Феофан Затворник Письма о разных предметах веры и жизни. Часть 2

30. Внешнее устроение Церкви — выражение внутреннего настроения душ и ведет к возбуждению и укреплению внутреннего; существо же дела есть внутренняя жизнь, чтоб духом в Боге жить. Враг многих

Нe разобравши из первого твоего письма, что тебе нужно, я просил тебя написать о том пояснее. А ты опять ничего почти не сказал. Сказал слова два, но они так неопределенны, что не догадаешься, какие у тебя мысли.

Пишешь: «Видимое наружными глазами и все обряды и законы я обратил назад, а понимаю в обратном смысле».

Только и есть у тебя в ответ на мой вопрос. А тут все не ясно. Что значит: «обратил назад» и «понимаю в обратном смысле»?

Если под — «обратил назад», ты хотел сказать, что ставишь внешние церковные чины и обряды в деле спасения не на первом месте, не напереди, а на втором — позади, то это правильно. Так и сама Святая Церковь разумеет, — что все ее внешнее устроение есть только выражение внутреннего христианского настроения душ и ведет к возбуждению и укреплению сего внутреннего. Существо же дела есть внутренняя жизнь, — чтоб духом в Боге жить.

А если ты обратил все сие назад в том смысле, что все бросил, будто не нужное, то ты неправильно рассудил и сделал. Без внешнего нам нельзя оставаться в деле обращения к Богу и содевания спасения. Так мы устроены, что внутреннее наше требует своего выражения вовне, и само требует внешнего для своего возбуждения и укрепления. И видим из истории, что, как ни хотели иные быть духовными, от внешнего, однако ж, совсем отрешиться не могли и, бросив общехристианское, заводили свое. Тоже, вероятно, и у тебя есть или будет, если ты пошел или пойдешь этою дорогою. А это крайне неразумно и богопротивно.

Внешние чины Святой Церкви в главном и существенном учреждены святыми Апостолами, а дополнены и в настоящий вид приведены Святою Церковию чрез святых отцов по внушению Духа Святого и руковождению Господа Спасителя, Который есть Глава Церкви. Таким образом, если ты все сие отверг или отвергнешь, то ты стал или станешь богоборцем; и рассуждаешь или будешь рассуждать не по-Божьему; и поступаешь или будешь поступать против воли Божией.

Враг многих уже сбил с пути, внушая, что Богу надо служить духовно и что внешнее бросить надо. Справедливо, что Богу надо служить духовно; но чтоб дойти до духовного служения, надо прежде поупражняться во внешнем, и затем, достигши духовного, если кому Бог даст, поддерживать, оживлять и укреплять сие духовное необходимо опять тем же внешним. Детям где вдруг браться за духовное? Пусть прежде поучатся служить Богу внешно; а подрастут — научатся служить Ему и духовно. Но, научившись и духовно Богу служить, они не бросят и внешнего, потому что оно, подобно подкладыванию дров в печь, разогревает и разжигает внутреннее духовное. Такой и видим мы порядок в Церкви Божией. Все угодники Божий так действовали, как видим из их житий. — Хочешь подобно им спасение улучить, подражай им в сем. Содержи и исполняй все содержимое Церковию; но на этом одном не останавливайся, а восходи выше, к духовному, и все внимание обращай на созидание духа, или на внутреннюю жизнь,— чтоб в сердце всегда быть с Богом. Если ты так поступать будешь, то это настоящее будет дело.

Что значат также слова твои: «Понимаю в обратном смысле»? Все, видимое в Церкви, имеет духовный смысл; но он не обратный, а настоящий, как и сама Святая Церковь учит понимать все свое. Так, если ты все внешнее церковное, кроме видимости, стараешься понимать и по внутреннему духовному его смыслу; то это добре. Если же ты этими своими словами иное что хотел сказать, то смотри, как бы не оказалось то неодобрительным. Вот и напиши, что и как ты понимаешь. Духовный смысл всего внешнего церковного давно уже предлагается вниманию верующих, со слов богомудрых учителей наших. А самому браться за это дело не совсем безопасно. Тотчас можно запутаться и набресть на мысли богопротивные.

Ты обще сказал: церковные обряды и законы, — и верно все, сущее в Церкви Святой, внешнее ставишь на одну линию. Если так, то ты ошибочно судишь. Надобно из всего внешнего в Церкви выделять и ставить в особый, высший всего, разряд семь Божественных Таинств, Господом Спасителем учрежденных для сообщения верующим Божественной благодати, без коей нет спасения. В Церкви Божией слово Божие, содержащее богооткровенную истину, и Божественные Таинства, благодать сообщающие, суть то же, что зеницы очес. И дорожи ими, как дорожишь зеницами глаз своих. Все же другие чины Церкви, хотя тоже священны и должны быть благоговейно чтимы, но не могут идти в сравнение с семью Святыми Таинствами. Эти Таинства, хотя видимы, но содержат и сообщают Божественную благодать,— и помимо их Божественной благодати получить нельзя; следовательно, и спасение улучить. Все же другие чины Церкви только способствуют к возгреванию благодати, а сообщать ее не сообщают. — Напечатлей сие в уме своем покрепче.

Так видишь, как опасно обращать назад все внешнее церковное, если ты разумеешь под «обращать назад» — оставлять совсем. Оставляя то, оставишь Таинства; а оставивши Таинства, разоришь дело спасения своего. Не рассуждай, почему так. Так благоволил устроить Сам Господь Спаситель, Который не стал бы обременять нас ненужным, если б Таинства не были нужны. Напиши на сердце: кто чуждается Святых Таинств, тот безблагодатен, то есть Духа Святого не имеет. А кто Духа Святого не имеет, тот не Христов. А кто не Христов, тот и не Отч. — Видишь? — Кто чуждается Святых Таинств, тот чужд Пресвятой Троицы. Внемли, брате. Кому же свой тот, кто для Святой Троицы чужой?!

Церковные чины и обряды ты назвал внешними, для глаз видимыми. Это не совсем правильная речь. Видимы только действия и положения молящихся и священнодействующих, место и время. Но это не составляет существа обрядов Церкви. Существо их есть совокупность молитвословий, составляющих известный чин церковный. Молитвословия же все представляют образ возношения ума и сердца нашего к Богу, какое подобает иметь при известном священнодействии. Таким образом видишь, что есть обряд церковный? Есть возбуждение и водружение в умах и сердцах молящихся и священнодействующих приличного известному случаю молитвенного возношения к Богу, чрез ряд читаемых или поемых молитвословий при известных действиях и положениях участвующих в том. Если ты так поймешь церковные чины и обряды, то никак не можешь назвать их только внешними, для глаз видимыми,— когда существо их состоит во внутреннем к Богу молитвенном возношении. То правда, что, со стороны смотря, ты видишь только внешние действия и положения совершающих обряды и участвующих в том; но ты неправ, ограничивая одним этим внешним и все твое понимание обряда. И на человека смотря, ты видишь только тело, голову, руки, ноги и проч.; но никак не можешь сказать, что человек и есть весь только то, что видится очами. Ибо главное в нем — душа, делающая его человеком. Так и в обрядах, не внешнее видимое, а внутреннее домышляемое составляет существо дела. Изволь так понимать, и — свое «внешними глазами видимые обряды» — брось, а говори: молитвы церковные.

Кто обрядов чуждается, тот чуждается молитв церковных; а кто молитв церковных чуждается, тот лишает себя великого обетования Господня: Где два или три собраны во имя Мое, там и Я посреде их (Мф.18, 20).

Кончаю мою речь. Я сказал тебе все, что казалось нужным, судя по твоим словам. Если не попал на желание сердца твоего, то вина не моя. Зачем написал ты так загадочно? — Если потребно еще что, пиши, но пиши просто и ясно, чтоб я видел, чего тебе хочется.

31. О саможалении и самоугодии

Пишешь: «Лютейший враг саможаление не отступает от меня, устрашая, что заболею, если буду строго к себе относиться. Отчего и плода никакого не вижу. Очень жаль о сем; но не знаю, какие меры принять против этого врага моего. Прошу молитв».

Саможаление — враг. Не оно, а сам ты. Ведь сам себя жалеешь; кто же виноват? Сам себя жалеешь, сам себя и разжалей, и делу конец. А ты прикидываешься, будто саможаление пришло откуда-то со стороны, и тебя насилует. Совсем не со стороны пришло; оно твое собственное, доморощенное чадо, или ты сам, прикидывающийся насилуемым и лукавящий пред тобою самим — лукавством злейшим и пагубнейшим из всех лукавств.

Грех, живущий в нас,— корень и источник всех грехов — есть самость, или самолюбие. Первородные дщери его суть саможаление и самоугодие. Чрез первое он всегда приводит ко второму и устрояет порядок и характер жизни, противоположной богоугождению. Не подумай, что это образ жизни явно грешной. Нет! Эта жизнь исправна, только все ведется из-за самоугодия. Саможаление и самоугодие допускают дела, относящиеся к богоугождению, но под непременным условием, чтоб они не нарушали их покоя, или и их питали. Таким образом иной и благочестив и добродетелен, а между тем опутан самоугодием. Такие услышат на суде: Не вем вас. Хорошо, что ты хоть видишь в себе саможаление и готов восстать против него. А другие совсем этого не видят. К тебе и обращу речь, чтоб воодушевить тебя на прогнание сего врага твоего. Из твоих дальнейших слов я заключаю, что ты неважным считаешь действия, допускаемые по саможалению и самоугодию. — Тут у тебя большая ошибка. Действия такие, сами по себе, точно бывают неважны; но нельзя сказать, чтоб неважно было присутствие в душе твоей саможаления и самоугодия. Ибо что оно значит? — Значит, с первого взгляда, что самоугодие у нас с тобою сильнее богоугождения, хоть мы положили угождать Богу и думаем, что делаем так. Положили мы то и то делать, сознав то нужным в деле устроения спасительной жизни, и потому угодным Богу; а потом отказываемся от этого, не почему другому, как потому, что жаль себя, жаль от сна отнять нечто, жаль пищи немного недобрать, жаль потрудить себя, и подобное. Если б приходилось пожалеть только себя, и больше ничего! А то бывает так, что, пожалев себя, оставляем дела, какие по совести сочли нужными для себя в деле спасения. Следовательно, в этих действиях мы переходим от богоугождения и содевания спасения к самоугодию, то есть действуем поперек того, как положили действовать. Как совесть знает о нашем решении, то сейчас же и начинает укорять нас в неверности самим себе, измене себе.

Стыдно становится пред собою, и покой внутренний пропадает. Как быть? Иной, сознав свою оплошность, тотчас восстановляет первое решение не потворствовать себе, и полагает вперед никак не поддаваться внушениям саможаления. А другой, по вялости воли, от того же саможаления заимствует самооправдание и извиняет себя то случайным разнемоганием, то разными делами, то надобностию послабить себе немного, чтоб не изнемочь. Он сам видит, как эти опоры к извинению себя хрупки, однако ж не отказывается уговаривать совесть свою не тревожиться и его не тревожить.— И вот лукавство пред самим собою, злейшее всех лукавств, корень всех наших грехопадений. — Что же совесть? Совесть сначала постоит, а потом смежает уста свои. Ведь сам он хозяин. Что с ним поделаешь? Покоя, однако ж, она не дает. Предстоит необходимость заглушить ее голос. Чем? Отклонением внимания на внешнее, чтоб не быть у себя дома, — то есть пойти погулять или поговорить с кем и подобным. — И пошли развлечения за развлечениями. Они принесут плод — равнодушие к делу спасения и потерю страха Божия. Авось — небось! — И стал человек жить как живется, спустя рукава. Так вот видишь, как не маловажны действия поблажки самоугодию и саможалению? — Почаще смотри на эти последствия и черпай из такого смотрения воодушевление против сих врагов.

Откуда берется у самоугодия такая сила, что и по решимости содевать свое спасение оно успевает склонять на дела свои? — Я думаю, оттого, что в первоначальном решении допущена неполнота. Оно было неполно и не совсем решительно. При образовании его имелось в виду спасение и получение Царства Небесного; а жертвы и труды, требуемые для сего, не были взвешены, или даже и рассмотрены. Оттого, как только потребовались они, мы и храмлем. Думалось, что все легко пойдет; а оно не пошло легко, как и нейдет ни у кого. Чаяли мы и Царствие получить, и покойно жить, всласть себе: что не совместимо. У святых подвижников и говорится всюду, что, кто хочет как должно идти путем спасения, тот должен определить себя на смерть, — не на какие-либо лишения ничтожные, а на лишение даже самой жизни,— чтоб стоять в начатом до положения живота. Кто так полно решается, к тому саможаление подступа не имеет. Почему, если хочешь не поддаваться саможалению, возвратись к началу доброго решения твоего, — и дополни недостающее в нем. Если ты поддаешься саможалению, то еще не отвергся себя. Если не отвергся себя, то еще и шагу не сделал по пути вслед Христа Господа. Только мысли и речи у тебя были об этом; а дело еще не последовало. Я разумею то, как сему делу надлежит быть внутри тебя.

Не подумай опять при сем: авось — небось, — как-нибудь проплетусь. Нисколько не проплетешься, а будешь толочься на одном месте. Сам же говоришь, что успеха никакого в себе не видишь. И не жди его, пока есть саможаление. Не случалось ли тебе видеть электрическую машину?! Если видел, то, конечно, знаешь, что электричество, посредством тренья возбуждаемое, собирается в медный цилиндр; и его может набраться так много, что убьет, если неосторожно прикоснуться к цилиндру. Но если от цилиндра спустить медную же цепочку до земли, то электричества нисколько не соберется, хоть до поту верти колесо. Вот что есть эта цепочка, спущенная до земли, то есть самоугодие и саможаление. Сколько ни трудись, они не дадут образоваться в Душе ничему духовному. Весь плод трудов они будут поядать и уничтожать.

То правда, что саможаление и самоугодие не всякого ведут прямо к видимо худой жизни; но тем не менее всю жизнь делают бесплодною. Кто страдает ими, тот ни тепл, ни хладен, ни то ни се. А таким в Апокалипсисе угрожается совершенным отвержением, с отвращением от них и мерзением ими (Апок. 3, 15—16).

Потому изволь призадуматься над своим саможалением, и поспеши сделать с ним расправу, какой оно справедливо заслуживает. Ты просишь молиться об избавлении от него. Тут ничья молитва не поможет. Самоотвержение, уничтожающее саможаление, есть исходный пункт, с которого начинается и помощь Божия, и помощь взаимной братской молитвы. А отвергнуться себя ты должен сам. За это действие затем и все дары Божий пойдут. Если же ты не представишь этой жертвы, то не жди помощи, ни свыше, ни из — окрест тебя. Припомни пример, бывший в Египетской пустыне. Брат смущаем был движениями плоти. Приходит он к старцам и просит молитв. Те стали молиться, как обыкновенно делывали. Но прошло несколько времени, и брат опять приходит и просит о том же. Старцы опять обещали и молились. Но помощи опять не было. Так и в третий раз. Удивились старцы; ибо обычно помощь была посылаема по первой их молитве. Почему стали молиться уже не о помощи брату, а о том, чтоб Господь благословил открыть им, отчего неугодно Ему услышать молитву их. Господь открыл им, что виноват сам брат тем, что не противится, а поблажает нечистым движениям. — Тогда они позвали его и сказали ему, чтоб он сам в себе отсек всякую себе поблажку, тогда и помощь будет от молитвы. Брат сделал так,— и с Божиею помощию за молитвы старцев освободился от страсти.— Вот и тебе мой ответ. Отсеки самоугодие: тогда помощна будет и сторонняя молитва. А пока будешь на его стороне, ниоткуда не жди помощи.

Больше я тебе ничего не скажу. Сам видишь, за чем стоит дело. Сделай же это, и дело твое пойдет благословенным Божиим порядком.

32. По поводу несчастных обстоятельств жизни. Господь нас никогда не оставляет, а только дает разные положения и состояния. Все, бывающее от Бога, бывает к существенному благу нашему

Пишешь: «Я нахожусь в несчастном положении и считаю себя близким к погибели. Я имел небольшое состояние; но в настоящее время ничего не имею, даже дневной пищи,— и семейство мое терпит нужду и изнурение».

«Мне думается, что Господь нас оставил и не слушает наших молитв прошений. И невольно приходит на мысль, что Священное Писание как будто нас обманывает».

«По слабости человеческой боюсь, как бы не принять смерть насильственную. Буду ли я виновен в моей крови? Потому, что я раньше прошу у Господа, чтоб Он не погубил души моей».

«Сам я готов бы еще терпеть, но семейство мое страждущее отбивает всякое терпение. Жена и дети малолетные из-за меня негодного страдают. Пусть бы Создатель меня одного наказал, а их от страдания избавил».

«За что страдаю? — Догадываюсь, что за грехи. По торговым оборотам были неправды — крупные...» — которые и перечисляешь. — «Или, может быть, я не умею найти своего таланта?»

«И не знаю, как устроится. Думаю пойти куда в услужение... хоть сам имел слуг».

Я нарочно прописываю почти все твое письмо; потому что в нем сам ты отчасти уже намекаешь на то, откуда тебе следует заимствовать утешение и воодушевление к терпению и чем хоть сколько-нибудь помочь беде. Ангел Хранитель подсказывает это тебе; но видно, что и враг не дремлет, а покушается то омрачить твой ум неправыми помышлениями, то ввергнуть в отчаяние. Почему первое мое тебе слово: перейди сознанием на добрую сторону, и ее держись, отгоняя недобрые навеяния вражий.

Было, говоришь, состояние, а теперь ничего нет, даже хлеба насущного.— Кто может сказать, что это не горестно? — Крайне горестно. Но помяни Иова,— воодушевись. Ты, конечно, не столько потерял, сколько он. Тем легче тебе усвоить то, что он говорил и чувствовал: Господь даде, Господь отъят. Якоже Господеви изволися, тако и быстъ (Иов. 1, 21). Восстанови же и укрепи убеждение веры, что все бывающее бывает по изволению Господа, и покорись Его решению.— Положил Господь дать тебе небольшое состояние и дал. Ты пользовался им до времени и жил в довольстве. Теперь Он определил взять от тебя данное и оставить ни при чем. Прими и это решение, как принимал первое,— благопокорливо: Господь Владыка всего. Как хочет, так и распоряжается всем. Говори же в сердце своем: так изволися Господеви! Буди благословенно имя Его!

В отношении к имуществу мы у Господа — приставники, а Он — Хозяин. Одного к одному приставляет, другого к другому, и переменяет приставников, как находит лучшим. Был ты приставлен к немногому, а теперь отставлен. Потерпи немного. Может быть, Владыка всего приставит тебя к другому чему. Иов и все потерял, и сам стал ни к чему негож, а все не падал духом. Ты же еще на ногах и здоров, а растерялся и руки опустил. Скорее тебе следует думать, что Владыка отставил тебя от этого приставничества только на время, чтоб дать другое, нежели что Он совсем бросил тебя. Потерпи немного — и опять получишь что-либо.

Легко, скажешь, говорить: потерпи,— но как терпеть-то?! Есть надо, а нечего. С голоду умираем.— Ну, это ты немного увеличиваешь свою беду. Когда общий голод, тогда, конечно, умирают с голоду; а когда кругом все в довольстве, как умереть с голоду? — Проси. Никто не откажет в куске хлеба и в другом, без чего жить нельзя. Стыдно? — Что делать? Смирись, когда смирил тебя Господь. Смирением расположишь других еще к большему состраданию. И кое-как устроишься. А там Господь пошлет и лучшее что.

Ты говоришь, что готов бы пойти в услуги. И прекрасно. Иди, не стыдись. А если и жена может то же сделать, еще лучше. Ни одного положения нет низкого. Низко одно — быть неисправным и в чем-либо неверным. И водовоз и дровосек — почтенны, и пользуются в самом деле почетом, когда как следует работают.— Вот у тебя и обеспечение небольшое будет. А при этом терпеть уже не совсем будет несносно. Покажете уменье служить, заслужите доверие,— получите большие поручения, и большее будете иметь обеспечение. А там, может быть, соберетесь настолько, что сможете начать опять прежние свои дела. А ты руки опустил и голову повесил,— и твердишь: «Господь нас оставил, Господь нас не слушает».

Господь никогда не оставляет, а только дает разные положения и состояния и переменяет их для иных. Если б Господь тебя оставил, то тебя уже не было бы и на свете. А как ты живешь, то значит, Господь не оставил тебя, но блюдет, как и других,— только переменил твое состояние. Состояние это не таково, какого тебе хочется; потому мятешься. Но что мятешься? — Бога не преодолеешь. Смирись лучше под крепкую руку Божию, и восхоти сего именно положения, Богом тебе присужденного. И успокоишься.

Конечно, тебе приходит на мысль: «Что ж другие-то все вокруг живут, как обычно, только я один потерпел горькое изменение». — Да что тебе до других? Им судил Бог так пребыть, как были, а тебе потерпеть изменение на худшее. Не на других смотри, а на руку Божию, изменение в твоем состоянии произведшую. Поставь себя пред Богом, и не посмеешь заикнуться: как же другие? — Ибо совесть твоя скажет тебе, что чрез это ты вступаешь в прю с Богом, отчета у Него требуешь: как так поступил Он в отношении к тебе?! И заставит тебя замолчать.

Если ты веруешь в промышление Божие, попечительное о нас, то должен веровать и в то, что у Бога всегда есть отчет, почему Он так и так распоряжается нашею участию,— и отчет сей никогда не в ущерб нашему существенному благу; только Он не всегда благоволит открывать нам, почему так бывает. Вера удостоверяет нас, что все бывающее бывает от Бога, и, как Бог всеблаг, бывает к существенному благу нашему. Восставь сию веру, и она осветит примрачность твоего положения, дав тебе восчувствовать, что другие оставлены так, как были, потому, что это для них благо, а тебя постигло горькое изменение, потому что это для тебя лучше. Увидь же, что ты ничем незаделен сравнительно с ними, а находишься у Бога на одной с ними линии.

И что я говорю: на одной? Ты выше их стал. Читай, что пишет святой Павел в Послании к евреям: Егоже любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет. Аще наказание терпите, якоже сыновом обретается вам Бог (Евр. 12, 6 — 7). Всех любит Господь и о всех печется. Но кого подвергает испытанию какому-нибудь, то этим показывает, что того особенно любит, в достоинство сынов своих любимых возводит.

Скажешь: «Как же это так? Любовь показывает, а больно».— Что делать? В этом не Божия вина, а наша. Таковы мы, что нам любовь показать Бог не может иначе, как сделав нам больно. Больны мы всесторонне, и требуем острого врачевания, которого целительность переходит к нам не иначе, как чрез больно. Бог это и делает теперь. Увидел, что если тебя оставить еще на несколько так, как был, то болезнь твоя стала бы неизлечимою. Потому приступил к тебе с врачеваниями. А врачевание это потребовало отсечения и прижигания. Вот и больно. Больной, которому отрезывают иную часть, не говорит, что лекарь его оставил, а напротив, тут-то и видит, что лекарь попечительно за ним ухаживает. Так и ты видь в отсечении всего имения твоего особую о тебе Божию попечительность, а не оставление.

Тебе бы хотелось поосязательнее увидеть, почему именно такое отсечение употреблено в отношении к тебе, как заключаю из твоего вопроса: за что это такое страдание? Но ты же сам и ответил: за грехи, которые и перечисляешь. Грехи - не малы. Если б тебя оставить так, ты бы, конечно, и еще приложил подобных грехов побольше. Грешный твой навык и настроение укоренилось бы и до того бы испортили тебя, что ты и не вздохнул бы о своей худости. Если б Господь осудил тебя на погибель, так бы и оставил тебя течь своею дорогою в пагубу. Но как любит тебя и не хочет твоей пагубы, то послал тебе горе, чтобы ты опомнился, познал грехи свои, покаялся в них и исправился. Вот для чего именно так поступил с тобою Господь. И твоя собственная совесть напомнила тебе от этом. Послушайся же ее внушения, вонми Божию о тебе намерению и сделай то, чего Он от тебя требует. Пересмотри все свои неправости, осуди их, оплачь и исповедуй на духу, положив твердое намерение действовать уже всегда по чистой совести, если Богу угодно будет опять приставить тебя к прежним делам. Если так исправишь свое внутреннее настроение и приложишь еще решение удовлетворить всех онеправдованных, подобно Закхею, когда будешь иметь возможность, то представишь в себе нечто достойное помилования,— и не дивно, что встретишь сие помилование. Сделав так, ты будешь готов к помилованию. Если и за тем продолжится твое горькое положение, то для того только, чтобы ты покрепче утвердился в принятых тобою добрых расположениях. Тут бывает то же, что в кузнечных изделиях,— что кузнец, сделав вещь, не тотчас отдает ее в употребление, а прежде закаляет. Не дивно, что и Господь, и после твоего раскаяния, продлит твое испытание, чтоб закалить тебя в добре.

Из сказанного тебе ясно, полагаю, почему Бог не слышит, как тебе кажется, твоих молитв. Перекрестился ты раз-другой, и ждешь, что вот-вот все небо подвигнется к тебе на помощь; сам же, между тем, и на волос не движешься к тому, чего требует от тебя Бог в настоящих твоих обстоятельствах. Как же тебя слышать? Покайся, исповедуй грехи, положи исправить свои сердечные расположения,— и жди, как благоволит устроить тебя Бог, не предрешая того. Тогда если и придет на мысль, что Бог не слышит, все же ты хоть какое-либо основание к тому иметь будешь. Но я думаю, что такая мысль не придет уже. Ибо тогда совесть будет уверять тебя, что все еще мало терпел сравнительно с грехами, и молиться тебя заставит: прибавь Господи,— чтоб совсем очиститься.

Бог не слышит? — Бог все слышит и видит. Только желание твое исполнить не находит полезным для тебя. Он вверг тебя в огнь искушения, чтоб из тебя выжечь все неправое, и не погасить огня сего, пока вполне не очистишься. Ты похож теперь на хлеб, посаженный в печь. Хозяйка не вынет хлеба из печи, пока не удостоверится, что он испекся; и Господь не изведет тебя из печи скорби твоей, пока не увидит, что ты прочно установился в добрых расположениях. Сиди же в сей Божией пещи и терпи.

Это все вражьи навеяния: «Бог не слышит, обетования слова Божия неверны; лучше покончить с собою».— Припомни Божий обетования в слове Его, и увидишь, что ни одно не осталось неисполненным, и именно так, как обетовано. Не стану перечислять их. Остановлюсь на том, которое ближе тебя касается,— именно — обетовании слышать молитвы молящих и миловать их. Всех слышал, которые просили о должном и просили как должно. Услышал Моисея пред морем, услышал Анну, матерь Самуила, услышал Илию, услышал царя Езекию, услышал трех отроков в пещи, Даниила во рву,— и сколько других есть услышанных?! — Припомни все это — и прогонишь худое помышление, будто слово Божие обманывает нас. Если не услышана бывает молитва, то вина того за нами: не так молимся, как следует, и прочих не исполняем условий услышания. Враг же подходит и влагает клевету на слово Божие, тогда как нам следует себя винить, а не слово Божие.

О том, будто лучше покончить с собою, я и говорить не буду. Нелепость этого сама собою очевидна. Конечно ты веруешь в будущую жизнь. Рассуди же! — Ты сам себя произвольно в здравом уме лишишь жизни,— и совершишь смертный грех, с которым перейдешь и в другую жизнь, не покаявшись: ибо когда тут каяться? — Почему прямо и будешь осужден в ад. Какое же это будет поправление своего положения? Убьешь себя, чтоб избыть от беды,— и за то попадешь в безмерно большую беду, вечную, неизменную. Пока тут бедствуешь, можешь питать надежду на том свете за это лучшей сподобиться участи; а на том свете уж не будет такой надежды. Попадешь в ад, там и останешься.— Вот какую внушает тебе враг поправку положения твоего горького! — А если будешь благодушно терпеть, то и здесь, может быть, поправишься, и на том свете милость встретишь.

Больше не имею что сказать тебе. — Благодушествуй же и терпи, помня слово Господа, что претерпевший до конца спасен будет.

33. О решении оставить мир и посвятить себя на служение Господу. О духовном руководстве

Решаетесь оставить мир и все житейское. Добре! Избираемый вами путь хорош и, если добре потечете, будет благоуспешен. Из некоторых ваших о себе слов заключаю, что Господь давно гонится за вами и хочет уловить вас; а вы все не поддавались. Наконец-то пришла вам мысль повинуться призыванию Его и потещи вслед Его, вся оставивши.

Божия изволения на избираемый вами путь нельзя не видеть.— И слава Богу! Ведайте, однако ж, что тем паче внимать себе подобает. Ибо и враг не дремлет, и вместо пути Божия не постыдится с настойчивостию предлагать вам свои дороги, как обычно, с цветами, без терний. Смотреть надо, со страхом и трепетом спасение свое содевая. Бог не оставит, если смиренно будете искать помощи и указаний.

Намерение ваше посвятить себя на служение Господу может быть разно исполнено. Можете пойти в монастырь, можете и дома особную жизнь вести, если удобно, подобно черничкам; можете поселиться где-либо около монастыря; можете поступить в сестры милосердия. Что вам пригожее, смотрите сами. Куда больше душа лежит и к чему больше видите себя способными, на то и решайтесь! — Можно перепробовать все,— и остановиться на том, что найдете более себе пригожим.

Желательно вам иногда относиться ко мне с вопросами. Пишите. Буду отвечать, насколько достанет практического смысла. Но мое писание будет для вас то же, что читание книг. Руководству же, как вы его желаете, устроиться тут нет возможности. Издали что за руководство? Со мною у вас могут идти только рассуждения. А рассуждения и руководство — две разные вещи. Руководство требует: так и так сделай, и иначе поступить не смей, а рассуждение вообще рассуждает, оставляя на произвол, следовать ли ему или не следовать. Руководитель берет на себя ответ за душу руководимую, а рассуждающий только благожелательствовать ей может.

Вот и извольте разуметь, в каком смысле будет идти моя речь. Такого же руководства, как — возьми за руки и веди, не могу обещать. На это нет у меня уменья, и не может быть выполняемо мною, как следует, по моим и вашим обстоятельствам. Извольте сами идти, а я буду расписывать вам пути и распутия. Больше этого не могу обещать.

Когда будете писать, пишите с плеча, не обдумывая. Эти обдумывания всегда почти заслоняют истину и заставляют говорить не то, что есть.

34. О молитве со смирением. О молитве церковной и домашней. Надо воспитать в себе молитву

На мое указание: «Молись со смирением»,— ты отвечаешь вопросом: «Разве можно молиться без смирения?» — На это тебе скажу: знал я одного человека, который говаривал: ты, когда идешь на молитву, проценты и пенсию идешь получать или просить милостыню? Знал другого, который остерегал: смотри, как бы в молитве-то не держать себя запанибрата с Богом. — И там и здесь нет смирения. И множество других есть проявлений несмиренного и вообще неисправного моления. Если ты, как говоришь, всегда со страхом и трепетом, с сердцем сокрушенным и смиренным стоишь на молитве, то и слава Богу! Великая к тебе милость Божия! Ибо такую настоящую молитву Бог дает. Благодари Его и проси не отнимать у тебя такого настроения в молитве.

Правило твое молитвенное,— что когда здоров и ничто не мешает, ходишь в церковь, а когда не бываешь в церкви, дома молитвословишь, как положено, или поклонами отбываешь уставный чин молитвы,— хорошо. В церкви всегда лучше молиться: там воздух молитвенный. И ты хорошо делаешь, что спешишь туда. Но уж когда нельзя,— делать нечего, дома молись. Дома можно молиться всячески,— как рассудишь,— полная свобода, только б было ума и сердца возношение к Богу с славословием, благодарением и прошением. Но ты хорошо делаешь, что молитвословишь больше по молитвеннику, со вниманием и чувством, и только иногда довольствуешься одними поклонами со своими молитвенными словами. Надо прежде воспитать в себе молитву, или молитвенное настроение готовыми молитвами, а потом уже и своею молитвою молиться начинать. Слово к Богу в молитве, хоть не главное, но лучше когда оно боголепно; а такому слову нигде не научишься, как из готовых молитв. Всяко, однако ж, когда найдет сильное молитвенное чувство и его разбивает чтение молитв, оставляй это чтение и давай простор тому чувству. Если времени нет, сократи читание или совсем прекрати, а молись только по чувству тому с поклонами. А если чувство пройдет, а время еще есть, то продолжай опять чтение положенных молитв. Все с полною свободою,— лишь бы к Богу благоговеинство сохранялось. Так все и веди дело — то чтением молитв со вниманием, то своею молитвою, когда бываешь в чувстве. Молитва твоя все будет расти и крепнуть, растепляться и разгораться.

Хотелось бы, говоришь, в затвор. Раненько, да и нужды нет. Один же живешь. Когда-когда кто зайдет. А что в церкви бываешь, это не разбивает твоего одиночества, а утверждает, или дает тебе силу и дома проводить время молитвенно. По временам можно день-другой не выходить, все с Богом стараясь быть. Но это у тебя и само собою бывает. Так нечего загадывать о затворе! Когда молитва твоя до того укрепится, что все будет держать тебя в сердце пред Богом, тогда у тебя и без затвора будет затвор. Ибо затвор что есть? То, когда ум, заключившись в сердце, стоит пред Богом в благоговеинстве и выходит из сердца или чем-либо заняться другим не хочет. Этого затвора ищи, а о том не хлопочи. Можно и при затворенных дверях по миру шататься или целый мир напустить в свою комнату.

35. О жизни в монастыре — внешней и внутренней. Никто, кроме Господа, не может научить истинному познанию себя

Пишете: «Пробую пожить в монастыре».— Добре! — Даруй вам Господи увидеть монашескую жизнь в монастыре. Извольте знать, что во всяком монастыре текут две жизни: одна обычная, житейская,— ходят, говорят, едят, пьют, спят и проч., а другая — собственно монашеская,— в молитве, посте, богомыслии и борьбе со страстьми проходящая. На виду только первая,— а вторая не видна и намеренно скрывается, даже от своих, а не только от пришлых, какова вы. Не увидя этой, вы можете заключить: что ж это за монашество? Тут то же, что и в миру,— особенно когда придется услышать крупные разговоры или увидеть что неладное. Отчего бранят монахов и монахинь? Оттого, что видят только одну житейскую сторону их жизни, а монашеской настоящей не видят, бывая в монастырях только как посетители. Смотрите, не впасть бы и вам в такую ошибку.

Вот уж вы и подметили нечто не по вкусу вам: «У монахинь не сходит с языка враг; мало-мало что — все враг да враг. Признаюсь, это меня неприятно поражает. Да и как так? — У меня разум есть; сама задумываю, сама и говорю, и делаю».— Этим вы даете знать, что не совсем верите во вмешательство нечистых сил в наши дела. Ученая! Как же верить таким нелепостям! Все ученые таковы; и не видят, как враг опутывает их еще более, чем неученых, и это не по житейской только части, но и по ученой. Ни одного ученого нет, которому враг не напустил бы в голову мыльных пузырей, которые они считают блестящими идеями или теориями. А в жизни, в чувствах и отношениях, он непрестанно ноги им подставляет в насмешку. Они же ничего этого разобрать не могут. — Вот и вы такая же. Подождите. Враг не заставит вас долго ждать; скоро нагородит вам таких подсад, что свалитесь.

На этот раз я вам ничего про это не скажу, кроме того, что вам следует подумать и восстановить в себе ту истину, что несть наша брань к плоти и крови, но к началом, и ко властем, и к миродержителям тмы века сего, к духовом злобы поднебесным (Еф. 6, 12),— и что главнокомандующий их яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити (1 Пет. 5, 8). Так говорит Дух Святой устами святых Апостолов. И верить надо. Верьте же, а опыт начатой вами жизни скоро удостоверит вас в этом осязательно.

Вы порешили, что будете молиться, чтобы Господь дал вам определительнее увидеть, что вы такое. Предоброе решение! Никто, кроме Господа, не может научить истинному познанию себя. Учит сему опыт, но точное понимание опытов в сем смысле подает Господь. И Ангел Хранитель, по мановению Господа, внушает, как что подметить. Трудитесь! Даруй вам Господи дойти до ясновидения, что вы слепая, расслабленная, прокаженная. Это настоящее наше состояние. Таково оно есть, а не надумывается таким; только не всякий видит то, даже и из желающих видеть. Враг закрывает, потому что это его работа, что мы таковы. Он и прячет ее, чтоб, увидевши, мы не разорили ее до основания. Туманом заволакивает он очи наши, держа нас вообще в помышлении о себе таком, что мы очень хороший народ. Нам это и на руку. Когда даст вам Господь развеять этот туман, увидите, какая вы хорошая. Начинайте приходить пред Господа в молитве, как осужденная и погибающая. Хоть это будет у вас заключением самопознания, если успеете в нем; но хорошо и наперед это приговорить о себе, чтоб давать направление самопознанию.

36. О гордости и тщеславии. Какие бывают проявления гордости

Пишете: «Говорила с духовным своим отцом и сказывала ему о себе разное. Он прямо мне сказал, что я горда и тщеславна. Я ему ответила,— что я совсем не горда, но терпеть не могу приниженности и угодничества». Отпели, прекрасно. Вы не давайте себя им в обиду, чтоб знали, что за вас голою рукою нельзя хватать. Вишь, выдумал называть как, да еще в глаза? — Теперь и я вам приговорю: на что же лучше доказательства, что вы горды, как отповедь ваша? Она не плод смирения. И зачем вам поперечить такому приговору? Если он не идет к вам, беды от этого нет; а если идет, вы же отклоняете его, то от этого не мало беды; потому что, не признавая за собою худа, не будете стараться исправить его, и оно засядет у вас навсегда. Лучше вам, не попереча, положить вникать в себя хорошенько, нет ли в самом деле в вас сего зелия крайне недоброго. Вы прошлый раз собирались молить Господа — дать вам познать, что вы такое. Вот вам Господь и послал указание, а вы отворачиваетесь. Верно, вы ожидали, что Господь вам покажет, какая вы распрекрасная. Нет, этого не ожидайте. Случай сей есть прямой ответ Господа на ваше желание и моление. Извольте-ка лучше и свой к сему мановению Господню приложить труд. Начинайте вникать в себя строже. Станьте у сердца и замечайте, что оттуда выходит; потом обсуждайте, какого свойства это вышедшее. Если оно окажется гордостным хоть мало-мало, значит, гордость сидит в сердце и пускает оттуда такие пузырьки.

Чтоб вам удобнее было вести это, необычное вам дело, пересмотрите, какие бывают проявления гордости, и помощию их уловляйте себя. Какие же бывают проявления гордости, это вы узнать можете из Лествичника, именно из слов его о гордости и тщеславии, из Кассиана, из Нила преподобного, из «Православного исповедания» там, где перечисляются порождения семи смертных грехов. Все эти книги найдете в монастыре, пока-то успеете и сами запастись ими. Заметьте получше все признаки проявления гордости, и потом смотрите, бывают ли они у вас. Если хоть немногие, и иногда проявляются, значит, гордость есть,— и надо ее искоренять. Вы писали, что когда-то желали оскорблений и унижений. Это было прямое свидетельство смирения. А тут сказали вам: вы горда,— вы — оскорбляться, поперечить и отворачиваться от сказавшего. Такие действия не знак ли, что смирения нет: было, да испарилось, по крайней мере, на этот случай. Кто желает оскорблений, тому, сколько их ни делай, все мало. Так и смиренный думает, что ему все мало унижений. Вы говорите: сказал бы, в чем гордость. — Да ведь она бывает очень тонкая, так что чуется, что она есть, а определительно схватить ее мудрено. Извольте сами добраться, в чем ваша гордость. Сказавшему же вам об этом будьте благодарны, что наводит вас на самопознание. Я в прошлый раз писал вам: приступайте к молитве, как осужденная и погибающая. А вы в протест. У вас часто прорывается протест. Придется сказать, что вы в духе протестантка. Скажете, что и я на вас, как и духовник. Я ни на вас, ни за вас; а только навожу вас на то, чтоб присмотрелись хорошенько к себе. Опять повторю: беды нет от того, если вам приписывается то, чего нет. А если присмотритесь и найдете,— будет благо. Сие ведайте, что все промыслительные относительно каждого лица действия к тому преимущественно направляются, чтобы в порошок стереть наше я. Тоже, конечно, имеется в виду и в отношении к вам. И благодарите Господа, что Он, на первых же порах вашего Ему себя посвящения, такой спасительный задал вам урок. Извольте же его обсудить, как следует, и заучить.

37. О внимании себе. Бог судит о человеке как он есть внутри, в сердце

Поминаете об одной монахине, которая очень ревностна и к службам церковным, и к послушаниям монастырским. «И дела у нее горят в руках; а она все твердит, что нерадива и ленива. Приторно это мне показалось,— говорите.— Очевидно, тут нет искренности в словах, и слушать их неприятно».— Подождите, и сами то же заговорите, когда соберетесь в себя и станете внимать себе. Вы теперь пока еще внешняя; внешнее только видите и о всем по внешнему судите. А потом все встречаемое обернется к вам другою стороною, и обо всем станете вы судить иначе,— и о себе самой также. Та монахиня ретивая очевидно себе внимает; внимая же себе, видит всякое, возникающее из сердца, неправое движение. Хоть она тотчас же прогоняет их, но не может считать их совсем чужими, когда они в ней происходят, а счетши своими, и судить о себе должна по качеству их. Пусть пришло желание поесть что полакомее и побольше. Хоть она этого не сделает, но все же может искренно считать себя и лакомкою, и утробою ненасытною. Пусть пришло желание — одеться почище и поновей; она может искренно считать себя щеголихою и пустою мирянкою, хоть и не приобретет себе нарядного платья. Так и во всем, так и относительно нерадения и лености.

Верно, по временам, приходят ей позывы дать себе льготу или в церкви, или дома. Как такой позыв исходит из сердца, то значит, что леность не совсем еще там испарилась, или дух бодренный не всегда выдерживает она в церкви непрерывно, и он пресекается то рассеянием, то послаблением. Такое пресечение как назвать, как не нерадением? Так вот когда придет ей на память целый ряд таких случаев, совесть и заставляет ее сознаться в нерадении и лености. И стало быть, когда она называет себя такою, то тут никакой нет неискренности. Припомните сказание об одном старце, великом наставнике многих, как он, сидя в келлии, бранил себя и объедалою, и сонею, и праздношатайкою, и разными недобрыми называл себя именами. Слушал это ученик его и изумлялся, потому что ничего такого за старцем его не водилось. Но он искренно мог таким почитать себя по помыслам, или по воспоминанию прошедшего. Я знаю одного человека, который называет себя сребролюбивым и скупым, хотя не бережет денег. Когда спросят его, почему он так о себе говорит, он отвечает: люблю иметь деньги и, когда просит кто, всегда жаль бывает дать; даешь, правда, но всегда через «жаль».

Так вот как бывает во внутренней жизни. Придет время, и сами так о себе будете говорить. Бог судит о человеке, как он есть внутри, в сердце, а не как вовне. Так и внимающие себе и Бога боящиеся о себе судят.

38. О внимании себе. Бог судит о человеке как он есть внутри, в сердце.

«Пришла, — говорите,— одна монахиня словоохотливая. Разговорились, и все по ниточке перебрали бывающее в монастыре. Слушалось спокойно и как будто всласть. Но когда я осталась одна и стала все припоминать, поднялось смущение, все росло и росло, и наконец обратилось в бурю. Я свалилась будто в лихорадке; потом заперлась и не выходила, пока не успокоилась».

И слава Богу, что успокоились. Теперь сядьте и рассудите, что это такое было? — Растревожилось чувство правды, поднялась ревность по правде, и ну бушевать. Кажется, все это в порядке, как вы и думаете. А оно не в порядке. Оставляю в стороне предметы, произведшие смущение; беру самое смущение и говорю, что это враг над вами насмеялся. Вы не верите в его вмешательство в наши дела, — вот вам и- награда от него за это; а Господь попустил это вам, чтоб опытом научить вас истине сей. Давно-давно я встречал книжку о внутреннем мире. Там, помнится, все сводится к следующему положению: умиротворившись, блюди мир сердца, отражая без жалости все, покушающееся нарушить его,— все, как бы красно оно ни казалось. Припомнил я это и прописываю вам. Уж как ведь красно казалось происходившее в вас! Вы — Илия, ревнитель огненный, с мечом в руке выступали на защиту законов правды. А смотрите, какой плод! Как лихорадка оттрепала! Такое смущение не могло иметь хорошего источника. Бог наш есть Бог мира, и все Божие мир приносит. И ревность по правде, когда она от Бога, бывает мирна, кротка, ко всем сострадательна, даже и к тем, кои нарушают правду. Посему уразумейте, что разжигавшая вас лютость ретивая не от Бога. Враг подсел к сердцу вашему и распалил его так неестественно, что вы свалились. Это первое.

Второе, что следует вам взять в ум, вот что есть. Если б была правда в слышанном вами, враг не стал бы распалять вас так, потому что тогда он не на себя бы работал. Нам свойственно ратовать за правду, только разжигаться так несвойственно. Если б он разжег вас при правде, тогда вы погрешили бы только в степени распадения по ревности, а это ему не важно. Да тогда и самая правда дела не допустила бы до этого. Из этого заключить следует, что в слышанном вами нет правды. О монастырях и монастырных издавна ходит премного недобрых историй. И миряне, и монахи с монахинями повторяют их, когда откроется случай, прилагая ко всякому монастырю, о каком ни зайдет речь, бывали ль в нем подобные случаи или нет. Вот и монахиня та вам наболтала, незнать что, и я наверное полагаю, что и сотой доли правды не было в ее речах. А вы из себя вышли, крича: ведь это ад, а не житье. Бывают, конечно, в монастырях случаи казистые, но все мелочь; бывают и сплывают, и толковать о том нечего.

Так извольте поверить, что слышанное вами почти -все ложь и что враг взял эту ложь и, представив вам ее в виде правды, поджег вашу ревность по правде и распалил ее до неестественной степени. Вы обмануты, призрак истины приняли за истину, и ну лютовать. Пишу это не затем, чтоб кого-либо обвинить, а затем, чтоб навесть вас на мысль, что вас враг обманул и насмеялся над вами, и чтоб вы от этого случая начинали по крайней мере вероятным считать вмешательство нечистой силы в дела наши.

Положите же себе законом всякое смущение омрачающее считать действием мрачных сил, и с первого же появления смущения преграждать ему дальнейший ход и прогонять. Мир душевный чрез это всегда будет сохраняем, а при мире ясно будет ваше внутреннее и внешнее, и здраво-мысленное течение дел ваших расстраиваемо не будет.

39. О жизни монашеской. О молитвенном правиле и поклонах

Еще не успели вы получить моего ответа на прежнее письмо ваше о смущении небывалыми монастырскими неправостями, как пишете другое, в котором рисуете самую мрачную картину монашеской жизни. Подобных речей мне еще ни от кого не приходилось слышать, и удивляюсь очам вашим, которые умели увидеть все прописанное. Или — правда, им ли следует удивляться, или другому чему. Вот посмотрим.

«Здесь пришла я к убеждению, что монахини — народ чрезвычайно ленивый умом; от постоянного навыка исполнять телом положенные правила и число поклонов ум спит».

Если б вы сами бывали на этих правилах и, бывая, держали себя в продолжение их как следует, то никак бы этого не сказали. Ибо что это за правила? Это церковные и келейные молитвословия, сопровождаемые и перемежаемые поклонами, то многими, то тремя и одним. Обычно правилами называют те молитвословия, которые совершают или все в церкви вечером после церковных служб, или каждая особо в своей келлии; но и круг дневных церковных служб сюда же следует относить, начиная с полунощницы и кончая повечерием. Извольте вы теперь взять во внимание содержание всех этих молитвословий и скажите, может ли ум, внимающий им, спать? Он может не внимать, а когда внимает, спать не может. Ибо при внимании неотразимо печатлеются в нем самые возвышенные и возбудительные созерцания о Боге и вещах Божественных. Каждое молитвословие живописует Бога, в Троице покланяемого, Творца, Вседержителя и Промыслителя; таинство воплощения Сына Божия и устроения Им нашего спасения, образ нашего в Нем спасения, сонмы спасенных, последние дни каждого, суд и воздаяние. Можно ли спать уму при созерцании всего этого? Не только в продолжение молитвословия не заснет он, но и в продолжение всего Дня, при других обычных занятиях, будет непрестанно бодрен и занят высокими помышлениями.

Которые не внимают, у тех не дивно, что ум спит. Но ведь это не порядок, а беспорядок в монашеской жизни; потому в укор ей относимо быть не должно. Вы всех монахинь подвели под один уровень, не только своего монастыря, но и других. По-вашему, монахини — такой народ, что все спят умом. Почему вы это знаете?! Молитвословия по содержанию все возбудительны,— устав велит всем внимать, — внимающие не могут спать умом. Скорее вам следует заключить, что монахини все в сильном умовом возбуждении, чем — что спят. Бывают, конечно, засыпающие или на несколько минут, или на все правило, или даже на несколько дней. Но чтобы все всегда спали, это крайне несостоятельный приговор. Вступают в обитель обычно возбужденные; в монастыре встречают они во всех порядках, особенно в молитвенных, сильную поддержку такого возбуждения. Как тут заснуть? Что временно ослабевает возбуждение, это очень обычно; а навсегда ему погаснуть нельзя. Кроме внешнего поддержания возбуждения, и внутри у них, у всех, есть страх Божий и совесть, которые не дадут заснуть вконец.

Разве, может быть, вы под умовою спячкою разумеете то, что они не проходили наук и вопросами их не томят своей головы? Но ведь не всем все ведать возможно. И между научниками не подряд ли бывает, что математик плохо знает или совсем не знает истории, медик небрежет о философии и подобное.— Круг предметов, которыми занимается монашество и с которыми соприкасается, есть особый круг, достойный изучения, — и не паче ли, чем все другие предметы. Изучаются сии предметы опытно, но усвояются умом, который обнимает их потом и теоретично. Если монахини внимают — а этого отрицать вообще нельзя,—то непременно и изучают свой предмет, каждая в своей степени. Если изучают, то не спят умом. Ведь у них идут чтения в церкви и по келлиям, бывают взаимные беседы частные; в иных обителях нарочно собираются особо от церковных собраний где-либо, собственно для чтения назидательного и бесед. Всем этим каждая и набирается ума. Опыты, противные сему, если вы на них укажете, суть уклонения от правого пути и порядка и, следовательно, только исключения, а не общая черта.

Вы полагаете, что монахини телесно исполняют свои правила. Что же это телесно? Одни читают и поют, другие кладут поклоны, и все собраны в одно место и обращены в одну сторону, к святым иконам. Но ведь все это не вполне телесно, а разве наполовину. Слово телесно ли? Оно только телесным органом произносится, и ухом телесным приемлется, а само телесно ли? Таково же и пение. Как правила все почти исполняются словами и пением, то вообще об исполнении правил совсем нерезонно говорить, что это делается телесно. Говорю это, только смотря на видимую сторону дела, на которую и вы смотря, сделали свое премудрое заключение. Но если приложить, что читающие, и поющие, и слушающие чтение и пение заняты не чтением и пением, а паче тем, что содержит читаемое и - поемое; то в таком исполнении правила ничего уже не останется телесного. А когда и в смотрении на святые иконы, ив кладении поклонов мы прозрим, как и следует, созерцания Божественных вещей и движения сильных благочестивых чувств; то должны будем согласиться, что исполнение правила все вполне духовно, хоть имеет свою видимую сторону, без чего нам обойтись нет возможности. Привыкать к правилам — точно привыкают, привыкают и к самому образу их исполнения; но вместе с тем привыкают и к святым движениям ума и чувства под действием их, и, следовательно, привычка к правилам не отелесает, а одуховляет, и ума не усыпляет, а приучает к бодренности трезвенной и живой.

По-вашему, и поклоны наводят спячку на ум. Вот если вы помиритесь с монастырскою жизнию и останетесь в обители, то сами станете класть поклоны, и тогда на деле испытаете, какое возбудительное действие имеют они на душу и ум.

Поклоны возбуждают энергию духа, и дух, возбужденный иным путем, требует поклонов. Они всегда состоят во взаимодействии. Почему у святых отцов между правилами воспитания духовной жизни стоит и множество поклонов каждодневных. Многие и все правила молитвословия исполняют посредством поклонов, следуя указаниям, положенным в Следованной нашей Псалтири. Вы, я полагаю, ведь не настолько недалеки в церковно-молитвенных действованиях, чтобы дело поклонов ограничивать одним наклонением головы и тела. Если ж вы не знали, что такое поклоны, то знайте, что они суть прямые следствия возбуждения благоговейных мыслей и чувств, и сами, в свою очередь, возбуждают такие же мысли и чувства и должны быть причислены к способам воспитания духа, - не бессильным.

Да вы сами имеете ведь какое-либо молитвенное правило и исполняете его? Как же исполняете? — Тоже стоите пред иконами, читаете молитвы по молитвеннику и кладете поклоны? Так вот чувствуете ли при сем, что ваш ум усыпляется? Если не чувствуете, то зачем иначе судите о других? Если о других судите так, то даете право и другим судить о вас, что вы телом только исполняете правило, а ум ваш спит. Можете против этого подумать: как можно? Я ученая. На это вам скажут, что ученость — совсем другая область от духовной жизни. Ученая еще непробуднее может спать на правиле, чем простая.

40. Принимая без разбора мысли о других, легко попасть в сети врага. О внутренней борьбе. О вмешательстве врага в наши внутренние и внешние дела. О роящихся внутри нас помыслах. О монашеской жизни. Главная цель монашества — жить всегда в Боге. О духовном назидании

Вы продолжаете: «Ум у монахинь спит; оттого не умея дать отпора всякой дребедени, они, считая ее наваждением врага, сильнейшего их, без борьбы подчиняются ей». То вы касались внешних порядков благочестной монастырской жизни и криво толковали их, а теперь касаетесь внутренней стороны жизни инокинь,— но и ее изображаете тоже не точно. То, что вы говорите, совершенно предположительно. Почему знаете вы, что происходит в душе монахинь? А не зная, утверждая же, что там то и то бывает, вы свои догадки выставляете как действительность. Думается вам так, показалось так; вы и говорите, что так есть. Свои думания вы не подвергали разбору и приняли их сразу. Это то же, что без борьбы подчинились им и, следовательно, подпали тому же, что в монахинях осуждаете. Если теперь догадки о других, истине не отвечающие, суть клевета (διαβολη), а клевета всякая от диавола есть, то вы попали в сети врага, несмотря на то, что ум ваш не спит, как вам думается. Не спит, а не умел дать отпора дребедени, насеянной врагом. Не только не умел, даже и не брался за это дело; не брался, оттого что не заметил; не заметил, оттого что не верит во вмешательство врага в дела свои. Под кровом этого неверия враг подошел к уму вашему и насеял в него дрянных мыслей. Это вам вторая награда за неверие в козни врага.

Вы полагаете, что монахини не борются с помыслами и, что бы ни пришло на ум, подчиняются тому. Судя по сказанному пред сим, я могу заключить, что это вы полагаете, судя по себе. Подождите; вступите сами в борьбу и перестанете так думать. А наперед примите на веру, что ни одна монахиня не бывает без борьбы. Всякая борется, как только заметит что неправое и смущающее,— борется с мыслями, борется с желаниями, борется с разными движениями чувства при непрерывных столкновениях с другими. Вступающие в обитель проходят предварительную сильную борьбу пред вступлением в нее. Вступают они возбужденными в духе на добро с решимостию ратовать за него. И ратуют, внимая себе. Иногда побеждают они, иногда побеждаемы бывают, наиболее потому, что не заметят козней врага, который умеет их искусно прикрывать. Так есть; и вы совсем неверно смотрите на монахинь. Бывают и такие, как вы пишете; но это исключение, а вообще так говорить нельзя.

Что они всякий худой помысл и всякое другое худое движение, внутри происходящее, производят от врага,— в этом нет ошибки. Так есть на самом деле. Вмешательство врага в наши внутренние и внешние-дела шире и многообъятнее, нежели как думается вообще даже и без особых ограничений признающими его. И Писание Святое этому учит, и опыты святых подтверждают. Вообще у христиан брань несть к плоти и крови, но к духам злобы; а в монашествующих она ожесточается до крайности. Так не монахини, рассуждающие сообразно с сим, достойны укора, а вы, судящие противно сему.

Извольте принять и содержать следующие положения святых отцов: в сумме роящихся внутри нас помыслов есть ангельские, есть человеческие и есть бесовские. Человеческие помыслы, когда думают о вещах, как они есть по естеству, например о золоте как золоте, его виде, свойствах, добывании и подобном. Ангельские, когда при сем привходят добрые наведения, к добру располагающие, например, прославление Творца при взгляде на золото. Бесовские, когда порождаются наведения страстные, на зло ведущие, например, при взгляде на золото мысль повеселиться на него и подобное. — К бесовским же должно отнести премножество мыслей пустых, праздных и кажущихся добрыми, но могущих привесть не к добру,— особенно когда они рождаются во время добрых занятий,'— во время молитвы и чтения душеполезного и подобного, и отвлекают от них. Примите это за начала, и по ним начинайте обсуждать свое внутреннее. Я же приложу только: посудите теперь вы, все мыслимое вами относящие к своему уму, сколько бесовских помыслов вы лелеете, и не просто лелеете, но и ратуете за них, как за самые верные взгляды. — Пример не далеко, — ваше суждение о монахинях навеяно врагом.

Не удовольствовались вы сказанным,— подрисовываете и еще свою излюбленную картинку: «Безграмотность и неестественная жизнь,— труд телесный непосильный, питание скудное и плохое, жизни умственной .никакой, духовного назидания нет».

Ни одного приговора тут нет верного. Безграмотных ныне вы почти не встретите. Многие и поступают в монастырь уже грамотными, другие в монастыре скоро выучиваются читать,— и уж разве какая-какая остается безграмотною. Но безграмотные не лишены добрых плодов грамотности, — слушая читаемое в церкви и в келлиях грамотными. К тому же грамотность вообще есть средство. Ставить ее в существенные отличия не приходится. И безграмотность может все иметь, что нужно для спасения, если имеет веру и смысленно действует по вере; и грамотность одна ничего существенно доброго не дает. У вас, ученых, безграмотность то же, что проказа, а грамотность — нечто священное. Это вашей касты грубый предрассудок.

Неестественною жизнию что вы называете? Если монашество вообще, то это еретическая мысль. Монашество естественно; ибо прямо требуется пробужденным в нас духом нашим; существо же веры Христовой дает ему настоящий строй, направление и дух. Извольте заучить сии положения. Когда установитесь в монашестве, тогда осяжете как сие^есть истинно.— Если же неестественностию называете то, что вслед за сим говорится, то являете ошибочное суждение, происходящее от грубого неведения дела монашества.

Телесный труд — хорошее дело; плохое и скудное питание под масть монашеству: хлеб да вода — мудрых еда. Да и что тут можно видеть неестественного?! Постничество и труд — средства монашеские. Судить об их уместности или неуместности надо по их приспособленности или неприспособленности к цели. Если цель монашества естественна, постничество же и труд пособствуют достижению сей цели, то и они естественны. Цель монашества какая? Та, чтоб быть всегда с Богом, что и есть единое на потребу. Быть с Богом мешает, не менее другого многого, пространное питание и покоение тела. Тогда тело дебелеет и, как тяжелая гиря, тянет к земле. А когда его плохо питают и томят трудом, тогда оно утончается и дает духу свободу возноситься горе к Богу и с Ним пребывать неотлучно. Видите, как труд и плохое питание стоят в монашестве на своем месте? Извольте же бросить ту пустую мысль, будто они неестественны.

«Жизни умственной и деятельной никакой». Что ум у монахинь не спит, об этом была речь. Он у них занят своего рода предметами. Здесь вы, кажется, разумеете научность. Как наук монахини не проходили, то и предметами научными теперь не занимаются, не читают о том и не думают. Это совершенная правда. Даже и проходившие науки бросают их в сторону. Но это не значит, что у них деятельности умовой нет. Есть, только обрагцена не на научные предметы. Если стать взвешивать, какие предметы выше и ценнее, то преимущество бесспорно окажется на стороне тех, коими занимают ум свой монахини. Одно скажу,— эти предметы вечны и к вечному спасению ведут, а научные предметы временны и вместе с временем совсем исчезнут, спасению же могут только не мешать,— и если способствовать, то очень косвенно и притом под условием полного и беспрекословного подчинения первым. Под жизнию деятельною, верно, вы разумеете хлопотливую жизнь по семейству, по торговым предприятиям, по делам службы гражданской и военной, по мастерствам и искусствам. Такой хлопотливой жизни, как в мире, у монахинь, конечно, нет; но тем не менее есть жизнь деятельная, только своего рода, как и умовая. Даже скажу, что она по предметам схожа с мирскою. И тут есть деятельность такая же, какая бывает в семье, потому что монастырь есть семья родных по духу сестер. Сюда относятся труды по изготовлению пищи, пития, по мытью, соблюдению чистоты и охране и подобному. Есть Деятельность и такая, как у мастеров мирских и художников: это шитье, вязание, ткание, разного Рода вышивание, рисование. Все это в совокупности составляет то, что выше вы назвали трудом телесным.— Мимоходом спрошу вас, как же это у вас выходит: «Труд телесный, — непосильный даже, и деятельности никакой»? Но полагаю, что вы разумели деятельность самоначинательную, то есть нет такой деятельности, чтоб каждая сама предпринимала, начинала, продолжала и кончала, как ее душе угодно. Деятельность идет, но все по приказу и указу, а не самоначинательно. Это так, и этим существенно отличается деятельная жизнь монастырская от подобной же деятельности мирской. Но в этом не невыгодная, а выгодная сторона деятельности монахинь, по приспособленности ее к главной цели монашества — жить всегда в Боге. Главнейший враг жизни в Боге есть многозаботливость; а многозаботливость есть рычаг, приводящий в движение самоначинательную мирскую деятельность. С утра до ночи темной, каждый день, гоняет она мирских предпринимателей от одного дела к другому, и на минуту не дает покоя. Некогда им обратиться к Богу и побыть с Ним в молитвенном к Нему возношении. Эта многозаботливость у монахинь места не имеет. Понимающие дело за тем и в монастырь вступают, чтоб избавиться от сей мучительницы. И избавляются. Вступающая в обитель отдает себя в работу обители; а обитель дает ей кров, пищу, одежду и всякую защиту. Как эта сторона совершенно обеспечена, то многопопечительной заботливости места нет; она и отходит. По отпадении же ее ум и сердце остаются совершенно свободными и никакой помехи не имеют в том, чтоб пребывать в Боге и Богом услаждаться. Те, которые с разумом ведут свое дело монашества, скоро и преуспевают в этом, и установляются у своей цели. Затем остается только блюсти сие сокровище. И блюдут. Каждая инокиня имеет свой урок сделать в сутки то и то. Как эти работы привычные, то не требуют особого внимания. И бывает, что руки работают, а ум с Богом беседует и питает тем сердце. Такую норму внутреннего строя прописал еще святой Антоний Великий. Так видите, что и у монахинь есть деятельная жизнь,— похожая на деятельность мирянок; только нет у них при сем многозаботливости, грызущей мирянок, свобода от которой, по порядкам монастырской жизни, и дает им способ быть у своей цели или пребывать неотходно с Богом и в Боге.

Вы слишком много даете цены душевной деятельности, то есть знательной, предпринимательной и художественной, и особенно знательной. Но ведайте, что для духовной жизни, какую проводить берутся монахини, развитие душевной стороны совсем не требуется. Духовная спасительная жизнь зачинается и развивается независимо от душевного развития. Отсутствие последнего никакого ущерба не причиняет первой, и Достоинства ее не умаляет. Душевность вся, и в самом лучшем ее виде, цену получает только тогда, когда вполне подчиняется духовности, сама же по себе ничто для вечности. В будущем веке все будет духовно, душевное же все отпадет и здесь останется, как временное. И видим, какие светлые личности выходят из простых монахинь, когда они возьмутся за дело как следует! Нам с вами труднее так успеть, как они. Ибо у нас душа слишком тучна. Когда-то успеем мы переделать ее и утончить; а у них она готова, и они действием духа вдруг делают из нее, что находят потребным. Ваше положение для цели, вами избранной, гораздо хуже, чем положение монастырок, которых вы дурно понимаете.

Что касается до того, будто духовного назидания нет, то потрудитесь вновь прочитать, что я писал против — «ум спит» у монахинь. Прибавлю здесь, что монахини внимательные, и сами того не замечая, преуспевают в духовном назидании. Для душевного знания надо много читать; для духа довольно одного текста Писания на целый день, а иногда и не на один. Внимательные монахини, внимая чтению Псалтири, Евангелия, Апостола и другим положенным чтениям и службам, как дар от Господа получают то, что один или два, или более текста прильнут к сердцу и займут собою все сознание сладостно и начнут испускать из себя лучи ведения духовного. Получающие это не отрывают уже от них внимания, и все более и более развивают мысли их, питаются ими и насыщаются. Вот и непрерывная цепь назидания во весь день. Назидания, полученные сим путем, не забываются; ибо не памятию заучаются, а сердцем приемлются. Так идет изо дня в день. Духовное назидание множится, и ведение духовное растет, крепнет и приобретает все более и более полноты, пока достигнет цельности, все объемлющей. Многие монахини, и из простых, обладают сим достоинством, хотя не трубят о нем.— Суждение ваше о сем деле весьма неправо. Хотел бы приписать: сознайтесь; но вы не можете этого сделать. После сами увидите.

Заключаете вы свою рецензию так: «В самой жизни монастырской не вижу ничего отрадного для духа. Зависть, злоба, ложь и деспотизм — вот главные двигатели этой замкнутой жизни; любви к ближнему никакой».— Какие ужасы! Волос дыбом становится. Вы точно в ад попали. И это еще на первых порах. Что дальше-то будет? — Увы, бедненькая! Но я не берусь жалеть о вас, а напротив, приговариваю: поделом! За кривотолк. Из предыдущих ваших суждений ни одно не оказалось правым. А это из неправых неправейшее есть. Тут одно только можно не отрицать, именно то, что вы ничего отрадного не видите. Но вина этому не монастырская жизнь, а ваше неведение. Не видите, потому что очей не имеете, которые бы исправно видели. Зависть, злоба, ложь бывают у иных, немногих, но не как постоянные качества, а как случайности: бывают и сплывают. А вы всех и навсегда заклеймили этими качествами. Уж это болезнь ученых — все обобщать. Заметили вы за одною и двумя или слышали о них нечто подобное, и тотчас решаете: все и всегда таковы. — «Любви к ближнему нет никакой». Обитель есть общество сестер. И они не напрасно носят это название, а действительно любят друг друга родственно, не плотскою, а духовною родственностию. Бывают иногда разлады; но разладят и опять сладят. И к посторонним питают любовь, деятельно же являют ее, по мере возможности, ибо сами скудны и работают на монастырь. Помогание нуждающимся лежит на монастыре; и он исполняет это, сколько сил достает. У нас почти нет богатых обителей. Одна-две, и обчелся. Достаточных довольно есть; но столько же, если не более, и бедных. По этому и судить надо об их благотворительности. А вы ни на что смотреть не хотите и порешили: любви нет.

А деспотизм что? Это вы снаружи смотря, видите деспотизм; а внутри никто его не видит. Потому что все с тем и в обитель поступают, чтоб не иметь своей воли и делать, что прикажут, не рассуждая для чего и почему. Как с этим условием поступали, то и не видят ничего/неправого в том, что никому не дается жить по своей вольке. В этом основа не монастырской только, но вообще духовной жизни. Отсечение своей воли и своего ума есть условие к преспеянию в духовной жизни. Жизни сей нельзя развернуться, пока в силе «я». Жизнь монастырская вся и направлена к тому, чтобы стереть в порошок этот кремневый камень. И кто охотнее подвергает себя этому трению, тот скорее и успевает в духовной жизни. Вы судите по-мирски, где — «не тронь меня» составляет коренной закон жизни. Что в миру главное, тому противоположное должно быть главным в монашеской жизни. Вы — еще мирянка в духе. И хотите, чтоб монастырь дышал по-мирски, чтоб вам просторнее было там дышать. Но ведь этому сбыться нельзя. Потому собирайтесь довольствоваться тем, что противоположно миру и, следовательно, вам, не по сердцу.

Разгорелся ваш дух мирской, и вы даете знать: «Я не мало в миру — терпела; но все претерпенное мною легче креста монастырской жизни; самое нахождение мое в монастыре есть лютый крест». Это вы сказали, не понимая дела; а больше, думаю, потому, что враг вас смущает и отвращает сердце ваше от монастырей, не желая расстаться с вами. Надо вам идти наперекор сему и понудить себя дойти до теплого расположения к монастырям,— к монастырям, как они есть, а не к идеалам их. Поставьте это себе целию и подвигом, при начале изменения вашей жизни. Без этого дело ваше не будет спеться. Судя по искренности, с которою вы о всем говорите, гадаю, что вы также искренно будете говорить о монастыре и монашестве противоположное тому, что сказали теперь. По мере того как будете втягиваться в сию жизнь и опытно входить в суть ее, высказанные вами суждения будут отпадать одно за другим. — Сего желаю вам от всей души.

41. О перенесенном искушении. Враг есть в существе своем мрак и смятение, поэтому тревоги и смятения сопровождают его, кого бы он ни коснулся. Искушения не бывают без Божия попущения

Пишете: «Всячески стараюсь помириться с монастырскою жизнию, и если не устроюсь жить в монастыре, то пристроюсь как-нибудь к монастырю и буду жить близ его, чтоб всегда бывать на церковных службах». Затем прибавляете: «Я перенесла непонятное смущение,— и страх, и скорбь, и буря помышлений довольно долго мучили меня. Я почти молиться не могла, однако ж молилась. Господь помиловал, возвратил покой и с утешениями. Слава Богу о всем».

О том, как вы устроитесь, пока лучше не гадать. Говорите себе: пусть будет, как Бог устроит, и ждите. Господь устроит, как не чаете. Но как ни устроится ваша жизнь, в монастыре ли или близ его,— и в том и в другом порядке жизни путь ко спасению не загорожен, и восхождение к высшим духовным совершенствам не пресечено. Дело все внутри, а внешнее есть только приспособление к внутреннему. Да созиждет Господь дух ваш как должно! Тогда внешнее, где бы вы ни жили, подстроится к тому само собою.

В тревогах и томлениях, какие вы перенесли, нечего более делать, как терпеть и к Богу припадать, прося Его помощи и заступления. Вы справедливо назвали сии состояния непонятными, потому что не видно причин, которые могли бы навеять их. Но потому же самому не ошибетесь, если отнесете их к врагу, который есть в существе своем мрак и смятение; почему тревоги и смущения сопровождают его, кого бы он ни коснулся. Однако ж и то держите в мысли, что ничто такое не бывает без Божия попущения. Или наказывает Господь за что-либо,— наипаче за превозношение и осуждение, или учит, чтоб, когда бывает на душе спокойно, не думали, что наше взяло и нам нечего уж беспокоиться: можно жить и спустя рукава. Вот и учитесь смирять себя, никого не осуждать, и всегда держать ухо остро, со страхом и опасливостию содевая свое спасение.

Послал Господь радость; благодарите Его вседушно, а по сторонам посматривайте, не тащит ли враг с какой-либо стороны опять бремя на плечи ваши. Утешение посылает Господь не во всегдашнее владение, а чтоб только внушить нам: когда нападет скорбь и туга, не падайте духом, воодушевляясь надеждою, что они скоро пройдут. А скорби позволяет нападать, чтоб не зазнались и не стали думать, что и на земле можно жить покойно, не заходя надеждами за пределы ее.

Выбросьте из головы достижение покоя. Не земной он житель, а небесный. На землю заходит он мимоходом. Мирное состояние сердца — благодать Божия. Когда есть, благодарите Бога; но не присвояйте его себе, как окончательное установившееся и утвердившееся состояние. Держа себя так, не будете глубоко смущаться, и когда отойдет он, Богу предайте себя и принимайте с благодарностию все, что Он благоволит послать.

42. О памяти Божией и должном держании себя в отношении к Господу. О домашней молитве. О сердечном обращении к Господу

Пишете: «Все монахини ко мне суровы, и так дико смотрят, говорить с ними не хочу».— Если они и действительно суровы, а не кажутся лишь вам такими, то и это поделом. Как вы их отчес-тили? Если б только они это узнали, досталось бы вам. Извольте теперь заглаждать свою вину по крайней мере благодушным перенесением их суровости, хотя, как я уверен, тоже кажущейся. Приложу к сему: имейте всегда в намерении одно — держать себя в сердце к Господу так, как следует, а на то, что вне, не обращайте большого внимания. Когда память Божия есть, сознание предстоит пред Господом со страхом и благоговеинством и припадает к Нему в полной преданности Его святой воле,— се норма должного держания себя в отношении к Господу. Когда так есть, тогда другие пусть как хотят к вам относятся. Вы только не подавайте им повода, и все пойдет у вас в себе добре и предобре. Что ни заметите в них, все предавайте Господу, не принимая на себя никакой о том заботы, право ли то, или неправо, будет ли сопровождаться какими-либо для вас последствиями, или не будет.

Вы постановили приговор: «Суровы; говорить с ними не хочу». Не так, а сами не заводите речей ни с кем; когда же из них заведет какая, говорите поскромнее, посердечнее и покороче. Поставьте себе это законом и действуйте так; но не в виде какого-то отмщения за суровость, а потому что этим убережетесь от многих искушений, особенно словоохотливости пустой и безразборной.

У вас страсть обобщать. Увидели одну-другую суровую — ну все суровы и сердиты, съесть хотят. А им и дела до вас нет; каждая занята своим. Учитесь не расширять, а суживать свои наведения, чтоб не быть неправым судиею. И в настоящем случае суровость одной-двух объясняйте какою-либо случайностию.

Прибавляете: «А тут горе; ноги разболелись, ни в церковь не могу ходить, ни дома стоять на молитве, и кажусь себе большою ленивицею». Когда в церковь не можете ходить, молитесь дома. Если дома не можете стоять на молитве, молитесь сидя. И даже лежа можете исполнять все положенные службы.

Исполняя их, читайте положенное в молитвенниках со всем вниманием, пониманием и чувством. Если не можете всего вычитывать, заменяйте недочитанное Иисусовою молитвою, трезвенно и благоговейно совершаемою. Можете и всякую службу всю заменять сею молитвою, как указано в Следованной Псалтири. Конечно, лучше бы потрудить тело молитвенным трудом; но что же делать, когда не дает болезнь? Чтоб совесть не тревожила укорами в лености,— определите длительность всякой службы часами; например: за заутреню пробыть в молитвенном занятии часа полтора; за вечерню с повечерием — час; за часы с обедницею тоже час. И затем положенное время все иждивайте на сознательное моление к Господу, Владычице Богородице, Ангелу Хранителю и святым. Моление же совершайте или положенными молитвами, или молитвою Иисусовою,— или попеременно, то тем, то другим, об одном заботясь, чтоб быть в молитвенном настроении и сознанием не отходить от Господа и не упускать благоговеинства к Нему полного. Если так усердно потрудите душу свою в молитвенном занятии, то совесть не станет уже укорять вас в лености.

Для Господа не сами по себе дороги стояние на молитве, вычитывание молитв и поклоны; а то дорого, когда при сем держится сердечное к Нему обращение, с преданностию в волю Его и с некиим болезнованием, знаменующим сердечное сокрушение. Так озаботьтесь быть настроенными, в церкви ли вы, или дома, стоите, или сидите. И ходя, и лежа также надо держать себя.

43. О терпеливом перенесении болезни. О стяжании навыка ходить пред Богом. О навыке молитвенном. Как низойти умом в сердце и там стоять вниманием. О совершении молитвенного правила

Вы все болите. Верно, это для вас потребно. Терпите и благодарите Господа. Вы загадываете в затвор. Вот вам и затвор! Сидите и вопийте: Господи помилуй!

Как сношений с людьми нет, то в чем у вас теперь будет исполнение воли Божией? Ни в чем, как в должном настроении вашего внутреннего. А это в чем? В непрестанной памяти Божией со страхом и благоговеинством, и в памяти смертной. Навык ходить пред Богом, или в памятовании о Боге есть атмосфера духовной жизни. Ему естественно следовало бы быть в духе нашем, созданном по образу Божию; но нет его по причине отпадения нашего от Бога. Вследствие сего предлежит труд в стяжании навыка ходить пред Богом. Он состоит существенно в напряжении стоять сознанием пред лицем Бога вездесущего; но поддерживается и другими побочными деланиями, входящими в состав духовной жизни. Но и здесь труд,— в том, чтоб направлять сии делания к означенной цели. Сюда Должно направлять и чтение, и размышление, и молитву, и все занятия и сношения так вести, чтоб они не мешали и не расстраивали памяти Божией. И то надо к сему приспособить, где стоять сознанием или вниманием.

Ум в голове, и умовые люди (научники) все в голове живут. Живут в голове и страдают непрестанным бурлением мыслей. Это бурление не дает вниманию стоять на едином. Не может ум стоять и на едином помышлении о Боге, пока он в голове. Все отбегает и отбегает. На этом основании желающим установиться в едином помышлении о Боге заповедуется оставить голову и низойти умом своим в сердце, и там стоять вниманием неисходно. Только тогда, как ум сочетается с сердцем, можно ожидать успеха в памяти Божией. Извольте теперь поставить себе целию достижение сего, и начинайте движение к сей цели. Не думайте, что это труд непосильный; но и того не думайте, что это так легко, что стоит только захотеть, как и дело тут.

Вы исполняете все церковные службы дома. Се добре! Но ведайте, что это есть только преддверие молитвы. Это отвечает тому, как учащийся какому-нибудь языку заучивает разговоры на том языке. И молитвенный язык есть особый язык. Ему учимся из книг, содержащих молитвословия, кои суть беседы (разговоры) души с Богом невидимым. Как учащийся языку, дошедши до того, что может свободно на нем объясняться, отлагает разговоры и совсем забывает их, так и прилежащему молитве надо целию впереди иметь — достигнуть навыка — своими словами, без молитвенника, вести беседу к Богу. Это и бывает, когда душа преисполнится молитвенными помышлениями и чувствами, набранными из готовых молитвенных книг.

Поставьте же и себе это именно целию. Ведайте, однако ж, что обогащение души такими сокровищами, то есть молитвенными помышлениями и чувствами,— приобретается не одним вычитыванием и выслушиванием церковных служб и молитв, для домашнего употребления назначенных. Надо при этом читаемое и слышимое обдумывать и обчувствовать. Для сего назначьте себе какой час — вне молитвенного правила; берите молитвенник и читайте,— читайте и обдумывайте положенные молитвы и доводите изложенные там помышления до чувства. Когда станете потом совершать молитвенное правило, все те чувства тотчас возобновятся у вас в душе, и молитва ваша будет в своем чине. Сделайте так со всем, что входит в состав молитвенника, и все там содержащееся проведите чрез ясное понимание и теплое чувство. Затем по сему образцу вам не трудно будет с ясным пониманием и чувством выслушивать и церковные службы. Если же что окажется затруднительным, можете, в свободное от служб время, брать к себе церковные книги,— и сделать в отношении к ним то же, что и к домашнему молитвеннику.

Это первый прием к тому, чтоб привлечь ум к сердцу, именно, чрез сочувствие читаемым и слушаемым молитвам: ибо чувства сердца обычно властвуют над умом. Второй прием есть следующий: когда совершаете свое домашнее правило, вставляйте в промежутки между читаемыми молитвами и свои молитвы, какие породятся действием тех молитв. Если вы исполните, как должно, первый прием, то ваше молитвословие все будет идти с чувствами. Чувства сии будут изменяться соответственно содержанию молитв. Речь моя не об этих чувствах, а об таких из них, которые захватят все сознание и сердце и свяжут душу, не давая ей свободно продолжать чтение, а все отвлекая внимание ее на себя. Это особые чувства; и они как только родятся, порождают в душе и свои молитвы по роду своему. Этих, порождающихся в сердце, особых чувств и молитв никогда не надо пресекать дальнейшим чтением, а остановив чтение, давать им свободу излиться, пока совсем изольются, и чувство станет ровно с обычными молитвенными чувствами. Этот прием сильнее первого и скорее сведет ум в сердце. Не действовать он может только после первого приема, или совместно с ним.

Но к нему надо иметь наготове еще некоторый дополнительный прием, или подприем. Если совершать свое молитвенное правило, или какую церковную службу дома, по сказанному способу, то может случиться, что небольшое правильце, как, например, молитвы на сон грядущим, и небольшая служба, как вечерня с повечерием, продлятся очень долго. Но одно помышление об этой длительности может, или по причине лености, или иногда по каким делам (марфинским), заставлять если не спешить, то не растягивать своего молитвословия показанными вставками. А это совсем не даст и начало положить сказанному приему, а не только довесть его до совершенства,— чем причинится большой ущерб преспеянию в духовной жизни. Чтоб этого не пострадать, надобно длительность своего молитвословия определить, как я уже писал вам, не количеством молитв, которые следует прочитать, а временем; именно — назначить, сколько времени провесть за таким и таким правилом, за такою и такою службою,— нисколько не увеличивая его против времени, обычно вами на то употребляемого.

Положите, например, на вечерню с повечерием час. И читайте положенное, не о том заботясь, чтобы все вычитать, а о том, чтоб во все положенное время быть в молитвенных чувствах и помышлениях при всем читаемом, "и чтоб, если припадет особое чувство, не заглушить его чтением, а давать ему свободу излиться вполне. Ведя Дело так, вы, может быть, и до «Свете тихий» не Дойдете, как исполнится час. Как быть? — Закрывайте книжку, кладите несколько поклонов с обычными заключительными молитовками, — и вечерня ваша кончена. Обычная наша молитвенная Марфа смутится, как так оставить службу, не докончив ее? Но Мария не станет смущаться, имея свидетельство совести, что служба совершена полно и достойно Бога покланяемого. Конечно, если вы, движимые несытостию сердца, размолившегося, продлите свою молитву больше часа, то это не будет убытком для искомой вами цели. — На другой день начинайте свою вечерню с того, на чем остановились, и продолжайте ее в том же порядке, как прежде. Если опять до конца службы не дойдете, а час исполнится, оставляйте конец для следующего дня. Таким образом иной раз положенная вечерняя служба, одна — протянется у вас дня три и более. Но каждая ее часть будет для вас полная вечерня, — и Господь в такой силе ее примет.

Сим же образом извольте обращаться с утренею, часами, обедницею и со всяким своим молитвословием домашним. Положите себе законом никогда не читать молитвы, чтоб только вычитать положенное, а чтоб быть в молитве под действием чтения. Читайте положенное, как пособие — держать себя в молитвенных помышлениях и чувствах.

Так действуя; вы навыкнете всегда во время молитвословий быть в чувстве к Богу, и ум ваш, будучи привлекаем сим чувством, будет стоять в памяти Божией. Если затем и во время чтения душеспасительных книг вы будете иметь в виду не количество чтения, а то же, что и при молитвословий, то есть светлое разумение читаемого с соответственными чувствами; то ум и при этом будет в сердце, и память Божия не отойдет от вас и при этом занятии. С продолжением времени все больше и больше вы будете разогреваться сердцем молитвенно, собирая туда и ум для неотходного предстояния пред Богом. Время это будет для вас сладким временем, и вы будете ожидать его приближения, как праздничного пира.

Остается еще не мало у вас времени, и по исполнении молитвословия и чтения духовных книг; и поработать надо, или принять кого, или еще какое-либо кончить поделие. Ум, как только получит свободу, тотчас начнет блуждать и шататься по миру. Надобно приучить его сидеть дома и при этих занятиях; и не только дома сидеть, но и стоять неотходно пред Богом. Вот ежели и в этом успеете, то память Божия явится у вас водруженною в уме и сердце, — и вы начнете ходить неотступно в присутствии Божием, с достодолжным благоговеинством,— и вступите в атмосферу духовную, где легко будет вам дышать и летать.

44. Как пресекать самоугодие. Что значит быть умом в сердце. Об образе совершения молитвословия

Решаетесь жить не в монастыре, а при монастыре,— и это может быть не худо. Свободку возлюбили. Блюдите же, да не свобода ваша будет в вину самоугодия. Можно и здесь устроить такой порядок, что вы будете жить в постоянном отречении от своей воли. И это не трудно сделать. Надобно только построже разграничить, что идет к самоугодию и что к богоугождению во спасение. Затем все могущее питать самоугодие надо отвергать, принося то в жертву богоугождению. Вы должны быть сами для себя строгою игуменьею. Ваше собственное сознание, страхов Божиим и совестию руководимое и вооруженное, должно нудить вас пресекать всякое самоугодие в его зародыше и направлять дела и занятш ваши наперекор ему; а вы покорно слушайтесь таких внушений и исполняйте их, и будете послушница, не легчайшее иго послушание несущая, чем как если б положили вы жить в монастыре. Между прочим спрашиваете: что значит быть умом в сердце? Прошлый раз я вел об этом речь. Разве не ясно говорено? — Повторю. Вот что значит! — Знаете, где сердце? Как не знать? Чему же учились? — Так станьте там вниманием и стойте неисходно,— и будете умом в сердце; ум неотлучен от внимания: где оно, там и он. Вы писали, что часто при чтении акафиста сладчайшему Иисусу чувствуете огонь в сердце. Вот, где это чувствуете, там и будьте вниманием и не выходите вон не только во время молитвы, но и во всякое другое время. Но стоять там надобно не просто, а с сознанием, что стоите пред лицем Господа, или пред всевидящим оком Его, прозирающим в сокровенности сердечные; а чтоб так стоять, старайтесь иметь возгретым какое-либо чувство к Богу — страха, любви, упования, преданности, сокрушения болезненного и проч. Се — норма внутреннего строя. Блюдите, и как только заметите, что он нарушился в чем-либо, спешите восстановлять его.

Но, конечно, прежде чем блюсти стояние в сердце, надобно стать там. Вы большею частию живете в голове, а в сердце сходите лишь тогда, когда головная работа возбудит какое-либо чувство. А надо, наоборот, в сердце быть неотходно, а голову совсем бросить, и если встретится нужда, по потребностям жизни духовной, поработать умом, то пусть он тогда работает, сидя в сердце. Как навыкнуть в сем сидении, я писал вам прошлый раз. Надобно побольше возгреть благоговейных и святых чувств в сердце. Образ совершения молитвословий, прописанный мною, есть самый надежный и прочный к тому способ. Вы пишете, что начали творить свои молитвы по тому способу. Приложите усердие совершать сие в совершенстве, как должно, и все будете богатеть святыми чувствами-, а они будут держать ум в сердце. Без чувств не удержите его дома; все будете вырываться и блуждать по сторонам.

Благослови Господи труд ваш — дойти до навыка совершать молитвословие, как указано. Начали; но мне показалось, что вы все-таки спешите, чтоб дочитать до конца положенное. Это до конца надо совсем выбросить из внимания,— и всю заботу обратить на возгревание святых чувств, не позволяя себе ничего в ущерб им. А вы не так поступаете. Пишете, что при чтении одного псалма полый слезы. Вам и следовало его еще читать, или повторять те особенно стишки, которые возбудили плач, не двигаясь вперед, хоть бы и все время, положенное на ту службу, прошло в этом, и с прибавкой. А вы потекли дальше и разогнали свой плач. Плача что может быть дороже? А то дочитание до конца что вам принесло? Ровно ничего. Вот вы и оказались действующею не в видах своих духовных польз. Пишете еще: в другой раз сам собою зачитался пятидесятый псалом. И читали б его, если он приводил в движение чувство. А вы все свое — гнать до конца.

Припомните, что пишется про одного великого старца, как он редко дочитывал и одну «славу» из Псалтири, потому что уходил в духовные чувства и, стоя пред Господом в сердце, молился сам от себя соответственно тем чувствам, и уже не ворочался к читанию. Вот как надо. Без читания Псалтири или молитвенника нам нельзя. Этим подогревается сердце, как подбрасыванием дров усиливается ослабевающий в печи огонь. Но когда сердце разогреется и какое-либо чувство завладеет всею душою, тогда не следует далее читать. Это будет только разбивать чувство, и правило пройдет без всякой пользы. А некто мне рассказывал вот что. Вздумал я, говорит, во время утрени пятидесятый псалом читать, мысленно обращая всякий стих в особую молитву. Утреня кончилась, а я пятидесятого псалма не кончил, хоть все время молился.— И у многих отцов святых читается: брось меру, то есть определенное число псалмов и молитв.

Причащаться Святых Христовых Тайн почаще — хорошо. Если можете, и не раз в месяц причащайтесь. Первые христиане на каждой литургии причащались. Но об этом поговорите с своим духовником.

В церковь ходить надобно; но как вы немощная, то можете увольнять себя от этого, когда немощь бывает, и ходить, когда здоровы. Когда не ходите, укоряйте себя, как ленивую и неключимую рабу. Дома так помолиться, как в церкви, не можно.

Откуда вы взяли, что я час назначал вам на вечерню? — Я писал только примерно, предоставив все вашему усмотрению. Время определяйте, как для вас пригожей; только без поблажки лености. Не во времени сила, а в духе. Если читаемое, на домашнем правиле, читается будто от себя, со вниманием и соответственными чувствами, то это — должное читание. Останавливаться надо только, когда особое чувство всею душою завладеет. Тогда книжку в сторону — и молиться так. Приступая к молитвословию, всегда надо расшевелить душу, если она не в чувстве, размышлением, воззванием к Господу и поклонами, и тогда начинать его. Впрочем, молитвословие, прежде обдуманное и обчувствованное, само расшевелит. А которое необдуманно и необчувствовано, скорее рассеет, чем соберет. Такое лучше заменять поклонами с молитвою Иисусовою, или другою какою коротенькою. Иногда и все службы можете сим способом справлять.

Обычное бдение у отцов есть половину ночи употреблять на молитву, а когда всю ночь стоять на молитве, то это будет всенощное бдение. У кого-то, не помню, написано: с вечера молись два часа, и ложись спать. Поспи часов шесть и вставай, и уже молись до утра, то есть часа четыре. Применяйте к этому и свой сон.

Всенощное бдение — в двенадцать часов длительности — не особая служба, а та же, что у нас кончается часа в два или три. Растягивается оно на всю ночь протяжнейшим пением и вставкою чтений из святых отцов, которых бывает до шести и семи. Вам, если вздумаете, можно растянуть тоже чтениями, а вместо пения вставляйте побольше поклонов между разными частями службы, и протянете.

45. Предостережения от прелести вражией. Мерой успеха в духовной жизни надо считать чувство недостоинства пред Богом

Что же это такое с вами деется? Не успели вы начать дела жизни достодолжной, как пошли у вас какие-то чудесности.— Видели во сне лицо человека, невиданного прежде, а после увидели карточку, схожую с тем человеком. Оказалось, что во сне видели то лицо, которое желалось видеть. Была какая-то юродивая, и хоть нельзя было разобрать толком речей ее, но видно, что она обещает вам что-то великое. Затем у вас чуются какие-то отрады, так что будто небо преклонилось к вам,— чувствуете, что Бог вас любит, и вы Бога любите,— и еще что-то подобное было. Святая, да и только. Но все это еще бы ничего, но то дивно, что вы сами, кажется, начали склоняться на ту мысль, что вы какая-то особая избранница, и в самом деле уже махнули далеко. Всех назади оставили. Из молодых ранняя. Но как же это вы не подумали, что не бывает так, чтоб, десять-пятнадцать поклонов положивши, можно было встретить такие особенности в истинном их виде? — Все, испытанное вами, бывает и в истинном Божием порядке; но для вас быть сему очень рано. Нет тут истины, а все прелесть вражия. Вы не верите в козни врага, вот он и городит пред вами, что считает подходящим. Цель же у него та, чтоб ввесть вас в самомнение и отчуждать от благодати, которая не может оставаться там, где качествует самомнение, как пчела в дыму; а потом, когда останетесь вы одни,— свернуть вам голову. Это только начало он полагает, и на этом не остановится, а все более и более будет опутывать вас подобными обольстительными призраками, пока совсем втянетесь в самомнение. Под прикрытием вашего неверия в его козни ему легко будет в этом успеть. Вы будете думать, что все это или вашего ума просветленного дело, или ангельское внушение, — и будете тем питать свое самочувствие, самоценение и самомнение. Когда все будет подготовлено, тогда он подкатит к вам на огненной колеснице — взять вас на небо. — И вы по самомнению согласитесь.— И полетите, только не на небо, а во вражье жилище.

Я прописываю это вам, как дело вероятное и над вами сбыточное. Но что так бывает, сколько уж было опытов?! — Напомню вам один.

В одном монастыре был ретивый инок, любимец и питомец настоятеля. Пришло ему в голову — в затвор. Старец отговаривать. Куда?! В затвор, да и только. Подержал, подержал старец; наконец согласился. Была недалеко гора; в горе пещера. Взобрался туда новый безмолвник. Сидит. Всход крут. Пищу ему подавали на веревочке, которую он спускал вниз. Молился, читал, справлял рукоделие. Старец навещал его — и наблюдал за течением его помышлений. Так прошло довольно времени. Молодой безмолвник держал дело как следует, и начал ощущать действия духовные: Это в порядке вещей. Но ему сразу шибнуло в голову: вот как мы! Раз-другой отплюнулся, а потом и пропускать стал такой помысл. Дальше да дальше, и установилось помышление, что он любимец Божий, Бог обнимает его невидимыми объятиями любви... и у него рай. Доведши его до этого, враг поприлежнее за него взялся. Начал — то во сне, то чрез внушение в помыслах — открывать ему, что тогда-то тот-то к тебе придет, а тогда-то тот-то, что там-то то-то сделалось или делается, а там-то вот что. И все эти откровения оправдывались на деле. Тут уж и сомнения не оставалось в юном старце, что Бог в нем — и что пред ним все тайны открыты. Еще немножко, и враг подступил к нему в виде Ангела светла и говорит: Бог внял твоим молитвам и трудам, и положил пресечь твое земное странствие. Господь послал меня сказать тебе, что завтра в полночь Он явится тебе и возьмет тебя с Собою. Будь готов! — И — Боже мой! какая радость?! Приносят пищу. Он говорит сверху принесшему: нет; уже мне не нужна теперь эта пища. Скоро начну вкушать иную в Царствии Небесном. Иаумился принесший. Постоял-постоял и пошел домой. Приходит к настоятелю и говорит, что слышал. Ужаснулся старец и поспешил в пещеру. Взобрался, и ну толковать юному небошественнику, что он в прелести и что враг хочет сгубить его. Слушать не хочет, говоря: как так? Не млею ли я в молитве? Не испытал ли откровений и озарений? — Нет, быть не может, чтоб все это было от врага. Старец толковал ему, что враг может подделываться и под проявления духовной жизни, искусно прикрывая при сем свою мрачность,—и что именно бывшие тебе откровения суть вражеские против тебя козни.— Не поверил юный словам старца и остался при своем. Тогда старец сказал: так я не отойду от тебя, пока придет тот, кто обещался прийти к тебе. Сидят, беседуют, совершили и обычное ночное правило. Настала полночь,—и явился взятель на небо. Старец сразу узнал его и стал между им и своим питомцем. Тот хотел силою взять свою добычу, но старец не давал. Произошла борьба: тот тянул юного к себе, а старец не уступал. Бог помог ему не выпустить из рук своего любимца, но враг успел сорвать с него мантию. Взлетевши с нею на воздух, он изорвал ее в клочки, которые падали оттуда мимо отверстия пещеры. Старец сказал тогда своему юному небошественнику: видишь, клочки-то летят? То же было бы и с тобою, если б не помог мне Бог защитить тебя. — Затем свел его вниз и поместил среди братии. Видите, как дело-то? И как скоро можно попасть в когти человеконенавистного врага, которого козней вы не признаете! А историю Исаакия, затворника печерского, вы, конечно, знаете. И к святому Симеону столпнику подлетала огненная колесница, и он уже занес было и ножку. — Удостоверьтесь же, как хитр враг и как искусно может он прикрывать свои когти. И как потому очень возможно и вам попасть в них. Бывшее с вами я не колеблясь признаю кознями врага. Если теперь же сразу не отбросите их с отвращением и, вникнув в сердце, не изгоните из него всякое самочувствие и самоценение, и на место их не водрузите чувства своей всесторонней ничтожности и ни к чему негожести, то он не поленится потрудиться над. вами и окружит вас еще более отуманивающими призрачностями.

Больше об этом распространяться не буду.— Извольте мерою своего успеха в духовной жизни считать все более и более углубляющееся чувство своего непотребства и недостоинства пред Богом, и всякую мысль,— что будто мы с вами уж не то, что другие, гоните как вражеское всеяние, и истребляйте как вражеские силки.

46. Предостережения от прелести. Самоценение и возношение завершаются гордыней богопротивной. Об умении различать помыслы. Как пресекать блуждание мыслей

Я не мог не обратить внимания на то, что вы написали о бывающем с вами. И не изменю своего о том понятия. Тут явны козни врага. — А вы — в протест. Говорите, что «в ваше время уже не бывает таких искушений». А знаете ли вы это? Если не знаете, то зачем и говорить? Враг все одинаков; и если где найдет подходящим сказанное мною искушение, то не откажется подвергнуть ему преследуемого им, не страшась показаться несовременным. Ему лишь бы душу сгубить. Я нахожу, что к вам очень может он подойти с такою прелестию. Ваша обстановка такая, что к другому чему в вас не свободно ему руки приложить. Да ведь не все огненные колесницы. Приемы разны; а цель одна — засеменить самоценение, раздуть его в возношение и завершить дело гордынею богопротивною. А возношение разве не колесница огненная? Еще какая огненная-то, и притом какая легкая! Духом за облака, далее на самое небо и на равный Божиему престол.— Там и будет парить, пока не изречется приговор правды: во ад снидеши!

Пишете, что «умеете различать помыслы», и даете мне самому дополнить эту речь: следовательно, могли бы узнать, если б было что худое в бывшем с вами. Как не заметили, то, стало быть, худого тут ничего и не было. — Неправда; оно тут было, только прикрыто. Видимость вся не худа; но что внушалось и что принято, то худо. Мне никакого нет удовольствия навязывать вам какую-либо худобу. Но, видя, как ей возможно быть, и замечая маленькие следочки ее, как могу не предостеречь и не указать?! Вот это я и сделал. «Умею различать помыслы». А святой Симеон разве не умел? Святой Исаакий разве не умел? И многие другие разве не умели? — И, однако ж, видите, что было с ними? — Вы, кажется, воображаете, что враг — дурачок. Если станет искушать, то прямо каким-либо явным худом. Пойдет он к вам с худом! Уж какие светлости представит, что вы и рот разинете. Тут-то он вас и схватит. Яму открытую всякий увидит; а яму, прикрытую цветами, не всякий распознает. Не распознает и упадет в нее. У врага нашего два действующих полка. Один соблазняет кажущимся, призрачным добром; а другой — настоящим злом. Первые пролагают дорогу вторым. Те начинают, а эти заканчивают поражение. Заключаете: ну, буду стараться дойти до чувства своей негожести, чтоб видеть себя слепою, расслабленною и прокаженною.— Вот это лучше всех рассуждений. Ни на что Господь не подает так скорой помощи, как на восчувствование этого. Когда восчувствуете это — и не кое-как, не поверхностно, а глубоко,— тогда устроите около себя ограду из гранита и стали. Врагу много надо будет хлопот, чтоб достать до вас,— и когда достанет, ничего не поделает; ибо у вас будет тогда еще и броня,— и свет будет около, ослепляющий врага, так что ему не видно будет, куда направлять удары.

Незавидное ваше здоровье — Божия вам милость. Если б вам, при живости вашего характера, здоровье, то кто бы вас удержал в таком смиренном образе жизни? Цель, коей достигнуть стараетесь, удобнее достигается при немощах. Благодушествуйте и благодарите Господа. Что не можете исполнять, как бы хотелось, молитвенного правила, не смущайтесь тем. Имейте одно правило — быть в молитвенном настроении, — то есть во благоговеинстве пред Богом, и в преданности в Его святую волю. Чтоб мысли не блуждали, повторяйте какой-либо коротенький молитвенный стишок или читайте псалмы, какие знаете на память, и из каждого стиха изводите свои молитовки, применительно к вашему положению.

47. Трудно ли спастись? О различении помыслов

Кто же это вам сказал, что трудно спастись? Стоит только захотеть и взяться за дело решительно — и спасение готово. Оно уже приготовлено для всякого: приди только и возьми. Так что трудно не спастись, а трудно захотеть встать, пойти и получить спасение. Но в таком случае не следует говорить: трудно спастись,— а: лень нам спастись.

Самим нам не только трудно, но и решительно невозможно спастись. Но с Господом Спасителем — какой труд? Имеем Бога, Который все промыслительные действия Свои направляет к тому, чтоб все мы пришли в познание истины и спаслись,— и еще будет нам трудно спастись?! Есть, конечно, в сем труд: ибо какое же дело делается без труда? Но труд наш в содевании спасения так мал и ничтожен сравнительно с великостию дела спасения, что о нем и поминать не стоит.

Для вас все еще темен спасительный строй внутри. Читайте первые пункты Филофея Синайского в «Добротолюбии», и смотрите, что там? Один акт, — и все тут. Ибо он все к себе стягивает и держит в строю. Извольте так устроиться, и получите должный строй внутри, и ясно его увидите. Акт сей есть — стать вниманием в сердце, и стоять там пред Господом в благоговеинстве. Се — начало духовной премудрости!

Желательно вам умудриться в различении помыслов.— Сойдите из головы в сердце. Тогда все помыслы ясно видны будут вам, движась пред оком ума вашего острозоркого; а до того не ждите должного различения помыслов. Извольте принять к сведению, что различение помыслов не то же, что гнание их вон, когда они недоброкачественны. Это есть брань мысленная, которой предшествует различение, какие помыслы — друзья, и какие — враги. Увидев в них друзей, принимают их с почетом, а увидев их врагами, прогоняют с бесчестием. Ведайте также, что различение помыслов различает не добрые только и худые, но и дельные от бездельных и пустых, и кажущиеся добрыми от настоящих добрых,— наипаче же то различает, какие помыслы в виде побуждений и целей окружают дела наши, — и обычные и особые какие, — чтоб не прокрались побуждения и цели, непозволительные в добром христианине, и не попортили дел наших. Чего это касается, и как все делается, учитесь у святого Лествичника, в особом пространном слове его о различении помыслов. По тем указаниям и начинайте действовать,— и опыт всему вас научит. Вам желательно бывает оценить себя поопределеннее, что вы такое. На что же это вам? — И как же вы не видите тут врага, который про-лагает вам дорогу к самоцену, — сей пагубнейшей язве? Небось красно при этом раскрашает, сколько от этого польз — и все духовных!!! — А вы и порываетесь к тому: врага то есть слушаете, и в пагубу спешите. Только поддайтесь, и он тотчас подпустит вам яду самоцена, и вы пуститесь мечтать о себе,— что вот уж как хватили, не то, что те-то и те-то. И начнете вы на всех смотреть, как с колокольни, смотреть то есть вражескими глазами. Вот и польза духовная! — Опять прихожу к мысли, что вы все в голове, а не в сердце. Сойдите в сердце — и тотчас оцените себя. Вы изъявляли желание дойти до чувства своего непотребства. Вот это вы и начнете видеть и чувствовать, как только сойдете в сердце. Чем дальше, тем это яснее будет видеться. Наконец порешите: слепая я, расслабленная, прокаженная,— и это не заученною фразою, а самым глубоким и нераздвоенным чувством сердца. — И се — та двенадцатая степень духовного совершенства, о которой говорит святой Макарий Египетский в своих беседах!

48. Остережение от козней врага. О смирении. О чувстве отрешения от всего земного

Как это враг ухитрился уверить вас, что его нет, или если есть, то ничего сделать нам не может? Последнее совершенно верно, если всю силу свою будем полагать в Господе, а не в себе самих. Но это не значит, что можно уж жить спустя рукава. Враг все юлит около нас, и мало-мало случай, тотчас подстревает с своими советами, красными всегда на вид и всегда бесполезными и вредными. Потому надо быть настороже и ухо держать остро, чтоб замечать его хитрости и, заметив, отражать их простотою веры в Господа, ратуя именем Его.

Не думайте, что он сразу станет предлагать вам грубое что. Нет, он начинает всегда благовидностями; от них переходит к пустякам; от этих к маленьким грешкам, а от сих и к большим. Но обычнейшее его занятие — игра в помыслы. Все подбрасывает то одно, то другое; цель же та, чтоб отвлекать от достодолжных помышлений и занимать душу бездельем, имея, однако ж, в виду, не откроется ли возможность посеять и что-либо худое. Так сеет враг души всего мира, как в решете. Осмотритесь и увидите, что в этом отношении много даем мы выигрышей врагу. О том, как с этим быть, читайте у Исихия о молитве и трезвении.

Пишете: «Кажется, я смиренна». Что вы смирены, это видно. Но смиренны ли вы, это другой вопрос. 'Есть также разница между смирением и смирянием. Кто смиряет себя, тот еще не смирен, а ищет смирения и хочет быть смиренным. Я полагаю, что вы хотите быть смиренною и ищете смирения; но, смешивая смиряние со смирением, считаете уже себя смиренною. Потрудитесь в себя-смирянии, и смиренными станете.

Что, просыпаясь, находите иногда какой-либо стих из псалмов в устах, это великая милость Божия. Ангел Божий влагает эту молитву пред просыпанием. И читайте этот стишок целый день или пока читается. Записывать надо. Заведите особую для этого тетрадку. Пригодится.

«Иногда, — говорите, — порождается ожидание, что все у меня может быть отнято, даже пища, одежда, кров».— Что же — вы на этом и останавливаетесь?! Нет; вы доканчивайте такое помышление так: только Господь не может быть отнят; буду же всею ревностию ревновать о том, чтоб стяжать Господа и никогда не лишиться Его со мною сопребывания. — Затем не возвращайтесь к тому, чтоб упрочить свое внешнее; пусть оно под этим титлом и остается навсегда, то есть под титлом обреченного на исчезновение и готового к тому поминутно. Из этой мысли родится потом чувство отрешения от всего,— будете как отрезанная от всего. Это сделает вас опорожненным сосудом, в который удобно уже будет помещать всякое стяжание духовное, вечно пребывающее. — Так пусть идет у вас в духе. Но ничего нет дивного, что и самым делом может так совершиться. На свете не один Иов оставляется, как перст, — ничего нет и на гноище. Страшно ведь это; а у Господа — это золотая лествица на небо.

49. О состоянии охлаждения. О себяжалении и самоугодии. Вражия логика

«У меня дело идет дурно. Душа не на месте, мысли блуждают, читать духовное охоты нет, правило исправляется вяло и лениво и ко всему стала я равнодушна. Будто что-то ушло из души».

Есть о чем пожалеть; однако ж не падайте духом. Состояние ваше есть состояние охлаждения, как говорят святые отцы. Оно бывает и наказательное и научительное. Как наказание бывает оно за какой-либо грех, словом, делом, мыслию, чувством. Как научение бывает оно по намерению Божию научить подвизающегося духовной опытности. — Как у вас? — Смиренне будет думать, что это с вами за что-либо грешное, как вы и думаете, хотя не ясно сознаете за что. Кайтесь и молите милостивого Господа возвратить вам Его отеческие объятия. А между тем вникните получше, что было у вас пред этим, не увидите ли определенной причины, за которую терпите такую тяготу. Увидевши же, положите не ходить более тою дорогою, которая привела вас к такому состоянию. Такое решение ускорит и помилование, с возвращением потерянного.

Состояние это означает, что благодать Божия отступила, — не бросила, а отступила, и стоит вне. То была внутри, а теперь вне; и вы остались, как раздетая на холоде, как комната, из которой в отворенные окна вышло все тепло. — Как воротить? — Так именно, как вы делаете, — молитвою, сокрушением, прибавлением лишений плоти в пище и сне; прибавьте, если можете, побольше помогания нуждающимся. Трудитесь и потейте. Смилуется Господь и снова пошлет вам благодать Свою. Но времени, когда это будет, назначать нельзя. Возвращение благодати не от нас, а °т самой благодати,— когда благоволит, тогда и придет, ничем не ограничиваясь, по свободному изволению своему. Однако ж не опускайте рук, а все вопийте, и вопийте моля о возвращении: «Когда же приидеши ко мне?» — не определяя даже в уме, что вот-вот воротится, а предавая себя всецело в руки Божий, да будет и сие дорогое и столь желанное по воле Божией, и в преданности в волю Божию соглашаясь терпеть, сколько Ему угодно будет. Утешения духовные — благодатные — приходят и отходят, как Господу угодно.

Вы говорили: люблю Господа. Не дивно, когда Он исполнял вас радостями о Духе Святе. Извольте теперь любить, когда Он оставил вас одну, пустою и голою от покрова Своего. Это будет совершенно бескорыстная любовь, более ценная, чем прежняя.

Вот и уразумевайте теперь, что есть человек, оставленный самому себе,— и смиряйтесь паче и паче. Вы не раз твердили: у меня разум, у меня разум. Вот извольте теперь изворотиться с своим разумом. Когда остались вы одни, враг подслушал и начал, как пишете, свои предлагать советы о лучшем устроении жизни, внушая то себя пожалеть, то даже в мир воротиться. В мир воротиться теперь уж мудрено: отрезанный ломоть. Себя пожалеть благовиднее; но не меньше опасно. Кто из монахинь, или монахов, или вообще из подвизающихся,— последует сему совету, из того выйдет мирянин или мирянка под монашескою одеждою или язычник под христианским именем. Себя-пожаление идет заодно с самоугодием и вообще с самолюбием и есть корень всех послаблений, опущений, равнодушия и беспечности. Слыхали вы фразу: живущий в нас грех? — Вот он-то и есть саможаление со свитою его. Если будете поблажать ему, хоть иногда, то это всегда будет, как параличом, разбивать всякое предшествовавшими трудами стя-жанное добро. И из вас существенно ничего не выйдет, кроме одной показной, наружной особы. Вот сюда и желательно врагу вас направить, под благовидностию саможаления.

Смотрите, он уже и дорожку туда вам углаждает. Пишете: «На правиле утомление объяло,— и тягота такая! Я бросила и села отдохнуть. Тотчас пришла мысль, что если меньше трудить себя, или побольше жалеть себя,— то меньше и искушений будет». Замечаете, чья эта логика-то? Вражья. Это он вас по головке гладит: умница! И всегда так делай, и я не стану тебя искушать. Но на что же вам другое искушение? Вы уже впали в него, и если послушаете врага — во всем послабить себе, то постоянно будете в искушении: будете творить волю врага, а не Божию. Тогда точно враг отступит до времени, и наместницею своею оставит саможаление. Когда же укоренится саможаление и будет портить все ваши дела, тогда он с новою злохитростию подступит,— нельзя ли как-нибудь смануть вас и на какие-либо грешки, не бросающиеся в глаза. Сообразив все сие, извольте встрепенуться,— и с лютостию начинайте трудить себя. Тереть себя надо подвигами: трение теплоту развивает.

«Больше ем, больше сплю». Это, верно, в тех видах, чтоб меньше было искушений?! — Логика врага успешно в вас действует. Если это по совершенному изнеможению тела или нездоровью какому делается, то ничего; а если — из послабления, то это отзовется худо на вашем внутреннем строе. И совсем расслабнете и предадитесь полному нерадению. Устрашите себя сим, и понудьтесь к преутруждению себя лишениями, чтоб шествовать тесным и прискорбным путем, который есть один настоящий путь.

50. О вражиих кознях. Проделки врага ничтожны пред вниманием и молитвой. О сердечной молитве. О сне. О решении вопросов по святоотеческим книгам. О страхованиях от врага

Когда вы слушали врага, по его внушениям — бросить правило из-за уборки комнаты, побольше поесть и поспать и проч., тогда он вас по головке гладил: умница! всегда так делай, — что отзывалось приятною льготою и некоторым молодечеством, достойным похвалы. Он думал, что промолчите,— и хвалил. А когда вы рассказали о его проделках, это ему не понравилось, и он стал вас теребить и бранить,— зачем то написала, зачем это сказала, и подобное. — Вы же, не разобравши, откуда сей ветер, начали жалеть и смущаться. Все это вражье дело. Вы ничего также не написали, чем бы можно было смущаться. Все написанное — обычное и почти повсюдное дело. А что написали, об этом и подавно нечего жалеть. Если положили все, бывающее в вас и с вами, сказывать, то как же было не сказать о таких высоких планах — есть и пить и Богу не молиться,— а все-таки чаять спасение получить и жизнь вечную наследовать? — Хорошо, по крайней мере, то, что вы, хоть сквозь зубы, начинаете говорить про врага, и иное ему приписывать, яко всеятелю лукавому и злонамеренному. Увидите наконец, как широко его вмешательство в течение нашей жизни. Только не ужаснетесь. Потому что вместе с тем удостоверитесь, как ничтожны все его проделки пред вниманием и молитвою,— рвутся, как паутина от ветра, тают, как снег от теплоты солнечной.

«Чуть открыла глаза,— первою мыслию было, что я нерадивая, ленивая и гордая». Неописанно хорошо. Это Ангел Хранитель задал вам стишок, как урок. Извольте твердить его и затвердить, чтоб, когда потребуется ответ, ответить безошибочно и порадовать тем Ангела своего, а не меньше и Господа Ангелов.

О келейном правиле много забот не имейте. Надо держать молитвословие утром и вечером, и днем в какое-либо время. Это когда ходите в Церковь. А когда не ходите, тогда исправляйте службы дома. Уж я писал вам не заботиться о количестве молитв, а о том одном иметь попечение, чтоб молитва текла из сердца живо, как живая струя. Бросьте из ума совсем количество, а имейте это одно во внимании. Но правило все же требует известного порядка. Однако ж не закаляйте себя в нем, как в кандалах. Пусть он будет только общею программою, а частности можете менять хоть каждый день, смотря по тому, в чем чаете найти оживление молитвенного духа. Если закалите, живость ослабеет, и правило обратится в форму, которая вскоре обезжизнит молитву. Так делайте, чтоб всякое молитвословие было, как новое.

Что рано проснувшись и совершив утреню, опять немного соснете, тут ничего нет худого. Только не в поблажку, а по разумному определению, что это необходимо для бодренного действования в продолжение дня. Четыре-пять часов спать — очень мерный сон. Можно при этом и днем вздремнуть немножко. Но бодриться лучше. Пишете, что нашли решение некоторых вопросов в святоотеческих книгах. Се добре! И всегда там надо искать его. И если усердно взыщете, всегда найдете. Особенно в этом отношении много полезны святые Варсанофий и Иоанн. И у святого Дорофея встретите доброе разъяснение многого. И у всех святых можете находить много вразумления. Читайте только со вниманием, и к себе прилагайте.

Говорите: «Страхи нападают, особенно во время молитвы».— Страх благословен один — Божий; но он не имеет ничего страшного, всегда благотворен. Ваши страхования, беспричинные, от врага, — и особенно во время молитвы. Видите, как он около вас хлопочет. Нечем взять, волосы дыбом заставляет подниматься. Еще святой Антоний писал, что враг бессилен, — и только страхи может нагонять, или внутренно, или внешно — страшными призраками. Главное при этом не робеть. Вы прежде хвалились: плевать на врага: я разум имею. Вот и извольте теперь делом это показать, только не разумом вооружаясь, а молитвою.

51. Об отшествии благодати Божией. Благодать удерживается в душе смирением. О хитростях вражиих

Пишете: «Отогрелась».— Слава Богу! Я очень беспокоился из-за этого. Могло так и остаться. Но милостив Господь, воротилось к вам Его одеяние. Когда благодать Божия внутри, душа бывает, как одетая в теплую одежду; а когда отойдет, душа бывает, как раздетая и на морозе.

Отходила; и что в вас и с вами было? — Убедитесь же из сего, что все хорошее, особенно хорошее состояние духа, прямо от благодати. Свой труд всеконечно нужен; но он не дает Духовного — существенно и прочно, а только ищет его и подготовляет к принятию его. Дает все одна благодать. Извольте же это сердцем исповедать, и себе ничего ни присвоять. В этом Присвоении — грех чуждоприсвоения. Никакому труду нельзя приписать силы — подавать искомое. Нельзя говорить: то и то сделаю, так и так Потружусь,— и получу то-то и то-то. Благодать Божия не вяжется контрактами, и действует всегда, якоже хощет. Этого хотения никто угадать не может, или чем-либо вынудить. Равно и пребывает она, где и как хощет. Почему и получивший благодать не должен говорить или думать: получил благодать; теперь уж мне нечего много хлопотать. Нет; и получивши благодать, надо спасение свое содевать со страхом и трепетом. Благодать как приходит, так и отходит, не с усмотрением нашим.

Видите, как холодно без благодати и как душа вяла и неподвижна на все духовное. Таково состояние добрых язычников, верных закону иудеев, и христиан исправных по жизни, но не помышляющих о внутренней жизни, с ее отношениями к Богу. Томления, подобного вашему, они не испытывают; потому что не ощущали того, что бывает под действием благодати. Но как по временам на их долю перепадает некое утешение духовное — естественное,— то они и остаются покойными.

Чем наипаче удерживается в душе благодать? Смирением. За что наипаче отходит? От какого-нибудь движения гордости, самомнения и самонадеянности. Как только ощутит она внутри этот дурной запах гордыни, тотчас и удаляется. Верно что-либо подобное было и у вас. Вы этого не сознаете. Но примите пока это как умовую истину; а после, Бог даст, и чувством ощутите, что бывают движения гордости, которых не сознает душа, — и усерднее станете молиться: даруй мне, Господи, зрети моя прегрешения. Вы в каком-то письме доказывали, что смиренны. Но из того самого, что доказывали, следует, что вы не смиренны. Смирение себя не видит.

Даруй вам, Господи, отселе никогда уже не испытывать такого дурного состояния. Но и то надо положить очень вероятным, что по временам оно и еще будет подходить, хоть не в такой степени, или будет попускаемо и даже невидимо, чтоб научить душу опытности и паче всего осторожной бдительности,— а еще тому, чтоб не забывалась и всегда нашла глубокое убеждение, что она сама по себе ничто, хотя испытывает нечто доброе.

Учитесь все, что ни делаете, делать так, чтоб это разогревало, а не охлаждало сердца: и читать, и молитву деять, и работать, и с другими входить в общение надо, все одну цель держа— не доводить себя до охлаждения. Топите без перерыва свою внутреннюю печку краткою молитовкою,— и берегите чувства, чтоб чрез них не уходила теплота. Впечатления отвне очень трудно уживаются с внутренним деланием.

Вы неправо поняли мои слова о вражеских наветах,— будто, соглашаясь признать в нас действия врага, необходимо при сем думать, что он уже и в сердце. Нет, он — вне и издали стреляет, внушая дурные помыслы. Как только откроется для него возможность, он тотчас подскакивает и дает свои советы, кои суть всегда наветы, хотя кажутся красивыми. Он всегда с благовидностей начинает и от них уже постепенно переходит к дурному; дурного же вдруг не советует и, когда его советует, прикрывает его благообразным покровом. Все это вы сами будете разгадывать, когда научитесь внимать себе. При всей хитрости враг со всеми своими полчищами есть преглупая ватага. Они пользуются нашею оплошностию. Внимание и молитва расстраивают все его злокозненные хитросплетения.

52. Опираться можно лишь на Господа и лишь Ему отдавать сердце. Об отрезании от всего. Желание совершенства

Часто повторяете вы: «Как я счастлива своею обстановкою!» — Благодарение Господу, так устроившему. Но смотрите, опираясь на такую обстановку, не перейдите границы, и из-за орудий не просмотрите Действующего. Мы все так поставлены Господом, что можем кое-что делать друг для друга; но то несомненно, что все делаемое при сем прямо на духовную пользу непременно исходит от Самого Господа и Им направляется по назначению. Ему все и приписывать следует, от Него единого всего чаять и Им единым быть счастливу. Бог называется ревнивым. Он хочет, чтоб мы Ему все сердце отдавали—и Ему одному нераздельно — и чтоб мы на Нем едином опирались. Почему когда видит, что мы склоняемся к какой-либо твари, хотя и разумной, и на нее начинаем опираться, помимо Его вседетельной десницы, то начинает на нас смотреть неблаговолительно.

Вы написали, что ищете сделаться совершенною и к тому стремитесь. Пришло мне на мысль указать вам значок, по которому можете определить, идете ли вы к совершенству или вертитесь на одном месте. Значок этот есть отрезание от всего. Недавно слышал я речь одной простой старушки, и она эту фразу употребила. «Теперь,— говорит,— уж все отрезано; я как птица ничем не связана». Как она дошла до этого? — Целою жизнию, направленною к угождению единому Богу. С семи лет запала ей зазноба, — болезненная забота, как бы Бога не прогневить. Эта зазноба разжигала ее на всякого рода труды, не жалея сил. Так прошла она девичество, замужество, вдовство. Дела все были обычные, семейные; но она всюду была первая и все делала для Бога и no-Божьему. Этим направлением своих трудов она так выправила, вытерла и выбелила свою душу, что в ней уже не осталось ничего земного, что бы занимало ее. «Теперь,— говорит,— У меня все Господь. Ни к чему уже душа не лежит: и делать ничего не могу, — руки отваливаются, и говорить ни о чем не хочу,— язык не поворачивается. Все бы Господь; от Него одного отстать не хочется».— Вот видите, в чем существо дела! К сему и направьтесь.— И исполнится ваше желание: хочу совершенства, девою мудрою желаю стать. Благослови Господи. Ищите и обрящете. А лучше: Просите и дастся вам. Искать неотложно надобно; но сколько ни ищите, не найдете, если Господь не даст. Потому, ища всеусердно, и просить следует немолчно. Совершенство, как и Царствие, не приходит с усмотрением. И лучше всего не на него устремлять очи, а о том заботу иметь, как бы пребыть в милости и благодати Божией. Господь уж знает, когда, что и как дать. — И ждите, пребывая в порядке богоугодном.

Вы полагаете, что я считаю вас никуда негожею.— Кто же это вам сказал?! Я только вас учу, чтоб вы сами себя считали такою; а как сам о вас думаю, я, кажется, не говорил вам. Да хоть бы и говорил и так сказал, вам от того никакой убыли нет. Поставлю ли вам плюс двенадцать (+12) или минус двенадцать ( — 12),— для дела жизни вашей это ничто. В школах берутся в счет баллы, которые люди ставят, и по ним дается аттестация учащейся или учащемуся. А в духовном деле люди какие бы баллы ни ставили, ничего тут нет решающего. Настоящие баллы ставятся на небе. Там же будет сведен и общий итог, по окончании курса жизни, — и какую аттестацию там положат, в том аминь на вечные веки.

Что у вас плач на сердце и сокрушение покаянное не отходят, — се добре. Храните сей дар Божий — и все его подновляйте, как только начнет ослабевать. Это незаблудный путь.— И то, что часто созерцаете Господа на кресте и поражаетесь тем до глубины души, добре. Сие и все подобное, возбуждающее душу, почаще наводите на нее, чтоб непрестанно была в движении и жила; ибо жизнь — движение. Нет движения, нет жизни.

53. О терпении неприятностей. Как приобретается смирение. Смиренная уступчивость — лучшее охранение от нападок других. О лености, желании поблажек и покоя плоти. О молитвенном правиле. Что есть постриг

Показалось вам что-то неприятное в отношениях к вам окружающих; вы не вытерпели и пустились в самозащиту. Вы поступили по поговорке: не замай, сдачи дам.— Иные не могут иначе действовать, а вы могли поступить иначе и не поступили. Кто-то внутри твердил вам: стерпи, стерпи. Вы и потерпели, но немножко; сил не хватило дотянуть до конца.— Нитки, которые рвутся, как зовутся? — Гнилыми, ни к какому делу негожими. Порвались тогда и у вас нити, державшие в порядке ваш внутренний строй. Плохи они, значит. Потрудитесь на будущее время заготовить крепких.

Как это с вами случилось? Вот как. Была в вас кающаяся послушница. Но пришла прежняя барыня знатная и, главное, ученая,— и, прогнавши ту смиренницу, начала сама действовать — и нагородила. А как предотвратить такие случаи? Очень просто. Советую вам прекратить всякие сношения с этою недоброю госпожою (то есть ученою барынею) и не позволять ей распоряжаться в вашем доме. Она ничего не умеет делать в том порядке жизни, какой вы у себя наладили.

Извольте потверже затвердить, что смирение приобретается не мыслями смиренными, а охотным подчинением себя смирительным случайностям и отношениям. Над Спасителем издевались слуги без всякого толку, шутя, а Он — ни слова. Но уж дело прошло. Случай к деятельному обучению себя смирению пропущен. Положите по крайней мере вперед не пропущать их. Враг обыкновенно подбегает и твердит: не спускай, иначе заклюют.— Врет он. Лучшее охранение от заклевания — смиренная уступчивость.

На вас нападает леность, приходит желание льгот поблажек, покоя плоти. Вы хорошо делаете, что не уступаете; однако ж ваша неуступчивость неполна. Разумею то, что вы, несмотря на эти соблазнительные нападки, все же делаете, что считаете должным, но делаете неохотно. «Хоть нехотя,— говорите,— но исполняю все». И это хорошо, как сказал я; есть тут борьба и одоление. Но надо бы эту борьбу доводить до конца, чтоб и одоление было полное,— то есть доходить до того, чтоб делать хотя, прогнав безжалостно «нехотя». Ибо это «нехотя» есть уступка лености и питает ее, хоть не жирно. Извольте, когда прогоняете леность, возбуждать себя до ретивости, чтоб живо, с энергиею, делать то, от чего оттягивала леность. И это только будет настоящею победою и одолением лености, а не то, как вы делаете. Живодейственность есть настоящая черта духовной жизни настоящей.

Но вы, кажется, уж и совсем разлениться хотите; ибо спрашиваете: «Ужели до самой смерти тянуть это ярмо трудничества?!» — Стало, вы тяготитесь им и желаете сбросить его поскорее? — Нет, его сбросить нельзя; а придет время, когда оно не станет тяготить, потому что свыкнется с ним жизнь, и что теперь вам кажется трудом и лишением, тогда перестанет быть трудом и лишением, а обычным, будто естественным порядком жизни. Тягота, соединенная с ним, которая и делает такой порядок трудничества ярмом, испарится от внутреннего жара. Жар энергии сожжет это ярмо, и вы, не бросая ярма, перестанете быть подъяремного. Условие к скорейшему достижению сего есть никогда, ни в большом, ни в малом, не позволять себе действовать, как бы «нехотя», но всегда возводить себя до живодействования.

Что касается до молитвословий и служб,— то я уже писал вам об этом. Надо иметь правило,— и лучше всего то, которое идет постоянно в Церкви; но исполнять его надобно всегда с живым чувством. Если живости чувства мешает поспешность исполнения правила, а поспешность производится боязнию длительности, то лучше назначить на каждую службу известное время, в часах и минутах, и потом молиться теми молитвами, которые входят в состав службы, или в частное ваше правило,— не спеша, с ясным сознанием и прочувствованием всего читаемого, нимало не заботясь о том, чтоб догнать до конца чин службы или правила, а лишь о том, чтоб известное время пробыть в живом молитвенном устремлении к Богу. Вот главное! А что не успеете иное прочитать или дочитать, беда не велика. Привыкли вы к прочитыванию определенного, и совестно не прочитать. Беретесь читать и спешите, чтоб не долго вышло. От того труд молитвенный не всю приносит пользу. Без правила нельзя; надо непременно его иметь, но стараться исполнять его так, чтоб это была молитва.

Что прочитываете полунощницу в праздники и воскресение — хорошо. Хорошо все, что делается в этом роде; для продления и упорядочения молитвенного труда; только чтоб все шло с сознанием и чувством, без блуждания мыслей. Ваше понимание пострига, — что это не таинство, верно. Это просто чин принятия в ранг монашествующих. Однако ж он не бесполезен: ибо скрепляет внутренний нравственный строй постригаемого. Подобно тому, как мысли о каком-либо предмете, пока не изложатся на бумаге, бродят туда и сюда в некоторой бесформенности, а когда изложатся, принимают устойчивую форму,—и постригаемый, пока не пострижен, все еще будто ни то ни се, а когда примет пострижение, слагается в едином, — и держит на сердце, что ему уж ни туда ни сюда, — одна дорога. Как военного военная форма его чина обязывает действовать по-воински в своем чине; так и постриженного одежда обязывает жить и действовать по тому чину, к которому стал принадлежать окончательно в силу пострига.

54. Воодушевление против уныния. О тесном пути. Какие бывают сны

В тоне вашего письма чуется дух уныния. Чего бы ради это? Вы — Божия; Господь вас призвал к Себе; вы идете к Отцу своему Небесному на вечные утешения в Его доме,— и унывать?! Надо петь: светися, светися, душа обновляемая! А у вас чуть слезки не падают: будто напрасно протрудили себя всем, чем трудили. Ни один шаг ваш не пропадет даром; все Господь возьмет в счет и воздаст безмерно. Что здоровье немного умалилось, стоит ли на это обращать внимание пред лицем того, что дано взамен его? Да иной бы горы золота за это отдал, а вы поплатились всего какими-нибудь унциями здоровья. Так не извольте малодушествовать.

Что вам жить тяжеловато,— слава Тебе, Господи! Се — тесный путь. Ведь тесный путь необходим. Помимо его никто не войдет в Царство Неоесное. Иным Господь оставляет самим устро-ять для себя такой путь, а для вас Он устроил его Сам. Ибо видел, что сами вы едва ли бы взялись за это дело, и если б взялись, не сумели бы сделать так, чтоб это благотворно было для вас. Он хочет вас к Себе привесть и, любя вас, делает вместо вас то, без чего дойти до Него нельзя. Благодушествуйте же ради Господа, любящего вас.

Видели сон, — где и бесы имели место, — и смутились.— Сны лучше пропускать без внимания. Иные из них, может быть, и значат что-либо; но как нам определять это точно не дано, а догадки можно настроить обманчивые и неполезные; то и лучше забывать их. Они на это и приговорены естественно; ибо обычнее забываются. К сведению примите, что сны бывают натуральные, бывают от Ангелов и святых, бывают и от бесов. Которые от Ангелов и святых, мир душевный созидают, — и надолго оставляют его в душе, а которые от бесов, мир внутри разоряют; свои же сны — пустопорожни и беспорядочны. Бесы бессильны, — и ничего не могут нам сделать. Но им попускается иногда поближе подступить к рабам Божиим и потревожить их, частию для испытания, частию для научения, частию для показания им самим, что такое они суть. В этих же видах попускается им и сны соплетать. — Вам же особенно попущено это за ваше прежнее неверие в их проделки.

55. Главное в молитвенном труде. Как принимать приходящих. Не допускайте саможаления

Начинаете втягиваться в молитвенный труд. Бог благословит! Да будет душа ваша всегда бодренна, чужда всякого саможаления. Помоги вам Господи быть живыми и трезвыми. Но не забывайте главного — того, чтоб вниманием и умом сочетаться с сердцем, и неисходно быть там пред лицем Господа. Все молитвенные труды на это должны быть направлены. Молите Господа, чтоб Он даровал вам это благо. Это — сокровище, сокрытое на селе; это бисер многоценный. Но что вы при этом сказали: нарушается молитвенный порядок, когда кто приходит,— се не добре. Вы так наладьтесь думать, что когда кто приходит, то Господь посылает его, чтоб вы чрез него службу сослужили Господу. Чем? Сообщением пришедшему своего благонастроения, данного вам Господом. Если будете принимать приходящих в этом духе, то тут не будет нарушения молитвенного порядка, а продолжение его, только в иной форме. То и другое — служба Богу. Имея сие в цели, принимайте всех с радостию, как посланцев Божиих, несмотря на их внешность, и об одном заботьтесь, как бы вам не уклониться от того, чего желает от вас Господь в сем случае. Приняв так, все внимание свое устремляйте в сердце их, чтоб из слов их догадаться, что можете вы сделать во благо душ их,— и затем всю речь свою направляйте на это, так, однако ж, чтоб не казаться учительницею, а говорящею будто о стороннем. И главное, всячески старайтесь достигнуть того, чтоб приходящий отходил с умиренным сердцем.

Захотели в затвор.— Придет время, и в затвор можно. Надо прежде приготовиться. И вообще мне думается, что затвор полный для вас неудобен; а так — по временам — уединяться хорошо. Больше этого вам желать нечего. Когда огонек загорится в сердце, и вы там станете жить вниманием, тогда это будет внутренний затвор. Он потребует затвора внешнего; но мне думается, что и тогда лучше уединяться только по временам.

«Когда же я о себе думаю?!» — Мне же думается, что вы много о себе думаете, и думаете высоко. Только при этом стараетесь принижать себя, нудите себя быть смиренною. Смирение ищется, но еще не найдено. — Ищите усерднее, и обрящете.

«Мне кажется, я не жалею себя».— Если правда, то это очень хорошо. — Но вот доктор наговорил вам, что и там-то болит, и то-то нездорово, и вы чуть не расплакались, что уж слишком безжалостны были к себе. — Нет; лечиться лечитесь, а саможаления все же не допускайте.— Несаможаление есть внутренний акт,— который уместен и при таких внешних действиях и положениях, которые на вид кажутся саможалетельными. Есть некая внутренняя бодренность,— телесная же, — в напряжении мускулов состоящая. Она всегдашняя спутница несаможалению. Поминая о болезнях своих, прибавляете, что видите в них нечто о вас промыслительное. И хорошо делаете. Болезнями нередко Бог прикрывает своих рабов от искушений, которых без этого не миновать бы им. А то — своим чередом, что они сами по себе смирительны. В смирительных же средствах едва ли кто не имеет нужды. Пребывайте в сей вере.

56. Об утешениях от святого причащения. О радостном плаче, или радостопечалии. Похвала — дело небезопасное. О выписках из читаемых книг

Причастились Святых Христовых Тайн, и, по милости Божией, получили мирное и утешительное настроение духа. Затем прибавляете, что, приготовляясь к святому причастию, довольно потрудили себя.— Се добре! И никогда не забывайте сего делать, по силе и сверх силы. За то и утешение дается причастникам. Не будь труда и лишений, и утешение не будет дано, разве по особой какой милости Божией. Так Бог устроил. Не забывайте, однако ж, что не один труд достигает сего, но в соединении с истинным духом, в каком надлежит обращаться к Богу. То и другое нужно.

Сказав это, жаление изъявляете, что это райское состояние не остается навсегда, и желание питаете, чтоб оно пребывало неизменным в вас. — В нынешнем состоянии вещей — изменчивом — трудно достигнуть чего-либо неизменчивого. Однако ж это не невозможно. Ибо Бог неизменчив, и делает неизменчивыми всех, с кем благоволит соединяться живым союзом. Сочетайтесь с Господом,— и получите от Него многое в неизменчивом виде, что теперь подается и преходит. Поелику Господь благоподатлив, то могу вам прописать: ищите и обрящете. Это будет, когда огонек ниспадет в сердце и зажжет его. Вы идете к этому всем порядком вашей жизни. И конечно дойдете, если не разленитесь и смирения не потеряете.— Загорится и ваше сердце, и будет гореть, как свеча неугасимая. Но когда, — этого никто не может вам сказать. Это дело Божие. Ищите с терпением и упованием. Состояния того не описывают святые, говоря, что нельзя описать понятно. Когда придет, узнаете. Старец Киевский, отец Парфений, называл его болячкою в сердце. — Извольте же терпеть заведенные порядки, преутруждающие вас, без жаления себя. Есть из-за чего.

«Наконец-то, — говорите, — поняла я, что есть радостотворный плач, или радостопечалие», — и решаетесь развивать в сердце сильнейшее и сильнейшее сокрушение. Се добре, и предобре! — Бог благословит. Однако ж ведайте, что это радостопечалие подается, а не приобретается. Состояние это похоже на то, какое испытываем, увидавшись с родными после долгой разлуки: и радостно и жалостливо, — слезы текут. Радостопечалие бывает, когда Господь свидится с душою и душа с Господом. От святого причастия можно этого ожидать. — И бывает. Увидьте из сего, что сокрушение надо развивать, но оно не есть радостопечалие, а пролагает к нему путь. Радостопечалие подает Господь душе, а Господь в действиях Своих ничем не вяжется. Трудитесь, однако ж, в возбуждении сокрушения и доводите себя до плача, чтоб плакать над собою, как по усопшем, навзрыд, с причитаниями.

Пишете: «Отчего бы иногда не похвалить иного?» — Бывает, что и хвалят. Хорошее невольно вызывает похвалу; похвала же оживляет похваленного, и крылышки ему придает. Но дело это не безопасное. Оно может засеменить самомнение, и далее провести до высокоумия и гордости. Вот и беда: ибо гордость проклята Господом. Вы ожидаете, что похвала смирение родит, при мысли, что не стоишь ее. — Бывает, может быть, и это; но такого рода рождение, по редкости своей и неестественности, надо назвать чудом. Кто-то из отцов сказал, что похвалить есть то же, что ногу подставить спешно идущему. Этот падает и нос расшибает до крови. Нечто подобное, надо полагать, производит и похвала в душе добре текущего духовным путем. — Потому признайте лучше, что мысль, будто похвала ведет к смирению, не небесного происхождения. Это внушение того, кто имеет обычай облекаться в Ангела светла, не будучи таким.

Вы хотите делать выписки из книг читаемых. Хорошо. Но не все хорошее выписывайте, а только то, что возьмет за сердце. Соберется тетрадка-другая. Когда потом нападет уныние или охлаждение и сухость, берите эти тетрадки и перелистывайте. Сердце отзовется на чувствованное прежде и шевельнется. Так от одной, другой, третьей выписки. Глядишь,— и совсем расшевелилось.

57. Против разленения. О молитвенном правиле. О чтении святоотеческих книг

Вы опять подпустили к себе барыню свою и подчинились ей, а она нагородила нелепостей. И забыли вы на этот раз, что в вас две особы: одна — послушница смиренная, а другая — барыня ученая с барством. По настоящему вашему настроению госпожою должна быть послушница с послушанием; барыня же с барством не должна иметь никакой власти. Вы хоть и прогнали ее в людскую, но она не забывает своего и всячески старается прокрасться к вам и, прогнав послушницу, сделаться распорядительницею. Вот и теперь успела она в этом. Не касаюсь нелепых ее распоряжений, какие бы они ни были, не следовало вам их слушать. Я уже писал вам об этом. Вы, кажется, согласны всегда держать ее при себе. Нет; извольте теперь совсем убить ее и выбросить за окно на съедение птицам небесным и зверям земным. Иначе никогда не установится у вас добрый порядок; и вы будете только созидать и разорять.

Спрашиваете: «Откуда я взял, что вы совсем хотите разлениться?» — Из следующих слов ваших: «Когда же наконец кончится это трудничество?» — Этот вопрос означает, что ноги уж подламываются и руки опускаются,—и в душе появляется мысль о сброшении с плеч лежащего на них бремени. Поблажь только этому позыву хоть немного,— и он мало-помалу доведет до того, что и все сбросите. Вот и надлежало вам напомнить об этом конце, чтоб не началось начало. — Теперь пишете, что хоть сказала так, но все же не поблажала себя.— И добре! — Но от того, что я помянул о худых последствиях от поблажки чувству тяготы от трудничества, никакого не будет вреда вашему непоблажанию. И стойте в этом, и гоните всегда всякий позыв в чем-либо поблажить себя. Надо при этом всегда возбуждать себя к напряженной деятельности и тотчас же сделать что-либо, требующее такого напряжения. Еще появится,— еще также поступить. И так далее. Перестанет наконец являться такой позыв. И живая энергия возьмет силу. Наше дело в том особенно и есть, чтоб держать себя постоянно в такой энергии, с полным самоотвержением и самопожертвованием. Ради ее будет всегда подходить к нашим благим начинаниям помощь Божия и совершать в нас дело свое. Молитвенное правило, говорите, исправляете, как прописано. — И трудитесь так. Помоги вам Господи. Паче же навыкайте иметь непрестанно память Божию, и к Богу молитвенно себя держать, в страхе и благоговеинстве. Даруй вам, Господи, сие! — Назначьте себе особое время вот на что: чтоб, сидя бодренно и внимание собравши в сердце, говорить молитву Иисусову, не развлекаясь мыслями. Раза бы два-три так в день. Хоть по разу при сем проходить четки; а охота припадет, — два и три раза можно. Этим путем можно произвесть в сердце болячку, о коей говорил старец Парфений, и дойти до того, что молитовка Иисусова сама будет журчать в сердце умными словами, как ручеек, с соответственными движениями чувства.

Книги отеческие, какие у вас есть,— эти самые и требуются. Святой Макарий — начальный; святой Исаак поведет дальше и глубже; святой Ефрем будет оживлять сокрушение и умиление; святые Варсанофий и Иоанн разрешат все недоуменные случаи; святой Василий Великий, святой Лествичник, святые Дорофей и Нил ко всему приложат разумные основания. Не пропускайте ни одного дня без чтения кого-либо из них.

Встретились у вас такие обстоятельства, что по необходимости входите в сношение с барами. — Смотрите, как бы этот воздух не поднял на ноги вашу собственную барыню,— главную вашу неприятельницу и враждебницу. Внимайте себе,— и никакой ей поблажки не давайте; а то после придется долго с нею бороться. Дело это — все есть внутреннее; вне же можете держать себя, как обычно барам. Когда кончится все и вы войдете в обычную свою колею, посмотрите тогда повнимательнее в душу свою, именно, как она встретит это, — как майское утро или мороз по коже? Решите же это без покривления весов, — и решите для себя — в познание себя и в назидание себе. Ибо, судя по происходящему в вас, можете многое нагадать о себе, на радость или на нерадость.

58. Как собраться умом в сердце. О молитве Иисусовой. Самопротивление и самопринуждение — первые формы спасительной христианской жизни

«Собираюсь с духом». Помоги вам Господи! Но не выпускайте из внимания главного, — того, чтоб собраться умом в сердце. На сие паче направляйте труды свои. Прием один — стараться стоять вниманием в сердце, с памятию о вездесущии Божием и о том, что око Его смотрит в сердце ваше. Позаботьтесь утвердиться в том убеждении, что, хоть вы одни бываете, всегда имеете не близ себя только, а внутри себя лицо присущее вам, на вас смотрящее и все в вас видящее. То, что я писал вам о несколькократном в день делании молитвы Иисусовой, послужит средством к тому, очень сильным. Делайте так,— всякий раз минут по десять-пятнадцать,— и лучше стоя в молитвенном положении с малыми поклонами, и без них, как вам лучше. Трудитесь так и молите Господа, чтоб дал вам наконец ощутить и познать, что такое есть болячка в сердце, по слову старца Парфения. Вдруг это не Дается. Пройдет год усиленных трудов, а может быть и больше, пока начнут показываться некие сего следы. Благослови вас, Господи, на труд и путь сей. — Но вы не считайте этого каким-либо придел ком, и поимейте главным делом.

«Надобно работать и выработать из себя более серьезную и сдержанную».— Это что такое?! Вы в светскую даму хотите нарядиться?! Но вы уж и без особых стараний светская барыня,— и еще ученая. Две беды уж есть, и еще третью хотите себе навязать. Нет,— не годится. Если поставите себе целию сии качества, из вас выйдет лицедейка, которая внимание обращает на внешнюю выправку в слове, в позе, в движениях. Серьезность и сдержанность — это добрые качества житейские. Не то я хочу сказать, чтоб они не шли к духовной жизни, — идут, но здесь они должны быть следствием других качеств, а не целию, чтоб быть, не бывая замечаемы. У подвизающихся вместо их целию должны быть внимание, бодренность, хождение в присутствии Божием. Вот когда, Бог даст, зародится болячка в сердце вашем, тогда само собою прибудет и то, чего вы желаете, или нечто, гораздо высшее того,— водворится особый некий такт, по которому все будет у вас идти ладно, складно и уместно, без думания о том. Тогда внутри себя будете носить учителя, премудрее которого нет на земле. «Боюсь не сделать бы насилия природе».— А это еще что такое? — Природа наша повредилась чрез падение. Христианство, во всем своем строе, есть восстановление сей природы в первый чин. Следовательно, оно есть в существе своем насилие природе, как она в нас теперь есть. Самопротивление и самопринуждение суть первые формы проявления жизни христианской, спасительной, ведущей к цели. «Нуждницы», то есть нудящие, то же, что насилующие природу, восхищают Царствие Божие. На природу никогда не следует ссылаться, или на нее опираться безусловно,— ибо она совмещает в себе смесь должного с недолжным. Почему, переработывая себя, надо не на природу смотреть, а на норму совершенства, предлагаемую христианством. Сличив с сею нормою сущее в нас и бывающее, найдете, что многое надо исторгнуть совсем, многое надо перенастроить, многое привнесть вновь. Природу надо иметь как сырцовый материал, из которого не все идет в дело.

59. Лучшее положение для молящегося — стоять, как на страшном суде. О блуждании мыслей на молитве; как уврачевать эту немощь

«Как проводить субботу и воскресенье?» — В них надобно допускать какую-либо льготку; но какую, сами придумайте. Одно держите правило — так вести дела свои и в субботу с воскресеньем (или наипаче в них), чтоб всегда быть с Господом и ни насколько не отступать от молитвенного к Нему восхождения в сердце.

Что вы, по указанию некоей старицы, относите к непосильным трудам, которые и отменить можно, то не все таково. Не таковы — келейные поделья, черноработные. Они — самые сильные и действенные средства к прогнанию из вас ученой барыни. Ничем так не можете ее донять, как этим. И не бросайте. Уйдет барыня,— и вам станет свободней.— Прочие же непосильности пересмотрите, и если что слишком истомляет, сократите. Но льготностей как можно избегайте. Настоящий путь — тесный. И утесняйте себя. Это можно и должно делать, не истощая себя до болезней.

Что вы от той же старицы приняли — во время шестопсалмия стоять, как на страшном суде, это очень доброе дело. Но не худо переносить его и на всякую молитву. Кто-то из старцев древних говаривал, что самое лучшее положение для молящегося есть — стоять, как на страшном суде. Поставляйте себя в такое положение или в положение умирающей и готовящейся предстать пред Господа, — и невольно станете вопиять: Господи помилуй! О Господи! спаси же!

Просите молитв, чтоб вам не развлекаться мыслями, кои неудержимо блуждают и отвлекают внимание от должного. — В первый раз слышу от вас речь об этом; между тем это главное нестроение, какое испытываем мы внутри. Прежде верно это не так казалось нестройным делом, а теперь видится в ином свете. Отчего? Приписываю это действию маленького правильца, какое вы стали исправлять, творя молитву Иисусову. Когда вы на молитвословии все читали и читали, то при многомыслии, подаемом молитвами, мысли отходили и возвращались незаметно. Теперь же, когда слово молитвенное одно и одно помышление им подается, всякое иное помышление тотчас замечено, как чуждый посетитель. Пред вами и открылось таким образом внутреннее нестроение. — Как же быть? — Продолжайте упражняться в исполнении того же правильца, и мысли все более и более станут успокоиваться и немощь, замеченная вами, врачеваться. Правильце то, если вы станете продолжать его как следует, заведет болячку в сердце, а болячка эта мысли прикует к Единому,— и блужданию мыслей конец. С этого момента, когда Господь сподобит вас улучить его, начнется новый перестрой всего внутреннего, — и хождение пред Богом станет неотступное.

Кто-то в давнее время назвал вас орлом. Это в светской жизни. Будете и в духовной жизни орлом — настоящим. Но теперь вы похожи на птицу, которая сильно машет крыльями, посматривая на небо; но от земли не подымается, а только прыгает; ей же самой кажется, что она летит быстро и высоко. Трудитесь, и в самом деле будете высоко летать,— без парения.

Старица та, что выше, назвала вас пламенною.— И такою будете. Теперь есть жар, но не настоящий еще. Покойный Игнатий преосвященный говаривал, что есть жар кровяной, разумея под сим свой самодельный жар, который до времени служит добре, но потом должен уступить место другому — не земному жару. Кто остается при этом одном (кровяном), тот попадает в прелесть, по коей начинает думать о себе паче, нежели что есть на деле.

60. Закон постничества. Веровать надо, что Господь внутрь нас есть — в силу крещения и причащения, по обетованиям Его. О записывании мыслей догматических или нравственных, приходящих во время молитвы. О молитвенном настроении

Просите начертать вам великопостный устав.— Да на что же это?! Общий устав вам известен, а частный, келейный мне нет возможности написать; потому что не знаю ваших особенностей. Извольте сами это сделать, применяясь к общему. Скажу только: положите в сердце общий закон постнического действования, — и он будет двигать руками, и ногами, и всеми членами вашими, как требуется. И будет у вас в действии неписаный устав. Закон постничества такой: в Боге умом и сердцем пребывать с отрешением от всего, всякое себе угодие отсекая, не в телесном только, но и в духовном, творя все во славу Божию и благо ближних, неся охотно и с любовию труды и лишения постнические, в пище, сне, отдыхах, в утешениях взаимнообщения, — все в мере скромной, чтоб это в глаза не бросалось и не лишало сил исполнять молитвенные правила. Имея сие в виду, вам нетрудно будет определить, как, когда и в какой мере что делать.

Службы церковные лучше в церкви слушать, всячески напрягаясь не отходить от Господа умом, как бы долго она ни тянулась. Дома же вычитывать их только в случае крепкой болезни. Причаститься можно раза три — на первой неделе, крестопоклонной и страстной. А если придет сильное желание, можно еще прибавить. Можно и каждую неделю причащаться. Об этом вам следует поговорить с своим духовником.

Занимайтесь дома более чтением, богомыслием и молитвою, а рукоделием поменьше. Впрочем, смотрите сами: иногда и порукодельничать надо побольше, когда душа насытится духовным.

Что касается невольных тужений и скорбении сердца, внезапно нападающих, то я ничего не умею об них сказать. Потрудитесь записывать бывающее при сем, тогда, может быть, окажется, откуда они. Мне думается, что они у вас не Божии. Божий — умиление и слезы приносят; а эти, скребущие сердце без явных причин, только расстраивающие и ни на что доброе не наводящие, надо прямо производить от врага. Серчает он на вас и скребет когтями своими. Обращайтесь к молитве. Господь пошлет Ангела, который и отгонит томящего вас духа.

Трудитесь в навыкновении молитве Иисусовой. Благослови Господи! Веровать надобно, что Господь Иисус Христос внутрь нас есть,— в силу крещения и причащения, по обетованиям Самого Его, соединенным с сими Таинствами. Ибо крещеные облекаются во Христа, а причащающиеся приемлют Господа. Ядый Мою плоть и пияй Мою кровь во Мне пребывает, и Аз в нем, говорит Господь (Ин. 6, 56). Только смертные грехи лишают нас сей великой к нам милости. Но кающиеся и по исповеди причащающиеся опять возвращают ее себе. Так веруйте. Если недостает веры, молитесь, чтоб Господь приложил ее вам и утвердил в вас крепко и непоколебимо.

Внимайте себе, и со страхом и трепетом свое спасение содевайте. Замечайте помыслы, находящие и отходящие, — и состояния духа, неподвижно стоящие или длящиеся часы и дни. Все сие будет служить для вас документами для определения, — что в вас?

Держите под руками тетрадь, и записывайте, если какие мысли, догматического или нравственного содержания, родятся сами собою — особенно во время молитвы,— и завладеют всем у вас внутри, и умом и сердцем, и будут держаться долго. Это ангельские мысли. После прочитывайте по временам, чтоб оживлять свое внутреннее. Записывайте также в особую тетрадь и стихи псаломские, с которыми на устах, как пишете, вы просыпаетесь и которые не отходят, а твердятся сами собою. Записывайте и мысли, первые по пробуждении, если они не отходят. Этим всем исполняется то, что обетовано христианам чрез пророков,— что они все будут научены Богом.

То, что водитесь чувством, или что вообще имеете духовные чувства, не значит еще, что стоите твердо вниманием в сердце. Когда это последнее есть, тогда ум стоит в сердце неисходно, и стоит пред Господом, в страхе и благоговеинстве, и исходить оттуда не хочет. Состояние это похоже на то, как дитя в объятиях матери покоится. Даруй вам Господи сего достигнуть. Что Иисусовою молитвою дополняете правило своего домашнего молитвословия, добре делаете. Можете четверть, половину, три четверти своего правила и даже все правило заменять сею молитвою. Только времени не умаляйте, и в страхе и благоговеинстве себя держите. Всячески трите себя,— и читанием молитвословий, и своими молениями, и умною молитвою, заботясь об одном, чтоб от души не отходило молитвенное настроение.

61. Об утешениях от святого причащения. Об уставе постническом. О возобновлении душеполезных мыслей и чувств

Первое слово у вас о добром состоянии после святого причастия. Слава Богу! Даруй вам Господи больше и больше сродняться с Ним. Но не забывайте, что добрые сии действия святого причастия всегда суть дело милости Божией. Есть? — и слава Богу! Благодарите Господа, и паче и паче смиряйтесь. С нашей стороны необходимы — труды приготовления, затем вера, страх и трепет при приступании к Таинству. Но как ни будь все сие исправно,— ощущение благого действия от святого причастия не есть необходимый плод их. Это всегда в руке Божией. И как ни милостив Господь, но нередко сокращает руку Свою, или в научение, или в наказание, особенно за недостаток смиренных чувств, и еще особенно за такое помышление: то и то сделаю, и будет мне то и то от принятия Святых Тайн. Такие пророчества всегда суть вражьи,— и никогда не сбываются. Ибо тут творится грех чуждоприсвоения,— себе и своим трудам приписывание того, что прямо есть милость Божия.

Коротенько поминаете о том, как в жизни пришлось вам пройти огнь и воду. Благодарите Господа. Он навел вас на эту дорогу, и провел ею и привел к тому, что вы теперь. Благодарите, что не допустил вам выступить из той колеи, какая Им намечена для вас и для вашей жизни. Опять у вас с утра оказался на языке стишок псаломский, и твердился целый день: Взыска Тебе лице мое, лица Твоего, Господи, взыщу. — Записывайте их, как я говорил, — и иногда прочитывайте. Выйдет Божия книжка, в душе вашей писанная и вами оттуда в тетрадку переписанная.

Устав свой постнический наладили. Смотрите, не слишком ли трудноват будет. Поблажать себя и льготы позволять не должно; но и тяготы большие вдруг налагать на себя не надо. Тяготы и трудности лучше, начав с малого, понемногу прибавлять. Так, действуя незаметно, можно дойти до таких себя преутруждений, которые будут гораздо значительнее вами намеченных, но которые не будут подавлять. Почему думаю, что вам лучше некоторые труды умерить теперь, и потом понемногу подбавлять их. Устрояйтесь, впрочем, как находите для себя лучшим,— и с духовником потолкуйте.— Еще одно не забудьте: не вязать себя уставом своим, сохраняя за собою всегда свободу действования,— и об одном заботясь, чтоб всегда быть с Господом. Поменьше механизма и формы. Жизнь в движении,— а не в форме закаленной.

Пишете: «Думается, что у меня все идет гадко».— Лучшего думания, и вернейшего, и придумать нельзя. Так оно и есть. Чего же доброго вы от себя ждете? — Слава Богу, что хоть замечаете это. То еще дурнее будет, если станете все в себе видеть хорошим.— Милости Божий только исповедать надо, что, несмотря на недобротность нашу, Он не отвращает от нас очей Своих, и не забывает иногда малую какую крупинку перебросить и нам от обильной трапезы истинных чад Своих.

Пришло мне на мысль передать вам, как одна монахиня ретивая, везде у себя в келлии на тех местах, которые невольно встречаются глазам, понаклеила бумажек с изречениями слова Божия или святых отцов. Они содержанием своим возобновляли в ней мысли и чувства, которые почаще иметь во внимании она считала для себя душеполезным. Это сделать и вам, полагаю, будет не бесполезно.

62. Вред от осуждения. О страхе Божием

Что не вплетались в спор, хорошо сделали. И никогда не беритесь за это дело. Спор редко проходит без внутреннего некоего расстройства. — А что потом договорились до худого и осудили, это очень дурно. Хорошо хоть, что заметили вину осуждения. Навыкайте замечать самые подступы сего злого чувства. Это враг поднимает его в сердце. Каким красивым оно кажется! А всегда оставляет по себе густую мутность и черноту. Хорошо сделаете, если поскорее скажете его на духу, и попросите эпитимии. Ничего нет легче, как осудить. Но это дело никогда не остается без наказания у тех, кои начали внимать себе. — Что вы вслед за сим написали, и было наказанием.

«И все вычитываю, но сознаюсь, что молитвы нет».— У вас, выходит, есть только труд стояния на молитве. Хоть это лучше, чем совсем не стоять на молитве, однако ж молитва такая есть то же, что подать Господу сухую корку. — Бегите скорее к духовнику и кайтесь в осуждении, с сокрушением и плачем. Господь и возвратит вам Свое милостивое на вас воззрение. Господь близ. Ему одно мановение сделать, и все пойдет добре! Он и всегда готов обливать нас милостями Своими; но мы не всегда оказываемся достойными и способными принимать их. Оттого, как только прекратится приток сей, мы чувствуем в себе оскудение всего духовного, ни мыслей, ни чувств нет добрых, пустеем.— Заслужили наказание, и наказываемся. Но вот поплачете, покаетесь, получите разрешение, — и оживитесь.

Еще слова спросонку: «На престоле огнезрачне...» и прочее.— К покаянию вас призывает Ангел Хранитель.— Если эти слова вы записали, то добре!

Что страх Божий обнимает душу, это очень хорошо.— И это туда же направляется. Тут уж Сам Господь вас потревоживает. Поспешите же сделать, что я написал.— Вместе молитесь, чтобы сей страх не отходил, или Господь не брал его от вас, а все более и более углублял его. При нем все у вас будет в порядке,— и мысли и слова. Это ангельское чувство. Ибо Ангелы со страхом и трепетом всегда предстоят Богу,-— и чем выше они, тем сии чувства живее. Это на вас пахнуло небесным воздухом.

63. Болезнь вместо пощения. Как зачинается потаенный сердца человек

Пост пришел,— трудиться бы надо по-постнически, а к вам болезнь подступила. — Утешьтесь! И это тоже труд,— и, может быть, тем более ценный, что не от произвола зависит. Господь его наложил. Извольте же так нести его, как прямо от руки Господней приявшая его. Благодушие, с каким будете переносить болезнь, сделает претерпение ее подвигом, высшим всякого лощения. Вот загадывали уставы на пост. А Господь предписал вам Свой, не писменем, а делом. Веруйте, что он пригожее для вас всех других, какие бы вы ни придумали.— По сей же причине намеченная вами мера поста уже не должна быть выполняема, — чтоб иначе не попасть из убивателей страстей в убиватели тела. — Дни текут и к концу приближают жизнь. А в конце том что? — Суд Божий, который не то же есть, что наш собственный и людской. Мудрено ли случиться, что он будет противоположен здешнему?! Поминайте о сем.

Пишете: «Будто шевельнулся маленький в сердце человечек». — Как вы никакою чертою этого движения не определяете, то не могу ничего сказать вам на это. Замечу только, что потаенный сердца человек когда зачинается, то это чувствуется сердцем. Зачавшись, он растет уж сам собою, питаясь теми же элементами, из которых породился. Забота потом вся должна быть обращена на то, чтоб потребная мера сих элементов никогда вокруг его не оскудевала. Таковы все духовные подвиги и занятия.

64. О молитвенном правиле

Нa первом месте прописана у вас жалоба на свое нерадение и леность, по которым иногда не дочитываете положенного.— Если вы оправились от немощи, то за это стоит себя бранить.— Но отчего бы вам оставляемого читания не дополнить другим чем? — Я уже не раз писал вам, что правило можно исполнять разно. Самое лучшее есть определить правило временем, и потом в сие время то читать молитвы, то так молиться. Начинать читанием начальных молитв, углубляясь в них, с протяжною расстановкою. Всего лучше читать на память. Затем, когда расшевелится сердце, кладите поклоны, говоря по движению чувства от себя простое слово Господу. Можно выучить на память несколько псалмов,— и во время правила читать их, из всякого стиха составляя молитвенное к Богу обращение. Можно, прочитавши псалом, класть поклоны с краткою молитовкою; потом читать другой псалом или другую молитву, а после опять поклоны класть. Можно все время только поклоны класть,— малые и большие, с краткою какою молитовкою. Всяко можно. Изгнать надо из правила всякий механизм и форму. Пусть все идет из сердца свободно.

Зачем вы считаете себя подстреленною птицею? Вас Господь посадил в золотую клетку (нужды и лишения), и всячески холит вас (духовным питанием),— чтоб вы пели Ему приятные пения, покаянные, благодарные, хвалебные, просительные. Если при мысли о своей подстреленности и чувство было горькое, то, как оно ни естественно в терпящем особенно напраслину, оно не может быть приятно Богу. Коль скоро вы дошли до уверенности, что все бывшее с вами Богом устроялось, именно для вашего блага; то стоит только вам оживить такое убеждение, чтоб всякая горечь тотчас исчезла, как дым от ветра, в богопреданности и заменилась благодарением Богу за все,— искренним.

65. Три побуждения к деятельной христианской жизни, к доброделанию. Об очищении сердца. О наемничестве и сыновстве Богу

Пишете: «Некто писал, что он считает грехом делать добро ближнему Царствия ради Небесного»,— и спрашиваете, можно ли так рассуждать? — Не должно так рассуждать. Писавший к вам, верно, принадлежит к числу модных философов, у которых на языке — творить добро ради самого добра. Слово Божие не знает такого побуждения. В нем указываются только три побуждения, заправляющие деятельною христианскою жизнию: страха ради мучений вечных, Царствия ради Небесного, любве ради к Богу. Первое ведет к покаянию и полагает начало доброй жизни; второе — поддерживает труды доброделания и подвижничества; третье — возводит на верх совершенства и венчает дело. Начинать надо с первой ступени, и чрез вторую стремиться к третьей; а вдруг на третью нельзя. Укорным является страх — рабский, когда им одним руководятся и на нем останавливаются, не двигаясь далее. Для жизни действен и такой страх; ибо остепеняет и упорядочивает ее, отклоняя от всего худого. Но при нем остается возможность ограничиться одною внешнею исправностию без исправления сердца — что есть главное. Почему необходимо другое побуждение, чтоб жизнь подвинулась дальше и выше. Это делает надежда Царствия Небесного — вечно блаженного. Слово Божие говорит, что в Царствие Божие не войдет ничто нечистое, и вместе учит, что страсти делают сердце нечистым и, следовательно, негожим для Царствия. Отсюда следует: хочешь Царствия — очисть сердце. Очищение сердца требует трудов и лишений болезненных. К подъятию и перенесению их ничто так не воодушевляет, как несомненная надежда получения благ вечных, по неложному обетованию Господа. И видим, например, что святых мучеников наипаче поддерживала в решении терпеть надежда, что в этот час немного пострадаю, а там рай и вечное блаженство. И Господь говорит: верный рабе!., был ты верен, вниди в радость Господа твоего. И на страшном суде, сказал, буду такие полагать решения: потрудился ты — прииди, наследуй Царствие. Из сего осязательно видно, как и это побуждение пригодно к течению доброй жизни. Но и оно бывает укорно, когда на нем останавливаются. Оно делает тогда делателя наемником. Наемник — чужой в доме; а Царство Божие есть дом Божий, в коем никого не будет, кроме своих Богу,— кроме Его сынов и дщерей. И дети работают по дому, иногда даже более работников, но совсем в другом духе, чем работники. Те работают, чтоб угодить отцу, и о домашних делах пекутся, как о своих, блага же, какие вкушают, живя в доме, считают не наградою, а естественною некоею принадлежностию своею, и в виду не имея получения их, а считая себя обладателями их по порядку домостройства. Работники же, как ни хороши бывают, никак не могут освободиться от чувства, что они чужие, и от того помышления, что, работая, работают не для своего дома. Это у добросовестных работников не ослабляет усердия к работам, в меру найма; но и не сильно возвесть их усердие в такую силу напряжения, чтоб они, не жалея себя, решались на труды более определенного в условиях найма. Подобное нечто происходит в душе и тех, кои в жизни доброй руководятся одним только чаянием воздаяния. Они не восходят в полную меру доброты, а останавливаются на исполнении долга, хотя не по одной внешней, но и по внутренней его стороне. Почему не могут иметь чувства, что свои суть в доме, а только приняты в дом, хотя и прочно к нему причислены. Чего им недостает? Той преданности Господу,— Домовладыке Царства,— по которой они держали бы в сердце: всего себя предаю Тебе, Господи, и работать Тебе работаю всеми силами души и тела и всем достоянием моим, единственно того ради, да славится всесвятое имя Твое, которое для меня дороже самой жизни. Это есть настроение сердца, в котором царствует любовь к Богу, располагающая Бога в чувстве иметь своим, и себя — Божиим, равно как все Божие своим и все свое Божиим. И такой чает благ вечных, но не как воздаяния, а как прямой принадлежности того отношения к Богу, в коем Бога имеют своим и себя — Божиим, то есть принадлежности сыновства. Кто востекает на сию степень, тот сын в дому, дышащий одною любовию к Отцу. И это последняя степень — в ряду побуждений к доброй жизни.

В деятельной жизни все три побуждения надо держать неослабно, только в настоящем их виде. Когда кто востечет до сыновней к Богу любви, тогда у него и страх бывает сыновний, и чаяние Царствия сыновнее. Пока же кто не достиг сего, то у него и страх и чаяние Царствия еще не в настоящем бывают виде. Страх в начале пробуждения у всех почти бывает рабский; но потом у одних он, вслед за решением жить богоугодно, начинает переходить в сыновний, а у других остается рабским. Также и чаяние Царствия зарождается после больше или меньше долгих трудов в добро делании; но и оно у одних постепенно перерождается в сыновнее, а у других остается работническим.

Больше об этом я не имею что сказать. Представить пояснее различие в этих побуждениях, кои очень тонки, затрудняюсь. Кто возьмется за жизнь, как следует, и в течении ее направления предаст себя Господу, того Сам Господь настроит на должные побуждения и незаблудно проведет к сыновству. Мы все сыны по назначению; но настоящими сынами становимся не тотчас.

66. Умная молитва — долг и мирян. У кого нет умной внутренней молитвы — у того никакой нет. Что есть молитва. Средство к стяжанию умной молитвы

Пишете: «Была у меня одна благочестивая особа,— и мы разговаривали о делах Божиих. Коснулись молитвы. К моему удивлению, гостья моя стояла на том, что мирянам не только не под силу, но и совсем не подходит умную иметь молитву. Я сказала на это что могла. Прошу и вашего об этом слова».

Ваша гостья не право рассуждала. У кого нет умной внутренней молитвы, у того и никакой нет: ибо только умная молитва и есть настоящая молитва, Богу угодная и приятная. Она должна составлять душу домашнего и церковного молитвословия; так что коль скоро ее нет при сем, то молитвословия те имеют только вид молитвы, а не суть молитва.

Ибо что есть молитва? Молитва есть ума и сердца к Богу возношение, на славословие и благодарение Богу, и испрашивание у Него потребных благ душевных и телесных. Существо молитвы, стало быть, есть умное к Богу восхождение из сердца. Становится ум в сердце сознательно пред лицем Бога и, исполняясь достодолжного благоговения, начинает изливать пред Ним сердце свое. Вот и умная молитва! Но такова и должна быть всякая молитва. Внешнее молитвословие, домашнее или церковное, дает ей только слово или форму; душу же или существо молитвы носит всякий сам в себе в своем уме и сердце. Весь церковный молитвословный чин наш, все молитвы, сложенные для домашнего употребления, исполнены умным обращением к Богу. Совершающий их, если он хоть мало внимателен, не может избежать сего умного к Богу обращения, разве только по совершенному невниманию к совершаемому им делу.

Без умной молитвы никому нельзя обойтись. Не возноситься к Богу молитвенно мы не можем; ибо природа наша духовная того требует. Вознестись же к Богу мы иначе не можем, как умным действием: ибо Бог умствен. Есть, правда, умная молитва при словесной, или внешней,— домашней ли или церковной, — и есть умная молитва сама по себе, без всякой внешней формы или положения телесного; но существо дела там и здесь одно и то же. В том и другом виде она обязательна и для мирских людей. Спаситель заповедал — войти в клеть свою и молиться там Богу Отцу своему втайне. Клеть эта, как толкует святитель Димитрий Ростовский, означает сердце. Следовательно, заповедь Господня обязывает тайно в сердце умом молиться Богу. Заповедь эта на всех христиан простирается. Вот и Апостол Павел что заповедует, когда говорит, что Должно всякою молитвою и молением молиться на всяко время духом (Еф. 6, 18)? Заповедует умную молитву — духовную — и заповедует всем христианам без различия. Он же всем христианам заповедует непрестанно молиться (1 Сол. 5, 17). А непрестанно молиться иначе нельзя, как умною молитвою в сердце. Таким образом нельзя спорить, что умная молитва для всех христиан обязательна; а если обязательна, то нельзя уже говорить, что едва ли возможна: ибо к невозможному Бог не обязывает. Что она трудна, это правда; а чтоб была невозможна, это несправедливо. Но ведь и вообще все доброе трудно; тем паче таковою должна быть молитва — источник для нас всего доброго и верная того опора.

Спросит кто: как же это сделать? Очень просто: возымей страх Божий. Страх Божий, как чувство, привлечет внимание и сознание к сердцу, а как страх, заставит внимание и сознание стоять в сердце благоговейно пред Богом. Вот и умное предстояние Богу, — вот и молитва умная! Доколе в сердце есть страх Божий, дотоле умное предстояние Богу не отойдет от сердца. Вот вседейственное средство к умной молитве!

Но как же, скажет кто: дела развлекают?! Не будут развлекать; возымей только страх Божий. Умному предстоянию Богу, или памяти Божией, мешают не дела, а пустоделие и худоделие. Отстрани пустое и худое, оставя одно обязательное,— не по светской, а по евангельской обязательности, — и увидишь, что исполнение такого обязательного не только не отклоняет от Бога, а напротив, привлекает ум и сердце к Богу. То и другое (обязательные по Евангелию дела и молитва) одного рода, и требует одинакового строя душевного. Что ни стал бы ты делать из этого круга, всегда обратишься к Богу, чтоб помощи испросить и дело самое Ему посвятить во славу. Вставши утром, установись покрепче пред Богом в сердце в утренней своей молитве, и потом исходи на дело свое, Богом тебе определенное, не отрывая от Него чувства своего и сознания. И будет то, что силами души и тела будешь делать дела свои, а умом и сердцем пребывать с Богом.

Неправо понимают умную молитву, когда думают, что для нее требуется сидеть где-либо скрытно и таким образом созерцать Бога. Нигде не нужно для сего укрываться, кроме своего сердца, и там установясь, зреть Господа пред собою, как бы Он был одесную, как делал святой Давид. Говорят: к образованию умной молитвы помощным средством служит уединение, а для мирян как возможно уединение,— у них непрестанные дела и столкновения? Стало быть, и умной молитвы им некогда у себя завесть.— То правда, что для умной молитвы нужно бывает уединение. Но есть два рода уединения: одно всецелое, всегдашнее, когда кто уходит в пустынь и живет один; другое — частное, бывающее по временам. Первое действительно не идет к мирянам, а второе и возможно для них, и даже есть У них. У всякого случается сколько-нибудь времени всякий день, когда он бывает один, хоть бы Даже и не заботился намеренно о том, чтоб устроять для себя часы уединения. Вот эти часы и может он обратить на образование, укрепление и оживление умной молитвы. Следовательно, никто не может отговариваться недостатком благоприятного умной молитве положения, в порядках своей жизни. Улучишь такой час — и углубись в себя. Брось все заботы, стань умно в сердце пред Богом и изливай пред Ним душу свою.

Но есть кроме внешнего еще внутреннее уединение. Вне — обычное течение дел человеческих; а между тем среди их иной один себе сидит в сердце, ничему не внимая. Всеми испытывается, что когда у кого болит сердце о чем-либо, то будь он в самом веселом и многоречивом обществе, ничего не слышит и не видит. Там — у сердца своего сидит он с своею болестию. Это всякий знает по собственному опыту. Если же так бывает в житейских делах, то отчего не быть подобного сему и в порядке жизни духовной? Есть и тут болезнования, которые еще гораздо сильнее и глубже всех болестей житейских. Когда кому западет в сердце болезнование в этом порядке жизни, что будет в силах тогда извлечь сознание его из его уединенного пребывания в сердце? — Следовательно, стоит только его завесть, чтоб быть уединенну и не наедине будучи. И за этим недалеко ходить. Оживи страх Божий, — и пойдут болезнования самые сокрушительные, которые прикуют внимание и чувство к единому потребному, како приидем и явимся лицу Божию.— Вот и уединение!

Еще одно недоумение: в деле умной молитвы надо иметь руководителя; где взять его мирянину? — Там же в миру и между духовными отцами, и даже между мирянами. То правда, что все реже и реже становятся лица, к которым можно было бы благонадежно обратиться за советами о духовной жизни. Но они всегда есть и будут. И желающий всегда находит их, по милости Божией.— Жизнь духовная есть Божия жизнь; и Бог особое имеет попечение о взыскивающих ее. — Возревнуй только, — и найдешь все благопотребное около себя.

Так, стало быть, хотят или не хотят миряне, а от умной молитвы нечем им отговориться. Пусть берутся за нее и учатся ей.

Вот и Благовещение прошло, в коем положено начало исполнению воплощенного домостроительства о спасении нашем. Тогда никому ничего не видно было. Только смиренномудро изрекшая: Буди Мне по глаголу твоему, восчаяла чего-то необычайного, и стала объята Божественным некиим светом, который разгадан и старицею Елисаветою, сотаинницею Ее, имевшею родить святого Предтечу, сотаинника Господня. К ним надо причислить только еще святого Захарию. Прочие все ничего еще не ведали. Нам теперь легко в начале видеть, как в семени, продолжение и конец. И вот занятие уму в день Благовещения! Потрудитесь изострить ваше умное зрение и обозрите все течение нашего восстановления от начала до конца его в вечности. И благословите Господа.

Вы опять больны; но терпите благодушно и Господа благодарите. Се добре! Даруй Господи вам и всегда так держать себя в болезнях и, прибавлю, в скорбях,— по искренней вере, что все бывающее с нами идет прямо от Господа и служит ко благу нам душевному. Какую отраду вливает в сердце это убеждение и какую крепость придает нравственному настроению!

Что прогоняете тотчас нахождения нечувствия и беспечности, добре творите. И средство — укорение себя,— идет. Прибавьте устрашение. Ленивцу сказано: связавше ему руце и нозе, ввергните во тьму кромешную. И затем Господа молите ниспослать вам живительную струю света от престола Своего.

Опять, Бог дал, хорошо себя чувствовали в день святого причастия. Исповедуйте в сем великую милость Божию. И размышлением можно дойти до обрадования сердца, но это обрадование как бы пахнёт только на душу и пройдет. Состояние же обрадованное прямо есть дар Божий. Сего ради, чувствуя себя так, благодарите Господа, и паче смиряйтесь, боясь, как огня, присвоения себе в сем какой-либо части: ибо как только взойдет в душу, хоть в малой степени, подобное чуждо-присвоение, тотчас отойдет осеняющий ее облак сей.— Как часто вам причащаться, порешите с своим духовным отцом. Я скажу только: можно. Ваши чувства при воспоминании страданий Господа,— что и себя лично в них укоряете,— настоящие. Так есть. Мы все в них виновны, и по причине виновности в первородном грехе, и особенно по причине личных наших грехов по крещении. Вы смотрите, как на пример, на преблагословенную Матерь Божию. — Она была введена в тайну креста, — и это давало Ей мужество стоять у креста, хотя материнское сердце горело от скорби. Художники не умеют изображать страдание Божией Матери при кресте, чтоб оно было и глубоко-скорбно, и вместе осиявалось мужеством. Сильны ли к сему мысль и слово, извольте попытать.

67. В чем хитрость врага, его прелесть и сеть. Грешность на языке и самоправедность в сердце

Пишете: «Я положила себе и всячески стараюсь ничего не делать по самоугодию». Потом поминаете, что однажды в церкви задремали и проспали сколько-то: это же кому в угождение допущено? Пусть это немощь; однако ж и совсем себя обезвинять нельзя. Вы же так рассказываете, как будто позволительное что сделано. Если б вы пришли к царю с прошением и, сказав ему несколько слов, смежили очи и заснули, что бы вам было? — Что-нибудь строгое, из рода таких приговоров: Связавше ввергните в... А вы пред Небесным Царем, в руках Которого и временный и вечный ваш живот, заснули, — и ни страху, ни стыда. Пусть — немощь; но сокрушаться все же надо. Просите врачевства против сна.— Какое же тут врачевство? — Не давайте себе спать, и не заснете. — Если будете держать в мысли и чувстве, за чем пришли в церковь, и к Кому, и внимать читаемому и поемому, то не испытаете и подступа дремания. Распустили мысли блуждать туда и сюда, дремание и подкралось, а от него до сна — черта едина. Если крепко одолевает дремание, святой Исаак советует пройтись немного. Делайте так, когда не сильны бываете одолеть дремание обычным порядком. — Только уж всячески не допускайте этого вперед, потому что и это может обратиться в навык.

5 Чувствуя обрадованное состояние после святого причастия, не забывайте оградить его страхом Божиим, чтоб не подкрался враг и не увлек к вольности в речах и движениях. А это, как буря, все развеет. Бдите! Враг ведь никогда не восстает прямо, против должного, а всегда обходы употребляет или выдумывает предлоги к поблажкам. На радостях, скажет, можно поговорить,— или надо и других сделать причастниками радости своей; потом словоохотливость раздражит; далее — введет в пустоболтание. Вот и ветер! Ведь и грешить враг учит, не узаконяя греха, а только наущая поблажать себе на один предлежащий случай, оправдывая то всякими изворотами. — Человек и грешит. В этом вся его прелесть и сеть.

Пишете: «Царит во мне сознание своей грешности и того, что я хуже всех». А чрез несколько строк прибавляете: «За этот год я больше сделала (успеха), чем во все предшествовавшие пять». Сличите сии показания, и смотрите, что получится. Там смиренные слова и только, а здесь чувство самодовольства. Против чувства где устоять словам?! И выйдет: грешность на языке, а в сердце самоправедность. В этом смысле, конечно, надо понимать и еще нижепрописанную заметку: «Я никогда не высокомудрствую». То есть что вы всегда смиренны на словах, а сердце полно сознания своего достоинства и заслуженности; там царит самочувствие и самоценение, — скрытнейший враг, но который нередко проторгается и наружу. Извольте заняться этим положением дела и вникнуть в себя, боясь образовать из себя личность, которая одно есть снаружи, а другое внутри. Я не то здесь разумею, чтоб вы этого желали, а что — это само собою устроится, если не будете внимать себе. — Смирение не вдруг приходит. Оно идет в содружестве с любовию, рука об руку. Только совершенная любовь совершенно смиренна. А до того из сердца — нет-нет и прорвется высокоумие.

Пишете: «Были припадки серчания и нетерпения». Вот и это свидетельствует, что смирение у вас еще неглубоко. Хорошо, что замечаете, каетесь и сказываете духовнику. Но попросите его, чтоб он был к вам построже, и нисколько не поблажал вам, и не стыдился назначать вам должные эпитимии.

Спрашиваете: всегда ли ходить в церковь? Оставляю вам на свободу,— когда ходите, когда дома молитесь,— только бы не было поблажки лености. Одно имейте в виду, чтобы быть в молитвенном настроении, дома ли молитесь или в церкви стоите на богослужении.

68. Таинство ли постриг? Признаки благодатного состояния. О чувстве своего достоинства. Что нужно для жизни в духе

Очень много набралось у вас пунктов, требующих замечания. Буду о всем говорить коротко.

5 «Какая я неисправная? — Но все-таки скажу, что я не виновата». Причислите и эту невиноватость к сознанным неисправностям; ибо так говорить есть неисправность. Мало что можно найти, в чем бы мы не нашли себя виноватыми, если поусерднее вникнуть в дело. Сказать: виновата,— не сознавая того, конечно неудобно; но если б присмотрелись, нашли бы себя виноватою.— Впрочем, почему бы не принять на себя вину и безвинно?

Опять вопрос: «Таинство ли постриг?» Не таинство,— как уже и писал. Благодать поновляет постригаемого; но не в силу пострига, а в силу Таинств исповеди и святого причастия, всегда с ним соединяемых. Однако ж постриг — не ничто. Он много значит для постригаемого; ибо приводит в большее напряжение его нравственную энергию, и на будущее время дает способ к поддержанию ее чрез воспоминание об изреченных при постриге обетах.

«Как узнать, в благодати ли кто?» Сами же вы и указали верный признак к определению сего, именно: отвращение от всего грешного и страстного. Прибавьте к сему: и ревность о богоугождении по вере и в духе веры. В ком жива такая ревность, тот в благодатном состоянии. В Таинствах, достойно приемлемых, благодать подается всем,— и начинает действовать. Но чувство благодатного осенения не всем вдруг дается, а наиболее, после довольных над собою трудов. Блаженна душа, ощущающая благоволение Отца, очистительное кропление кровию Сына и животворное веяние Духа. Извольте нераздельно сие созерцать, и, как к верховному благу, молитвенно к тому стремиться. Придет, Бог даст, и чувство благодатного состояния.

«Хотелось бы мне дойти до понимания глубины сердца, и внимательно следить за каждым его биением».— Доброе и предоброе хотение! Надобно установиться вниманием в сердце и стоять там неисходно пред Господом. Я об этом не раз уже писал вам. Тогда всякую порошинку будете замечать. Молитесь; даст Бог.

Говорите: «Чувство своего достоинства, может быть, и есть во мне; но что тут худого?» — То худо, что вы говорите, что тут ничего нет худого. Если, впрочем, хотите, чтоб чувство своего достоинства не было худо, научитесь так определять свое достоинство, как это делали святой Авраам и пророк Давид: Аз есмь земля и пепел (Быт. 18, 27); аз есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей (Пс. 21, 7). Потрудитесь восчувствовать такое достоинство. И тогда, при самом живом чувстве его, будете безопасны от худых последствий обычного чувства достоинства.

«Тоска камнем ложится на сердце... и сны... быть беде». Так и хочется вам в пророчицы попасть. Не извольте никогда гадать о себе, предав себя и участь свою в руки Божий однажды навсегда. Это состояние и сны ничего не предвещают. Мне же видится тут вражья уловка. Наводит он это, чтоб вызвать на льготы, а во время льгот подставить ногу, или навесть на засаду. С вами уж это было. Извольте на это плевать и, не обращая внимания, продолжать свои обычные труды и занятия.

«Молитва Иисусова,— говорите,— начинает журчать, как ручеек». Слава Богу! Но старайтесь при сем держать и соответственные чувства. И скоро, Бог даст, загорится и огонек в сердце.

«Что нужно для жизни в духе?» — Как вы направили свою жизнь, так и теките; и притечете в область жизни духовной. Только не прерывайте течения. Наперед определять ничего нельзя, говоря в себе: то и то сделаю, или так и так потружусь,— и придет некое духовное движение. — Все от Бога и благодати Его, а она приходит невзначай. Трудитесь, терпите, молитесь, предавая себя Богу, без всяких гаданий о том, что будет, внешно ли что, или внутренно. Бог необидлив; не заделит, когда придет срок наделить чем.

Пишете: «Миряне терпят, но не венчаются». Да; но когда терпят из-за суетного и ради суетного или на поприще самоугодия. Если же терпят, стоя на пути заповедей, и из-за заповедей, то и они венчаются. Тоже и монахи с монахинями, когда терпят по причине строгой жизни, добре, а когда — по другому чему, ничто.

Начинаете входить во вкус духовных ваших занятий и уединенного пребывания; блаженствуете и восхищаетесь! Добре, добре! Только не мечтайте о себе и не собирайтесь лететь на небо. Бога благодарите, и в смиренные о себе помышления и чувства углубляйтесь.

69. О частом причащении. О самомнении и самоценении. Как говорить с другими о духовной жизни

Много вас теребят по поводу частого причащения. Не смущайтесь. Присмотрятся — перестанут. И всем следовало бы так делать; но не вошло это у нас в обычай. На Востоке христиане часто причащаются, не в одни великие посты, но и кроме их. Первоначально же в Церкви Христовой за всякою литургиею все причащались. Еще во время святителя Василия Великого одна барыня спрашивала его, можно ли часто причащаться, и как часто? Он отвечал, что не только можно, но и должно; а на то, как часто, сказал: мы причащаемся четыре раза в неделю,— в среду, пятницу, субботу и воскресенье. — «Мы» — это разумеются все кесарийцы: ибо вопрос касался не священнодействующих, а мирян. Сказав так той вопрошавшей, он не определил ей числа, сколько раз причащаться, а только пример показал, оставив ей на свободу — делать, как сможет, оставив, однако ж, в силе внушение, что причащаться надо часто.— Да и сама литургия, смотрите, что требует. На всякой литургии священнослужитель приглашает: «Со страхом Божиим и верою приступите». Следственно, на всякой литургии и можно приступать. Тем более можно приступать часто.— У нас иные говорят даже, что грех — часто причащаться; иные толкуют, что нельзя раньше шести недель причащаться. Может быть, кроме этих, и другие есть в сем отношении неправости. Не обращайте внимания на эти толки, — и причащайтесь так часто, как потребность будет, ничтоже сумняся. Старайтесь только всячески приготовляться, как должно, и приступать со страхом и трепетом, с верою, с сокрушением и покаянными чувствами. Докучающим же речами об этом отвечайте: ведь я не инуде прелажу ко святому причастию, всякий раз имею разрешение от духовного отца моего. — И довольно. — О том, как это благотворно для вас, лучше не говорить. Знайте это для себя и благодарите Господа. Опасность для вас возможна одна — как бы не возмечтать о себе высоко. Этого бойтесь. Ибо тогда лишены будете всякого плода от святого причастия, и самое причащение будет не безгрешно. Боже упаси вас!

Мне думается, что вы очень способны на то, чтоб поскользаться в самомнении, самоценении, в чувстве своего достоинства и стоимости, не только пред людьми, но и пред Богом. Умом вы, конечно, знаете, что всего этого не должно держать на сердце; но бывает внутри некое лукавство, по которому те недобрые чувства запрятываемы бывают в сердце смиренноречием, и даже сознанием своего недостоинства, которое (сознание) и само вменяется тогда себе в достоинство. Умудряйтесь перехитрить это лукавство и, открывая Господу свое сердце, молите Его, Сердцеведца, научить вас замечать эту лесть в себе, изгонять ее и подавлять. И Господь поможет. Придет момент, когда узрится в душе все, как есть,— и внушение придет, как сделать, чтоб все там было, как подобает быть.

«Говорить ли,— спрашиваете,— с другими о духовной жизни?» Говорите; только о своей не сказывайте, а вообще рассуждайте, применяясь, однако ж, к состоянию спрашивающих. Бывает, что иные заводят о сем речь, чтоб только поговорить. И это лучше, чем говорить о чем-либо житейском или пустом. Молчание, как вам желательно, можно держать, когда вы не вдвоем с кем или не с вами ведется речь. Что, идя к кому-либо по нужде, молите Господа положить хранение устам, добре делаете. Лучше всего всегда с Господом быть. — Но можно и говорить и с Господом быть. Навыкайте сему.

Когда ведете речь, больше всего опасайтесь растревожить покой другого каким-либо задором, или высказыванием своих мыслей наперекор ему, с явным желанием поставить на своем. Враг на это наводит, чтоб завязать спор, а от спора довесть до разлада. Не меньше этого опасайтесь говорить о духовном, чтоб выказать свою в этом отношении мудрость. И это вражье внушение, за последование которому непременно подвергнетесь посмеху от людей и Божию неблаговолению.

70. Приемы вражеских искушений. О вражеских хитростях

Наконец-то вы умудрились, и сознали, что есть вражеские искушения, которыми враг никого не заделяет, — даже и вашей учености не стыдится. — Да, да; он около всякого и всякой хлопочет. Но этого нечего бояться. Внимание к себе в сердце с молитвою к Господу расстраивает все его козни. Читайте у Исихия и учитесь, как тут действовать.

Враг не тотчас худо внушает. Первый его прием есть — всевать помыслы, кажущиеся добрыми, и увлекать на дела, по видимости добрые, или на дела добрые с целию недоброю — себя показать. Лица, не очень разборчивые на помыслы и дела и не задумывающиеся над ними, лишь бы они не были явно худы, поддаются на эту уловку,— и он начинает их гонять от помысла к помыслу и от дела к делу, все будто добрым, но или неуместным, или неблаговременным, или ненужным, или не в своей мере делаемым. Цель его тут та, чтоб испортить вкус духовный в различении истинного добра от мнимого, приучить к принятию своих внушений и породить высокое о себе мечтание: сколько наделано! — Между тем как все то есть пустоделие и суета. — Грешных дел пока еще не видно; но грехи словом нередко прорываются; а помыслов недолжных и еще больше бывает. Се — первая вражья прелесть!

Когда успеет он кого запутать в этом и кто втянется в такой род действования, тому он начинает предлагать грешки, кажущиеся безгрешными. Кто поддается на это, того доводит он до грехов, хоть не кажущихся безгрешными, но извиняемых по обстоятельствам разным, как бы позволительных. Кто до этого дойдет, тому внушает он согрешить каким-либо грехом, заведомо грешным, которому и совесть поперечит,— внушает не всегда грешить таким грехом, а только однажды согрешить. Кто поддастся этому, тот попался совсем в когти вражьи... и стал его рабом чрез рабство греху. Ибо чрез это однажды согрешить он уже не перестанет его гнать все дальше и дальше по тому же направлению.

Эту историю вам знать не столько нужно, сколько ту, которая устрояется, когда кто не слушает врага. Тут у него свои приемы. Укажу главнейшие. Когда кто, умудрясь, не дает хода помыслам и позывам на добро, кажущимся добрыми, а тотчас, или по собственному рассуждению, или по указанию опытнейших, отсекает их, как бы они ни казались красными, и действует в сем роде с такою решительностию, что не предвидится возможности уловить его сим приемом; тогда враг бросает эту уловку, и начинает действовать совне,— чрез людей, ему подручных. Тут пойдут льстивые похвалы, клеветы, осуждения, притеснения и всякого рода неприятности. Вот это и вам надо знать и ждать,— и смотреть в оба. Отвратить это не в нашей власти, но в нашей власти перехитрить врага. Главное — переносить все, не нарушая любви и мира. Помощник—Господь. Его надо молить умиротворять наше сердце, и, если благоволит, улаживать все и вне. С своей стороны, нам надо не выпускать из вида, откуда и кем воздвигается буря,— и неприязнь вместо людей направлять на того, кто, стоя позади, поджигает их и заправляет всем ходом.

Когда и этот прием не даст чаемых плодов, тогда враг начинает действовать своею персоною, тоже со вне,— строя разные причуды, то страшные, то обольстительные.

Когда и эти уловки останутся тщетными; тогда враг наконец отступает, не смея приблизиться. Поодаль ходит и издали подсматривает, не допустится ли какая оплошность, и не откроется ли таким образом ему возможность — сделать снова нападение по какому-либо приему.— Но совсем он ни от кого не отступает до самой смерти. Даже по смерти порывается что-нибудь сгородить — на мытарствах.

Прочитавши это, не подумайте: вот какие страхи! Но страшиться тут совсем нечего, ибо враг никакой силы не имеет против воли столкнуть нас на зло. Он только разные уловки употребляет, чтоб мы, обманувшись его призрачными представлениями и внушениями, почли худое хорошим и учинили худое, полагая, что делаем доброе. Внимание и молитва, как я сказал, делает все его козни бездельными. Господь своих никогда не оставляет,— и Ангел Хранитель близ, который,— как только увидит, что соблазняемый изъявляет несогласие на соблазн и противится ему,— тотчас немилостиво прогоняет врага.

71. О плаче. У сектантов нет Христа

У вас слезы. Добре. Се благодать Божия. Вы их не размолаживайте, а поддерживайте. От слез душа мягкою становится, как земля рыхлою от дождя. Читайте слово святого Лествичника о плаче. Там разъяснено, какого рода бывают слезы и как держать настоящие слезы,— в чем и Для себя найдете уроки.

Дело жизни вашей при монастыре течет Добре. Так Бог устроил. Благодарение Ему! Монахини в монастырь вас зовут, потому что думают, что вы не имеете того вне монастыря, что им дается в монастыре; между тем как вы то имеете. И выходит у вас разноречие. Вы спрашиваете: как монастырь даст то, что я имею вне его? А они спрашивают: как можно вне монастыря получить то, что мы имеем? Кто прав и кто виноват? — Обе стороны и правы и виноваты. Иной раб Божий в монастыре лучше, иной — вне монастыря. Кому какой образ жизни пригожее, тот и пусть его себе избирает. Но, избрав его для себя как лучший, не должно думать, что он и для всех лучший и что кто его не избирает, тот находится в худшем положении. Обсудив так дело, спокойно оставайтесь, как есть. А те пусть в монастыре подвизаются. Бог да направит и вас и тех ко спасению.

Что писала вам пашковка какая-то, будто Христос в ней и что она ничего не боится; то ведайте, что нет истины в словах сих. Эти сектанты и сектантки все присвояют себе такое преимущество; но они его не имеют и иметь не могут. Христос Господь в тех есть, которые истинно веруют и Таинства благодатные приемлют во Святой Церкви. А пашковцы истинной веры не содержат, какою она должна быть по Символу веры и определениям Вселенской Церкви на Соборах,— Святые Таинства, благодать Божию, по учреждению Самого Господа, сообщающие, отвергают,— от Церкви Божией Православной отпали: как же в них быть Господу? — Господь — Глава Церкви, а Церковь,— совокупность всех истинно верующих и по вере действующих, — есть тело Его. Исполняя Церковь — тело Свое, Господь исполняет и каждый член тела Церкви, то есть всякого верующего. А тех, кои вне Церкви, Христос Господь не исполняет. Следовательно, Его нет в них. Нет Его и в пашковцах.

Пашковцы мечтают, что Христос в них, присвояя себе чуждое им. Они не только не имеют Христа, но состоят под проклятием Его. Христос Господь устами Святой Церкви Вселенской положил проклятие на еретически умствующих. Это по случаю появления еретиков. Но клятва сия, поражавшая появлявшихся тогда еретиков, простирается и на имеющих появиться. Для вновь появляющихся еретиков, которые мудрствуют подобно древним проклятым, нет нужды собирать новые Соборы для проклятия их и отлучения от Церкви. Они сами подходят под сию готовую уже клятву, и новой не требуется.

Есть ли Христос в них, всего бы решительнее показала сила Христова, присущая в них. Если б она была проявляема, нечего бы и спорить. Но где она в них? Никто не видит. На языке у них только и слышится, что: «Христос в нас, Христос в нас»,— а на деле никаких следов присутствия Его в них не видно. Пашков, говорят, так говорит, как никто,— задушевно, сердечно, убедительно. Другие же приходили его послушать и нашли, что он говорит вяло, водяно, бессодержательно, одно и то же твердит в разных изворотах. Мало ли в С.-Петербурге есть священников, которые говорят и умнее, и сердечнее, и убедительнее? — А это уж дух прелести и лукавства обуял некоторых, что они видят в нем что-то особенное. Иные толкуют: посмотри, они — пашковцы — то и то делают. Слышу, слышу. А Пашков и деньги раздает, чтоб его слушали. Все же, что он и обманутые им делают хорошего и благодетельного для других,— ничего особенного не представляет. И все православные, имеющие возможность, то же делают. Разница та, что у православных при сем правое сердце, а у тех — неправое. Они делают показное в видах привлечения к себе. Коновод их множество денег тратит, в тех же видах.

Скажут пашковцы: «Покажи и ты нам следы присутствия Христа у твоих православных». Православные — не мои, а Христовы сыны и дщери, — вот что в себе имеют и являют: во святом крещении они облекаются во Христа, и в силу причастия Святых Христовых Тайн имеют в себе пребывающим Христа, по неложному обетованию Самого Христа Господа. (В силу сего и пашковцы имели в себе Христа, но когда уклонились в сектантство и отпали от Церкви, Христос оставил их пустыми.) Присутствие Свое в них Господь являет тем, что мысли их просвещает, ноги их на путь добра направляет и силы на совершение его подает; тех, кои впадают в грех, влечет к покаянию, покаявшихся руководит к исправлению и очищению сердца чрез подвиги самоотвержения, доброделания и молитв. Таково общее течение жизни православных, под действием Христа Господа. Осязают при сем присутствие в себе Господа удостоверительно вначале только сами православные и те, с которыми они в ближайшем находятся общении, особенно духовные их отцы. (Спросите священников. Сколько насчитают они вам лиц, в которых осязают присутствие Христа Господа, не для всех, однако же, видное?) Но когда потом сказанными выше трудами над собою очистит кто сердце свое, тогда присутствие в них Христа Господа является видимым и для всех, в проявлении всех тех благодатных даров, какие проявляли христиане первенствующей Церкви и всех последующих родов, до нашего времени. Больше этого ничего не скажу на прописанный вопрос. Имеющие очи все сие видят.

Пашковцы, потеряв присутствие в себе Христа Господа в первом его виде, по причине своего еретичества, уж всеконечно не могут иметь его во втором. А кричать о себе они могут, что хотят.

72. О вражеских кознях

Толковали с некоею старицею о кознях вражеских. Се добре! Внимайте себе, по Исихию, и молитву Иисусову держите, — и научитесь различать, что от врага. Он и внешно искушает, но мало тем дорожит. Все внимание его устремлено на душу с помыслами, чувствами и намерениями. Он сидит неотходно сбоку души и подмечает, в какие образы облекается она, чтоб применительно к ним действовать на нее. Как только заметит те или другие образы, тотчас начинает развивать и распложать их в том же роде, имея в цели посредством их навесть на худое, в чем и успевает, переводя внимание души от помыслов добрых к пустым, от пустых к страстным, — а далее, доводя страстные помыслы до страстных движений и из них порождая страстные намерения,— от намерений же до дел не далеко. Враг пользуется при сем естественными законами движения образов в воображении и памяти. Законы сии суть: современность, одноместность, сходство и противоположность, связь причины и действия, средств и целей, всяких вообще соприкосновений в бывающем. Например: вы вспомнили о месте, в коем были и где вам сделана небольшая неприятность. Вы об этой неприятности уж забыли, но враг не забыл, и поспешит теперь воспользоваться случаем поновить и в вас чувство забытой неприятности, чтоб на основании его построить что-либо и более худое. Как только, проходя воспоминанием по всему бывшему там, вы дойдете до неприятного случая, он тотчас подбежит и станет за вас заступаться, как они смели, — чувство неприятности и оживет. Когда оживет чувство, он внушит: «Можно ли оставить»,— и засеменит желание отплатить,—желание это разовьет в намерение, а далее начнет поджигать и к решимости так сделать,— и сейчас же, поскорей, поскорей. Бедная душа и не опомнится, как дойдет до этого пункта, — и тут разве уж встрепенется. Как только встрепенется душа, враг тотчас отскакивает и опять смотрит, чем снова займется душа. Иногда и сам начинает занимать ее, принимая разные образы и рисуясь пред душою. У души есть свои глаза, кроме телесных; она видит эти образы, и иные пропускает без внимания, а иными и займется. Как только занялась, враг тотчас опять начинает тем же путем вести ее к страстным чувствам, чтоб чрез них довести до страстных намерений и решимостей. Вот какую забаву враг постоянно ведет с нашею душою, чтоб навесть ее на зло. Авва Исайя, по сему поводу, говорил о себе: я похож на коня, который вольно пасется на лугу. Подходит чужой кто, садится и ездит. Когда, наездившись, бросает, подходит другой и то же делает,— и так далее. А другой старец уподоблял себя кудели; подсядет, говорит, враг, и ну прясть, и все прядет, пока не отгонишь. Прядение есть течение помыслов, которые идут одни за другими, одни из Других вырождаясь, пока не дойдут до чего-либо грешного, от которого опомнившись, душа пресекает течение помыслов и отгоняет врага. Враг водит, пока не доведет до пропасти. Вид пропасти приводит душу в себя.

Я думаю, что все это вы знаете по опыту. Пишу же о сем, чтоб дать вам знать, что это такое,— именно что это враг забавляет нас,— и забавляет не с добрым намерением. Почему нам следует серьезно отнестись к сему положению дела. Как быть, прочитайте, как я уже сказал, у Исихия.

С другою старицею шла у вас речь о трудах деятельных. Обе вы согласны, что надо не жалея себя трудиться по установленному порядку. И добре! Поминаю об этом, чтоб только довесть вашу речь до конца. Одною деятельною жизнию ограничиваться нельзя; надо при сем вести и умозрительные занятия, чтоб ими держать неослабно в своем чине и внутренний строй. Надо непременно соединять с деянием умозрение, и с умозрением деяние. То и другое в связи быстро подвигает душу вперед, очищая ее от худого и укрепляя в добром. Посмотрите в «Достопамятных сказаниях» — авву Иоанна Колова и авву Пимена. Да об этом и во всех подвижнических писаниях найдете.

73. В чем состоит самопознание. О терпении. Как искушает нетерпение

Вы укоряете себя в нерадении, забвении, лености, нетерпении, непостоянстве. — Хорошо, что вы стали это замечать. Внутреннее око ваше изощряется. Присматривайтесь позорчее, и увидите многое другое, чего теперь не видите. Вот вам и начатки самопознания, о котором вы молились. Настоящее самопознание есть ясновидение своих недостатков и немощей, в такой мере, что ими переполнено все. И поставьте такую заметку, что, чем более видите вы себя неисправною и достойною всякого укора, тем более вы подвигаетесь вперед. Так благословляйте Господа, что Он дал вам увидеть себя такою.

Вы называете себя не имеющею нетерпения, потому что все исполняете легко, охотно и без чувства трудности. Но нетерпение не это есть; а то, когда кто, исполняя положенное, молитвы ли, или поклоны, или другое что, тяготится тем. И при этом не всякий подлежит укору в нетерпении. Кто, несмотря на такое чувство тяготы, исполняет все, как должно, нимало себе не поблажая, тот не есть нетерпелив, а есть победитель нетерпения, и настоящий терпеливец. Но кто, почувствовав тяготу от какого-либо дела, бросает его или доделывает кое-как,— молитвы, например, спешно дочитывает, не стараясь ни внимать, ни сочувствовать читаемому, тот страдает нетерпением и подлежит за то укору. А что вы и дома и в церкви вьщерживаете службы и правила легко и охотно,— за это благодарите Господа. Не думайте, однако ж, что вы уже совсем свободны от нетерпения. Нетерпение не вдруг искушает, не с самого начала. Сначала много жару, — и все сносно. Но когда жар стихнет, тогда пойдут прорываться и припадки нетерпения. С этого момента и начнется упражнение терпения, — терпения дела благаго (Рим. 2, 7). Кто искренно возревновал о спасении, тот не дает хода нетерпению, а всякий раз, как оно появляется, прогоняет его и восстановляет охотность к деланию, при котором оно появилось. Так за одним, за другим, за третьим делом, — и за всеми поступает он. Появится нетерпение, он прогонит его и охотно начинает и кончает дело. — Когда наконец труженик такой ко всем делам привыкнет и сроднится с ними так, что делание их сделается некоею потребностию; тогда нетерпеливость опять пропадает и поглощается навыком, как в начале поглощалась жаром. Судя по сему, вам надобно ожидать припадков нетерпения. — И будьте готовы встретить их, как должно.

74. Стойте вниманием в сердце. О превозношении и тщеславии. О домашнем молитвенном правиле и поклонах

Спрашиваете: «Как углубиться в созерцание своего внутреннего я».— Это зачем? — Стойте вниманием в сердце, и созерцайте не свое я, а Господа с благоговением и сокрушением. Вот и все. При этом легко будете замечать все дурное и пустое, исходящее из сердца и входящее в него. Старайтесь всегда поскорее прогонять то и восстановлять чистоту своего умного богозрения. И больше ничего не требуется. По времени само собою придет опытное познание всех своих недостатков и немощей, которое не даст вам засматриваться на свое добро. Следствием этого будет глубоко чувствоваться: Не у достигох, гоню же, аще и постигну (Флп. 3, 11).

Пишете: «Я и не знаю, чем бы могла превозноситься».— Всем можно превозноситься, даже тем, что печетесь о непревозношении и пишете о своем недостоинстве. Читайте у Лествичника слово о тщеславии. Есть глубокое превозношение, есть тонкое,— иногда стоящее, а иногда, как молния, пробегающее позади души и ее зацепляющее. Есть некое самочувствие, столь скрытное, что и при плаче о грехах держится. Бога молить надо, чтоб Он дал узреть все сие, а паче, чтоб не давал сему быть.

Что, совершая дневные службы дома, читаете их умом без звуков, стараясь все воспринимать мыслию и чувством и не на время смотря, а на пользу,— се добре. В этом существо молитвенного труда читательного.

Что домашнее свое правило немного изменили,— ничего. Можно и почаще переиначивать его, чтоб некоею в нем новизною поддерживать в силе внимание и чувство. А то привычка, с одной стороны, не требуя большого внимания, ослабляет сосредоточение мыслей, с другой — умаляет сочувствие, притупляя вкус к одному и тому же; и наконец обращает в неотложный закон то, что не может носить сего титла.

Читать дневные зачала из Евангелия и Апостола лучше, чем по своему порядку,— с толкованием еще лучше, — а с приложением собственного рассуждения, для применения читаемого к себе, и еще лучше. Верх же лучшества в сем деле есть, если будете записывать, когда пошлет Бог или особенно ясно узреть какую истину, или особенно глубоко восчувствовать что.

Поклоны кладите, какие можете и сколько можете. Не в них сила; они средство вспомогательное. Гордая душа, сколько ни клади поклонов, все об ней верно будет говориться, что она шеи не ломает.

75. Происхождение пашковской ереси. Сектанты не осеняют себя крестным знамением, так как это противно живущим в них духам

Мимоходом помянув о Юме спирите, вы сказали, что, когда жили в миру, вас приглашали на его сеансы,— и что когда вы отказались, об вас сказали, что еще благодать не коснулась вас. — Благодать и Юм как совместимы? Между тем говорившие вам, верно, думают, что в среде спиритов есть благодать. Мне тотчас пришло на мысль: не спиритского ли происхождения и пашковщина? Пашковщина — отродье ирвингийства; а ирвингийство, если не считать его плодом намеренного обмана, нельзя иначе объяснить, как проделками тех же духов, которые морочат и спиритов. Ирвингийство в С.-Петербурге носит имя апостольской общины. К ней принадлежал и Пашков; но отделился от нее, или отлучен, по той причине, что он не принимает Таинств, а те принимают. Но хоть он отделился от ирвингийцев в частностях, а в духе остался тем же, то есть лицом, одурачиваемым духами, действующими в обществе спиритов. Про него писали, что он публично заявил, будто ему являлся Христос и велел ему проповедовать. Спиритам духи являются разные и разно. Очень не дивно, что и Пашкову явился какой-либо дух, назвал себя Христом и велел ему проповедать. Вероятным это можно считать потому, что учение Пашкова противно духу Церкви Христовой, коею правит Христос, как Глава ее; и потому не могло быть благословлено и одобрено Христом к проповеданию. И потому еще можно считать вероятным происхождение пашковщины от духов спиритских, что пашковцы не кладут на себе крестного знамения. Почему? Потому что это противно живущим в них духам, силу которых Христос Господь разрушил крестом.

76. О навыкновении непрестанной молитве. Как покрепче усвоить таинства нашей святой веры. Как воспринять догматы веры сердцем. О поддержании молитвенной ревности. О помыслах, от врага всеваемых

Упражняетесь в навыкновении непрестанной молитве. Добре! Но смотрите, не ограничьтесь одного языка приучением к повторению краткой молитовки. Это будет механическое повторение молитвы без молитвы. Вместе с сим приучайтесь Держать себя в страхе и благоговеинстве, с сокрушением и смирением. Так имейте себя, как бы вы стояли на суде пред Господом, готовым изречь последнее о вас решение.

Спрашиваете, как бы покрепче усвоить себе таинства нашей святой веры.— Надобно перевесть их из ума и памяти в сердце,— и крепко будет: ибо тогда они войдут в глубь вашей духовной жизни и сорастворятся с нею, или станут едино с нею. А это вот как делать можно. Приведите на ум какой-либо догмат и то, как исповедание его выражает Святая Церковь определенным словом; и начинайте молиться Господу по содержанию сего исповедания, прося Его вместе с сим дать уму полнее и яснее вообразить целостно весь догмат и напечатлеть его в сердце. Так сделайте ныне, завтра — и далее, до тех пор, пока в какой-либо момент, как блеском молнии, осветится ваше внутреннее и догмат восприимется сердцем как элемент жизни. Это будет свидетельством, что догмат напечатлен в сердце. Так потом сделайте с другим, третьим и всеми догматами. Так они наконец все перейдут в сердце.— От этого такой будет плод, что вас никакое возражение против предметов веры не будет тогда колебать или смущать. Пока у нас вера только умовая, возражения Неверов, входя в ум, колеблют основы его, и он, чувствуя под собою почву неспокойною, смущается. А когда догматы сердцем восприняты, тогда сколько хочешь возражай кто, возражения сии, оставаясь в голове, не могут колебать основ веры в сердце, и ум, чувствуя себя стоящим на прочной основе, остается совершенно покойным. Это даст ему возможность найти или припомнить противувозражение и отразить нападение; тогда как в первом случае, по причине смущения, это не совсем ему удается,— и он, чувствуя себя побежденным, скорбь глубокую причиняет сердцу. Когда же догмат в сердце, то хотя бы ум и не отразил нападения, покой веры не нарушается. Это есть великое благо.

Встретили хороший суп, и почувствовали подступы плача. — Чего бы ради? — Уж не о себе ли, — что после довольства прежнего, о коем вспомнилось при сем, теперь у вас все скудно. Если так, то это похоже на ропот: будто жалобу к Богу возносите на Бога из-за своего положения. Се — не добре! Если возлюбили покаяние, любите и покаянную во всем обстановку, и радуйтесь, что она у вас именно такая.

Прислали вы обращик записки того, что оставило впечатление при чтении. Добре! — Но что же это на клочке?! Надо тетрадь иметь или переплетенную книгу. А то все разлетится и пропадет даром.— Может быть, вы эту выписку сделали на клочке из книги или тетради? Или это у вас черновое, а после переписываете в безопасное хранилище? — Ну, этот прием не надежен. Лучше прямо записывать в книгу или тетрадь.

Коснулись вы работ. Как у вас работы не по послушанию, а по своей воле, то вам можно распоряжаться ими так, чтоб они нисколько не отвлекали вас от внутренних деланий. Следуйте в сем святому Исааку Сирианину. Он не благоволит к работе и позволяет ее только в случае нужды, изредка. Ибо она отвлекает на себя ум. Надо особый навык приобресть, чтоб не отвлекала. Не работать нельзя. Есть естественная в ней потребность; однако ж и увлекаться ею не должно. Египетские монахи целый день работывали; но умом не отходили от Бога.

«Пройдет ли молитвенная ревность?» Пройдет, если будете ревновать только о вычитывании молитвословий по уставу. Но не пройдет, если будете возгревать внутреннюю молитву, а напротив, будет все разгораться. Когда внутренняя молитва войдет в силу, тогда она станет заправляющею молитвословием, будет преобладать над внешним молитвословием, даже поглощать его. От этого ревность молитвенная и будет разгораться: ибо тогда рай будет в душе. Оставаясь же с одним внешним молитвословием, можете охладеть к труду молитвенному,— хотя бы вы совершали его со вниманием и пониманием: главное — чувства сердца молитвенные.

«Мысли,— говорите,— улеглись».— Какие мысли?! У врага такая тактика, что когда кто грешным помыслам не дает ходу, а тотчас их отсекает; то он от них переходит ко всеянию помыслов пустых и праздных, чтоб отвлечь от помышлений духовных, живительных,— а между тем высматривает, нельзя ли как ухитриться смануть и на помыслы страстные. Так, может быть, у вас не хорошие помыслы улеглись, а пустые все бурлят. В таком случае это половина дела. Надо добиваться до конца,— чтоб и простые помыслы не роились в голове.

77. О тщеславии. Не поддавайтесь смутительным помыслам — они всегда вражий, хоть и кажутся очень правыми. О пользе самообвинения. Как должно обходиться со всеми лжеучителями и ложью

Каетесь, что, беседуя с одною инокинею, увлеклись желанием блеснуть своим пониманием духовной жизни. Дурно, что увлеклись; но хорошо, что заметили и жалеете о том. Приложите еще твердое намерение вперед не поддаваться этой пустой страсти. Это есть тщеславие или желание выставиться: знай наших. Оно относится к области гордости, но отличается от нее очень, и в проявлениях мягче, но незаметнее. Гордость идет об руку с властолюбием, командованием и презрением других; а тщеславие — родная сестра человекоугодия, то и другое рождают лесть и лукавство друг пред другом, не злонамеренное, однако ж. Тщеславие премногообъятно и числа нет его оттенкам. Оно и прежде дела бывает, когда побуждает сделать что с целию озадачить, и в продолжение дела прицепливается и после дела гонится вслед, чтоб отнять Цену его. Прописываю сие в руководство на будущее. Учитесь все, и большое и малое, творить во славу Божию, всегда имея в мысли Бога пред собою.

«Было у меня некое неприятное смущение от одного лица,— и все меня понукало пойти и покрупнее поговорить ему. Все боролась, отражая эти нападки молитвою Иисусовою. Наконец, когда стихло смущение, я сходила, смиренно объяснилась, взяв некую часть вины на себя, и мир установился».— Се добре! И никогда никакому смутительному помыслу не поддавайтесь, и ничего никогда по таким помыслам не делайте. Они всегда вражий, хоть и кажутся очень правыми. Вражья и правда — кривда, и всегда обращается врагом на зло нам. И что взяли часть вины на себя — добре. И всю бы можно было взять. Читайте о сем у святого Дорофея. У него и примеров несколько приводится, как бывало, что лишь кто из раздоривших принимал вину на себя, то же приходило на ум и другому, — сходились и, виня себя один пред другим, восстановляли между собою братский мир. В этом самообвинении большая лежит тайна духовной жизни.

Пишете: «Пришлось мне быть свидетельницею разговора о письмах в С.-Петербург по поводу тамошних еретичеств; — нашли в них одну вину — бранчивость: крикуны, ротозеи, мыльно-пузырники, и еще какие-то».— Вы же сами, как смотрите на эти слова? Напрасно не прописали этого. Приходится заключить, что и вы с ними согласны, только, может быть, извиняете как-нибудь эту бранчивость.— Извольте же удостовериться, что это совсем не бранчивые слова, а характеристика пашковщины. Если слова, коими по необходимости пришлось выразить эту характеристику, не красивы, вина в этом падает не на писавшего, а на инакоучащих, что выдумали такое учение, которое и назвать нельзя добрым словом. Говорить, что в письмах брань, начали сами пашковцы, другие поверили, и твердят не читавши. Бранчивых слов во всех письмах только и есть, что вы прописали. Есть ли толк твердить, что в письмах — одна брань?! Притом каждое слово присказано после объяснения какой-либо стороны их учения. Что они крикуны, сказано после объяснения, что они выкрикивают один стишок и что с криком этим мычутся по С.-Петербургу. Что они ротозеи, сказано после объяснения, что, отвергая богоучрежденные Таинства, они чают получать благодать, лишь рот разинув. Что они мыльнопузырники, сказано после объяснения, что все их учение, красное на вид, пусто и нисколько не прочно, как и мыльный пузырь красен, но пуст и непрочен. Названы они еще лежебоками. Это потому, что, по-ихнему, ничего не нужно, кроме веры. Верь только, и все уж необходимое ко спасению в сем самом акте веры имеешь. Вот как есть. Если не хотят слыть под такими титлами, пусть бросят это пустое и пагубное учение.

Да хоть бы и бранчивыми признать такие слова, — пашковцы стоят еще и не такой брани. И нам нечего щадить их. У нас в моду вошло нежно обходиться со всеми лжеучителями и их ложью. Следует ли так? Посмотрите, как величали инакоучащих святые Апостолы и Сам Господь: растленные умом, гордые (1 Тим. 6, 4), всегда учащиеся, и никогда в разум истины прийти не могущие (2 Тим. 3, 7), суесловцы, умом прельщенные (Тит. 1, 10), злые звери, мерзкие (Тит. 1, 12, 16), облака безводные, носимые ветром, осенние деревья, звезды блуждающие (Иуд. 1, 12—13), вожди слепые, гробы повапленные, снаружи красивые, а внутри полные костей смрадных, змеи, порождения ехиднины (Мф. 23, 24 — 27, 33). А их инакоучения вот как именовали: суесловия, бабьи басни (1 Тим. 1, 6; 4, 7), скверные тщегласия (2 Тим. 2, 16), сеть диавольская, беседы злые (2 Тим. 2, 26; 1 Тим. 6, 5); поражающие, как рак (2 Тим. 2, 17). Уловляют они преумножением льстивых словес (2 Пет. 2, 3). Которые увлекаются ими, увлекаются потому, что по своим похотям избирают себе учителей, чешеми слухом (2 Тим. 4, 3). Относиться же к ним учат так: кто не приносит правого учения, того и в дом не принимать и радоватися ему не глаголати (не здороваться с ним) (2 Ин. 1, 10); а когда заговорят они о своем суесловии, заграждать им уста (Тит. 1, 11). Кто право веровал и потом отпал, с такими ниже ясти (хлеба-соли не водить) (1 Кор. 5, 11).— Вот как надо говорить о еретиках и к еретикам, и вот как следует к ним относиться. А у нас только потворствуют им. Если б оглашали их всюду, как следует, и они были бы посмирнее, а другим неохотно было слушать таких заразите лей.

78. Враг сманивает душу на мечты, особенно в церкви и дома на молитве, чтобы отвлечь внимание от Бога. Об умной молитве и благоговеинстве. Козни врага уразумеваются вниманием себе

Спрашиваете о кудели аввы Исайи. — Куделию для врага бывает душа, когда он сманивает ее на мечты, не о грешном только, но вообще не Божественном, — о пустом, суетном, и долго держит в них, переводя от одной к другой. Это особенно старается он делать в церкви и дома на молитве, чтоб отвлечь внимание от Бога. — «Когда же это наконец прекратится?» — спрашиваете. Когда изыдет из Господа в душу сила, как некогда в кровоточивую, тогда станет и течение помыслов, как в той стал ток крови. А до того времени употребляйте труд и напряжение держать себя во время молитвы в каком-либо религиозном чувстве. Где сердце, там и внимание.

Относительно умной молитвы держите одну предосторожность, чтоб при непрестанном памятовании о Боге не забывать возгревать и благоговейный страх,— и позыв падать в прах пред лицем Бога, милостивейшего Отца, но и грозного Судии. Частое памятование о Боге без благоговеинства притупляет чувство страха Божия, и чрез то лишает его того спасительного действия, которое ему принадлежит в кругу духовных движений и которого, кроме его, ничто произвесть не может.

А это что такое вы написали: «Враг лезет. Что ему? Ведь знает, что не поддадутся?» — Не слишком ли много сказано? — Враг строит козни так, что действующий по его внушениям не думает, что худо делает и по его навету, а напротив, воображает, что действует от себя и наилучшим образом. В этом предположении наилучшества в делах и смотрите, нет ли когтей врага. Даже и явный грешник не чужд мысли, что он отлично действует. Как в праотце, так и в нас. Что стали уразумевать козни врага,— добре. Внимайте острее себе, и все более и более будете уразумевать их; но не думайте, что всегда можете перехитрить его. Господа молите и Ангела Хранителя, и будет помощь мощная на разоревание сетей вражеских.

79. Внимание — корень внутренней духовной жизни. Враг, вооружаясь на внимание, влагает помысл о льготах и развлечениях. О молитвенном правиле

Дали вы себе льготу, позволив себе немного развлечься, а не поостереглись: ни глаз, ни языка, ни мыслей не берегли. Оттого теплота ушла, и вы остались пусты. — Это никуда негоже. Поспешите же восстановить внутренний строй, достодолжный,— или вымолить его: запритесь,— и все только молитесь и читайте о молитве, пока внимание не соединится с Богом в сердце, и там не водворится дух сокрушения и умиления, которым собственно и надо определять, в своем ли вы чине, или выступили из него. Вы, кажется, о внимании судите, как об излишней строгости, а оно, напротив, есть корень внутренней духовной жизни. Почему враг больше всего против него и вооружается, и всеусильно строит пред очами души обольстительные призраки, и влагает помыслы о льготах и развлечениях. Вот он и вас обманул: натолковал вам, что можно дать себе льготу; вы и послушали и совсем бросили вожжи; пошло вольнодвижение, вольноречие, вольноглазение, — и всему вольно, и мыслям, и чувствам, и желаниям.— И извольте теперь наслаждаться плодами своего премудрого действования! — Это вам враг отплатил за вашу самонадеянную речь: «Что лезет враг?! Ведь знает, что не поддадутся».— Видимо, что вы — мастерица не поддаваться! — Сознайтесь по крайней мере, что охлаждение и внутреннее нестроение по делам несете, как наказание. Теплоту духовную Бог дает за труды внимания к себе пред лицем Его. Что же, выходит, вы сделали? Взяли столь драгоценный дар Божий и выбросили за окно. Если б ваша служанка, когда вы были в миру, осмелилась бросить за окно какой-либо ваш ей подарок, обычно не так ценный; что бы с ней вы сделали?! — По сему судите, что достойно есть сделать с вами Богу, Которого столь великий дар вы презрели?! Но Он милостивый не строго поступает с такими,— и опять готов возвратить брошенный дар Его; только возвращает его не скоро,— и этим ограничивает Свое наказание.— Вот увидите.

Как вы стали исполнять молитвенное свое правило, — заменяя чтение положенных молитвословий поклонами с краткою молитовкою от себя,— это очень хорошо и очень пригодно вам, особенно в настоящем вашем расстройстве внутреннем. Ибо все читание и читание не дает скоро соединиться вниманием с единым, по причине многомыслия от чтения, по содержанию читаемого.

Даруй вам, Господи, поскорее воссоединиться с Ним,— и затем уже всегда неотлучно пребывать с Ним,— и сидя и ходя, и в церкви и дома, и работая и упраздняясь от работы. Какой предмет более достоин непрерывного внимания и смотрения умного, как Господь? И извольте воздавать Ему сие должное предпочтение, — и маломало свобода, не в думание, большею частию ни о чем, пускайтесь, а к тому устремляйтесь, чтоб неотступнее, глубже и пристальнее смотреть в лице Господа, всевидящего и вездесущего, говоря в себе: Взыска Тебе лице мое, Господи, лица Твоего взыщу.

Страх Божий, страх Божий, страх Божий — да не отходит от сердца!

80. Чувство собственного достоинства — вещь очень опасная. Предостережение от прелести при неправильном образе совершения молитвы Иисусовой. Внутренний достодолжный строй при молитве Иисусовой. О домостроительстве Божием

Откуда вы взяли, что я одобряю чувство собственного достоинства? Никогда не одобрял и не могу одобрить. Это вещь очень опасная. Кто чувствует себя достойным всякого презрения, как унизившийся худобою своею и ставший ниже всякого унижения, тот спасительно чувствует такое свое достоинство. Всякое другое чувство достоинства пагубно. Апостол Павел каков был? — Достоинство же свое определил тем, что он первый из грешников. А нам уж куда?! — Нет, нет; не извольте поддаваться сему чувству. Не оно ли находится в числе причин и того, что нет теплоты, слез и умиления? Подле него стоит чувство праведности, которое мне и показалось присущим в вас. Тут уж о чем плакать? — Попали в генеральши... так прочь поди всякий. Спрашиваете, от чего бывает прелесть при делании молитвы Иисусовой? — Бывает она не от нее, а от образа совершения ее,— именно того, который прописан в «Добротолюбии». Тот образ надо проходить с наставником, знающим то дело, и на глазах его. А кто один возьмется за сие дело, по одному описанию его, тому не миновать прелести. Там описан только один внешний очерк дела, а что при этом добавляется старцем, видящим, для восполнения внутреннего при сем строя, того не видно. Проходящий такое делание без руководителя присущего, естественно, и остается с одним внешним деланием,— строго исполняет, что велено, относительно положения тела, дыхания и смотрения в сердце. Как такого рода приемы, естественно, могут доводить до некоей степени сосредоточения внимания и теплоты; то он, не имея при себе верного определителя, который бы сказал ему, каково достоинство происходящего в нем изменения, приходит к мысли, что это и есть то, что он ищет, то есть что его осенила благодать, тогда как ее тут еще нет,— и начинает мнить, что имеет благодать, не имея ее. Это и есть прелесть, которая затем покривит и все последующее течение его внутренней жизни. Вот почему ныне у старцев видим, что они советуют совсем не браться за такие приемы, по причине опасности от них. Сами по себе они не могут дать ничего благодатного: ибо благодать ничем внешним не вяжется, а нисходит только на внутренний строй. Внутренний достодолжный строй и без них привлечет действо благодати. — Этот строй есть — при молитве Иисусовой ходить в присутствии Божием, возгревать чувства благоговеинства и страха Божия, ни в чем себе не поблажать, всегда и во всем слушать свою совесть и блюсти ее незапятнанною и мирною, и всю жизнь свою — и внутреннюю, и внешнюю — предать в руки Божий. Из сих духовных стихий благодать Божия, в свое время пришедши, слив их воедино, возжигает огнь духовный в сердце, который и служит свидетелем присутствия благодати в сердце. Сим путем трудно попасть в мнение. Но и тут с руководителем лучше, наличным, который бы видел лицо и слышал голос. Ибо сии два открывают, что внутри.

Спрашиваете, что значит домостроительство? — Экономия. Экономия в хозяйстве заботится, чтоб всего было вдоволь. Господь Спаситель, — чрез воплощение, страдания, крестную смерть, воскресение и вознесение, Святого Духа ниспослание и Святой Церкви Своей устроение,—заготовил всего потребного для нашего спасения не только вдоволь, но и с преизбытком. Это заготовление и все заготовленное и называется экономиею, или домостроительством спасения воплощенным. Ищущие спасения в сию экономию обращаются, и все потребное ко спасению получают невозбранно. Кладовая экономии сей есть Святая Церковь; приставники — иереи и архиереи; сосуд для принятия даемого — покаянное и верующее сердце. Приявшие потребное из сей экономии должны принесть плоды — в 30, или в 60, или в 100, всякий по силе своей. Не принесшие никаких плодов осуждаются и в огнь вметаются. Приносятся плоды жизнию по вере и в духе ее.

81. О состоянии охлаждения. Теплота уходит от допущения льгот и послаблений

Пишете, что одичала и состояние охлаждения продолжается. Молитесь усердно и терпеливо ведите установившиеся у вас порядки благочестной жизни. Смилуется Господь и восстановит в вас прежнее благонастроение. Но припоминайте чаще, как все случилось, и все облагайте покаянными чувствами. От чего одичали? От того, что теплота ушла. Теплота каким путем ушла? Путем рассеяния. Рассеяние же откуда? От потери внимания ко Господу. А это от чего? А это от допущения льгот и послаблений. Льготы же и послабления по каким резонам и в каких надеждах допущены? — По чувству, что мы с вами уже довольно потрудились, почему позволительно нам и отдохнуть, — и по той высокоумной уверенности, что если и случится какое расстройство, долго ли нам восставить все в должный чин? Знаем ведь уж все порядки духовной жизни. Припоминайте все это и все обливайте слезами. За последнее присвоение не принадлежащих нам прав и самонадеянность особенно и отступила Божия благодать. Увы и ах! Хорошо, что скоро хватились. Но все же придется потрудиться до поту: ибо Господь не любит поблажать. Своим умом вы не научились ценить как должно внутреннее благонастроение, и тщательно блюсти его, как первое сокровище. Теперь Господь Сам научит вас тому и другому — опытом. Как это первый еще опыт вашей оплошности, или вашего своеволия, то очень возможно, что Господь скоро возвратит вам потерю вашу. — Но всяко — возвратит; только прибегайте к Нему усерднее с сокрушением и верою. Трудитесь. Благослови Господи! Опять у вас выступает обычная ваша философия о непричастности лукавого врага к делам нашим. Говоря: сама виновата, — правду говорите. Как ни будь сильно искушение от врага и как ни очевидно будет, что оно от него,— вина вся все же падает на согрешившего: ибо не склонись он на искушение, — греха и не было бы. Склонение же всегда есть дело произволения.— И вы кругом виноваты; но дело не обошлось без подсказки и подталкивания со стороны врага. Ни одного греха не бывает без его встревания; но это никого не извиняет. И вас не извиняет. Все мысли, какими дошли вы до права дать себе льготу и развлечение, были им внушены и навеяны. Затем им же разжигалась волька — дать себе нагуляться, наговориться и наглядеться досыта. Но вслед всего этого шло добровольное ваше согласие, которое и делает вас во всем вполне виновною. — Бросьте-ка всякое мудрование, а беритесь тщательнее себе внимать, и всякое помышление проводить сквозь огнь молитвы ко Господу Спасителю. Устоит? Добре. Не устоит? И пусть исчезает.

Духовник не наложил на вас эпитимии. Напрасно. Кладите по три поклона земных утром и вечером,— месяц,— с приличными словами: «Господи, прости меня, небрежную, рассеянную, много о себе подумавшую и на себя понадеявшуюся».— Господь увидит смирение ваше и труд, и оставит вам грех ваш, и смилуется над вами.

82. Надежду надо иметь на милость Божию, а не на свои труды. Что есть эпитимия

Еще не возвратилось к вам, что потерялось.— Сожалею о сем вместе с вами. Но не падайте духом. Милостив Господь. Будет возвращено, если смиренно будете искать, не ропща, что скоро не дается, и не теряя надежды. Надежду надо иметь на милость Божию, а не на свои труды. Трудиться надо до упаду; а надежду полагать все же надо в единой милости Божией. Хоть на волосок опереться надеждою на чем-либо своем есть уже уклонение от правого пути, и вместе препона и задержка к получению искомого. Если вы уединились с тою мыслию, что вот возьмусь за поклоны, за чтение, за ночные стояния, — и все воротится; то Господь нарочно подолже не даст просимого, пока не испарится надежда на свои труды, чтоб опытом научить вас, что дарования Его не зависят от трудов ваших, хотя и без них ничего не получите, но чем более и усерднее будете трудиться, тем скорее возвращено будет вам желаемое — потерянное. Трудиться надо без присвоения себе чего-либо по поводу трудов. Из опыта сего извольте теперь сделать заключение, что есть эпитимия. Кто кается, тот приемлется в милость Божию; но дары милости не тотчас даются, а спустя иногда довольно долгое время. Это продление невозвращения даров милости и есть Божия эпитимия. Ее несут все грешащие большими или малыми грехами. Срока сей эпитимии Господь не объявляет, а держит его в Своем секрете. От того милость или чувство помилования всегда возвращается внезапно,— и бывает тогда в душе праздник. Эпитимия от духовника дается для сокращения срока Божией эпитимии. Она показывает добровольное принятие на себя покаянных трудов, напрягает сознание своей виновности и преклоняет Бога на милость, или делает душу более способною принять сию милость.

Видите теперь, какой нежный цветок внутренняя духовная теплота. Се воистину — noli me tangere,— не тронь меня. Увидев же это, полагайте намерение блюсти ее прочее со всею бдительностию, когда Господу угодно будет возвратить ее вам. Теперь это трудно, а если в другой раз оплошаете, еще труднее будет. Блюдите убо како опасно ходите (Еф. 5, 15).

Вы поминаете об отчестве духовном. Но не забывайте, что един есть Отец всех, Иже на небесах. Поминаете также об учительстве духовном. Но не выпускайте из мысли и того, что один у нас Учитель — Христос Господь. И никто еще не был научаем спасению как следует помимо Его. Это не так надо понимать, что Он учит чрез посредство других. Нет, Он непосредственно учит спасению всякую душу спасающуюся. Но и то истинно, что при всем том поучаться надо и в Писании Божием, и в писаниях отеческих, и слушать уроки от других братии и сестер. Только все это начатки, подготовления. В душе печатлеет истины в истинном их виде всегда Господь. Извольте же сие затвердить, и так о сем рассуждать.

83. О наказательном и научительном отступлении благодати. Нам ко кресту Господню надо привиться

Два письма. В одном написано: все воротилось, а в другом: нет, все по-старому, ничего не ворочено. — Это значит, что милость Божия скоро совсем воротится, и дала о сем весть; подошла и опять отошла. Облекитесь же в благодушие и благонадежие, и предайте себя в руки Господа. Его мы рабы, Им куплены, и Им блюдемся. Уж Он знает, как что сделать для нас наиполезнейшим образом. Вы проходите теперь статью научения Его самую нужную. Внимайте убо.— А что вы приписали: верно, я отвержена, — это совсем неверно.

Я, кажется, уже писал вам, и еще повторю, что претерпеваемое вами отступление благодати не есть наказательное, а научительное. В наказательном — благодать совсем отступает; а в на-учительном она только скрывается, хотя присуща: потребной помощи не лишает, а утешения свои отнимает, или не подает. — Вот это и есть у вас. Для вас Господь почел нужным так сделать. Но смилуется и опять начнет милостиво подавать вам утешения. Утешения не существенно необходимы. Существенно необходима помощь; а она видимо при вас. Потерпите еще немного, воротится и утешение.

Тяжело, говорите. — Иначе-то как же? Нам ко кресту Господню надо привиться. А ко кресту как привиться? Крестом же, — или тяжелою, как крест Его, скорбностию. Труды ваши тоже суть прискорбности; но как прежде утешения благодати отнимали у них тяжесть и прискорбность, чувство чего потребно для привития ко кресту Господню, то теперь и дается вам это восчувствовать чрез отступление благодати. Крест и прежде на вас был, но вы не чувствовали его, как будто он несен был за вас чужою рукою. Теперь же ему оставлено лежать на вас всею своею тяжестию,— он взвален на вас одних.— И пришлось кряхтеть. Кряхтеть кряхтите; но все же несите благодушно. Господь близ — и помогает. Еще немножко,— Он и утешение возвратит.

Доискиваетесь, отчего дело восстания идет так долго.— Вот я вам сказал: оттого, что это потребно для вашего воспитания духовного. Но ищите. Может быть, и еще что найдете смирительного свойства. Не помечтали ль когда: вот нашла дорогу,— объятия Отчи чувствую,— много при этом приписывая своим трудам и лишениям. Как это неправо, ибо утешения благодатные ни от чего внешнего не зависят, а всегда суть плод милости и благоволения Господня,— то и дается вам теперь вразумление и урок: ну-ка, попробуй, возьми утешения благодати своими трудами. Оттого трудитесь, а плода не видно. Дается вам этим уразуметь, что не в трудах сила. И чтоб вы тверже заучили сей урок,— преподание его длится так долго.— Я уже поминал вам, что, может быть, когда рассеялись, подумали: ну немножко поутешусь, дам себе волю, а там опять за дело; мне ведь стоит только взяться, и все пойдет добре, со всеми радостями жизни о Господе. Как, таким образом, вы слишком много приписали своим силам, то Господь, отняв Свои утешения, и дает вам теперь увидеть, как у вас идет дело, когда взялись сами одни. Что же видите? — Все силы напрягли, а все не то. Твердите же этот урок, что без Господа все ни во что. Если что из сказанного сознаете за собою, кайтесь и вперед задумывайте, — никак не позволять себе думать так. Предайте себя всецело Господу, изъявляя готовность — благодушно и радостно принимать все, что благоугодно будет Ему послать вам, и внешно и внутренно.

Иные речи мои к вам кажутся тяжелыми. Но у меня никогда не бывает намерения как-нибудь отяжелить вашу ношу. Пишу все в предостережение, чтоб вы внимательнее к себе присматривались, нет ли того или другого. Коли нет, и дела нет. Слова мои пусть мимоидут. А иногда, может быть, и окажется нечто. Тогда, конечно, они будут уже не на ветер. Мне очень желательно, чтоб у вас все шло гладко и сладко, а главное — чтоб было прочно,— не на час, а навсегда. Помехою сему бывает, если укроется в сердце что-либо не по Богу, не Божие. Я и хочу помочь вам открыть сию вещь и вытеснить вон. Смотрите, толкую, в вас сидит барыня,— личность, совсем не подходящая к избранной вами жизни. Вы говорите: она уж ушла. Я сомневаюсь в этом. Она так изворотлива и так умеет прикрываться, что вам и невдогадку. — Присматривайтесь хорошенько: очки приберите,— бинокль приладьте.

84. О домашней молитве. О приходе во время молитвы решений вопросов жизни духовной. О самоукорении и самооправдании. Об огне искушений. О тяготении жизнью

Домашнее правило ваше, что исполняете кроме церковных служб, я знаю. Оно хорошо особенно тем, что много дает простора своей молитве, умовой и сердечной, к Господу и святым Его. Чем больше этого в домашней молитве, тем лучше. В церкви по необходимости положены молитвы читаемые; но и там дается место и руководство своеличной молитве. Такое значение имеют эктении. Диакон или священник возглашает: о том-то и о том-то помолимся, или того-то и того-то попросим у Господа. В ответ на это всякий же своим умом или сердцем составляет в себе молитву к Богу, соответственно приглашению. Поющие, собирая воедино все молитвы, породившиеся в душах присущих в храме, возглашают: «Господи помилуй! Подай Господи!» — Как эктениями перемежается всякая церковная служба, то в церкви попеременно идут от верующих то готовые молитвы, со вниманием выслушиваемые, то свои собственные. Но все же в церкви более читаемых молитв, чем своих. А в домашней молитве уместно иметь более своих, ум-носердечных молений. У вас так и есть. И добре. Можете еще увеличить число своих и сократить число читаемых молитв,— или по временам так делать. Впрочем, и читаемая молитва, с мыс-лию и чувством возносимая, есть то же, что своя. Заметьте еще, что не должно пристращаться к молитвенным правилам, а относиться к ним с полною свободою. Лучше их изменять в частях или совсем новые составлять, из опасения, как бы молитва не обратилась в форму.

Пишете, что иногда во время молитвы сами собою незнать откуда приходят решения занимающих душу вопросов жизни духовной. Се добре! Я, кажется, вам об этом уже писал. Это есть настоящее христианское научение истине Божией. Тут исполняется обетование: Будут все научены Богом (Ин. 6, 45). Так это и бывает. Перстом Божиим пишутся истины в сердце,— и остаются уже неизгладимыми и никакому колебанию не подлежат. Не извольте оставлять без внимания таких начертаний истины Божией, а записывайте их.

Спрашиваете, что есть самоукорение? Есть то, чтоб, когда бывает что неладно или с людьми, или у себя дома, говорить: сама виновата, и чувствовать так. Противоположно ему самооправдание, — когда не хотят сознать себя виноватыми, зная в себе, что виноваты. Прочтите о сем у аввы Дорофея.

Еще спрашиваете: что означает вавилонская пещь? — Как — что означает? — Ведь это не притча, а событие. Почему то и означает, что она есть. Разожгли пещь и ввергли в нее отроков, чтоб сгорели; но Бог спас их.— Применительно же к духовной жизни отсюда можно выводить разные назидательные мысли и уроки. Вот вам одна. Вавилонская пещь есть образ искушений, коими Бог искушает Своих святых для их блага и совершенства. Как кирпич гожим в дело становится, когда его обожгут; так и праведников Своих Бог делает гожими для вложения их в здание Царства Своего, тем, что вводит их в пещь искушений, где они перегорают во всем своем составе, причем все худое сгорает, а доброе очищается и светлеет. Сила, переносящая огнь искушений, есть другой огнь,— огнь любви к Богу, который, бывая сильнее всякого внешнего огня искушений, не дает чувствовать его жжения.

«Устала жить!» — Это что такое? — Божие создание, Богом хранимое и ведомое ко спасению, как может тяготиться жизнию, коей конец Царство Небесное с неизреченными благами? Это у вас, должно быть, вырвалось случайно как. Пусть непросторно и нелегко вам живется; но посматривайте на конец сего тесного пути,— и забудете чувствовать тесноту и тяготу его. А утешения, какие, в залог будущих, подаются еще здесь, разве не сильны испарять такие чувства? — Отняты у вас ныне такие утешения. Но вот потерпите еще немного и опять заликуете. Напишите в сердце обетование, что ничто на сем пути претерпеваемое не пропадает даром. Тогда и усталости чувствовать не возможете, как не может чувствовать ее собирающий Маргариты (жемчужины. — Ред.), когда они попадаются, что ни шаг. Если вы сердцем так почувствовали, как сказали, то тут слышится грешный ропот. Извольте исповедать грех сей Господу на духу.

85. Пред Богом следует держать себя в крайнем благоговеинстве. Об опасности мечтательных гаданий в духовной жизни

Всё письмо ваше свидетельствует об обрадованном состоянии души вашей. Радуетесь милости Божией к вам, но вместе и страшитесь. Выходит, вы опытом изучили ту истину, что работать Господу подобает со страхом и радоваться Ему с трепетом. То и другое надо держать, и неразлучно, чтоб как радости не допустить до «спустя рукава», так и страха — до подавления всякой отрады. Следует держать себя в крайнем благоговеинстве пред Богом, яко Отцем многомилостивым и многопопечительным о нас, но вместе и строгим без малейшей поблажки.

Страх, не ушло бы опять все, теперь у вас в порядке вещей. По его действию изъявляете желание и готовность на средства, как бы уберечь. Но не думаете ли вы сами — одни в этом успеть? За одно это думание может быть опять взято все. Напрягайтесь всячески уберечь; но самое убережение предайте в руки Господу. Не будете трудиться,— Господь не станет за вас беречь. Обопретесь надеждою на свои усилия и труды, — Господь отступит, как сочтенный вами ненужным, — и опять вас встретит та же беда. Трудитесь до упада, напрягайте силы до последней степени; но самого дела убережения все-таки ожидайте от одного Господа. Ни того ни другого не должно ослаблять, ни труда и усилия, ни упования на единого Господа. Одно другое пусть подкрепляет,— и из обоих сложится крепкая ограда.

Господь всегда хочет нам всего самого спасительного, и готов даровать его нам во всякое время, ожидает только нашей готовности или способности — принять. Почему вопрос: как умудриться, чтоб сохранить, обращается в другой: как умудриться, чтоб содержать себя в готовности всегда принимать готовую внити в нас охранительную силу от Господа? А это как? Сознать себя пустою, ничего не содержащею, пустым сосудом; к сему присоединить сознание бессилия — самой наполнить пустоту сию, увенчать сие уверенностию, что сделать сие может только Господь, и не только может, но и хощет, и знает как; и затем, стоя умом в сердце, вопиять: «Ими-же веси судьбами благоустрой меня, Господи», с непоколебимым упованием, что и благоустроит, не даст в смятение ног ваших.

Вы в восхищении от возвратившегося утешительного благонастроения. Этому естественно быть. Но поостерегитесь при этом пускаться в мечтательные гадания. «А! так вот оно! вот оно в чем и как, а я не знала».— Это вражий помысл, оставляющий за собою пустоту или вводящий в нее. Все надо одно твердить: «Слава Тебе, Господи!» — прибавляя: «Боже, милостив буди!» — Если остановитесь на таком помысле, то к нему тотчас приплетутся воспоминания, как трудились и бились, что делали и чего удалялись, при каких ваших положениях благонастроение показывалось и отходило, при каких осталось и установилось. И затем последует решение: так — я всегда так буду делать. И впадете вы в мечтательное самомнение, что наконец секрет духовного благонастроения открыт, — и в ваших руках. — В следующую же молитву обличится вся лживость подобных мечтаний, — молитва будет пуста, не тверда и малоутешительна. Утешение будет только от воспоминаний о предыдущем добром состоянии, а не от обладания им. И придется вздохнуть и осудить себя. — А если не умудрится на это душа,— то лживое настроение продлится,— и благодать опять отстранится. Ибо такое мечтательное настроение показывает, что душа опять оперлась на свои труды, а не на милость Божию. Благодать всегда благодать, и ни к какому труду не привязана. Кто привязывает ее к труду, тот за это самое может лишиться ее.— Затвердите это хорошенько. Научительные отступления благодати направлены именно к тому, чтоб пособить затвердить сей спасительный урок.

86. Примеры записывания добрых мыслей, приходящих во время богомыслия и молитвы, числом 162

Писал я вам не раз, чтоб вы записывали в особую тетрадь мысли, приходящие во время молитвы или и кроме ее, — такие мысли, которые, пришедши, не скоро отходят, а долго занимают ум и сердце и своим образом благоустрояют душу. Чтоб побудить вас к усердному в сем роде занятию и дать образец, посылаю вам тетрадь, в которую один человек записывал иногда подобные мысли. Посмотрите, как это делается,— и себе также делайте.

1) Сердце — губка, полная разных жидкостей. Пожми — и потечет. Нажим сердца — впечатления и обстоятельства текущей жизни, которые вызывают из сердца то доброе, то худое, судя по тому, что содержит та часть его, на которую сделан нажим. Внимай. Это может привесть к хорошему познанию себя.

2) Бывает, что иной куда ни ткнется, все его чуждаются. Это образ встревоженной совести, которая к Богу ли обратится, видит Его отвращающим лице; к Ангелам ли и святым, — и те смотреть на него не хотят; к людям ли, вместе живущим,— и те кажутся презрительно относящимися; к себе ли, — ив себе не видит ничего, на чем бы можно было с утешением остановиться.— И это здесь еще. Что же будет там?! Почаще держи это в мысли.

3) Испытывал ли ты обманутую надежду? Увы, как она поразительна! — Ее испытали девы юродивые. Чаяли встретить Жениха, — и не удалось. И это бы не так еще тяжело. Можно б было утешаться надеждою еще как-либо увидеть Его. Но то беда, что Сам Жених отверг их однажды навсегда. — Девы эти не были порочны; но чего-то очень нужного недоставало в них.— Чего же? — Об этом стоит подумать теперь, и заранее восполнить недостающее, чтоб нам и себе не испытать такой же участи.

4) В школах на экзаменах бывает иногда, что об ином все думают, что он знает предмет; а когда вызовут, — ни слова, — и получает нуль. Смотри, как бы и тебе не пострадать того же, когда позовут на экзамен туда, откуда нет возврата. Здесь еще дело поправимо, а там уж нельзя будет его поправить.

5) Грозит ли беда отвержения? — Да. Ибо вот сатана отвержен же. — И тебе не на чем основать привилегию неотвержения, когда обременен грехами. Как же быть? Надо исправиться, и вопиять о помиловании с безотступством, как вдовица к судии.

6) По грехам, ты — головня обгорелая; труп раздувшийся, посиневший и преисполненный смрада; тьма тьмущая, в коей и зги не видно.

7) Господь на кресте. Стань пред Ним мысленно — и подумай, каким взором сретил бы тебя Господь со креста? Побудь подолее в этом положении, и совесть твоя внятно скажет тебе о сем.

8) Об древнем Израиле сказано: Уты, утолсте, расшире, и — забы Бога (Втор. 32, 15). То же идет и к чадам нового Израиля,— когда они, удовольствовавшись тем, что имеют, предаются беспечности и нерадению об угождении Богу. Сыты и почивают.

9) На чем опираешься надеждою, то и бог для тебя. Если — на имении, то имение тебе — бог; если на власти,— власть твой бог; если на другом чем,— то другое есть тебе бог. Когда истинный Бог восхощет обратить кого к Себе, то прежде разрушает ложных богов, чтоб, испытав их ненадежность, ты — скорее и искреннее обратился к Нему.

10) В житейском быту бывает так, что иного слугу, провинившегося и прогнанного, опять хозяева принимают, когда сознается в вине и пообещает быть исправным. Принимают, если и во второй раз провинится, склоняясь на его умоления и обещания. Принимают и в третий, и в четвертый раз... и столько, насколько достанет терпения и снисхождения. Но если слуга все попадается в тех же неисправностях, они наконец говорят ему: ступай и вперед уж не приходи; и затем, сколько бы он ни умолял их, не слушают его, говоря: уж мы изверились в тебе.— Невозможно ли тому же случиться и с грешником, который многократно возвращался на те же грехи, и все еще не перестает возвращаться? — Пусть подумает об этом виновный в таких падениях.

11) Бывает, что иному поручают управление имением. А он верхогляд; все планы строит, делает и переделывает, не соображаясь с нуждами и потребностями хозяйства, а по своим фантазиям, — хлопочет много, а толку нет, и имение скоро расстраивается. То же случается и в нравственном порядке, когда кто страдает парением ума: и не худ он, и делает дела, а толку нет: все не к цели, а так сплеча, на ветер.

12) Куда пробрался неимевший-то одеяния брачна?! Уж и за стол сел. А конец каков?! — Связавше ему руце и нозе... вверзите во тьму кромешнюю (Мф. 22, 13). О сем почаще надо подумывать тем, кои мнятся быти что.

13) Иное изделие ходит по рукам, и все хвалят. Но знаток дела, только взглянет, как видит фальшь,— по ошибке ли допущена она, или по неумению, или намеренно. То же бывает и в нравственном отношении: иные дела сходят за очень добрые и похвальные, иные лица слывут за святых. Но знаток сразу и дело разберет, и лицо распознает с нескольких слов.

14) Помяни, откуду ниспал ecu,— слышится в совести того, кто взялся за дело спасения, как должно, — и преуспел в нем несколько; но потом рассеялся и возвратился на прежние дела, или еще худшие.— Как это горько?!

15) Когда возвратившийся на путь покаяния начнет трудиться над собою; тогда, видя, как все у него будто из рук валится, по причине крайнего расстройства сил и упорства дурных привычек, невольно взывает: «Имиже веси судьбами, спаси мя Господи».

16) Что есть дух под властию души и тела,— и что есть душа и тело под властию духа? — Об этом пусть всяк рассудит по себе. Восход из области плотской к духу представляют — святая Пелагия, святая Мария Египетская, святая Таисия, святой Моисей Мурин, святой Давид и подобные.

17) Дело крайней важности творится в мире, человечестве и каждом человеке, под действием воплощенного домостроительства в Господе Иисусе Христе. В движение событий в сем направлении введены и мы всеправящею десницею Божиею. Потому нельзя шутить не только жизнию вообще, но и всяким делом, помня, куда оно должно быть направляемо. И времени ни одной минуты не должны тратить попусту. В растении, например, и в теле животном ни один момент не проходит так, чтоб там не совершилось, и вообще и в частности в каждой частичке, что требуется для жизни. Но там творится это бессознательно и непроизвольно; а разумная тварь должна то же самое делать в нравственно-религиозном порядке самодеятельно, сознательно и самоначинательно.

18) Человек деловой душевно — ученый, практикующий по какой-либо части, художник — все божеское приносит в жертву делам своим, всегда отодвигая его на задний план, именно — молитву, богомыслие, дела благочестия; и упованием своим опирается он на своих делах и силах.

19) Грешащему,— поелику всякий грех уже осужден, — следовало бы так себя чувствовать, как чувствует осужденник, о котором смертный приговор уже произнесен,— и остается только несколько минут до исполнения его. Вот-вот отворится дверь, и войдут исполнители казни.

20) Действу благодати Святого Духа предшествует прощение грехов с очищением сердца от страстей, — прощению и очищению предшествует возненавидение всего греховного, — а сему воз-ненавидению — чувство осужденности и отвержения Божия. Это последнее приходит, когда пробудится совесть под действием страха Божия и начнет перебирать все срамоты и неправости жизни. Главное — пробуждение страха Божия и совести. Это стихии нашего духа. Оживают они действием благодати предваряющей.

21) Патриарх Иаков за Лию работал семь лет, и за Рахиль семь лет. Лия — образ деятельной жизни (деяния), а Рахиль -- созерцательной (разума). То и другое, выходит, достается трудом,— то есть и деяние, и разум.

22) Человек, которому оказывают невнимание и холодность, негодует и раздражается.Что же Бог, везде сый?! — А мы ведь не можем похвалиться всегдашним к Нему вниманием и теплым сердечным отношением.

23) Кто на месте, у того установившаяся жизнь течет спокойно. Но случись потерять ему свое место,— и пошла во всем неурядица. Есть свое место и в духовной жизни. Кто держится на нем, у того все спокойно внутри; а кто сдвигается с него, у того тотчас начинается внутри неурядица, страшнейшая и пагубнейшая всякой внешней неурядицы.

24) Кто держит себя как должно, тот трудится, себя не жалея, себе внимает и возгревает в сердце религиозные чувства. Как только начнет он оттягивать от трудов по богоугождению, тотчас за сим следует блуждание мыслей и охлаждение сердца. Если не остановится, то быстро ниспадет в нерадение и беспечность, нечувствие и рассеянность. Это паралич душевный,— или погружение души в смерть.

25) Бывают и внутренние наказания от Бога. Это отъятие духовных чувств. Случается так, когда сердце вкусит что-либо страстное, имевши возможность избежать сего. Тогда оно становится неспособным к приятию духовных чувств, — и будет таким, пока не испарится всякий след страстного приражения.

26) Есть помысл — миродержитель. Забыв себя, душа начинает все в мире передвигать и перестраивать по-своему,— и вещи, и лица, и события. Враг посаждает ее на кресло, и строит из нее обезьяну мироправительства. Бывает ли что смешнее этого уродства?!

27) Во время молитвы враг обычнее всего приводит на ум какие-либо дела, будто крайне нужные, а потом и от этих дел отводит и заводит незнать куда. Надобно поселить в сердце убеждение и решение, — Бога предпочитать всему, по крайней мере во время молитвы. Ему и все время должно принадлежать. Но будем Ему нераздельно посвящать хоть это недолгое время молитвы. Этого, однако ж, мало. Надо добиться того, чтоб непрестанно ходить пред Богом, со страхом и благоговеинством. Ибо Он везде есть и во всем Своем величии.

28) Помазание дверей кровию пасхального агнца было символом для нас. Что же оно означает? Означает таинственное помазание душ наших кровию Господа Спасителя во святом крещении. Надо молиться, чтобы кровь сия проникла всюду в нас, и все собою запечатлела, и в духе, и в душе, и в теле. И будет она безмолвною ходатайцею за нас на суде, имеющем решить на жизнь или смерть — вечные.

29) Молитва бывает умовая или мысленная, и бывает молитва сердечная, молитва чувства. Первая одна никогда не бывает чистою и невозмутимою. Только чувство может сообщить молитве сии качества, когда сердце исполнено бывает каким-либо религиозным чувством. Это Бог дает; но и самим надо стараться вводить сердце в такие чувства, особенно пред молитвою. Молитва подогреет сие чувство,— и сама может пройти исправно.

30) В производстве покаяния скорбное жаление, что грехами оскорбляем Бога, дает более прочное решение не грешить, нежели как сожаление, что грехами себя губим, хоть и это уместно при раскаянии и обращении.

31) Кто не испытывает действ благодати Святого Духа в сердце, того спасение под сомнением. Ибо такое состояние может зависеть и от того, что совсем ничего нет в душе. Но обычно Дух Святой не скоро показывает въявь действия Своей благодати,— из опасения, как бы человек сам с глаз не съел это добро.

32) Разрешение от грехов два — таинственное и бытевое (как бы физическое). В первом разрешается совесть,— и человек радостно чувствует себя разрешенным от всякого осуждения за грехи; во втором разрешается естество от всех вяжущих его страстей. К сему последнему ведут подвиги самоумерщвления и труды добродела-ния и молитв. И это эпитимия,— Божия (физическая), хотя бы священник и не налагал церковной; но если наложит ее, то с нею скорее кончается и Божия эпитимия. К этому же разрешению способствуют дойти усопшим молитвы о них Церкви, и благотворения — за них.

33) Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог (Пс. 45, 11). Упраздниться значит изгнать из души все такое, что могло бы заслонить собою лице Бога, зримого умом с соответственными тому чувствами,— что отклоняет внимание и чувство от Бога. Но как упраздниться сим образом при делах? — Расположись исполнять их, как поручения Божии, а не как свои начинания, или что-либо совне навязываемое.

34) Враг непрестанно около нас хлопочет. Первое его дело — занять чем-либо второстепенным, хоть не худым, и отвлечь от главного — единого на потребу. Когда успеет в этом, тогда начинает подбрасывать и дурное, и мало-помалу доводит до мыслей и чувств дурных...

35) Вообрази царя в его приемной. Нашло много лиц разного рода с целию просить — кто о чем. Но вместо того чтоб обратиться к царю с прошениями, иные из них в окно смотрят, другие сор собирают, те любуются на украшения залы, эти ссорятся. Шум. На царя никто почти и не смотрит. Таковы бывают и наши церковные собрания и домашние молитвы. А все жалуемся, что не услышаны молитвы?!

36) Бог строит Свой град духовный на небе. Материалы заготовляются здесь, на земле, в Церкви Божией, из душ человеческих. Годность их оказывается по смерти. Гожие помещаются в здание в соответственном месте; негожие бросаемы бывают в свое место.

37) Как Бога представлять? На небе, в себе или еще как? — Никак. Приобрести навык стоять в убеждении, что Бог везде есть и, следовательно, в тебе, и видит все твои сокровенности, и в сем убеждении держи себя благоговейно пред невидимым Богом, без всяких Его воображений. Но молись, чтоб Бог Сам научил тебя сему.

38) Внутреннего человека Бог созидает. Но Бог начинает действовать внутри, когда человек сознает себя совершенно ничем по всем частям, и предаст себя всецело в руки Божий, вседетель-ству Божию.

39) Все в Господе Спасителе. Он умилостивляет Отца и Духа Святого посылает. Совершив домостроительство спасения, Он стал Владыкою нашим, — и мы Его рабы, купленные кровию Его. Чувствуешь ли ты это?

40) Когда слышишь, что про иного говорят: сыт, развалился и дрыхнет, — не забудь подумать, что это образ твоей беспечности от самодовольства.

41) Молитва бывает то так, как говорят: привязался, за уши не оттянешь. А то так: за повод тяни, не притянешь.

42) Слышишь, что об ином говорят: зазнался. Смотри, не сказали б так Ангелы Божий о тебе, судя по тому, как ты себя держишь в отношении к Богу в молитве. Не стал ли ты иметь Его запанибрата?

Царь земный, как ни будь милостив и снисходителен, не может сносить запанибратства, и зазнающимся пресекает доступ к себе. А Царь Небесный, думаешь, будет поблажничать?

43) Покой плоти губит все доброе, трудом добытое. Это похоже на то, как если б хозяин сам своими руками обламывал прекрасное дерево, возращенное с большим старанием.

44) Сердце — яма змей. Змеи — страсти. Их бездна: плотоугодие — есть, пить, спать вдоволь; ничегонеделание, леность; любоимание, любове-щие, скупость, корыстность, опора на имении; самость, гордость, тщеславие, человекоугодие, за-знавательность; гнев, ненависть, зависть, злорадство; многозаботливость, рассеяние и проч. и проч. Как быть? Какая высунется, бей по голове. Молот — безжалостность к себе.

45) Некто из старцев написал: я похож на коня, который пасется без хозяина; кто ни вздумает, садится и ездит; лишь только слезет один, наездившись, как садится другой и то же делает, — и так далее. Это говорил он о блуждании туда и сюда помыслами. Посредством их враг ездит на нас. Надо прибавить, что то же делает он и посредством многоделия и многозаботливо-сти в парительной зазнавательности.

46) Покаявшийся сначала грехи только свои видит; но когда внутреннее нестроение несколько уляжется, начинает видеть под грехами страсти, облежащие душу. Прежде вопиял: «Боже милостив буди мне грешному»; а тут, кроме того, прибавляет: «Боже очисти мя грешного», или: «Исцели душу мою».

47) Благовещению и воплощению соответствует в нас начало взыскания спасения и приятие благодати, полагающей семя новой жизни; а рождеству соответствует образование внутреннего нового человека.

48) Воистину сидим во тьме; и это не тогда только, когда нерадиво живем, но и когда начинаем радеть о спасении. Заметить это и почувствовать дает жизнь; а додуматься до сего

нельзя.

49) Слышишь, как про иного говорят: куда затесался? Это очень прилично повторять себе, когда набредут помыслы высокоумия.

50) Сначала покаянные чувства бывают более из самосохранения,— что погиб; потом они переходят в скорбь по причине оскорбления Бога. Это, надо полагать, пойдет уже на всю жизнь.

51) Дела — долг неотложный. Их не следует уничижать: они ценны. Но основывать на них спасение нельзя. Это не их дело, а дело благодати Божией, и как спасающей милости, и как силы во спасение.

52) Что — дом нежилой? — Пусто, затхло, бесприютно. Такова душа не кающаяся и страха Божия не имеющая.

53) Бог, создавши мир, благоустрояет его и ведет к последней цели. Всякая тварь — орудие. Но несвободные твари суть покорные орудия; а свободные — упорничают. Они и замедляют приведение мира к цели. Так как без их исправности цель сия достигнута быть не может; то теперь все благопопечение Божие обращено на то, чтоб поставлять и держать на должном пути разумные твари. В основе сего попечения лежит воплощенное домостроительство. — И сие есть, что сказал Господь: Отец Мой доселе делает, и Аз делаю (Ин. 5, 17).

54) Душу некающуюся враг делает помойною ямою, в которую он бросает всякую дрянь.

55) Видал, как иногда окружит человека стая псов? Бедный только повертывается, отбиваясь чем попало. Но подбежит к нему кто посильней,— и стая разбегается. То же случается с покаявшимся и идущим путем самоисправления. Враг иногда возбуждает в нем стаю страстей, которые, как с цепи сорвавшиеся псы, то та, то другая, начинают рвать его. И только помощь свыше рассеявает сию стаю.

56) Если замечаешь следы страстных движений, дел же по ним не имеешь; то не мечтай много о себе. Нет дел, может быть, потому только, что случаев к ним нет. Явись случаи, и ты окажешься чувственнее турка, злее башибузука, корыстнее жида.

57) Сначала труды покаяния, как ни будь сильны, кажутся ничем; но потом, когда совесть насытится, они могут показаться за нечто. Не надо допускать до этого.

58) Отпущение грехов таинственное бывает тотчас по исповеди, в момент разрешения священнического; а — отпущение следов их из естества совершается по трудах покаяния. Умершие, не достигшие сего в жизни, доходят до сего там — молитвами Святой Церкви.

59) Снизу к сердцу подходящий и покушающийся все его захватить дух туги и томления — не доброго есть свойства. Отревать его надо. Эта туга неопределенна; доброе же скорбение всегда имеет определенно предметом грехи свои и свое не достоинство.

60) Бывает, что внешно служба идет исправно, а по-внутреннему она очень неисправна. Бывает и служащий, который внешно состоит в порядке, а внутренно есть, как расстриженный.

61) Духовную жизнь, кажется, лучше бы называть внутреннею. Это и понятнее, и объятнее, и точнее.

62) Не грех только плотской, но всякое уго-дие плоти, в пище, питии, сне, покое, положении, или пресекает духовные движения, или умаляет силу их напряжения.

63) С заботою не приходи к молитве; иначе молитвование твое не будет молитва. Умение отрезывать заботу вымоли всякий сам себе. Ею враг бросает туда и сюда души, как пшеницу в решете.

64) Без заботы душа — как на молитву, так к Господу. А с нею — и молитва ею полна, и по молитве все она.

65) Чуждоприсвоение духовное (себе приписывание успехов) является в разных видах, и бывает причиною научительного отступления благодати. Отсюда окаменение, забвение, омрачение, потеря энергии. Средство против него — все как от руки Божией принимать, с благодарностию, как дар, и жить всегда в предании себя Богу, всего чая свыше.

66) Добрые мысли, внезапно посещающие и проходящие душу, бывают от Господа или от Ангела Хранителя. Они упорядочивают все внутри, освещают как внутреннее, так и внешнее, и поставляют в обрадованное состояние. Вражьи же помыслы и не худые производят смятение и омрачение, сопровождаясь самодовольством, а худые приносят с собою всегда бурю страстных движений, более или менее сильных и разрушительных.

67) Во внутренней жизни — свои уставы и законы, свои исправности и неисправности, свои награды и наказания, кои не соображаются со внешними, а идут своим чередом. Вне одно положение, а внутри другое.

68) По покаянии и трудах очищения, совесть по временам перебирает все нагрешенное в жизни, — и судит. Се суд прежде оного. Это очень смирительно. — К этому и враг иногда подделывается; только он приводит на память одни дела, по человеческому суду не добрые, дела неразумия и оплошности, тех же, коими оскорблен Бог, он не касается. Суд совестный,— можно сказать, благодатный, оживляет раскаяние и сокрушение уповательное, отрадою помилования растворяемое; а этот, вражий, наводит безотрадную и тяжелую тугу.

69) От чего душа бывает пуста? От того, что вышел Посетитель душ, по какой-либо ее вине и для какого-либо научения. Может быть, бывает и естественная пауза,— отдых всех сил, которые, как тварные, не могут держать себя в постоянном напряжении без истощания и отдыха.

70) Стадии уклонения от единого на потребу,— или ниспадения из духа: 1) увлечение каким-либо делом,— изучением чего-либо, рукоделием или художничеством каким, каким-либо предприятием; 2) вследствие того — льгота в трудах по делу спасения,— в молитвах, в бдении, посте, уединении и проч.; 3) от этого внимание к себе слабеет, и внутренний строй разоряется,— что дает врагу доступ сеять недобрые мысли и возбуждать страстные движения; 4) от этого не далеко склонение на страсть,— и грех.

71) Надо совмещать в себе чувство погибающего и спасаемого. Тут только истина.

72) Два способа очищения сердца — деяние и созерцание. Они начинаются вместе, в истинно шествующем, и идут рука об руку; но вначале деяние идет впереди, а потом опереживает его созерцание, под конец же и совсем поглощает его.

73) В период очищения, напраслины и беды Бог не только попускает, но и наводит, как действенные средства очищения. Последние особенно плодотворны; потому что вслед за ними посылается в душу и особая сила к перенесению их. Искушаемый может, однако ж, погрешить и в этом, как и в первом случае. — Зри.

74) Что неправо в нас есть и бывает, это указывают сначала заповеди и требования совести, потом мирное устроение сердца, а наконец око Божие в сердце.

75) В созидании спасения фундамент побольше углуби. Фундамент сей есть такое чувство неотходное: слеп, наг, прокажен, расслаблен.

76) Встречи с людьми устрояет Бог для того, чтоб мы передавали друг другу сущее в нас от Бога добро, и взаимно друг друга богатили. Враг же подстревает и всячески хлопочет, как бы эти встречи сделать не бесполезными только, но и вредными. Внемли!

77) Враг, искушая, применяется к характерам людей: с умовыми поступает так, с деловыми иначе, с сердечными еще иначе. И не всегда зло внушает; но довольствуется, если успеет занять внимание пустяками. Ему — лишь бы отвлечь от главного, единого на потребу, и время сгубить. Все — его выгода.

78) Внутри строй помышлений о главном разнится по временам; но существо дела должно оставаться неизменным, именно: грешен я и достоин осуждения и казни; но не отчаяваюсь в спасении ради крестной смерти Господа Спасителя.

79) Взявшись за труды покаянные и не видя успеха, не робей. Все ищи и ищи, — опираясь надеждою на обетования Божий. Ты только что отстал от одного берега, другой же совсем еще не виден. Работай сильнее веслами (средствами покаянными, подвижническими),— и берег покажется. Тогда уже веселей тебе будет работать. Стоит тебе только сподобиться хоть единой очевидной помощи,— и это будет узрением другого берега. Тогда уже беспокойству за успех дела места не будет,— разве только разленишься. Но в этом кто, кроме тебя, виноват будет?

80) Устрой у входа сердца шлагбаум и приставь к нему строгую стражу. Всякого подходящего,— помысл, чувства, желание,— спрашивай: свой или чужой. Чужих гони без жалости — и будь неумолим.

81) Душевный человек делает,— ибо приятно, полезно, необходимо; а духовный,— потому что долг, добродетель, Богу угодно. И в духовной жизни есть приятное, полезное и необходимое душевного ранга; но они здесь подчинены законам духа жизни о Христе Иисусе.

82) Внешняя исправность без внутреннего самоисправления есть то же, что раны залечены, а худосочие, от коего раны, оставлено; или что дом гнилой, заштукатуренный и раскрашенный.

83) Бог Отец, по благоволению Своему, призывает нас грешных к Сыну Своему единородному благодатию Духа Святого. Внявшего призванию Сын Божий омывает кровию Своею, а Дух Святой перерождает, облекая во Христа. Тогда Отец принимает его в действенное и живое благоволение Свое, в объятия Свои.

84) Святая Церковь на земле то же, что кирпичный завод. Храм Богу, окончательный, строится на небе, а кирпичи и прочее готовится на земле, в Святой Церкви. Глину мнут, бьют, жгут, — молчит, и делается кирпичом, гожим для здания. Уподобляйся и ты сему в духовной жизни твоей,—и явишься гожим для храма Божия небесного.

85) Когда сжать мех, наполненный водою, вода начнет бить из него фонтаном вверх, лишь найдет или прорвет отверстие. Стесняй и ты себя во время молитвы страхом суда, и вопль из сердца, как фонтан, устремится горе, взывая о помиловании.

86) В мире Бог строит Свое дело. И все силы небесные внимают. Внимай и ты. Все — средства. Цель единому Богу ведома. Все преходяще,— един Бог есть сый существенно. Пребывай с Ним. Он везде есть существом Своим, а не ведением только. Зри, — чтоб не быть осуждену, подобно кривляющимся и бесчинствующим пред лицом царя.

87) Как за младенцев крещаемых обязуются восприемники, заменяя младенцев в том, чего исполнить не могут они сами собою; так относительно отшедших, кои перешли в другую жизнь с действенным началом истинной жизни, не доведенной до конца,— то, чего они сами не могут исполнить для сего, исполняет для них общество верующих, пока очистятся и дозреют. После того они воздают верующим своею о них молитвою. Се круговращение жизненных сил о Христе Иисусе, Господе нашем.

88) Во внутренняя за завесу никто делом не входит; только Господь Спаситель вошел так. Все же христиане входят, которые входят, мысленно, или чувством, или созерцанием. Это есть состояние, а не движение. Оно плод всего строя. Завеса эта есть то, что Господь невидим: положи тьму за кров свой.

89) Некто сказал: думается, что в большие праздники: Светлое Христово Воскресение, Рождество Христово, Сошествие Святого Духа и другие, равно как в дни воскресные и дни поминовений, отшедшим до времени очищения, дается свобода бывать, где жили прежде, особенно у тех, кои молятся о них, и во сне являть им свое состояние в усугубление молитв или утешение.

90) Бога зреть в сердце, не умаляя Его величия,— как? — Держа мысль, что Он есть сокровеннейший, и не облекая Его присутствия ни в какую форму.

91) Милосердый Бог хощет, чтоб твари Его разумные жили в радости: одни, наслаждаясь присущим благобытием, другие, у которых благо-бытие расстроилось, утешаясь уверенностию, что сие есть, в отношении к ним, незаменимое средство к установлению их благобытия,— и здесь, но паче там. Не покоряясь благодушно тому, что присудил Бог, можно отнять спасительное действие у сложившихся обстоятельств, невознаградимо повредить себе.

92) Предшественники искушения, или возбуждения страсти суть частые о том помыслы и давание себе льгот и утешений плоти. Надо отрезвляться.

93) Иное дело рассуждать о предметах веры, а иное веровать. В последнем знательно ничего не прибавляется, но бывает строй сердца другой, и другой вкус в знаемом.

94) Бывает и так, что хоть дел худых нет, но состояние сердца худо. Бог отвергает такого, хотя на вид он и не худ. Присмотрись, не к этому ли роду людей принадлежишь и ты.

95) Бог устрояет спасение каждого так: кто гож, того Он влечет к Сыну; Сын грядущего приемлет; принятого преобразует благодать Святого Духа. Это первый период, приготовительный. Он длится с призвания до того момента, когда изречется в сердце: Бог есть действуяй вся во всех, и родится полное предание себя вседей-ствию Божию. Отсюда начинается Божеское в человеке действование чрез человеческие, однако ж, силы, или богочеловечное. Се — второй период. Третий период — покой в Боге, которому настоящее место там, но начало ему полагается здесь. Большая часть людей — в первом периоде; часть некая — во втором; третьего здесь достигают редкие, а там все, своим, однако ж, чином. Это и есть блаженство вечное.

96) Никто не знает Бога —Отца, токмо Бог — Сын и Бог —Дух Святой; и Сына никто не знает, токмо Отец и Дух Святой; и Духа Святого никто не знает, токмо Отец и Сын. От сего взаимоведения,— и взаимноволение, и взаимнодействова-ние, кои, сходясь во едином, дают единоведение, единоволие и единодействие. Как все Лица едино суть, то все суть во всем. Ни одно Лице ни в чем не бывает едино, исключая рождения и исхождения. Но и в отношении к сим последним подобает говорить: Отец, рождая Сына, ни в чем неотособляет Его от Себя и Духа; и Духа Святого изводит, ни в чем неотособляя его ни от Себя, ни от Сына. Сын, рождаясь, неотособляется от Отца и Духа; и Дух исходя неотособляется ни от Отца, ни от Сына. Отец рождает Сына и Духа Святого изводит без воспервенствования и воз-болыденствования над Ним. Равно Сын рождается от Отца, и Дух Святой исходит от Отца, не делаясь чрез то после-сущими, а пребывая сосущими Ему, и не становясь меньшими Его, но пребывая равными Ему во всем.

97) Лица Пресвятой Троицы, зная Себя взаимно и единясь в сем знании, знают, что каждое из них имеет то же, а не таковое же, существо, которое имеют и другие. Отец, рождая Сына и изводя Духа, знает, что существо и у Них то же, что у Него, непереходно. Сын рождаемый знает, что существо Его то же, что у Отца и Духа. Дух исходящий знает, что существо Его то же, что у Отца и Сына. Таким образом у Них пребывает единосознание единства существа, или сознание, что при троичности Лиц Они суть Един Бог.

98) Искушения необходимы по настоящему нашему положению. Находимся в плену. Как вырвавшийся из крепости вражеской много еще должен потерпеть, пока доберется до границы своего отечества, так и здесь.

99) Знания предметов веры бывают трех родов: рассудочное, или научное; опытное, образующееся под трудами по очищению сердца; и живое, даемое непосредственно вступившим в область света. Это последнее есть настоящее созерцание, которого начатки проявляются и на второй степени.

100) Постижение или узревание духовных вещей бывает в молитве. Но читательная молитва не дает сего; дает своя, или краткословная, с богомыслием соединяемая.

101) Как орган заведут,— и он играет уже заведенную песню сам, так враг заведет мечтание в душе, и отходит, наблюдая. Мечтание уже само тянется и тянется. Когда кончится мечтание, враг подбегает и ухитряется завесть другое мечтание, — и опять отбегает и смотрит. Когда кончится это мечтание, подбегает и заводит третье, и так далее. Если отобьют его, решительно отсекая всякое мечтание; он не спесив, — отстраняется немного, и все смотрит, как бы опять с другой какой стороны завесть свое мечтание. И не отходит, пока не успеет в сем. В этом все его занятие. Когда в мечтании появится движение страсти, он подбегает и действует, чтоб увлечь и вымануть сочувствие или даже согласие, — полное или неполное. Если успеет в этом, учит далее, как при-весть задуманное в дело.— И момента нет, чтоб он спустил с глаз душу и пресек свои против нее злоумышления.

102) Берущие крепость сперва обстреливают ее, потом делают приступ. То же и в духовной брани. Враг сначала стрелы помыслов пускает; потом, когда видит, что они слабо уже отражаются — слюбились,— делает сильный натиск чрез возбуждение страсти. Если в первом периоде душа держала себя как должно, то и во втором устоит мужественно.

103) Враг увлекает сластию греха. И Господь, отвлекая от греха, дает кающемуся и искренно обращающемуся на добрый путь ощутить сладость жизни в мире с Ним и совестию. Сладость сия чище, светлее и миротворнее сласти греха, всегда мутной и тревожной. Почему испытавший сладость Господню имеет в сем сильное орудие противостоять влечению сласти греха вражьей.

104) Когда заметишь порыв сделать что поскорей-поскорей; знай, что это от врага на вред или посмеяние тебе, как бы светлым то ни казалось.

105) Дух Христов — полное самоотвержение и готовность жертвовать собою во славу Божию и благо ближних. Он отражается во всем естестве человека. Бесы, как учуют его,— так и бе-жат — дальше и дальше.

106) Враг непрестанно покушается осквернять сердце своими нечистотами,—и успевает набросать в него вороха помыслов, и нередко чувств греховных. Это бывает с спящим человеком, когда внимания не бывает. Проснувшись и заметив это, надо тотчас все очистить, чтоб и следа того не оставалось. Чем? Именем Господа Иисуса, Емуже лопата в руце Его (Мф. 3, 12). Рукоять к сей лопате — сокрушенное раскаяние и решимость вперед не просыпать вражьих козней невниманием. Рука, коею берется сия лопата,— вера с упованием, что Господь не оставит. Двигатель труда — ревность. Его поддержка и основа — несаможаление. Сходи, вооружившись всем сим, в сердце и чисть там все, — и не бросай работы, пока не останется ни одной соринки вражией.

107) Враг соблазняет только до сосложения, а там оставляет человека, и он доводит то до конца уже сам: так что дело делается им одним,— и он является кругом виноватым; враг же — в стороне. Дивно сие!

108) Когда враг видит, что кто-либо положил отказаться от рабства ему и вступить на путь добра; то прямо не поперечит сему, а спешит разбить твердость решения сторонним путем, именно: внушает такому человеку сделать какое-либо дело, из обычных его занятий, представив его неотложно нужным и заняв им все внимание. Когда внимание увлечется в дело и все его производство, тогда он успевает забрасывать мысли в поблажку тому, чем держим был человек в его рабстве. И бывает, что не успеет он кончить дело, как доброе намерение его расшатывается,— и опять пошло все по-старому.

109) Всякий человек обыкновенно действует сам собою, — задумывает, обдумывает и приводит в исполнение с помощию Божиею. — Но по временам всякий же бывает орудием действия вышних сил, от коих чрез него требуемое благо переходит или передается в окружающих его. Свидетельствуется и сопровождается сие состоянием воодушевления на говорение, или на сделание чего,— когда говорит и действует человек не в силу соображений личных, а по неудержимому чувству и влечению. Внушаемое при сем сам он может и не удержать в себе. В таком случае он бывает одним лишь проводником, как жолоб — проводником воды. Но может и усвоить то. В таком случае совершается им двоякое благо.

110) И в вере и в жизни надо установить единичное убеждение: в вере,— что Бог сходил на землю и устроил нам спасение; в жизни,— что ты куплен, почему должен работать беа устали, в надежде внити в покой, и здесь еще, а не только там. Корень жизни, — ревность по Богу, в преданности Его покрову, руководству и вседей-ствию.

111) Всякий человек двойствен,—и добр и недобр. У иного доброе преобладает, а у иного — недоброе. Но и у первого не молчит недоброе, а при всяком начинании добром предлагает себя вниманию, или прямо или косвенно; и у второго не молчит доброе, а всегда напоминает о себе, при всяком недобром начинании. Думается иногда, что недоброе в нас есть некое лицо злое, привившееся к естеству нашему, доброму по творению,— зорко за всем в нас смотрящее и непрестанно подстревающее с своими предложениями.

112) Бодренность — непрестанное напряжение энергии внутренней, держащее душу и тело в струнку, подсекается позывом покоя или почи-тия на чем-либо тварном, с услаждением им и удовлетворенностию, помимо Бога и Божеского. Предметов на это — бездна, все, что есть, кроме Бога и Божеских вещей. Внимание пусть узрева-ет это и отбивает.

113) На молитве в самом начале недоброе наше всегда предлагает какое-либо дело, будто нужное, чтоб озаботить им. Если не остережется начинающий молиться, то уходит помыслом в предложенное дело, а о Боге и молитве забывает, — кивает поклоны, как кукла. Чтоб избежать этого, надобно пред молитвою твердым помыслом все отбросить и приступить к молитве голою душою, чтоб она, совершая молитву, одну ее и имела в заботе.

114) Без дел и занятий нам быть нельзя. Бог дал нам деятельные силы, которые и требуют упражнения. У всякого потому есть свои дела и занятия. Они требуют внимания; но с другой стороны, нравственное преспеяние, важнейшее всего другого,— требует, чтоб внимание всегда было в Боге. Как согласить то и другое? Надо все дела и занятия делать, как дела Божий, Богом на нас наложенные, и посвящать их Богу. Тогда, делая их, не будем упускать из внимания Бога; ибо при сем неизбежна забота, как бы все делаемое сделать благоугодно Богу.

115) Чтоб дела и занятия не поглощали всего внимания, надобно делать их без увлечения, не пристращаясь к ним. Навык на это надо приоб-ресть, — постоянно напрягаясь и располагая себя, делать дела свои, не потому, что к тому или другому душа лежит, а по сознанию долга. Определение же должного и побуждение к нему надо взять из области Божеской. Тогда занятие делами будет и усердно, и отрешенно — отрешен-ностию не в пустоту, а прямо к Богу. Тогда и приступая к молитве, ничего не будет стоить выбросить их из внимания. Да они и сами собою будут выпадать из него, как только руки от них приняты. Все же сие от навыка быть неотходно в присутствии Божием и с благоговейным чувством.

116) Премудрый сказал: Начало премудрости страх Божий. И некто из старцев говаривал: приобрети благоговейный к Богу помысл,— и тогда все будет у тебя в порядке, и внутри и вне. Шаловливые школьники обыкновенно поднимают шум и гам, пока не придет учитель; но как только показался он,— они все по местам, и тихо. То же бывает внутри от благоговейного помысла.

117) Благоговейный помысл Бог дает и прививает, но не ударом, а ищущему и трудящемуся над этим. Лучший способ искания есть преут-руждение себя в молитве и в церкви, и дома. Труди себя в сем без саможаления, а с желанием озлоблять себя за бывающие самоугодия. Ум же всегда держи в памяти Божией, или всегда ходи в присутствии Божием. — Но все такие труды — подготовка. Настоящий помысл благоговейный благодать Божия прививает, или освобождает из уз. Ибо он естествен духу, но связан пришлою поврежденностию.

118) Когда ревность в силе, враг спокойно сидит в своей засаде, в телесном органе страсти, подстерегает, выжидая удобного времени для нападения. Как только внутри допустится некая льготность и желание послабления, он тотчас вылазит и начинает или подбрасывать помысл, или возбуждать движение телесное. Если это не будет с неприязнию отброшено, а напротив, отзовется некиим сочувствием; то вслед за сим он усиливает свои нападения, спеша разжечь страсть и вызвать сосложение, которое есть преддверие дела, если не будет изглаждено. Как важно потому поражать врага во главу,— то есть в первую его застрельческую мысль или движение! — Чтоб не испугать, враг иногда, после однократного или двукратного вызова сочувствия, отступает, чтоб породить беспечность в боримом и внезапно опять поразить его с сильнейшим натиском.— Держащему себя в бодренности и напряженной готовности противостать нападениям — это не страшно.

119) Кончив молитву, не думай, что и вольно, но всегда будь, как будто стоишь на литургии,—да будет всегда бодр ум и целомудр помысл.

120) Господа Спасителя не разделяй в мысли на Бога и Человека, но нераздельно созерцай Его, яко Бога воплощенна, — поклоняйся Ему яко Богу и уповай на Него.

121) Почитие на чем-либо кроме Бога, чувство права на льготы, покой плоти, распущение членов — суть опасные помыслы и действия, худоба которых, однако ж, редко сознается.

122) Надо веровать, что Господь в нас есть: ибо в крещении облекаемся в Него, в причащении приемлем Его. При недостатке такой веры молись: «Господи, приложи мне веру»,— и приложит.— И о всех пунктах нашего исповедания, относительно коих сознаешь слабость веры,—также молись: «Приложи мне, Господи, веру». И не переставай, пока не приложит.

123) Созерцание Бога сокровеннейшим, как именует Его святой Ефрем Сирианин, в той мысли, что Он сокровен есть для всех тварей,— для Ангелов и святых,— есть высшее созерцание Бога и чистейшее. Оно есть прямое руководство к тому, чтобы при помышлении о Боге не иметь воображений Его, а веровать лишь, что Он внутрь есть, как и везде.

124) В движении к Богу шествие начинается мысленным деланием; из него, при настоящем действовании, рождаются чувства духовные; из них переходят к духовному созерцанию. Все сие идет не по системе какой. Бог ведет предавшего себя Ему, как Ему то угодно. Ты только делай свое: делай дела долга — по семейству, гражданству, по церкви, дела благотворения, подвижничества и молитвований, все как от Бога и для Бога. И Бог, везде сый и вся исполняли, проведет тебя к Себе означенным путем.

125) Христиане приносят Богу жертву,— Божественную, по Божескому учреждению. Никто и не домыслился бы до такой жертвы,— и если б домыс лился каким-либо чудом, не дерзнул бы приступить к совершению ее. Но Господь Сам и учредил ее,— и заповедь дал: Сие творите,— и действует в жертвоприношении Он же Сам, чрез посвященные лица. Наше же что? Дух сокрушен, сердце сокрушенно и смиренно, с твердою решимостию не оскорблять великого Благодетеля, и все творить прочее во славу Его.

126) Как достигнуть состояния неотходно стоять пред Богом? — Начинай хождением пред Ним с соответственными чувствами. Отсюда придет страх Божий, который и доведет тебя до искомой цели. Это настоящий способ,—духовный к духовному состоянию. А механический, что у Григория Синаита, есть только подспорье и один не ведет к цели. Но с мысленными приемами необходимо соединять и деятельные: совесть блюсти чистою, плоть утончать, в молитвах пребывать,— все в духе сокрушения и смирения с благоговеинством.

127) Блюди. Враг всячески покушается не допустить дойти до сего блага, — все хлопоты его на это направлены. Первый его прием есть — подсовывать какие-либо дела, и привязать к деланию их. Пусть они нехуды; но худо то, что, заняв мысль и чувство, отклоняют от главного, заставляя или отодвигать его на второй план, или совсем позабывать его на время. То и другое крайне опасно, особенно последнее. Второй прием его есть — навесть на то, чтоб дать покой плоти, допустить льготу в пище, сне, отдыхе, разрешить себе вольнодвижения и свободу во впечатлениях на чувства. Все это будто мелочь, но крайне разорительно. Смотри в оба.

128) Со всяким напряжением потрудись дойти до того, чтобы дело содевания твоего спасения сознательно относимо было к Богу, в Троице покланяемому, нераздельно, в едином акте сочетавая благоволение Бога Отца, окропление кро-вию Бога Сына и освящение от Бога Духа Святого. По благоволению Отца благодать Духа с Господом единит в едино дух, душу и тело.— И се спасение!

129) Человечество сочетано с Триипостасным Богом Единым чрез второе Лице Пресвятой Троицы. Ибо Сын Божий, воплотившись, не стал вне Триипостасного единства, а пребыл в нем. Он воплотился, как поет Святая Церковь, неоставль недра Отча. Поелику Он в Свое Лице восприял человечество; то вместе с сим оно сочеталось и с Триипостасным единством, в коем Он пребывает выну (всегда, непрестанно. — Ред.). Затем и всякий верующий, делаясь, по Таинствам христианским, едино с Господом, также сочетавается и с Триипостасным единством.

130) Милостивый Господь да даст нам дойти до узрения глубины оснований к страданиям Господа Спасителя. От века предопределено сие. Следовательно, входило в план мироздания и ми-ронаправления к последней его цели. Непостижимо, как сие есть; но несомненно так есть.

131) Страдания Господа представляют лестви-цу, по коей Он сходил все ниже и ниже, не только до крайнего уничижения и истощения, но даже до воззвания к Богу Отцу: Векую Мя ecu оставил?! Так глубоко падение наше! — О когда бы дал нам Господь постигнуть и ощутить весь ужас греха! — Какая потребовалась жертва?! — И милосердый Бог Триипостасный не отступил пред нею. О бездна человеколюбия!

132) Молиться надлежит, чтобы Бог даровал нам созерцать Спасителя, яко Сына Божия воплощенного, и в сем вочеловечении пребывающего Богом, созерцая в то же время Его нераздельна суща и в Троице единосущной.

133) Таинство Тела и Крови есть вечеря любви для верных; но прежде оно есть жертва. Во всем свете люди приносят Богу жертвы. Истинная жертва есть одна наша,— бесценная,— Тело и Кровь Христа Господа. Она непрерывно стоит в Церкви, соединяя небо и землю. О сем помнить подобает христианам. Ибо все повсюду верующие — одна Церковь. Почему даемое в одной частной Церкви не чуждо есть и всех частных Церквей, следовательно, и всех христиан.

134) Жертва бескровная Господом Иисусом Христом приносится, яко Главою Церкви, со всеми христианами, и живыми и умершими. Великая литургия такого есть смысла, где бы она ни была совершаема. Жертва бескровная силу имеет потому, что совершителем ее Господом объединяется с Его крестного кровною жертвою. Таким образом, все частные жертвы, сочетаваясь с единою жертвою крестною, делают, что она чрез них ходатайственно восходит от всех и ходатайством своим покрывает их.

135) Господь Иисус Христос, яко Глава Церкви, собирает молитвы всех, и имеет их в Своем лице ходатайственно представленными Богу Триипостасному, Коим и решается, чему быть, и решенное действуется единым триипостасным действием.

136) С утра, как проснешься, приведи на мысль, что опять вступаешь в хор творений Божиих, Бога славящих и воле Его покорных, в природе и на небе в чинах Ангелов и святых,— и позаботься не отставать от них ни в славословии, ни в покорности воле Божией. Держи сие в сознании.

137) Все небесное в привеликом свете. Триипостасное, трисиянное Божество сокровенно по неприступности Божественного света, который только умно созерцается. Но Бог —Слово воплощенное, хотя сияет светом такого сильного напряжения, до которого только может простираться тварный свет, однако ж таким, который приступен и созданным очам, и восприемлется или вмещается, по мере совершенства взирающей на Него твари. Окрест Его небесные бесплотные силы. Владычица Богородица ближе. Далее Апостолы и пророки, богопросвещенные еще на земле. За ними второстепенные прииматели Божественного откровения воли Божией. Потом все святые в разных степенях — святители, мученики, преподобные, праведные всех родов жизни. Все залиты светом, исходящим от лица Господа Спасителя,— выше всякого описания.— Ниже их — покаявшиеся, но не успевшие очиститься и идущие к очищению действием в покаянии принятой благодати и молитв Церкви земной и небесной, святых совершенных, прославленных на небе. Тут свет, по мере очищения, начиная с — чуть брежжется, до сопредельностей с полным светом святых.

138) Молись так: «Господи, Боже Отче Вседержителю, отеческим Твоим благоутробием обы-ми и меня Господи, Боже Сыне Искупителю, Божественною Твоею кровию окропи и меня. Господи, Боже Душе Святый Оживотворителю, Божественною Твоею благодатию оживотвори и мою, умерщвленную грехами, душу. Троице Святая, Единосущная и нераздельная, Боже Единый, везде сущий, все содержащий и все видящий, милостивым оком призри на меня многогрешного и имиже веси судьбами устрой мне спасение, имени ради Твоего».

139) Когда сердце ощутит объятия Божий, тогда сладость, отсюда исходящая, дает человеку забыть все сущее. Если сумеет он сохранить сие, то отселе жизнь его начнет тещи так, что быть умом в сердце пред Богом будет у него единым на потребу, все же прочее — побочным.

140) Верующий, ревнующий содевать свое спасение, вступил на верный путь ко спасению, но он — еще не в доме спасенных. Надо ему тещи, трудиться, бороться, со страхом и опасением, аще достигнет.

141) Молитва Богом заповедана, чтоб благость Его имела пред лицем правды Его основание к помилованию. Ибо не праведно оставлять без внимания молитву уповающих.

142) Без дела не должно быть ни минуты. Но есть дела, телом видимо совершаемые, и есть дела — мысленные, невидимые. И такие суть настоящие дела. Первое из них есть память Божия неотходная с умносердечною молитвою. Этого никто не видит; однако ж лица, так настроенные, находятся в непрестанном напряженном делании. Это же есть и единое на потребу. Коль скоро оно есть, не заботься о других делах.

143) Бог на блаженство создал твари,— и утешается ими.— Как же скорби? Скорби, страдания, беды — путь к блаженству. Утешается Господь и скорбящими, потому что они идут прямо к блаженству. Блаженство — чрез скорби и страдания: таков закон. Бог и благоволит, да страждем. И помогает страждущим — не избавиться, а претерпеть. Избавление от страданий есть исключение из общего закона.

144) Благодари Бога первее за то, что, беспредельно велик сый, тебе ничтожнейшему позволяет отверзать уста свои и беседовать к Нему в молитве. Ибо сие молитвенное к Богу обращение и взывание есть условие получения милостей Божиих, хотя Бог и без того знает, что кому нужно. Моление есть отверстие уст к принятию благ от Господа, но благ, какие даровать тебе Он благоволит, а не какие ты пожелаешь. От того не все просимое получается. И не проси так: подай неотложно. Но говори: буди воля Твоя. Поможешь,— слава Тебе; и не поможешь,— слава Тебе. Даруй только терпение. Моление твое да будет простертием рук к принятию дара, какой и когда благоугодно будет Господу подать тебе.

145) Не выпускай из мысли, что вот-вот конец,— и суд. Каждую минуту жди, что крикнут: такой-то выходи, — как на экзаменах. И с этим припоминай, как явишься, и что принесешь в оправдание? — Как нечего, то и взывай: «Господи помилуй! Боже милостив буди мне грешному! Сына Твоего ради, за нас распеныпегося, прости все и покрой все грехи мои».

146) Ходи в присутствии Божием, но без умаления чувства величия Божия. Беспредельно великого зри умом Бога, зрящего внутрь сердца твоего и все там видящего.

147) Церковь — живое тело, живо сочетанное с Главою своею — Господом Спасителем. Всякому верующему надлежит восходить к чувству живого союза со всеми верующими и с Главою (у истинных христиан естественно сие бывает),— и в сем чувстве возноситься в молитве к Господу, а чрез Него и к Пресвятой Троице. Пояснение сему найдешь в каждом члене тела нашего. Если б дать ему сознание, он тотчас сознал бы, что и со всеми прочими членами, начиная с ближайших, соединен, и с головою,— а чрез них и со всем сущим.

148) Возуповавшему на Господа надо чувствовать себя так, как чувствует себя находящийся в неприступной крепости,— безопасным от всех врагов,— или так, как чувствует себя принятый под покров могущественным царем и им защищаемый.

149) Не выпускай из мысли надежд и обетовании христианских, и определенных для этой жизни, и отложенных на будущую. Это вседей-ственно будет оживлять и поддерживать энергию нравственных сил твоих. Трудись положенным образом, трудись неутомимо в молитвах, пощени-ях, благотворениях, сколько сил есть. Если будешь так действовать, скоро придет покой совести; затем начнется умиротворение сердца, в знамение того, что страсти стали замирать: ибо от них все тревоги сердца. Когда сердце совсем умиротворится, это будет значить, что страсти замерли. Тогда жди присещения Божия: благодать воссияет,— и ты осязательно ощутишь присутствие в себе Триипостасного Бога, по обетованию Господа Спасителя. Это преддверие рая.— Таковы обетования для сей жизни. И они точно исполняются во всех безжалостных к себе ревнителях о спасении. Что же на том свете будет, того и вообразить мы не в состоянии. — Так вот: как только придет позыв польготничать и полениться, скорее воспоминай сии обетования и победишь разленение. Ибо при этом должен будешь подумать и о том, что, чем неопуститель-нее и неотложнее будешь делать все, тем скорее получишь искомое. А если будешь приленивать-ся, то может случиться, что и совсем ничего не получишь. Ибо даемая себе льгота после трудов вменится в награду за них,— и дать тебе что-либо не за что.

150) От принятия Таинств всегда получается благодать,— и бывает в нас; но не всегда тотчас и внедряется. Кто как следует подготовился, у того внедряется, а кто не подготовился, у того не внедряется, хотя бывает внутрь. Тут то же бывает, что в печи, когда разжигают огонь. Дрова накладены, вложена и поджожка. Но пока огонь не займется в дровах, дотоле они и поджожки — друг подле друга; а когда займутся, тогда огонь поджожки переходит в дрова, и продолжает занимать их полено за поленом, пока не займет всех. Мы — сырые дрова. Как поджожка не зажжет сырых дров, пока не обсушит место огню; так благодать, принятая нами — сырыми от грехов и страстей,— сначала обсушает некую часть нас (если этого прежде не сделано), чтобы внедриться, и когда обсушит, внедряется. Внедрившись же, продолжает иссушать часть за ча-стию нашего естества от сырости страстей,— и внедряться в них, пока всего не обымет и не исполнит собою. Первое внедрение благодати свидетельствуется некиим огнем в сердце. Это и есть начало благодатного очищения и переделания всего внутреннего. Оно привлекает наибольшие труды и среди их совершает свое дело. Конец сего — проявление благодатных даров; но и это не конец востечения по степеням совершенства. И Апостол Павел говорил: Гоню. Иные это первое действо благодати (огонек в сердце) почитают конечным,— и руки опускают. От сего действо то увядает и угасает; а они остаются живущими лишь памятию о нем,— мнящими, однако ж, что оно в них в настоящем виде.

151) Бог хочет, чтоб мы докучали Ему в молитвах,— не ради Его: Он все знает, а ради нас самих, чтоб мы всегда были готовы принять милость от Него, когда ни благоугодно будет Ему даровать нам ее. Молитва есть простертие рук к Богу, для принятия Его милости. Кто всегда молится, у того всегда руки простерты; и когда ни возблаговолит Господь даровать ему милость, он всегда готов принять ее. Представь себе благодетельного человека, который не в определенный час раздает сам милостыню, имея обычай влагать ее в руки, когда они простерты, и миновать того, кто, засмотревшись по сторонам, не простирает рук. Таким образом из пришедших имеющие простертыми руки всегда получают, а не имеющие — не получают. После хоть не проси. Так и Бог, когда раздавать будет Свои милости, не сказывает, а говорит только: имейте всегда простертыми ко Мне руки в молитве, чтоб, когда ни рассужу давать милости, вы были готовы принять. Таким образом кто всегда молится, тот никогда не пропустит милости; а кто — не всегда, того, не дивно, что и минует милость.

152) Осязательное показание падения нашего есть тяжелость души на подъем горе,— к Богу и небесному. Сколько требуется для этого внимания и напряжения сил?! И все же душа парит долу, как туман стелющийся по земле, и несвободно горе возлетает.

153) Веруя в силу Пречистых Тайн, что се есть воистину Тело и Кровь Господа, нельзя не веровать, что тут предстоят и Ангелы, всякий раз, как совершается Таинство сие.

154) Как в притче квас, вложенный в муку, непрерывно действует, производя вскисание ее, пока не доведет всей массы ее до полного вскис -нутия: так восстановительные силы, положенные, чрез воплощенное домостроительство, не в человечество только, но и во всю тварь, действуют и производят свое дело. Как и что делается в общей области бытия, для нас незримо; но что делается в Церкви и особенно в каждом верующем, сие видимо. Господь Спаситель, благодать Святого Духа, Ангелы Хранители, святые Божий, и все устроение Святой Церкви воссозидают и благоустрояют души и чрез сие полнят Царствие Божие. И будет так идти, пока исполнится все предопределенное.— Слава беспредельному человеколюбию, и нас введшему в сие течение спасительного возустроения всяческих, с обетованием ввести и в совершенное Его Царство, если явим себя того достойными.

155) Когда глубоко бывает возмущена душа движениями какой-либо страсти; тогда она теряет надолго мирное устроение, делается неустойчивою, шаткою и к молитве негожею. Оставляет ее Господь,— и она влается. Покаяние и напряжение к собранности подготовляют, а святое причащение совершенно восстановляет должный строй души.

156) Бог, создав мир, дал всему течение, сообразное с целию мира, Ему единому ведомой. Силы мировые по положенным в них законам непрерывно действуют сами, поддерживаемые вседержительною десницею Божиею, только в бытии своем. Но Бог вездесущий и все содержащий нередко входит в течение вещей, сим образом идущее, особенным воздействием, там или здесь, не по ошибочности направления действующих физических сил, но по особым Своим планам, выполнение которых не могло быть вверено физическим силам ни по частям, ни в их совокупном действовании. Это особенно видится необходимым по причине свободы разумных тварей, по коей они могут уклоняться от направления, волею Божиею им определенного в общем плане бытия. Так как такое уклонение расстраивает общее течение к цели по плану миробытия; то необходимо возвращать их к должному направлению, чтоб общая цель была достигнута. Это и совершается особенными непосредственными воздействиями Божиими, помимо естественных сил. Центральное воздействие сего рода есть воплощенное домостроительство, около которого вращаются и все другие.

157) Есть умовая жизнь; и вера умовая, по умовым основаниям; и молитва умовая, в умственных представлениях движущаяся; и деятельность умовая по определениям ума. — И это жизнь, но не настоящая. Сердца тут нет,— и ему оставляется возможность настраиваться своим образом независимо от умствований. Шевелится и оно под впечатлениями от умовых представлений, но поверхностно, подобно тому, как поверхность вод шероховатится от легкого дыхания ветра. Как такого рода действие не проходит в глубь сердца; то его образование и строй идут своим чередом,— может быть, совсем не отвечающим умовым построениям.

158) Благодатные дары Божие разны,— и разные дары бывают разных степеней. Так и в естественном порядке: кто к живописи, кто к музыке, кто к ваянию, кто к другому чему является наиболее способным; и в каждом роде способности сии в разных обнаруживаются степенях. Сколько, например, видим способных к живописи; но иной посредствен, другой очень хорош, третий превосходен. И все они, не исключая и последних, бывают еще только подражателями. Выше их — оригиналы. Так и в духовной жизни. Молитва, например, есть дар; но молитвенники являются стоящими на разных степенях молитвы. Так бывает и в деле веры, и в трудах благотворительности, и в подвигах самоотвержения, и во всем. Надо полагать, что это зависит от самого человека. Бог же щедр и готов ущедрять всех без различия, сколько кто вмещает, или сколько кто велику успевает образовать в себе вместимость. — Тут, однако ж, — тайны Божия помышления о всех и о каждом. Ибо все от Бога и природное, а не одно благодатное.

159) Отец Мой доселе делает и Аз делаю, сказал Господь,— конечно и Дух Святой делает нераздельно с Ними.— Что делают? Ведут мир к последнему его назначению, Единому Триипо-стасному Богу ведомому. Как? Посредством дел, назначенных каждой твари. Твари вызываются к бытию, чтоб каждая в своем месте и в свое время сделала свое определенное дело. Деланием каждою тварию своего дела мир движется к своему назначению. Подобие сему оркестр духовой музыки. Разумным тварям надлежит сие сознать, — и всеусердно делать, что кому подобает в своем ему кругу.

160) Последним концом движения мира можно признать одухотворение его, в разумных тварях нравственным порядком, а в прочих — иным некаким. Повод так думать подает святой Павел, говоря, что тело наше, в будущем веке, будет не только нетленно, но некако душевно и даже духовно. Как оно и тогда не будет отособлено от всего концерта бытия, но будет состоять в существенной со всем связи; то надобно заключить, что все будет соображено с ним, то есть не онетленено только, но и одухотворено.— Сие одухотворение мы видим содевающимся в разумных тварях, в силу воплощенного домостроительства. Но надо полагать, что оно, в силу того же домостроительства, содевается также и в мире вещественном,— только невидимо,— полагать надо так, по беспредельной великости воплощенного домостроительства. Но в конце мира сие невидимое явится видимо,— и все будет одухотворено. Не это ли значит: Будет небо ново и земля нова. Этот их вид, что теперь, и состарится и исчезнет.

161) Поелику первое Божие о человеке определение есть, чтоб он был в живом союзе с Богом, а союз сей выражается, когда кто умом и сердцем живет в Боге: то коль скоро кто стремится к такой жизни и тем паче делается причастным ее в какой-либо мере, о том надо говорить, что он исполняет задачу жизни, для которой введен в течение бытия.— Да сознает сие трудящийся в сем роде жизни, и да не смущается, что не делает явно каких-либо дел, особенно важных. Это одно совмещает все дела.

162) Триипостасный Бог ведет мир к последнему назначению. Как неотложное условие законченности миробытия есть спасение людей, то все попечение Божие на это теперь и устремлено. Только и заботы у Него, чтоб грешных обращать, и обращенных очищать и одухотворять. Для сего все воплощенное домостроительство, для сего Ангелы и святые. Все силы направлены на это, — и все непрерывно действуют в сем роде по Божию мановению.— А все — не все спасаются. — Оттого, что Бог никого не неволит. Болящих же какой процент бывает, всякий может судить по процентам, в каких являются совершенные во всех родах.

Святитель Феофан Затворник - собрание творений Письма о разных предметах веры и жизни. Часть 2