно чаще будут попадать в его сети, не будучи поддерживаемы его бдительным над ними надзором и наставлениями.
Сказал он ему еще, что как ни слабы бесы, особенно после воплощения Бога-Слова, разрушившего их владычество, но они не отступают от своего дела, и всячески ухитряются, как бы сгубить кого из иноков; ходят за каждым, чтоб чем-нибудь прельстить его; лишь заметят в ком какое-либо внимание к своим внушениям, спешат усугубить усилия, чтоб совсем завладеть его сердцем и подчинить его своей власти; но если кто, вместо внимания к их искусительным внушениям, сразу отвергает их, строже начинает бодрствовать над собою, пребывая твердым в исполнении всех уставных порядков, тогда они оставляют такого и бегут.
Выслушав это, пр. Пахомий глубоко вздохнул и сказал злому духу твердым голосом: «Господь да запретить тебе! и тот исчез».
Это было ночью. Утром, созвал он главнейших своих учеников, и сообщил им, что слышал, чтоб они передали то другим, – и чтоб все усугубили внимание к себе. Потом написал он о том и ко всем настоятелям, внушая вооружиться наипаче страхом Божиим и смирением.
Этим ограничим извлечение из жизнеописания пр. Пахомия, полагая, что и этого всего очень достаточно к познанию, в каком духе действовал он и к чему направлял всех и словом и учреждениями своими.
Пр. Пахомий обладал многими дарами Св. Духа, – даром прозрения сокровенных мыслей, даром видений, властью над духами, силою исцелять всякие болезни. Особенно велика была сила молитв его. И Господь всегда внимал прошениям раба Своего.
Почил пр. Пахомий в 348 г., на 57 году своей жизни, за два года до смерти пр. Антония. Зашло в ту местность какое-то поветрие и сначала взяло некоторых из лучших учеников его, а потом и его самого. Пред смертью, которую провидел, он созвал всех настоятелей монастырей, и дав им последнее завещательное наставление, назначил преемником себе Петрония. – Потом почил с миром, в радости духовной, которая отразилась и на лице его. –
Из писаний пр. Пахомия, кроме устава, сохранились письма его к настоятелям, писанные особым языком. – То и другое в переводе блаж. Иеронима. Раtг. Lаt. T. 23.
Письма во многом непонятны: почему не будем их касаться. Устав же представим в обзоре, расположив пункты так, чтоб ясно можно было видеть весь строй иноческого общежития, заведенного пр. Пахомием.
К сему приложим и краткие его наставления.
Устав, как замечаюсь, не во всех пунктах от пр. Пахомия изошел. Есть пункты Орсисиевы, есть – Феодора Освященного. Почему в некоторых списках он озаглавливался: правила трех великих старцев. Итак ему надобно предпослать краткое сказание и о жизни сих последних. Это тем более необходимо, что с одной стороны образ их действования объясняет некоторые пункты устава, а с другой – в сказаниях об их деяниях продолжается сказание и о деяниях Пахомия Великого.
2. Житие Аввы Орсисия
Преемником пр. Пахомия был Петроний, муж воистину достойный такого избрания. Мало сохранилось о нем сказаний; но и того, что сохранилось, достаточно, чтоб дать высокое о нем понятие. Теплота его веры и ревность, с какою он предался строгой в иночестве жизни, повлияли на его семейство и весь дом. Скоро отец, братья и слуги последовали его примеру, посвятив себя на служение Богу в обителях пр. Пахомия, а сестры вступили в женский монастырь, которым управляла сестра пр. Пахомия. Отец Петрония Псенебий все имущество свое отдал на обители; в том числе и Фебею – местность очень удобную для обители. Пр. Пахомий и устроил ее там.
Все это семейство многочисленное, или весь дом этот многолюдный, до конца пребыл верным обету, представляя всем пример строгого иночествования и святой христианской жизни. Что касается до Петрония, то он отличался крайним смирением в взаимообращении, великим благоразумием в поведении и острозоркою осмотрительностью во всех своих делах. Он никогда ни в чем не послаблял себе, несмотря даже на болезни, и был всегда одинаково к себе внимателен. Особенно заметна в нем была сердобольная снисходительность к немощам других. Эти качества сделали его достойным того, что пр. Пахомий вверил ему настоятельство над обителью Тисмон, а потом главенство и над всеми монастырями. Но он прожил после пр. Пахомия только тринадцать дней и скончался от того же поветрия, которое взяло и пр. Пахомия, назначив, по просьбе настоятелей, преемником себе в главенстве над монастырями Орсисия.
Орсисий, – духом горящий, был не из первых учеников пр. Пахомия, но под влиянием наставлений и примера пр. Пахомия скоро преуспел в духовной жизни, и обрисовавшиеся в его характере черты строгости к себе, смирения пред другими, сердоболие к немощным указали в нем лице, способное настоятельствовать. Пр. Пахомий и поручил ему обитель Шенобоск. Некоторые старцы, изумляясь этому, говорили, что он еще юн; но пр. Пахомий сказал на это, что Орсисий такие оказал успехи в духовной жизни, что они делают его златым светильником, ярко блестящим в доме Господнем.
Он был тут налицо, когда Петроний назначил его преемником себе. Это назначение приняли все с радостью, исключая его самого. Со слезами он просил не возлагать на него этого бремени, которое считает превышающим его силы; но слов его не послушали, и на слезы его не посмотрели; почему и против воли должен он был подклонить выю свою под сие иго.
Как он совершенно освоился с образом действий пр. Пахомия, то во всем сообразовался с ним; так что в нем снова будто ожил великий Авва, в его ко всем сердечности, в его живой ревности об общем преспеянии в духовной жизни, в его бдительности над всеми, в строгом соблюдении правил и особенно в частом посещении монастырей. Он не имел дара говорить о вещах духовных так, как говаривал пр. Пахомий; но тем не менее умел объяснять нужное притчами и сравнениями, которые выслушивались со вниманием и назиданием.
«Вам небезызвестно, – говорил он однажды, – с каким глубоким знанием Божественных Писаний, имел обыкновение говорить нам о небесных вещах Св. отец наш. Но мне кажется, сколько может это понять мое скудоумие, что никакой нет пользы слышать прекрасные наставления, если мы не будем заботливо сохранять их в памяти и часто помышлять о них в уме своем; потому что без этого они выпадут из души нашей, и враг, замечая, что душа наша стала пуста от возбудительных на доброе благопомышлений, находит в этом благоприятную минуту вселять свое зломыслие и склонять к делам неподобным».
«Тут тоже бывает, как когда кто, приготовляя, как следует, лампаду, не позаботится влить в нее елея. Напрасно будет он ее зажигать, она будет погасать тотчас, оставляя его в той же темноте. Случается иногда нечто и худшее того: подбегает мышь, и, видя, что светильня не горит, начинает ее грызть; затем тяжестью своею сваливает наземь самую лампаду и разбивает ее вдребезги, если она из хрупкого и ломкого материала. Но если она из твердого материала, то ее можно опять поставить на свое место, приправить и засветить. То же бывает и с душою, которая вознерадит о своем спасении. Охлаждение и разленение умаляют понемногу в душе жар святой ревности, так что наконец и ничего почти не остается от теплоты и горения духовного в сердце. Тогда враг спешит окончательно подавить его, порождая безвкусие ко всем святым занятиям и производя при них отталкивающее отягощение. Но если б эта душа позаботилась прежде охлаждения оградить себя в трудах Богоугождения, как крепостью какою духовною, страхом оскорбить столь милостивого к нам Бога, то в час искушения это непременно пришло бы ей на сердце и избавило ее от опасного охлаждения. Пусть, впрочем, и расслабнет она по забвению, но если она прониклась страхом горькой вечной участи оскорбителей Бога, то воспоминание об этом всегда сильно снова отрезвить ее и возвратить в состояние возбужденного ревнования о Богоугождении, из которого ниспала она по разленению».
Так наставлял он братий, приближая к их понятиям вещи духовной посредством сравнений. Но потом Бог усугубил его дар ведения, и он удобно объяснял самые трудные места Писания, почерпая из него, когда нужно было, и назидание, и утешение с сильным и действенным словом. Преимущественный, впрочем, предмет его бесед составляло убеждение быть верными порядкам внешней и внутренней жизни, какие заведены во всех обителях пр. Пахомием, и всегда во всем слушаться настоятелей.
Когда св. Афанасий со славою возвратился на свой престол, Орсисий послал к нему некоторых братий с приветствием и извещением о последовавших за смертью пр. Пахомия изменениях. Во главе этих братий был Закхей – главный на все обители эконом. Узнав, что пр. Антоний, когда проходили они те местности, находится на внешней горе, они поспешили воспользоваться этим столь благоприятным случаем, чтоб повидать сего великого старца и принять от него благословение.
Пр. Антоний, как только узнал, что они к нему подходят, тотчас встал с места, где сидел, и несмотря на свой 98-летний возраст вышел к ним навстречу с изъявлением великой радости, желая поскорее узнать о пр. Пахомии. Те ответили на это одними слезами, которые всем ясно дали понять, что великого их Аввы не было уже в живых. Пр. Антоний старался их утешить, воздавая великую похвалу святому Отцу их и убеждая вместо плача воспринять ревность Пахомиеву и всеми силами стараться идти по следам его к совершенству духовному.
Он спросил их потом, кто заступил место пр. Пахомия. Они ответили, что Авва святый назначил преемником себе Петрония, но он чрез несколько дней умер и, умирая, избрал на свое место Орсисия, который теперь и заправляет всеми обителями. Пр. Антоний уже знал Орсисия, обыкновенным ли путем дошла до него добрая о нем слава, или Бог открыл ему о нем, почему он сказал им: «Не называйте его Орсисием, а называйте Израильтянином. И как вы идете к Архипастырю, св. Афанасию, то скажите ему от меня: Антоний просит тебя попещись о духовных детях Израильтянина. Сверх того он вручил им рекомендательные письма к великому Святителю и, благословив их, отпустил».
Пр. Антоний и ближайшие ученики его Израильтянами называли тех, у кого открывалось умное зрение. Израильтянин, говорили они, есть ум, зрящий Бога.
Св. Афанасий принял послов Орсисия с большим вниманием и оказал им полную любовь отеческую. И это сделал он не потому только, что получил рекомендательные письма от пр. Антония, но и потому, что сам принимал полное участие в Тавеннисиотах и всячески заботился, чтоб чин иночествования, заведенный пр. Пахомием, пребывал в силе и учрежденные им обители процветали в духовной жизни.
Орсисий с своей стороны употреблял на то все свое старание. И действительно, все братство пребывало в том благоговеинстве и единодушии, в каком оставил его пр. Пахомий. Не малою поддержкою того служили многие старцы, ученики пр. Пахомия, которых пощадило поветрие. Но как многих из них не стало, и притом наиболее близких к нему, то во многих местах прежний дух начал ослабевать, и Орсисию тяжело было к прискорбию своему видеть такое умаление истинного духа иноческого. Там и сям начало прорываться желание отособиться от других и управляться независимо. Повеял дух мира и грозил нарушить общий мир и согласие.
Замечая это, вот что говорил Орсисий в одном из своих общих собеседований: «Замечаю я, – говорил он, – что некоторые из вас домогаются должностных мест в обителях. Так не бывало при жизни блаженной памяти Отца вашего. Тогда никто не искал другого преимущества, как чтоб превосходить других в смирении и послушании из опасения быть последним в Царствии Небесном. Вы сами знаете, какого труда стоило мне решиться на преемство Петрония, когда он назначил меня на свое место, зная, сколь велика беда – взять на себя иго руководства душе и не вынесть его, как должно. Я должен был покориться присуждению всех св. старцев. И в этом Моисей, первый из Пророков, подал нам пример. И он, когда Господь назначил его быть вождем народа, отказывался от сего и умолял уволить его от такого служения; но потом покорился смиренно не по честолюбию, но боясь прогневить Бога.
«Что касается до нас, братья мои, то можем ли мы сердечно внимать изречению Спасителя мира: возносяйся смирится, и питать в сердце своем честолюбивые намерения? Или не знаем, что не всякому дается дар достойно управлять другими, и что это принадлежит только тем, которые выше других стоят по превосходству их добродетели? Обратите внимание на следующую притчу: если кирпич не выжжен как следует, то когда положат его в основание здания, строимого на берегу реки, вода размоет его в несколько дней, и здание будет в опасности; но если он хорошо выжжен, то, напротив, он сделается еще крепче. Таким же образом и те, у которых дух и сердце еще землены, и которые, скажем так, не пережжены еще Божественным огнем, не могут выдержать себя, как должно, быв положены в основание иноческих порядков в обители; большие трудности и искушения со стороны духа мира сего сбивают их с пути, и все у них приходит в беспорядок в том, в чем взялись они поддерживать порядки. Посему нельзя достойно восхвалять тех, которые, не сознавая в себе достаточно сил к понесению тяжести управления, отказываются принимать его на себя, из опасения и самому подвергнуться большой опасности и подвергнуть опасностям самих управляемых. Только тех, которые сильны верою, ничто поколебать не может; они выдерживают себя верными своему призванию в самых затруднительных обстоятельствах».
Орсисий только намекал на начатки честолюбивых планов у некоторых лиц, но они еще не обнаруживались, а были скрываемы. Цель такой речи была – привесть таких в себя и образумить. Зло, однакож, не остановлено тем; скоро оно проторглось наружу и причинило много беспокойства по всем монастырям. Повод к тому подало чрезмерно увеличившееся число братии. Это увеличение поставляло в необходимость увеличивать и способы содержанья, приобретать земли и другие употреблять к тому средства. Но забота о временном, заведенная за пределы должного, и принятая слишком к сердцу, естественно ослабила в заведовавших делами управления внимание к безвременному и связала их узами привязанности к земле, от которых с таким трудом было уже отрешено сердце. Отсюда упадок духа иноческого и разшатание монастырского благочиния.
Начало этому положил некто Аполлоний, настоятель Монкосский. Утвержденный пр. Пахомием закон требовал, чтобы во всех обителях все было общее и ни одна из них ничего не считала исключительно своим, а Аполлоний задумал сделать приобретения собственно для своего монастыря, и притом излишние. Орсисий, на котором лежало наблюдать, чтоб никто ничего не заводил нового против заведенных пр. Пахомием порядков, с любовию напомнил ему о незаконности его предприятий, и когда это не помогло, строго обличил его в допускаемой им погрешности. Но Аполлоний, вместо исправления, раздражился и побуждаемый злым духом, который хвалился пр. Пахомию, что введет беспорядки в братство по его смерти, задумал отделиться от других, и сделать из своего монастыря обитель, независимую от общего управления.
Злой пример его нашел подражателей. Опираясь на него, и другие позволяли себе подобные же покушения, и смятение сделалось всеобщим. Орсисий сколько ни усиливался остановить зло, не имел успеха, по упорству и ожесточению сердца честолюбивых зачинателей и продолжателей такого зла.
В этой крайности он пришел к мысли или совсем оставить управление, или принять кого-либо в соправители, – такого, который бы силен был внести добрый мир в братство по доверию, какое могли все питать к его советам. Но такого кто мог указать верно, если не перст Божий? – Орсисий и обратился поэтому к молитве.
Удалясь в одно уединенное место, он дал полную свободу излияниям своего сердца пред Богом, с обильными слезами и воздыханиями. В молитве своей он так взывал ко Господу: «Ты веси, Господи, как раб Твой Петроний, умирая, возложил на меня иго управления братством нашим; но се, за исключением некоторой части братий, пребывающих верными уставу Отца нашего Пахомия, другие не хотят слушать моих слов и любят лучше следовать пожеланиям своего сердца. Не могу я видеть этого начавшегося по монастырям смятения, без того, чтобы не быть поражаему глубокою о том скорбию; тем паче, что не сознаю, чтобы сам подал какой-либо к тому повод, напротив употреблял всевозможные усилия всех держать в мире и единомыслии. Я болезную, Боже мой, не о том только монастыре, где зло уже обнаружилось, но оно проникает и в другие обители, и боюсь, что, наконец, все расстроится и следа не останется того доброго единения, которое из всех наших монастырей делало одно единодушное братство. В этой крайности, не имея сил держать всех в прежнем порядке, умоляю Тебя, Господи, указать мне человека, полного твердости и мужества, который мог бы уврачевать зачавшуюся болезнь, и я предложу его братиям в общего вождя, чтобы мне не быть виновным в погибели их душ, которая, как мне кажется, без этого неизбежна».
В ту же ночь, Бог дал ему познать волю Свою посредством таинственного сновидения, смысл которого не трудно было понять для него. Он видел два ложа, одинаково прекрасные и дорогие; но одно из них было старо и подержано, а другое совсем ново. При этом, он услышал следующие слова: ляжь и почий на новом ложе. Пробудившись от сна и рассуждая о своем видении, он уразумел, что это новое ложе – никто другой, как Феодор, любимейший ученик пр. Пахомия. Эта мысль облегчила его скорбь, и он основался на ней тем охотнее, что сам искренно любил Феодора, и был уверен, что он обладает всеми качествами, могущими сделать его достойным над всеми главою, наипаче по тому смирению, которым и прежде всегда отличался.
Утром, он поспешил созвать к себе всех настоятелей, за исключением Феодора, и когда они собрались, сказал им: «Вам небезызвестно, какое нестроение зашло в наше братство. Я сносил это довольно времени, в надежде, что после бури настанет наконец и тишина; но ожидание мое не оправдалось, мир не возвращается, нестроение же напротив растет и растет. Предъявляю вам, что я не могу более один нести столько забот, и уверен, что вы не будете принуждать меня к тому. Я полагаю, что в настоящих обстоятельствах, никто так хорошо не может справиться с делами, как Феодор, который с давнего времени приобрел общее всех уважение и пользовался особенным расположением и доверием св. Отца нашего».
Этот выбор был принят всеми с удовольствием, и радостью: ибо к Феодору все издавна питали полное доверие. Тотчас послали за ним, чтоб публично признать его главным над всеми Аввою. Пока его ожидали, Орсисий потихоньку удалился в свой монастырь – Шенобоск, откуда, впрочем, он тотчас вынужден был возвратиться, потому что Феодор решительно отказался занимать его место, пока он сам не скажет ему о том.
Возвратясь, он убедил Феодора принять на себя общее управление, и опять отправился в Шенобоск, вполне довольный тем, что сложил с себя тяготившее его бремя. Из Шенобоска, впрочем, несколько времени спустя он переселился в Монкос, частью, чтоб показать, что никакого не имеет неудовольствия на зачинщиков зла, частью, чтоб полнее насладиться преимуществами безмятежной жизни, не занимая никакой должности.
Но Феодор не так смотрел на дело. Он не считал себя главным, а вторствующим в управлении, и хотя Монкос далее еще отстоял от Пабо, где он основался жить, чем Шенобоск, не ленился часто ходить туда, чтоб пользоваться советами Орсисия во всех делах. Этого мало; он уговорил его перейти жить в Пабо, чтобы вести духовные беседы к братиям; просил также посещать монастыри, и вообще не хотел быть иным, как помощником Орсисия. Оттого во все время между ними самое тесное было единение, к утешению и назиданию всех братий.
Они оба равно были высоко ценимы и св. Афанасием, который называл их двумя столпами иночествования по чину пр. Пахомия, столь для него драгоценного, и изъявлял желание; чтоб они не оставляли управления, находя его очень спасительным для братства. И точно, своею бдительностью и строгим наблюдением за исполнением установленных порядков, они держали все братство в своем чине, и жизнь духовная процветала в нем не менее, как и в начале. Прорывались, конечно, случаи и падений и неповиновения, которые причиняли чувствительную скорбь и Орсисию и Феодору, но они не нарушали общего доброго течения дел. Это впрочем, блаженное время прервано было кончиною пр. Феодора, которая крайне огорчила и блаж. Орсисия и все братство. Орсисий, по глубокому смирению своему, почитая пр. Феодора более способным управлять делами обителей, желал сам умереть вместо его, когда увидел, что болезнь его уже не не к смерти, и усердно со многими слезами молил о том Господа; но был упрежден в этом пр. Феодором, который давно уже докучал о том в молитвах на гробе пр. Пахомия, и Бог услышал молитву его.
Таким образом управление снова легло всею своею тяжестью на Орсисия. Господь утешил его в сей скорби с одной стороны вниманием св. Афанасия, который писал по сему случаю и к нему и ко всему братству утешительные и увещательные послания (См. его творения, том 3), а особенно тем, что даровал ему более глубокое разумение Божественного Писания, дававшее особую силу его слову. Так, Божиею укрепляем благодатию, он имел утешение долгое время держать все обители в блаженном мире, к общему утешению и назиданию всех.
Полагают, что блаж. Орсисий с пр. Феодором прибавили некоторые пункты к уставу пр. Пахомия, какие считали они необходимыми, судя по обстоятельствам времени, хотя нельзя указать, какие именно. При них окончательно установились порядки и определены правилами все случайности, дававшие повод к тому или другому постановлению. Последующие вожди пользовались уже тем, что получили от них. Почему весь устав пр. Пахомия, переведенный блаженным Иеронимом, озаглавливался: устав трех великих старцев.
Но блаж. Орсисий оставил по себе и особое писание о достодолжном образе жизни монашеской. Приближаясь к смерти, он написал братиям как бы некое духовное завещание, в котором изобразил законы духовной жизни, ее цели и средства, пособия к должному прохождению ее и препятствия, встречаемые в ней на каждом шагу. Это малый очерк подвижничества, применительно к тем порядкам, какие завел пр. Пахомий.
Это писание мы приложим здесь после устава, который, в некоторых пунктах поясняется им. Некоторые же пункты устава читаются здесь слово в слово. К нему приложим и другое малое писание блаж. Орсисия о шести благих помышлениях. То и другое помещено в изд. Migne, в 40 т. Греческой Патрологии.
Первое свое писание блаж. Орсисий заключил словами св. Павла: «аз убо жрен бываю, и время моего отшествия наста» (2Тим. 4:6). Он почил, как полагают, в 380 году, правив всем братством пр. Пахомия лет двенадцать один и лет 20 вместе с пр. Феодором. Церковь поминает его вместе со всеми подвизавшимися в сыропустную субботу.
3. Житие пр. Феодора Освященного
Пр. Феодор происходил от богатых и знатных родителей Латопольской области в верхней Фиваиде. Но мирские преимущества родителей не ослепляли его; с детства питал он расположения неземные. Куда зрит устремление его сердца, особенно обнаружилось в одно время, в праздник Богоявления, который в доме его был провождаем с особою торжественностью.
Видя богатые приготовления в этот день, он сказал в себе со слезами: «О, Феодоре! к чему послужит тебе, если бы даже ты стал обладателем всего мира и имел в руках все способы наслаждаться всеми утехами его, а по смерти имел несчастье лишиться наслаждения неветшающими благами небесными? Нельзя тому и другому быть вместе: а если здесь утехи, то там мучения; или там блаженство, если здесь скорби и лишения». Сказав это, он удалился в одну более отдаленную комнату дома и там, простершись на земле, изливал душу свою в молитве пред Богом. Изъявляя то, что у него было на душе, он молился: «Я ничего не желаю, Господи мой, из всего, что есть в мире сем. Тебя Единого желаю, и того, чтоб всегда был в благоволении Твоем. Молю убо Тя, Владыко, настави мя на путь Твой, чтоб мне всегда творить волю Твою, и пребывать в любви Твоей».
Мать нашла его тут и звала на общее веселье, но он упросил ее оставить его одного в покое и пробыл в этом молитвенном и богомысленном расположении весь остаток дня того. Тогда было ему лет одиннадцать или двенадцать. Несмотря, однакож, на такую молодость, он начал вести строгую жизнь, не ел мяса, и постную пищу принимал только однажды в день понемногу, а иногда и через день. Но это не мешало ему ходить в школу и учиться, как обычно, человеческим мудростям. Так продолжалось два года, Потом, не имея более сил удерживать стремления своего духа, он с благословения родителей, или тайно, удалился в один из Латопольских монастырей, которого иноки славились высокою жизнью, и под их руководством стал делать первые опыты в иноческом подвижничестве.
У этих иноков был такой порядок, что день проводили они каждый в особом уединении, а к вечеру собирались все в одно место, совершали молитвы и вели взаимную беседу о душеспасительных предметах. В один из таких вечеров зашла речь о пр. Пахомие и о заведенных им иноческих порядках, о которых относились с большою похвалою. От этого Феодор загорел желанием видеть пр. Пахомия и жить под его руководством, и он начал молить Господа об исполнении сего желания. Случилось по Божию устроению, что в это же время зашел в обитель старец Пекусий, ученик пр. Пахомия, посланный им в Латополь по делам. Феодор упросил взять его с собою; и таким образом скоро увидел исполнение своего желания: за что теплые воссылал благодарения всемилостивому Господу. Пр. Пахомий имел извещение свыше о приходе Феодора, и принял его с отеческою любовью. Феодор с своей стороны, видя себя окруженным такими ревнителями о духовном преспеянии, горел духом восподражать им, и если не сравняться с ними, по крайней мере, не слишком резко отличаться от них своим несовершенством. Три особенно добродетели ревновал он возделать в себе в начале: чистоту сердца, молчание уст и скорое и искреннее послушание. Верно исполнял он все установленные порядки и усердно проходил все делания, какие там полагались в условие к преспеянию в духовной жизни, особенно был неутомим в бдениях и молитвах. Оттого скоро сделал он большие успехи в духовной жизни, и не смотря на юность, бывал в состоянии давать спасительные советы старшим и утешать братий, в скорби находившихся по какому-либо случаю. – Видя это, пр. Пaxoмий радовался духом и паче возлюбил Феодора, предугадывая, что со временем он будет преемником ему в управлении братством.
Мать, потерявшая Феодора из виду, услышав, что он подвизается в Тавеннисиотском монастыре, пришла повидать его, и если можно взять его поближе к себе, – для успеха в чем запаслась письмами к пр. Пахомию от местного епископа. Она остановилась в гостинице женского монастыря, бывшего на другой стороне Нила и послала оттуда письма к пр. Пахомию от епископа, прося его и с своей стороны доставить ей возможность повидать сына своего. Пр. Пахомий позвал Феодора и сказал ему: мать твоя здесь и желает видеть тебя. Пойди к ней и удовлетвори ее желание, особенно потому, что и епископ о том же пишет, которого слово надо уважить. Пр. Феодор, уже умерший всем естественным чувствам, отвечал пр. Авве со смирением: «Прошу тебя, отче мой, удостоверь меня наперед, что я не дам ответа в день судный за то, что после таких начатков иночествования, кои суть плод благодати Божией, я пойду к матери, которую оставил зараз вместе со всеми другими пристрастиями мирскими, и соблазню тем братий. Если в Ветхом Завете сыны Левиины не раздумывали принести в жертву по велению Бога живого любовь к родителям и родным (Втор. 33:9–10; Исх. 32:27–28); не тем ли паче в новой благодати, Господу всецело себя посвятившие, не должны ставить любви к родителям выше любви ко Господу? Ибо Он сказал: «иже любит отца или матерь паче Мене, несть Мене достоин» (Мф. 10:37). Я так себя имею, что в мире для меня ничего уже нет, после того, как я совершенным отречением отрекся от него».
Пр. Пахомий с удовольствием слушал это свидетельство совершенного самоотвержения в любимом ученике, и сказал ему: «Благословляю твои решения и намерения; не иначе, как так надлежит быть расположену настоящему иноку. Пребудь в этих чувствах и расположениях. Я не сомневаюсь, что и епископ, узнав о твоем твердом решении, не только не оскорбится тем, но еще порадуется, видя в этом добрый успех в духовной жизни. Никто не станет ставить тебе в вину того, что ты оставил естественную любовь к родителям, чтоб любить их в Господе Иисусе Христе, как членов единого таинственного тела Христова: ибо плоть и кровь царствия Христова не наследят".
Мать, узнав о таком решении сына, что он не только домой возвратиться, но и видеть ее не хочет, решилась и сама не возвращаться домой, а жить иночески в девическом монастыре, говоря в себе: если угодно будет Господу, увижу как-нибудь сына моего между святыми Отцами, и душу мою приобрящу его ради. Так мужественное изволение юного инока работать исключительно Единому Богу, не только ему свою душу, но и душу матери его спасло, приведши ее в тесное и прискорбное иноческое Бога ради житие.
Это, впрочем, не единственный пример отрешения пр. Феодора от естественных чувств. Скоро представился и другой к тому случай. Пришел брат его Пафнутий, желая посвятить себя иноческой жизни. Пр. Феодор держал себя к нему с такою безучастностью, как бы он был ему совсем чужой, что очень опечаливало Пафнутия. Пр. Пахомий, боясь, как бы это не ввергло Пафнутия в крайнее малодушие, сказал Феодору, чтоб он поснисходительнее относился к своему брату, говоря, что снисходить к немощам новичков, которые еще не совсем отрешились от человеческих чувств, не только есть дело похвальное, но и обязательное для тех, которые больше их преуспели в сем деле. Пр. Феодор с тех пор начал действовать, как велел ему великий Авва.
У пр. Феодора был еще другой брат, старший, по имели Макарий. И тот по примеру его оставил мир и вступил в число Тавеннисиотских иноков.
Пр. Феодор преуспевал все более и более в духовных совершенствах, а паче в отречении от своей воли и в послушании своему великому наставнику, которому старался подражать во всех вещах. Если случалось, что св. Авва укорял его за что, он никогда не извинял себя, и принимал обличение с смиренным молчанием, даже и тогда, как бывал совсем невиноват. Когда пр. Пахомий давал ему такие приказания, которых исполнение казалось неуместным, он никогда не позволял себе возражать или представлять какие объяснения по сему случаю, а тотчас приступал к исполнению повеленного, говоря сам в себе: Бог внушил старцу дать мне такое приказание, наперекор моему смышлению и моей воле, чтоб поскорее умертвить в конец мою самость, которая делает меня столько недостойным пред Богом. К этому прилагал он и молитву к Богу даровать ему охотное и неразмышляющее повиновение, чтоб и мысли никогда у него не возникало о неуместности какого-либо распоряжения старцева.
Такое смиренное с самозабвением послушание тем более в нем имело цены, что он и родом был из знатных и по дарованиям, и образованием превосходил там всех. И если в последствии он стал во главе всего братства, то на такую высоту возвели его не познания и не другие какие преимущества, а именно то, что он при всех их умел беспрекословно повиноваться.
Пр. Пахомий питал большие о нем надежды, и не боялся делать ему разные довольно трудные поручения, то утешать скорбящих, то укреплять ослабевающих, то возвращать к долгу непокорных. И все такие поручения он успевал исполнять к удовольствию Аввы с отменным благоразумием.
Замечателен следующий случай: один брат нерадивый и непокорный, не терпя более обличений, какие делал ему пр. Авва, и исправиться желания не имея, решил бежать из монастыря. Блаж. Феодор, узнав об этом, притворился, будто и сам имеет неудовольствие на старца и желает бежать из монастыря, и сказал тому брату: ведаешь ли, брат, жестоки паче меры слова этого старца, и не знаю, возмогу ли я более терпеть здесь. Брат тот обрадовался, думая, что нашел единомышленного себе товарища. Тогда пр. Феодор сказал ему: побудем еще немного здесь, брат, и если старец переменится к нам и станет добр, останемся здесь, а если по-прежнему будет зол и яростен, бежим отсюда вместе. Брат согласился на это и остался в обители ждать, пока выдут оба вместе. Между тем пр. Феодор рассказал все пр. Авве. Одобрив эту меру, пр. Пахомий, спустя немного, позвал их обоих, и преклонив голову пред ними, сказал: простите мне, братие, согрешил я пред вами; но и вы должны, как искренние сыны, терпеть и носить немощи Отца вашего. Видя такое смирение старца, брат умилился, сознал свою виновность и положил быть вперед во всем исправным, отбросив всякое помышление о побеге из обители.
Пр. Пахомий, находя пр. Феодора достаточно утвержденным в жизни по Богу и мудрым в ведении внешних дел, поручаемых ему, наконец положил вверить ему и настоятельство над братьями. Он поставил его Аввою монастыря Тавеннисиотского, сам же давно уже жил в Пабо, который сделался местом пребывания главных Авв. Пр. Феодору было тогда около тридцати лет. Несмотря однакож на такую молодость, кроме управления особым монастырем пр. Пахомий часто поручал ему посещение и всех других обителей с правом делать в них распоряжения, какие найдет нужными, и распоряжения сии исполнять так, как бы сам пр. Пахомий лично их делал. Об этом обители предварительно были извещены самим пр. Пахомием.
Пр. Феодор, впрочем, при всем том, что был и Аввою особого монастыря и бывал ревизором всех других обителей, нисколько тем не надымался, а напротив усугублял свое смирение, смотря на свои должности, как на бремя обязательного послушания Авве и послужения братиям, в видах споспешествования их духовному преспеянию. И в своем монастыре он так себя держал, как бы не имел никакой власти, а был всем слуга: так мертв он был для себя. Духом пребывал он в Боге, в молитвенном, любовью возгреваемом общении с Ним: потому и братьям служа, служил, как Богу, неутомимо заботясь об их духовных потребностях и о телесных нуждах. В первом отношении Бог наделял его даром слова, которое производило дивные действия на души слушавших, а во втором – терпением и благоразумием, с которыми он легко препобеждал все встречавшиеся затруднения.
К Авве своему великому пр. Феодор всегда питал искреннее благоговение, и слово, исходившее из его уст, принимал, как слово Божие. Может быть, оно не так было искусно по внешней форме, но всегда было осолено духовным помазанием, которого вкус не был безвестен пр. Феодору. Это и влекло его всегда слушать пр. Пахомия. Для этого он каждый день ходил в Пабо вечером, когда обыкновенно пр. Пахомий вел беседы к своим братиям, и возвратясь оттуда, передавал братиям обители своей слышанное в беседе пред отхождением ко сну.
Великий дар, действовавший в пр. Феодоре, – воодушевлять малодушных и утешать скорбящих, был причиною того, что посещения им обителей были принимаемы с особенной радостью, доверием к нему и искренним к нему обращением. И в беседах своих он раскрывал более утешительные стороны обетований трудящимся в богоугождении, чем грозные суды, готовые разленившимся.
В одной обители, во время посещения его, привели к нему брата, обвиняя его в воровстве. Брат этот был не виноват; на того же, кто был виновен в самом деле, никому и в голову не приходило подумать, чтоб он это сделал, потому что он всегда доброе о себе внушал мнение добрым своим поведением. Но когда никто не обвинял его, совесть не дала ему покоя. Ее укора не мог он более сносить, ибо подходило время, что из-за него должен пострадать невинный, что удваивало вину его и без того немалую. В этой крайности, он с доверием обратился к пр. Феодору, и с искренним раскаянием открыл ему вину свою.
Пр. Феодор, видя его смиренное раскаяние – залог верного исправленья себя, простил ему грех; брата же невинно осужденного призвал к себе и с отеческою любовью и состраданьем сказал ему: «Я знаю, что ты невиновен в том, что на тебя взводят, но перенеси это благодушно. Если в этом ты не виноват, в другом чем виноват пред Богом. Сочти, что это пришлось тебе потерпеть за ту вину, которой люди не видели, а видел Бог; и Бог, видя твое смирение, простит тебе все грехи твои и особенным осенит тебя благословением». Так он и того не обличив, исправил, и этого утешил, не раскрывая в чем дело. С такою рассудительностью и снисхождением действовал он на братий. Но это не означало слабости его характера; где требовало благо доброго иночествования, там он был строг, и не смотрел ни на какие человеческие уважения; братия все это знали.
Несмотря впрочем на то, что поручал ему руководить других, пр. Пахомий не переставал бодрствовать над ним самим и более и более утверждать его в началах истинно духовной жизни, не пропуская ни одного случая, какой подавал повод к тому. Однажды, пр. Феодор страдал очень головною болью и просил пр. Пахомия помолиться Богу, чтоб Он избавил его от сей болезни. Пр. старец сказал ему: «Терпи; если бы не было полезно тебе это страдание, Бог и без моей молитвы не попустил бы быть ему в тебе, ибо Он Сам блюдет усердно волю Его творящих. Поминай страсти Господни и терпение Иовле, и забудешь и болезни свои».
Пр. Феодор часто сподоблялся особенных видений и откровений и всегда сказывал о том пр. Авве своему. Пр. Пахомий никогда не забывал ограждать сии небесные к нему благоволения таким словом, которое преграждало бы путь к сердцу его всякому тщеславному помышлению. Иногда говорил он ему: область вещей Божеских необъятна; малость некую дает Бог знать из них, и то в той лишь мере какой способен кто восприять ведение о них. Как мы бедны и немощны! – В другой раз внушал: получивший десять талантов, десять и прибыли принес. Возьми это себе во внимание и не допусти себя быть некогда осуждену вместе с сокрывшим талант свой в земле. Пр. Феодор внимал этому со слезами, и не тщеславием каким, а глубоким сокрушением и смирением исполнялся в сердце своем и в этих случаях, ясно указывавших на высокое его совершенство духовное.
Вот случай, показывавший, как бдительно пр. Пахомий смотрел за всем, что происходило в душе пр. Феодора, и с какою отеческою нежностью и вместе с строгостью спешил он исправить всякую вкрадавшуюся в сердце его неправость. Пр. Пахомий слег от болезни; это было за два еще года до его смерти. Первейшие ученики его собрались вокруг его и для возможного облегчения болезни, и из опасения лишиться своего отца, не услышав последних слов его. В это время, находясь в особой келии, не на глазах пр. Пахомия, они начали рассуждать, кто бы мог достойнее занять место великого Аввы, если бы Богу угодно было взять его. Как все они были убеждены, что никто настолько не близок в духе к пр. старцу, как Феодор, то и налегли на него, требуя от него обещания, что в случае смерти Аввы он не откажется взять на себя попечение о всем братстве. Пр. Феодор отказывался решительно, несмотря ни на какие настояния; но когда это повторилось несколько раз и все с большею, и с большею силою, тогда он уступил им и изъявил согласие на их желание.
Исторгшие такое согласие, никак не думали, чтобы пр. Феодор сделал что худое, дав его; но пр. Пахомий, узнав о том, не одобрил его, не потому, чтоб считал его недостойным, но потому, что провидел, что при этом в сердце Феодора проскользнули помыслы суетного тщеславия, которых оно дотоле было чуждо.
Чтоб заглушить и с корнем исторгнуть это злое прозябание, пр. Пахомий велел позвать к себе настоятелей – Сура, Псентаисия, Пафнутия, Корнелия, а вместе с ними и Феодора. Когда они собрались, он предложил им объявить ему откровенно, не видит ли кто в себе чего худого в настоящее время. Чтоб подать им пример, он сам первый сказал, что в себе видит. Подражая ему, говорили и другие, кто одно, кто другое. Дошла череда и до пр. Феодора. Старец спросил его, не чувствует ли он в себе чего укорного. Пр. Феодор со смирением исповедал, что было у него на душе, говоря: «Будет семь лет с того времени, как ты поручил мне обитель и приказываешь посещать другие монастыри и делать в них нужные распоряжения. Во все это время ни однажды не приходила мне мысль, что буду твоим преемником в главенстве над всем братством; а ныне я нахожусь в этом искусительном помысле и чувствую, что я не столь сильно борюся с ним, как бы следовало».
Пр. Пахомий сказал ему: «Хорошо, что ты так сознаешься в оплошности своей; но я вижу, что ты еще очень доступен влиянию страстных помыслов и нахожу необходимым побыть тебе в числе братства простым иноком, чтоб иметь более времени заняться собою и испросить у Господа прощение в допущенной погрешности». С этим словом он отставил его от настоятельства.
Пр. Феодор вышел из собрания, проникнутый глубокою скорбию сердечною не о том, что лишен власти, но о том, что позволил себе увлечься честолюбивым помыслом и тем опечалить отца своего духовного. Удалившись в келию, он предался плачу и воздыханиям, боясь, не отвратил бы Господь лица Своего от него и в конец не предал его в руки падения, на терзание страстям, а чрез них и врагам нашего спасения.
Два года пробыл он под этою епитимиею, до самой смерти пр. Пахомия. Во все это время он с таким сокрушением каялся и в таком смирении держал себя, что казался одним из новичков. Горько плакал он и обильные проливал слезы до того, что стали бояться, не повредило бы это его зрения. За то пр. Пахомий, восстановляя его в прежнее достоинство, сказал, что Бог даровал ему благодать подвинуться в сие время вперед в духовном совершенстве в семь разе более, нежели сколько обладал он им до того времени.
В предсмертные дни пр. Феодор неотлучно был при своем Отце; и Авва святый показывал ему знаки искренней отеческой нежности. Он внушал ему с особенным напряжением никогда не забывать немощных братий и всячески пещись о тех, которые расслабевают в нравственной крепости своей и начинают нерадеть о богоугождении. До трех раз он повторял ему это внушение. Видно было, что он предназначал его в главные настоятели над всеми монастырями; непосредственным однакож преемником себе назначил не его, чтоб дать ему время и побуждение окончательно утвердиться в смирении. – Преемником себе, как сказано уже, назначил пр. Пахомий Петрония, за которым следовал Орсисий; и Орсисий уже передал главное начальствование пр. Феодору.
Как уже известно, это произошло вследствие того, что Орсисий, не имея довольно сил и мужества подавить недоброе движение в обителях, которому начало дал Монкосский настоятель Аполлоний, обратился к Богу с прошением указать ему преемника, который бы с успехом восстановил расшатавшийся мир в братстве; и Господь указал ему в особом видении на Феодора.
Как все сие совершилось, сказано в житии Орсисия. Пр. Феодор принят был всем братством с открытым сердцем, с полным доверием и готовностью слушать его во всем.
В первом же слове своем ко братиям он показал, куда будут направлены его усилия, именно к восстановлению общего мира и скреплению всех единым союзом любви. Он представлял им, чего стоило пр. Пахомию учреждение братства, какие подъял он для того труды, какие выдержал борьбы с врагами нашего спасения, и сколь страшная вина падет на тех, которые своим несогласием расстроят это великое дело; представлял также, в каком блаженном состоянии находились все при пр. Пахомие, убеждая их возвратить себе сие блаженство братским взаимным единением и совершенным отрешением от благ земных. «Несколько лет прошло, по смерти Отца нашего, – говорил он им, – и где девались то благое состояние и тот сладкий покой, какими мы наслаждались при нем? Тогда у нас не было других желаний, кроме ненасытимой жажды слышать слово Господне, сладчайшее паче меда и сота, и обогащаться познанием вещей божественных. Мы жили в отрешении от всего земного, и наши сердце и сознание пребывали на небе, а не на земле. Как прозябший до костей берется бежать изо всех сил и бежит, пока не почувствует прилива сладкой теплоты и совсем не согреется: так, все забыв, гнали и мы к почести вышнего звания о Христе Иисусе, Единого Бога ища и теплотою Его любви согреятися жаждая; и чем больше мы вкушали Его, тем более жаждали вкушать; и Его присутствием наслаждаясь, в Него Единого имели вперенным ум, и желания не имея развлекаться помышлениями о чем-либо другом. Ныне же, посмотрите, сколь плачевно у нас положение дел. Отчего? Оттого, что отдалились мы от Бога, и земное стало ближе к нам, чем Он. Но опомнимся и возвратимся к Нему. Его беспредельная благость не отвергнет нас, и снова изменит сердца наши и возвратит им Свою ублажающую близость». Так говорил преподобный и был столько проникнуть скорбию, что не мог удержать слез: плакали с ним и все слушавшие.
Вскоре пошел он посетить монастыри в сопровождении некоторых уважаемых братий, и всю мудрость слова своего и теплоту любви своей направлял к тому, чтобы всех возвратить к единодушию и братскому союзу. Бог благословил его усилия полным успехом. Сам Аполлоний, отделившийся было с своим монастырем от братства, снова возвратился в него и подчинился общим порядкам под единым Аввою. Так доброе согласие опять водворилось между всеми, и враг душ, ввергавший в среду их огнь разделения, был посрамлен.
Этот образ действования на братий искренним советом и теплотою любви и благожелательства сердца всех привязал к пр. Феодору; и все с полным доверием обращались к нему со всеми своими духовными нуждами, открывая ему свои самые сокровенные помыслы и расположения. С своей стороны, он их утешал, воодушевлял, укреплял, вооружал против искушений врага и врачевал внутренние их раны действенно, как опытный духовный врач, которому ведомы все тайны духовной жизни.
Особенно был он терпелив и относился с дивною снисходительностью к тем, которые плохо пользовались его советами и оставались в обычном нерадении о спасении. Он не переставал их увещевать, представляя для возбуждения их потрясающие истины нашей веры, могущие умягчать самое загрубелое сердце; наипаче же прибегал к молитве, веруя, что Господь, Которому дорого спасение душ, не оставит бесплодной такую молитву. К заботам таким он поощрял себя тем убеждением, что если он оставит этот труд по причине тяготы, которую надо вынесть, приводя других в самих себя и заставляя исправиться, то Бог потребует с него отчета в погибели их и в погибели тех, которые увлечены будут их примером. Вот почему он не давал очам своим дремания, бодрствуя над душами всех и не щадя при сем никаких усилий.
«И за самого себя давая отчет, – говорил он, – кто устоит на суде? Какого же оправдания может надеяться тот, кто должен давать отчет еще и за других?» – И усугублял свое ревнование о спасении их. При всем однакож том, что управление его шло очень исправно, он, по глубокому смирению своему, никак не думал, что исправляет свой долг как должно, уверяя, что он очень далек от того, чтобы иметь все качества, какие должен иметь настоящий Авва. Такие смиренные о себе держал он мысли особенно потому, что своими глазами видел высокий пример начальствования в блаженном Отце своем Пахомие. Этот пример не выходил у него из памяти; и когда, давая наставления, он хотел придать особый вес своим советам, всегда приводил добродетели и уроки преподобного Аввы, давая разуметь, что не он учит, а продолжает учить общий всех их великий Отец.
Сделавшись главным Аввою, пр. Феодор послал в Александрию к св. Афанасию двух братий, Феофила и Коприя, с извещением об этом и с прошением благословения и утверждения. Возвращаясь оттуда, они привели с собою Аммона, юношу лет семнадцати, который, как только обратился к вере, так пожелал вступить и в иночество, прослушав одну беседу св. Афанасия об этом образе жизни. Впоследствии, этот Аммон был епископом и по желанно Архиепископа Феофила описал деяния пр. Феодора Освященного, какие сам видел своими глазами и о каких слышал от других очевидцев.
На первом месте он ставит, как был изумлен стройным порядком, который царствовал в собрании, куда он был введен в первый раз, несмотря на многочисленность братий; затем рассказывает о разных случаях, когда Бог открывал пр. Феодору сердечные сокровенности братий, в их назидание и исправление, и о многих исцелениях, какие совершал он для прибегавших к его помощи в его ли обители, или в то время, когда он посещал другие монастыри.
Рассказывает также, как пр. Феодор, взяв с собой 40 братий из монастыря Пабо, где он имел постоянное пребывание, отправился на один остров Нила – нарезывать ветви для делания рогож. Там он пробыл несколько дней и во все время неопустительно как было исполняемо общее молитвенное правило, так ведено им самим вечернее собеседование, как бы они были в монастыре. В один вечер, когда вел он свою беседу, подползли в его ногам две небольшие ехидны. Чтоб не прерывать беседы и не развлекать внимания братий сторонними предметами, он выгнул ступню дугою и, пропустив туда ехидн, продержал их там, пока кончил беседу, и тогда уже пустив их, велел побить.
Рассказывает еще, что к Пасхе собиралась обыкновенно не одна тысяча братий праздновать вместе сей великий день. В одно время собралось их тысячи две. В среду на Пасхе пр. Феодор, после обычной беседы, сидел с ними и разрешал недоумения, какие кто имел о разных местах Писания. Наговорившись в сытость, он встал и, распуская собрание, сказал: «Для меня великое утешение вести с вами беседы по вашим вопросам. Из этого заключаю я, что вы непраздно проводите время, а даете пищу уму своему, вникая в словеса Бож. Писания». Затем, прибавив еще несколько слов, заметил: «Блюдите себя и паче всего бегайте тайноядения. Вещь эта кажется небольшою; но она велика потому, что дает вход в сердце бесу-губителю, который после малого сего, не замедлит научить и большему чему». Не успел он кончить слов этих, как один брат подошел к нему и исповедал такой именно грех свой. Но пр. Авва поспешил прикрыть своею мантиею лице его, чтобы не всем явен он был и, видя его раскаяние, отпустил с внушением блюстися прочее.
В другой раз, говорит, некоторые из братий, посланных рубить дрова для обители, отдалившись несколько от других, при работе предавались шуткам и смеху. Во время молитвы Бог открыл пр. Феодору об их проступке и в следующей по возвращении их беседе он говорил в общем собрании: «Не безызвестно вам, братие мои, что те, которые дают обет иноческой жизни, должны вести себя более строго и свято, нежели прочие люди. Их жизнь должна быть более ангельскою, чем человеческою. Отрекшись от мира и самих себя отвергши, они должны жить Тому лишь, Кто умер и воскрес ради их, сораспиная Ему себя произволением. Таков дух нашего чина. Для этого именно оставляли мы родителей и соединились здесь в одно братское общество. Мы должны смотреть потому на Христа Господа, как на образец свой, чтобы во всем сообразовать жизнь свою с Его жизнью. Он для нас путь, которым должны мы шествовать неуклонно. Должно нам также держать то убеждение, что Бог милосердый даровал нам Божественное Писание не для того только, чтобы утверждать в вере и жизни по вере возжелавших достигнуть Царствия Небесного, но и для того, чтобы утвержденные в той и другой подавали пример другим, и все во взаимно-назидании успешно текли к предназначенному им совершенству. Но, к великому прискорбию моему, некоторые из нас, шествовавших добре, начали возмущать стопы ног своих и делать неверные шаги. Четыре брата из тех, которые были посланы рубить дрова, отдаляясь от других, предавались смеху, шуткам и всякому пусторечию, – не поимевши в мысли, что, поступая так, они оскорбляют Духа Святого в душах своих. Он открыл мне об их прегрешении, чтоб я обличил их, и чтоб они, выслушав мое обличение, пришли в себя и, раскаявшись, поспешили очистить грех свой. Не знают разве они, что говорит пророк Иеремия: «Не седох в сонме их играющих, но бояхся от лица руки Твоея: на едине седях, яко горести исполнихся» (Иер. 15:17)? Или забыли они, что сказал Иов: «Да обратится на главу мою всякое зло, Аще ходих с посмеятели» (Иов.31:5)? Не знают разве, что Бог в рабах Своих не менее наказывает малые грехи, как и большие для того, чтоб вернее обезопасить их спасение? Не читали будто, что говорит Соломон: «яко глас терния под котлом, так смех безумных» (Еккл. 7:7)? И в другом месте: «смеху рекох: прегрешение» (Еккл.2:2)? И еще: «блага ярость, паче смеха» (Еккл.7:4)? Так-то, братие мои, умоляю вас быть более внимательными к себе самим и воспользоваться уроком Апостола, который говорит: «смех ваш в плач да превратится и радость в сетование» (Иак.4:9), из опасения, как бы не подпасть страшному приговору, изрекаемому Спасителем на смеющихся: «горе вам смеющимся ныне, яко возрыдаете и восплачете» (Лк. 6:25). Сами себя самоохотно осудите на покаяние, своею волею предайтесь плачу и воздыханию – и это избавит вас от слез, которые вынуждены будете проливать бесполезно в другой жизни. Поставьте себя в присутствие Господа, и с искренностью сердечною скажите Ему с Пророком: «беззаконие мое аз возвещу (сознаю), и попекуся о гресе моем» (Пс. 37:19).
Такой спасительный совет дал пр. Феодор тем четырем братиям. Они не вместе стояли в собрании; но как бы одним духом подвигнутые, вышли на среду, пали ниц, принесли покаяние в слезах и просили молитв о себе и у Аввы, и у всех братий. Это исправление утвердило их навсегда в добрых правилах, и всему братству доставило впечатлительное назидание.
Был и другой подобный случай, только не с одинаковыми последствиями. Брат Моисей, часто исправляемый, оставался в обычной своей неисправности. Однажды пр. Феодор послал его вместе с другими братиями на некоторый остров Нила собирать травы, которые солили для стола братий; но к концу пятого дня послал за ним, чтоб шел скорее в монастырь. Тот ответил было, что придет вместе с другими, когда кончат работу, но был принужден покориться. Когда он возвращался, пр. Авва был в то время с Псентаисием и Исидором и очень скорбел о сем брате. Увидев его, он сказал ему: «Легче бы было мне, брат мой, если б мне сказали, что ты умер телом, нежели знать, что ты умираешь душою своею. Не толковал я разве тебе, не убеждал разве тебя столько раз в келии твоей, – бросить злые помыслы, какие ты обык вращать в уме своем? Ты всегда говорил мне, что это все вражеские внушения. Но не говорил ли я тебе, что ты сам призываешь к себе врага развращением сердца своего и сам отдаешься ему прежде, чем он приступает к тебе с искушениями. И вот я вижу, что он теперь совсем овладел тобою». Моисей, по упорству в зле, начал оправдываться и прикрывать грех свой, но пр. Феодор определенно указывал ему время и место, где и когда он предавался худым помышлениям своим и своему ласкосердству; и как он все еще хотел сваливать вину на врага, сказал ему: «Доселе Бог щадил тебя и не попускал злому бесу вселяться в тело твое на мучение тебе; но как ты сам дал ему место в себе, то наконец и присуждено тебе такое наказание. Отселе ты не будешь более в монастыре, я должен выгнать тебя отсюда». После сего он велел четырем братиям, какие посильнее, вывесть его из монастыря и отвести в ближайшую деревню. По лишь только вышел он за монастырские ворота, как бес овладел им, и сии четыре брата едва могли довесть его до деревни, связав его крепко веревками.
Скорбь о погибели сего брата скоро была вознаграждена радостью о благом конце и несомненном спасении другого. Пр. Феодор в один день сидел с братьями. Вдруг радостью просияло лице его, и он сказал: «Радуйтесь, братья мои! Бог явил великую милость к брату нашему Казуру, что в Птолемаидском монастыре. Душа его разрешена от уз плоти и взята на небо, чтоб вечно наслаждаться райскими сладостями. Это ему не за то только, что он всегда тверд был в вере, но за то, что с чистотою сердечною он украсил себя и всеми другими добродетелями. Если приходилось мне иногда делать ему некоторые замечания по случаю нёбольших его оплошностей, то Бог очистил их скорбями, какие он иногда терпел, и особенно предсмертными болезнями». Эти оплошности, о которых поминает здесь пр. Феодор, были его небодренность и разленение во время ночных молитв.
Однажды, в девятом часу, собрав всех братий, пр. Феодор сказал им: «Бог внушил мне объявить вам, что кто истинно верует в Господа Иисуса Христа и искренно покланяется Ему, того грехи, совершаемые по крещении, прощаются, если он искренно раскаивается в них и опять на них не возвращается. Прощены и вам все ваши грехи: потрудитесь теперь пребыть верными заповедям Господним». – Лишь кончил он сию беседу, как прибыли Феофил и Коприй, посланные в Александрию по делам обители во второй раз. Они заходили к пр. Антонию и принесли от него письмо к пр. Феодору. Прочитав его про себя, пр. Авва велел потом прочитать его и вслух всех. В нем содержалось то же самое, что он только что сказал братьям, именно, что падающие по крещении, не лишены надежды помилования, если искренно раскаиваются и не возвращаются опять на прежние грехи. – Надо полагать, что толки об этом ходили среди монахов, навеянные еретиками.
Аммон рассказывает о многих и других откровениях свыше пр. Феодору, о которых он слышал от Авзония и Елуриона. Между прочим, он передает слово самого Феодора о таких видениях и откровениях, которое имеет приложение во всякое время, как бы ни было оно скудно дарами Божиими.
«Надобно, говорил он, иметь в сем отношении большую осмотрительность и паче всего опасаться, как бы не подумать о себе больше, нежели сколько есть. Откровения Бог дает, сам человек остается все тоже ничто. Равным образом, надо подавлять всякое желание откровений. Кому открыть и что открыть – это дело Божие. Нам самим в сие дело встревать с своими желаниями совершенно неуместно. И сколько имеем мы опытов, что такое желание всегда было и есть предначатие обольщения. Враг всевает его, и когда успеет разжечь и увлечь, успеет и обмануть видениями и откровениями ложными.
Потому и тем, которые сподобляются сего дара, как и тем, которые не имеют его, надо равно питать глубоко-смиренные чувства о себе самих; и об одном просить Господа со страхом, чтоб Он благодатью Своею избавил нас вечных мук. Так поступали все святые Божии: Давид молится: «сохрани душу мою, и избави мя» (Пс. 24:20). Св. Павел говорит о себе: «молился я и избавлен был от уст львовых» (2Тим. 4:17); это того льва рыкающего, который ищет как бы пожрать души наши.
По истине мы имеем дело с врагом хитрым и злокозненным, который часто сбивает нас с пути, прикрывая ложь и зло призраками истины и добра. И надо иметь особый дар рассуждения духовом, или всеваемых помыслов, чтоб не попасться в его сети. Но как этот дар не всеобщ, то нам дано другое, доступное всем правило для определения истины: покорствуя Богу, покоряйся и Святым Его. Возьмите во внимание, братия мои, что Господь и Спаситель наш, на земле явившись и с человеки поживши, не благоволил Сам своим лицем возвестить всему миру истину Свою, но вознесся на небо, а вместо Себя проповедниками истины оставил Апостолов, ниспослав им Духа Святаго – Духа истины. Они пронесли истину Божию во все пределы земли и хранителями ее в Церкви по себе оставили преемников своих, епископов. Ныне, кто хочет знать глас Господа Спасителя, слушай св. Церковь, как говорит она устами пастырей своих, и пребудешь незаблудно в истине. Так в отношении к истине вообще, так и в отношении к истине в частнейших случаях. Что влагается тебе в ум, повеждь пастырям, и они решат, истина ли тут или прикрытая ложь; и никогда не попадешь в сети врага».
По мере даров великих, пр. Феодор и смирением был велик. Сколь искренно он все относил к милости Божией, ничего себе не приписывая, видно из того, что он часто рассказывал о своих искушениях и нападениях врага, не дающего ему покоя и о своих опасениях, как бы не пасть, не оскорбить Бога и не быть отверженным от Него. – «Если, – говорил он, – Ангелы пали, если случались падения между Пророками, Апостолами, учениками св. Павла, то как не бояться падений нам, немощным и ничего доброго не имеющим?»
К этому присовокупил он однажды пространную речь вообще об опасностях сей жизни, о страхе и осмотрительности, с какими надлежит нам проводить жизнь свою. «Вообразите себе, – говорил он, – гору, возвышающуюся до облак и тянущуюся от востока до запада, и на верху сей горы дорожку в несколько пядей, с той и другой стороны окруженную страшными пропастями. Это есть образ пути, которым идет человек, отрожденный водою и Духом в св. Крещении и вступивший в иноческую жизнь, под знамением креста Господня. Думаете ли вы, что ему, когда он ясно видит и тесноту тропы, и глубину пропастей, готовых поглотить его, сделай он только мало-мало неверный шаг, можно не быть в чувстве страха и опасения за свою жизнь во все время течения по сей тропе?
«Скажу вам прямо, что пропасти по левую сторону суть порочные наклонности и страсти, наипаче плотские, а пропасти по правую сторону суть движения тщеславия и самомнения, которые нападают на людей, творящих добро и имеющих какие-либо совершенства. Надобно идти сквозь эти искушения, нисколько не склоняясь ни на ту, ни на другую сторону, а всегда строго держась середины, вооружась спасительным страхом Господним. Действуя так, достигают наконец того блаженного обиталища, где ждет наш Спаситель, окруженный неисчетным множеством святых небесных сил бесплотных, с многоценными венцами, которые уготовал Он всем, верно шествующим прямою дорогою в Царствие Небесное.
«Может быть, скажет кто, что, судя по этому сравнению, если кто, хоть раз оступится в шествии своем, позволив себе увлечься какою-либо страстию, то ниспадает в пропасть пагубы, откуда ему нет возврата. Нет, не та мысль моя. Напротив, если кто, раскаявшись с истинным сокрушением, вступает на путь веры и заповедей, того, если случится ему иногда ослабеть и умалиться в прежней ревности, так что он бывает в опасности мало-помалу ниспасть в пропасть, Бог, по милосердию Своему, отводит от края пропасти и поставляет посреди пути, чтоб он шествовал опять верно. Это совершает Он иногда невидимыми внушениями Своими, печатлеемыми в их сердце и совести, иногда болезнями и скорбями, иногда встречами с мужами святыми или с грешниками, из которых первые своим примером и словом восстановляют в нем прекрасный образ добродетели и заставляют прилепиться в Нему вседушно, а вторые – своим безобразием возбуждают отвращение ко греху и ко всему греховному. Бог никогда не забывает труда веры и любви, и только сам ты не предавайся произвольно в руки падения своего, и Он найдет путь к сердцу твоему, чтоб отрезвить его и опять зажечь в нем огнь ревности о святости и чистоте. И падшие восстают. Остаются в падении только те, которые не хотят встать».
После сего пр. Авва представил им, как спасительно не уступать страстям, а напротив мужественно вступать в борьбу с ними, упражняя себя в противоположных им добродетелях и чтоб более воодушевить к этому припомнил слова великого Пахомия. «Хочу напомнить вам об одном приеме в борьбе, который часто был внушаем нам пр. Отцом нашим. Именно, кто хочет преодолеть какую-либо в себе страсть, гнев например, тот пусть, когда случится ему, положим, встретить насмешку от кого, вместо того, чтобы приходить от этого в раздраженье и серчать, говорит сам в себе: добре-добре, – вот представляется мне случай стяжать в свою пользу серебряную монету, – и с этим словом пусть напряжется подавить восстающие движения гнева. Если сделает так, – монета приобретена. Если к насмешке прибавится еще и какая-либо напраслина, то пусть он говорит в себе: а тут представляется случай еще к большей прибыли; не надо его упускать, не воспользовавшись им, как следует. – Нет сомненья, что кто будет так действовать во всех случаях, возбуждающих гнев, тот дойдет наконец до того, что гневливость его совсем укротится. Гневаемся от того, что не берем в рассуждение, стоит ли гневаться, и не соображаем, что гневаясь, терпим потери и делаем себе вред, а подавляя гнев, приобретаем и избегаем вреда собственно от гнева происходящего. Серчание значит, что мы еще плоть, и что плотяно все, к чему лежит наше сердце».
Чтоб расположить их с большим усердием противостоять гневу, он представлял им в пример мучеников, которые не только мужественно терпели всякого рода мучения, но желали еще больших, и в самых нестерпимых страданиях молились за своих мучителей. Наконец, он заключил свою речь следующими многоназидательными словами: «Скажите мне, прошу вас, что такое сделали мы, что хоть сколько-нибудь могло бы идти в сравнение с дивным наследием, которое благоволил уготовить нам милостивый Господь? Смерть что ли подъяли мы за имя Господа Спасителя, или по крайней мере потерпели гонение за веру в Него? Трудимся: но не довольно ли в воздаяние за этот ничтожный труд уважения, которым окружают нас люди? Не много ли даже и этого, если воздаяние определять меру в меру? Но дивитесь беспредельной благости Божией, по которой за малый труд нам уготовано воздаяние, которому меры нет. Бог действует в отношении к нам подобно тому, как если бы какой богатый человек сказал скудельникам: принесите мне все наработанные вами скудельные сосуды, и дайте мне свободу сделать с ними, что хочу, – хоть бы перебить их и разбросать; я же вам за них дам сосуды золотые, наполненные драгоценными камнями».
Утрудившись, наконец, борьбою с неисправностями по всем монастырям, пр. Феодор испросил себе смерть и почил в 367 или 368 году, после Пасхи, на 55 году своей жизни, а по иным на 53-м. Память его мая 16-го.
2. Устав Тавеннисиотского общежития
Из житий пр. Пахомия, Орсисия и Феодора Освященного уже довольно выяснились заведенные пр. Пахомием порядки иночествования общежительного. Главное предначертание для этих порядков дано св. Ангелом на дщице. Последующее развитие их в подробностях сделано пр. Пахомием по руководству того предначертания и по внушению свыше особенному, которого нередко сподоблялся он при разных случайностях. Пр. Пахомий не писал предварительно общего плана для общежитий, а заводил порядки, как встречалась нужда. Правила рождались тотчас, как представлялся случай, требовавший их. Таким образом, жизнь общежительная сформировалась вполне еще при жизни пр. Пахомия; но нет ничего дивного, что и после него иное требовало новых правил, которые и были даваемы бл. Орсисием и Феодором Освященным. В оставшемся от Орсисия наставлении инокам есть два-три правила, слово в слово приводимые и в уставе. Эти правила и можно относить к Орсисию. Если же эти относить, то почему ими одними ограничим участие Орсисия в заведении порядков? Если далее бл. Орсисий давал правила, то тем более прилично это сказать о пр. Феодоре Освященном, столь многими дарами Духа Святого обогащенном. – Итак, за несомненное можно положить, что все общежительные порядки иночествования окончательно заведены и утверждены правилами всеми тремя великими Аввами: Пахомием, Орсисием и Феодором. Оттого устав в иных списках так и озаглавливался: устав трех великих старцев.
Этот устав, писанный, не обнимает всех порядков общежития, заведенных в Тавеннисиотских обителях. Может быть, при жизни пр. Пахомия, кроме правил, начертанных Ангелом на дщице, ничего писанного и не было. Весь устав был в пр. Пахомие и действовал на практике, будучи исполняем теми, на коих возлагаемо было блюдение заведенных порядков. Впоследствии, стали записывать то сторонние посетители, то свои для памяти. В записи не соблюдался какой-либо порядок, а что приходило когда на ум или представлялось важным, то и записывалось. Так прилагалось правило к правилу, и составился сборник правил, составляющих дошедший до нас писаный устав пр. Пахомия.
Сохранил его нам блаженный Иероним. Некоторые иноки из Италии, подвизавшиеся в Фиваиде и по всему Египту, не знавшие ни Греческого, ни Египетского языка, желали иметь устав пр. Пахомия на своем родном языке, как он ходил по рукам на Египетском и Греческом. С сею целью, доставши Греческий список записанных правил пр. Пахомия, они препроводили его к бл. Иерониму, прося его перевесть их на латинский язык. Бл. Иероним не отказался удовлетворить их прошение и перевел. В этом-то переводе мы и имеем устав пр. Пахомия. (В твор. бл. Иер. т. 2. Patr. Lаt. 23).
Он, как замечено, не обнимает всех порядков общежительного иночествования в Тавеннисиотских обителях, и правила в нем собраны без всякого плана. Бл. Иероним многое знал о тамошних порядках по слухам или узнал от тех, которые принесли ему устав Греческий и просили перевесть и заметил то в небольшом предисловии, предпосланном уставу. Между этими заметками, большая часть таких, которые указывают на вещи, не содержащиеся в писанном уставе. Кроме этого дополнения, многие правила сохранил Кассиан в своем уставе восточных обителей и в других статьях. Все это надобно иметь во внимании желающему начертать полный устав пр. Пахомия, не забывая и того, что дают знать и жития трех великих Авв.
Если перевесть только правила пр. Пахомия, сохраненные в переводе бл. Иеронима, то это не даст надлежащего понятия о Тавеннисиотских общежительных порядках, по неполноте тех правил и по беспорядочности, в какой они собраны. Надлежит необходимость разложить их на группы по содержанию и дополнив недостающее из житий св. Основателей сего чина, из писаний Кассиана, из предисловия Иеронима и из некоторых сказаний в отечниках, предложить все в известном порядке, чтоб всякий мог ясно вообразить себе образ заведенной в тех обителях жизни. Это и предлагается.
Труд этот однакож не новый. На Западе католические иноки давно занялись уяснением устава пр. Пахомия. – Один из опытов такого уяснения представляет автор Vies des peres des desert d'Оrient. Им воспользуемся с небольшими отступлениями в порядке и дополнениями в содержании.
Одно замечание считаем нужным сделать. Означенный автор цитирует правила не по Иеронимову изданию, а по другому, которое помещено в конце творений пр. Кассиана (Patr. Lаt. t. 50). В этом последнем правил меньше, у бл. Иеронима их 194, а здесь 128, и они идут в другом порядке. Но это не первоначальный какой-либо сборник правил пр. Пахомия, а взят кем-либо из сборника Иеронимова. Из некоторых двух правил Иеронимовых составлено одно; есть и обратные случаи. Некоторые правила в последнем изложены яснее. – Мы будем приводить правила по бл. Иерониму.
1) Общий строй Тавеннисиотских монастырей
1. Пр. Пахомий устроил девять монастырей; к ним пр. Феодор прибавил еще четыре; стало тринадцать. Это мужских. Было еще два женских монастыря, из коих один устроен пр. Пахомием, а другой пр. Феодором.
2. Каждый монастырь состоял из 30 или 40 отдельных домов, в 12 или 13 келий, из которых в каждой помещалось по три брата, как повелел Ангел.
3. Три или четыре дома составляли поколение (трибу) (п. 16).
4. Для молитвенных собраний была церковь; для трапезования – общая трапеза; для приготовления пищи и хлеба – кухня и пекарня; для больных – больница; для принятия странных – гостиница. Были особые здания для провизии, для одежд, для рабочих орудий и материалов. При монастырях были сады, огороды и поля для возделывания хлеба.
5. Иноки всех монастырей составляли одно братство, связанное единством духа, управления и хозяйства.
6. Всеми заведывал один главный Авва. Но каждый монастырь имел своего настоятеля, который, завися во всем от главного Аввы, все в обители держал в своих руках. Под ним состояли смотрители домов с помощниками, частные экономы с расходчиками и все другие лица, исправлявшие какие-либо службы по монастырю, временно ли то, или постоянно. «В Тавеннисиотских монастырях, – пишет в предисловии бл. Иероним, – есть Аввы (кроме главного), есть экономы, смотрители домов, расходчики и недельные».
2) Главный Авва
7. Когда преподобный Пахомий учреждал один за другим монастыри, то естественно было каждому монастырю считать своим Отцом самого пр. Пахомия, хотя он и ставил в каждом монастыре особого Авву. Он был непосредственно Богом поставленный Авва всего братства.
8. Впрочем, чтобы навсегда бывать одному на все монастыри главному Авве, было в планах учреждений пр. Пахомия. Посему, когда приближался он к концу, созвал всех настоятелей монастырских и спросил их, кого хотят они иметь общим главою. Когда этот выбор Аввы отдали на его волю, он назначил им Петрония. Петроний в свою очередь, кончаясь, собрал Авв монастырей и тоже спрашивал их, кого хотят иметь общим главою, и когда все отдали этот выбор на его волю, он назначил им Орсисия. Орсисий, когда решился отказаться от управления, тоже созвал всех Авв и предложил им вместо себя Феодора Освященного. – Из этого видим, что было в планах Учреждения Тавеннисиотского многомонастырского братства,– иметь одного главного над всеми обителями Авву, что после Богом назначенного на это пр. Пахомия, прочие должны были быть избираемы Аввами монастырей, которые могли, однако же, право свое передавать отходящему главному Авве, покорно принимая делаемое им назначение.
9. Главный Авва имел и свой монастырь (предисл. Иерон.), каким сначала был Тавеннисиотский, а потом Пабо. Эта перемена совершилась еще при пр. Пахомие. В Тавеннисиот был им назначен пр. Феодор Освященный.
10. Дело сего Аввы – неусыпно бодрствовать над всеми обителями, чтобы всюду строго соблюдались заведенные порядки и братия беспрепятственно преуспевали в духовной жизни.
11. С сею целью он сам лично часто посещал обители, входил во все подробности, исправлял неисправное, вел беседы и вообще об иноческой жизни, и о том, что где по частям требовало особого внимания. В иных обителях он намеренно пребывал более обыкновенного. Срока для посещений определенного не назначалось; они могли быть во всякое время; могли быть предприняты для одного только какого монастыря, и даже для одного какого брата.
12. Когда дела или здоровье не позволяли Авве самому посетить монастыри, он посылал кого-либо вместо себя. У пр. Пахомия это поручение часто исполнял пр. Феодор. При этом ему доверялось делать распоряжения со властью самого Аввы. Но, может быть, это не всегда было так, ибо очевидны неудобства, могшие произойти от сего.
13. Так главный Авва и сам узнавал, в каком состоянии его обители; но, кроме того, Аввы монастырей должны были извещать пр. Пахомия (а после него и всякого другого главного Авву) о всех случайностях в монастыре, выходящих из общего ряда.
14. И пр. Пахомий часто, вместо личного посещения или посылки кого-либо, писал послания к настоятелям, давая им нужные в тот час наставления в руководство. У бл. Иеронима после правила помещается несколько таких писем к Авве Корнилию и Суру; есть послания и ко всем братиям вообще, есть и частные к некоторым смотрителям домов. После пр. Пахомия то же делывал и пр. Феодор.
15. Главный Авва имел дважды в год общие собрания у себя: на первое, Пасхальное, собирались все братия, исключая нескольких, необходимых в обителях; на второе – Августовское, к 13-му Августа, собирались только Аввы монастырей, смотрители домов, и кто по имени был призываем по какому делу или сам имел особую нужду. Цель первого была, чтобы всем вместе отпраздновать Светлое Христово Воскресение, помянув наперед и спасительные страсти Его. Собирались ко Вторнику Страстной седмицы, а расходились после Фомина дня. Цель второго – ревизия общей экономии и решение всего нерешенного по монастырям. Давали отчет главному эконому в работах и расходах по каждому монастырю, а тот главному собранию. Каждый настоятель получал от Аввы нужные наставления. Тут же решались оставшиеся нерешенными какие-либо размолвки и недоразумения, чтоб во всех сердцах царствовали мир и любовь. Посему бл. Иероним назвал это время юбилеем, днями отпущения и уравнения.
16. Есть для созвания сих собраний послания пр. Пахомия и пр. Феодора. Последнее замечательно тем, что в нем говорится об оглашенных монастырских, которые должны были быть крещены в навечерие Пасхи и в день св. Пасхи причащаться св. Христовых Таин. Эти крещаемые или в обитель поступали прямо из язычников, или были обращаемы иноками к вере Христовой и наставляемы в ней, без целей иночествования.
17. По смерти пр. Пахомия Петроний не успел послать послов к пр. Афанасию, а Орсисий тотчас послал, чтобы дать знать о случившейся перемене и просить благословения. То же сделал и пр. Феодор Освященный. Пр. Афанасий сам посещает обители при пр. Феодоре, и по смерти его пишет к ним утешительное послание. Из этого можно заключить, что Тавеннисиотское братство прямо зависело от Патриарха Александрийского, и Аввы главные от него получали утверждение.
3) Аввы монастырей
18. Главный Авва избирал сам и посылал в каждый монастырь настоятеля, чтоб он там наблюдал за строгим исполнением заведенных порядков и руководил братий к совершенству в духовной жизни. Каждый Авва монастыря был не что иное, как наместник главного Аввы, его глаз, слух и язык.
19. Посылая Феодора Александрийского управлять одним монастырем, пр. Пахомий наказывал ему, во-первых, самому быть строгим исполнителем устава, чтоб и других располагать и научать тому же; во-вторых, особенное внимание обращать на ослабевающих в иночествовании, чтобы возбуждать уснувшую в них ревность и снова направлять их на должный путь. В сем последнем отношении монастырь есть нравственная врачебница, а Авва монастыря – первый в ней врач духовный.
20. Соответственно первому значению Аввы монастыря – наблюдать порядки самому и всех держать в них, он все ведал в монастыре и все дела монастырские им ведены были. Заведенные порядки исполнялись обычно, и были наблюдающие за тем по всем частям; но лица сии были назначаемы Аввою монастыря, который и наблюдал за их исправностью, судил и переменял (190 и др.). Эти лица ничего не могли делать кроме повеленного Аввою, коль скоро встречалось что новое, должны были спрашивать о том его (п. 158). О движении дел монастырских каждое утро он делал распоряжения (п. 24, 25). Порядки в церкви и трапезе им наблюдались (п. 6, 8, 51 и др.). Все штрафы им назначались или утверждались (п. 147, 151, 181). Он принимал в обитель и назначал принятому дом и занятие, судя по его способностям (п. 49). Он делал передвижения братий из дома в дом, или со стола на стол (п. 83, 29). Все отлучки из обители им разрешались (п. 52, 93). Здесь приведено только главное из упоминаемого в уставе; прочее видно будет из последующих статей. Вообще в обители все было на его руках, и он отвечал за все и пред Богом, и пред главным Аввою.
21. Относительно второго – руководства в духовной жизни – уже все порядки туда ведут: ибо за тем они и учреждены такие, чтоб споспешествовать духовному преспеянию. Потому блюдя порядки, он вел всех к созиданию в духе. Но на нем лежала обязанность и прямо действовать на это. Сюда относится долг вести беседы к братиям, сколько кто может, каждую неделю. К беседам прилагались и собеседования, на которых решались недоумения, относительно ли понятий, или правил жизни. Кроме этого общего руководства, даваемы были частные каждому лицу нужные, по спросу ли брата, или по усмотрению самого Аввы. Это наиважнейшей способ руководства, и пр. Пахомий учил Феодора Александрийского делать эти внушения со всею осторожностью, чтоб крайнею настойчивостью не повесть к худшему и советовал выжидать удобное время, больше же молиться о таковых немощных, как и сам он делал.
22. В этом последнем отношении много дает им уроков Авва Орсисий в своем наставлении инокам. Он говорит им: «Аввы, вожди монастырей! Каждый из вас с полком своим, ожидая пришествия Спасителя, должен стараться приготовить к смотру Его воинство, украшенное полным вооружением. Не делайте братиям прохлаждения в плотском, без оставления им в то же время обильнейшего питания духовного; и опять, – не усиливайте обучения их духовному с крайним стеснением в плотском, т.е. в пище и одеянии; но одинаково доставляйте им и духовную и плотскую пищу, не подавая никакого повода к нерадению. – И еще, какая это будет правда – угнетать братий трудом, а самим предаваться праздности? Или возлагать на них бремя, которого нести не можем и сами? Да будут же у нас и труд, и прохлаждение – общие с ними (п. 7). Всех, вверенных вам до единой души не переставайте назидать, уча тому, что свято, и в себе самих представляя образец добрых дел. Всевозможно остерегайтесь одного любить, а другого ненавидеть, но всем уравнение подавайте (посл. к Колос. 4:1): иначе может случиться, что кого любите вы, того Бог ненавидит, а кого любит Бог, того вы ненавидите. Дружбы ради не потакайте погрешающему и не позволяйте себе утеснять одного, чтоб дать льготу другому: иначе даром пропадет весь ваш труд (п. 9). Будьте заботливы, и всякое старание прилагайте о братиях со страхом Божиим. Будьте милосерды ко вверенному вам стаду и помните то изречение Апостола, в котором он говорит: «не обинухся сказати вам всю волю Божию» (Деян. 20:27). Не презирайте ни одной души, чтоб кто не погиб по вашему жестокосердию. Ибо, если кто умрет по вашей воле, душа ваша за его душу осуждена будет» (п. 13), и проч.
4) Вторствующий по Авве в обители
23. Что был в каждом монастыре вторствующий, это определенно сказывается, но относительно обязанностей его в сохранившемся уставе нет ни одного пункта. Может быть, это потому, что во все время образования устава не было ни одного случая, который подал бы повод определить особым правилом действия его: Аввы сами всегда бывали налицо, и сами все исправляли. Мало говорит об нем и Авва Орсисий в своем наставлении; но из его слов можно, по крайней мере, заключить, что вторствующему отряжалась известная часть для постоянного его заведывания в обители. Не соединялась ли, может быть, сия должность с экономскою? – Ибо Авва Орсисий говорит: «Вторствующие по монастырям, являйте себя первыми по добродетелям, боясь, чтоб не погиб кто по причине вашей грешности. Смотрите, не подпадите той постыдной участи, какой подпал евший и пивший с пьяницами, а клевретам своим не дававший в свое время житомерия, как сказано: «и приидет господин раба того в день, в оньже не чает, и в час, в оньже не весть. И растешет его полма, и часть его с неверными положит: ту будет плачь и скрежет зубом» (Мф. 24:50–51). Да не постигнет кого из вас подобное осуждение; но когда приидет время воздаяния, да сподобитесь услышать: «добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость Господа твоего» (Мф. 25:21) (п. 14).
5) Смотритель дома
24. После Аввы монастыря самый влиятельный на братий начальник есть смотритель дома (praepositus domi). Во всяком монастыре было от 30 до 40 домов; в каждом доме был особый смотритель с помощником ему, или вторствующим по нем. Они-то были ближайшие блюстители братий и созидатели их иноческого духа. Строгий порядок и мир в обителях на них опирался. Потому устав много ими занимается и подробно определяет их права и обязанности, и требует от избираемых в сей чин высоких умственных и нравственных качеств и еще паче твердого практического благоразумия. Что требуется от него, подробно изложено в 159-м пункте устава. Возьмем оттуда главнейшее.
25. Он должен быть исполнен страха Божия и благоговеинства; во всем верно подражать Святым и быть с ними в общении, чтоб не слепотствовать при свете их; быть строгим исполнителем закона Божия и заповедей отеческих, ходя при свете их и не позволяя себе никогда обходить истины Божией и правды; не должен он прелагать пределов, положенных Отцами или разрывать узы (правила), сооруженные на небе Самим Богом.
26. Он должен быть смиренномудр, истиннолюбив и правдолюбив, милосерд и сострадателен, простосердечен и чужд всякого лукавства, строг к себе и во всем воздержен, постоянен и тверд, как в суждениях своих, так и в делах, терпелив и мужествен, и скорее готов подъять смерть, нежели отступить от сознанной правды Божией.
27. Он должен быть преисполнен ревности о спасении своей души, чтоб ревновать и о спасении других; себе внимать и помышления сердца своего рассуждать, чтоб не увлечься пожеланиями плоти, или прелестями очес и приманками корысти; он должен быть чужд всех страстей.
28. Во всем должен он быть покорен высшим и ни в чем им не поперечить, над вверенными же ему братиями не выситься и не относиться к ним гневно; не должен желать для себя чего-либо особенного сравнительно с ними, ни лучшей пищи и одежды, ни лучшей кровати, похожей на языческие; паче же всего должен являть к ним правду и уравнение, чтоб не давать кому преимущество по пристрастию и лицеприятию, или по каким-либо сторонним уважениям – по дарам и страху; должен судить об них и о делах их, как пред Богом, по чистой совести, не обвиняя невинного и не оправдывая погрешившего; паче же всего блюстись, чтоб не быть кому в претыкание и соблазн, а напротив всем представлять в себе образец всех добродетелей и совершенства иноческого.
29. Как начальник, он должен являть некоторую важность, но она должна состоять наипаче в том, чтоб избегать всего низкого и унизительного, – не бывать в местах непочетных, не предаваться смеху, шуткам, пустословию и детским приемам.
30. С этими качествами сообразны и те предписания, которыми определяется в уставе должность смотрителя. – Как смотритель, он, не спуская глаз, смотрит за своими братиями: с ними он дома, с ними в церкви и трапезе, с ними на работе вне монастыря; и никто ничего не может делать без его позволения (п. 157). Он берет новичка, – принятого и ему вверенного, – и обучает всем порядкам (п. 31 и др.); старых же братий все шаги определяет. Вещи, нужные для братий, он получает и раздает, и наблюдает за целостью их (п. 81, 87). Он же получает и раздает материалы для работ, смотрит за работами, требует отчета в них и сам дает его (п. 26, 146, 123). Когда идут в поле на работу, он впереди, и все от него и в дороге, и на работе, и на возврате, и по возврате (п. 58, 59, 62, 63, 95). Когда кто занемогает, на нем лежит иметь об нем попечение, пока не сведет его в больницу (п. 40, 42, 105). Ни за монастырь выйти, ни по монастырю ходить никто не может без его позволения; на сторону увольняет Авва, но переговоривши с ним (п. 84, 52, 53, 54). И во взаимных сношениях братий, на все испрашивается его позволение. Никто не может дать кому что, или взять что у кого, или пойти к кому без спроса у него (п. 111, 112). И в келии никто ничего не может иметь, чего бы он не знал (п. 114).
31. Это все внешняя дисциплина; но на нем и созидание духа братий. Он должен научать их, как жить свято (п. 188); для этого не раз в неделю ведет беседы к братьям, спрашивает, что удержали они от бесед Аввы и решает все недоумения братий (п. 20, 21, 115, 122, 138). Как скоро заметит смущенного брата, должен разведать, в чем скорбь, и утешить его (п. 170).
32. При такой широте надзора, сам он однакоже ничего по своей воле не делает. Все определено уставом. Он с помощником своим смотрит только, чтоб все было исполняемо и понуждает исполнять отстающих в чем-либо (п. 181). И ничего кроме положенного уставом и приказанного Аввою требовать или заводить он не может (п. 158). Коль скоро встретится что новое, спрашивает, и как тот решит, так и делает (п. 133).
33. Потому он ответное лицо, и если не усмотрит что, или, усмотрев, не донесет, сам отвечает (152, 154). Если нехорошо обходится с братиями или работами их обременяет и не право судит, братия жалуются Авве, – и он может потерять место, если окажется неправым (п. 158, 170, 190).
Авва Орсисий дает им уроки в своем наставлении в пунктах 15, 16 и 17-м.
6) Вторствующий по смотрителе
34. Вторствующий по смотрителе заступает его место, со всеми правами и обязанностями, когда тот в отлучке или занят другим каким-либо делом (п. 115, 182, 185). Но на нем и постоянно лежали некоторый дела, например: он отбирал орудия и обувь по возвращении братий с полевой работы и слагал в свое место (п. 66); ему сдавали на руки платье вымытое, которое он потом и выдавал, когда требовалось (п. 70); ему также сдавали каждый день вечером книги, бывшие в употреблении днем, и он запирал их в определенном месте (п. 95). Может быть, и другое что на нем лежало, не упомянутое в уставе.
Авва Орсисий дает ему уроки в своем наставлении, в 18-м пункте.
7) Эконом и расходчик
35. В каждом монастыре был эконом, заведовавший всем хозяйством монастыря, и расходчик, исправлявший хозяйственные потребности вне монастыря. Ему эконом давал деньги, и он, закупив нужное, давал во всем отчет эконому и возвращал оставшиеся деньги, не смея держать их у себя в келии и одной ночи. Вероятно, ему поручалось и продавать что-нибудь.
36. Но то и другое, если было нужно, вероятно, делалось в весьма небольших размерах. Продажа монастырских изделий и закупка всего нужного для обителей, и на содержание и для работ, производилась одним главным экономом и расходчиком, которые заведовали хозяйством всех монастырей. Они жили в одной обители с Аввою главным.
37. Экономы и Аввы монастырей давали отчет по экономии во время общего августовского собрания, главному эконому, а этот общему собранию. Для того он вел валовую запись всех расходов и приходов; равно как и Аввы монастырей с своими экономами вели свою частную запись (п. 26).
38. В распоряжении главного эконома и расходчика было два судна, на которых были отправляемы монастырские товары для продажи в Александрию или в другие места, и обратно привозили все нужное для монастырей. Небольшие лодки были в распоряжении и каждого монастыря, и ими никто не мог пользоваться без разрешения Аввы монастыря (п. 118).
39. Учреждая общую экономию, пр. Пахомий имел в цели так устроить это дело, чтоб сколько можно менее было лиц, озабоченных житейским, и чтобы не иноки только, но и обители в целом составе ни о чем вещественном не имели попечения, посвящая все труды свои преимущественно на созидание духа.
8) Прочие служебные и распорядительные лица по обителям
40. Для послушания по столовой и кухне отряжался особый дом, в котором смотрителем, вероятно, был эконом, а помощником его расходчик. Для хождения за больными тоже был особый дом, которого смотрителем был больничник. Для привратников и гостинников тоже назначался особый дом, смотрителем которого был гостинник.
41. Братия для сих домов избирались наилучшие и испытаннейшие и несли послушания по череде; но в помощь им отряжались недельные и из других домов, которые вели свою череду. Относительно послушания в пекарне, это прямо определено уставом (п. 116, 117). Но поэтому можно заключить и о прочем. Назначался ли особый дом для сада и огорода, не видно; но видно, что в каждом из них был особый блюститель, без воли которого никто там ничего не мог делать (п. 73, 77). Между тем собирают плоды недельные (п. 78).
42. Недельничание отправлялось целым домом, под надзором смотрителя, который распределял братий по разным послушаниям. Когда недоставало братий, смотритель брал их из другого дома, только всегда той же трибы или поколения (п. 15).
43. Смотритель дома, отправившего неделю, сдавал все смотрителю дома, вступающего в отправление ее, в иных случаях в присутствии Аввы монастыря (п. 27). К этому времени все вещи, разошедшиеся в продолжение недели по рукам, опять были сдаваемы в свои места, не исключая и книг (п. 66, 25), чтоб видеть, все ли цело.
44. Устав не определяет, в какой день происходила смена. Св. Кассиан говорит, что неделя начиналась с понедельника. Некоторые намеки на это можно видеть и в уставе (п. 25).
45. Кроме больших недельных, несших послушание по всему монастырю, были недельные меньшие, для разных потреб по дому (п. 14).
46. Все эти недельные исправляли послушание не в монастыре только, но и за монастырем. Когда братия отправлялись куда целым домом или целым монастырем, с ними был недельный больничный, недельный столовый, недельный привратник, из которых каждый исправлял свое послушание, как бы они были внутри обители (п. 64, 59, 129).
Таков весь строй лиц, действовавших по обителям, следовавшим уставу пр. Пахомия. Войдем теперь в самую жизнь монастырскую, начиная с поступления в обитель.
9) Прием в обитель
47. Хотя монастыри пр. Пахомия были многолюдны, прием однако же в них был не так скор и неразборчив. Когда кто, приступив к вратам монастыря, изъявлял желание отрещись от мира и вступить в братство обители, то его не тотчас вводили внутрь, но дав знать о нем Авве и получив от него наставления относительно его, оставляли его на несколько дней вне, без всякого призора и внимания (п. 49). Св. Кассиан замечает, что не только без внимания оставляли его, но относились к нему с презорством, укоряли его на словах и отталкивали, чтобы испытать, что намерение его не какое-либо мимолетное, но твердое, и что он готов на все искушения (кн. 4, п. 3).
48. После этого первого испытания, принимали его в гостинницу, и им должен был заняться или сам гостинник, или кто-либо из состоящих под ним братий. Его заставляли изучить молитву Господню, если он не знал ее, и несколько псалмов. Чрез это обнаруживалось, на сколько он имеет усердия к занятию Божественными вещами. Между тем осведомлялись, кто он и чего ради оставляет мир; не сделал ли чего худого и, страхом гонимый, убежал из своего места, чтоб на время укрыться в обители; или не состоит ли он в чьей власти (не раб ли чей); также готов ли он отрешиться от всяких родственных чувств, и от всякого пристрастия к имуществу, и ко всему, что оставляет в мире, чтобы по вступлении в обитель, душа его не была отвлекаема помыслами за ограду ее (п. 49).
49. Удостоверясь таким образом, что и намерение его решительно, и отрешение от всего полно, и любовь к Божественному сильна, и что препятствий никаких нет, – что, следовательно, можно принять его в обитель, рассказывали ему затем о всех порядках монастырских, как держать себя в доме, в церкви, в трапезе, и какие несут послушания, чтоб наперед знал, что встретит внутри. При этом, вероятно, осведомлялись и о том, знает ли он какое мастерство из уместных в обители, и если не знает, к какому более способен и склонен (п. 49).
50. После сего снимали с него мирские одежды и облекали в иноческие и поручали вратарю ввести его в собрание братий во время молитвы (п. 49). Введши в собрание, вратарь поставлял его на определенном месте, откуда брал его смотритель дома, в котором ему назначено жить и ставил на место, которое он всегда уже должен был занимать среди братий того дома (п. 1). Блаж. Иероним в предисловии замечает, что кто первым поступил в дом, тот уже всегда и был первым, и дома, и в церкви, и в трапезе, и в пути; след., кто поступал последним тот и стоял всегда последним. В этом отношении не брались во внимание ни лета, ни звание (мирское). Св. Кассиан говорит (кн. 4, п. 5), что облачение в иноческие одежды совершалось в церкви среди братий Аввою монастыря. Может быть, так было в других монастырях, или ко времени св. Кассиана и в Тавеннисиотских так стали делать.
51. Мирские одежды отдаваемы были эконому, который вносил их в рухлядную. С ними потом поступали, как угодно было Авве монастыря (п. 49). Св. Кассиан дополняет, что одежды сии берегли, пока принятый окончательно установится в иноческой жизни; после чего отдавали их бедным; если же он оказывался негожим почему-либо, то одевали его опять в мирские одежды и изгоняли его вон (кн. 4, п. 6).
52. Св. Кассиан говорит также, что новопоступивший не мог удержать при себе ничего из прежнего имения своего, даже ни на одну полушку. И в монастырь ничего от него не брали, чтоб не гордился пред другими, ничего не внесшими, и чтоб, когда придется выгнать его вон, не стал он судом требовать внесенного назад: что не могло обойтись без неприятностей, когда внесенное уже затрачено на нужды монастыря (кн. 4, п. 3, 4).
53. Из жизни пр. Пахомия видно, что Псенебий, отец Петрония, сделал большое пожертвование и деньгами, и вещами, и землями. Но это был особый случай. Псенебий поступил в обитель всем домом с детьми и рабами (а жена и дочери поступили в женский монастырь). На его землях и на его имущество построен особый монастырь.
54. Новопоступившего прежде всего научали, как он должен был вести себя в церкви, в трапезе и дома. Прежде только рассказано было это ему; а теперь предлежало ему приобресть во всем этом надлежащий навык. В 31-м пункте говорится, что смотритель учит братий, как держать себя в трапезе. Всего приложимее это к новичкам. Но если он научал надлежащему поведению в трапезе, то нет сомнения, что на нем же лежало обучать его и тому, как держать себя в церкви, дома и на работах.
55. После того, как навыкал он всем порядкам, – что не требовало, как надо полагать долгого времени, – его заставляли заучить на память еще несколько псалмов, до 20, два послания, или другую какую часть Писания. Если он не знал грамоты, то (не дожидаясь, пока выучится) назначали ему учителя, и он выучивал все это со слов: для чего подходил к определенному учителю в первый, третий и шестой час, и стоя пред ним, прилежно заучивал назначенное, со всякою благодарностью (п. 139).
56. Незнающим грамоты однакоже не оставляли новичка; но по окончании первоначального заучивания заставляли его выучиться читать, хотя бы он и не хотел того. Для сего начертывали ему буквы, слоги, слова и растолковывали весь механизм чтения. Вообще, в монастыре никого не должно было быть, кто не умел бы читать и не знал на память чего-либо из Писания – по наименьшей мере, – Псалтири и Нового Завета (п. 140).
57. Но более обращалось внимания на образование в новичке нравственного прочного характера. В этом отношении ни о чем столько не было прилагаемо заботы, как о том, чтобы приучить его отречению от своей воли и своего мудрования, и утвердить в совершенном повиновении. Им внушалось принимать даемые им приказания с таким благоговением, и исполнять их с такою готовностью, как бы они исходили непосредственно от Самого Бога. Рассуждать о повеленном не позволялось, и вообще заповедовалось ни в чем не верить своему уму и рассуждению. Чтоб скорее и надежнее утвердить их в последнем, часто даваемы были им приказания, исполнение которых казалось ни с чем несообразным. Так делалось в той мысли, что кто в этих случаях исполнителен без рассуждения, конечно, будет таков и во всех других (пр. Касс. кн. 4, п. 8, 9).
58. Чтоб не прокралось в голову и не засело в сердце что-либо суетное и грешное, им заповедовалось (как и всем) открывать свои помыслы старцам, ничего не утаивая, чтобы враг не успел внушить чего пагубного. Тут они и сами себя познавали и давали себя познать набольшим, а наипаче удостоверялись опытно в том, что то и худо, что открывать не желается (пр. Касс. там же).
59. В данном от Ангела правиле (п. 15) говорится: «К высшим подвигам, прежде трех лет испытания не допускай новичка; только после трех лет, когда навыкнет он всем работным послушаниям, пусть вступит на это поприще». Первый жар ревности меры не знает; не будучи направляем, как должно, он силы истощит, а пользы не доставит. Посему в воспитании новичков соблюдалась постепенность. Всему свое время.
60. По сохраненному бл. Иеронимом уставу, все заповеданное относительно новичка исполнял смотритель дома, в который он помещался. По словам же пр. Кассиана порядок воспитания новичка такой: «По облачении в иноческое одеяние, год проходит он послушание в странноприимнице; потом вверяется старцу, – десятнику, – внутри обители» (кн. 4, п. 7). Может быть, так и было в каких-либо монастырях общежительных; но у пр. Пахомия о десятниках нет помина, не видно также, чтоб был отряжен особый дом для новоначальных. Всякий новичок поступал в дом, в среду не новых братий, и обучение его все лежало на смотрителе. При этом пример других учил более слова. К тому же и вся жизнь у них была очень проста и не требовала по внешней форме долгого обучения. Внутреннему же преспеянию конца не было: здесь всякий считал себя новичком.
10) Иноческое одеяние
61. Блаж. Иероним в предисловии к уставу и 81-м пункте устава называет следующие одежды, употреблявшиеся Тавеннисиотами: левитон, пояс, нарамник, кукуллий, милоть, мантийца, сандалии; в дорогу брали посох. О некоторых из сих одежд поминается и в правиле, данном от Ангела.
62. Левитон. Исподнего платья не было, следовал прямо левитон, который заменял собою и рубашку и наш подрясник. Устроился он на подобие мешка, с прорезами вверху для продевания рук, для которых, впрочем, приделывались и рукава в какую-нибудь четверть длины, так что они доходили только до локтей. В длину левитон простирался до колен.
63. Пояс. Не из кожи; бл. Иероним прямо называет его холщёвым. Им опоясывали чресла и, когда была нужда (напр. при мытье платья) (п. 69), на него поддергивали левитон.
64. Нарамник, длинный плат или широковатая лента из холстины, которая, обходя шею, сходила на грудь и, здесь сделав крест, проходила под плечи, и затем окружала все тело на высоте груди. Это наш параман.
65. Кукуллий, или наглавник, похожий на детскую шапочку, к верху заостренный, к низу сходивший лишь до конца шеи и до плеч. На нем нашивался знак, показывавший монастырь и дом монастыря, к которому принадлежал носивший его брат (п. 99). Палладий (гл. 34) говорит, что на нем нашивалось также изображение пурпурного креста. Это наша камилавка с клобиком или наметкою.
66. Милоть, козья кожа (у Палладия, белая), прикреплявшаяся как-то к шее (п. 98) и спускавшаяся с плеч по спине до уровня с левитоном. У нас ей соответствуете ряса.
67. Мантийца, из холстины, застегивавшаяся на шее и покрывавшая плечи. Пр. Кассиан называет ее нешироким плащом и противополагает развевающимся плащам светского тщеславия. У нас соответствует ей длинная мантия; но в иных обителях и у нас употребляется эта именно мантийца, только в келиях впрочем.
68. Даваемы были инокам также сандалии и посох, которые, однакоже, не всегда употребляемы были. Сандалии – это не коты или башмаки, а одни подошвы, привязывавшиеся вервями или ремнями к ноге и защищавшие лишь подошву.
69. Созомен говорит, что Тавеннисиоты отличались от других иноков не образом только монастырских порядков, но и одеждами, кои значением своим «располагали их к добродетели и побуждали душу презирать земное и взирать горе, дабы она удобнее могла перейти в селение небесное, когда отрешится от тела» (кн. 3, гл. 14). Пр. Кассиан тоже замечает, что одежды сих иноков не столько соответствовали потребностям тела, сколько указывали инокам на обязательные для них нравственные черты (кн. 1, п. 4).
70. Левитон, у пр. Кассиана, коловий, которого рукава едва доходили до локтей, оставляя прочую часть рук голою, показывал, что у них отсечены все дела и обычаи мирские, а по Созомену, это означало, что их руки не должны быть готовы на обиду. То же, что он был полотняный, внушало, что они должны быть мертвы для всего земного (Кас. кн. 1, п. 5).
71. Поясом опоясывали они чресла свои (Лк. 12:35), в подражание полагавшим начатки чина иноческого, в Ветхом Завете, Илие и Елиссею, а в Новом, св. Иоанну Предтече и в означение всегдашней готовности на брань мысленную при трезвении и внимании себе (пр. Касс. кн. 1, п. 2).
72. Нарамником, по пр. Кассиану, аналавом, около шеи и груди стягивали ширящуюся одежду, для приспособления себя к неленостному совершению всякого дела и всякой работы, и к поднятию всякого труда (Касс. кн. 1, п. 6), и в означение, что им всегда надлежит быть готовыми на служение Богу (Созомен). Этим внушалось также теснее ограничивать себя в своих пожеланиях, чтоб тем беспрепятственнее и охотнее работать Господу.
73. Кукуллий напоминал, что они должны жить чисто и непорочно, подобно питающимся млеком детям (Созом.), и обязывал ко всегдашнему хранению детской невинности и простоты, чтобы возвратясь к детству о Христе, каждый из них мог нелицемерно петь: «Господи, не вознесеся сердце мое, ниже вознесостеся очи мои, ниже ходих в великих, ниже дивных паче мене» (Пс. 130:1) (Касс. кн. 1, п. 4).
74. Милоть носили они в подражание пророку Илие и всем тем, о которых пишет Апостол: «проидоша в милотех, в козиих кожах» (Евр. 11:37); и в означение, что они, умертвив в себе всякое стремление плотских страстей, должны твердо стоять в добродетелях и не допускать, чтобы в теле их оставалось что-либо от жара юности и влечений прежней жизни (там же, п. 8), чтобы при взгляде на эту кожу, всегда иметь в памяти добродетели пророка Илии, мужественно противиться нечистым пожеланиям, и как чрез подражание ему, так и в надежде подобных же воздаяний, ревностнее сохранять целомудрие (Созомен).
75. Мантийца изображала их смирение, бегание простора и пышности и всякой тщеславной показности (пр. Касс. кн. 1, п. 7).
76. Сандалии давали разуметь, что если, живя в мире, не можем мы совершенно отрешиться от всякого попечения о своей плоти, то, по крайней мере, удовлетворяли бы потребностям телесным попечением легким, не допуская убийственным заботам века сего опутывать ног своих, чтоб таким образом свободнее было им тещи в след вони мира Христова (пр. Касс. кн. 1, п. 10).
77. Посох внушал инокам, что они никогда не должны ходить без оружия среди стольких псов страстей, лающих вокруг, и среди стольких невидимых зверей, – духов нечистых, – но всегда вооружаться знамением креста на отражение их, воодушевляясь к борьбе воспоминанием о страстях Господних и ревностью подражать им чрез самоумерщвление (пр. Касс. кн. 1, п. 9).
78. Не все всегда употреблялись одеяния. Во втором пункте устава говорится, что поступивший в обитель должен держать себя прилично и скромно, всегда имея милоть на плечах и левитон, аккуратно опрятанный. В 91-м пункте предписывается, чтобы никто не смел без кукуллия и милоти ходить в монастыре, ни входить в собрание церковное или трапезу. Пункт 101-й запрещает являться в собрание церковное или трапезу в сандалиях и ходить в мантийце в монастыре или на поле. Относительно мантийцы, 61-й пункт говорит, что никто не может брать ее на работу в поле, или ходить в ней по монастырю, после церковного собрания. – Из всех этих указаний выходит, что постоянными нескидными одеяниями были кукуллий, левитон, милоть, пояс и, вероятно, нарамник. И Ангел заповедал: «На ночь они должны оставаться в льняных левитонах и препоясанные; без милоти не должны они ни есть, ни спать; наглавник же, по его повелению, не должны они были снимать и когда приступали к Божественным Тайнам».
79. Мантийца употреблялась только в собрании Церковном и, может быть, в трапезе. Сандалии выдавались только, когда надлежало идти в поле на работу. Это видно из того, что по возвращении с работы братия отдавали вторствующему по смотрителе вместе с орудиями и сандалии, и тот слагал их в свое место. Вероятно также, что их употребляли, и когда отправлялись куда в путь. В это же время, конечно, и посох брался в руки; почему блаж. Иероним и назвал его товарищем в пути.
80. Все одежды были полотняные, и лето, и зиму. В 81-м пункте прямо запрещается иметь что-либо шерстяное, или милоть из овечьей кожи с шерстью более мягкою. – Климат это позволял, дешевизна располагала, а возможность держать всегда одежду в чистоте, чрез частое ее вымывание, в напоминание о внутренней чистоте, – заставляла такую, а не другую избрать материю для одежды.
81. Раздаваемы были одежды, с ведома Аввы смотрителями (п. 81); и когда настояла необходимость в перемене какой одежды, смотритель дома получал ее в своем месте, тоже с ведома Аввы и вручал, кто нуждался (п. 111).
82. Полученные одеяния оставались на руках брата, и он не мог меняться ими с кем-либо (п. 97); когда переводили его в другой дом, он брал их с собою, – и только их (п. 83).
83. Всякому брату вменялось в обязанность беречь данные ему вещи; и если кто оказывал в этом отношении небрежность или по оплошности терял что, то нес за это положенную епитимию (п. 102, 131, 147, 148).
84. Мыли одежды свои братия сами, всякий свои. Дли этого выходили на реку все по знаку, вслед за смотрителем; и мыли, молча и чинно (п. 68). Дома мыть одежды никому не позволялось (п. 134). И если кто был в отлучке, когда производилось мытье вообще всеми, того смотритель тоже посылал с другим братом на реку для мытья платья своего (п. 69).
85. Возвратясь домой, сушили вымытое; если не успевало оно высохнуть в тот же день, вечером собирали и отдавали вторствующему, и тот слагал все в общую камеру. Досушивалось вымытое платье на другой день (п. 70).
86. Высушенное собирали, переминали (по нашему – катали) и опять отдавали вторствующему на руки до субботы, в которую, надо полагать, происходила смена одежд (п. 72).
87. В одном пункте (-67) замечено, что никто не мог мыть платья в Воскресение. Можно сделать наведение, что все одежды переменяемы были в субботу, мыты после Воскресения, может быть, в понедельник, и отдаваемы в особую камеру на руки вторствующему по смотрителе до субботы. Видно, что не все одежды всегда на руках были у брата, которому принадлежат.
88. Количество одежд каждому назначалось небольшое: два левитона и третий потертый, как замечает блаж. Иероним, для спанья и работ, вероятно, в поле, – и два кукуллия; прочего же всего по одной вещи. Кроме же этого никто ничего иметь не мог; и если каким-либо образом оказывалось у кого что лишнее против этого, тот должен был без замедления и поперечения сдать то в общую рухлядную (п. 81, 192).
11) Молитвословие
89. Ангел заповедал днем совершать 12 молитв, и столько же вечером и ночью, да 3 молитвы в 9-м часу. Это молитвословия, на которые, собирались все вместе в Церковь. Дневное было совершаемо в полдень (п. 24); вечернее – пред заходом солнца; ночное – в полночь; девятичасовное – в 9-м часу, по нашему в 3 пополудни.
90. Но сверх того, в уставе не раз поминается о 6-ти вечерних молитвах (п. 24, 121, 126), и в 155-м пункте прямо говорится, что эти молитвы совершаемы быть должны в каждом доме по чину большого собрания, т.е. таким же порядком, как совершают молитвословия в Церкви. Что эти молитвы совершаемы были по примеру большого собрания, об этом повторяется и в 186 пункте. По домам совершаемо было еще и другое молитвословие утром, в час рассвета, как дает разуметь 20-й пункт, который повелевает: утром, по совершении в каждом доме молитв, братия не тотчас расходятся по своим келиям. – Эти две домашние молитвы, вероятно, присоединены к назначенным от Ангела после великими Аввами. После вечерней отходили ко сну, а после утренней садились за работу.
91. Как для собрания на Церковное молитвословие, так и для совершения молитв по домам, был даваем знак в било. Ночью, может быть, кроме того, иначе как будили братий на молитву, как намекает пр. Кассиан кн. 2, п. 17. Для этого назначались особые недельные, которые для подавания знака принимали благословение у Аввы (п. 24). На них лежало и то, чтобы в Церкви все было в порядке. Ни одного шага не должны были они позволить кому-либо сделать в противность требованиям благочиния (п. 143).
92. Как только услышан знак в било, всякий должен был тотчас выходить из келии и направляться к храму, читая что-либо на память из Писания с размышлением, пока дойдет до него (п. 3). Как прежде сего зова никто не должен был выходить из келии, так после него оставаться в ней, отговариваясь от бытия в Церкви на псалмопении и молитве под каким-либо предлогом (п. 141). Вошедши в Церковь, должно было двигаться к своему месту чинно, чтоб не подать кому соблазна (п. 4).
93. Судя по тому, что братий дома всегда сопровождал смотритель, надо полагать, что он с ними шел и в Церковь; – он впереди, как обычно, а за ним по своему порядку и братия. Вероятно также, что и в Церкви для братий всякого дома было свое место, и они становились по своему порядку, как и везде. Устав не поминает об этом; но это само собою наводится из того, как идут на работы и как слушают поучения Аввы монастыря, как увидим.
94. Опаздывание в Церковь считалось нарушением законов иноческого жития; и опаздывавший подвергался епитимии. Опаздывавший днем подвергался ей, если опаздывал на одну молитву, а опаздывавший ночью, подвергался ей, если опаздывал, на три молитвы (п. 9, 10). На домашних же молитвах всегда на одну молитву опаздывавший нес епитимию (п. 121).
95. Состав молитвословий был очень прост. Петы были псалмы и между ними вставляемы неустные молитвы, которые умно всякой совершал сам в себе, по тем мыслям и чувствам, к каким располагал пропетый псалом. Пел псалом недельный брат посреди Церкви. Во время пения псалма все сидели (пр. Касс. кн. 2, п. 1); по окончании псалма вставали и умно молились, стоя; потом преклоняли колена и падали ниц на короткое время; вставши, опять молились, стоя. Так повторялось 12 раз; и это – 12 молитв, заповеданных Ангелом. Пение последнего 12-го псалма отличалось тем, что после каждого стиха прилагалось: аллилуйя, как по свидетельству пр. Кассиана, показал Ангел (там же, п. 6). Для этих аллилуиарных псалмов те только и брались псалмы, которые имели такую надпись (там же, п. 11).
96. Конец псалма показывал время вставания на молитву; преклонять колена и падать ниц следовало вслед за братом, стоящим посреди и поющим. И вставать следовало вслед за тем, но как это не для всех видно, то для вставания давал знак ударом руки о что-нибудь Авва монастыря, после которого (удара) все должны были вставать разом (п. 6 устава). Пр. Кассиан говорит, что колен во время молитвословия не преклоняли с вечера субботы до вечера воскресения, и во все дни Пятидесятницы, а молились между псалмами лишь стоя, с воздеянием рук (кн. 2, п. 12).
97. Пр. Кассиан замечает еще, что там не спешили петь, но и не растягивали, равно разумную меру соблюдали и в умной молитве; чтоб растягиванием пения не навесть скуки, а протяжением молитвы не охладить молитвенного жара. Вся забота у них была о том, чтоб и пение было разумно, и молитва сердечна. Молитве умной, впрочем, давалось более внимания и времени (кн. 2, п. 7, 11).
98. Он же говорит, что не все 12-ть псалмов припевал один брат, но была череда в пении: поющие переменялись, однакоже, нечасто, не более четырех раз. Какое множество братий ни собиралось бы в Церковь, более четырех братий никогда не назначалось для пения псалмов в собрании. Каждый пропевал по три псалма (кн. 2, п. 11).
99. Пение совершалось среди Церкви и всегда на память. Так пел Ангел, по преподобному Кассиану, своим явлением и делом решивший недоумения относительно меры молитвословий (кн. 2, п. 6). Это было не трудно: ибо Псалтырь обязательно знали все на память.
100. Для пения псалмов в общих собраниях назначаемы были недельные, а для домашних молитвословий не были назначаемы. Здесь пели псалмы братия по порядку, в каком стояли, и каждый пропевал только по одному псалму и больше того петь не смел, без особого повеления смотрителя. Если случалось что кто-либо при этом, по забывчивости или рассеянию внимания, спутывался, то нес епитимию (п. 13, 14, 17, 127).
101. Пр. Кассиан замечает, что к псалмопению в общих собраниях было прилагаемо два чтения из Писания, в простые дни одно из Ветхого, а другое из Нового Завета; а в субботу и воскресение – оба чтения из Нового Завета, – одно из Апостола, а другое из Евангелия. Это же, говорит, делалось и во все дни Пятидесятницы (кн. 2, п. 6). И в уставе поминается про чтение на молитвословиях общих, без определения, что читалось (п. 13). Когда в уставе говорится, что недельные церковные, вступая в недельничание свое, требовали, если была нужда, книг, и им доставляли их, – эти книги, верно, были Евангелие, Апостол и Ветхозаветные Писания. Ибо никаких богослужебных книг не имелось.
102. Во время молитвословия соблюдалась глубокая тишина. Не только смеяться, но и говорить, и не только говорить, но и шептать, кашлять, зевать и под. запрещалось. Нарушители сего благочиния подвергались епитимии, как в церковных, так и в домовых молитвах (п. 7, 121). Пр. Кассиан говорит, что несмотря на то, что собирались на молитву сотни и тысячи, в Церкви так было тихо, что будто кроме того, кто поет псалом, никого в ней нет (кн. 2, п. 10).
103. Всем заповедовалось держать себя в Церкви благочинно, внимая лишь себе и пению, и не позволялось взглянуть на других, чтоб подсмотреть, как кто молится (п. 7).
104. Если крайность какая заставляла иного выйти из Церкви, он не мог этого сделать, не испросив наперед позволения у смотрителя и Аввы (п. 11).
105. По окончании церковного молитвословия все чинно выходили из Церкви и направлялись в домы свои, или в трапезу, повторяя на память что-либо из Писания с размышлением. Останавливаться и заводить с кем-либо беседу запрещалось (п. 28; пр. Касс. кн. 2, п. 15).
106. Порядок молитвословий в продолжение дня шел у них такой: в полночь, собравшись в Церковь, пели 12 псалмов и возвращались в свои келии далеко до рассвета; но спать не ложились, а продолжали бдеть в молитве и богомыслии, принося чрез то Богу свою частную жертву. Чтоб не одолевал сон, они брали в руки работу, напр., плетение или витие вервей из пальмовых ветвей, которое можно исполнять и в темноте. Так шло до рассвета. Утром, собирались на домашнюю молитву, после которой смотритель дома иногда (три раза в неделю) говорил им поучение. После этого, пересмотревши и вместе обсудивши, что говорил смотритель, если было поучение, братия расходились по келиям (п. 20) и садились за работу урочную, которую и совершали молча, богомысленно читая на память псалмы или что-либо из Писания, и не выходя никуда без крайней нужды и не заводя ни с кем бесед (Касс. кн. 2, п. 15). В полдень собирались на общую молитву и пели 12 дневных псалмов, после чего в непостные дни следовала трапеза и по трапезе опять работа. В 9 часов, – наших 3, – собирались еще на общую молитву и совершали три молитвы, после чего, в постные дни следовала трапеза. Идя в трапезу и возвращаясь и во время ее, богомысленного размышления по руководству Писания не прекращали. После стола сего до вечерни опять шла работа с тем же богомысленным занятием. Пред заходом солнца собирались и еще на общую молитву и пели 12 вечерних псалмов, после чего Авва обители, когда хотел или находил нужным, говорил поучение. Затем расходились по домам и, совершив 6 домашних молитв по образцу церковных, шли в келии спать, и выходить уже без крайней нужды никто не мог (п. 126). – Таким образом, с минуты пробуждения у Тавеннисиотов во весь день молитва сменялась работою и работа молитвою. Богомыслие же не пресекалось, что бы они ни делали. Это и есть то тайное в сердце поучение, о коем часто поминается в отеческих Писаниях. Пр. Кассиан свидетельствует, что иноки Египта и Фиваиды не ограничивались одним уставным молитвословием, но напрягались все время дня пребывать в умной молитве и Богомыслии (кн. 3, п. 1, 2).
107. В 142-м пункте устава говорится: будет ли брат плыть по реке в лодке, или будет в дороге и в поле, или на каком-либо ином послушании вне обители, часов псалмопения и молитвы не должен пропускать. В житии пр. Феодора поминается, что когда приходилось ему выходить из монастыря с братьями на несколько дней для собирания дров или нарезывания ветвей, то у него там и псалмопение с молитвами шло, как обычно, и поучения к братиям не прекращались. Так, конечно, поступали и все другие всегда, как случалось быть вне обители одному или многим, или всем (п. 189).
12) Причащение Святых Христовых Таин
108. Богослужение субботы и воскресения имело некоторые особенности. В эти дни на дневную молитву собирались раньше, совершали приношение бескровной жертвы и все причащались св. Христовых Таин. Так повелено св. Ангелом в данном им пр. Пахомию правиле.
109. Приступали к святому Причащению все по порядку чинов, домов и братий. Причащающиеся снимали пояс и милоть и приступали только в кукуллие. Так повелел Ангел.
110. Литургию совершали сначала приглашаемые из сел иереи или из других монастырей иеромонахи; но потом это оказалось неудобным, и пр. Кирилл в одном послании к Ливийским и Пентапольским епископам дает разуметь, что эти неудобства уже прекращены заведением своих освященных лиц.
111. Псалмопение, уместное в начале Литургии и певаемое антифонно, совершалось несколько отлично от псалмопения в простые дни, хотя не совсем ясно, в чем состояло это отличие. В 17-м пункте говорится, что в день Господень, когда приносится бескровная жертва, никто из недельных не должен отсутствовать, но быть на своем месте и отвечать по порядку поющему; 18-й же пункт поясняет, что этот поющий есть кто-либо из набольших. Отсюда можно заключить, что в эти дни пение начинали набольшие в монастыре, – Авва, смотрители, а им отвечали недельные братия (слич. еще п. 17).
112. Пр. Кассиан говорит, что в ночь на субботу, на Востоке, совершаемо было всенощное бдение, начинавшееся с вечера и кончавшееся к четвертому пению петухов. Было ли так и под воскресение, из слов его не видно. Ни о том, ни о другом ни в житии учредителей Тавеннисиотских порядков, ни в пунктах устава нет никакого намека. Впоследствии в обителях общежительных установился обычай совершать бдение только под воскресение, а потом и под большие праздники.
13) Работы
113. За исключением времени, посвящаемого молитвословию, все остальное употреблялось преимущественно на работу. Пр. Кассиан свидетельствует, что у них не было ни одной минуты праздной, без дела: руки были заняты работою, а ум Богомыслием. «Равно, говорит, упражняя силы телесные и душевные, они уравнивали приобретения внешнего человека с пользами внутреннего» (кн. 2, п. 14).
114. Бл. Иероним, в предисловии к уставу, говорит: «Братия одного мастерства помещаются в одном доме, под одним смотрителем. Например: которые ткут холст – в одном; которые делают рогожи – тоже в одном особом; портные, сапожники, плотники также помещаются в особых домах, под особыми смотрителями, которые ими правят, и каждую неделю дают отчет в работах Авве монастыря».
115. Смотритель дома, кроме умственных и нравственных качеств, конечно, и по мастерству был не из последних, чтобы мог заправлять и этим делом. Но самое производство работ было определено правилами. Была назначена мера изделиям, меньше или больше которой сработать равно считалось нехорошим делом, – первое по нерадению, второе – по тщеславию.
116. Самое обширное рукоделие было приготовление рогож, кошелей и вервей. Им более и занимается устав, ничего не говоря о других, так что о порядках производства их можно судить только по порядкам относительно рогожного дела.
117. Для рогож заготовлялись пальмовые ветви, из которых намоченных кто вил верви, кто делал кошели, кто сшивал или плел рогожи.
118. Заготовленные ветви хранились в особой камере, вероятно, на руках эконома и без него брать их никто не мог (п. 74). Они выдаваемы были недельному, назначенному исправлять все потребности по работам.
119. Вечером недельный узнавал от смотрителей домов, сколько куда нужно ветвей; соответственно тому получал их сам от того, у кого они на руках, намачивал их, и утром раздавал в каждый дом, сколько требовалось. Если утром оказывалось, что ветвей нужно больше, нежели сколько заготовлено, он брал их снова от блюдущего их, намачивал и относил их, куда следует (п. 26). Это последнее могло случиться только потому, что иногда вечером, когда собирались сведения о числе потребных ветвей, иного брата не было дома по законным причинам (п. 145).
120. Намачивались ветви в определенном месте, которое все знали; но брать намоченных ветвей сам собою никто не мог; их всегда раздавал недельный распорядитель (п. 12, 124).
121. Мера работ для рогожников была такая: каждый должен был приготовить в день одну рогожу. Это видно из одного случая в жизни пр. Пахомия, когда он не похвалил брата, приготовившего в день две рогожи, когда следовало приготовить только одну. В 177 пункте устава говорится еще, что смотритель дома с вторствующим по нем должны свить из пальмовых ветвей верви по 25 оргий (локтей, аршин или больше того). По примеру их должны были сработать столько же и другие братия. – Вся ли тут денная работа для иных домов, – веревочников, – или это прибавка к рогоже для рогожников, из устава не видно.
122. Из некоторых обстоятельств жизни пр. Пахомия видно, что и все лица по монастырю, обязанные другими послушаниями, в свободное время работали рогожи или вили верви. После нощной молитвы, как замечалось, братия не спали, но проводили время в богомыслии и молитве, а чтоб удобнее бороться со сном, брали в руки работу. Эта нужда касается всех без исключения; но удобнейшею на этот случай работою не могла быть иная, как витие вервей.
123. Была ли в домах общая рабочая или работали по келиям, определительно сказать нельзя. Из иных пунктов устава можно заключить, что работали вместе, из других, – что по келиям. Может быть, иногда работали вместе, иногда по келиям. Что общая сборная, по домам, комната была, это видно из того, что все собирались в доме на общую молитву и для слушания поучений смотрителя. Эта же комната могла быть и общею рабочею. – В 123-м пункте говорится: «Никто не может без повеления смотрителя начать плесть вервь или обносить в сосуде воду». Это дает мысль, что работа производилась у него на глазах. Эту же мысль подает и 146-й пункт, в коем говорится: кто кончит свою работу, спросить у смотрителя, что ему далее делать. Не было ли даже, вне келий, на дворе, какое-либо место общее для рогожникове? Ибо в житии пр. Пахомия поминается, что, возвратясь однажды от посещения других монастырей, он сел с рогожниками и начал работать. Тут был один из мальчиков, который сказал ему, что он не так работает. Это обстоятельство сказывает, что работа происходила на дворе.
124. Сколько чего сработано в неделю, Авва поверял в конце недели. Рогожи слагались на паперти храма: их пересчитывали, равно пересчитывали и приготовленные верви. Количество всего вносилось в записную книгу, которая в Августе в общем собрании подвергалась ревизии. При поверке Аввою присутствовали смотритель дома, кончившего недельничание, и смотритель дома, принимавшего ее; последний, вероятно, для выслушания замечаний, которые надлежало передать работающим (п. 27).
125. Изделия братий тщательно блюлись; и если кто из смотрящих за ними как-нибудь портил, терял или затрачивал какое из них, то подвергался за то ответственности (п. 147).
126. Для всех работ и послушаний по монастырю, в саду, в огороде, в поле, недельный распорядитель после утренних молитв испрашивает у Аввы распоряжений, и что тот прикажет, приводит то в исполнение (п. 25).
127. Устав подробно определяет тот случай, когда выходили на работу за монастырь всем домом, или даже всем братством монастыря. Отправлялись за монастырь или работать в поле, или нарезывать ветви, или собирать дрова, и еще какую-то траву, которую солили и употребляли между прочим и во время этих самых отлучек из монастыря, продолжавшихся иногда неделю и две. Вот как устав определяет весь ход дела при сем!
128. Когда дан знак выходить на работу, выходят все; смотритель дома идет впереди; никто не должен спрашивать, куда и для чего идут; дома остаться могут только те, кому велит Авва (п. 58).
129. Когда все дома будут собираемы на одно какое дело, смотритель первого дома пусть предшествует всем, а прочие идут за ним по порядку домов и братий (п. 59). Вероятно, в это время нередко отправлялся с ними и Авва монастыря, как можно заключить из примера пр. Феодора.
130. Когда идут на работу, никто не может заходить вперед или выходить из порядка (п. 63, 130). Не должны они говорить между собою; но всякой пусть повторяет на память что-либо из Писания и размышляет о том (п. 59).
131. Если встретится кто и имеет нужду сказать что-либо какому брату, к нему выходит привратник монастыря и служит посредником в сношениях его с братом. Если привратника не будет тут почему-либо, то смотритель дома, или другой кто, кому это будет поручено, будет давать ответы встречающимся (п. 59).
132. Когда, пришедши на место, начнут работать, братия не должны говорить между собою ни о чем мирском; но пусть каждый, молча, рассуждает об известных ему местах Писания (п. 60).
133. Во время работы никто не может присесть без позволения набольшего (п. 62).
134. Когда придет время принятия пищи, им раздавал ее, без варева, недельный столовщик, следовавший с ними; давал также овощи, приправленные солью и уксусом, как обыкновенно готовят их в летнее время, чтоб сберегались на несколько дней. Он же обносил всех водою по ряду, а сам собою никто не имел власти встать, почерпнуть воды и пить (п. 64, 80).
135. Положенные молитвословия совершались неопустительно в свое время, как сказано в правилах о молитвословии. Не были опускаемы и поучения, какие следовало говорить к братиям в установленные часы (п. 189).
136. По окончании работ, возвращаются в обитель в том же порядке, при таком же молчании и богомыслии (п. 65).
137. Когда придут в монастырь, в свои дома, орудия железные, если ими работали, и сандалии отдадут тому, кто второй после смотрителя дома, а тот внесет их в особую камеру и запрет (п. 66).
138. Если кому случалось занозить ногу, спицы никто не мог вынимать кроме смотрителя дома и вторствующего по нем, или того, кому это поручится (п. 95). Для этого имелся особый инструментик, который в каждом доме висел в том же поставце, где помещались и книги (п. 82).
139. Бывали и менее многолюдные посылки братий вне, на работы. Тогда с ними отправлялся кто-нибудь из старших братий, в качестве набольшего и пользовался правами смотрителя. Он и поучения говорил братиям в определенные дни и часы; и суд производил между ними, и когда происходила какая-либо размолвка между ними, мирил их, восстановляя сердечное между всеми согласие (п. 189).
140. Из других работ в уставе поминается только о собирании фиников. Для этого выходят целым домом под надзором своего смотрителя. Поведение всех и здесь было верно такое же, как показано выше, т.е. собирали молча, занимая ум Богомыслием. По окончании собирания, смотритель раздавал трудившимся по нескольку фиников; в монастыре же они все-таки получали свою часть на ряду с другими братиями (п. 78).
141. Поминается еще о ходе дела в пекарне, именно: назначаемые для сего братия, когда приходит время месить муку, приходят в пекарню и месят муку молча, ни с кем ничего не говоря. Также и утром, когда переносят на досках хлебы в печь, подобное же должны соблюдать молчание: пусть в то и другое время размышляют о чем-либо из Писания, пока кончат дело свое. Если что нужно, пусть не говорят о том, а дают знак тем, которые могут принесть, что требуется (п. 116). Когда кончат все дело, никто не должен оставаться в пекарне, кроме тех, кои необходимы дли наблюдения за печением и кому приказано будет.
142. Вообще же относительно работ, положено было законом – не обременять никого тяготою их. Пункт 179 устава говорит: «Братия не должны быть понуждаемы представлять слишком много изделий, чтоб умеренный труд располагал к работе, а не отталкивал от нее». И Ангел повелел пр. Пахомию: «Назначай труды соразмерно с силами каждого; труды тяжелые возлагай на тех, которые крепче силами, а малые и легкие назначай слабым».
143. Между тем и лености поблажки не давалось. Если кто жаловался на своего набольшего (смотрителя, должно быть), что и он обременяет его работою, то разбирали жалобу. Если она оказывалось справедливою, смотритель получал должное вразумление; если же она была несправедлива, а брат говорил так, по ропотливости и нежеланию трудиться, то его до пяти раз убеждали не роптать, ясно доказывая ему, что напрасно ропщет. Если и после этого оставался он таким же, то его считали одним из больных, отводили в больницу и там кормили, оставляя праздным, пока не возвратится к истине, устыдясь своего бездействия (п. 164).
14) Пища
144. В обычном порядке у иноков общежительных только и движения из келии, что в Церковь и в трапезу. Была в каждом монастыре одна для всех общая трапезная – одна кухня, вне которой ничего не могло быть готовимо (п. 80); одна хлебопекарня (п. 116).
145 Пища приготовляема была одинаковая для всех, кроме больных; и приготовление ее было так просто, что для этого не требовался особый повар: ее готовили по очереди недельные.
146. Обыкновенно поставлялись на трапезе: хлеб, соль, какое-либо варево (может быть, из чечевицы или фасоли), овощи, – сырые или вареные, иногда приправленные маслом, какие-то травы, просоленные с уксусом (п. 80). Вина и ухи никто не должен был касаться, кроме больных (п. 45). Какая в монастыре пища, такая же в дороге (п. 46), такая же, (если) если кому случится быть у родных. Никто нигде не должен есть ничего, кроме показанных яств (п. 54).
147. Трапезовать Ангел заповедал всем вместе. Некоторым только разрешалось принимать пищу дома в келии, по усмотрению Аввы, в видах большего воздержания (Иерон. в пред. и п. 80). У больных была свои трапезная.
148. Когда поставлялась трапеза, хорошо определяет бл. Иероним в предисловии. «Больным, – говорит он, – делается большое снисхождение; но здоровые хранят строгое воздержание. Дважды в неделю, в среду и пятницу, все постятся (т.е. вкушают в 9 часов и не всякую разрешенную для иноков пищу), во весь год, исключая дней Пасхи и Пятидесятницы. В другие дни вкушают после полудня. И вечером также поставляется трапеза для несущих тяжелые работы, для старых и детей и еще propter acstus gravitsimos – по причине великих жаров (может быть, для тех, которые по причине сих жаров не вкушают в полдень). И из других братий иные в другой раз немного вкушают, а иные довольствуются однократным принятием пищи, в полдень, или вечером» (слич. пр. Касс. кн. 3, п. 12). И Ангел заповедал пр. Пахомию: «Позволяй каждому есть и пить по потребности; не возбраняй ни поститься, ни есть».
149. В пункте 28-м говорится, что братия из Церкви идут или домой, или в трапезу. Это могло быть или после полуденной, или после девятичасовой молитвы. Можно подумать, что в столовую всегда приходилось идти из Церкви. Между тем однакож не всегда так было: ибо есть свои правила о созывании братий прямо в трапезу. Для этого даваем был знак, раньше которого никто не мог выходить из келии и блуждать по монастырю (п. 90).
150. Знак подавал недельный, в урочный час (м. б. с позволения Аввы, – применительно к п. 24). Для дающего знак положено такое правило: «Кто бьет в било, чтобы братия собирались в трапезу, пусть, пока бьет, с размышлением читает на память что-либо из Писания» (п. 36).
151. Услышав знак, братия идут в трапезу, молча, размышляя о чем-либо из Писания (п. 28). Вошедши в трапезу, занимают места по порядку домов и братий (п. 29). У всех головы покрыты кукуллием и милоти на плечах (п. 91).
152. О молитве пред трапезою и после оной нигде в уставе не говорится и не намекается, – верно потому, что это дело не требовало особых постановлений. Пр. Кассиан говорит, что в субботу и воскресение, и в постные дни, пред обедом и после обеда пелись установленные Псалмы; за ужин же в воскресение садятся с простою молитвою; с такою же молитвою и встают из-за него (кн. 3, п. 12).
153. Во время стола строго соблюдалась тишина. Не только говорить или смеяться никто не мог без соответственного штрафа, но и когда нужно было что, знать о том давали не словом, а знаками. Кто нарушал тишину говором, а тем паче смехом, тотчас подвергался епитимии (п. 31, 33).
154. Никто не должен был подсматривать за другими, как кто ест; и всякий имел полную свободу воздерживаться по желанию своему, не смущаясь, что заметят его к себе строгость (п. 30).
155. Когда Авва повелевал кому перейти на другой стол, тот исполнял это беспрекословно; когда кто опаздывал, без ведома старших и без законной причины, нес епитимию, как и нарушивший тишину (п. 30, 32).
156. Те, которым разрешено было принимать пищу в келии, принимали только хлеб с солью и водою (Иерон. в предисл.). Хлебцы брал для них смотритель на два или на три дня; и они не были держимы на наруже, но когда приходил час выдавались брату. Ни варева, ни овощей, ни плодов он не получал (п. 80).
157. Вышедши из трапезы, братия получали в определенные дни от недельного плоды и сласти (м. б. яблоки, финики, виноград), которые вкушали однакож по приходе в келию. Раздающий сласти раздавал всем поровну, читая на память что-либо из Писания; сам он свою часть получал от смотрителя недельного. Это давалось на три дня. Кто не ел, или не все съедал, отдавал смотрителю, и тот возвращал то в свое место (п. 37, 38, 39, 40).
158. По выходе из трапезы никто не мог останавливаться с другим для разговора, а молча направлялся в свою келию (п. 34).
159. Недельные столовщики ничего себе особого из пищи не готовили, равно как и те, кои готовили варево. Они вкушали пищу после других, и сами себе прислуживали (п. 35, 44, 76).
15) Сон
160. Как видели уже, братия, совершив шесть вечерних молитв в доме, расходились по келиям спать (п. 126). В полночь пробуждал их недельный на ночное молитвословие, после которого они уже не давали себе спать. Таким образом, половина ночи отдавалась сну, а половина посвящаема была бдению в молитве и богомыслии.
161. Ангел заповедал: «Спать братия не должны лежа, но пусть устроят себе седалища с отлогими задниками и спят на них сидя, постлавши постель свою». То же повелевает и 87-й пункт устава: «Для спанья никто не должен иметь другой кровати, кроме седалища с наклонною назад спинкою, которое дано ему будет». К сему прибавляется в след. правиле, 88-м: «Кроме псаты, т.е. рогожи, на это седалище отнюдь не должно постилать что-либо другое для спанья.»
162. Ангел повелел также: «На ночь братия должны оставаться в льняных левитонах и препоясанные; и без милоти не должны они спать». Вероятно, оставался на них и кукуллий, никогда не скидавшийся.
163. В келиях, как повелел Ангел, обычно помещалось по три брата; им предписывалось, отшедши ко сну, не заводить речей друг с другом. Это же они должны были соблюдать и когда оставались на ночь в поле и располагались спать вместе, или когда в душное время выходили спать на доматы (плоские кровли) (п. 87).
164. Если случится кому проснуться прежде времени вставания, правило говорит ему: «Пусть молится; и если чувствует жажду, а настает день поста, пусть воздержится и не пьет» (п. 87).
165. Никто не должен на ночь запирать келию, которая и иметь не должна того, чем бы ее можно было запирать. В сем, впрочем, отношении Авва монастыря может иному сделать снисхождение, из уважения к летам или состоянию здоровья (п. 107). Видно не во всякой келии было по три брата; бывало и по одному. На это наводят и другие пункты устава.
16) Внутренняя жизнь: созидание духа истиною
166. Внешние порядки Тавеннисиотских общежитий направлены были к тому, чтобы братия удобнее созидались в духе. Семя духовной жизни полагалось благодатью Божией в самом призвании к сему роду жизни. Внутри обители оно развивалось и росло. Главный развиватель и здесь тоже благодать Божия, находившая доступ внутрь в молитве и богомыслии и множившаяся частым причащением Святых Христовых Таин. К этому надо присоединить и те порядки, которые заведены были для созидания духа Словом Истины. Сюда относятся правила заучивать Слово Божие, размышлять о нем, слушать поучения старших и читать книги.
167. Первая проба вступающего в обитель состояла в заучивании им нескольких псалмов; по вступлении в обитель к этому прилагалось заучение еще некоторых частей Писания; затем, если новичок не умел читать, должен был выучиться и обязывался, после того, выучить, по крайней мере, Псалтырь и весь Новый Завет (п. 139, 140). Это заучивание не могло быть исполнено вдруг, а занимало многие годы, если не всю жизнь. И вот чем постоянно были заняты у иноков ум и память!
168. Но заученное слово могло оставаться бесплодным; почему его всячески развивать старались. Первым к тому средством служило свое собственное размышление, которым не могло не сопровождаться и самое первое заучивание Писания. Не раз уже поминалось, что иноки, что бы ни делали, обязывались ум свой постоянно занимать Богомыслием, посредством читания на память Псалтири или других мест Писания. Им предписывалось: в Церковь ли идут или из Церкви, в трапезу или из трапезы, дома ли сидят за работою или работают в пекарне, в саду и в поле, идут ли путем куда, или плывут в лодке, – во всех обстоятельствах,– телом дело делать, а ум занимать каким-либо местом Писания (п. 3, 28, 36, 37, 60, 116 и др.).
169. Производство сего мысленного занятия состояло в следующем: приведши на память место Писания, повторяли его мысленно, допрашиваясь, что есть в нем и чему оно учит. Ум, молитвою, вниманием и жаждою истины вооруженный, разлагал обдумываемые слова и извлекал из них истины, в умножение своих познаний и в руководство для жизни. Переходить от одного места к другому не спешили, пока не исчерпают всего в нем содержащегося, подобясь пчеле, которая не слетает с цветка, пока не извлечет из него всего меда. Иное место могло занимать целые дни и недели.
170. Если встречалось недоумение по темноте места или кажущемуся несогласию его с другими местами, они не тотчас беспокоили вопросом о нем старших, но наперед сами старались решить его, неоднократно принимаясь за обсуждение остановившего их места и в молитве испрашивая просвещения свыше.
171. Когда удостоверялись, что не достает своих сил к решению возникших недоумений, обращались к смотрителю дома, или к Авве, во время собеседований, – и те решали. Случаи такие поминаются в житии великих старцев Тавеннисиотских. Аммон свидетельствует, что в первый раз, будучи введен в место собеседования, он увидел, что пр. Феодор был занят именно таким решением недоумений.
172. Богомыслие есть ближайшее и могущественнейшее средство для воспитания ума в ведении Бога и Божественных вещей; но ему без руководства быть нельзя. В Тавеннисиотских обителях таким руководством служили, во-первых, беседы Аввы и смотрителей домов. Они и Писание разъясняли и научали каждого, как самому вести сие дело.
173. Смотрители, обязанные поучать братий, как жить свято (п. 188), вели беседы к ним каждую неделю три раза утром, в дни же поста, т.е. в среду и пяток, было от них по два поучения, утром и вечером. Утром ли, или вечером говорили они поучения, всегда говорили после домашних молитв. Никто из братий отсутствовать не должен был, и все собравшееся слушали со вниманием, стоя или сидя в своем порядке (п. 20, 21, 115, 138).
174. Аввы монастырей вели свои беседы особо от смотрительских. Правило не указывает, сколько раз и когда это делалось; вероятно, это зависело от усмотрения самих Авв. Пр. Пахомий говорил поучения каждый вечер, а иногда и после ночной молитвы. Часто говаривал их и пр. Феодор. Им подражали, конечно, и последующее Аввы, пока не охладел дух ревности. Историк восточного подвижничества (Vies des peres) говорит, что Аввы говорили обычно одно поучение в субботу и два в воскресение.
175. Для собрания на беседы Аввы давался знак, услышав который все оставляли келии и спешили на место собрания; в келии никто не мог оставаться (п. 23). Местом собрания не была Церковь; Аммон поминает о беседах пр. Феодора под каким-то деревом. Братия сидели, разместившись по порядку домов.
176. Смотритель ли вел беседу или Авва, требовалось молчаливое внимание. Кто погрешал против этого каким-либо шумом или дремать начинал, нес положенный штраф (п. 22).
177. Чтобы с этими беседами не случилось то же, что про иные слова говорится: в одно ухо вошло, а в другое вышло, братия потом между собою перебирали все слышанное, припоминая кто одно, кто другое. Для этого назначались братские собеседования, которые велись со всею скромностью, по домам в общем собрании, тотчас по выслушании бесед смотрителя или Аввы. Этим способом восстановляли они в уме всякую слышанную беседу и чрез повторение, запоминая ее, богатились ведением истины (п. 20, 122, 138).
178. Второе руководство к должному ведению своеличного размышления получалось чрез чтение книг.
179. В каждой обители была своя библиотека. Недельный, утром в понедельник, по распоряжению Аввы, обходил дома, узнавал, где какая нужна была книга и доставлял их потом (п. 25). В доме книги были на руках у вторствующего; для чего в общей келии устроялось окно – ниша в стене с дверцами. Желавшие читать книги братия получали их от него утром, а вечером опять сдавали ему, и он, пересчитав их, запирал в окне (п. 100). В субботу книги сдаваемы были в общую библиотеку, по причине перемены недельного, когда один сдавал, а другой принимал книги (п. 25).
180. В уставе видно, что чтение книг велось; но когда и как, – не определяется, вероятно потому, что для этого не требовалось особых наставлений. Поминается лишь, что выходя в Церковь, или на трапезу, никто не должен был оставлять книги незавернутою (п. 100); и еще, – что никто не мог, без ведома смотрителя и второго по нем, ходить в другой дом просить книги на время, или читать ее вместе с каким братом (п. 188). Как урочное дело, лежавшее на каждом брате, было одно – представить к вечеру работу в определенной мере; то могло быть оставляемо на свободу каждому соразмерять чтение с работою и выбирать для того время, лишь бы выполнен был урок.
181. Палладий где-то замечает, что по монастырям были особые писцы, которых послушание состояло в том, чтобы переписывать книги, какие приказывал Авва. Этим способом библиотека могла увеличиваться непрерывно.
182. Кроме книг Божественного Писания, имелись и книги Отцов и учителей Церкви. Это можно заключить из того, что пр. Пахомий строго запрещал касаться книг Оригена. Ибо других учителей, стало быть, можно и должно было касаться.
183. Такими путями братия обогащались ведением всякой истины; и очень не дивно, что между ними воспитывались многосведущие Аввы, и смотрители, которые могли изустно предлагать частые и назидательные поучения братиям.
184. Прилично эти правила заключить словами устава, помещенными в нем между 142 и 143 пунктами в виде заглавия: «Вот заповеди и постановления, как братья должны собираться для слушания Слова Божия, да избавляются души их от заблуждения и славят Бога во свете живых и ведают, как подобает в дому Божии жити, без преткновения и соблазна, чтобы не были опьяняемы какою-либо страстью, но стояли в истине и преданиях св. Апостолов и Пророков, подражая им в достодолжном хождении в дому Божием».
17) Нравственное преспеяние
185. Но ведение истины есть путеводительный для жизни свет. Оно ценно, поколику содействует тому, чтобы украшать нрав всякими добродетелями. Посему устав Тавеннисиотского Общежития, столько питая дух молитвою, Словом Божиим, богомыслием, поучениями старших, взаимным собеседованием, требовал от них наиболее строгих подвигов, направленных к созиданию доброго иноческого нрава, и к утверждению духовной жизни. Таковы:
186. Молчание. Уже не раз повторялось, что иноки должны так себя держать, чтоб руки работали, а ум занят был Божественным, по указанию Слова Божия. Это норма их жизни. Беседа между собою разрешалась только для припоминания того, что слышали в поучении от старших. О мирском ни о чем не должно было быть и помина. Устав прямо это предписывал: «Когда братия сидит дома, непозволительно им говорить ни о чем мирском; но пусть, если смотритель говорил что из Писания, вместе пересматривают то и передают друг другу, что кто из слышанного удержал в памяти» (п. 122, то же и в 60).
187. Кроме этого разрешенного собеседования, хранилось молчание; и как в этом собеседовании проходило очень немного времени, то можно сказать, что иноки, по уставу, всегда должны были молчать.
188. Не только в Церкви и в трапезе должно было молчать, но и идя туда и обратно; не только за домашнею работою, но и за работою вне монастыря, и в пути туда и обратно; также во время мытья белья, замешивания муки и сажания хлебов, – всегда и всюду должно было молчать, и если требовалось что, давать о том знать знаками (п. 34, 59, 60, 116).
189. Чтобы не раздражить говорливости, запрещено было передавать братиям какие-либо вести и новости. Так, ходившие к родным или еще куда отлучавшиеся, плававшие куда-либо по реке, работавшие на стороне, не должны были внутри монастыря рассказывать ни о чем, что видели и слышали и что делали сами (п. 57, 86).
190. Строго также было наблюдаемо, чтобы никто не переносил слов из дома в дом, из монастыря в монастырь, из монастыря в поле, и из поля в монастырь (п. 85).
191. Такое молчание, храня неразвлеченным внимание, сосредоточивало его на едином на потребу, и давало простор невозмутимо вести внутреннее богомыслие и извлекать из обсуждаемых мест Писания всевозможное назидание. Молчание делало то, что всякий и среди многолюдного братства был будто один.
192. Послушливость, или неимение своей воли. – Уже устав всех связывал послушанием, ибо он определял все, и постановлениями, имевшими силу неизменного закона, почему в одном месте они названы узами, скованными на небе. Вследствие того предписывалось, что всякий должен соблюдать правила, как пред Богом (п. 184), и ничего не делать, что не изошло от совета Отцов (п. 191). Если оказывалось что неопределенным, тотчас определяли то старцы, а не сам кто (п. 180). Которые же презирали заповеди набольших и правила монастырские, установленные по повелению Божию, ни во что ставили, тех повелевалось подвергать исправительным мерам, как бы ни было ничтожно допущенное нарушение (п. 167).
193. Другой способ вязания воли всех был всестороннее подначальство. Никто ни одной минуты не оставался без подначальства. Постоянно всякий был у смотрителя на глазах: и никто ничего не мог делать без его позволения и ведома (п. 157). Не только отлучиться за монастырь, или походить по монастырю, или пойти в келию другого, но и обычные дела всегда начинать и оканчивать должно было не иначе, как с его разрешения (п. 127, 183, 184). Когда смотритель отлучался, его место, без особых распоряжений, занимал второй но нем; если и этого не было, – другой кто (п. 182). Когда отлучался куда брат – повидать пришедших родных или сходить к родным на дом, или помыть белье, если опаздывал сделать это вместе с другими, с ним посылаем был другой, в качестве набольшего (п. 53, 56, 69). Равно, если посылаемо было куда несколько братий, над ними поставлялся набольший со всеми нравами смотрителя (п. 189). Смотритель сам был только исполнитель устава и во всем зависел от Аввы, Авва монастыря в свою очередь зависел от главного Аввы во всем. Таким образом, все связаны были узами послушания, и никто своей воли иметь и следовать ей не мог.
194. И в обычном течении жизни никто ничем не мог сам собою распорядиться даже в отношении тех вещей, которыми распоряжаться должен был в исполнение лежавшего на нем долга. Например: недельному столовому нужны овощи, – но он не берет их в огороде сам, а получает от огородника (п. 73); недельному работ нужно взять финиковые ветви, чтоб намочить для братий, но он не берет их сам, а их выдает ему тот, у кого они на руках (п. 74); и намоченных ветвей, в которых имеет кто нужду, не может он взять сам собою, хотя они у него пред глазами, а их дает недельный распорядитель (п. 124). И сами распорядители сами собою себе ничего не берут: недельный раздает после обеда сласти (их получают и Авва и смотрители все поровну), а свою часть получает он из рук смотрителя недельного (п. 39); смотритель, по собрании фиников, раздает братиям собиравшим по несколько, а свою равную часть получает из рук другого (п. 78). Так все состояли в послушании, и своей воли ни на что не имели. Всякий непослушный и делавший что-либо наперекор, подвергался штрафу (п. 150, 151).
195. Нищета, ничего неимение. Поступающий в монастырь оставлял все свое за воротами, и внутрь вступал в монастырской одежде, на чужой кошт. Затем, уже и возможности не имел он иметь что-либо особо свое и для себя одного.
196. Все, нужное ему, – одежды и орудия, выдавались по распоряжению Аввы, не в неприкосновенную собственность, а только для пользования; кроме выданного, никто ничего не мог иметь, не только денег, но и вещей (п. 81, 192).
197. Выданное было на руках у брата, но он пользовался тем, как чужим; имея долг блюсти то и подвергаясь ответственности за небрежение, порчу или потерю (п. 148, 131).
198. Даваемое удовлетворяло нужде, но было самое простое и скудное, одежда из холста. Лучшего и лишнего никто ничего не мог иметь, ни сам смотритель, и Авва; что оказывалось у кого сверх положенного, тот должен был относить то в подобающее место, не медля и без поперечения (п. 81, 82, 97, 114, 159, 192).
199. Каждому выдавалось: два левитона и третий потертый, два кукуллия, милоть, нарамник, мантийца, пара сандалей, посох, работные орудия и еще седалище с отлогою спинкою для спанья, и рогожа для постилки на нем. Вот и все имущество; и из него не все было на руках у брата; иное хранилось в кладовой, на руках вторствующего (Иерон. п. 81).
200. Казалось бы, что тем, что принесено родными, брат мог бы распоряжаться как собственностью, но он не мог касаться того, а призывал привратника, и он брал то и относил в больницу, выдав малость брату, если можно было (п. 92, 113). Равно и найденной вещи никто не вносит к себе, а вешает ее при храме, и там берет ее или потерявший или кому велят (п. 132).
201. Это ничего неимение, ничего у себя недержание и скудость учили смирению, располагая каждого смотреть на себя, как на нищего, и держали всех в беспопечительности. Об утрешнем дне никто не заботился; заботу о всех нес Авва с помощниками; на них лежало удовлетворять нужды всех, братия же все, полагаясь на них, пребывали беспечальными. Коль скоро у каких набольших оказывалось в сем отношении опущение, они отвечали. Все имели одинаковое и поровну. Никто ничем не был заделен и лишнего не получал (п. 40).
202. Постничество и воздержание. Стол и вообще был у них скуден: его составляли хлеб с солью, некоторые овощи и одно варево. Если бы и все предлагаемое употреблять, и то не можно бы дойти до пресыщения; но братия и при этом лишали себя всякого довольства. Иные и в трапезу приходили с тем только, чтобы скрыть свое воздержание, и вкусив немного чего-либо, или от всего предлагаемого понемногу, тем ограничивались. Многие имели правилом есть только хлеб с солью и оставались для того дома, любя при том и безмолвие. Иные вкушали чрез день и два (предисл. Иерон).
203. В трапезе и все не жадно бросались на пищу, хотя не могли не быть голодны, приходя в нее, но ждали, пока начнет вкушать смотритель (Иерон. п. 30). Равно и после стола, получив фрукты и сласти, не тотчас и в рот, но ели из того малость по приходе в келию, и это не все. Кроме же этого, никто не мог ничего иметь в келии съестного (п. 79).
204. Воздержание они держали при всех случаях, не в монастыре только, но и вне, – в дороге, на барках и у родных (п. 54). Смотревшие за виноградом, финиками и фруктовым садом не могли начать вкушать плоды раньше чем другие братья, и всегда часть свою получали наряду с другими братьями; также кто бывал в саду и, проходя мимо дерев, нападал на упавший плод, тот не мог его есть, а должен был положить у корня дерева; равно и готовившие кушание никакой себе поблажки позволять не могли (п. 75, 76, 77).
205. Обычные же посты, в среду и пяток, соблюдали с такою строгостью, что если кто проснувшись, ночью под какой-нибудь из сих дней, чувствовал жажду, то он должен был отказать себе в утолении ее (п. 87).
206. Телу не давалось никакого послабления, и только крайняя слабость заставляла оказывать ему какое-либо снисхождение; не только елеем намащать его, но и водою обмывать запрещалось, разве только в крайнем изнеможении (п. 72). Нельзя было также разводить огня особо от общего, какая бы потребность погреться ни чувствовалась (п. 120).
207. Смиренная скромность и степенность. Закрыв очи кукуллием и преклонив главу, брат всякий, шел ли куда, стоял ли в Церкви, или сидел в трапезе и за работою, себе одному и делу своему внимал, не дерзая подсматривать, как молятся, едят или работают другие (п. 7, 30).
208. Не только в Церкви и трапезе, но и за работою никто не мог говорить, шуметь и смеяться (п. 8, 31). Не менее предосудительным считалось заводить смехи, шутки и празднословие, при взаимных беседах, или заигрывать с детьми: все сие и подобное считалось противным честности иноческого звания (п. 151, 166). Одного шутника, из комедиантов обратившегося в христианство и поступившего в обитель, и нередко поблажавшего старой привычке, положено было выгнать из монастыря; и это не было исполнено лишь потому, что пр. Феодор взял его на свои поруки.
209. По той же причине, т.е. честности ради звания, не позволялось им двоим садиться на ослика (п. 109), ни ходить праздно по монастырю, прежде удара в било к молитве или трапезе (п. 90, 178), ни выходить из ряда, когда идут в порядке на работу (п. 65), ни поддергивать слишком левитон, когда мыли платье (п. 69).
210. Взаимная любовь. Хотя из некоторых пунктов устава видно, что всякий должен был держать себя так, как будто он жил один, в духе, однако ж, все должны были быть в крепкой между собою любви, мире и согласии. Пункт 150-й прямо говорит: «Исполнение закона любы есть. Ночь прейде, а день приближися. Отложим же дела темные, кои суть рвения, завидования, вражды». То же внушает и 179-й пункт: «Да будет между всеми мир и согласие, и охотно да подчиняются все набольшим, сидя, ходя и стоя в порядке своем и друг друга в смирении превзойти стараясь».
211. В среде братий ни одно действие, коим нарушался закон любви, не было оставляемо без обличения и должного исправления. Кто скор на клеветы, кто гневлив и вздорен, кто имеет дурной нрав раздражать других словом, кто охоч смущать братий и сеять ссоры, – тотчас, как замечен был, выслушивал обличение, и по обличении нес епитимию, иногда очень строгую. Не исправлявшийся выгоняем был из монастыря (п. 60, 61, 63, 69).
212. В духе сей любви набольшим запрещалось обременять чем-либо братий (п. 179); и если, напр., кто пришедши с работы вне, чувствовал себя утомленным, его не принуждали идти на молитву, если в то же время подходил час ее (п. 187).
213. Также смотритель подвергался строгому обличению, если он, заметив брата печальным, не обращал на это должного внимания и не спешил утешить брата и успокоить его; тем паче, если сам бывал причиною смущения (п. 170).
214. Предостережения от искушений против целомудрия. Но в этой любви не было ничего плотского, чувственного. Все равно всех должны были любить и предпочтение в сем кого-либо считалось предосудительным (наставл. Орсисия).
215. Чтоб не вкралось в братское дружелюбие чего-либо плотского, не позволялось никому говорить с другим в потемках, ни держать кого за руку; но предписывалось, стоять ли будет кто с другим, или ходить, или сидеть, держать себя от него на один локоть расстоянием (п. 94).
216. В тех же видах предотвращения искушений против целомудрия, хотя были принимаемы женщины в гостиницу, но им не позволялось взглянуть внутрь монастыря, «чтоб братское стадо невозмутимо занималось своим делом, и никому не подано было камня претыкания» (п. 51). Оттого братия, которым не приходилось выходить наружу, никогда не видывали этого пола. Пр. Феодор отказался видеть даже мать свою.
217. По той же причине, хотя за монастырь походить и увольняемы были братия, но в село или в деревню никто не мог ходить (п. 108); и когда отправлялись братия куда-либо в своей лодке, принимать на нее жен не позволялось (п. 119). Та же цель и того, что в монастыре строго запрещалось заводить дружбы с детьми (п. 166).
18) Больные и больница
218. О больных, говорит бл. Иероним, имелось у Тавенисиотов самое нежное попечение; и пищи им давалось вдоволь, какой пожелают.
219. Когда кто получал рану или ушиб, или так разнемогался немного, не слегал однако же в постель, а двигался, смотритель дома должен был сходить к больничникам и к другим распорядителям и взять для него, что требовалось (п. 40, 105).
220. Когда кто крепко заболевал, смотритель дома отводил его в больницу и отдавал больничникам, на которых с сей минуты лежала вся о нем забота во всех нуждах, одежда ли какая требовалась, или пища. Сам же собою ничего не мог он касаться, или распорядиться приготовлением себе чего-либо по своей воле. Все заявлял он больничным распорядителям, и те удовлетворяли его желания, какие следовало удовлетворить. Сами собою и распорядители, если заболевали, не могли ни взять что готовое, ни велеть приготовить. Это исполняли для них заступавшие место их (п. 41, 42).
221. Больным позволительно было давать вино и готовить уху (п. 45). Им не отказывали даже и в мясе, если бы кто из них захотел его. В житии пр. Пахомия говорится, что за отказ в этом больному он сделал очень строгий выговор больничникам.
222. Если, кто из посланных куда-либо на сторону, заболевал в дороге, или в барке, и желал поесть рыбы или другого чего, что есть в монастыре необычно, набольший в пути должен был доставлять им всего вдоволь, чтоб занемогший брат ничем не был опечаливаем; только принимать эту пищу надлежало ему особо от других (п. 46).
223. В больницу никто не должен был входить, кроме заболевающих (п. 42). Посещать же больных могли и братья, и родственники, только не иначе, как с позволения набольших (п. 47). В 129-м пункте говорится, что куда бы ни были посылаемы братия группою, с ними должен был отправляться кто-либо из недельных, служащих в больнице, на случай, если кого в поле или в дороге схватит болезнь.
19) Странноприимство
224. При каждом монастыре была гостиница, в которую были принимаемы и в которой были упокоиваемы все приходившее без различия пола, веры и состояния. Но внутрь монастыря никто не был впускаем. Исключение в этом отношении делалось, по усмотрению Аввы, только инокам и иереям.
225. Вот что говорит относительно их устав! «Когда придут ко вратам монастыря клирики или монахи, то их надо принимать с большею честью: умыть им ноги, по заповеди Евангелия, и доставить все, что можно по обычаям монашеским. Если они захотят во время церковной молитвы придти в собрание братий, то когда они одной веры, смотритель странноприимницы возвестит о том Авв монастыря, и с позволения его введет их в Церковь (п. 51).
226. Но в трапезу не вводили их, а предлагали им пищу в гостинице. Один иерей Тантирской Церкви, по имени Дионисий, знаемый пр. Пахомию, заметил ему, что этим нарушается заповедь о гостеприимстве и советовал отменить такое правило. Пр. Пахомий ответил ему, что большее выйдет нарушение заповеди, если они чем-либо соблазнятся в братьях, или братья в них, и оставил свой закон в силе.
227. Из других лиц всех принимали равно; только на женщин более строгое обращалось внимание; так что и особое было устроено для них отделение, удаленное от соседства с мужчинами. Устав повелевает: «Если придут к вратам монастыря миряне, то принять их в особых комнатах, как требует звание и пол; особенно о женщинах надобно пещись с большим вниманием и со всяким страхом Божиим; и место им особое назначить, отдаленное и отгороженное, со всякою осмотрительностью и осторожностью» (п. 51).
228. Кроме гостинников, никто сторонних принимать не мог. В 50-м пункте говорится: «Никто из пребывающих внутри монастыря не имеет власти принять кого и покормить, но должен отсылать его в странноприимницу, и там примут его приставленные к этому делу».
229. Равно, когда возвращающиеся со стороны в монастырь увидят во вратах какого пришельца, спрашивающего кого-либо из своих родных, пребывающих в обители, – не должны они идти к тому брату сказывать об этом, или звать его. Это должно делаться своим порядком привратниками (п. 57).
20) Посещения и отлучки
230. Устав определяет эти случаи так: «Если кто предстанет пред врата монастыря, говоря, что желает видеть такого-то брата своего или родственника, то привратник скажет о том Авве монастыря, и тот, позвав смотрителя дома, спросит о брате и позволит отпустить его за ворота. Смотритель, дав спрашиваемому брату в спутники другого, испытанного брата, отпускает его повидаться в гостиницу с пришедшим братом его или родственником (п. 52).
231. Тем же порядком брат увольняется и на дом к родителям или родным, когда возвещено будет, что из них кто-либо болен и желает повидаться с ним, именно: привратник скажет о том Авве монастыря, а тот позовет и спросит смотрителя дома и уволит брата. Затем выбирается смотрителем брат верный и утвержденный в порядках иноческой жизни и посылается с тем, чей родной или знаемый заболел. Они возьмут на дорогу столько, сколько определит смотритель (п. 53).
232. Если нужда заставит их замедлить там, то не следует им пребывание иметь в доме родителей или родных, но пусть перебудут в доме, что при Церкви, или в монастыре каком, если есть той же веры (т.е. православной).
233. Если родственники и знакомые предложат им пищу, ничего не должны они вкушать, кроме того, чем обычно питаются в монастыре. Не должны они отведывать ни вина, ни ухи и ничего другого, что вкушать не имеют обычая (п. 54).
234. Если получат от родных что съестное, пусть употребят из того, сколько потребуется в дороге, а что останется, пусть, по приходе в монастырь, отдадут смотрителю дома, а тот снесет в дом болящих (п. 54).
235. Если ближний чей и единокровный умрет, то участвовать в похоронных проводах его брат не может, если не получил разрешения от Аввы (п. 55).
21) Похороны братий
236. Когда кончался кто из братий, сколько оставался он не похороненным, не видно из устава. Собиратель житий св. подвижников восточных говорит, что братия всю ночь проводили в молитве о почившем, пред останками его, переменяя одни других. Устав говорит только о похоронах, повелевая, чтобы, когда брат какой почиет, все братство провожало его на похороны, поя положенные псалмы, и храня во всем благоговейный чин и порядок (п. 127, 128). Хоронили на одном определенном месте на горе.
22) Замечание о детях воспитывавшихся в монастыре
237. Из жизни пр. Пахомия видно, что дети воспитывались при монастырях, но устав мало говорит о порядках, какие соблюдались в сем отношении.
238. Как были они принимаемы, не видно ни из житий, ни из устава. Может быть, это делалось так же, как определяет потом св. Василий Великий. Сирот круглых принимали прямо сами, а детей, у которых были родители, принимали с позволения или по просьбам родителей.
239. Цель воспитания их была не единственно та, чтобы они были потом монахами, хотя и это могло быть; но чтобы воспитать их в страхе Божием и истинном благочестии, научив их притом грамоте, письму и рукоделиям. Это видно из обстоятельств жизни пр. Пахомия, где поминается о детях.
240. Они жили внутри монастыря и имели особый дом, и конечно, особого смотрителя и наставников. В столовую ходили, кажется, вместе с иноками, но в общих молитвах, вероятно, участвовали не во всех.
241. В пище делалось им снисхождение: они кушали всегда два раза в день (Иероним); но не видно, чтоб для них готовилось что особое.
242. Работали они иногда вместе с братьями, как показывает случай из жизни пр. Пахомия. Устав запрещает братиям забавляться с детьми, заводить с ними шутки или дружбы, под опасением строгого взыскания (п. 166).
243. За поведением детей предписывалось смотреть строго. Если какие дети слишком предавались играм и праздности, смотритель должен был увещевать их и прилагать к ним исправительные меры, – сам до 30-ти дней; если они не исправлялись, должен был доносить Авве монастыря (п. 172).
244. Если видя, что дети упорствуют в неисправности, смотритель не доносил, а они между тем делали что очень дурное, то сам подлежал ответственности, смотря по проступку, какой замечен бывал в детях (п. 172).
245. Тех же детей, которые не боялись пристыжения за шалости, и по неразумению о суде Божием не помышляли, и будучи обличаемы неоднократно, не исправлялись, повелевалось подвергать телесному наказанию, пока подчинятся благочинию и воспримут страх (п. 173).
23) О благочинии отроковиц или инокинь
246. Женские монастыри, один пр. Пахомием, а другой пр. Феодором, были устроены на другой стороне Нила. Для смотрения за ними и удовлетворения их духовных и экономических потребностей были избираемы особые испытанные старцы, которые одни и имели туда свободный вход. И прием в обитель, и порядки монастырские, и самое содержание инокинь, все зависело от Аввы монастырей. Настоятельницы были, но они держали только внутри заведенные порядки, под руководством, блюстительством и авторитетом Авв, через посредство избранных старцев.
247. Устав относительно сих монастырей содержит только один пункт, – 193-й. Он гласит: «Никто не должен ходить к инокиням для посещения, разве кто имеет там мать, или сестру, или мать детей своих. Если кому будет настоять крайняя нужда видеть их, с тем посылать старца, приставленного к ним: повидают их и вместе возвратятся.
248. Никто не должен ходить туда кроме показанных выше, так: сначала скажут Авве монастыря, а тот пошлет к старцам, определенным к монастырю дев, чтоб они сходили с ними повидать дев. И повидают тех, коих нужно в присутствии их, со всяким благоговеинством и страхом Божиим. – О мирских вещах не должны они говорить.
24) Епитимии
249. Немощи человеческие столь велики, что самые благотворные учреждения для иных остаются бесплодными, или не всегда и не во всем плодоносными. Это же имело место и в учрежденных пр. Пахомием Киновиях, с премудрым уставом, действенно направленным к целям иночествования. То по ослаблению внимания, то по разленению, то по вражескому искушению нередко случались и в них падения с нарушением не только монастырских правил, но и Божеских заповедей. Как такие падения были не в конец, но или тут же сопровождались раскаянием и желанием исправления, или обещали исправление впереди, то не всякого падшего законно было тотчас изгонять из сообщества Святых, но надлежало употреблять меры исправления и вразумления, чтоб, если оказывалась необходимость изгнать кого, изгонять его по удостоверении, что нет более надежды на его исправление. На это пр. Пахомий обращал особенное внимание, и как сам сострадательно и любовно относился он к падавшим, так и преемникам своим и всем настоятелям внушал со всем усердием заниматься врачеванием немощных. Так это и делалось. Из мер, какие принимались к исправлению падавших и утверждению их в сей исправности, составились правила наказания или епитимии, о которых часто поминается в уставе.
250. Мерам исправительным подвергались все падавшие, и ни одно нарушение или опущение не оставалось без взыскания. Тяжесть епитимии определялась, с одной стороны, важностью нарушенного правила, а с другой, чувствами раскаяния. То было общим законом, что проступившийся в чем-либо, как только замечал свою ошибку, не дожидая обличения, должен был встать, сознать свою погрешность и просить прощения. За этим следовали или простое замечание или выговор более или менее строгий, увещание или и наказание. «Кто мимо идет какую-либо из заповедей, пусть без всякого промедления приносит покаяние в небрежности, да возможет получить Царствие Небесное» (п. 194).
251. Наказание состояло или в том только, чтобы стоять на своем месте, когда другие сидят, дома ли, или в трапезе и во время поучения общего, – или в том, чтоб, отрешив пояс, склонив голову и опустив руки, стоять в Церкви пред жертвенником, а в трапезе по среде. Это последнее есть самый употребительный род епитимии, который в уставе часто именуется обычным наказанием. В иной раз, виновный оставляем был голодным или терял свое место и даже должность. Иные и телесному подвергались наказанию. Кто оставался неисправимым и упорствовал в своей дурной привычке, того изгоняли наконец из обители. Одного пр. Пахомий лишил обычного погребения, в устрашение живых. Можно полагать, что это не единственный пример.
252. Общий закон требовал за всякое нарушение правил подвергать взысканию: «Которые презирают повеления набольших и монастырские правила, установленные по повелению Божию, и ни во что ставят советы старцев, тех подвергать исправительным мерам по установленному порядку, пока исправятся» (п. 167).
253. Судия всех – Авва монастыря, без которого никто не имел власти делать кому либо выговор (п. 147). «Да слышит Авва монастыря, говорится в одном пункте, и воздает по мере и делу греха» (п. 151).
254. Смотритель и вторствующий по нем ту только имеют власть, чтоб понуждать братий сознаться и брать на себя положенную епитимию, в домовом ли собрании, или в общем собрании всех братий (п. 181). На них лежало делать увещания погрешающим от 3 до 10 раз; вообще же их дело – доносить Авве, чего если они не исполняли, сами подвергались взысканию.
Вот встречающиеся в уставе меры исправления.
а) За неисправности во время молитвословия
255. Если случится, что во время пения, или молитвы, или чтения, кто-нибудь заговорит, то он должен тотчас отрешить пояс, и наклонив голову и руки прижав к нижним членам, стать пред алтарем, и Авва монастыря сделает ему наказ. То же должен он сделать и в трапезе, когда соберутся братия для принятия пищи (п. 8).
256. Когда днем стук била позовет в Церковь, то пришедшей позже на одну молитву, получает епитимию от Аввы в Церкви и стоит в трапезе (п. 9).
257. Ночью же, когда немощи телесной делается уступка, пришедший после трех молитв подвергается такой же епитимии, и в собрании церковном, и в трапезе (п. 10).
258. Кто из 6-ти вечерних молитв (по домам) на одну молитву придет в собрание позже, или во время молитвословия зашепчет, заговорит или рассмеется, тот должен нести епитимию установленным порядком (п. 121).
259. Кто во время домашней молитвы, поя свой чередной псалом, смешается в говорении, тот должен нести епитимию за забвение и нерадение (п. 13).
260. Если в то время, когда в день Господень поет кто из набольших, кого-либо из недельных церковников не будет на месте (чтоб петь антифонно следующий стих), тот должен нести пред алтарем положенную епитимию (п. 18).
261. Кто во время приношения бескровной жертвы, выйдет из Церкви без позволения набольшего, тотчас получает епитимию (п. 19). Выходить из Церкви и вообще не позволялось без крайней нужды и без позволения (п. 11). Вероятно, и всякий выход из Церкви без позволения тому же подвергался взысканию.
б) За неисправности во время поучений
262. Кто, когда смотритель дома или Авва монастыря ведет беседу, задремлет, сидя, того заставить встать, и пусть стоит пока приказано будет ему сесть (п. 22).
263. Кто останется в келии, когда позовут на слушание наставления набольших, тот должен подлежать вышеуказанной епитимии (п. 23).
в) За неисправности в трапезе
264. Если кто во время трапезы заговорит или рассмеется, должен просить прощения, и тотчас на том же месте нести епитимию, – стоять, пока встанут все из-за стола (п. 31).
265. Если кто поздно придет в трапезу, несет ту же епитимию и возвратится в дом голодный (п. 32).
г) За неисправности в больнице
266. Если что-нибудь из установленных для больницы правил будет кем нарушено, или пренебрежено, тот подлежит исправлению обычною епитимиею (п. 48).
д) За нарушение правил об одежде
267. Кто продержит одежду свою на солнце долее полудня, тот получит выговор за небрежность (п. 102).
268. Если чью одежду (по какому-либо случаю) третий день застанет повешенною на солнце, тот, кому она принадлежит, получит выговор и понесет епитимию в собрании публично (п. 148).
269. И вообще, кто по нерадению, нарушит что из постановленного относительно одежд, должен подлежать соответственной исправительной мере.
е) За нерадение о вещах монастырских
270. Кто разобьет какой сосуд или сломает какую другую вещь, тот вечером на шести молитвах несет епитимию (п. 125).
271. Если кто потеряет что-нибудь, тот публично пред алтарем должен нести епитимию. Если потерянное будет из принадлежащих ему вещей, то он в продолжение трех недель не получит другой, и в четвертую уже, по понесении епитимии, дать ему то, что затерял (п. 131).
272. Милоть ли, или сандалии, или пояс, или другое что потеряет кто, потерявший получит выговор (п. 148). Чтоб согласить это с предыдущим, надо допустить, что здесь говорится о вещи потерянной и найденной, а выше – о потерянной и ненайденной.
273. Кто возьмет не свою вещь (намеренно, оставя свою худшую другому),-возложить ему ее на плечи, и пусть так несет епитимию в собрании церковном и стоит в трапезе (п. 149).
274. Если что из изделий братских, какого бы это мастерства ни было, пропадет или будет брошено по небрежности, Авва сделает выговор смотрителю работ, а тот сделает его тому, кто сгубил вещь, по воле, однако ж, и присуждению Аввы (п. 147).
ж) За неисправности в нраве
275. Кто лжет или имеет к кому ненависть, или непослушен, или шуткам предается более, чем прилично, или имеет обычай клеветать на братий и на внешних, и вообще что ни делает кто против заповедей Писания и устава монастырского, да слышит о том Авва монастыря и воздает по мере и делу греха (п. 151).
276. Гневливого и раздражительного, который часто гневается без причины, или из-за пустого чего, шесть раз увещевать, свести его с своего места и посадить между последними, внушив ему, чтоб очистил себя от такого непокойного духа. Когда представит он трех достойных свидетелей, которые бы поручились за него, что не будет более делать ничего подобного, тогда пусть садится опять на свое место; если же пребудет в своем прегрешении, пусть остается между последними, пока исправится (п. 161).
277. Кто ложное что показывает на другого, чтоб утеснить невинного, того до трех раз увещевать; потом, признав его виновным в напраслине, подвергнуть соответственной мере исправления, будет ли он из первых или из последних (п. 162).
278. Кто ропотлив и несправедливо тяготится работами, того до 5-ти раз увещевать. Если не исправится, отвести его в больницу и там кормить праздного, пока образумится. Но если жалоба его справедлива, и он неправедно утесняется своим набольшим, тот, кто ввел его в искушение, будет подлежать соответственному взысканию (п. 164).
279. В больницу же отсылать и того, кто во всяких других неисправностях обещает исправиться и все не исправляется (п. 171).
280. Кто бывает непослушен или спорлив, или поперечлив, или лжив, а возраста он совершенного, того до десяти раз увещевать, чтоб отстал от этих пороков. Если не послушает, подвергнуть его исправительным мерам по законам монастырским. Но если он подвергается таким прегрешениям по вине другого, и это будет доказано, тогда тот, кто причиною этого, понесет должное воздаяние (п. 165).
281. Кто смущает души братий, скор на оклеветания и сеет раздоры, того до десяти раз увещевать. Если не исправится, подвергнуть его наказанию, по монастырскому порядку, пока исправится (п. 169).
282. Если будет замечено, что кто-либо из братий смеется, или играет с детьми и заводит дружбы с этим нежным возрастом, того до 3-х раз увещевать, чтоб отстал от этой привычки, помня честность своего звания и страх Божий. Если не перестанет, подвергнуть его исправительным мерам строжайшим, как и достойно (п. 166).
283. Кто имеет крайне злой обычай раздражать (поджигать) других словом и развращать души простецов (возмущает весь дом или монастырь), того до 3-х раз увещевать. Если не послушает и упорно с ожесточением сердца останется таким же, вывести его за монастырь и пред вратами подвергнуть телесному наказанию. Есть ему давать только хлеб и воду, вне общей трапезы, пока исправится от худого нрава своего (п. 163).
284. Если кто замечен будет в воровстве, дать ему 39 ударов; есть ему только хлеб и воду вне общей трапезы и покрытого вретищем и пеплом заставлять нести покаяние во все времена молитв. Тот же закон наблюдать и относительно беглецов (п. 149).
285. Если кто из братий, – один, или двое и трое, – будучи соблазнены кем-либо, оставят дом и потом опять придут, рассмотреть дело между ними и соблазнившим, и кто окажется виновным, понесет наказание, по законам монастырским (п. 175).
286. Кто потакает согрешившим и неправо защищает впадших в проступки, проклят да будет пред Богом и человеками, и да подвергнется жесточайшему наказанию. Но если окажется, что он по неведении обманывался, и не так полагал, как есть по истине, извинить его. – И всякому, кто грешит по неведению, прощать без затруднения. Кто же грешит, зная, тот пусть несет наказание по мере дела своего (п. 176).
з) Взыскания с смотрителя и наказания ему
287. Смотритель дома подлежит обвинению и выговору, если до трех дней не донесет Авве, когда что пропало в дороге, или на поле, или в монастыре: понесет он и епитимию публично установленным порядком (п. 152).
288. Если убежит кто и смотритель раньше трех часов не донесет Авве, то будет виновен в погибели брата, разве только опять найдет его (п. 152).
289. Вот наказание тому, кто погубит какого брата из дома: три дня нести публичное покаяние. Но если он донесет в тот же час, как тот убежит, то виновен не будет (п. 153).
290. Если смотритель увидит какой грех в доме своем, и тотчас не обличит согрешающего, и не донесет Авве монастыря, сам понесет установленную за тот грех епитимию (п. 154).
291. Если все братия одного дома увидят, что смотритель слишком небрежен, или несправедливо и грубо делает выговоры им, или в чем-либо другом не соблюдает меры, как положено в монастыре, то донесут о томе Авве, – и тот сделает ему выговор (п. 158).
292. Смотрителя обычно судит Авва монастыря. В случае же его отлучки судят его избранные старцы. Если кто из братий против смотрителя дома своего будет иметь печаль, или сам смотритель будет иметь на какого-либо брата жалобу, их должны выслушать братия испытанной жизни и веры, и рассудить между ними, если Авва монастыря отсутствует. Сначала подождут его; но если думается, что он долго пробудет вне, то выслушают без него, что есть между смотрителем и братом, чтобы по причине отлагания суда на долгое время, не усилился разлад и огорчение. И смотритель, и подчиненный ему брат, и выслушивающие их, все да делают по страху Божию, и ни чем да не подают повода к усилению несогласия (п. 190).
293. В случае несправедливости смотрителя к брату, дело между ними рассудят избранные судьи; и если окажется при этом нерадение смотрителя, или что он по гордости стеснял брата и судил его не по истине, а по лицеприятию, низвести его с его места, пока исправится и очистится от скверн неправды, – что не смотрел на истину, а на лицо, и следовал не суду Божию, а неправости души своей (п. 170).
294. Авва монастыря, если подлежал за что суду и взысканию, – то делал это главный Авва; но поводом к тому могла быть жалоба от монастыря, подобная жалобе от братий дома на смотрителя.
Краткие наставления пр. Пахомия
1. Чти Бога и спасен будешь.
2. Помни о теснотах, какими прошли святые.
3. Будем единодушны, твердо стоя в том, к чему призваны.
4. Паче всего будем заботиться о том, чтоб воспринятую нами жизнь, как должно, довести до конца, и течение ее по чину нашему богоугодно совершить.
5. Не поревнуем тем, кои находят удовольствие в суетных и тленных вещах, чтоб ум наш не уклонился от правого пути, и, падши во грех, не потеряли мы надежды своей.
6. Наилучший предмет для ума есть познание воли Божией.
7. Выше всех становится тот человек, который повинуется истине.
8. Всех зол хуже – противиться воле Божией и угождать своему хотению.
9. Кто свою волю исполняет, тот не достигнет Божественного ведения.
10. Исполняющий волю свою не может шествовать путем святых, и в последний день встретит пагубу и плач.
11. Ныне время благоугождать Господу; ибо спасение стяжевается во время скорби.
12. Да не будет у нас так, чтоб во время радостное охотно веровать, а во время напасти отпадать (Лк. 8:13).
13. Писано есть: «аще обещаеши обет Богу, не умедли отдати его» (Еккл. 5:3); и во время скорбное не отпадай, но терпелив будь и пожри себя Господу.
14. Непоколебимо полная вера подается от Бога; ее от Духа Святаго прияли Пророки, и в ней утверждены были Апостолы, которые за веру претерпев разные напасти и гонения, достигли обетованных воздаяний.
15. Зная сие, не будем влаяться ветром прелестных заблуждений, но паче тверды пребудем и неподвижны, блуждания помышлений, воздымающихся подобно волнам, укрощая непрестанным памятованием Божественного закона, коим разоряя закон плотского похотствования, сильны мы будем исполнить все угодное Богу и соблюстись неуязвленными заботами века сего и всяким возношением, которое есть из безумий вящшее безумие и из зол злейшее зло.
16. Имея всегда Господа пред очами своими, будем воспоминать крестные страдания Его и смерть, коею мы искуплены и оживлены.
17. Возненавидим мир и все, что в мире; возненавидим и всякий телесный покой; отвержемся от самой жизни, да Богови жить возможем.
18. Будем помнить звание наше, и то, как, вступая в него, обещались мы служить Богу: в день суда это самое и потребуется от нас.
19. Будем алкать, жаждать, наготствовать, бденно бодрствовать и из глубины сердца воздыхая, проливать слезы во время псалмопений и молитв.
20. Испытанию строгому должно нам подвергать самих себя, – делаем ли мы хоть что-нибудь, достойное беспредельной милости к нам Божией.
21. Не будем бегать утеснения прискорбностями, чтоб восприять покой утешения в Господе, и сподобиться вечных благ в нескончаемой жизни.
3. Преподобного Орсисия аввы Тавеннисиотского наставления
1. Об устроении монашеского жительства
1. «Слыши Израилю заповеди живота, внуши разумети смышление. Что есть Израилю? Что яко еси на земли вражии? Обетшал еси на земли чуждей, осквернился еси с мертвыми, вменился еси с сущими во аде, оставил еси источник премудрости. Аще бы путем Божиим ходил еси, жил бы в мире во время вечное. Научися, где есть смышление, где есть крепость, где есть мудрость, еже разумети купно: где есть долгожитие и жизнь, где есть свет очес и мир? Кто обрете место ея? И кто вниде в сокровище ея?» (Вар. 3:9–15). Это говорил Пророк Варух тем, которые были отведены в плен в землю Вавилонскую, – в страну врагов своих за то, что не хотели исполнять увещания Пророков и забыли закон, данный чрез Моисея. Бог, однако же, навел на них такие казни и кары и подверг их игу рабства с тем, чтоб вразумить их, как своих, и как отец детей исправляет, исправить их. Не хотел Он, чтоб испытав такое наказание, они погибли, но желал спасти их чрез покаяние.
2. А мы, смотря на это, должны припоминать слова Апостола, который говорит: «аще Бог естественных ветвей не пощаде, да не како не пощадит и нас» (Рим. 11:21). – Еще ли будем небречь об исполнении заповедей Божиих? – «Сия вся образы прилучахуся о нем, писана же быша в научение наше, в них же концы век достигоша» (1Кор. 10:11). – И те были переведены из города Иудейского в город Халдейский, – т.е., переменили место на земле; а мы, если Бог всегда будете видеть в нас одну беспечность, потеряем тот град свой, который в будущем веке. Тогда вместо веселия будем мы преданы в плен мукам и лишимся вечной радости, которую отцы наши и братья обрели постоянством в труде.
3. Не будем же забывать об этом; и судя по долготерпению Божию к нам, не подумаем, что Он не знает, каковы мы. Бог для того долготерпит и отлагает наказание, чтоб, обратившись к лучшему, не были мы преданы мучениям. Греша (ненаказанно), не подумаем, что Бог соизволяет грехам нашим, когда не тотчас наказывает; но о том да помышляем, что вот-вот изыдем из века сего и в оном отлучены будем от отцев и братий наших, украшенных венцами победы. – Но ведь их и мы иметь можем, если захотим последовать стопам их, побуждая себя к тому тою мыслью, что если Апостол еще здесь отлучает святых от грешников, и согрешающих «предает во измождение плоти, да дух спасется» (1Кор. 5:5); не тем ли паче будет так там? Блажен человек, который боится Господа, и которого Господь подвергает наказанию, чтоб исправился, и научает закону Своему, чтоб ходил в заповедях Его во все дни жизни своей, не испытывая мучении совести ни за какой грех.
4. Итак, рассмотрим и мы пути свои и исследуем стези свои; и обратившись ко Господу, воздеем горé – к небу с руками своими и сердце, чтобы в день суда Он был нам помощником, и чтоб не постыдиться нам, «егда возглаголем врагом своим во вратех» (Пс. 126:5); но паче удостоиться услышать: «отверзите врата, да внидут людие, хранящии правду и хранящии истину, приемлющии истину и хранящии мир, могущие сказать: яко на Тя надеянием надеяхомся Господи, во век» (Ис. 26:2–4). Да памятуем Господа, и Иерусалим (горний) выну да восходит на сердце наше. Возревнуем уподобиться тому человеку, о котором написано: «Благословен человек, иже надеется на Господа, и будет Господь упование его: и будет яко древо, насажденное при водах и во влаге пустит корение свое: не убоится егда приидет зной, и будет на нем стеблие зелено, и во время бездождия не устрашится, и не престанет творити плода. Глубоко сердце человеку паче всех, и человек есть, и кто познает его? Аз Господь, испытуяй сердца, и искушаяй утробы, еже воздати комуждо по пути его» (Иер. 17:7–10).
5. Будем помнить о себе и не понерадим о грехах, соделанных нами; с заботливым сердцем будем помышлять о каждой заповеди Отца нашего, и тех, которые учили нас. Веруя во Христа, будем готовы и все претерпеть ради Его, зная, что тайна жизни – в хождении по заповедям, как написано: «Светильник ногама моима закон твой и свет стезям моим» (Пс. 118:105); и еще: «Слово Твое живи мя» (там же, ст. 50); и: «Закон Господень непорочен обращаяй души... Заповедь Господня светла, просвещающая очи» (Пс. 18:8–9). И Апостол говорит: «Закон свят и заповедь свята и праведна и блага» (Рим. 7:12). Делом все сие изведав, и мы сподобимся того, что говорится о праведниках: «егда падет не разбиется, яко Господь подкрепляет руку его» (Пс. 36:24); и еще: «Седмерицею падет праведный и возстанет» (Притч. 24:16).
6. Ныне убо, братие, если Бог такое являет долготерпение к нам, призывая нас к покаянию, пробудимся от тяжкого сна, «зане супостат наш, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити» (1Пет. 5:8), которому смело надлежит противиться, зная, что те же брани случались и с отцами нашими. Не престанем трудиться и сеять семена добродетелей, чтобы в будущем веке пожать радость. Внимая тому, что говорит Апостол Павел: «Ты же последовал еси моему учению, житию, привету, вере, долготерпению, любви, терпению» (2Тим. 3:10), будем следовать примерам Святых и пребудем в том подвиге, который начали, имея начальником и совершителем Иисуса.
7. И так, вожди братий, Аввы монастырей, которым вверены люди Божии, каждый из вас с полком своим да ожидает пришествия Спасителя, стараясь приготовить к смотру Его воинство, украшенное всяким вооружением. Не делайте братьям прохлаждения в плотском без того, чтоб в тоже время не доставлять им обильнейшей пищи духовной; и опять не усиливайте их в духовном с крайним утеснением в плотском, т.е., в пище и одеянии; но одинаково доставляйте им и духовную и плотскую пищу, и не подавайте никакого повода к нерадению. – И еще – какая это будет правда, – братий угнетать трудом, а самим предаваться покою? Или налагать на них бремя, которого сами нести не можем? – Читаем в Евангелии: «в нюже меру мерите, возмерится вам» (Мф. 7:2). Да будут же у нас с ними и труд и прохлаждение общее; не будем учеников считать рабами и в их угнетании находить себе удовольствие, чтобы слово Евангельское не укорило нас с фарисеями: «и вам законникам горе, яко налагаете на человеки бремена неудобь носима, сами же и единем перстом вашим не прикасаетеся бременем» (Лк. 11:46).
8. Некоторые из ревностно живущих по заповедям Божиим, себе лишь внимая, так помышляют в себе и говорят: что мне до других? Мое дело Богу работать и заповеди Его исполнять, что же делают другие, до меня то не касается. Но такое помышление порицает пророк Иезекииль, говоря: «Оле пастыри Израилевы, егда пасут пастыри самих себя? Не овец ли пасут пастыри? Се млеко ядите, и волною одеваетеся, и тучное закалаете, а овец моих не пасете. Изнемогшаго не подъясте и болящаго не уврачевасте и сокрушенного не обязасте, и заблуждающаго не обратисте, и погибшаго не взыскасте, и крепкое оскорбисте трудом, и властью наказасте я и наруганием. И разсыпашася овцы моя, понеже не имеяху пастырей» (Иез. 34:3–5). Сам Господь придет с старейшими Своими и началами и на нас сказано будет: «приставницы ваши пожинают вас и истязующие обладают вами» (Ис. 3:12), вместо того, чтобы сказать: «блаженна ты земля, ея же Царь Твой сын свободных, и князи твои во время ядят в силе и не постыдятся» (Еккл. 10:17).
9. Посему, человече, всех, вверенных тебе до единой души, не переставай увещевать и учить тому, что свято, в себе самом представляя им образец добрых дел; паче же всего остерегайся одного любить, а другого ненавидеть, но всем изъявляй уравнение: иначе может случиться, что кого любишь ты, того ненавидит Бог, и кого Бог любит, того ненавидишь ты. Дружбы ради не потакай погрешающему, и не позволяй себе утеснять одного, чтоб дать льготу другому, иначе даром пропадет труд твой. – Когда кто-либо из братий случайно оскорбит тебя, смотри, рассердившись, не скажи: ни увещевать, ни исправлять его не буду; спасется ли он или погибнет, какое мне дело. – Что это говоришь ты, человече? Уразумей, каким преодолен ты неистовством! Ненависть возобладала твоим сердцем, чтобы брат погиб более от твоей страсти, чем от своего греха. Тебе должно простить и приять его, кающегося, чтоб мог ты (не стыдясь) говорить оное Евангельское слово: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим» (Мф. 6:12). Итак, если хочешь, чтобы Бог оставил тебе грехи твои, оставь и ты брату твоему, чем бы он против тебя ни грешил, помня заповедь: «да не возненавидиши брата во уме твоем» (Лев. 19:17), и слово Соломона, который учит: «поощряй же и твоего друга, его же испоручил еси» (Прит. 6:3); и еще: «не преставай младенца наказовати: Аще бо жезлом биеши его, не умрет от него» (Прит. 23:13); Послушай и Моисея, который говорит: «обличением да обличиши ближняго твоего, и не приимеши ради его греха» (Лев. 19:17).
10. Все, кому вверено попечение о братиях, да уготовляют себя к пришествию Спасителя и страшному Судилищу Его. Ибо, если отдавать отчет за себя сопряжено с опасливым недоумением (как быть – как быть) и страхом, не тем ли паче за вину другого подвергнуться истязаниям и впасть в руки Бога живого? – И не можем мы прикрыться неведением, когда знаем из Писания «яко все творение приведет Бог на суд о всяком прегрешении, Аще благо, и Аще зло» (Еккл. 12:14); и у Апостола читаем: «всем явитися нам подобает пред Судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла» (2Кор. 5:10). Исаия также объявляет, что назначен день, в который Бог будет судить вселенную в правде: «се бо День Господень грядет не исцельный ярости и гнева, положити вселенную всю пусту и грешники погубити от нея» (Ис. 13:9). Знаем мы, что будем некогда взяты на суд и должны будем дать отчет во всем, что написано в законе, что изображено Пророками, и чему святый отец наш учил нас, – почему не делали всего того, или делали, но с крайним небрежением. – И се Тот, Кому весь суд предан Отцем, – сия Истина, учащая всякой истине, говорит: «не мните, яко Аз на вы реку ко Отцу: есть, иже на вы глаголет, Моисей, наньже вы уповаете. Аще бо бысте веровали Моисеови, веровали бысте и Мне: о Мне бо той писа» (Ин. 5:45–46).
11. Из всего этого мы познаем, что нам должно стать пред судилище Христово и быть судимыми во всех не только делах, но и помышлениях, и что после отчета в своей жизни, мы равно должны будем дать ответ и за других, нам вверенных. Это, впрочем, касается не одних настоятелей, – Авв и смотрителей, – но и всякого брата, причисляемого к братству. Ибо все должны «друг друга тяготы носити, да тако исполнится закон Христов» (Гал. 6:2), внимая притом и тому, что Апостол пишет к Тимофею: «О, Тимофее, предание сохрани, уклоняяся скверных суесловий и прекословий лжеименного разума» (1Тим. 6:20). – Мы имеем залог, Богом нам преданный, – пещись о богоугодном житии братий, ради которых подъемля труд, ожидать можем и будущих наград. Поопасемся же, да не будет и нам сказано: «отпусти люди Моя, да Ми послужат» (Исх. 4:23), и да не падет на нас, если оставим предания отца нашего, суд Писания: «держащии закон не ведеша Мя, и пастыри нечествоваша на Мя» (Иер. 2:8). Таковых и Пророк Исаия укоряет в лице дщери Халдейской, говоря: «Аз вдах наследие мое в руку Твою, ты же не дала им милости, старчий ярем отягчила еси зело» (Ис. 47:6). Это и нам надлежит не только слышать, но и разуметь; ибо если кто не разумеет, тот по слову Апостола, «да не разумевает» (1Кор. 14:38). И в другом месте написано: «яко ты умение мое отвергл еси, отвергу и Аз тебе, еже не жречествовати Мне» (Ос. 4:6).
12. Итак, возлюбленные братия, следующие житию и правилам Киновийским, стойте в однажды принятой решимости и в точности исполняйте дело Божие, чтоб отец, впервые учредивший общежитие, с радостью мог сказать о нас Господу: как я предал им, так они и живут. Это самое и Апостол, еще находясь в теле, говорил: «хвалю же вы, братие, яко вся моя помните, и якоже предах вам, предания держите» (1Кор. 11:2).
13. Будьте же, Аввы монастырей, заботливы и всякое прилагайте старание о братиях, со страхом и по правде Божьей. Не злоупотребляйте властью, являя ее только в наказаньях, но пример подавайте во всем подчиненному вам стаду, так как и Господь наш подавал в Себе пример во всем. – Будьте милосерды ко вверенному вам стаду и помните то изречение Апостола, в котором он говорит: «не обинухся сказати вам всю волю Божию» (Деян. 20:27); и еще: «не престаях уча со слезами единого когождо вас» (Деян. 20:31). Видите, какое благоутробие, и какое милосердие было в человеке Божием, что он не только заботился о всех Церквах, но и скорбел со скорбящими и страдал со страдавшими. Будем остерегаться, чтобы кто-нибудь чрез наше нерадение не соблазнился и не пал, научаясь словом Господа Спасителя, который говорит в Евангелии: «Отче! ихже дал еси Мне, не погубих от них никогоже» (Ин. 18:9). Не презрим ни одной души, чтоб кто не погиб чрез наше равнодушие. Ибо, если кто умрет (душевно) по нашей вине, душа его с нашей души взыскана будет на суде. Это и отец наш имел обыкновение постоянно внушать нам, предостерегая, да не исполнится на нас угроза Апостола: «аще друг друга угрызаете и снедаете, блюдитеся, да не друг от друга истреблени будете» (Гал. 5:15). Из сего явствует, что кто хранит душу ближнего, тот есть страж и своей души.
14. И вы, вторствующие в монастырях, являйте себя первыми по добродетелям, чтоб кто не погиб по причине вашей грешности. Смотрите, не подпадите той поносной участи, какой подпал евший и пивший с пьяницами, а клевретам своим не дававший в свое время житомерия, как сказано: «и приидет Господин раба того в день в оньже не чает, и в час, в оньже не весть. И растешет его полма, и часть его с неверными положит: ту будет плачь и скрежет зубом» (Мф. 24:50–51). Да не постигнет кого-либо из нас подобное осуждение; но, когда приидет время воздаяниия, да сподобимся услышать: «добре, рабе благий и верный, о мале был еси верен, над многими тя поставлю: вниди в радость Господа твоего» (Мф. 25:21).
15. Вы также, смотрители домов, «будьте готовы к ответу всякому вопрошающему вы словесе о вашем уповании» (1Пет. 3:15). Увещевайте бесчинных, утешайте малодушных, поддерживайте немощных, с терпением обращайтесь со всеми. Внимайте Апостолу, который говорит: «Отцы, не раздражайте чад своих, но воспитывайте их в наказании и учении Господни» (Еф. 6:4), и знайте, что «всякому, ему же дано будет много, много взыщется от него, и ему же предаша множайше, множайше истяжут от него» (Лк. 12:48). «Не своих си кийждо, но и дружних кийждо смотряйте» (Фил. 2:4), да не исполнится и на вас приговор Писания: «зане вы течете в дом свой: сего ради удержится небо от росы, и земля оскудит изношения своя» (Агг. 1:9–10); и то, что говорится в другом месте: «понеже не сотвористе единому сих меньших, ни Мне сотвористе» (Мф. 25:45).
16. Неоднократно говорил я и еще повторю: остерегайтесь одних любить, а других ненавидеть, этого поддерживать, а о том нерадеть, да не тщетен будет труд ваш и даром не пропадут поты ваши; и, чтоб, когда изшедши из тела и освободившись от бурь мира сего, будете надеяться войти в пристанище спокойствия, не постигло вас кораблекрушение неправды, и какою мерою мерили, не было возмерено и вам от Того, Который на суде лица не приемлет. Если какой-либо грех смертный или какое-либо дело постыдное совершится в доме по нерадению смотрителя, то, после наказания самих согрешивших, и смотритель будет судим, как виновный в том же согрешении. Это и святой памяти отец наш имел обыкновение всегда внушать нам.
17. Посему со всякою заботливостью и опасливостью да пасет каждый из вас вверенное ему стадо, подражая в Евангелии упоминаемым пастырям (Лк. 2:8), которым не спящим, а бодрствующим явился Ангел Божий и возвестил пришествие Спасителя. Вонмите и тому, что Сам Спаситель говорит: «пастырь добрый душу свою полагает за овцы. А наемник, иже несть пастырь, ему же не суть овцы своя, видит волка грядуща и оставляет овцы и бегает; и волк расхитит их, и распудит овцы. А наемник бежит, яко наемник есть, и нерадит о овцах» (Ин. 10:11–13). О добрых же пастырях Св. Евангелие Луки пишет: «И пастырие беху в тойже стране, бдяще и стрегуще стражу нощную о стаде своем. И се, Ангел Господень ста в них, и слава Господня осия их: и убояшася страхом велиим. И рече им Ангел: не бойтеся, се бо благовествую вам радость велию, яже будет всем людем. Яко родися вам днесь Спас, иже есть Христос Господь, во граде Давидове. И се вам знамение: обрящете младенец повить, лежащ в яслех» (Лк. 2:8–12). Разве они одни в то время пасли овец и ходили по пустыне с стадами? – Но Поелику они одни были заботливы, и естественный сон побеждали опасением подстерегающих волков, то первые удостоились слышать о том, что совершилось вблизи; а спящий Иерусалим не знал о том. Посему и вы бодрствуйте, содевая свое спасение со страхом и трепетом, и памятуя о том, что Господь всяческих, от Которого всякая плоть приимет воздаяние за все содеянное ею, явившись по воскресении, говорил Апостолу Петру: «Симоне Ионин, любиши ли Мя паче сих? Глагола Ему: ей Господи, Ты веси, яко люблю Тя. Глагола ему: паси агнцы Моя. Глагола ему паки второе: Симоне Ионин, любиши ли Мя? Глагола Ему: ей Господи, Ты веси, яко люблю Тя. Глагола ему: паси овцы Моя» (Ин. 21:15–19). И в третий раз еще заповедал Он ему пасти овец; – и тем на всех нас возложил долг тщательно пасти овец Господних, в надежде в день пришествия Его, за сей труд пасения получить то, что Он обетовал в Евангелии: «Отче, хощу, да идеже есмь Аз, и тии будут со Мною» (Ин. 17:24); и опять: «идеже есмь Аз, ту и слуга Мой будет» (Ин. 12:26). Будем же взирать на обетование сие, чтоб уверены будучи в воздаянии, легче и охотнее поднимали мы всякий труд, ходя, как ходил Господь, обетователь наград.
18. Вы также, вторствующие в домах, держитесь смирения и кротости и законом общей жизни считайте заповеди старцев, чтоб, соблюдая их, сохранить вам души свои, уподобляясь Тому, Кто сказал: «Душа Моя в руку Твоею выну» (Пс. 118:109). – И исполняя написанное: «Сын да прославляет Отца». – За это обрадованы будете вы, плодами трудов своих. Без трудов же и плодов никто не будет обрадован общением с Господом. Только имея плод о Господе, можете вы соделаться наследниками и сонаследниками Ему.
19. И вам всем, братья, состояние в подчинении, по чину свободного порабощения, говорю: «Да будут чресла ваша препоясана и светильницы горящии: и вы подобни человеком, чающим Господа своего, когда возвратится от брака, да пришедшу и толкнувшу, абие отверзут ему. Блаженни раби тии, ихже пришед Господь обрящет бдящих» (Лк. 12:35–37). То же будет и вам, если продолжительность труда не породит в вас расслабления; будете приглашены на небесную вечерю и вы, и Ангелы послужат вам. Таковы обетования хранящим заповеди Божии, – таковы награды им в будущем! «Радуйтеся же всегда о Господе, и паки реку: радуйтеся» (Флп. 4:4). Подчиняйтесь отцам со всею покорностью, без роптания и разных помышлений и к добрым делам прилагайте простоту души, чтоб исполнясь добродетелей и страха Божия, соделались вы достойными всыновления Богу. «Примите щит веры, в немже возможете вся стрелы лукаваго разженные угасити: и шлем спасения восприимите и меч духовный, иже есть глагол Божий» (Еф. 6:16–17). «Будьте мудри, яко змия, и цели, яко голубие» (Мф. 10:16). Внимайте словам Апостола Павла: «чада, послушайте родителей своих во всем» (Кол. 3:20); и получите спасение душ ваших чрез тех, которые поставлены над вами. И в другом еще месте написано: «повинуйтеся наставником вашим и покаряйтеся, тии бо бдят о душах ваших, яко слово воздати хотящее» (Евр. 13:17). Поминайте всегда со страхом и о том, что еще говорит тот же Апостол: «храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас. Аще кто Божий храм растлит, растлит сего Бог» (1Кор. 3:16–17); и опять: «не оскорбляйте Духа Святаго Божия, Имже знаменастеся в день избавления» (Еф. 4:30).
20. Храните целомудрие тела вашего, «да будете вертоград заключен, источник запечатлен» (Песн. 4:12); ибо «всяк рожденный от Бога, греха не творит, яко семя Его в нем пребывает» (1Ин. 3:9). Тот же св. Иоанн говорит еще: «писах вам, юноши, яко крепцы есте, и слово Божие в вас пребывает, и победисте лукаваго» (1Ин. 2:14). Когда и вы с помощью Божиею победите врага, тогда сам Господь скажет: «От руки адовы избавлю я, и от смерти искуплю я. Где пря твоя, смерте? Где остен твой аде?» (Ос. 13:14) Когда же смерть пожерта будет в нас, и мы победим ее, тогда и об нас сказано будет: «смерть ими ктому не обладает» (Рим. 6:9). Смерть стала мертвою в нас с того момента, как мы однажды навсегда умерли греху, и стали жить жизнью, коею оживлены во Христе. Ибо кто «умирает для плоти, тот освобождается от греха» (Рим. 6:7), чтоб не жить «более в похотях человеческих, но в воле Божией прочее во плоти жити время» (1Пет. 4:2). Почему страхом Божиим осенясь, облекитесь в целомудрие, да сподобитесь услышать: «вы же несте во плоти, но в Дусе» (Рим. 8:9). И знайте, что совершенным совершенства придается, а у неимущих оскудение увеличится, по слову Евангельскому: «имущему везде дано будет и преизбудет; от неимущаго же и еже мнится им я, взято будет от него» (Мф. 25:29). Будем подражать мудрым девам, которые удостоились с Женихом войти в чертог, потому что в сосудах своих и светильниках имели елей добрых дел. Юродивыя же девы нашли двери чертога затворенными, потому что прежде брака не позаботились приготовить себе елея. «Сия же вся образи прилучахуся онем, писана же быша в наше научение», чтоб мы избегали прегрешений, в какие впадали предшествовавшие нам, соблюдая уроки Премудрого, Который говорит: «Сыне, Аще премудро будет сердце твое возвеселиши и мое сердце, и пребудут в словесех твои устне к моим устнам, Аще прави будут» (Прит. 23:15–16); и далее: «да не ревнует сердце твое грешником, но в страсе Господни буди весь день» (Прит. 23:17).
21. Будем же бодрствовать с большим вниманием, убеждаясь, что Бог явил нам великую милость чрез отца нашего Пахомия, научившего нас, как отрекаться от мира и ни во что вменять всякую печаль века сего и все заботы о мирских вещах. – Оставлен ли нам какой предлог к тому, чтоб иметь что-либо собственное от верви до сапожного ремня, когда имеем набольших, заботящихся о нас со страхом и трепетом, и о пище и одежде нашей и о немощи телесной, если какая случится, так что нам нечего бояться за себя, чтоб из-за плоти терять пользу душевную. Мы свободны; мы сбросили с вый наших иго мирского рабства; зачем опять хотим, возвратясь на старое, иметь что-нибудь, – что, конечно, озаботить нас, и потери чего будем мы страшиться. – К чему излишняя мантия, или более изысканная пища, или лучшая постель, когда все обще для всех приготовлено нам? Или бежать хотим от креста Христова? – Но не под знаменем ли Его живя, «отцы наши назидали нас на основании Апостолов и Пророков и Евангельского учения, сущу краеугольну самому Иисусу Христу»? (Еф. 2:20). – Ему же последуя, мы должны от смертоносной гордыни нисходить к животворному смирению, богатство меняя на нищету, и всякиe сласти на простую пищу.
22. Не забывайте, умоляю вас, однажды принятого вами намерения, и стремясь к Царствию Небесному, ступенями восхождения туда почитайте предания отца нашего. Не желайте снова того, что попрали в начале. Довольно с нас иметь то, без чего нельзя обойтись: два левитона и еще один ветхий, полотняную мантийцу, два наглавника, полотняный пояс, сандалии, милоть и палку. Если тот, кому вверено какое-либо по монастырю служение, или распоряжение, извлекает из этого какую-либо себе корысть, то злым стяжанием и святотатством должно считать все, что добудет он таким образом и употребит на свое успокоение. Презирая, вследствие сего, других, которые ничего не имеют и богаты одною блаженною нищетою, он не только сам гибнет чрез это, но и других влечет в пагубу. Те, которые, подклонив выю свою под иго иноческой нищеты, со всяким смирением, без саможаления, в слезах и стенаниях, стараются угодить Богу в настоящем веке, по разлучении с телом, отведены будут в место упокоения и возлягут со святыми отцами – Авраамом, Исааком, Иаковом, с Пророками и Апостолами, и достойным насладятся утешением, как Лазарь насладился им на лоне Авраама. Но горе тем, которые живя в Киновии, из общего обратили что-либо в свою пользу! Им сказано будет по разлучении их с телом: «помяните, что вы прияли благая ваша в животе вашем» (Лк. 16:25); тогда как братья ваши работали и проливали пот, проводя жизнь в постах, в воздержании и непрестанном труде. Так и вы тех, которые презирали настоящую жизнь для стяжания будущей, увидите пребывающими в радости и веселии, а сами брошены будете в место смрада, мук и страданий исполненное, за то, что не хотели внимать Евангельскому учению, и мимо ушей пропускали слова Пророка Исаии, который говорит: «се работающии Ми ясти будут, вы же взалчете; се работающей Ми пити будут, вы же возжаждете; се работающии Ми возрадуются, вы же посрамитеся; се работающии Ми возвеселятся в веселии сердца, вы же возопиете в болезни сердца вашего и от сокрушения духа восплачетеся» (Ис. 65:13–14). Вы слышали в Писании о всех блаженствах, и не хотели воспринять на себя должной дисциплины для достижения их!
23. Итак, братия, будем все, как один, от меньшего до большего, как богатый, так и бедный преуспевая в совершенном между собою согласии и смирении, чтоб и о нас можно было сказать: «иже многое, не преумножил есть, и иже малое, не умалил» (2Кор. 8:15). Не заботься никто о своем успокоении, видя брата в скудости и тесноте, да не будет и ему сказано оное пророческое слово: «не Отец ли един всем вам? Не Бог ли един созда вас? Что яко остависте кийждо брата своего осквернити завет отец ваших? Оставлен бысть Иуда и мерзость бысть во Израили» (Мал. 2:10–11). Почему сообразно с тем, что заповедал Господь и Спаситель наш Апостолам, говоря: «заповедь новую даю вам, да любите друг друга, якоже возлюбих вы, да и вы любите себе; о сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте» (Ин. 13:34–35), – мы должны любить себя взаимно, показывая, что мы действительно рабы Господа нашего Иисуса Христа, дети Пахомия и питомцы общежития.
24. Если смотритель дома сделает выговор кому-либо из подчиненных ему братий, наставляя его в страхе Божием и желая исправить его в прегрешениях его, а другой станет говорить за него и защищать его, развращая сердце его, то поступающий так грешит на свою душу, ибо развращает того, кто мог бы исправиться; восстающего повергает опять долу, и стремящегося к лучшему прельщает пагубными внушеньями, заблуждаясь сам и вводя других в заблуждение. К таковым прилично приложить следующее слово: «горе напаяющему подруга своего развращением мутным и упоявающаго» (Авв. 2:15); и еще: «проклят прельщаяй слепого в пути» (Втор. 27:18); и еще: «иже Аще соблазнит единого малых сих верующих в Мя, уне есть ему да обесится жернов осельский на выи его, и потонет в пучине морстей» (Мф. 18:6). Потому что он, как сказали мы, поднимающегося опять низлагает, изъявляющего покорность возгордевает, того, кто мог бы быть сладость любви, превращает в горечь вздорливости, послушного монастырским уставам развращает худыми советами своими и делает, что тот начинает питать негодование и неприязнь к тому, кто научал его разуму Божию, и между братьями сеет раздор и несогласие, не боясь сказанного в Писании: «ты кто еси судяй чуждему рабу? Своему Господеви стоит или падает. Станет же: силен бо есть Бог поставити его» (Рим. 14:4) Подумай, что говорит Апостол: «силен есть Бог поставити его». Не тот силен, кто мимоходит словеса Божии.
25. Посему, братия, всячески будем избегать того, чтоб превращать чей-либо ум, и восставлять его против того, кто учит его и вразумляет, помня сказанное: «омый от лукавства сердце твое, да спасешися» (Иер. 4:14). Не будем друг другу насевать в сердцах вместо покорливости гордыню и упрямство. Ибо кто боится Господа своего, тот, видя, что брат согрешает и падает, должен показать ему, что свято, и указать прямой путь, чтоб не только самому жить со всяким целомудрием и страхом Божиим, но исполнять и следующее наставление Соломона: «избави ведомыя на смерть, и искупи убиваемых, не щади. Аще же речеши: не вем сего, разумей, яко Господь всех сердца весть» (Прит. 24:11–12); равно как и то, что говорит Иуда в своем послании: «овех страхом спасайте, от огня восхищающе, ненавидяще, и яже от плоти оскверненную ризу» (Иуд. 1:23). Поостережемся иметь такую ризу, «облечемся же во вся оружия Божия, яко возмощи нам стати противу кознем диавольским. Яко несть наша брань к плоти и крови, но к началом и ко властем и к миродержителем тмы века сего, духовом злобы поднебесным» (Еф. 6:11–12).
26. И того особенно надо остерегаться, чтобы никто ничего из вещей не передавал для сбережения в другой дом, или в келию другого, действуя в сем случае противно монастырскому уставу. Кто таков, тот не из числа братий; но есть наемник и пришлец и не должен со святыми вкушать Пасху Господню; ибо он сделался для других камнем соблазна в монастыре. К нему вот какое идет слово: «отбросьте камни с пути моего». Если левитонов своих, когда, быв вымыты, не высохнут они в вечеру, не имеем мы власти держать у себя, а отдаем смотрителю дома, которому и сами вверены, или тому, кому поручена келарня, чтоб он отнес их на то место, где хранятся одежды всегда, и утром они выдаются нам, чтоб мы развесили их на солнце; и когда они высохнут, мы у себя не держим их, а по заповеди отцов, отдаем их для хранения со всеми другими: то насколько более грешишь ты против монастырского устава, если, признав что-либо своею собственностью, передаешь то другому на сохранение или удерживаешь у себя в своей власти? – И не разумеешь, выходит, ты слов Апостола Павла, который говорит: «вы на свободу звани бысте, братие: точию да не свобода ваша в вину плоти будет, но любовию работайте друг другу» (Гал. 5:13). И еще: «Господь близ. Ни о чем же пецытеся, но во всем молитвою и молением ...прошения ваша да сказуются к Богу» (Фил. 4:6). – Да ведает и тот, кто берет что-либо от другого на сохранение, что, думая сделать благочестивое дело чрез успокоение брата, он грешит против своей души, нарушая монастырский устав. О, безумный! душа твоя вверена ближайшему набольшему твоему (смотрителю); но тот, кто хранит душу твою и тело твое, ужели не достоин того, чтоб ты поверил ему тленное? Возлюбим правду, да оправдимся. Ибо читаем: «милость и истина сретостеся» (Пс. 84:11).
27. Должно также всякому остерегаться, чтоб, обольстясь неразумным помышлением, или вернее опутавшись сетьми диавола, не сказать в сердце своем: «когда умру, подарю братьям, что имею». О, безумнейший человек! Где нашел ты это в Писании? Не все ли святые, приступая работать Богу, тотчас отлагали всякое житейское стяжание? Первые верующие, не все ли, что имели, полагали к ногам Апостолов, как говорится в Деяниях? (Деян. 4:35). И как ты, умерши, загадываешь облечься в одежду правды, которой не позаботился стяжать, будучи живым? Или забыл ты сказанное в Писании: «еже Аще сеет человек, тожде и пожнет» (Гал. 6:7); и: «кийждо еже Аще сотворит благое, сие примет» (Еф. 6:8); и: «воздаст коемуждо по делом его» (Рим. 2:6); и еще: «Господь испытаяй сердца и утробы праведно» (Пс. 7:10), «дати комуждо по пути его и по плоду начинаний его?» (Иер. 32:19). – Почему еще в жизни сей вращаясь, и еще в теле сем находясь, не внемлешь ты словам Пророка Давида, который говорит: «сокровиществует и не весть кому соберет я» (Пс. 38:7); и слову Евангельскому, обличающему скупого: «безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе, а яже уготовал еси, кому будут» (Лк. 12:20); и следующему еще: «в той день погибнуть вся помышления его» (Пс. 145:4). Безумный! Почему не хочешь следовать увещанию Господню: «иди, продаждь имение твое и даждь нищим, – возми крест свой и гряди в след Мене» (Мф. 19:21, 16:24). Юноша, услышав сие, обратился вспять; ибо сердце его было неправо, и он не возмог сложить с себя тяжелого бремени богатства. Хотя имел он желание совершенной жизни, как свидетельствует Писание, и блеском добродетелей влеком был к похвальному; но богатство его, устремлявшегося вперед, отвлекало назад, и он не мог вместить учения Спасителя, потому что еще помышлял об утехах мира. Посему Спаситель и говорит: «неудобь богатый внидет в Царствие Небесное» (Мф. 19:23); и еще: «никто не может двема господинома работати: либо единаго возлюбить, а другаго возненавидить, или единого держится, о друзем же нерадети начнет: не можете Богу работати и мамоне» (Мф. 6:24). Фарисеи, будучи любостяжательны, слыша это смеялись; мы же, их неверия бегая, не будем смеяться над теми, которые призывают нас к сему (отрешению от всего). Отречемся от мира, чтоб всецело устремиться к стяжанию истинных сокровищ. Чьими душами обладает любоимание, тем нищета Христа ради кажется безумием. По истине же, «есть снискание велие благочестие с довольством. Ничто же бо внесохом в мир сей, яве яко ни изнести что можем. Имущи же пищу и одеяние, сими довольни будем. А хотящии богатитися в напасти и сети и в похоти многи несмысленны и вреждающы, яже погружают человека во всегубительство и погибель. Корень бо всем злым сребролюбие есть» (1Тим. 6:6–10).
28. Даже до ныне Пророк Илья обличает Израиля, говоря «доколе вы храмлете на обе плесне ваши? Аще есть Господь Бог идите в след Его» (3Цар. 18:21). И к нам можно сказать: если Божии суть заповеди те, кои преданы отцом нашим с тем, чтобы, следуя им, могли мы достигнуть Царствия Небесного, то будем исполнять их со всем усердием. Если же мы следуем помышлениям своим, и к иному стремится душа наша, то почему просто не сознаться в заблуждении, и не показать, что мы то, чем видимы быть стыдимся? – Смотрите, как бы и нам не было сказано: «почто оскверниша святая Моя» (Иез. 22:26); и: «из дому Моего изжену я» (Ос. 9:15).-Братства монашеские по истине суть дом Божий и вертоград святых. Поопасемся же осквернить дом сей, чтоб не быть изринутыми вон, подобно тому, как по свидетельству Евангелия, изгнаны были из храма продававшие в нем овец и волов, когда Господь и Спаситель, вошедши и сотворивши бич от вервия, изгнал их вон, и деньги торжников рассыпал, и столы их опроверг, сказав продающим голубей: «возмите сия отсюду, и не творите дому Отца Моего дому купленного» (Ин. 2:16). Ибо написано: «храм Мой храм молитвы наречется, вы же сотвористе и вертеп разбойником» (Мф. 21:13). И в другом месте: «вас ради присно имя Мое хулится во языцех» (Ис. 52:5).
29. Умоляю вас, братия, не допустим, чтоб и о нас было сказано: «ов убо алчет, ов же упивается. Еда бо домов не имате, во еже ясти и пити? Или о Церкви Божией нерадите, и срамляете неимущия?» К таковым говорится: «Аще ли кто алчет, в дому да яст, да не во грех сходитеся» (1Кор. 11:21–22, 34). Да не будет дом наш домом чуждого гласа (иноязычным, – отчужденного от Бога настроения), чтобы к нам по справедливости не было применено сие изречение: «творений Египетских не оставиша, оправданий не сотвориша, и заповеди Моя отринуша, и субботы Моя оскверниша» (Иез. 20:8–24). Да не пребудем в ожесточении сердца нашего, иначе прогневаем Бога, и Он став врагом нашим, скажет: «дах им заповеди недобры, и оправдания, в нихже не будут живи» (Иез. 20:25); ибо они вкусили от плода лжи и поклонились делам рук своих, и наполнилась земля их от начала волхвованиями, как земля иноплеменников.
30. Отрекшись от мира и начав шествовать под знаменем креста, да не обращаемся вспять, и да не ищем прохлады временной, подражая Ефрему, который говорил: «обогатех, обретох прохлаждения себе» (Ос. 12:8), чтоб и нам не услышать того же, что он услышал: «вси труды его не обрящутся ему ради неправд», «имиже согреши; чтоб и на нас не исполнилось: наченьше духом, ныне плотию скончаваете. Толика пострадаете туне» (Гал. 3:3–4); чтоб и против нас не было сказано: «закон погибнет от жерца, и совет от старец... и руки людей земли разслабеют» (Иез. 7:26–27). «Старцы от врат оскудеша, избраннии от песней своих умолкоша» (Плч. 5:14); и еще: «имя Божие вами хулится во языцех» (Рим. 2:24); и чтобы за презрение наставлений отца нашего не быть нам забытыми от него, и чрез грехи свои совсем не лишиться помощи Божией и святых Его.
31. Ибо какой в нас плод и какой знак, что храним заповеди Божии? Или в чем исполняем мы воспринятое нами звание? Не все ли нарушено нами, и не побеждены ли мы любостяжанием? Прилично и к нам сказать: «откуду брани и своры в вас?» (Иак. 4:1). Не от любостяжания ли? Поелику, каждый из нас ищет своей пользы, а не ближнего, то пророк Иезекииль, как бы живой, доселе пророческим словом обличает нас, говоря: "сии купцы" (Иез. 27:21). Какой ответ дадим мы в день суда, или что можем представить в тот последний час в защиту себе? – Все это совершилось с нами; Поелику «священницы восплескаша руками своими, и людие возлюбиша таковая, и якоже людие, тако и жрец» (Иер. 5:31). Сего ради и говорит Господь: «отмщу на них пути их, и умышления их воздам им» (Ос. 4:9).
32. Не о всех вас говорю сие, но о тех, кои небрегут о заповедях отцов. «Лучше бе им не познати пути правды, нежели познавшим возвратитися вспять от преданные им святые заповеди» (2Пет. 2:21). Скорбя о таковых людях, пророк Иеремия пишет: «оскудеша очи мои в слезах, смутися сердце мое, излияся на землю слава моя, о сокрушении дщере людей моих, внегда оскуде младенец и ссущий на стогнах градских. Матерем своим рекоша: где пшеница и вино? внегда разслабленным быти им, яко язвленным на стогнах градских, егда разливахуся души их в лоно матерей их» (Плч. 2:11–12). Мы знаем, что «Бог не в силе констей восхощет, ниже в лыстех мужеских благоволит» (Пс. 146:10).
33. Посему обратимся ко Господу Богу нашему, чтобы, когда будем молиться, услышал нас Тот, Кто ежедневно взывает к нам: «упразднитеся и уразумете, яко Аз есмь Бог» (Пс. 45:11). «Обратитеся ко Мне, и Аз обращуся к вам. Обратитеся сынове отступившии, ако Аз возобладаю вами» (Иер. 3:14). Подобное и Иезекииль свидетельствует, говоря: «вскую умираете, доме Израилев? Понеже не хощу смерти грешника умирающаго, но еже обратитеся ему от пути своего, и жити души его» (Иез. 18:31–32). Также милосерднейший Господь, глава всякой благостыни взывает к нам в Евангелии, говоря: «приидите ко Мне вси труждающиися и обременнии, и Аз упокою вы. Возмите иго Мое на себе и научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим» (Мф. 11:28–29). Уразумеем из сего, что «благость Божия на покаяние нас ведет» (Рим. 2:4), и Святые мужи убеждают нас начать наконец содевание своего спасения. Не ожесточим же сердец наших и «не будем собирать себе гнева в день гнева и откровения праведного суда Божия, иже воздаст коемуждо по делом Его» (Рим. 2:6); но от всего сердца обратимся ко Господу, согласно словам Моисея, напоминающего: «обратися ко Господу Богу твоему... от всего сердца твоего... и очистит Господь сердце твое, и сердце cемене твоего» (Втор. 30:2–6).
34. Потрудимся, как добрые воины Христовы, стараясь соблюсти, что сказано в Писании: «никтоже воин бывая обязуется куплями житейскими, да воеводе угоден будет. Аще же и постраждет кто, не венчается, Аще незаконно мучен будет. Труждающемуся делателю прежде подобает от плода вкусити» (2Тим. 2:4–6). Писано есть также: «Вси людие пойдут кийждо в путь свой» (Мих. 4:5), «мы же во имя Господа Бога нашего призовем. Тии спяти быша и падоша: мы же восстахом и исправихомся» (Пс. 19:8–9).
35. «Аще кто ходит во дни, не поткнется. Аще же кто ходит в нощи, поткнется, яко несть света в нем» (Ин. 11:9–10). Мы же, говорит другой Апостол, «несмы обиновения в погибель, но веры в снабдение души» (Евр. 10:39); и в другом месте: «вси вы сынове света есте и сынове дне; несмы нощи, ниже тмы» (1Сол. 5:5). Итак, если мы сыны света, то должны знать, что свойственно свету и творить плоды света во всяком деле благом: «все бо являемое свет есть» (Еф. 5:13). Если от всей души обратимся ко Господу, и в простоте сердца будем ходить по заповедям Его и отца нашего, то будем избыточествовать во всяком деле благом. Если же будем побеждены плотскими страстями, то среди дня, как среди ночи, стену осязать будем и не обретем пути во град и обиталище наше, как сказано о некоторых: «алчуще и жаждуще, душа их в них исчезе» (Пс. 106:5). Ибо, как они презрели данный им от Бога закон, и гласу Пророков не внимали, то и не могли внити в обетованный покой.
36. Будем бодрствовать и внимать. «Аще Бог естественных ветвей не пощаде, да не како и нас не пощадит» (Рим. 11:21). Не обо всех говорю это, но о нерадивых, к коим справедливо приложить оное сетование: горе тем, кои отступили от Мене, и явно нечествовали на Меня: «Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушенные, иже не возмогут воды содержати» (Иер. 2:5, 13). – Они не только судей Божиих не слушали, но не послушали и самого Бога, когда Он говорил: «поставих над вами стража: слышите глас трубы? И рекоша: не послушаем» (Иер. 6:17). Откуда сие неверие? Не от того ли, что они признали чуждых богов, а не отвратились от них. «Сего ради тако глаголет Господь им: се Аз напитаю люди сия теснотами, и расточу их в языки и послю на них меч» (Иер. 9:15–16).
37. Слыша сие, воспрянем как бы от сна, и постараемся представить себя достойными рабами Господа, да сподобимся милости Его, о коей Сам Он говорит: «призовите Меня и услышу вас. Развеявый Израиля соберет его» (Иер. 31:10) и в другом месте: «не сотворю по гневу ярости Моея; не оставлю еже потребитеся Ефремови» (Ос. 11:9): и еще: «не прогневаюся на вы во веки» (Иер. 3:12).
38. Если такова милость Спасителя Господа, и Он призывает нас к спасению, то обратим сердца наши к Нему: «яко час уже нам от сна востати... нощь убо прейде, а день приближися, отложим убо дела темная, и облечемся во оружие света» (Рим. 13:11–12). Дети мои! Первее от всего сердца возлюбим Бога, потом и друг друга взаимно любить будем, помня заповеди Спасителя Бога, в коих Он говорит: «мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не якоже мир дает, Аз даю вам» (Ин. 14:27). «В сию обою заповедию весь закон и пророцы висят» (Мф. 22:40).
39. Если кто из пребывающих в каком-либо доме монастыря под надзором смотрителя, и не имеющих ни в чем недостатка, из всего, что положено иметь в монастырe, имеет отца, или брата, или друга возлюбленного; пусть ничего от них не принимает, – ни левитона, ни мантийцы, ни другой какой вещи. Если же будет дознано, что он не имеет чего-либо из положенного, то это в вину обратится смотрителю, который и должен подвергнут быть за то взысканию.
40. Итак, набольшие в монастырях, если увидите, что кто-либо нуждается в чем и терпите недостаток, не нерадите о нем, зная, что вы должны дать отчет за все стадо, в «немже вас Дух Святый постави епископы пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа кровию Своею» (Деян. 20:28). Посему «должни есмы мы сильнии немощи немощных носити и не себе угождати: кийждо же вас ближнему да угождает во благое к созиданию. Ибо и Христос не Себе угоди, но якоже есть писано: поношения поносящих Тебе, нападоша на Мя» (Рим. 15:1–3). И Апостол говорит о себе: «во всем угождаю не иский своея пользы, но многих, да спасутся» (1Кор. 10:33).
41. Если же Господь и Спаситель наш так заповедал, и Святые так действовали, и отцы наши так нас учили, то воспрянем от сна, и будем усердно исполнять то, что заповедано нам. «Елико бо преднаписана быша, в наше наказание преднаписашася: да терпением и утешением Писаний упование имамы» (Рим. 15:4). Никто из нас да не будет для другого виною заблуждения, и не станем ревновать тем, кои благоденствуют в животе сем (Пс. 36:7). Пусть они имеют в изобилии все потребное для тела, но, ведь, умирая, они ничего из того не возьмут с собою. Сыны века сего только в животе сем имеют упование; потому что они от мира, а мир любит свое. – Но те, кои суть сыны Божии, помнят слово Евангельское: «аще мир вас ненавидит, ведите, яко Мене прежде вас возненавиде» (Ин. 15:18); и еще: «иже бо восхощет друг быти миру, враг Божий бывает» (Иак. 4:4); и еще: «в мире скорбни будете: но дерзайте, яко Аз победих мир» (Ин. 16:33); и еще: «Блаженни плачущии: яко тии утешатся. Блаженни алчущии и жаждущии правды: яко тии насытятся, блаженни изгнани правды ради: яко тех есть Царствие Небесное» (Мф. 5:4–6, 10). – О сынах же века сего что напротив говорится? «Горе вам богатые: яко отстоите утешения вашего. Горе вам насыщеннии ныне: яко взалчете. Горе вам смеющимся: яко возрыдаете и восплачете» (Лк. 6:24–25).
42. Посему будем избегать содружества с миром, чтоб удостоиться услышать: «вечер водворится плач и заутра радость. Слыша Господь и помилова мя... Разтерзал еси вретище мое, и препоясал мя еси веселием» (Пс. 29:6–11, 12). Ибо кто из Святых без борьбы и скорби прошел путь мира сего? Иеремия говорит: «Не седох на сонме их играющих, но бояхся от лица руки Твоея: наедине седох, яко горести исполнихся» (Иер. 15:17); и св. Давид пишет: «яко плача и сетуя, тако смиряхся» (Пс. 34:14). Их стопам последуя, разумеем, что спасение наше в претерпении скорбей. Потерпим; и исполнится на нас обетование рекшего: «на время мало оставих тя, а с милостию великою помилую тя» (Ис. 54:7). Итак, если скорбь и теснота на время, а не всегда пребудут, то будем сеять слезами, не ослабевая, да радостью пожнем: ибо знаем, что Господь избавляет чтителей Своих от искушений.
43. Господь – Отец наш, Господь Судия наш, Господь – Владыка, Господь – Царь наш, Господь Сам спасет нас; если же презрим заповеди Его, то испытаем скорбную тесноту. Ибо Он Сам говорит: «держащиися Мене стяжут землю, и наследят гору святую Мою» (Ис. 57:13). Ее и мы можем наследовать, если будем исполнять закон Его, и послушаемся того, что сказано: «чистыми сотворите пред лицем Его пути ваша и послушайте гласа Господа Бога вашего» (Иер. 26:13); и еще: «отимите претыкание от пути людей Моих» (Ис. 57:14); и еще: «изжени из сонмища губителя, и изыдет с ним прение» (Прит. 22:11). Кто правое называет неправым, и кто неправое признает правым, тот и другой нечисты пред Богом. Будем же остерегаться, чтоб и об нас не было сказано: «отчуждишася грешницы» (Пс. 57:4); и еще: «вознесошася дщери Сиони, и ходиша высокою выею и помизанием очес, купно ризы влекущи по долу, и ногами купно играющыя» (Ис. 3:16); с чем согласно и другое обличительное для нас слово того же пророка: «како бысть блудница град верный, Сион полн суда, в немже правда почиваше, ныне же в нем убийцы?» (Ис. 1:21), и: «людие смыслящии со блудницею сплетахуся» (Ос. 4:14). Если будем поучаться в слове Божием, то возможем сказать, что говорил и св. Давид: «возрадуюся аз о словесех Твоих, яко обретаяй корысть многу» (Пс. 118:162). «Коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим. Пета бяху ми оправдания Твоя на месте пришельствия моего» (Пс. 118:103, 54); и в другом месте: «не предлагах пред очима моима вещь законопреступную: творящия преступление возненавидех: не прильпе ми сердце строптиво: уклоняющегося от Мене лукаваго не познах: оклеветающаго тай искренняго своего, сего изгонях: гордым оком и несытым сердцем, с сим не ядях. Очи мои на верныя земли, посаждати я со Мною» (Пс. 100:3–6).
44. Всех таковых делам будем подражать и мы, да будут во дни наши мир и правда, и да не над нами исполнится, что читаем у Пророка Исаии: «на земли людей Моих терние и былие возникнет» (Ис. 32:13). Очистим же поля наши, чтоб не сеять нам между терний. – Если соблюдем заповеди, то явно будет, что любим Бога, как Сам Он свидетельствует о сем: «имеяй заповеди Моя, и соблюдаяй их, той есть любяй Мя; а любяй Мя возлюблен будет Отцем Моим, и Аз возлюблю его, и к нему приидем и обитель у него сотворим» (Ин. 14:21–23). – И еще: «вы друзи Мои есте, Аще творите, елико Аз заповедаю вам» (Ин. 15:14).– И что многословить? – Обратимся ко Господу Богу нашему, «и воздадим Ему плод устен наших» (Ос. 14, 3), – и утишится в нас душа наша.
45. О, когда бы раскаяться нам в заблуждении и нерадении нашем, чтоб и об нас, когда обратимся, сказал Бог: «возлюблю Я явленно, яко отвратися гнев Мой от них. Буду яко роса Израилю, процветет яко крин, и прострет корение свое, якоже ливан. Пойдут ветви его, и будет якоже маслина плодовита, и обоняние его аки ливана: обратятся и сядут под кровом его, поживут и утвердятся пшеницею, и процветет яко виноград память его, якоже вино ливаново. Ефремови что ему еще и кумиром? Аз смирих его, Аз и укреплю его: аки смерчие учащенное, от Мене обретеся плод Твой. Кто премудр и уразумеет сия, и смыслен и увест сия?» (Ос. 14:5–10). – О, когда бы и нам начать приносить благий плод, помощью Того, без Кого не может совершиться ни одно доброе дело!
46. Обратимся ко Господу, чтоб и об нас сказал Он: «грехов и неправд их не помяну ктому» (Иер. 31:34, 36:3). Не будем опускать закона Божия, который получил от Бога отец наш и предал нам; и его собственных заповеданий не уничтожим; чтоб иначе и над нами не был возглашен плачевный оный вопль: «како потемне злато, изменися сребро доброе? Разсыпашася камыцы Святыни в начале всех исходов» (Плч. 4:1). Подъяв столь многие труды для спасения нас, отец наш, представлявший в себе образец всех добродетелей, с похвалою отзывался о нас пред Святыми, говоря: се, дети мои! После такого свидетельства, да не лишимся упования доброй совести, совлекшись одежд, в которые он облек нас; и быв введены им в поприще борения, чтоб законно подвизаться, да не будем побеждены врагами нашими. Смотрите, как бы, когда достигнем мы времени исхода нашего из тела, не оказаться нам не детьми, а противниками отца нашего; а это будет, если мы рабствуем сокровищам, и, будучи обязаны постом и измождением тела стяжевать свободу души, порабощаемся плоти и сластям, красным одеждам и мягким постелям, – не только самих себя губя таким образом, но примером своим увлекая в пагубу и других, которые без того могли бы преуспевать в добродетели. Мы, как пишет Апостол, «не прияли духа работы в боязнь» (Рим. 8:15), но силы, любви и целомудрия. И еще: «брашно же нас не поставляет пред Богом: ниже бо Аще ямы, избыточествуем, ниже Аще не ямы, лишаемся» (1Кор. 8:8): «несть бо Царствие Божие брашно и питье, но правда, и мир и радость о Дусе Святе» (Рим. 14:17). Кто сим образом служит Христу, тот благоугоден Богу, и всем ведом, как во всем искусный. Пророк Исаия говорит: «терпящии Господа, измените крепость, окрылатеют, аки орли, потекут и не утрудятся, пойдут и не взалчут» (Ис. 40:31). И еще: «ни взалчут, ни утрудятся, ни воздремлют, ни поспят, ни распояшут поясов своих от чресл своих, ниже расторгнутся ремени сапогов их» (Ис. 5:27).
47. Будем же подражателями Святых, и не забудем наставлений, какие преподал нам отец наш, пока был еще жив. Не погасим горящего светильника, который поставил он над главами нашими. При его свете, шествуя в веке сем, будем помнить, что его старанием Бог принял нас в семейство Свое, подавая нам, – странным прибежище, в море влающимся – пристанище, – в алчбе – хлеб, в зное – прохладу, в наготе – одежду, – неопытных руководствуя посредством заповедей духовных, побеждаемых страстями, ограждая целомудрием, и вдали находящихся привлекая к себе и соединяя с собою. – И теперь, когда почил отец наш, не будем забывать такой милости Божией, и таких безмерных Его к нам благодеяний, чтоб и нам не было сказано: «судите между мною и виноградом моим... ждах да сотворит гроздие, сотвори же терние... ждах да сотворит суд, сотвори же беззаконие, и неправду, но вопль» (Ис. 5:3–7); чтоб и нас не постигла та клятва, которую сие пророческое слово далее излагает, и которой мы должны всячески избегать стараться, последуя житию предшествовавших нам св. отцев, равно как и братьев, которые, отрекшись от мира, и непреткновенными стопами приблизясь к Господу, обладают теперь наследием Его. Боюсь, как бы нам не лишиться сего блаженства по лености нашей, и чтобы к нам не отнесено было оное пророческое слово, сказанное о Ефреме: «елей во Египет посылаше» (Ос. 12:1); и слово другого Пророка: «смесишася во языцех и навыкоша делом их» (Пс. 105:35). – Как бы, после того, как призваны мы к свободе, по сказанному: «пойму вы единаго от града, и двух от племене, и введу вас в Сион, и дам вам пастыри по сердцу Моему, и упасут вас разумом» (Иер. 3:14–15), – не ослабить нам уз любви, и не услышать упрека: «Сын славит Отца, и раб Господина своего убоится: и Аще Отец есмь Аз, то где слава Моя? и Аще Господь есмь Аз, то где есть страх Мой?» (Мал. 1:6).
48. Посему, каждый из нас да взывает ко Господу (по сказанному у пророка Иеремии): «возопи сердце их ко Господу, стены дщере Сиони да излиют, якоже водотеча, слезы день и ночь: не даждь покоя себе, и да не умолкнет зеница очию твоею. Востани, поучися в нощи, в начале стражбы твоей, пролей, яко воду, сердце твое пред лицем Господним, воздвигни к Нему руце твои о душах младенец твоих, разслабленных гладом в начале всех исходов» (Плч. 2:18–19); чтоб и против нас не было сказано: «восплакася земля, и растленна бысть вселенная, восплакашася высоцыи земли. Земля бо беззаконие сотвори живущих ради на ней, понеже преступиша закон, и измениша заповеди, разрушиша завет вечный. Сего ради проклятие пояст землю, яко согрешиша живущии на ней. Сего ради убози будут живущии на ней, и останется человеков мало» (Ис. 24:4–6); или сие: «еще мало да идут и падутся вспять, и в беду впадут, и сокрушатся, и пленени будут... яко рекосте: сотворихом завет со адом и с смертию сложение» (Ис. 28:13–15). Если будем избегать сего, то веруем, что «в свое время возсияет звезда от Иакова, и востанет человек от Израиля, и погубит князи Моавитские и пленит все сыны Сифовы» (Числ. 24:17). «И не будет к тому дому Израилеву остен горести и терн болезни» (Иез. 28:24). «И бысть часть Господня, людие его Иаков: уже наследия его Израиль» (Втор. 32:9); и еще: «дам труд их праведником, и завет вечен завещаю им. И познается во языцех семя их, и внуцы их посреди людей: всяк видяй я познает я, яко сии суть семя благословенное от Бога, и радостию возрадуются о Господе» (Ис. 61:8–9). Чрез пророка же Иеремию говорит Господь: «аще премолкнут законы сии от лица Моего, то и род Израилев престанет быти язык пред лицем Моим во вся дни» (Иер. 31:37).
49. Итак, исследуем пути наши и обсудим шаги наши; и потечем в след вони ведения, скрывая всегда глаголы истины в сердцах своих, чтоб быть «непорочными в пути и ходить в законе Господнем» (Пс. 118:1). Да не устрашает нас немощь тела и долговременность труда; (ибо не вечно будем жить здесь, по сказанному): «отцы ваши где суть и пророцы? Еда во веки поживут? обаче словеса Моя и законы Моя приемлете, елико Аз заповедаю в Дусе Моем рабом Моим пророком, иже постигнуша отец ваших» (Зах. 1:5–6). Восчувствуем неизреченную благость Бога нашего, Который доселе все еще призывает нас к покаянию, говоря: «еда падаяй не востанет? или отвращаяйся не обратится? Вскую отвратишася людие Мои сии во Иерусалиме отвращением безстудным и укрепишася в произволении своем и не восхотеша обратитися» (Иер. 8:5–6). Когда же обратимся к Нему, Он возсозиждет нас Духом Своим подобно тому, как написано: «зиждяй Иерусалима Господь: разсеяния Израилева соберет» (Пс. 146:2).
50 Что наше купножительство и общение, коим взаимно связуемся, по Богу есть, в сем удостоверяет нас Апостол, когда говорит: «благотворения и общения не забывайте: таковыми бо жертвами благоугождается Бог» (Евр. 13:16). В Деяниях Апостольских читаем также: «народу веровавшему бе сердце и душа едина: и ни един что от имений глаголаше свое быти, но бяху им вся обща» (Деян. 4:32–33). И Псалмопевец согласно с сими словами говорит: «се что добро, или что красно, но еже жити братии вкупе» (Пс. 132:1). – Пребывая же в киновиях, и единясь между собою взаимною любовию, приложим старание, чтобы как в сей жизни сподобились мы сообщества святых отцев, так и в будущей быть причастными им, твердо помня, что начало нашего жития и учения есть крест; и что нам должно спострадать Христу, в том убеждении, что без теснот и скорбей никто не получит венца победы. Св. Ап. Иаков пишет: «блажен муж, иже претерпит искушение; зане искусен быв, приимет венец жизни» (Иак. 1:12). К сему св. Павел присовокупляет: «понеже с Ним страждем, да и с Ним прославимся. Непщую бо, яко недостойни страсти нынешняго времени к хотящей славе явитися в нас» (Рим. 8:17–18). И Господь наш говорит в Евангелии: «претерпевый до конца, той спасен будет» (Мф. 10:22). В другом месте пишется еще: «сия книга повелений Божиих и закон сый во век: вси держащиися ея, в живот внидут, оставившии же ю, умрут. Обратися, Иакове, и имися ея, ходи к сиянию прямо света ея. Не даждь иному славы Твоея, и полезных тебе языку чуждему. Блаженни есмы, Израилю, яко угодная Богу нам разумна суть. Дерзайте, людие Мои, память Израилева» (Вар. 4:1–5). И Пророк Исаия говорит: «веселися, Иерусалиме, торжествуйте в нем вси, любящи его, и живущии в нем, радуйтеся... Да сеете и насытитеся от сосца утешения его» (Ис. 66:10–11).
51. Приложим тщание читать и заучивать Писание, и будем всегда повторять словеса его на память с размышлением; ибо написано: «от плод уст душа мужа наполнится благих: воздаяние же устен его воздастся ему» (Прит. 12:14). Оно ведет нас к жизни вечной, как предал нам отец наш, заповедав всегда поучаться в нем, чтоб и нами исполняемо было написанное: «вложите словеса сия в сердца ваши, и в душу вашу, и навяжите я в знамение на руку вашу, и будут непоколебима между очима вашима. И научите сим чада своя – глаголати сия, седящу тебе в дому, и идущу тебе в пути, и возлежащу ти, и возстающу ти. И напишите я на празех домов ваших и врат ваших» (Втор. 11:18–21).
52. Посмотрите, сколькими свидетельствами слово Господне убеждает нас к изучению Священных Писаний, дабы что вращаем в устах, тем обладало сердце. Пророк Иеремия говорит: «благо есть мужу, егда возмет ярем в юности своей. Сядет наедине и умолкнет» (Плч. 3:27–28). И в другом месте сказано: «веселися, юноше, в юности твоей, и да ублажит тя сердце твое во днех юности твоея, и ходи в путех сердца твоего непорочен, и не в видении очию твоею: и разумей, яко о всех сих приведет тя Бог на суд. И остави ярость от сердца твоего, и отрини лукавство от плоти твоея: яко юность и безумие суета» (Еккл. 11:9–10). И еще: «помяни сотворшаго тя во днех юности твоея, дóндеже не приидут дние злобы твоея и приспеют лета, в них же речеши: несть ми в них хотения» (Еккл. 12:1). И в Евангелии пишется: «отроча преспеваше премудростию и возрастом и благодатию у Бога и человек» (Лк. 2:52). Иисус Навин также в юности своей был служителем Моисея и не выходил из Скинии (Исх. 33:11). И св. Тимофей, будучи еще отроком и юношею научился Свящ. Писанию, так что путем его пришел к вере в Господа Спасителя. Иосиф также был возлюбленнейшим сыном отцу своему, потому что исполнял его повеления, и будучи еще семнадцати лет от роду, почитал приказания его законом жизни своей (Быт. 37:2–3, 14).
53. Все сие я привел на память для того, чтобы, рассматривая жития святых, «не влаялись мы всяким ветром учения» (Еф. 4:14), но воодушевлялись на труд, и, житие их имея образцом в предлежащей нам жизни, соделались народом Божиим особенным. – «Не будем оскорблять Духа Святаго, Которым знаменались мы в день избавления» (Еф. 4:30), «ни угашать Его, ни пророчествия уничижать» (1Сол. 5:19–20), дабы не оказалось, что, когда Дух Святый благоволит обитать в нас, мы не даем Ему места. Никого другого не будем бояться, кроме Бога, Который есть праведный Воздаятель и Судия дел каждого, и Который с преподобным – преподобен, и с мужем неповинным – неповинен, как Сам говорит: «Аз любящия Мя люблю, ищущии же Мене, обрящут благодать» (Прит. 8:17); и в другом месте: «аще пойдете ко Мне страною, пойду и Аз с вами в ярости страною» (Лев. 26:23–24).
54. Не будем гневаться друг на друга; а если, когда гневом побеждены будем, сделаем так, чтоб и гневаясь не согрешать, т.е., будем покаянием предварять захождение солнца (Пс. 4:5; Еф. 4:26). Будем помнить, что нам заповедано в Писании, многократно прощать согрешающего против нас (Мф. 18:21), и даже оставлять пред алтарем дар наш, угрожая, что он не примется, пока чрез примирение не сделаем его угодным Богу, – чтобы можно было нам с дерзновением возглашать в молитве: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим» (Мф. 6:12), и апостол заповедует «прощать, Аще кто на кого имать поречение, якоже и Христос простил есть нам» (Кол. 3:13). Будем в кротости учениками всех Святых и особенно пророка Давида, о котором написано: «помяни, Господи, Давида и всю кротость его» (Пс. 131:1), и Моисея, о котором читаем, что он был «кроток зело паче всех человек, сущих на земли» (Числ. 12:3). И Господь в Евангелии о кротких говорит: «блаженни кротцыи, яко тии наследят землю» (Мф. 5:5); и еще сказано: «бывайте подражатели Богу, якоже чада возлюбленная» (Еф. 5:1); и: «будете вы совершени, якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф. 5:48); и в другом месте: «будете святи, якоже свят есмь Аз Господь Бог ваш» (Лев. 11:44)
55. Читая сии свидетельства, да сеем и мы семена правды, дабы пожать плод жизни. Потщимся возжечь свет ведения; ибо время уже нам познать Бога, да приидет к нам чрез сие плод правды. «Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения» (2Кор. 6:2). Искренно возлюбим друг друга, согласно с словом Писания: «исполнение закона любы есть» (Рим. 13:10). Что подтверждает и св. Иоанн, говоря: «заповедь прияхом от Отца... да любим друг друга» (2Ин. 1:4; 1Ин. 3:23); и еще: «да любяй Бога любит и брата своего» (1Ин. 4:21); и опять: «не якоже Каин от лукаваго бе, и закла брата своего. И за какую вину закла его? Яко дела его лукава беша, а брата его праведна. Не чудитеся, братия мои, Аще ненавидит вас мир. Мы вемы, яко преидохом от смерти в живот, яко любим братию» (1Ин. 3:12–14). – Будем же любить себя взаимно.
56. Братия возлюбленные! скажу вам нечто с большим дерзновением. С тех пор, как вверил мне Бог вас, яко стадо святое, «не престаях уча со слезами единаго коегождо вас» (Деян. 20:31), дабы вы угодили Богу. «Ни в чесом от полезных обинухся еже сказати вам» (Деян. 20:20). «И ныне предаю вас, братие, Богови и слову благодати Его, могущему наздати и дати вам наследие во освященных» (Деян. 20:32). Бдите, и со всяким тщанием и заботою старайтесь не забывать принятого вами намерения, и исполняйте все, что, как сами знаете, обещали вы. «Аз бо уже жрен бываю, и время моего отшествия наста. Подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох. Прочее убо соблюдается мне венец правды, егоже воздаст ми Господь в день он, праведный Судия, не токмо же мне, но и всем возлюбльшим явление Его» (2Тим. 4:6–8), и исполнившим заповеди Отца своего. «Конец слова – все слушай: Бога бойся и заповеди Его храни: яко сие всяк человек: яко все творение приведет Бог на суд о всяком погрешении, Аще благо и Аще лукаво» (Еккл. 12:13–14).
2. О шести помышлениях святых
Во-первых, о Господе Боге должны мы помышлять и памятовать, да возвеселимся упованием на Него, подражая блаженному Давиду, который говорит о себе: «помянух Бога и возвеселихся» (Пс. 76:4).
Во-вторых, о страдании Христовом, чтоб и самим благодушно все переносить ради Его, непрестанно помышляя и в уме вращая, как всемогущий Господь и вечный Сын Божий нисшел с небесной высоты, облекся в человеческое тело, вознесен был на крест в сем святом теле, возвратил через то все вышние царства к миру с нами; излил бесценную кровь на землю, и тем открыл нам земным путь горе, да будем согражданами Ангелов.
В-третьих, – о часе исхода нашего, чтобы быть всегда к нему готовыми. Вся жизнь человека, вся мудрость – в помышлении о смерти; одного этого дня трепещут и все мудрые.
В-четвертых, – о дне суда, чтоб готовиться дать ответ. Велик сей день и достоин того, чтобы мы о нем помышляли и помнили. В сей день разорит Господь творение, созданное Им в начале. Се Господь сотрясет землю и обнажит ее. Небо и земля прейдут, и откроет Господь лице ее, т.е. откроет землю, – и изыдут мертвые из гробов своих, и все дела людей провозглашены будут всенародно. Все равно предстанут пред судищем Христовым; «и ничтоже есть покровенно, еже не открыется, и тайно, еже не уведено будет» (Мф. 10:26), – только грехи, прежде очищенные покаянием, Господь на суде покроет. В этот день никто из нечестивых не избежит великого гнева Божия. – Посему, наперед надобно нам помнить, что говорит блаженный Давид: «благ муж, щедря и дая, устроит словеса свои на суде, яко во век не подвижется» (Пс. 111:5).
В-пятых, – чтобы бояться того страшного мучения, о котором говорит Исаия: «червь их не скончается, и огнь их не угаснет» (Ис. 66:24). – Червь – т.е. совесть; ибо мучимые будут сознавать, что по делам терпят такие муки.
В-шестых, – о вечной жизни, чтобы желать достигнуть туда, где Святые наследят радость и веселье, и откуда отбежат страх и болезнь.
Сими шестью помышлениями душа праведного побеждает врага, и ими охраняется от него. – Всегдашнее усердное памятование и помышление о Господе расположит любить Его паче всего, чтобы после века сего и во всю вечность, с Ангелами и Архангелами и всеми Святыми любить Его, – благодатию Его же Самого, Живущего и Царствующего во веки веков. Аминь.
4. Уставные иноческие правила других св. Отцов подвижников
1. Три небольшие сборника правил св. отцев
Между уставом пр. Пахомия и уставом Св. Василия должны занять место следующие три небольшие сборника правил для иноков, начертанных великими Отцами на общем совещании. Их сохранил Венедикт Анианский в своем сборнике правил св. Отцев. (Patrol. Lat. t. 103, стр. 435).
а) Правило св. Отцев, Серапиона, Макария, Пафнутия и других 34 старцев
1. Сошедшись вместе для спасительного совещания, мы просили Господа нашего в теплой молитве, да ниспослет Он нам Духа Святаго, Который бы научил нас, какое правило жизни, или какой устав положить нам для братий.
2. Пр. Серапион сказал: «милости Господни исполнь земля» (Пс. 32:5), и многие полки ревнителей стремятся к совершеннешей жизни. Но Поелику по неудобствам пустыни и по причине страшных бывающих там от врага привидений и нападений, жить братьям по одиночке крайне затруднительно, то находим наилучшим, чтоб они собирались воедино и жили в послушании одному опытнейшему старцу, следуя его заповедям, как внушениям Духа Святаго. Не наши это слова; не и Писание ли тоже подтверждает, говоря: «се что добро, или что красно, но еже житии братии вкупе» (Пс. 132:1), – и еще: «Бог вселяет единомысленные в дом» (Пс. 67:7)?
3. Итак, постановляем, чтоб братья многие собирались в одну обитель и жили совокупно, в единодушии и взаимной любви. Как соблюсти сие единодушие и любовь, – при помощи Божией укажем и это.
4. Постановляем, чтобы над всеми собравшимися воедино братиями, начальствовал один старец, от совета и повеления которого уклоняться никто не должен; но как самому Господу, так да повинуются ему все со всякою радостью, по слову Апостола: «повинуйтеся наставником вашим: тии бо бдят о душах ваших» (Евр. 13:17). Да помышляют также таковые, единодушно желающие подвизаться в деле Божием, что повиновением Авраам угодил Богу и «друг Божий наречеся» (Иак. 2:23); чрез повиновение Апостолы сподобились быть свидетелями Господу, среди народов и племен земных; и Сам Господь наш, с горнего неба нисшедший в дольняя, говорит: «снидох с небесе не да творю волю Мою, но волю пославшаго Мя Отца» (Ин. 6:38). Да соблюдается убо такими свидетельствами подтверждаемое послушание со всем усердием.
5. Пр. Макарий сказал: о совокупном житии, о единодушии и послушании сказано; теперь с помощью Божиею покажем, каковы должны быть начальствующие отцы. Должно вам, отцы настоятели, являть себя такими, какими желает вам быть Апостол, говоря: «яко быти вам образ верующим» (1Сол. 1:7). Должно вам и теплотою любви и строгостью власти возводить души братий от земного к небесному, всячески назидая их, как говорит тот же Апостол: «обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением» (2Тим. 4:2), и в другом месте: «что хощете? С палицею ли прииду к вам, или с любовию и духом кротости?» (1Кор. 4:21). Настоятель с рассуждением должен определить в какой мере являть к каждому отеческое расположение любви и в какой – строгость власти, помня слово Господа, Который говорит: «в нюже меру мерите, возмерится вам» (Мф. 7:2).
6. Когда собираются братия на молитву, никто не смей начинать петь псалом без приказания настоятельствующего отца. И всегда должно держать тот порядок, чтобы ни в чем не упреждать Аввы монастыря, ни в стоянии, ни в пении, по слову Соломона: «на месте сильных не стани» (Прит. 25:6); – и слову Господа: «не сяди на преднем месте» (Лк. 14:8–9); и слову Апостола, который говорит: «не высокомудрствуй, но бойся» (Рим. 11:20). Если он замедлит почему-либо, надлежит известить его, и потом поступить так, как он прикажет.
7. Покажем вам и то, как должно испытывать тех, которые, оставляя мир, желают вступить в обитель. Надо, чтоб они прежде всего обнажились от всех стяжаний века сего. Пусть и бедный кто приходит, есть и у него стяжания, от которых должен он обнажиться. Это те, на которые Премудрость указывает у Сираха, говоря: «убога горда и богата лжива ненавидит душа моя» (Сир. 25:4). И в другом месте говорится: «ты смирил еси, яко язвена, гордаго» (Пс. 88:11). Итак, настоятельствующему Авве должно со всем вниманием держать такое правило: когда кто приходит из мира, первее всего пусть сложит с себя бремя гордости и по испытании да будет принят. Для сего, пусть с неделю протерпит за вратами монастыря: никому из братий не входить с ним в общение, и никакой ласки ему не оказывать, напротив, обращаться с ним будто с презрением и неприязнью. Если несмотря на все это, пребудет он, толкая в двери, не отказать ему во входе в обитель. Принимая, однакож, такого, Авва настоятельствующий пусть покажет ему, как живут братия, и каким порядкам должен он подчиняться. Если кто из богатых и имеющих большие стяжания желает отречься от мира, пусть прежде исполнит волю Божию и прямую заповедь Господа, к нему относящуюся, которую изрек Он богатому юноше: «иди, продаждь имение твое, и даждь нищим и иди в след Мене, взем крест» (Мф. 10:21). Авва настоятельствующий должен убедить его, чтоб ничего себе не оставлял, кроме креста Христова, который взем и да последует Господу. Если желает он внесть какую часть в монастырь, да ведает, что это не дает ему никакого преимущества в обители. Если из рабов своих приведет кого-либо в монастырь, пусть не имеет его более, как раба, но как брата, – да во всем будет совершен человек тот.
8. Когда приходят странники, никто не должен выходить к ним, кроме того, кому вверено попечение о странноприимнице. Никому из приходящих не должно давать целование мира, пока не повидает его Авва: тогда, по совершении вместе молитвы, своим порядком, следует давать и целование мира. Никому из братий непозволительно заводить разговор с приходящим; и заботы ни у кого не должно быть расспрашивать его, откуда и зачем пришел, или куда идет, кроме Аввы, и тех, кому он прикажет. Когда братия пойдут в трапезу в должный час, брату страннику не следует позволять кушать с ними: пусть покушает с Аввою для большего назидания. Ничьего слова не должен он слышать, кроме Божия, которое почитать для него по книге, или слов Аввы, или тех, кому он велит поговорить с ним, и притом о чем-либо божественном.
9. Пр. Пафнутий сказал: много полезного для спасения души изречено уже, братие; но не должно умолчать и о том, какого порядка должно держаться относительно подкрепления себя пищею. В сем отношении, братия должны держаться такого порядка, чтобы никогда не принимать пищи раньше девяти часов, исключая дня Господня и дней Пятидесятницы. В день же Господень ничего не должно делать, а весь его посвящать Богу, глаголюще себе во псалмех и пениих и песнех духовных.
10. Заповедуем также братиям, – время от первого часа до часа третьего посвящать Богу; от третьего часа до девятого работать, что кому прикажет Авва, без роптания, помня слово Апостола: «вся творите без роптания» (Фил. 2:14), и боясь страшного на таковых изречения: «не ропщите, якоже нецыи от них ропташа и погибоша от всегубителя» (1Кор. 10:10). Смотреть за работами пусть определяет Авва одного, – и все должны его слушаться.
11. Если кто из братий, посту прилежа и трудолюбно занимаясь рукоделием, по примеру Апостола, который говорит о себе: «своими руками делали мы, да не отягчим кого из вас» (2Сол. 3:8), – если кто из таковых заболит, Авва должен позаботиться помочь ему в этой немощи. Кто напротив немоществует духом, тот да преутруждает себя более; подражая Апостолу, как он умерщвлял и порабощал тело свое (1Кор. 9:27). Надобно, однакож, и то наблюдать, чтоб ни в чем не творил он воли своей.
12. Если братство велико, настоятельствующий Авва должен учредить недельных, и установить череду, в которой братия должны следовать одни за другими в служении; определить также должен и то, как должен поступать тот, кто содержит келарню братскую. На эту должность надо избрать такого, который силен бы был препобеждать все искушения чревоугодия и по евангельскому слову раздавал бы праведно братиям своим житомерие, всячески стараясь избегать и того приговора, который заслужил Иуда, т.е., что он изначала тать бе. Приставленный к сему делу, да ревнует услышать: «служившии добре, степень себе добр снискивают, и многое дерзновение в вepе» (1Тим. 3:13). Все, служащие по монастырю братия, должны содержать в мысли, что в монастыре сосуды, орудия и все прочее суть вещи священные. Если кто из братий будет небрежно обходиться с этими вещами, да ведает, что часть его будет с тем царем, который с наложницами своими пил из освященных сосудов дома Божия и какое заслужил отмщение (Дан. 5). Все эти правила надо строго соблюдать и почаще перечитывать вслух братий, чтоб по неведению не впадали в погрешности.
13. Другой пр. Maкapий сказал: сама истина свидетельствует, что «при устех двою и триех свидетелей станет всяк глагол» (Мф. 18:16). Этим подтверждаются изреченные уже правила благочестия; но не следует умолчать и о том, как обители должны сохранять между собою твердый мир. Для сего не следует принимать братий из другого монастыря без воли настоятельствующего в нем Аввы; даже и на глаза такого не принимать, потому что он, по слову Апостола, «веры отверглся есть и невернаго ropший есть» (1Тим. 5:8). Если он упросит своего Авву дать ему позволение вступить в другой монастырь, то Авва его пусть напишет сведение о нем к Авве обители, куда он желает пустить; в таком случай принять его. Без согласия же Аввы, нигде не следует принимать чужого брата. И брат этот, принят будучи законно, сколько найдет в другом монастыре братий, столько да имеет над собою и старших себя. Не следует смотреть на то, чем он был прежде, а то испытать, каков начал быть теперь. Если он имеет что-нибудь, вещи ли или книги, да не будет более владетелем их, чтоб явиться здесь в совершенстве, какого не имел в прежнем месте. Когда братия сходятся для беседы о предметах Писания, не следует такому говорить что-либо, если не повелит Авва.
14. Когда кто из служителей алтаря приходит посетить обитель, принять его со всею почтительностью. Жить же в монастыре не позволять никакому клирику, кроме падающих в грех и ищущих врачевством смирения исцелить язву греховную.
15. При исправлении братий, по качеству вины, должна быть и эпитимия. Держаться в сем отношении такого порядка. Кто попразднословит, тому повелеваем три дня быть в отлучении от сообщества братий; никто пусть не входит с ним в общение и не говорит с ним. Кто замечен, что заводит шутки и раздражает на смех, «яже неподобная», по слову Апостола (Еф. 5:4); того повелеваем, в продолжение двух недель держать во имя Господне под смирительною епитимиею, по заповеди Апостола, «не примешатися, если кто братом именуясь, бесчинничает» (1Кор. 5:11), «не как врага его имея, но как брата наказуя» (2Сол. 3:15), как он же говорит в другом месте: «братие, Аще и впадет человек в нeкое прегрешение, вы, духовнии, исправляйте таковаго духом кротости» (Гал. 6:1).
16. Вам, настоятельствующие Аввы, паче всего вменяется в обязанность не иметь лицеприятия, но всех любить равною любовью. Такое уравнение угодно Богу, как говорить Пророк: «аще во истину правду любите, правая судите сынове человeчестии» (Пс. 57:2). Ваше дело также внимательно смотреть за падающими и всячески стараться врачевать их мудрыми мерами исправления. Ведомо да будет вам, что кто оставляет погрешающего без исправления, тот ответит за него своим лицем. Будьте для всех верными и благими наставниками; обличайте неспокойных; болезнуйте о немощных: будьте терпеливы ко всем. Скольких приобретете вы для Господа, за стольких и награду получите, от праведного мздовоздаятеля.
Этих правил достаточно для вас, братие, и соблюдая их, вы пребудете безукоризненными пред Богом.
б) Другое подобное св. отец правило для монахов
Собравшись вместе во имя Господа нашего Иисуса Христа, мы рассудили, руководясь преданием святых мужей, отцев наших, написать устав, который, соблюдая братия по монастырям, востекали бы к совершенству, и при котором как нам было бы покойнее, так и у Аввы не было бы колебания в образе действования; но все, единодушно и единомудренно честью друг друга больше себя творя, строго жили по одним законам, повинуясь им, как благому игу Господню.
1. Прежде всего надо иметь любовь, смирение, терпение, кротость и прочее, чему учит Апостол (Кол. 3); так чтобы никто ничего не присвоял себе как собственность, но как написано в Деяниях Апостольских, чтоб все было у всех обще (Деян. 4). Кто по суду Божию и постановлению старчества избран настоятелем, того надлежит почитать, любить и во всем ему повиноваться. Кто его презирает, Бога презирает, как написано: «слушаяй вас, Мене слушает; отметаяйся же вас, Мене отметается. Отметаяйся же Мене, отметается Пославшаго Мя» (Лк. 10:16). Без его воли ни один брат ничего не должен делать, ни получать что от кого, ни дать кому что, ни отлучиться куда-либо.
2. Наблюдать надобно, чтоб между братиями не заводилось пустословие, но чтоб всякий руками делал свое дело, помышлениями же своими был у Бога. В общем собрании младшие не должны ничего говорить, разве когда спросят. Кому нужно утешение или вразумление, пусть взыщет их наедине и в удобное время.
3. Когда придет странник, дать ему целование мира, и только; о том, откуда идет он, куда и для чего, не следует расспрашивать, – или заводить с ним разговор о сторонних вещах.
4. В присутствии Аввы никто не должен начинать делать что-либо прежде его, ни петь, ни говорить, ни вести поучительную беседу. Все делать по его началу и указанию. Когда он велит, способный и поучение может говорить вместо его братству. Все же любовью да бывает, без соперничества и притязаний.
5. Последование молитв и псалмопений должно соблюдать, как постановлено. Утром до второго часа братия должны всегда прилежать чтению с размышлением; разве только встретится нужда, оставя чтение, обще всем порану выйти на какое дело. После второго часа всякий пусть берется за свое дело, и работает до часа девятого «без роптания» (Флп. 2:14), как учит св. Апостол. Если кто заропщет, или спорить станет и противиться данным распоряжениям, держать его под епитимиею, пока покажет полное раскаяние и исправится. Состоящий под епитимиею никуда не должен выходить. Если кто из братий станет с ним заодно, подвергнуть и его такому же отлучению.
6. Когда дан знак на молитву, если кто тотчас оставя дело, какое делает (ибо молитве ничего не должно предпочитать) не поспешит в собрание, такого со стыдом оставить вне. Да приложат братия старание, чтоб, когда во время церковных собраний, днем ли или ночью, надобно бывает подольше постоять на молитве, не ослабевать и не выходить вне из Церкви, потому что в Евангелии написано: «подобает всегда молитися, и не стужати си» (Лк. 18:1). Если кто думает выходить не по нужде, а по блажи, пусть ведает, что когда замечен будет, осудится, как виновный, и сам за себя, и за то, что своим нерадением и других соблазняет. На бдениях наблюдать надобно, чтоб если кто, будучи обременяем сном, выходит на двор, не занимался там пустословием, а скорее возвращался назад на дело Божие, для которого собрались. В собрании же, где происходит чтение, ухо свое да приложит всяк к словесам Писания и все да хранят молчание.
7. И еще одно надобно прибавить, чтоб брат, которого обличают в каком-либо проступке и усовещевают быть исправным, терпение имел и не противоотвечал обличающему; но смирился во всем, зная, что «Бог гордым противится, смиренным же дает благодать» (1Пет. 5:5), и что «смиряяй себе, вознесется» (Лк. 14:11). Кто после частых обличений и убеждений не исправится, тому велеть стоять последним в порядке, как говорит Господь: «буди тебе якоже язычник и мытарь» (Мф. 18:17). – За трапезою никто не должен говорить, кроме разве Аввы, и когда кого спросит он о чем.
в) Третье такое же св. отец правило для монахов
1. Собравшись вместе с братиями нашими, во имя Господа нашего, мы велели сначала прочитать подряд Устав и Постановления отцев наших. По прочтении же их рассудилось нам постановить, чтобы, когда кто желает поступить в монастырь, был ему прочитываем устав и объявляемы все порядки монастырские. Если он согласится все то исполнять охотно и беспрекословно, принять его как следует и причислить к братству. Если он желает внесть что-либо в обитель, пусть положено будет то на стол при всех братиях. Принятый не властен уже после сего не только над тем, что внес, но и над самим собою.
2. Авве непозволительно ничего обращать в свою собственность, потому что и без того все, по милости Божией, находится в его власти. Если какой из них что-либо, доставшееся от родителей или кем подаренное, удержит собственно для себя, а не внесет в общину, да будет обличен в том братиями. Если он останется при своей неисправности, довесть до сведения о том совету старцев; если и после их внушения не исправится, сменить его.
3. Одеяния для братии Авва должен распорядиться приготовлять такие, какие приличны монахам, – не цветные, исключая кукуллия, которому, полагаем, надлежит быть черным.
4. Вход в монастырь женщинам, и родным и чужим, и свидание с ними монахов решительно воспрещается, во избежание сетей диавольских и сохранения чистоты помыслов. Если какой Авва сделает послабление в сем отношении, то ему не следует более оставаться Аввою. Над стадом святым надо поставлять такого пастыря, который всех овец приводил бы к Богу непорочными, а не отдавал их на расхищение мысленным волкам – диаволам.
5. По окончании Утрени братия пусть занимаются чтением до часа второго; если, впрочем, нет никакого общего дела, на которое надлежало бы всем выходить, оставя чтение. От второго часа до девятого пусть всякий сидит за своим делом, какое кому дано и трудится усердно без роптания.
6. В час молитвенный, когда кто, по данному знаку, не явится тотчас в собрание, оставя дело, которое делал (ибо молитве ничего не должно предпочитать), Авва сделает ему выговор, и если он падши на землю с сокрушением, не испросит прощения, отлучить его.
7. 3а трапезою никому не позволительно говорить, – разве Авве нужно будет что сказать, или спросить кого о чем.
8. Выходить за потребным для братий надо определять двоих или троих, – таких, которые не охотники много говорить и не болезнуют чревоугодием.
9. Если кто без ведома Аввы, или второго по нем, выйдет куда-либо и там будет без меры есть и пить, такого на тридцать дней отлучить от общения с братиями.
10. Если кто под предлогом какого-либо соблазна захочет выйти из обители, ничего ему не давать, кроме самой плохой одежды – и в таком виде пусть удалится неверный из братского общества.
11. Постановляем также, чтобы Аввы во всякое время принимали пищу вместе с братиями. Без крайней нужды не следует им отдаляться от братий, когда бывает нужда в надзоре и отеческих внушениях.
12. Для соблюдения доброй славы об иноках, постановляем, чтобы никакой монах, во время болезни, не уходил из монастыря к родителям или родным, потому что там видением мирских вещей и слышанием о них более осквернится он душевно, нежели сколько уврачуется телесно.
13. Если какой монах учинит воровство, каковое лучше назвать святотатством, то его надлежит наказывать телесно.
14. Чужого монаха никакой Авва не должен принимать в свой монастырь, если он не с позволения и без воли Аввы своего вышел из прежнего монастыря.
2. Два начертания правил св. Макария Александрийского
а) Правила св. Макария Александрийского
1. Воины Христовы так должны располагать шествие свое, чтоб во всем являть совершеннейшую любовь, – любить Бога от всей души, от всего сердца и всею силою (Мф. 12).
2. Им надлежит являть между собою взаимно совершеннейшее послушание, быть миролюбивыми, кроткими, скромными, не гордыми, не обидчиками, не клеветниками, не насмешниками, не многоречивыми, не притязательными, не себе угождающими, но Христу Богу, Коему воинствуют, не хулителями, и ничего кроме доброго не говорящими, не ленивыми на послушании, усердными к молитве, совершенными в смирении, стойкими в бдениях, охотниками поститься.
3. Никто да не почитает себа праведным более другого; но всякий смотри на себя, как на худшего всех: «яко всяк возносяй себе смирится, смиряяй же себе вознесется» (Лк. 14:11).
4. Заповедь старца принимай, как спасение; всякое дело исполняй без роптания; и не позволяй себе сказать что-либо против, когда приказывают тебе.
5. Не возносись и не величайся, что сделал какое-либо полезное дело; не радуйся о прибыли и не печалься об ущербе.
6. Не увлекайся знакомством с мирянами, но все утешение твое пусть заключается внутри келии твоей. Келию имей как рай, и братьев твоих духовных, как вечных родных.
7. Авву обители бойся, как господина, и люби, как отца. Равно должен ты любить и братий всех, с которыми вместе чаешь увидеть славу Христову.
8. Не возненавиди трудного дела (Сир. 7:15), и праздности не люби. Будь бодр в бденьях, неутомим в трудах, веруя обрести покой у Христа Господа.
9. Люби чин монастырский, и в молитвах будь неусыпен, веруя, что кто часто молится, тот обретает обильнейшую милость у Христа.
10. После утрени до второго часа пусть монахи прилежать чтенью и богомыслию: если впрочем не встретится какого дела, на которое, оставя чтение, надо будет выйти всем.
11. Со второго часа пусть всякий сидит за своим делом до часа девятого, трудясь над тем, что поручено, без роптания, как учит св. Апостол (Фил. 2).
12. Кто будет роптать или спорить, или противиться распоряжениям старших, того подвергать положенным епитимиям, соответственно вине и чувствам его раскаяния или ожесточения.
13. Кто за одно с погрешающим в чем-либо в Церкви, или в келии, того одинаково с ним считать виновным.
14. Если кто, когда дан знак к молитве, тотчас оставя дело, какое делает, не поспешит в Церковь, того оставлять вне ее, для пристыждения: ибо молитве ничего не должно предпочитать.
15. Во время бдений братия должны стараться соблюдать бодренность. Если кого крайне тяготит сон и он выйдет, чтоб освежиться, пусть не заводит там пустословия, а скорее возвращается назад, к делу Божию, для которого собрались. В собрании, где происходит чтение, всякий пусть прилагает ухо свое к слушанию Писания, и все да хранят молчание.
16. Надлежит также наблюдать, чтобы брат, которого обличают и укоряют за какую-либо провинность, имел терпение, и не противоотвещал обличающему, но смирялся во всем, по заповеди Господа, рекшего: «Бог гордым противится смиренным же дает благодать» (Иак. 4:6) и: «смиряяй себе вознесется» (Мф. 23:12).
17. Кто после частых обличений, не показывает исправления тому велеть стоять на последнем месте. Кто и после этого не исправится, отстранить его, как сказал Господь: «буди тебе якоже язычник и мытарь» (Мф. 18:17).
18. За трапезою никто не должен говорить, кроме разве Аввы и того, кого он спросит.
19. Не возносись своим искусством и не возвышай голоса, но смирением водись и о послушании радуйся.
20. «Держись страннолюбия» (Рим. 12:13), не отвращай ока твоего от бедного и не отпускай его от себя с пустыми руками. Не Господь ли пришел к тебе в страннике или бедном? Смотри, как бы, нашедши тебя нерадушным, Он сам не презрел тебя. Будь же всем рад и всякому послужи, чем можешь.
21. Когда подвергаешься напраслине, молчи. Сам никого не обижай, а когда другие обижают, терпи. Не обольщайся пустыми надеждами, но паче утверждайся во Христе. Не считай никого ближайшими тебе родными, кроме живущих с тобой братий.
22. Когда нужно послать куда за потребным для братии, пусть идут двое или трое, и притом таких, которые имеют в себе страх Божий, не многоречивы и не чревоугодливы.
23. Когда кто из мирян хочет поступить в монастырь, прочитать ему Устав и рассказать все порядки монастырские. Если пообещает все то исполнять, тогда, по порядку, принять его в число братства.
24. Если он желает внесть что в монастырь, положить то на стол пред всеми братиями, как указывает Устав. Принятый в обитель, не только над тем, что внес, но и над собою не имеет уже власти.
25. Если потом, по поводу какого-либо соблазна, пожелает он выйти из монастыря, то ничего не может получить обратно, кроме одежды, в которой пришел.
26. Если какой-либо брат провинится в чем, наказывать его удалением от общения с братиею в молитве и трапезе. Если падши пред всеми братиями с сокрушением испросит прощение, простить ему.
27. Если он упорствовать будет в своем непотребстве и в гордости скажет: не хочу более здесь оставаться, но возьму свое и пойду, куда Богу угодно; кто из братий первый услышит такие речи, пусть скажет препозиту (второму по Авве или наместнику его), а препозит Авве. Авва сядет пред всеми братиями, сотворит над ним суд и велит наказать розгами. Затем помолятся о нем все и примут его в общение. – Кто не исправляется словом увещания, того наказывать розгами.
28. Смиренно и с терпением неисходно да пребывают братия в обители, веруя, что смиренные и миролюбивые достигнут Царствия Небесного, признаны будут сынами Вышнего и получат пресветлые и многоценные венцы, а сыны противления пойдут во тьму кромешную на вечные муки. «На кого воззрю, токмо на кроткаго и молчаливаго, и трепещущаго словес Моих» (Ис. 66:2).
29. Кто нарушает пост среды и пятка, тот почитается причастным Иуде, который предал Христа.
30. И то также надобно наблюдать, чтоб в монастыре мастерством занимался только тот, чья верность испытана, и готов все, что ни делает, делать в пользу монастыря.
б) Послание блаженного Макария к монахам
Обилие дров возбуждает сильнейший пламень: множество же яств рождает похоть.
Непотребное похотение яств и непослушание рождают смерть.
Голодное чрево способствует бодренности в молитвах и доставляет венец душе: насыщенное же наводит тягчайший сон.
Глаз чревоугодника высматривает, где пиры, око же мудрого помышляет о воздержании.
Трусливый воин ужасается трубы, зовущей на брань; и чревоугодник не охотно слушает того, кто проповедует о воздержании.
Потухшее пламя снова воспламеняется, если подложить дров и похоть усыпленная опять оживает в сытости.
Не жалей тела, когда оно притворяется изнемогшим: конь смирный – иссушенное постом тело, и никогда не сбрасывает седока.
Гортанобесие есть мать похоти.
Елей питает пламя светильника, а беседа с женщиною возжигает огнь похоти.
Взор женщины стрела с ядом: он смертельно ранит душу.
Как яда избегай беседы с женами, если хочешь сохраниться чистым: в них сокрыт пагубнейший яд змеин.
Лучше приближайся к огню пламенеющему, чем к молодой женщине.
Особенно, когда ты юн, бегай беседы с женою, чтоб избежать нападений похоти.
Кто, наполняя чрево, думает сохранять чистоту, тот сам себя обманывает.
Вид красоты разрушительнее бури и молнии.
Если внедрится в душу лице женщины, то заставит презирать ради ее самую душу.
Как огонь, оставленный в соломе, возбуждает пламень, так память о женщине, оставленная в душе, возжигает похоть.
Как грузный корабль и при небольших волнах легко разбивается, так многоименный монах не спасется.
Ничего не имеющий монах – борец непобедимый; ничего не имеющий монах – легкий скороход, скоро достигающий к почести звания.
Монах достаточный о работе небрежет; а ничего не имеющий после умеренного труда прилежит молитве и чтению.
Монах достаточный собирает себе гнев на день гнева; а ничего не имеющий собирает себе сокровище на небеси и с Ангелами будет воздавать хвалу Богу.
Слава монаха – терпение в скорбях.
Слава монаха – великодушие с любовью.
Слава монаха – ничего не иметь из вещей мира сего.
Слава монаха – бдение и плачь в молитвах.
Слава монаха – кротость сердца и молчание уст.
Слава монаху, когда он Бога возлюбил от всего сердца, а ближнего своего, как самого себя.
Слава монаха – воздержание от яств и многословия.
Слава монаху, когда он ближнего своего терпит, как себя самого.
Слава монаху, когда дела его соответствуют словам.
Слава монаху, когда терпеливо пребывает на своем месте и не блуждает туда и сюда.
Слава монаха – благодушное терпение всего.
Что светильник в темном месте, что солнце блистающее, то монах трезвенный умом и бодренный сердцем.
Как тяжелая ноша гнетет слабосильного, так сон нерадивого монаха.
Что терния и волчцы па доброй земле, то злые помышления в сердце монаха.
Как моль истачивает одежды, так суетные заботы душу монаха.
Не вдавайся в беседу с женою, чтобы не быть отлучену от Царствия Божия, и не дерзни сказать: и с женщиною поговорю, и чист буду.
Монах мудрый делает своими руками и приобретает себе каждодневное содержание; в прибыль же у него идут молитвы и посты. А кто получает содержание от другого, какая ему польза от молитвы и бдения? Он всегда гол, как худой наемник. Почему написано: лучше есть даяти, неже приимати (Деян. 20:35).
Читающий сие и да разумеет о Господе.
5. Устав преподобного Венедикта
Жизнь преподобного Венедикта
Жизнь пр. Венедикта написана св. Григорием Двоесловом и составляет вторую книгу его бесед о жизни италийских отцов.
«Был, говорит он, муж достопочтенной жизни, по имени и благодати Венедикт (что значит «Благословенный»), который от самого отрочества хранил чистоту сердца. Чистотой нрава он возвышался над летами и не подчинял своей души никакой страсти; но живя еще на этой земле, презрел мир с его прелестями, как бесплотный, хотя по обстоятельствам мог бы свободно наслаждаться его благами.
Пр. Венедикт происходил от благородных родителей, из области Нурсии, а в Рим был отдан для обучения свободным наукам. Но когда он понял, что от науки многие впадают в пороки, тотчас вышел из училища, чтобы по изучении наук и самому не впасть в пропасть. Итак, презревши занятие науками, он оставил дом и родительское наследство и, положив угождать единому Богу, искал крова святой обители. Впрочем, хотя он не изучил наук, но явился мудрецом и не будучи ученым».
Сначала он подвизался в местности называемой Епфида, где вместе с ним жили и другие ревнители о спасении; но потом, убегая от славы, он укрылся в пустынном месте, Субиако, в расстоянии от Рима на сорок миль. Вместо келлии служила ему натуральная пещера в скале над озером, образовавшемся от ключей, стекавших с гор. Инок Роман, из недалекого от того места обители, указавший ему это место и облекший его в иноческое одеяние, доставлял ему хлеб в урочное время; и кроме сего инока никто не знал о пребывании пр. Венедикта.
Но потом Богу было угодно дать знать о нем одному священнику путем откровения; после него увидели его пастухи, и весть о нем скоро разошлась по всем окрестным местам. Это привлекло к нему посетителей, искавших назидания, а потом и учеников, желавших подвизаться вместе с ним и под его руководством.
На некоторое время пр. Венедикт оставлял свое уединилище, будучи упрошен братией одного монастыря быть им отцом и руководителем по смерти их настоятеля. Но как он повел дело управления с надлежащей строгостью, то скоро стал тягостью для монахов, привыкших прежде к вольностям, и они задумали извести его ядом. Увидев это из того, что поднесенный ему с обычным питьем сосуд расселся под крестным знамением, он оставил эту обитель и удалился в свое любимое пустынное место.
Тогда стали собираться к нему ученики, желавшие посвящать свою жизнь на служение единому всемогущему Богу, в большом количестве, так что пр. Венедикт построил для них 12 монастырей, поместив в каждом из них по 12 иноков, под настоятельством более опытных из своих последователей. При себе он оставил очень немногих, которых за лучшее признавал образовать в своем присутствии.
Слава пр. Венедикта росла, привлекая к нему все большее и большее число учеников, – и обители наполнялись иноками. Это возбудило зависть соседнего священника Флоренция и он начал строить козни. Уступая ему, пр. Венедикт с немногими монахами удалился из того места и поселился на горе Кассино. На одном просторном уступе этой горы он устроил монастырь, который стал главным из его монастырей. На его устроение со внутренней и со внешней стороны были обращены все усилия пр. Венедикта. Здесь наиболее просиял он славой чудотворений, исцелениями больных, изгнанием бесов, воскрешениями мертвых, прозрением в сокровенные помышления сердец и пророчеством, хотя все это он являл и в прежних обителях.
Рассказав о многих таких явлениях Божией силы через пр. Венедикта, св. Григорий заключает сказание такими словами: «опускаю еще многое рассказать о чудесах, но св. муж сиял также и светом учения, ибо он написал для монахов правила, отличающиеся определенностью и изяществом речи. В этом начертании правил можно увидеть его обычаи и жизнь, потому что св. муж никак не мог учительствовать иначе, нежели как сам жил».
Ему было открыто время его кончины, и он сказал об этом некоторым из своих учеников. За шесть дней до смерти он повелел открыть для себя гробницу. Потом стала мучить его лихорадка, слабость усилилась. На шесть дней он повелел ученикам нести себя в храм, там приготовился к смерти приобщением Тела и Крови Господних и, опираясь на руки учеников, с воздетыми к небу руками, испустил последний вздох в словах молитвы.
Похоронен он был в храме св. Иоанна Крестителя, который построил сам на месте разрушенного им капища Апполона. В самом начале устроения обители, он разорил сие капище и построил храм св. Иоанну Предтече. В нем-то он и похоронен.
Св. Церковь чтит память св. Венедикта 14-го марта. Родился он около 480 года, а скончался около 549 г. – Время процветания его совпадало со временем нашествия Атиллы на Римскую область. Устав пр. Венедикта в издании свв. Отцов Migne находится в 66-м томе латинской Патрологии, откуда и заимствуется он в настоящем переводе.
Предисловие
Слушай сын, уроки учителя и преклони к нему ухо сердца твоего; с любовью прими увещания любящего отца и исполни их делом, да трудолюбным послушанием возвратишься к Тому, от Кого отступил леностным непослушанием. К тебе здесь направляется моя речь, отрекающемуся от собственных хотений в намерении быть воином Христа Господа, Царя истинного, и приемлющему крепкое и преславное оружие послушания. Прежде всего, как бы ты ни начинал дело доброе, от Него настоятельной молитвой испрашивай сил для совершения его, и никак не допускай, чтобы Тот, Кто благоволил уже включить нас в сынов Своих был когда-нибудь оскорбляем нашими злыми делами, ибо мы должны во всякое время Ему повиноваться за все Его к нам благодеяния, чтобы иначе Он или как разгневанный Отец не лишил некогда наследия нас как непокорных сынов, или, как грозный Владыка, вознегодовав за наши злые дела, не предал непрестающему мучению нас как рабов неключимых, не захотевших идти во след Его славе.
Воспрянем же, наконец, от сна, будучи возбуждаемы Писанием, говорящим: «Наступил уже час пробудиться нам от сна» (Рим. 13:11). И открыв наши очи для боготворного света, и трепетный слух приклонив к Божественному гласу, да внимаем, что внушает он нам, каждодневно взывая: «Если бы вы ныне послушали гласа Его: «не ожесточайте сердца вашего» (Пс. 94:7–8) и еще: «имеющий ухо» (слышать) «да слышит, что Дух говорит церквам» (Апок. 2:29). Что же глаголет он? «Придите дети, послушайте меня: страху Господню научу вас» (Пс. 33:12). «Ходите, пока есть свет, чтобы не объяла вас тьма» (Ин. 12:35).
Ища во множестве народа делателя Своего, Господь взывает, говоря: «Хочет ли человек жить и любит ли благоденствие, чтобы видеть благо?» (Пс. 33:13). Если ты слыша это, ответишь: «вот я», говорит тебе Бог: «Удерживай язык свой от зла и уста свои от коварных слов. Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним» (14–15). И если сотворите все сие, «будут очи Мои обращены на вас и уши Мои к молитвам вашим: прежде нежели воззвать вам, услышу вас, и еще говорящим вам, скажу: вот Я» (Пс. 33:16; Ис. 65:24). Что сладостней для нас сего гласа Господа, призывающего нас, возлюбленнейшие братья? – Вот какой путь жизни по благости Своей показывает нам Господь!
Итак, препоясав чресла наши верой и деланием добрых дел, и обувши ноги руководством Евангелия (Еф. 6:14–15), потечем во след Его, да сподобимся Зовущего нас узреть в царствии Его. Если желаем обитать в скинии царства Его, да ведаем, что туда достигают не иначе, как путем добрых дел. Спросим с пророком Господа, говоря Ему: «Господи, кто может пребывать в жилище Твоем? Кто может обитать на святой горе Твоей?» (Пс. 14:1). И услышим на этот вопрос ответ от Господа, показывающий нам путь в жилище Его: «Тот, кто ходит непорочно и делает правду, и говорит истину в сердце своем, кто не клевещет языком своим, не делает искреннему своему зла и не принимает поношения на ближнего своего» (Пс. 14:2–3). Тот, кто злобного дьявола, внушающего ему что-либо недоброе, с самым внушением его отревая от взоров сердца своего, обращает в ничто, и «младенцев» его – злые помыслы – «разбивает о камень» – Христа; кто, боясь Господа, не превозносится своими добрыми делами, но самое совершение их приписывая не себе, а Господу, величает действующего в нем Господа, говоря с Пророком: «не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс. 113:9), как и Апостол Павел ничего из успехов проповеди не приписал себе, говоря: «благодатью Божией есмь то, что есмь» (1Кор. 15:10), и дальше говорит: «хвалящийся, да хвалится Господом» (2Кор. 10:17).
Почему и Христос в Евангелии говорит: «Всякого, кто слушает слова Мои сии и исполняет их, уподоблю мужу благоразумному, который построил дом свой на камне; и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот; и он не упал, потому что основан был на камне» (Мф. 7:24–25). Возвестив это, Господь ожидает, что на эти святые Его внушения мы ответим нашими делами, почему в надежде нашего исправления, отстрачивает он и конец нашей жизни, как говорит Апостол: «не разумеешь, что благодать Божия ведет тебя к покаянию?» (Рим. 2:4). Ибо всеблагой Господь говорит: «не хочу смерти грешника, но того, чтобы он обратился от путей своих и был жив» (Иез. 18:23).
Итак, братья, вопросили мы Господа, кто может сделаться обитателем Его жилища, и услышали заповеди, к которым обязывается желающий обитать в нем. Теперь, если исполним что повелевает нам сей обучитель, то несомненно будем наследниками Царства Небесного. Уготовим же сердца наши и тела к воинствованию во всеоружии святого послушания заповедям, а к чему наша природа не сильна, будем просить Господа, да благоволит Он ниспослать нам помощь Божественной благодати Своей. Если истинно желаем избежать мук геенских и сподобиться нескончаемой блаженной жизни, пока есть время, пока мы еще в этом теле, будем делать то, что пригодно для вечности.
В таком виде изображена нами школа служения Господу, в установлениях которой, надеемся, нет ничего жестокого, ничего тягостного. Но если и покажется что, по требованию закона правды, для исправления пороков и сохранения любви, несколько стеснительным, не поражайся от того страхом и иди путем спасения, которого нельзя начать иначе, как только узким путем (Мф. 7:13–14)... С продолжением такого рода жизни в вере, расширится сердце, и течение путей заповедей Господних пойдет с неизъяснимой сладостью любви; так что, если не оставим сего училища и в обучении его пребудем до смерти, то через терпение сделаемся причастными страданий Христовых, а затем сподобимся наследий Царствия Его.
Глава 1. Роды жизни христианской
Известно, что монахи бывают четырех родов.
Первый – киновиты, живущие в одном монастыре и по общему уставу, под управлением одного аввы.
Второй – анахореты, т.е. пустынники, которые удаляются в пустыни после долговременного испытания себя в монастыре, научившись бороться с дьяволом при молитве и совете многих среди братского воинства, и будучи уверены, что с Божией помощью могут уже вступить в единоборство с врагом, низлагать его, отгоняя его внушения в воле плоти и помышлений.
Третий, весьма нехороший вид монахов – сарабаиты, которые не обучившись под руководством опытного наставника и не будучи искушены, подобно золоту в горниле, еще рабствуя делам века и мягкие как свинец для принятия греховных впечатлений, принимают постриг, думая, что могут обмануть и Бога, а не одних людей. Они по два или три, или по одиночке, поселившись в своих, а не Господних овчарнях, вместо всякого закона имеют свои самоугодливые пожелания: что задумают и облюбят, то для них и свято; к чему же сердце не лежит, то они считают негожим.
Четвертый род монахов – гироваги (шатайки), которые всю жизнь блуждают туда и сюда, по три и по четыре дня, гостя по разным келлиям; все шатаются и никогда не сидят на одном месте, – это самоугодливые рабы чрева; они гораздо хуже сарабаитов и о поведении их лучше умолчать, чем говорить.
Мы же, оставя все другие роды монашества, с Божией помощью приступим к начертанию законов жизни киновитов – рода иночествования самого благонадежного.
Глава 2. Каков должен быть авва?
Авва, достойный главенства в монастыре, всегда должен помнить, как именуется, имя начальника оправдывать делами. Он в монастыре представляет, как верится, лицо Христа; почему ничего, кроме заповедей Господних не должен он ни внушать, ни учреждать, ни повелевать, но всякое повеление его или учение да будет закваской Божественной правды в душах учеников его.
Да помнит авва, что как об его учении, так и о послушании учеников, – об обеих этих вещах на страшном суде Божием будет произведено строгое рассмотрение, и да ведает, что на пастыря падает вина, если Домовладыка найдет в овцах пользы менее чем должно. Только тогда будет он свободен от вины, когда окажется, что он употреблял все пастырское попечение, а стадо оставалось беспокойным и непослушным. Если к пагубным болезням своих овец пастырь заботливо прилагал врачевство, то он будет оправдан на суде Господнем, сказав с пророком Божиим: «Правды Твоей не скрывал в сердце моем, возвещал верность Твою и спасение Твое» (Пс. 39:11), а они презрением презрели меня. Тогда усугубится вина овец непокорных, и наказанием для них будет вечная смерть.
Когда кто принимает имя аввы (и бремя), то должен двояким руководством предшествовать своим ученикам, т.е. не словом только предлагать, но делом показывать все доброе и святое: ученикам более способным пусть и словом изъясняет заповеди Господни; а более грубым по сердцу и простым пусть делами своими показывает Божеские заповеди. О чем учит учеников своих, что оно противно (воле Божией и их званию), пусть делами показывает, что всего того делать никак не должно, чтобы проповедуя другим, самому не остаться недостойным (1Кор. 9:27), чтобы, если будут грешить, не сказал ему Бог: «Что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои, а сам ненавидишь наставление Мое и слова Мои бросаешь за себя?» (Пс. 49:16–17); смотришь на «сучек в глазе брата твоего, а бревна в своем глазе не чувствуешь» (Мф. 7:3).
Не должен он смотреть на лица; ни одного любить больше чем другого, разве только найдет кого лучшим в добрых делах и послушании; ни знатного предпочитать обратившемуся из рабства, разве другая какая будет разумная тому причина. Если по требованию справедливости авва найдет это нужным, пусть сделает, а если нет, пусть всякий держит свое место, потому что раб ли кто, или свободный (1Кор. 12:13), все мы едино во Христе, и все под одним Господом одинаковое несем бремя воинствования: «ибо нет лицеприятия у Бога» (Рим. 2:11). Тем только в этом отношении различаемы мы у Него, если один перед другим оказываемся более успевающими в добрых делах и более смиренными. Итак, да будет у аввы одинаковая ко всем любовь, – и одинаковая ко всем да прилагается дисциплина, смотря по делам их. В своем учении он должен всегда соблюдать то правило апостольское, в котором говорится: «обличи, запрети, умоли» (2Тим. 4:2), т.е. применять время ко времени, и к устрашению примешивать ласковость. Пусть и строгость учителя показывает в нем нежное расположение отца: необученных и неспокойных он должен обличать строго; послушных, кротких и терпеливых умолять – да преуспевают на лучшее; а нерадивых и презорливых да запретит запрещением.
Пусть не пропускает без внимания погрешностей и опущений, но как только они начнут показываться, с корнем да отсекает их, чтобы не усилились, помня беду, какой подвергся Первосвященник Илий (1Цар. 2). Мужей честных и разумных в первое и второе увещание пусть вразумляет словом, а невежды и грубых сердцем, гордых и непокорных, пусть в самом начале остепеняет даже телесным наказанием, зная написанное: «глупый словами не исправляется», – и еще: «жезлом бей сына твоего и избавишь его от смерти» (Прит. 23:13–14).
Всегда должен помнить авва, что он есть, помышлять о том, кем называется, и знать, что кому больше вверено, с того больше и взыщется. Да ведает, сколь трудное и тяжелое дело взял он на себя управлять душами и устроять нравы многих. Пусть старается действовать на всех, на кого ласками, на кого угрозами, на кого убеждениями, ко всем применяясь, судя по их свойствам, или по их разумности, чтобы не допустить чего вредного во вверенное ему стадо, а напротив всегда радоваться о его умножении и преуспеянии.
Паче же всего да опасается он, вознерадев о спасении вверенных ему душ, более заботиться о вещах преходящих, земных и тленных, но всегда да помышляет о том, что он взялся управлять души в царстве, за которых и отчет должен будет дать. Пусть не оправдывается скудостью потребного, помня написанное: «ищите прежде Царствия Божия и правды его: и это все приложится вам» (Мф. 6:33), и еще: «нет лишения боящимся Его» (Пс. 33:10).
Да знает он, что кто взялся управлять душами, тому наиболее должно готовиться к отчету. Сколько ни есть братий на его попечении, в день суда он несомненно имеет дать отчет Господу за душу каждого из них, с приложением, конечно, отчета и за свою душу. Боясь таким образом предстоящего истязания ему, как пастырю вверенных ему овец, он, опасаясь за дела других, и о своих делается более заботливым, и стараясь исправить других, себя самому находит в этом побуждение и вящей исправности.
Глава 3. О том, что надобно братий приглашать на совещания
Коль скоро надобно делать по монастырю что-либо особенное, авва пусть соберет все братство и скажет ему в чем дело. Выслушав мнение братий, он обсудит все сам, и сделает что найдет более полезным. Того ради мы сказали приглашать на совет всех, что нередко Господь юнейшему открывает что лучше. Братия пусть предлагают свои мнения со всякой смиренной подчиненностью, не дерзая настойчиво защищать то, что им придумалось. Всячески при этом в воле аввы состоит постановить что почтет он более спасительным, и все должны ему покориться. Но как ученикам надлежит повиноваться наставнику, так и ему пристойно всем распоряжаться осмотрительно и с правдой.
Итак пусть все во всем последуют воле настоятельской, как неотложному закону, да никто от нее не уклоняется неразумно. Никто в монастыре не должен следовать собственной воле, и не думай кто-либо дерзостно вступить в спор с аввой относительно его распоряжений по монастырю. Кто осмелится на это должен подлежать установленным мерам исправления. Впрочем, и сам авва пусть делает все со страхом Божиим и с соблюдением правды, зная, что всеконечно о всех судах своих даст отчет Богу, – Судье Праведнейшему. Если же надобно делать что-либо незначительное на пользу монастыря, то пусть авва пользуется советом только старших братий, как написано: «Без рассуждения ни делай ничего, а когда сделаешь, не раскаивайся» (Сир. 32:21).
Глава 4. Виды добрых дел
1. Во-первых, Господа Бога любить от всего сердца, всей душей и всей силой (Лк. 10:27).
2. Потом – ближнего, как самого себя.
3. Далее – не убивать (Мф. 5:21).
4. Не прелюбодействовать (Лев. 19).
5. Не красть (Исх. 20:15).
6. Не похотствовать (Втор. 5:21).
7. Не лжесвидетельствовать (2Пет. 2).
8. Почитать всех людей (Лк. 9).
9. Чего себе не желаешь, не делать того и другому (Тов. 4).
10. Отвергаться себя самого, чтобы следовать Христу (Мф. 17).
11. Тело свое умерщвлять и порабощать (1Кор. 9).
12. Не искать утех (2Пет. 2).
13. Любить пост (Деян. 1).
14. Кормить бедных (Тов. 4).
15. Одевать нагих (Ис. 58).
16. Посещать больных (Мф. 25).
17. Погребать мертвых (Тов. 1).
18. Помогать в беде (Еккл. 6).
19. Утешать в скорби (Еккл. 7).
20. Быть чуждым делам века (2Тим. 2).
21. Ничего не предпочитать любви ко Христу (Мф. 10).
22. Не гневаться (Мф. 5).
23. Не злопамятсвовать (Еф. 4).
24. Не держать в сердце коварства (Прит. 12).
25. Не говорить «мир», держа зло в сердце (Пс. 27).
26. Не оставлять любви (1Пет. 1).
27. Не клясться, чтобы не нарушить клятвы (Мф. 5).
28. Изрекать истину и сердцем и устами (Пс. 14).
29. Не воздавать злом за зло (1Сол. 5).
30. Не причинять обид, а причиненную переносить терпеливо (1Кор. 6).
31. Любить врагов (Мф. 5).
32. Злословящих не злословить, а паче благословлять (1Пет. 3).
33. Переносить гонение за правду (Мф. 5).
34. Не быть гордым (Тов. 4).
35. Ни винопийцей (1Тим. 3).
36. Ни много ядущим (Сир. 37).
37. Ни сонливым (Прит. 20).
38. Ни ленивым (Прит. 24).
39. Ни ропотливым (Прем. 1).
40. Ни клеветником (Прит. 24).
41. Упование свое на Бога возлагать (Пс. 30).
42. Увидев в себе какое добро, Богу то приписывать, а не себе (Иак. 1).
43. Злое же почитать своим делом и себе то вменять (Ос. 13).
44. Бояться дня судного (Иов. 31).
45. Страшиться геенны (Лк. 12).
46. Вечной жизни желать всем духовным желанием (Пс. 83).
47. Смерть каждодневно иметь перед своими очами (Мф. 24).
48. Дела жизни своей всякий час блюсти (Втор. 4).
49. Знать наверное, что во всяком месте видит тебя Бог (Прит. 5).
50. Злые помышления, на сердце приходящие, тотчас разбивать о камень (Пс. 36).
51. И открывать духовному старцу (Сир. 9).
52. Уста свои блюсти от злоречия (Пс. 35).
53. Не любить многословия (Прит. 10).
54. Слов пустых или возбуждающих смех не говорить (Мф. 12).
55. Не любить разражаться смехом (Еккл. 7).
56. Охотно слушать святые чтения (Лк. 11).
57. Часто прилежать молитве (Лк. 18).
58. Грехи свои прошедшие со слезами и стенаниями каждодневно исповедать Богу в молитве, всячески стараясь в них исправиться (Ис. 6).
59. Похотей плотских не совершать и волю свою ненавидеть (Гал. 5).
60. Заповедям аввы во всем повиноваться (Евр. 13), хотя бы сам он (чего да не будет) поступал иначе, помня слова Господа: что говорят, то соблюдайте, а что делают, того не делайте (Мф. 23).
61. Не желать, чтобы называли святым, прежде чем будешь таким, а лучше быть таким, чтобы истинно называли таким (Мф. 23).
62. Заповеди Божии каждодневно исполнять (Сир. 6).
63. Любить целомудрие (1Тим. 5).
64. Не иметь ни к кому ненависть (Лк. 19).
65. Не иметь зависти, не питать ненависти (Гал. 5).
66. Не любить состязаний (2Тим. 2).
67. Бегать возношения (Пс. 130).
68. Чтить старцев (Лев. 19).
69. Любить младших (1Тим. 4).
70. Молиться за врагов по любви Христовой (Мф. 5).
71. Прежде захода солнечного мириться с тем, с кем придется размолвиться (Еф. 4).
72. Никогда не отчаиваться в милосердии Божием (Иез. 18).
Вот орудия духовного искусства, которыми если день и ночь всегда будем непременно действовать, в день Суда это будет явлено, и от Господа будет воздана вам награда такая, какую Он обещал: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1Кор. 2:9). Рабочая же храмина, где все показанное можем мы привести в дело, есть монастырское заключение, и терпеливое неисходное пребывание в братстве.
Глава 5. О послушании.
Первое наше смиренное дело есть послушание без замедления. Оно свойственно тем, которые ничего более его не почитают славным перед Господом, и ради святого служения, на которое дал обет, и по причине страха геенского, и ради славы вечной жизни. Почему, как только приказано бывает им что от набольшего, в исполнении того не смеют допустить медленности, как бы приказание было дано им свыше. О таковых сказал Господь: «по одному слуху по мне, повинуются мне» (Пс. 17:45). И апостолам также говорит Он: «слушающий вас, Меня слушает» (Лк. 10:16).
Кто таков, тот оставляет все, и не внимая своей воле, тотчас бросает из рук свое дело, и оставляя недоконченным что делал, скорой ногой послушания делом следует по гласу повелевающего, так что и изреченное учителем повеление и исполнение его учеником сходятся будто в один момент. Такую скорость придает страх Божий делам тех, которые с любовью стремятся к вечной жизни. Тесным шествуют они путем, но Господь говорит о нем: «узок путь, ведущий в жизнь» (Мф. 7:14). Не по своему произволу живут они, не своим желаниям следуют и не самоугодия ищут, но пребывая в киновии, действуют по присуждению и повелению другого, желая, чтобы начальствовал над ними авва. Без сомнения – таковые подражают Христу Господу, Который говорит о Себе: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6:38).
Но послушание тогда бывает угодно Богу и любезно людям, когда повеленное исполняется не с тревогой, не с медлением, не с холодностью или ропотом, и не с оговоркой, выражающей нежелание. Повиновение, оказываемое старшему – оказывается Богу, так как Он Сам сказал: «слушающий вас, Меня слушает» (Лк. 10:16) – и должно быть оказываемо с добрым расположением сердца: «доброхотного делателя любит Бог» (2Кор. 9:7). Если ученик повинуется не с добрым расположением, и не устами только, но и в сердце ропщет, то хоть и исполнит он повеление, не будет это приятно Богу, Который видел сердце ропщущего. За таковое дело не только не получит он никакой благодати, но еще подвергнется наказанию вместе с ропотливыми, если не исправиться несением должной этитимии.
Глава 6. О молчаливости
Будем исполнять то, что говорит Пророк: «Я сказал: буду я наблюдать за путями моими, чтобы не согрешать мне языком моим, буду обуздывать уста мои... я был нем и безгласен и молчал даже о добром» (Пс. 38:2–3). Здесь показывает Пророк, что если и от добрых речей надобно иногда воздерживаться ради добродетели молчания, сколько более подходит бегать плохих речей из страха наказания за грех. Итак, по причине преимущественного достоинства молчания, даже совершенным ученикам редко должно быть даваемо позволение говорить и при том о предметах святых, добрых, назидательных, ибо написано: «от многословия не избежишь греха» (Прит. 10:19) и еще: «кроткий язык – древо жизни» (Прит. 15:4). Говорить и учить надлежит учителю, ученику же приличнее слушать и молчать.
Почему, если нужно бывает что спросить у первейшего, пусть спрашивает со всем смирением и почтительным подчинением, не говоря более того сколько нужно. Балагурство же, празднословие и смехотворство осуждаем на вечное изгнание из всех мест; на такие речи ученику и рта открывать не позволяем.
Глава 7. О смирении
Взывает к нам, братия, Божественное Писание, говоря: «всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лк. 14:11). Говоря сие, оно показывает нам, что всякое возвышение есть род гордости, которой Пророк всячески избегал, как сам удостоверяет говоря: «Господи, не надмевалось сердце мое и не возносились очи мои, и я не входил в великое для меня и недосягаемое» (Пс. 130:1). Но что? «Не смирял ли я и не успокаивал ли души моей, как дитяти отнятого от груди матери? Так была душа моя» (- 2).
Отсюда, если хотите достигнуть самых последних вершин смирения и скоро взойти на ту небесную высоту, на которую восходят смирением в настоящей жизни, делами нашего восхождения надобно воздвигнуть ту лествицу, которую во сне видел Иаков, и по которой восходящими и нисходящими виделись ему Ангелы Божии. Не другое что, без сомнения, надо разуметь под восхождением и нисхождением, как то, что возношением нисходят, и смирением восходят. Сама же восходящая лествица есть жизнь наша в сем веке, которая ради смирения сердца воздвигается Господом до небес. А боками сей лествицы назовем наше тело и душу; на каковых боках слово Божие утвердило разные ступени, – степени смирения или самоумерщвления и порабощения плоти для нашего восхождения горе.
Первая степень смирения есть, когда кто страх Божий всегда полагая себе перед глазами, всячески избегает забвения; но всегда помнит все, что заповедал Бог, равно как и то, что презирающие Бога пойдут за грехи свои в геенну; всегда же вращая в уме своем помышления о вечной жизни, уготованной боящимся Бога, всякий час соблюдает себя от грехов и прегрешений, мыслью, словом, очами, руками и ногами, отсекая свои хотения, наипаче же похотения плоти.
Так всегда да помышляет о себе человек, что Бог всякий час призирает на него с небес, и что дела его во всяком месте открыты перед взором Божества, и Ангелами Божиими замечаются. Доказывает нам это Пророк, когда показывает что Бог именно всегда так присущ помышлениям нашим, говоря: «Ты испытуешь сердца и утробы, праведный Боже!» (Пс. 7:10); и опять: «Господь знает мысли человеческие, что они суетны» (Пс. 93:11); еще: «Ты разумеешь помышления мои издали» (Пс. 138:20; и: «остаток гнева Ты укротишь» (Пс. 75:11). Итак, да блюдет себя всякий брат от помышлений злых, говоря всегда в сердце своем: «я был непорочен перед Ним и остерегался, чтобы не согрешить мне» (Пс. 17:24).
И делать свою волю возбраняет нам Писание, говоря: «воздерживайся от пожеланий твоих» (Сир. 18:30). Также в молитве Господней просим Бога: «да будет воля Твоя» (Мф. 6:10), а не наша. Итак хорошо поучают нас не творить своей воли, да избежим того, что говорит Свящ. Писание: «есть пути которые кажутся человеку прямыми, но конец их – путь смерти» (Прит. 16:25); и еще того избежим, что сказано о небрежных: «развратились они и совершили гнусные преступления» (Пс. 52:2). Будем верить что при всяком нашем желании присутствует Бог, как говорит Пророк Господу: «пред Тобою все желания мои» (Пс. 37:10); вследствие того всячески остерегайся пожеланий злых; ибо близ входа к сласти лежит смерть. Почему Писание заповедует нам, говоря: «не ходи вслед похотей твоих» (Сир. 18:30). Итак, если очи Господни видят добрых и злых, Господь «с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога» (Пс. 13:2). Если приставленными к нам Ангелами каждый день возвещаются Богу, нашему Создателю, все дела наши; то нам, братья, должно всячески остерегаться, чтобы Бог когда-нибудь не увидел нас уклоняющимися на зло и творящими дела непотребные, и щадя нас в сем веке как благой и желающий нашего обращения на лучшее, не сказал нам в будущем: «ты это делал и Я молчал» (Пс. 49:21).
Вторая степень смирения есть, если кто не любя своей воли и не находит удовольствия в том, чтобы исполнять свои пожелания; но делами подражает Господу, сказавшему о Себе: «Я сошел с небес не для того, чтобы творить Свою волю, но волю пославшего Меня Отца» (Ин. 6:38). Исполнение своей воли ведет в муку, а самопринуждение готовит венец славы.
Третья степень смирения есть, – чтобы по любви к Богу, со всяким послушанием подчиняться старшему, подражая Господу, о Котором Апостол говорит, что «Он был послушлив даже до смерти» (Фил. 2:8).
Четвертая степень смирения есть, – чтобы в самом послушании на трудные дела и противные своему сердцу, или при каких-либо напраслинах, хранить молчаливое, но благодушное, и с доброй совестью терпение, и терпя, не ослабевать и не отступать назад; ибо Писание говорит: «претерпевший же до конца спасется» (Мф. 24:13); и еще: «мужайся, и да укрепляется сердце твое, надейся на Господа» (Пс. 26:14). Показывая также, что верному должно терпеть за Господа все противное, Пророк говорит от лица претерпевающих: «Тебе ради умерщвляемся весь день, вменихоммся яко овцы заколения» (Пс. 43:23).
В несомненной уверенности в Божественном воздаянии за терпение, они продолжают радуясь все переносить и говорят: «но во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны» (Рим. 8:37); или как в другом месте пишется: «искусил ны еси, Боже, разжегл ны еси, якоже разжизается сребро. Ввел ны еси в сеть, положил еси скорби на хребте нашем, возвел еси человеки на главы наша» (Пс. 65:10–12). Заповедь Божия относительно бед и напастей исполняя терпением, они, когда бьют в одну ланиту, подставляют и другую, когда отнимают у них ризу, они отдают и сорочку, когда принуждены бывают идти с кем одно поприще, идут с ним два (Мф. 5; Лк. 6); и с Павлом Апостолом терпят от ложных братий гонение, – и благословляют клянущих их (2Кор. 11).
Пятая степень смирения есть, чтобы худых помышлений, входящих на сердце, или худых дел, сделанных в сокровенности, не утаивать от своего аввы, но все открывать ему в смиренном исповедании. Убеждает нас к этому Писание, говоря: «открый ко Господу путь твой, и уповай на Него» (Пс. 36:5); и еще: «исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век милость Его» (Пс. 105:1); также: «беззаконие мое познах (Тебе дал познать), и греха моего не покрых, рех: исповем на мя беззаконие мое Господеви, и Ты оставил еси нечестие сердца моего» (Пс. 31:5).
Шестая степень смирения есть, чтобы монах довольствовался всякой скудостью, даже самой крайней; и при всем, что ни возлагают на него, считал себя худым и нестоящим работником, говоря себе с Пророком: «и аз уничнжен, и не разумех, скотен бых у тебе» (Пс. 72:22).
Седьмая степень смирения есть, когда кто считает себя низшим, и худшим всех, не языком только, но и внутренним чувством сердца, говоря с Пророком: «аз же червь есмь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей» (Пс. 21:7), «вознесжеся смирихся и изнемогох» (Пс. 87:16). И еще: «благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием Твоим» (Пс. 118:71).
Восьмая степень смирения есть, когда монах ничего не делает, кроме того, к чему обязывает общий монастырский Устав, и к чему побуждают примеры старших.
Девятая степень смирения есть, когда монах удерживает язык свой от говорения, и храня молчание, не говорит пока не спросят: ибо Писание внушает, «что от многословия не избежишь греха» (Прит. 10:19), и что «человек злоязычный не утвердится на земле» (Пс. 139:12).
Десятая степень смирения есть, если неохоч и не скор кто бывает на смех, ибо написано: «глупый в смехе возвышает голос свой» (Сир. 21:23).
Одиннадцатая степень смирения есть, если монах когда говорит, говорит кротко и без смеха, смиренно, но с верностью, немного, но разумно, и не возвышая до громкости своего голоса, ибо написано: «слова благоразумных взвешиваются на весах» (Сир. 21:28), и: «честно малое мудрости» (Еккл. 10:1).
Двенадцатая степень смирения есть, когда монах не сердцем только, но и самым телом всегда и перед всеми показывает себя смиренным, т.е., когда он за работой, в церкви, на монастыре, в саду, в дороге, на поле, стоя, ходя, сидя, – всюду, склонив голову, взор вперяет в землю, и считая себя виновным во многих грехах, и воображая себя на страшном Суде Божием, говорит всегда в сердце своем то, что говорил глядя в землю Евангельский мытарь: «Господи, не достоин я грешный и очей возвести на небо» (Лк. 18:13), или что говорил о себе Пророк: «слякохся и смирихся до зела. Господи, живи мя» (Пс. 37:7–9, 118:107).
Прошедший все эти степени смирения монах доходит до такой любви Божией, которая вон изгоняет страх; в силу которой он все, что соблюдал прежде не без труда и не без страха, начинает соблюдать без всякого труда, как бы естественно; не по страху геенны, а по любви ко Христу, и по услаждению добродетелями, которые Господь благоволит Духом Святым влагать в сердце труженика Своего, очищенного от грехов и страстей.
Глава 8. О ночном богослужении
Во время зимы, т.е. от ноябрьских Календ (счет Календ начинался с 16 числа предыдущего месяца до 1-го следующего) до Пасхи вставать надобно в восьмом часу ночи (во 2-м), чтобы братия немного побольше покоилась ночью и вставали довольно выспавшись. Время, остающееся после бдения (ночного богослужения), те, которые недостаточно знают псалтирь или чтения, употребляют на изучение его с рассуждением. От Пасхи же до сказанных Календ ноября, время ночных служб определять по такому расчету, чтобы по их окончании, после малого промежутка, пока что братия успеют сходить по каким-либо нуждам, тотчас следовала Утреня, которая обыкновенно начинается с рассветом.
Глава 9. Сколько псалмов петь на ночном богослужении?
Во время зимы, предпослав сначала стих: «Боже, в помощь мою вонми, Господи, помощи ми потщися» (Пс. 69:2) трижды проговорить надобно, потом: «Господи, устне мои отверзеши и уста моя возвестят хвалу Твою» (Пс. 50:17) и далее присоединить к тому третий псалом («Господи, что ся умножиша стужающии ми»), и слава. После этого псалма петь антифонно (один стих на одном клиросе, а другой на другом) или просто псалом 94-ый («Приидите возрадуемся Господеви»). За этим должна следовать песнь св. Амвросия: («Тебе Бога хвалим»); потом шесть псалмов в антифонах. По окончании их авва, проговорив стих, изрекает благословение. После сего все садятся на скамейках, и братия попеременно читают по книге на аналогие три чтения, между которыми поются три респонсория (стихи поемые с канонархом); два респонсория бывают из славы, после же третьего чтения кто поет, говорит «слава». Как только певец начинает ее петь, все встают со своих седалищ в честь и поклонение Пресвятой Троице.
Книги на бдениях читаются как Ветхого, так и Нового Завета; читаются также и толкования их, сделанные знаменитыми отцами православными и вселенскими учителями.
После этих трех чтений с их респонсориями следуют прочие шесть псалмов, с аллилуйя поемые. Затем бывает чтение из Апостола, – стих и литийное моление, т.е. Господи помилуй; и этим оканчиваются ночные бдения.
Глава 10. Как летом совершать ночное молитвословие?
И от Пасхи до ноябрьских Календ, такое же, как сказано, держится количество псалмов, исключая того, что чтения в Кодексе, по причине кратких ночей, отставляются, и вместо трех чтений бывает одно из Ветхого Завета, с кратким после него респонсорием; прочее же все исполняются: так что на ночных бдениях никогда менее 12-ти псалмов не поется, – кроме 3-го и 94-го псалма.
Глава 11. Как совершать бдения во дни воскресные?
В воскресные дни надо пораньше вставать на бдения. На этих бдениях пение совершается протяжнее, и по окончании, как прежде положено, шести псалмов и стиха, когда все сядут по порядку и чинно на своих седалищах, бывают четыре чтения в Кодексе с их респонсориями. Примем только на четвертом респонсории поющим приговаривается «слава», в начале которой все с благоговением встают. После этих чтений следуют по порядку следующие шесть псалмов в антифонах и стих. Затем опять читаются другие четыре чтения с их респонсориями, по указанному выше порядку. После них поются три песни из Пророков, какие укажет авва; поются они с аллилуйя. Когда после сего будет проговорен стих и аввой дано будет благословение, совершаются другие четыре чтения из Нового Завета в том же как и выше порядке.
После четвертого респонсория авва начинает гимн: «Тебе Бога хвалим». По пропетии его, авва читает чтение из Евангелия, во время которого все стоят со страхом и благоговением. По окончании чтения, все говорят: «аминь», а авва произносит гимн: Тебе подобает хвала. Затем по благословении, начинают Утреню.
Этот порядок бдения в дни воскресные наблюдается одинаково во всякое время, как зимой так и летом. – Разве только случится (чего да не будет) попозже встать; тогда чтения или респонсории сокращаются. Впрочем, всячески надобно стараться, чтобы этого не было; и если случится, тот, по чьей небрежности это случилось, тут же в церкви дает перед Богом достойное удовлетворение (понесет эпитимию).
Глава 12. Как совершать утреннее богослужение
На утренних в воскресный день, во-первых, сказывают 66-й псалом («Боже ущедри ны и благослови ны»), не антифонно, а подряд; после него 50-й псалом с аллилуия; за этим – псалмы 117-й («Исповедайтеся Господеви, яко благ, яко в век милость Его»), и 62-й («Боже, Боже мой, к Тебе утреннюю»). За сим следуют благословения, хвалы; одно чтение из апокалипсиса с респонсорием, песнь святого Амвросия, стих, песнь Евангельская («Величит душа моя»), литийное моление и отпуск.
Глава 13. Как в простые дни совершать утреню
В простые же дни утреннее богослужение совершать так: 66-й псалом сказывать безантифонно, но попротяжнее, как и в воскресенье, чтобы успели сойтись все к 50-му псалму, который поется антифонно. После него сказываются другие два псалма, как установлено, т.е. в понедельник – пятый («Глаголы моя внуши, Господи») и 35-й («Глаголет пребеззаконный согрешати в себе»); во вторник 42-й («Суди ми, Боже, и разсуди прю мою») и 56-й («Помилуй мя, Боже, помилуй мя, яко на Тя упова душа моя»); в среду 63-й («Услыши, Боже, глас мой, внегда молитимися к Тебе») и 67-й («Тебе подобает песнь, Боже, в Сионе»); в четверток 87-й («Господи Боже спасения моего») и 89-й («Господи, прибежище был еси нам»); в пяток – 75-й («Ведом в Иудее Бог») и 91-й («Благо есть исповедатися Господеви»); в субботу – 142-й псалом («Господи, услыши молитву мою») и песнь Второзакония, с разделением ее на двe славы. И в прочие дни – песни из пророков поются по примеру церкви Римской, каждая в свой день. После этого следуют хвалы; потом – одно чтение из Апостола, респонсорий, песнь св. Амвросия, стих; песнь Евангельская, Лития, – и конец.
Ни одно последование Утрени или Вечерни не должно проходить без провозглашения в конце аввою вслух молитвы Господней, чтобы ходатайством сей молитвы братия, когда произносят все: «остави нам долги наша, якоже и мы оставляем», очищали себя от всех неудовольствий и соблазнов, происходящих между ними. На других же последованиях только последняя часть сей молитвы: «но избави нас от лукаваго» – всеми провозглашается.
Глава 14. Как совершать бдения во дни святых?
В праздники святых и все другие церковные торжества надо соблюдать такой же чин, какой положили мы для дней воскресных; кроме того, что псалмы, антифоны и чтения должны быть избираемы такие, какие подходили бы ко дню. Образ совершения службы держать, как выше написано.
Глава 15. В какие времена петь аллилуйя?
От Святой Пасхи до Пятидесятницы без опущения петь Аллилуйя, как на псалмах, так и на респонсориях. От Пятидесятницы до начала Четыредесятницы на всех ночных службах петь его только с последними шестью псалмами. Всякий воскресный день и кроме Пятидесятницы, песни (пророческие), утреню, первый, третий, шестой и девятый часы петь Аллилуйя; а вечерню с антифоном, респонсории же никогда не петь с Аллилуйя, кроме времени от Пасхи до Пятидесятницы.
Глава 16. Сколько каждый день совершать богослужений?
Пророк говорит: «Семикратно в день прославляю Тебя» (Пс. 118:164). Это священное седмиричное число мы исполним, совершая утреню, первый, третий, шестой и девятый часы, вечерню и повечерие. Ибо говоря: «седмерицею днем хвалих Тя», пророк разумеет дневные часы; о ночных же бдениях он говорит: «В полночь вставал славословить Тебя» (62).
Во все эти времена и будем воссылать хвалы Творцу нашему о судьбах правды Его, т.е. будем собираться на утреню, первый, третий, шестой и девятый часы, на вечерню и повечерие, и ночью будем вставать, да исповедуемся Ему.
Глава 17. Сколько псалмов петь на каждом богослужении?
Порядок псалмопения на ночных и утренних службах уже нами указан. Теперь посмотрим как надлежит действовать на других службах. На первом часе петь три псалма, раздельно, со славой на каждом. Перед началом псалмов возглашать песнь (стихиру) часа вслед за стихом: «Боже, в помощь мою вонми». По исполнении трех псалмов, – одно чтение, стих, Господи помилуй (Лития), и отпуск. Молитвословие в третий, шестой и девятый часы совершается тем же порядком, т.е. стих, песнь (стихира) каждого часа, три псалма, чтение, стих, Господи помилуй, – и отпуск. Если большое будет собрание (праздничное) петь антифонно, а если малое (каждодневное), петь подряд.
На вечернем собрании совершать четыре псалма антифонно; после псалмов чтение; за ним респонсории, песнь св. Амвросия, стих, Евангельская песнь, лития, молитва Господня, и – отпуск.
Повечерие состоит из трех псалмов, которые поются подряд безантифонно, после них песнь сей службы, одно чтение, один стих, Господи помилуй, (лития), благословение и отпуск.
Глава 18. В каком порядке петь псалмы?
Во-первых на каждой дневной службе возглашать стих – «Боже, в помощь мою вонми; Господи, помощи мне потщися»; славу и песнь совершаемой службы. За тем на первом часе, в воскресенье петь четыре главки – отделениица – 118-го псалма; на прочих же часах, т.е. третьем, шестом и девятом, по три главки того же 118 псалма. На первом часе во вторник петь три псалма именно: первый, второй, шестой («Господи, да не яростью Твоею обличиши мене»). Так каждый день до воскресенья, – на первом часе петь по три псалма по порядку, до псалма 19-го; причем псалмы 9-й и 17-й разделять по две славы. Таким образом бдение в воскресенье всегда будет начинаться 20-м псалмом («Господи, силою Твоею возвеселися царь»).
На третьем, шестом и девятом часе, в понедельник петь остальные девять главок 118-го псалма, по три на каждом часе. Разобравши таким образом весь 118-й псалом в эти два дня, т.е воскресенье и понедельник, – во вторник на третьем, шестом и девятом часе, петь по три псалма, от 119-го до 127, т.е. девять псалмов. Те же псалмы петь на сих часах и в прочие дни до воскресенья. И прочее последование часов, песни их, чтения и стихи, каждый день одни и те же должны быть совершаемы, как установлено. В воскресенье же первый час начинать 118-м псалмом.
На вечерни каждодневно исполнять по четыре псалма со сладкопением. Псалмы эти начинаются от 109-го и идут до 147-го исключая тех, которые берутся из числа на разные часы, т.е. 117-го до 127-го, так же 133-го и 142-го. Кроме этих, прочие все из означенного числа должны быть петы на вечерне. Чтобы достало псалмов сколько требуется, те из означенного числа, которые велики, разделять на два. Таковы: 138, 143, и 144-й; а 116, как очень малый, присоединять к 115-му. Соблюдая этот порядок псалмопения на вечернях, прочие их части, т.е. чтения, респонсории, стихи и песни исполнять, как положено выше. На повечерии каждодневно повторять одни и те же псалмы, т.е. – 4-й, 90-й и 143-й.
Разобравши эти псалмы на дневные службы, прочие все какие еще остаются, разделить поровну на семь ночных бдений, разделяя те из них, которые очень длинны; чтобы на каждое бдение приходилось по 12-ти псалмов.
Кому не нравится такое распределение псалмов, пусть сделает свое, какое найдет наилучшим; то только да имеется во внимание, чтобы на каждую неделю пропеваема была вся псалтирь, сполна, в числе 150 псалмов; и в воскресенье всегда была она снова начинаема с начала. Крайне ленивыми на Богослужении показывают себя монахи, которые в течение недели не всю пропевают псалтирь, с обычными песнями: тогда как читаем в деяниях святых отцов наших, что они в один день охотно исполняли то, что мы, охлажденные, едва успеваем совершить в целую неделю.
Глава 19. О чине псалмопения
Веруем, что всюду есть Божие присутствие, и что очи Господни на всяком месте видят и добрых и злых: наипаче же всякого сомнения веровать сему должны, когда бываем на Божественной службе. Почему будем помнить, что говорит Пророк: «Работайте Господу со страхом»; и еще: «пойте разумно»; также: «и перед Ангелы воспою Тебе». Смотри же всякий, каковыми подобает нам быть перед взором Бога и Ангелов Его; и постараемся так стоять на псалмопении, чтобы ум наш был в согласии с нашими словами.
Глава 20. О благоговеинстве в молитве
Если когда-либо ведем речь о чем-нибудь с сильным человеком, не иначе делаем это как со всяким смирением и почтительностью; то со сколь большим смирением и искренним благоговением должны мы беседовать с Господом Богом – всяческих? – Да ведаем при том, что не за многоглаголание бываем услышаны, и за чистоту сердца, сокрушение и слезы. Почему молитва должна быть кратка, но чиста и искренна, разве только когда понудит продлить ее особое действие благодати Божией. В собрании же всячески да укорачивается молитва; и все пусть тотчас встают, как только Авва дает знак. (Это взято у Тавеннисиотов).
Глава 21. О деканах (десятниках) монастырских
Если братство велико, надо избирать из самих братий таких, которые имеют доброе свидетельство и живут свято, и поставлять их деканами, чтобы они несли попечение о своем десятке во всем, по заповедям Божиим и повелениям аввы. В деканы да избираются такие, с которыми авва с уверенностью мог бы разделить свое бремя. Выбор надо делать не по порядку (поступления в обитель), а по успехам в жизни и способности назидать словом учения. Если какой-нибудь из деканов окажется имеющим гордость, то надо обличать его и убеждать исправиться, однажды и дважды, а в третий, если не исправится, сменить его, и на его место поставить другого, более достойного. То же постановляем и о препозите. (Смотритель дома. Препозиты и те, коим поручается целая часть управления по всему монастырю, напр. эконом, больничник и пр.).
Глава 22. Как стать монахом?
Каждый пусть спит на особой кровати. Постель они получают по распоряжению Аввы, сообразно с родом занятий. Если можно, пусть все спят в одном месте; если же многочисленность их не позволяет это устроить, пусть спят по десяти, или двадцати, со старшими, на коих лежит попечение о них. Лампады пусть горят до самого утра.
Спать должны в своих одеждах, опоясанные поясами или вервями. Когда спят, ножичков своих, которыми работают, обрезывают ветви и подобное, пусть не имеют при своих боках, чтобы не поранить себя во время сна. Монахи должны всегда быть наготове, и как только дан знак, без промедления вставши, спешить на дело Божие, опережая один другого, однако же чинно и скромно. Юнейшие братия не должны иметь кроватей друг подле друга, но пусть будут перемешаны они со старцами. Вставая на дело Божие, пусть друг друга братски поощряют, развевая извинения, придумываемые сонливыми.
Глава 23. Об епитимиях за провинности
Если какой брат упорен или непослушлив, или горд, или ропотлив, или в чем-нибудь погрешает против святого Устава, или презирает повеления своих старцев, то такового, по заповеди Господа нашего, старцы пусть усовещивают, однажды и дважды, наедине. Если не исправится, – обличить его публично перед всеми. Если и после этого не исправится, удалить его от общения с братиями, чтобы понял как велика его вина. Если же он невежда, – подвергнуть его телесному наказанию.
Глава 24. Какого рода должны быть епитимии?
Эпитимия должна быть соразмеряема с виной, и определение это зависит от суда аввы. Кто в легком чем провинится, тогда лишать участия с братиями в столе, и в церкви не должен он петь псалма или антифона, или совершать чтения, пока исполнит эпитимию. Пищу принимать ему одному, после стола братий. Если, например, братия принимают пищу в шестом часу, этот примет в девятом; если братия в девятом, он по вечеру: так пока получит разрешение.
Глава 25. О важных погрешностях
Провинившийся в важном каком деле брат, вместе с отлучением от стола, отлучается и от молитвы вместе с братиями. Никто из братий не должен входить с ним в какое-либо общение, даже ни в разговор. Пусть он будет один за делом на него возложенным, в покаянном сокрушении и сетовании, поминая о том страшном приговоре Апостола, по коему «согрешивший предан был сатане во измождение плоти, да дух спасется в день Господень». Пищу принимать ему одному в такой мере и в такое время, какие найдет для него пригожими авва. И приветствовать никто не должен его, проходя, ни давать ему что съестное.
Глава 26. О тех, которые без повеления аввы вступают в общение с подъепитимийными
Если какой брат позволит себе без разрешения аввы вступать в какое-либо общение с подъепитимийным братом, или говорить с ним, или приказать ему что, – пусть равное и ним разделит наказание.
Глава 27. Какое попечение должен иметь авва о подъепитимийных?
Авва со всей заботой должен пещись о провиняющихся братиях: ибо «не требуют здравии врача, но болящие» (Мф. 9:12). Потому, как искусный врач должен употреблять все способы к врачеванию немощного душой, – подсылать к нему мудрых старших братий, чтобы они, будто тайком пробравшись к нему из сострадания, благонастроили его, если он обуревается помышлениями, и расположили к смиренному несению епитимии; и чтобы «утешили его, да не зельною скорбию пожрен будет таковый», но как говорит тот же Апостол: «да утвердится к нему любовь, и да будет молитва о нем от всех» (2Кор. 2).
Авва всевозможно должен стараться и со всем усердием заботится о том, чтобы не погибла одна из вверенных ему овец. Да ведает, что он взял на себя врачевание немощных душ, а не панство над здоровыми; да боится обличения, которое Бог изрекает через Пророка: «откормленных овец закалали, а стада не пасли... слабых не укрепляли, а больной овце не врачевали»... (Иез. 34:3–4). Авва да подражает примеру доброго и любящего Пастыря, который, оставляя девяносто девять овец в горах, пошел искать одной заблудшей, и такое явил сострадание к ее немощи, что взял ее на плечи свои и принес в стадо (Лк. 19).
Глава 28. О тех, которые после частых епитимий не исправляются
Если брат после частых увещаний и после епитимий не исправляется в своей вине, подвергнуть его строжайшему, т.е. телесному наказанию. Если и после этого останется неисправным, или еще (чего да не будет) в гордости начнет защищать свои дела, тогда авва должен поступить с ним, как мудрый врач.
Если и после того, как употребит и обязания, и масти увещаний, и врачевство Божественных писаний, и прижигание эпитимией и, наконец, и раны телесного наказания, если после всего этого он увидит, что его старания об исправлении остаются безуспешными, пусть приложит еще самое высшее средство, – свою и всех братий молитву, да Господь, Коему все возможно, Сам соделает спасение немощного брата. Если же и таким образом немощный не поддастся врачеванию, тогда уже пусть авва употребит орудие отсечения, как говорит Апостол: «извергните развращенного из среды вас» (1Кор. 5:13), чтобы одна больная овца не заразила всего стада.
Глава 29. Должно ли принимать братий, выходящих из монастыря?
Брат, по какой-либо вине сам вышедший из монастыря или изверженный, если захочет опять в него возвратиться, пусть прежде даст ручательство, что исправится в вине, за которую выслан; после чего принять его на последнюю степень, чтобы этим испытать его смирение. Если опять лишится монастыря, и опять захочет вступить в него, опять принять его, – так до трех раз. И да ведает, что после этого вход в обитель уже будет для него заключен, если еще подвергнется извержению из него.
Глава 30. Как исправлять маловозрастных детей?
Всякий возраст и всякая степень смышлености должны иметь свои меры исправления... Поэтому, когда дети или юнейшие возрастом, или те, которые не понимают важности обычных епитимий, впадают в какие погрешности, наказывать их пощением более чувствительным, или телесным наказанием.
Глава 31. Каков должен быть монастырский келарь?
В монастырские келари избирать надо из братьев человека мудрого, зрелых нравов, трезвого, воздержанного, невозносливого, не гневливого, не обидчивого, не ленивого, не расточительного, но Богобоязненного, такого, который для всего братства был бы как отец. Он должен о всех иметь попечение, но ничего не делать без позволения аввы. Пусть соблюдает, что приказано, и братий не опечаливает. Если случится, что иной брат потребует у него чего-нибудь несколько гневно, пусть не отвечает ему презрением, но если нельзя удовлетворить его прошения, пусть откажет ему разумно и со смирением.
И свою душу пусть спасает, всегда помня Апостольское слово, что «хорошо служившие приготовляют себе высшую степень» (1Тим. 3:13). О больных, о детях, о странниках и бедных пусть печется со всем усердием, несомненно ведая, что в день суда даст строгий отчет, если неправо и немилостиво поступит в отношении к ним. На все монастырские вещи и на все имущество пусть смотрит, как на священные церковные принадлежности. Ни к чему пусть не относится небрежно, ни скупым пусть не будет, ни расточительным истребителем монастырской собственности, но всем пусть распоряжается умеренно, и как прикажет авва.
Паче всего смирением да украшается; и если когда недостанет кому чего, пусть добрым словом смягчает отказ, по слову Писания: «Слово лучше нежели даяние. Поэтому не выше ли доброго даяние слово?» (Сир. 18:16–17). Что поручит ему авва, тем пусть распоряжается со всем усердием: а чего не велит, того пусть не касается. Что положено давать братьям – пусть выдаст без надмения и промедления, чтобы не соблазнялись, помня божественное изречение о том, что заслуживает «соблазнивший одного из малых сих» (Мф. 18:6). Если братство велико, дать ему помощников, чтобы с их содействием он успешнее и благодушнее исполнял возложенное на него дело. В определенные часы пусть выдает, что должно выдавать, и принимает, что должно принимать, чтобы никто не был смущаем в доме Божием.
Глава 32. О работных орудиях и других вещах монастырских
В попечении о монастырском имуществе, об орудиях, одеждах и других вещах авва пусть выберет братий, на которых по их жизни и нравам мог бы он положиться, и поручить кому что благорассудит, беречь то, выдавать и снова собирать в свое место. От них авва получает запись, кому что выдавал, и что снова принял из вещей от братий, попеременно поступающих в разные послушания. Если окажется, что кто-нибудь небрежно обращается с вещами, тому делать замечание, и если не исправится, подвергать установленным епитимиям.
Глава 33. Могут ли монахи иметь какую-либо собственность?
Особенно надо с корнем исторгнуть из монастыря страсть любоимания, чтобы никто не смел ничего ни дать, ни взять без позволения аввы, ни иметь что собственное, никакой вещи, ни книги, ни доски, ни грифеля, совершенно ничего: так как никто из братий не имеет уже в своей власти ни тела своего, ни воли своей. Всего необходимого всякий пусть ожидает от аввы; и никому не позволительно иметь что-нибудь кроме того, что даст, или что определит авва.
Все у всех да будет общее, как написано: «и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4:32). Если будет замечено, что кто-нибудь поблажает этой непотребной страсти любоимания, того по первом и втором увещании подвергать установленным мерам исправления.
Глава 34. Все ли равно должны получать необходимое?
Надобно поступать так, как написано: «даяшеся коемуждо, егоже Аще требоваше; не по лицеприятию» (да не будет), но по вниманию к немощам немощных. Кто меньше имеет нужды, пусть Бога благодарит, и не скорбит (что не дают); а кто больше имеет нужды, пусть смиряется по своей немощности и не превозносится по причине милости к нему (что дают). Так все члены будут в мире, Особенно ропота никто да не обнаруживает по какому бы то ни было случаю ни словом, ни знаком. Кто замечен будет в этом, подвергать его мерам исправления.
Глава 35. Все ли равно должны получать на поварне
Братия должны служить себе взаимно; и никто не должен отказываться от послушания в поварне, разве болен кто, или занят многополезным делом. Да ведает, что этим послушанием любовь братская свидетельствуется и великая награда стяжевается. Которые немощны, для тех назначить помощников, чтобы без скорби совершали свою череду: и всем надо давать утешение и отраду, судя по величине братства и положению места. Если братство велико – келаря освобождать от послушания на поварне, равно и того, кто занят многополезным делом. Прочие же пусть с любовью взаимно себе прислуживают. Кончивший свою неделю, в субботу должен сдать вещи и дать во всем отчет. Полотенца, которыми братия вытирают себе руки и ноги, пусть вымоет. Ноги тоже, как кончивший неделю, так и вступающий в нее должны вымыть всем. Кончающий неделю дает келарю сосуды чистыми и целыми; а келарь вручает их вступающему в неделю, чтобы ведомо было, что один дает, и в чем другой должен давать отчет. Недельные за час до общего стола пусть принимают положенную часть вина и хлеба, чтобы во время стола служили братиям без особенного труда и без роптания. Во дни же праздничные пусть воздерживаются до конца обеда.
Кончающие и начинающие неделю, по окончании утренних молитв в воскресенье в церкви, делают всем коленопреклонение, просят молитв. Кончающий неделю говорит при сем такой стих: «Благословен Бог, помогший мне и утешивший меня». Сказав это трижды, получает благословение: этим оканчивается его послушание. Начинающий же неделю говорит: «Боже в помощь мою вонми, Господи, помощи мне потщися»; это и все произносят трижды; затем он получает благословение, и тем вступает в недельное свое послушание.
Глава 36. О больных братьях
О больных прежде и паче всего надо иметь попечение, и служить им, как Христу, ибо Он сказал: «Болен был, и посетили Меня», и: «так, как вы сделали это одному из братьев Моих меньших, то сделали Мне». Но больные пусть помнят, что им служат ради Бога, и пусть не опечаливают служащих им братьев излишними своими требованиями. Впрочем, и таких надо терпеливо сносить, потому что через это стяжевается богатейшая награда. И авве надобно всячески заботиться, чтобы о больных не была допускаемая никакая небрежность: келлию для них назначить особую, и для хождения за ними назначить брата богобоязненного, сострадательного и заботливого.
Бани для больных готовить сколько нужно; а для здоровых, особенно молодых, пореже ее дозволять. Разрешать больным и вкушение мяса, для подкрепления наиболее немощных. Но коль скоро поправятся – пусть по обычаю воздерживаются от мяс. Авва пусть поусерднее присматривает, чтобы келарь, или прислуживающий больным не вознерадел о них; потому что на него падает, если его ученики в чем-либо погрешают.
Глава 37. О престарелых и детях
Хотя сама природа располагает к милосердному снисхождению к лицам этих возрастов, т.е. к старцам и детям, но и Устав не может забыть о них. Надобно всегда иметь во внимании свойственную им по естеству немощь, и никак не держать по отношению к ним строгости положения о пище: надо оказывать им снисхождение в роде пищи; и время для принятия ее назначать пораньше Уставом положенного для всех.
Глава 38. О недельном чтеце
Когда братия вкушают пищу в трапезе, всегда должно быть при этом чтение; но не всякий, кому ни случилось, может брать книгу и читать. Имеющий читать всю неделю вступает в это послушание в Воскресенье. После литургии и Причащения выступает он и просит всех помолиться, да отвратит от него Бог дух превозношения. При этом он начинает, а за ним и все повторяют следующий стих: «Господи, устне мои отверзеши и уста моя возвестят хвалу Твою». Затем он принимает благословение и вступает в свое послушание – читать. За трапезой должно быть хранимо глубокое молчание, чтобы не слышно было ничьего голоса, или шептания, кроме одного читающего.
Что касается до потребного из пищи и питья, то служащие братия должны так устроять, чтобы во время стола никто ни в чем не встречал нужды. Если же случится в чем нужда, давать знать об этом не голосом, а постукиванием. Никто не должен спрашивать о чем-либо по поводу чтения, или еще чего-нибудь; кроме разве авва рассудит сказать что в назидание кратко. Этот брат, недельный чтец, пусть получает часть растворенного водой вина, прежде чем начнет читать, по причине Святого Причащения и чтобы не тяжело было ему выдерживать пощение. Обед же свой он будет иметь после, с недельными по поварне и прислуживающими в трапезной. На это чтение как и на пение, назначать братий не подряд, а по выбору, кто может назидать слушающих.
Глава 39. О количестве и мере яств
Полагаю, что достаточно будет для подкрепления сил предлагать два варева на всех трапезах, в шестом или девятом часу; и это по причине немощи разных братий, чтобы в случае, если кто не может есть одного, подкреплялся другим. Итак два варева достаточно будет для всех братий; если достанутся откуда плоды, или овощи, то прибавить и это третье кушанье. Хлеба достаточно по два фунта в день на брата, одна ли будет трапеза, или две – обед и ужин. Если будет ужин, то келарь от того же фунта удержит треть, чтобы предложить ее на ужин.
Если случится тяжелая работа, то оставляется на волю и рассуждение аввы – прибавить что-нибудь, когда нужно, устраняя только всячески опьянение и обременение пищей: ибо ничто так не неприлично христианину, как опьянение, как сказал Господь нам: «смотрите же за собой, чтобы сердца ваши не отягчались объедением и пьянством» (Лк. 21:34). Детям же полагать не такое количество пищи, а меньше, чем большим, соблюдая во всем бережливость. От мяса же четвероногих решительно все должны воздерживаться, кроме одних крайне больных.
Глава 40. О мере питья
Всякий свой имеет дар от Бога: один – один, другой – другой. Потому мы с особенной осмотрительностью установляем меру кошта. Так относительно вина, имея во внимании немощь немощных, полагаем, что для каждого достаточно будет на день стакана вина. Вино – виноградное. А кому Бог даст силу воздержаться, тот да ведает, что это достойно своей награды.
Если положение места, или труд, или время года требуют прибавки к этой мере, на воле аввы оставляется сделать это или нет; да имеет он только во внимании, чтобы не вкралось опьянение, ибо вино, как читаем, есть вещь вовсе не монашеская. Но как в наши дни нельзя убедить в этом монахов, – согласимся по крайней мере не пить досыта, но воздержано; потому что вино и мудрых доводит до отступления и падения. Если случится, что где-нибудь и такой меры достать нельзя, или и совсем ничего, то да благословит Бог обитающих там (на терпение): пусть не ропщут. На то паче всего надо всех убеждать, чтобы не роптали.
Глава 41. В какие часы предлагать трапезу?
От Святой Пасхи до Пятидесятницы обедают пусть братия в шесть часов (12-ть наших) и по вечеру ужинать. От Пятидесятницы все лето (если не бывает у монахов работ на полях, или не мешает летняя знойность), в среду и пяток пусть постятся до девятого часа, а в прочие дни обедают в шесть часов. Этот – шестой час обеда, если будет работа на полях, или знойность не будет велика, должно продолжить и это по усмотрению аввы. Он пусть все учредит и расположит так, чтобы делу и спасению души не было ущерба, и братия все что делают, делали безропотно.
От сентябрьских ид (иды от 9-го до 13 и 15-го дня в каждом месяце) до начала Четыредесятницы принимать пищу всегда в девять часов; в Четыредесятницу же до Пасхи – вкушать по вечеру. Этот вечер определять так, чтобы для вкушающих не требовалось зажигать светильники, но чтобы все кончалось засветло. И во всякое время вечерю ли или обед надо так приноровлять, чтобы все кончалось засветло.
Глава 42. О том, что после повечерия никто не должен говорить
Во всякое время монахи должны со всем усердием хранить молчание; особенно же в ночные часы. После ужина – пост ли будет или не пост, братия, вставши из-за трапезы, собираются спустя немного в одно место, – и один читает собеседования (пр. Кассиана) или жития святых, или другое что, – назидательное и для слушающих; только не Пятикнижие и не книги царств, потому что для несильных умов неполезно в это время слушать эти части Писания, – их читать в другое время. Прочитавши листа четыре, или пять, или сколько позволит время, идут на повечерие. – И после повечерия никому уже нет позволения говорить что-либо с кем бы то ни было. Кто окажется нарушителем сего правила молчания, должен подлежать тяжкой эпитимие; исключая разве придут какие посетители, или авва что-нибудь прикажет; но и это надо исполнять со всей скромностью и тихостью.
Глава 43. О тех, которые опаздывают на Богослужение или к трапезе
На святое Богослужение, как только заслышан знак, тотчас надо спешить со всей заботливостью, оставляя все что бы ни было в руках, однако степенно, без суматохи. Делу Божию ничто не должно предпочитать. Если кто на ночное бдение придет после «Славы» 97-го псалма, (которую потому полагается петь несколько протяжно), тому не стоять на своем месте среди братий, но пусть становится позади всех, или на особом каком месте, чтобы быть на виду у всех; а по окончании службы должен он принять публичное покаяние.
Для того определено стоять таким на последнем месте, или особо, чтобы быв всеми замечаем, исправлялись от этого стыда. Если оставаться им вне храма, то может случится, что иной там и спать расположится, или так просидит не молясь, а если не один такой будет – заведут пусторечие, и будет дано место лукавому. Потому лучше пусть входят такие внутрь, чтобы не быть всего лишенными, а прочее – исправится.
На дневные службы, если кто не поспеет к «Славе» после стиха и первого псалма, по тому же закону должен стоять на последнем месте. Да не дерзнет он присоединяться к хору поющих, пока не очистит вины несением эпитимии, разве только авва прикажет; но прощение у всех испрашивать после службы все же он должен.
К трапезе кто не поспеет прежде стиха, чтобы всем вместе возгласить стих и молитву и одновременно сесть за стол, – и это по нерадению или своей вине, – тому до двух раз делать выговор. Если не исправится и опять то же сделает, отделить его от прочих и посадить за особый стол, лишив порции вина. После трапезы пусть испросит у всех прощения с обещанием исправиться. Тому же должен подлежать и тот, кого не будет на стихе, который говорится после принятия пищи. (Уйдет из трапезной прежде молитвы). На следующей за тем трапезе принимать ему пищу за особенным столом и потом публично покаяться.
Никто не дерзает принимать пищу или питие прежде или после установленного часа. Если тот, кому назначена аввой особая пища, не захочет ее принять в это время, то когда захочет пусть или ее принимает, или никакой, до соответственного исправления.
Глава 44. Как нести епитимии тем, которые отлучаются от сообщества с братиями?
Которые за тяжкие вины отлучаются от Богослужения и от трапезы, те, в то время, как совершается в церкви Богослужение, должны лежать простершись на земле вне храма, ничего не говоря, а когда братия будет выходить из храма, не поднимая головы, припадать к ногам их. Это должен он делать до тех пор, пока авва рассудит, что он уже довольно удовлетворил за свою вину. Если, наконец, авва велит ему подойти к себе, он вставши, повергается перед аввой и братиями, прося молитв о себе.
После сего он принимается в хор, если велит авва, или в другой ряд, какой определит авва. Но петь псалом или исполнять чтение, или другое что делать в храме не может он, пока тоже не разрешит авва. Сверх того на всяком Богослужении, в конце его, должен он, падая ниц, где стоит, испрашивать прощения и молитв, пока авва не велит ему перестать от сего, признав его вину совершенно очищенной. Это последнее удовлетворение требуется и от тех, которые за малые вины отлучаются только от трапезы с братиями. Его исполняют они пока не разрешит их авва и, благословив, не скажет: довольно.
Глава 45. О тех, которые погрешают чем-либо в храме
Кто, возглашая псалом, респонсорий, или антифон, или чтение, ошибется, – и там же смирившись пред всеми, не удовлетворит за свою вину, – тот должен подлежать большему взысканию за то, что не поспешил смирением загладить допущенную неисправность. Детей же за такую вину наказывать телесно.
Глава 46. О тех, которые провиняются в другом чем
Если кто на работе в поварне, в келарне, во время прислуживания, в хлебне, в саду или другом каком месте в чем-либо погрешит, сломает что, или потеряет, или другое что сделает, и тотчас сам перед аввой и братиями не обличит своей погрешности и не испросит прощения, то большей должен подвергаться мере исправления, если то будет узнано другими. Но что касается до грехов невидимых, в душе совершающихся, то их открывать должно только авве, или духовным старцам, которые умеют врачевать свои и чужие раны, не открывая и не опубликовывая.
Глава 47. О подавании знака на Богослужении
Возвещать о часе молитвы днем и ночью есть дело аввы, – и он или сам делает это, или поручает какому старательному брату, чтобы всякая служба была совершаема в свое время. Псалмы или антифоны после аввы своим порядком будут исполнять те, кому велено; и надобно для пения и чтения определять таких, которые могут совершить это служение в назидание слышащим. Кому велит авва, должен исполнять это со смирением и трепетом.
Глава 48. О каждодневном рукоделии
Праздность – враг души. Потому в известное время братия должны заниматься рукоделием, в известные же опять часы – божественным чтением. Оба эти занятия полагаем распределить так: от Пасхи до Октябрьских календ (13–16 сентября,) братия, выходя рано утром, работают что нужно от первого часа до четвертого; от четвертого же до шестого занимаются чтением.
После шестого часа, встав из-за трапезы, пусть отдохнут на своих постелях, храня молчание, или если кто хочет читать, – пусть читает себе так, чтобы никого не беспокоить. Девятый час отпевать пораньше – в половину восьмого, и опять за работу, и работать до вечера. Пусть не скорбят, если по местным обстоятельствам, или по бедности, нужно бывает усилить работу: ибо то и монахи, когда живут трудами своих рук, как постановили отцы наши и Апостолы. Все однако же да будет в меру, по причине малодушных.
От Октябрьских календ до начала Четыредесятницы, до второго часа пусть занимаются чтением; во втором часу отпевать третий час, – и потом до часа девятого все занимаются работами какие на кого возложены. Как только будет дан первый знак к девятому часу, все пусть оставляют (и прибирают) свои работы, чтобы быть наготове ко второму знаку, по которому идут в трапезу. После трапезы пусть занимаются своими чтениями или псалмами.
Во дни Четыредесятницы, с утра до третьего часа пусть занимаются чтением, а отсюда до часа девятого работают каждый свои работы. В эти дни Четыредесятницы всякий пусть возьмет себе из библиотеки особую книгу, которую должен прочитать всю подряд: выдавать их в начале Четыредесятницы. На это время назначаются один или два старца для обхождения келий в часы, когда братия должны заниматься чтением, и наблюдения, чтобы никто не потратил этих часов попусту в праздности, в дремании или празднословии, а не в чтении, – себе не на пользу, а другим на соблазн. Если кто окажется таковым, выговорить ему однажды и дважды; если не исправится, подвергнуть его положенным мерам исправления, чтобы и другие страх имели: чтобы брат с братом не сходились не в свое время.
В воскресенье пусть все занимаются чтением, исключая тех, которые отряжены на разные послушания. Если кто не хочет или не может читать и рассуждать, заставлять такого работать, чтобы не был в праздности. Братиям слабого сложения назначать такую работу, или ремесло, чтоб и праздными не были и не обременялись. О такой их немощности рассудит авва.
Глава 49. Как проводить Четыредесятницу
Хотя во всякое время жизнь монаха должна течь со строгостью Четыредесятницы, но как не всем принадлежит такая добродетель, то убеждаем по крайней мере в эти дни Четыредесятницы сохранять свою жизнь во всякой чистоте, покрывая все небрежности других времен в эти святые дни. Это тогда достойно исполняется, когда укрощая страсти, будем прилежать молитвой со слезами, чтению, сердечному сокрушению и строгому воздержанию.
Итак, увеличим несколько в эти дни обычный оброк нашего служения чрез совершение особых молитв, чрез большее воздержание в пище и питии, чтобы всякий сверх положенной меры, и по своей воле, с радостью Духа Святаго, приносил что-либо Богу в жертву: т.е. что-нибудь отнимал у своего тела в пище, питии, во сне, в употреблении языка, с радостью духовной ожидая Святой Пасхи. Это однако, что каждый желает принести Богу от себя, пусть открываемо будет авве, чтобы предпринималось с его молитвой и благословением: ибо что бывает без соизволения духовного отца, то осквернится самомнением или тщеславием, и заслужит не награду, а осуждение. Все надобно делать с согласия аввы.
Глава 50. О братиях, которые работают далеко от храма, или находятся в дороге
Братия, которые вдали находятся на работе и не могут в положенные часы поспевать в церковь, и авва взвесит, что это так есть, – пусть совершают дело Божие там, где работают, со страхом Божиим преклоняя колена. Равным образом и те, которые отправлены в дорогу, пусть не пропускают установленных в известные часы молитвословий; но пусть исполняют их как могут, и не небрегут представлять этот оброк служения своего.
Глава 51. О братиях, которые отправляются не так далеко
Брат, которого отправляют куда-либо по делу, и который надеется в тот же день возвратиться в монастырь, не должен принимать пищи вне, хотя бы кто и просил его, разве только разрешено будет это аввой. Кто иначе поступит – понесет эпитимию отлучения.
Глава 52. О монастырской молитвеннице
Молитвенница есть то, чем называется, и в ней ничего другого не должно быть делаемо, кроме совершения молитв. По окончании дела Божия, все выходя в глубоком молчании, воздав благоговейное поклонение Богу. Брату, который захотел бы особо помолиться, не должно препятствовать. Кто хочет таким образом помолиться, пусть войдет потихоньку и молится не громким голосом, но в сокрушенном со слезами устремлении сердца к Богу. Без этой же цели – никому по окончании дела Божия, т.е. Богослужения, не позволительно оставаться в церкви, чтобы не было от этого помехи другим, хотящим помолиться наедине.
Глава 53. О принятии странных
Всех приходящих странников надобно принимать, как Христа, ибо Он скажет некогда: «странником был и вы приняли Меня» (Мф. 25:35). Всем должно воздавать свою честь, особенно равную с нами проходящим жизнь и странствующим. Посему, как только возвещено будет, что есть странник, встретить его пусть выйдет сам авва (смотри по чину), или братия на это определенные, со всем радушием. Прежде всего надо всем вместе помолиться и потом поздороваться в мире. Что целование мира должно предлагать не прежде, как по молитве, – это по причине дьявольских прелестей. В самом же поздоровании надлежит изъявлять всякое смирение. Когда пред приходящими или отходящими странниками преклоняют голову или всем телом простираются на земле, делать сие надлежит в той мысли, что в них приемлется Христос; Ему и поклонение в них воздается.
Принятые странники ведутся на молитву; потом сядет с ними авва, или кому он велит. Надобно гостю почитать Закон Божий в назидание, а потом предложить и угощение. И пост пусть нарушит настоятель ради гостя, разве только будет какой нарочитый день поста, которого нельзя нарушить. Братия же должны соблюдать обычай пощения.
Воду на руки странникам подаст авва; а ноги им омоют как сам авва, так и все братство (гостинники). При омытии их говорить следующий стих: «Мы размышляли, Боже, о благости Твоей посреди храма Твоего» (Пс. 47:10). Бедных из странников надо принимать с особенным вниманием и усердием, потому что в них наипаче приемлется Господь. К богатым же само собой является как то почтительность.
Кухня для аввы и гостя должна быть особая, чтобы гости, приходящие в неопределенное время, не беспокоили прочих братий. В эту кухню назначать на год по два брата, которые пусть и исполняют там все нужное. Когда потребуется, давать им помощников, чтобы служили без ропота; а когда нет у них дела, пусть выходят и они на работу, куда им велят. И не только в отношении к ним, но и в отношении ко всем служащим монастырским надо держаться того правила, чтобы назначать, когда требуется помощников служащим; но опять, когда нет у них дела, пусть делают что велят.
И за гостиницей смотреть надо назначать особого брата, исполненного страха Божия, чтобы постели были всегда хорошо убраны, и дом весь, как Божий, был в порядке. Кому не велено, с гостями пусть не общается и не разговаривает; но если встретится кто с ними, или увидит, пусть сделает поклон, как сказано, и, испросив благословения, проходит далее, говоря, что ему не позволено говорить со сторонними.
Глава 54. Можно ли монаху получать письма или другое что
Никак не следует монаху ни от родителей своих, ни от кого другого, ни взаимно друг от друга получать письма, благословения, или другие какие мелочи, и самому отвечать тем же без разрешения аввы. Если что прислано будет кому от родителей, не смеет он того получать, не показавши наперед авве. Если можно то принять, в воле аввы состоит приказать, кому то отдать; и брат, кому то прислано, не должен тем огорчаться, чтобы не дать места дьяволу. Кто иначе поступит, – подлежит обычным эпитимиям.
Глава 55. Об одежде и обуви братий
Одежды братиям должны быть назначаемы по качеству места, где живут, и по тамошнему климату. В холодных странах бывает в них большая нужда, а в теплых – меньшая. Это определение оставляется на рассуждение аввы. У нас монахам можно довольствоваться чем небольшим; и полагаем на каждого брата куколь и полукафтанье (вроде подрясника: Куколь на зиму шерстяной, а на лето полотняный; также нарамник для работ; для обувания ног – сандалии и сапоги. О цвете всех этих вещей и толщине монахи не должны толковать, пусть довольствуются такими, какие можно найти в их местности, или какие дешевле.
О мере одежд позаботится авва, чтобы не были коротки, а были в пору. Получая новое, старое должно отдавать тогда же и беречь в рухлядной для бедных. Достаточно для монаха иметь два куколя и два полукафтанья, для ночей и на случай мытья тех вещей, что сверх этого – излишнее, надо то отсечь. Так же и сандалии и все другое ветхое пусть отдают, когда получают новое. Отправляющиеся в дорогу получают из рухлядной феморалии (что-то вроде панталон), которые по возвращении отдают, вымыв. Надо иметь в рухлядной и куколи и полукафтанья получше обыкновенных; отправляющиеся в дорогу пусть получают их и, возвратясь, отдают назад.
Для подстилания на кровати достаточно рогожи, саги (мешка набитого соломой или сеном), одеяла, подушки. Авва почасту должен осматривать кровати, чтобы не завел кто чего лишнего. Если найдется у иного что-нибудь, чего он не получал от аввы, подвергать такого тягчайшей эпитимии. Чтобы пресечь всякое покушение иметь что-либо особое – свое, пусть авва дает всякому все необходимое: куколь, полукафтанье, сандалии, сапоги, нарамник, ножичек, писало, иглу, полотенце, таблички для писания; этим будет отнята всякая возможность извинения. При этом авва пусть руководится следующим правилом, изреченным в Деяниях Апостольских: «и разделяли всем, смотря по нужде каждого» (Деян. 2) и имея во внимании немощи нуждающихся, а не многожелательство завидующих. При всех же своих присуждениях да помышляет о воздаянии от Бога.
Глава 56. О столе аввы
Трапезует авва всегда с посетителями и странниками. Когда не бывает никого из странников, пусть призывает к своему столу кого хочет из братий. Но из старцев всегда одного или двух должен он послать с братиями для наблюдения за порядком.
Глава 57. О монастырских мастерах (из братий)
Мастера, если бывают в монастыре (из братий), должны делать свои дела со всем смирением. Если кто из них станет гордиться своим мастерством, как доставляющий монастырю нечто, такого отставить от мастерства, и опять не приставлять к нему; разве только, когда смирится, авва может ему позволить опять заняться им.
Если какие изделия положат продать, пусть определят осмотрительно, через чьи руки это сделать, чтобы не случилось какое плутовство в ущерб монастырю. Кому поручают это, пусть помнят об участи Анании и Сапфиры (Деян. 5), чтобы и им не подпасть такой смерти душевно, как те подверглись телесно. Это надо держать в мысли и всем, которые задумывают сделать какое-либо плутовство в ущерб монастырю. В назначение цены пусть не вмешивается страсть любостяжания, но всегда лучше назначать цену несколько меньше, чем это делают миряне, да во всем славится Бог.
Глава 58. Об образе принятия братий в монастырь (новоначалие)
Кто новоначально приступает к иноческой жизни, не тотчас давать ему вход в обитель, но как говорит Апостол: «испытывайте духов, от Бога ли они» (1Ин. 4:1). Итак, если пришедший прибудет толкая в дверь, и наносимые ему нарочито оскорбления, и намеренное недопущение его внутрь обители в продолжение четырех или пяти дней вынесет терпеливо, не отступая от своего прошения, то дозволить ему, наконец, войти, и пусть несколько дней пробудет в гостинице; после же сего, – поместить его в келлии новоначальных, где пусть изучает, что прикажут: там ему принимать пищу и спать.
Приставить к нему опытного старца, который умеет стяжевать души для Господа, и пусть внимательно наблюдает за ним, воистину ли взыскал Бога, рачителен ли к делу Божию (молитве), скор ли на послушание, снослив ли при укорах. Надо ему рассказать все трудности и болезненности, какие встречаются на пути к Богу. Если пообещает он твердость и неуклонное постоянство, то спустя два месяца прочитать ему настоящий Устав весь подряд и сказать: вот законы, под которыми ты имеешь воинствовать; если можешь соблюсти все, – ступи, а если не можешь – лучше отойди. Если всё будет стоять на своем желании, вести его опять в келлии новоначальных, и опять испытывать в терпении (чтение Устава происходило в притворе церкви и не один день).
Спустя шесть месяцев еще прочитать ему Устав, чтобы хорошо понял, к чему приступает. Если все будет стоять в своем намерении, чрез четыре месяца еще прочитать ему тот же Устав. Если после столь долгого рассуждения он пообещает соблюдать все установленное и исполнять всякое приказание, тогда наконец принять его в число братства. Да ведает, что с сего времени он стал под закон Устава, что отселе ему уже непозволительно оставить монастырь, или освобождать свою выю из-под ига, которое, при таком долгом рассуждении, он был свободен принять или отвергнуть.
Принимать же должно в церкви в присутствии всех: причем он дает публично обещание не отступать от своего намерения; быть всегда исправным в поведении, в нраве и послушании. Обет изрекается перед Богом и Святыми Его (Ангелами); так что, если отступит в чем от него, Судьей ему будет Тот, Коего он окажется обманщиком.
Обещание свое должен он изложить письменно, на имя Святых, мощи которых почивают в храме и настоящего аввы; и написать его своей рукой. Если не умеет писать, – напишет за него другой по его прошению, а он приложит печать и положит письменное обещание своей рукой на алтарь. Полагая, новоначальный говорит следующий стих: «Укрепи меня по слову Твоему, и буду жить; не посрами меня в надежде моей» (Пс. 118:116). За ним трижды повторяет все братство, прибавляя: слава Отцу. После сего новоначальный брат кланяется всем в ноги, прося молитв. С этого момента он считается уже состоящим в числе братства.
Если он имеет что, то или раздает это прежде бедным, или при всех жертвует в монастырь, ничего себе не оставляя. В монастыре он не имеет уже власти и над своим телом, не только над какими-нибудь вещами. Тут же в храме скидает он свои одежды, и одевается в монастырские. Прежние одежды его хранятся в рухлядной, чтобы, если по наущению дьявола, он вздумает выйти из монастыря, он в них был извержен из него. Письменного же обещания, положенного на алтаре, уже не получит: оно должно быть удержано в монастыре.
Глава 59. О детях знатных или бедных, посвящаемых Богу
Если кто из знатных посвящает своего сына в монастыре Богу, то, когда сей отрок еще мал возрастом, родители его делают письменное обещание, о котором сказано выше, и, принося потребное для бескровной жертвы, как и свое рукописание, так и руку отрока влагают в покровы алтаря и таким образом посвящают его Богу.
Относительно имущества они в своем рукописании с клятвой обещают, что ни сами, ни через постороннее лицо, ни другим образом не будут содействовать ему иметь что-либо. Или, если этого сделать не хотят, а хотят принести что-нибудь в монастырь в виде милости за свои души, пусть сделают дарственную запись монастырю о тех вещах, сохраняя за собой, если хотят, право пользоваться этой частью до своей смерти. Все это лучше устроить так, чтобы отрок ничего этого не знал, чтобы после это не послужило к его пагубе, как знаем это по опыту.
Подобным образом поступают и небогатые. А которые ничего не имеют, то делают одно рукописание, и с припиской потребного для бескровной жертвы, посвящают Богу сына своего, при свидетелях.
Глава 60. О священниках, желающих жить в монастыре
Если кто из священного чина будет просить о принятии в монастырь, то и для него не тотчас изъявлять согласие на то. Но если он будет настаивать в прошении, принять его, дав знать, что и он будет строго соблюдать Устав, и что ни в чем ему не будет сделано послабления, да будет как написано: «друг, для чего ты пришел?» (Мф. 26:50). – Позволить ему стоять вслед за аввой, также благословлять и совершать литургию, если велит авва, а если нет, – пусть не дерзает ни на что такое, и зная, что во всем подлежит уставному порядку, пусть всем подает пример смирения.
Когда бывают общие собрания для совещания по каким-либо делам монастыря, тогда пусть занимает то место, когда поступил в монастырь, а не то, которое ему уступлено ради чести священства.
Из прочих клириков, когда кто изъявит желание вступить в монастырское братство, каждого по принятии поставлять на рядовое место; принимать же по обещании им соблюдения устава и твердости в своем намерении.
Глава 61. Как принимать монахов странников?
Если монах странник, пришедший из далеких мест, захочет гостем пожить в монастыре, то если он доволен обычаями места, какие видит, своим излишеством не возмущает обители, но просто доволен всем, что ни находит, принять его тогда же, как изъявляет желание. Если он по разумным основаниям найдет что укорное, и со смиренной любовью покажет то, авва должен обратить на то должное внимание. Не для того ли и направил сюда брата того Господь, чтобы исправить указанную неисправность.
Если потом пожелает он совсем остаться в обители, – не отказывать ему в сем желании, а особенно, когда, во время гощения, его жизнь и нрав хорошо познаны с доброй стороны. Но если он излишне требователен, или во время гощения будет замечен в каком-либо пороке, то не только не принимать его в число братства, но сказать ему с честью, чтобы удалился, из опасения, как бы другие не заразились его немощами. Когда же он не таков, чтобы заслуживал удаления, то не только когда просится принять его в братство, но убеждать его, чтобы остался у них навсегда, чтобы его примером назидались и другие: ибо на всяком месте Единому Богу служим, и Единому царю воинствуем.
Даже, если авва найдет его таким, то может дать ему высшее место, нежели какое ему следует по времени приема. И не только монаха, но лиц освященных в разных их степенях, авва может поставлять на высших, сравнительно с приемом, местах, если найдет их достойными того по жизни. Да не дерзает однако же авва принять когда-либо на всегдашнее жительство монаха из другого известного монастыря, без согласия его аввы или рекомендательных писем, ибо написано: «чего себе не желаешь, не делай того другому» (Тов. 4:15).
Глава 62. О монастырских священниках
Когда авва находит нужным иметь священника или дьякона, пусть из своих выберет достойного степени священства. Посвященный да блюдет себя от возношения или гордости, и ни на что не дерзает, кроме того, что будет приказано аввой, зная, что ему гораздо больше других следует держаться установленных порядков. Да не забывает он по случаю священства обязанности повиновения Уставу и всему монастырскому благочинию, но паче и паче да преуспевает в Боге.
Место же всегда пусть держит то, какое следует ему по порядку вступления в обитель, кроме служения алтарю; разве только по определению всего братства и по воле аввы будет поставлен повыше, ради достоинства своей жизни. Но кто из таких, зная, что он должен соблюдать порядки, установляемые деканами или другими приставниками, позволит себе не подчиняться им, того судить не как священника, а как нарушителя порядка. Если после частых увещаний не исправится, довести до сведения о том епископу, чтобы своей властью придал силу убеждению. Если и после того не исправится, а напротив будет множить провинности, то изгнать его из монастыря: когда впрочем таково будет его упорство, что не захочет ни за что вполне подчиняться Уставу и исполнять его во всем.
Глава 63. О месте, какое каждый брат занимать должен и о взаимных отношениях
Места в монастыре братия пусть всегда держат те, какие им следуют по времени поступления в обитель и по достоинству жизни, и как определит авва. Авва да не возмущает вверенного ему стада, и да не допускает, как пользующийся полной властью, каких-нибудь неправедных распоряжений; но пусть всегда помнит, что о всех своих судах и делах даст отчет Богу. В том порядке, какой он установил, или какой имеют братия, пусть приступают они к целованию мира, и к причащению, держать череду в пении псалмов и стоять в хоре.
Порядки эти во всех местах не определять летами братий: ибо Самуил и Даниил – отроки – судили старцев.
Исключая тех, которых авва повышает по достоинству, или которых понижает по известным причинам, все прочие, как поступают в обитель, так пусть и следуют всегда друг за другом: так что, например, кто поступил во второй час дня, – пусть имеет себя юнейшим и последнейшим того, кто поступил в первый, какого бы возраста и достоинства он ни был. Что касается детей, то там свои порядки.
Младшие по иночеству должны почитать старших по нему, а старшие должны любить младших. Никому не позволительно называть другого простым именем; но старшие, обращаясь к младшим, пусть говорят: брат такой-то, а младшие к старшим: отец такой-то. А авву, который, как верится, занимает место Христа, звать: господин авва. Он же пусть позаботится всегда являть себя достойным такой чести.
Где бы ни встретились братия, – младший у старшего просит благословения. Когда подходит старший, младший должен встать и дать ему место. Младший не должен садиться, если не прикажет ему старец; чтобы исполнялось всегда написанное: «в почтительности друг друга предупреждайте» (Рим. 12:10). Дети, отроки, юноши, в церковь или к столу пусть следуют в своих порядках чинно. Также, когда выходят за монастырь, и вообще, где бы ни были, должны держать себя в своем порядке и чинности, под строгим надзором пока придут в зрелый возраст.
Глава 64. О поставлении аввы
Относительно поставления Аввы да соблюдается всегда закон, чтобы поставлять того, кого изберет согласно все братство, в страже Божием, по здравому совету. Во внимание при сем иметь достоинство жизни и степень умственного образования, хотя бы кто последнее имел место в числе братий. Если братия, в чаянии поблажки своим порокам, сообща изберут себе такого авву, который и сам не чужд тех пороков, – но об этом узнает какой-нибудь епископ, в чьей епархии находится тот монастырь, или аввы других монастырей, или соседние христиане, то пусть все позаботятся воспрепятствовать исполнению совета злых, и для дома Божия поставлять доброго приставника, зная, что за это получать добрую награду, если совершат то чисто, по ревности Божией, как напротив – согрешат, если понебрегут о том.
Поставленный Аввой пусть всегда помышляет о том, какое взял он на себя бремя, и Кому должен будет дать отчет о своем приставничестве. Да ведает, что ему надлежит заботиться о том, чтобы более делать добра братии и обители, нежели о том, чтобы независимо господствовать.
Надлежит ему быть ведающим Закон Божий, чтобы имел откуда износить новое и ветхое в назидание братий, быть целомудренным, трезвым, милосердным, предпочитающим милость правосудию, чтобы и самому некогда сподобиться того же. Ненавидя пороки, да любит он братий.
В исправлении неисправных пусть действует со всем благоразумием, избегая чрезмерности, чтобы когда станет очищать ржавчину с усиленным напряжением, не разломать самого сосуда. Помня о своей сокрушенности, пусть умудряется трости сокрушенной не доламывать. Этим не то внушается, чтобы он позволял свободно размножаться порокам, но то, чтобы благоразумно и с любовью отсекал их и смотрел как всякого пользовать, как сказано. Пусть со всем усердием так ведет дела, чтобы его более любили, чем боялись. Да не будет он суетлив и многозаботлив, да не будет ни в чем чрезмерен и упорен в своих мыслях, да не будет ревнив и слишком подозрителен: иначе никогда не увидит он покойного дня.
В своих делах и распоряжениях он должен быть осмотрителен и предусмотрителен, духовных ли сторон жизни они касаются или телесных. Работы назначать должен он с разборчивостью, соразмерно с силами каждого, помня о рассудительности Иакова, который говорил об овцах своих: «Если погнать его один день, то помрет весь скот» (Быт. 33:13). Взяв это во внимание и подобные сим свидетельства рассудительности, матери всех добродетелей, пусть все так учреждает и соразмеряет, чтобы и крепкие того желали, и немощные того не бежали. Особенно же к исполнению такого правила действий пусть берет он себе побуждение в том, что если все разумно управлять, то услышит от Господа то же, что сказал Он о добром рабе, всегда в свое время выдававшем своим клевретам житомерие: «истинно говорю вам, что над всем имением своим поставит его» (Мф. 24:47).
Глава 65. О препозите монастыря. (Наместнике, втором по авве)
Часто случается, что чрез поставление препозитов происходят большие скандалы в монастырях, когда эти лица, возгордившись, и почитая себя вторыми аввами, начинают действовать самоуправно и чрез это сеять разделения в братстве. Это наипаче бывает там, когда теми же аввами, которые избирают авву, избирается и препозит.
Как это нелепо, видно из того, что избранному таким образом препозиту с самого начала дается повод гордиться. Злые помыслы внушают ему, будто он совсем не зависит от власти аввы своего, как поставленный теми же лицами, какими поставлен авва. Отсюда разногласия, споры, противления, зависть и всякие разлады. Когда же авва и препозит находятся в таким немирных отношениях, тогда и прочим братиям угрожает опасность погубы душевной. Виновниками же этого зла надлежит считать тех, которые участвовали в поставлении такого препозита.
Итак, для сохранения мира и любви постановляем, чтобы в монастыре все учреждалось по воле аввы. И если можно, пусть все монастырские порядки, заведенные аввой, блюдутся одними деканами, о коих сказано выше, чтобы, когда многим поручаются разные части по управлению, ни один не имел повода гордиться.
Если по местным обстоятельствам, или по численности братий, окажется нужным препозит, пусть авва сам изберет себе такого с разумной осмотрительностью, и с совета богобоязненных братий. Этот препозит должен делать со всякой почтительность только то, что будет возложено на него аввой, не позволяя себе ничего противного воле и распоряжениям аввы. Чем более он почтен перед другими доверием, тем с большим старанием надобно ему оказывать покорность главе монастыря.
Если препозит замечен будет в каком пороке, или вознесется в гордости, или нарушит какие-либо святые правила, увещевать его до четырех раз. Если не исправится, – употребить Уставом определенные меры исправления. Если и после этого не исправится, – низвести его со степени препозита и на его место назначить другого достойного. Если и после этого он не будет жить в братстве спокойно и послушливо, – изгнать его из монастыря. Да памятует однако ж авва, что должен во всех своих судах дать отчет Богу, и не допускать, чтобы душа его при сем, вместо истинной ревности, горела огнем неприязни или зависти.
Глава 66. О привратнике монастыря
В привратники монастыря надо поставлять старца мудрого, который умел бы принимать и давать ответы, и которому зрелость возраста и нрава не позволила бы блуждать (помыслами). Этот привратник должен иметь келлию вне монастыря, чтобы приходящие всегда находили его готовым дать ответ. Как только постучит кто, или как только бедный возвысит голос, пусть скажет: Deo gratias – Богу благодарение, или благословит и со всей скромностью, страхом Божиим, и теплой любовью поспешит дать ответ. Если нужна будет ему помощь – определить к нему юнейшего брата.
Монастырь же, если можно, надо устроить так, чтобы все нужное, как то: вода, мельница, сад, хлебная, разные монастырские находились внутри монастыря, чтобы монахам не было необходимости выходить за ограду и блуждать: ибо это совсем не полезно для их душ. – Желательно, чтобы это правило почаще повторялось в братстве, чтобы никто не извинял себя незнанием его.
Глава 67. О братиях, отправляющихся куда по делам обители
Братия, отправляясь с путь, пусть поручают себя молитве всех прочих братий и аввы: и всегда на последней молитве Богослужения надо поминать всех отсутствующих. Возвратясь же с дороги, братия в тот же самый день, когда возвратятся, в конце, вслед дневных служб, должны, простершись на земле, просить молитв у всех о всех своих оплошностях, случавшихся в дороге, когда их глаза поползнулись увидеть что недоброе, или слухом услышать, или языком изречь излишнее.
Никто из них да не позволит себе сказать другому, что видел, или слышал вне монастыря; потому что от этого бывает большое разорение в душах. Кто позволит себе это, должен несть эпитимию. Подлежит ей равно и тот, кто дерзнет выйти за монастырскую ограду, или пойти куда-либо, или еще что даже малейшее сделать без позволения аввы.
Глава 68. О тяжелых не по силам послушаниях
Если какому брату приказано будет делать что-нибудь тяжелое, ему не по силам, пусть примет приказание повелевшего со всей скромностью и покорностью. Если и на деле окажется, что тягота дела превышает его силы, пусть объяснит это тому, кто над ним начальствует, благовременно и со смирением, а не по духу противоречия или сопротивления. Если после этого объяснения старший останется при своем мнении и не отменит этого приказания, – младший да покорится тому благодушно, в той уверенности, что так ему полезно, и что Бог ради его смирения поможет ему.
Глава 69. В монастыре никто другого защищать не должен
Всячески надобно остерегаться, чтобы ни в каком случае один другого монаха не защищал в монастыре, хотя бы они были связаны узами родства. Ни под каким видом не должно дерзать на это монахам; потому что от этого могут происходить большие соблазны. Если кто преступит это правило, то его надо очень строго вразумить.
Глава 70. Чтобы никто не смел наказывать другого
Воспрещается в монастыре всякое присвоение себе власти. Постановляем, чтобы никто не дерзал кого-нибудь из братий отлучать или наказывать, кроме тех, кому сия власть дана аввой. Согрешающие же пусть перед всеми обличаются, чтобы и прочие страх имели. Детей до пятнадцатилетнего возраста можно наказывать телесно, но и это с благоразумной мерой. Если же кто позволит себе сделать это кому-либо в большем возрасте, – или в отношении к детям без разбора кипятится, подвергать его самого должной епитимье, ибо написано: «чего себе не желаешь, не делай того другому» (Тов. 4:15).
Глава 71. О том, что и взаимно друг друга должны слушаться братия
Доброе дело послушания не в отношении только к авве все должны изъявлять, но и сами себе взаимно пусть повинуются, в уверенности, что таким путем послушания идут к Богу. Итак, кроме аввы и других поставленных им властей, младшие братия пусть с любовью и усердием повинуются старшим. Кто окажется противоречивым, того надо обличать и исправлять.
Когда брат, будучи обличаем аввой, или другим каким начальником, увидит, что дух обличающего его сколько-нибудь раздражен против него, пусть немедля падет к ногам его и до тех пор лежит прося прощения, пока прежнее раздражение не заменится благожелательным благословением. Кто понебрежет так поступить, того подвергать телесному наказанию, или, если окажется упорным, – изгнать из монастыря.
Глава 72. О доброй ревности, какую должны иметь монахи
Как есть злая ревность, отдаляющая от Бога и ведущая в ад, так есть и добрая ревность, отдаляющая от пороков и приводящая к Богу и к вечной жизни. Сию-то ревность с теплой любовью должны являть монахи, т.е. «честью друг друга большими» себя "творить", немощи телесные и душевные друг в друге терпеливо сносить, друг друга предупреждать в послушании, не только смотреть, что себе полезно, но паче, что полезно другому, взаимную чистую любовь друг ко другу являть, Бога бояться, авву своего любить искренно и смиренномудро, ничего не предпочитать Христу, Который всех нас да приведет к вечной жизни.
Глава 73. Что в настоящем уставе не все показаны законы подвижничества и духовной жизни
Этот Устав написали мы, чтобы соблюдающие его могли достигнуть чистоты нравов, или показать начатки христианского преуспеяния. Для тех, которые желаю востечь на высшие степени совершенства, есть наставления Святых отцов, которых исполнение приводит человека на верх совершенства. Какая страница, или какое зачало Божественного Писания Нового и Ветхого Завета не представляет вернейшей нормы лучшей жизни для человека. Или какая книга Святых вселенских Отцов наших не указывает, как вернейшим путем достигнуть к Творцу нашему.
Собеседования Святых Отцов, их изречения и жития, также правило отца нашего святого Василия что другие суть, как не начертания добродетелей для добре живущих и послушливых монахов? А для нас, худо живущих, нерадивых и беспечных они – пристыжение и посрамление. Итак, брат, желая достигнуть отечества небесного, потрудись прежде усердно исполнять настоящий для новоначальных Устав; и тогда с помощью Божией возможешь взяться и за большее, исполнение чего ведет на верх совершенства.