Святитель Иоанн Златоуст - Полное собрание творений
О кладбище и кресте

1. Часто я размышлял сам в себе, для чего отцы наши, обойдя молитвенные домы, находящиеся в городах, установили, чтобы сегодня собирались вне города, и здесь (совершали богослужение); не напрасно же и не без причины, кажется мне, они сделали это. Я доискивался причины, и по благодати Божией нашел причину справедливую и основательную и приличную настоящему празднику. Какая же это причина? Мы совершаем воспоминание о кресте; а распятый на кресте был распят вне города: вот почему выводят нас за город. За пастырем, говорится (в Писании), следуют овцы; где царь, там и воины, и где труп, там и орлы. Поэтому-то вне города (мы собираемся), – но лучше наперед докажем и из божественных писаний, что именно поэтому. Дабы вы не подумали, что это наша догадка, я приведу вам в свидетели Павла. Что говорит он о жертвах? «Ихже бо кровь животных вносится во Святая за грехи первосвященником, сих телеса сжигаются вне стана» (Евр. XIII, 11). Посему и Иисус, дабы освятить своею кровью народ, пострадал вне врат. Выйдем же к Нему вне стана, перенося Его уничижение. Это сказал, повелел Павел; мы послушались и вышли. Итак, вне (города) мы собираемся поэтому. Но для чего именно в этом храме мучеников, а не в другом каком-либо? По благодати Божией наш город со всех сторон ограждается останками святых. Почему же именно здесь, а не в другом храме мучеников отцы повелели нам собираться? Потому, что здесь покоится множество умерших. Так как сегодня Иисус нисшел к умершим, то мы и собираемся здесь. Поэтому и самое место названо усыпальницею (κοιμητηριον), дабы ты знал, что скончавшиеся и лежащие здесь не умерли, но покоятся и спят. Прежде пришествия Христова смерть называлась смертью. «В оньже аще день снесте от древа, – сказано, – смертию у́мрете» (Быт. II, 17); и еще: «душа же согрешающая, та у́мрет» (Иезек. XVIII, 20). И Давид говорит: «смерть грешников люта» (Псал. XXXIII, 22); и еще: «честна пред Господем смерть преподобных Его» (Псал. CXV, 6). Также Иов: «смерть... мужу покой» (Иов. III, 23). И не только смертью она называлась, но и адом. Послушай Давида, который говорит: «обаче Бог избавит душу мою из руки адовы, егда приемлет мя» (Псал. XLVIII, 16); и Иаков: «сведе́те старость мою с печалию во ад» (Быт. XLII, 38). Такие названия имела наша кончина прежде; но когда пришел Христос и умер за жизнь мира, то смерть уже не называется смертью, а сном и успением. А что она действительно называется успением, видно из того, что Христос сказал: «Лазарь друг наш у́спе» (Иоан. XI, 11). Не сказал «умер», хотя тот уже был умершим. И дабы тебе знать, что это название смерти успением не было обычным, посмотри, как ученики, услышав это, смущаются и говорят: «Господи, аще у́спе, спасен будет» (Иоан. XI, 12); так они еще не знали, что значили эти слова. Также Павел говорит к некоторым: "убо усопшие погибоша" (1Кор. XV, 18)? И еще в другом месте он говорит об умерших: «мы живущии... не имамы предварити усопших» (1Сол. IV, 15); и еще в ином месте: «востани, спяй» (Ефес. V, 14); и, дабы показать, что он говорит это о мертвом, прибавляет: «и воскресни от мертвых». Видишь, как везде смерть называется сном; посему и это место названо усыпальницею, так как и самое это название полезно для нас и исполнено великого любомудрия. Итак, когда ты провожаешь сюда мертвого, не сокрушайся, потому что провожаешь его не к смерти, а ко сну. Этого названия достаточно тебе для утешения в несчастии. Знай же куда провожаешь его, – в усыпальницу; и когда провожаешь, – после смерти Христа, когда узы смерти уже расторгнуты. Таким образом и от места и от времени вы можете получить великое утешение. В особенности же слова наши относятся к женщинам, так как этот пол преимущественно чувствителен и склонен к унынию. У тебя есть достаточное врачевство против уныния – название места. Поэтому мы и собираемся здесь.

2. Сегодня Господь наш обошел все места ада; сегодня он «сокруши[m] врата медная и вереи железныя сломи[m]» (Псал. CVI, 16, Иса. XLV, 2). Заметь точность выражения. Не сказано «отверз медные врата», но «сокруши[m] врата медная», чтобы темница сделалась негодною; и не снял вереи, но "сломи[m]" их, чтобы стража сделалась бессильною. Где нет ни двери, ни засова, там не удержат никого, хотя бы кто и вошел. Итак, когда Христос сокрушил, кто другой в состоянии будет исправить? Что Бог разрушит, то кто потом восстановит? Цари, когда намереваются освободить узников, то, посылая предписания, не так поступают, но оставляют и двери и стражей темницы, и тем показывают, что необходимо опять войти туда или тем же, которые освобождаются, или другим вместо них. А Христос поступил не так: желая показать, что смерти пришел конец, Он сокрушил ее «врата медная». Медными назвал их пророк не потому, чтобы эти врата были из меди, но чтобы показать жестокость и неумолимость смерти. А дабы тебе убедиться, что медь и железо означают здесь только суровость и непреклонность, послушай, что говорит Он одному бесстыдному: «жила железная выя твоя, и чело твое медяно» (Иса. XLVIII, 4); Он сказал это не потому, чтобы тот имел железную жилу, или медное чело, но потому, что он имел вид упорный, бесстыдный и ожесточенный. Хочешь ли знать, как смерть была упорна, неумолима и тверда, точно алмаз? В течение столь долгого времени никто не склонил ее отпустить никого из находящихся в ее власти, пока Владыка ангелов, нисшедши, не принудил ее к тому. Сначала Он связал сильного, а потом расхитил сосуды его; потому пророк и прибавляет: «сокровища темная... невидимая» (Иса. XLV, 3). Хотя эти выражения одинаковы, но смысл их двоякий, – потому что есть места темные, но такие, которые часто могут быть видимыми, как скоро внесен будет светильник и свет, а это место ада было самое мрачное и безотрадное и никогда не причастно было природе света: посему Он и назвал их «темными, невидимыми». И подлинно, они были темными, пока не сошло туда Солнце правды, не осветило и не сделало ада небом, – потому что где Христос, там и небо. Он называет ад сокровищами темными; и это справедливо: там хранилось великое богатство. Все естество человеческое, составляющее богатство Божие, было ограблено обольстившим первого человека дьяволом и предано в узы смерти. А что все естество человеческое было богатством для Бога, это выражает Павел, когда говорит: «Бог всех, богатяй во всех призывающих Его» (Римл. X, 12). Как иной царь, поймав предводителя разбойников, нападавшего на города, грабившего везде и скрывшегося в пещере и спрятавшего там богатство, связывает этого разбойника и предает его казни, а сокровища его переносит в царское казнохранилище, – так сделал и Христос: начальника разбойников и темничного стража, дьявола и смерть, Он связал своею смертью, а все богатство, т. е. род человеческий, перенес в царское хранилище. Это и Павел выражает, когда говорит: «избави нас от власти темныя и престави в царство... любве своея» (Колос. I, 13). И удивительно то, что Сам Царь явился; между тем никакой царь никогда не удостоил бы сделать этого, но обыкновенно они освобождают узников чрез своих слуг. А здесь не так, но Сам Царь пришел к узникам, и не постыдился и узников, – потому что Он не станет стыдиться того, кого создал, – сокрушил врата, сломил вереи, явился в ад, бессильною сделал всякую охрану его и, взяв связанным темничного стража, таким образом возвратился к нам. Мучитель приведен пленным, сильный связан, сама смерть, бросив оружие, обнаженною прибегла к ногам Царя.

Видишь ли дивную победу? Видишь ли действия креста? Сказать ли тебе и нечто другое, более удивительное? Узнай способ победы, и тогда ты изумишься еще более. Чем победил дьявол, тем же преодолел его Христос; взяв его же орудия, Он ими и победил его; а как, послушай. Дева, древо и смерть были знаками нашего поражения: девою была Ева, так как тогда она еще не познала мужа; древом было дерево рая; смертью было наказание Адама. Но вот, опять дева, древо и смерть, эти знаки поражения, сделались знаками победы. Вместо Евы – Мария: вместо дерева познания добра и зла – древо креста; вместо смерти Адамовой – смерть Христова. Видишь ли, что чем победил дьявол, тем и сам побеждается? Чрез древо поразил дьявол Адама; чрез крест преодолел дьявола Христос; то древо низвергло в ад, это же древо и отшедших извлекло оттуда. И опять, то древо укрыло пленника обнаженного, это же древо с высоты открыло всем Победителя обнаженного. Также и смерть: на ту смерть осуждались те, кто будут жить после нее, эта же смерть воскресила и тех, кто жил прежде нее. «Кто возглаголет силы Господни» (Пс. CV, 2)? Чрез смерть мы сделались бессмертными; таковы действия креста. Узнал ли ты победу? Узнал ли способ победы? Узнай же, как легко (для нас) совершилось это дело. Мы не обагряли оружия кровью, не стояли в строю, не получали ран и не видели сражения, а победу получили; подвиг – Владыки, а венец – наш. Итак, если эта победа стала и нашею, то все мы, подобно воинам, воскликнем ныне победную песнь; скажем, воспевая Владыку: «пожерта бысть[f] смерть победою. Где ти, смерте, победа? Где ти, аде, жало» (1Кор. XV, 54–55)? Вот что совершил для нас крест; крест – трофей против бесов, оружие против греха, меч, которым Христос пронзил змия; крест – изволение Отца, слава Единородного, веселие Духа, украшение ангелов, утверждение церкви, похвала Павла, твердыня святых, свет всей вселенной. Как в доме, объятом тьмою, кто-нибудь, зажегши светильник и поставив его на возвышении, прогоняет тьму, так и Христос во вселенной, объятой мраком, водрузив крест, как бы некоторый светильник, и подняв его высоко, рассеял весь мрак на земле. И как светильник содержит свет вверху на своей вершине, так и крест вверху на своей вершине имел сияющее Солнце правды. Увидев Его пригвожденным, мир вострепетал, земля заколебалась, камни распались. Но, хотя и камни распались, бесчувственность иудеев не распалась; завеса раздралась, но не раздралось их нечестивое единомыслие.

Почему раздралась завеса? Потому, что храм не мог видеть Владыку распинаемым; тем, что произошло с его завесою, он, как бы поощряя, говорил: пусть теперь всякий желающий попирает Святое святых. Какая мне польза в нем, когда вне его принесена такая жертва? Какая мне польза в завете? Какая мне польза в законе? Напрасно и тщетно учил я их столь долгое время. То же выразил и пророк, взывая: «вскую шаташася[v] язы ́цы, и людие поучишася[v] тщетным» (Псал. II, 1)? Они слышали, что «яко овча на заколение веде́ся, и яко агнец пред стригущим его безгласен» (Ис. LIII, 7), и, изучая столь долгое время это пророчество, не уверовали, когда событие совершилось. Видишь ли, как они «поучишася[v] тщетным»? Для того произошло раздрание в храме, чтобы предуказать запустение, имеющее после этого быть в нем постоянно.

3. Так как и мы в нынешний вечер увидим пригвожденного на кресте, как агнца, закланного и принесенного в жертву, то приступим, увещеваю вас, со страхом, с великим почтением и благоговением. Разве вы не знаете, как стояли ангелы при гробе, не имевшем тела Его, при гробе пустом? Так как он всецело воспринял в себя тело Владычнее, то они воздают великую честь и самому месту. Ангелы, превосходящие наше естество, с таким почтением и благоговением стояли при гробе; а мы, намереваясь приступить не к гробу пустому, но к самой трапезе, содержащей Агнца, приступим с шумом и смятением? Какое же будет нам после того извинение? Не напрасно я говорю это, но потому, что вижу, как многие в этот вечер шумят, кричат, теснят друг друга, толкают, бранят и скорее уготовляют себе наказание, чем спасение; поэтому я и обращаю к ним это увещание. Что делаешь ты, человек? Когда стоит пред трапезою священник, воздевая руки к небу, призывая Духа Святого, чтобы он сошел и коснулся предлежащего, то бывает великая тишина, великое безмолвие. Когда же Дух даровал благодать, когда Он сошел, когда Он коснулся предлежащих даров, когда ты видишь Агнца уже закланного и изготовленного, тогда начинаешь шум, тогда смятение, тогда спор, тогда брань? Как же ты можешь причаститься этой жертвы, приступая к трапезе с таким смятением? Не довольно для нас того, что мы приступаем с грехами, но и во время самого приступления мы не хотим воздержаться от прегрешений? В самом деле, когда мы спорим, когда шумим, когда угрызаем друг друга, то как будем без грехов? К чему спешишь ты, скажи мне? Для чего теснишься, видя закланного Агнца? Если бы даже во всю ночь пришлось взирать на эту жертву, то неужели, скажи мне, такое зрелище могло бы произвесть пресыщение? Целый день ты ждал, провел большую часть ночи, и такой подвиг ты теряешь и губишь в краткое мгновение времени? Помысли, что такое предлежит, и по какой причине. Агнец заклан для тебя, а ты с пренебрежением взираешь на Него закланного. "Идеже..., – сказано, – труп, тамо и орли́" (Мф. XXIV, 28). А мы приступаем не как орлы, но как псы; таково наше бесстыдство! Помысли, что было некогда пролито. Это – кровь, кровь, которая изгладила рукописание грехов, кровь, которая очистила твою душу, которая омыла твои нечистоты, которая восторжествовала над началами и властями, ибо "совлек, – говорит апостол, – начала и власти, изведе́ в позор дерзновением, изобличив их» на кресте (Кол. II, 15). Этот трофей, говорит он, имеет на себе много знаков победы, на вершине креста высоко повешена добыча. Как мужественный царь, с победою окончив труднейшую войну, выставляет на высоком трофее латы, щит и оружие властителя и побежденных его воинов, так и Христос, с победою окончил войну против дьявола, повесил на вершине креста, как бы на каком-нибудь трофее, все его оружия – смерть, клятву, чтобы все видели этот трофей, и силы вышние, которые на небесах, и люди, живущие внизу – на земле, и сами побежденные злые бесы. Итак если мы получили столь великий дар, то покажем себя по силам своим достойными дарованных нам благ, дабы сподобиться и царства небесного, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, чрез Которого и с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, честь, держава, во веки веков. Аминь.