Василий Великий

Творения. Ч.1

Оглавление

Беседы на шестоднев. 1

1-ая беседа. В начале сотвори Бог небо и землю (Быт. 1,1) 1

2-ая беседа. О том, что земля бе невидима и неустроена (Быт. 1,2) 6

3-ая беседа. О тверди. 11

4-ая беседа. О собрании вод. 17

5-ая беседа. О прозябениях земли. 21

6-ая беседа. О сотворении небесных светил. 26

7-ая беседа. О пресмыкающихся. 33

8-ая беседа. О птицах. 37

9-ая беседа. О животных земных. 42

Беседа 10. Первая о сотворении человека «по образу...». 47

Беседа 11. Вторая беседа о человеке. 54

Беседы на псалмы.. 59

Беседа на первую часть первого псалма. 59

Беседа на псалом седьмой. 64

Беседа на окончание четырнадцатого псалма и на ростовщиков. 69

Беседа на псалом двадцать восьмой. 72

Беседа на псалом двадцать девятый. 78

Беседа на псалом тридцать второй. 82

Беседа на псалом тридцать третий. 87

Беседа на псалом сорок четвертый. 96

Беседа на псалом сорок пятый. 102

Беседа на псалом сорок восьмой. 106

Беседа на псалом пятьдесят девятый. 112

Беседа на псалом шестьдесят первый. 115

Беседа на псалом сто четырнадцатый. 118

Беседы на шестоднев.

1-ая беседа. В начале сотвори Бог небо и землю (Быт. 1,1)

Кто хочет повествовать о составе мира, для того приличное начало — сказать предварительно о начале устроения видимых вещей. Ибо он должен передать историю о творении неба и земли, которое не само собою произошло, как представляли себе некоторые, но имело причину в Боге.

Какой слух будет достоин великости повествуемого? С каким приуготовлением надобно приступать душе к слышанию таких предметов? Ей должно быть чистою от плотских страстей, не омраченною житейскими заботами, трудолюбивою, изыскательною, вникающею во все, из чего только можно занять понятие о Боге, достойное Бога.

Но прежде нежели исследуем точность речений и рассмотрим многознаменательность сих немногих слов, представим себе, кто беседует с нами? Чрез это, хотя бы, по немощи нашего разумения, и не проникли мы в глубину сердца повествователю, однако же, обратив внимание на достоверность говорящего, сами собою дойдем до необходимости согласиться на сказанное.

Итак, составивший cиe повествование есть Моисей — тот Моисей, о котором засвидетельствовано, что «бе угоден Богови» (Деян.7,20), будучи еще грудным младенцем, которого усыновила дочь Фараонова, и воспитала по-царски, приставив к нему для обучения мудрых Египетских наставников. Который, возненавидев гордость преобладания и обратившись к униженному состоянию единоплеменников, «паче изволи страдати с людьми Божиими, нежели имети временную греха сладость» (Евр.11,25); который, получив от самой природы любовь к правде, еще прежде, нежели вверено ему начальствование над народом, по естественному отвращению от зла, оказывается даже до смерти готовым преследовать злых; который, будучи изгнан облагодетельствованными, и с радостью оставив Египетские мятежи, удалившись же в Эфиопию, там, на совершенной свободе от других занятий, в продолжение целых сорока лет, упражнялся в умозрении о существующем; который, будучи уже семидесяти дет, видел Бога, как можно видеть человеку, лучше же сказать, как не видал ни один человек, по собственному Божию свидетельству: «аще будет в вас пророк Господень, в видении ему познаюся, и во сне возглаголю ему. Не тако якоже раб Мой Моисей, во всем дому Моем верен есть: усты ко устом возглаголю ему яве, и не гаданием» (Чис.12,6–8). Сей-то, наравне с Ангелами удостоившийся лицезрения Божия, повествует нам нечто из того, что слышал он от Бога. Послушаем же вещаний истины, которые изречены «не в препретельных человеческия премудрости, но в наученых Духа» (1Кор.2,4;2,13), и имеют целью не похвалу слушающих, но спасение поучаемых.

«В начале сотвори Бог небо и землю». Изумительность мысли связывает у меня слово. О чем говорить прежде? С чего начать толкование? Обличать ли суетность язычников? Или возвеличить истину нашего учения?

Еллинские мудрецы много рассуждали о природе, — и ни одно их учение не осталось твердым и непоколебимым, потому что последующим учением всегда ниспровергалось предшествовавшее. Посему нам нет и нужды обличать их учения, их самих достаточно друг для друга к собственному низложению. Ибо не знавшие Бога не допускали, что происхождение всех вещей зависит от разумной причины, а сообразно с сим коренным своим неведением заключали и о прочем. Потому одни прибегали к вещественным началам, и причину всех вещей приписывали стихиям мира, другие же представляли себе, что природу видимых вещей составляют атомы и неделимые тела, тяжесть и скважинность, потому что рождение и разрушение происходят, когда неделимые тела то взаимно сходятся, то разлучаются, а в телах, существующих долее других, причина продолжительного пребывания заключается в крепчайшем сцеплении атомов.

Подлинно ткут паутинную ткань те, которые пишут это, и предполагают столько мелкие и слабые начала неба, земли и моря. Они не умели сказать: «в начале сотвори Бог небо и землю». Потому вселившееся в них безбожие внушило им ложную мысль, будто бы все пребывает без управления и устройства, и приводится в движение как бы случаем. Чтобы и мы не подверглись тому же, описывающий мироздание прямо, в первых словах, просветил наше разумение именем Божиим, сказав: в начале сотвори Бог.

Какой прекрасный порядок! Сперва упомянул о начале, чтобы иные не почли мир безначальным, а потом присовокупил: сотвори — в показание, что сотворенное есть самая малая часть Зиждителева могущества. Как горшечник, с одинаковым искусством сделавший тысячи сосудов, не истощил тем ни искусства, ни силы, так и Создатель этой вселенной, имея творческую силу, не для одного только мира достаточную, но в бесконечное число крат превосходнейшую, все величие видимого привел в бытие одним мановением воли.

А если мир имеет начало и сотворен, то спросим себя: кто дал ему начало, и кто его Творец? Лучше же сказать, чтобы тебе, доискиваясь сего посредством человеческих умствований, не уклониться как-нибудь от истины, Моисей предварил своим учением, вместо печати и ограждения нашим душам, наложив досточтимое имя Божие, когда сказал: в начале сотвори Бог. Cиe блаженное Естество, сия неоскудевающая Благость, сия Доброта любезная и многовожделенная для всякого одаренного разумом существа, cиe Начало существ, сей Источник жизни, сей духовный Свет, сия неприступная Мудрость, — вот Кто «сотвори в начале небо и землю!»

Посему, человек, не представляй себе видимого безначальным, и из того, что движущиеся на небе тела описывают круги, а в круге чувство наше с первого взгляда не может приметить начала, не заключай, что природа круговращаемых тел безначальна. Да и этого круга, то есть начертания, на плоскости описанного одною чертою, не должны мы предполагать уже безначальным потому, что убегает от нашего чувства, и не можем мы найти, где он начался и где окончился. Напротив того, хотя cиe и убегает от нашего чувства, однако же в действительности, кто описывал круг из средоточия и известным расстоянием, тот, без сомнения, начал его откуда-нибудь. Так и ты, видя, что тела, описывающие круги, возвращаются в прежнее свое положение, равномерностью и непрерывностью их движения не удерживай себя в той ложной мысли, будто бы мир безначален и нескончаем. «Преходит бо образ мира сего» (1Кор.7,31), и: «небо и земля мимоидет» (Мф.24, 35).

Предвозвещением же догматов о скончании и изменении мира служит и то, что предано нам ныне кратко в самых начатках богодухновенного учения: «в начале сотвори Бог». Начавшееся со временем по всей необходимости и окончится во времени. Если имеет начало временное, то не сомневайся о конце.

Но к какому концу приводят геометрия, арифметические способы, исследования о толщах и пресловутая астрономия — эта многопопечительная суета, если изучившие эти науки дошли до заключения, что видимый сей мир совечен Творцу всяческих Богу, и если то, что ограничено и имеет вещественное тело, возвели они в одну славу с естеством непостижимым и невидимым, не в состоянии будучи уразуметь и того, что где подлежат повреждениям и переиначиваниям части, там и целое необходимо потерпит некогда одинаковые видоизменения с собственными своими частями? Но они до того «осуетишася помышлении своими, и омрачися неразумное их сердце, и глаголющеся быти мудри объюродеша» (Рим.1,21–22), что одни утверждали, будто бы небо от вечности существует вместе с Богом, а другие говорили, что оно есть Бог безначальный и нескончаемый, причина благоустройства в частях вселенной. И без сомнения, излишество мирской мудрости принесет для них некогда приращение тяжкого осуждения за то, что, с такою осмотрительностью вникая в пустые предметы, произвольно слепотствовали в уразумении истины. Но они, вымерившие расстояние звезд, описавшие звезды, всегда видимые и северные, а также звезды находившиеся около южного полюса, и живущим там видимые, а нам неизвестные, разделившие на тысячи частей и северную широту и зодиакальный круг, с точностью наблюдавшие возвращение звезд, их стояния, склонения и общее движение к прежним местам, а также время, в какое каждая из планет совершает свой период, — они не нашли одного из всех способа, как уразуметь Бога, Творца вселенной и праведного Судию, воздающего каждому достойно по делам, и как вместить в уме вытекающую из понятия о суде мысль о скончании, потому что миру необходимо измениться, если и состояние душ перейдет в другой род жизни. Ибо как настоящая жизнь имеет качества сродные сему миру, так и будущее существование наших душ получит жребий свойственный своему состоянию. Но они до того не расположены внимать сим истинам, что даже громким смехом встречают нас, которые возвещаем кончину сего мира и вечное пакибытие.

Поелику начало, естественным образом, предшествовало тому, что от начала, то повествующий о вещах, получивших бытие во времени, по необходимости всему предпоставил это выражение: «в начале сотвори». Было нечто, как вероятно, и прежде сего мира, но cиe, хотя и постижимо для нашего разумения, однако же не введено в повествование, как несоответствующее силам новообучаемых и младенцев разумом. Еще ранее бытия мира, было некоторое состояние приличное премирным силам, превысшее времени, вечное, присно продолжающееся. В нем-то Творец и Зиждитель всяческих совершил создания — мысленный свет, приличный блаженству любящих Господа, разумные и невидимые природы и все украшение умосозерцаемых тварей, превосходящих наше разумение, так что нельзя изобрести для них и наименования. Они-то наполняют собою сущность невидимого мира, как научает нас Павел, говоря: «яко Тем создана быша всяческая, аще видимая, аще невидимая, аще престоли, аще господствия, аще начала, аще власти» (Кол.1,16), и ангельские воинства, и архангельские чиноначалия.

А когда уже стало нужно присоединить к существующему и сей мир — главным образом училище и место образования душ человеческих, а потом и вообще место пребывание для всего подлежащего рождению и разрушению, тогда произведено сродное миру и находящимся в нем животным и растениям преемство времени, всегда поспешающее и протекающее, и нигде не прерывающее своего течения. Не таково ли время, что в нем прошедшее миновалось, будущее еще не наступило, настоящее же ускользает от чувства прежде, нежели познано? А такова природа и бывающего в сем мире. Оно то непременно возрастает, то умаляется, и явным образом не имеет ничего твердого и постоянного. Посему и телам животных и растений, которые необходимо соединены как бы с некоторым потоком, и увлекаются движением, ведущим к рождению или разрушению, прилично было заключиться в природе времени, которое получило свойства сродные вещам изменяемым. По сей-то причине премудро изъясняющий нам бытие мира, рассуждая о мире, весьма кстати присовокупил: в начале сотвори, то есть в сем начале, в начале временном. Ибо, конечно, не во свидетельство того, что мир по своей первобытности предшествует всему сотворенному, именует его происшедшим в начале, но говорит о начале происхождения сих видимых и чувством постигаемых вещей после невидимого и умосозерцаемого.

Началом называется и первое движение, например: «начало пути блага, еже творити праведная» (Притч.16,6), потому что прежде всего праведные дела движут нас к блаженной жизни. Но началом называется и то, с чего начинается какая-нибудь вещь, между тем как в ней есть и другое, например: в доме основание и в корабле подводная часть. В таком смысле сказано: «начало премудрости страх Господень» (Притч.1,7), потому что богобоязненность есть как бы основа и опора совершенства. Началом же искусственных произведений именуется искусство, например: мудрость Веселеила была началом украшения Скинии. А началом нравственных поступков бывает часто и полезный конец сделанного, например: началом милостыни — приобретение благоволения Божия, и началом всякого добродетельного действования — ожидающий нас по обетованиям конец.

Поелику же начало берется в стольких значениях, то смотри, нельзя ли к слову сему и в настоящем случае приложить всех знаменований. Ибо тебе можно узнать, с какого времени началось строение сего мира, если, от настоящего поступая назад, потрудишься найти первый день бытия мира. В таком случай найдешь, с чего во времени началось первое движение. Потом найдешь и то, что, как бы некоторыми основаниями и опорами, предварительно прочему, положены небо и земля, а потом, что есть какой-то художественный Ум, который распоряжался украшением видимых вещей, как показывает тебе самое слово: «начало». Найдешь также, что не напрасно и не без цели, но для полезного некоторого конца, представляющего существам обширное употребление, измышлен сей мир, — если только действительно он есть училище разумных душ, в котором преподается им боговедение и чрез видимое и чувственное руководствует ум к созерцанию невидимого, как говорит Апостол, что «невидимая Его от создания мира творенми помышляема видима суть» (Рим. 1, 20).

Или, может быть, поелику действие творения мгновенно и не подлежит времени, то и сказано: «в начале сотвори», потому что начало есть нечто не состоящее из частей и непротяженное. Как начало пути еще не путь, и начало дома еще не дом, так и начало времени еще не время, а даже и не самомалейшая часть времени. Если же какой-либо любитель споров скажет, что начало времени есть время, то пусть знает, что сим разделить начало на части, а части сии суть: начало, середина и конец. Но придумывать начало для начала весьма смешно. И кто делит начало на двое, тот из одного сделает два начала, лучше же сказать, много и бесконечное число начал, потому что каждую отделенную часть должен будет непрестанно рассекать на новые части. Итак, чтобы мы уразумели вместе, что мир сотворен хотением Божиим не во времени, сказано: «в начале сотвори». В означение сего древние толкователи , яснее выражая мысль, сказали: вкратце (εν κεφαλαιω) сотвори Бог, то есть вдруг и мгновенно.

Доселе, чтобы из многого сказать не многое, рассуждали мы о начале. Но из искусств одни называются творящими (ποιητικαι) другие состоящими то в действовании (πρακτικαι) то в умозрении (θεωορητικαι). Концом искусств, состоящих в умозрении, служит самое действование ума, а концом искусств, состоящих в действовании, — самое движение тела, по прекращении которого ничего уже нет и не осталось для зрителей: так пляска или игра на свирели не дают ничего в произведении, но действие cиe ограничивается только само собою. А в искусствах творящих, и по прекращении действия, дело на виду: таковы искусства домостроительства, плотничества, кузнечества, ткачества и сим подобные. Хотя художника и нет на лице, однако же искусства сии сами собою достаточно показывают художнический ум, и ты можешь удивляться домостроителю, кузнецу, ткачу, смотря на его произведение.

Посему и премудрый Моисей, желая показать, что мир есть художественное произведение, подлежащее созерцанию всякого, так что чрез него познается премудрость его Творца, не другое какое слово употребил о мире, но сказал: «в начале сотвори». Не сделал, не произвел, но сотворил. И поелику многие из представлявших, что мир от вечности существует с Богом, соглашались не на то, что он сотворен Богом, но что сам собою осуществился, будучи как бы оттенком Божия могущества, и потому хотя признавали Бога причиною мира, но причиною непроизвольною, как тело бывает причиною тени, и сияющее — сияния, то пророк, поправляя сию ложную мысль, употребил слова с особенной точностью, сказав: «в начале сотвори Бог». Бог был для мира не сим одним — не причиною только бытия, но сотворил как благий — полезное, как премудрый — прекраснейшее, как могущественный — величайшее. Пророк показал тебе в Боге едва не художника, который, приступив к сущности вселенной, приноровляет ее части одну к другой, и производит само себе соответственное, согласное и гармоническое целое.

«В начале сотвори Бог небо и землю». Двумя крайностями обозначил сущность вселенной, приписав небу старейшинство в бытии, а о земле сказав, что она занимает второе место по сущности. Без сомнения, ежели есть что-нибудь среднее между небом и землею, то оно сотворено вместе с сими пределами. Почему, хотя не сказано о стихиях: огне, воде и воздухе, но ты собственным своим разумением постигни, во-первых, что все находится во всем. И в земле найдешь и воду, и воздух, и огонь. Огонь выскакивает из камней, и из железа, которое само ведет начало от земли, при ударениях обыкновенно блещет неистощимый огонь. И достойно удивления, каким образом существующий в телах огонь скрывается в них безвредно, но, будучи вызван наружу, делается истребительным для тел, хранивших его в себе прежде. А что в земле есть и водное естество, доказывают копатели колодцев. И о находящемся в нем воздушном естестве свидетельствуют пары, какие выходят из земли влажной и согретой солнцем. Во-вторых, если по природе своей небо занимает верхнее место, а земля составляет самый низ, почему легкое стремится к небу, а тяжелое обыкновенно клонится к земле, верх же и низ противоположны между собою, то упомянувший о небе и земле, которые по самой природе наиболее удалены друг от друга, конечно, обозначил тем совместительно и все, что наполняет средину между ними. А потому и не ищи повествования о каждой стихии, но в сказанном подразумевай и умолчанное.

«В начале сотвори Бог небо и землю». Исследование о сущности каждого существа, или подпадающего нашему умозрению, или подлежащего нашим чувствам, введет в толкование самые длинные и многосложные рассуждения, и при рассмотрении этой задачи нужно будет потратить более слов, нежели сколько можно сказать о каждом из прочих вопросов. Сверх того ни мало не послужит к назиданию Церкви — останавливаться на таком предмете.

Но касательно сущности неба довольно для нас сказанного у Исаии, который в простых словах дал нам достаточное понятие о природе его, сказав: «Утвердивый небо яко дым» (Ис.51, 6), то есть, для составления неба Осуществивший естество тонкое, не твердое, не грубое. И об очертании неба достаточно для нас сказано у того же пророка в славословии Богу: «Поставивый небо яко камару» (Ис.49, 22).

То же самое правило предпишем себе и касательно земли, не любопытствовать об ее сущности, что она такое, не тратить времени на умствования, исследуя самое подлежащее, не доискиваться какого-то естества, которое лишено качеств, и само в себе взятое безкачественно, но твердо помнить, что все свойства, усматриваемые в земле, будучи восполнением сущности, входят в понятие бытия. Покусившись отвлечь разумом от земли каждое из находящихся в ней качеств, придешь ни к чему. Ибо если отнимешь черноту, холодность, тяжесть, густоту, качества земли, действующие на вкус, или и другие, какие в ней усматриваются, то подлежащим останется ничто.

Посему советую тебе, оставив все это, не доискиваться и того, на чем земля основана. Ибо при таком изыскании мысль придет в кружение оттого, что рассудок не найдет никакого несомненного предела. Если скажешь, что воздух подложен под широту земли, то придешь в затруднение, каким образом естество мягкое, заключающее в себе много пустоты, противоборствует такой тяжести, будучи ею сдавлено, а не расплывается во все стороны, убегая из-под гнета, и непрестанно переливаясь на верх гнетущего. Опять, если предположишь себе, что вода под землею, то и в таком случай должен будешь спросить, отчего тяжелое и густое не погружается в воду, но слабейшим естеством поддерживается естество столько превосходящее его тяжестью? Сверх того надобно будет найти опору и самой воде, и опять с недоумением спрашивать: на чем твердом или упорном лежит нижний ее слой? Если же предположишь, что другое тело, которое тяжелее земли, препятствует ей идти книзу: то должен будешь рассудить, что и для него нужно какое-нибудь поддерживающее тело, не дозволяющее ему падать вниз. Если же и для него можешь придумать какой-нибудь подкладень, то разум наш опять потребует подпоры и для сего подкладня. А таким образом пойдем в бесконечность, для находимых непрестанно оснований придумывая опять новые. И чем далее станем простираться разумом, тем большую принуждены будем вводить поддерживающую силу, которая бы могла противиться в совокупности всему на ней лежащему.

Посему положи пределы своей мысли, чтобы за любопытство, старающееся изведать непостижимое, и тебя не коснулось слово Иова, чтобы и к тебе не мог относиться его вопрос: «на чем столпи» «ея утверждени суть» (Иов. 38, 6)? Но если слышишь иногда в псалмах: «Аз утвердих столпы ея» (Пс.74, 4), то разумей, что столпами названа сила, поддерживающая землю. Ибо слова: «на морях основал ю есть» (Пс.23,2), что означают, как не то, что водное естество повсюду разлито вокруг земли? Как же вода, будучи текучею, и по скату обыкновенно падающая вниз, остается висящею и никуда не стекающею? А ты не рассуждаешь, что тоже, или еще и большее затруднение представляет разуму земля, сама на себе повешенная, между тем как она по естеству тяжелее. Но согласимся ли, что земля висит сама на себе, или скажем, что она держится на воде, — в обоих случаях необходимо не отступать от благочестивого разумения и признавать, что все в совокупности содержится силою Творца. А потому и себе самим, и спрашивающим нас: на чем опирается этот огромный и несдержимый груз земли? — надобно отвечать: «в руце Божией концы земли» (Пс.94, 4). Эта мысль и для нас самая безопасная и для слушающих полезная.

Некоторые естествоиспытатели остроумно доказывают, что земля пребывает неподвижною уже и по следующим причинам: поелику она заняла среднее место в мире, и во все стороны имеет равное расстояние от краев, то, по недостатку причины уклониться куда-нибудь преимущественно, необходимо остается в своем положении, и окружающее ее отовсюду равенство делает совершенно невозможным движение ее к чему-нибудь. Среднее же место досталось земле не по жребию и не по случаю, но таково естественное и необходимое положение земли. Ибо, рассуждают они, как небесное тело удержало за собою крайнее место вверху, так все тяжести, какие предположим падающими сверху, должны отовсюду устремиться к средине. А куда стремятся части, туда, очевидно, соберется и целое. Если же камни, деревья и все земляные частицы стремятся к низу, то это самое положение будет свойственно и прилично целой земле. А если что легкое устремится прочь от средины, то, очевидно, движение его будет к верху. Посему стремление к низу есть стремление свойственное веществам тяжелым, словом же: низ, означается средина. Итак не дивись, что земля ни куда не падает, занимая естественное для нее место — середину. Ибо, по всей необходимости, ей должно пребывать на своем месте, или, приняв противоестественное движение, сойти с свойственного ей основания.

Но если в сказанном доселе кажется тебе что-нибудь правдоподобным, то обратись с удивлением к Божией премудрости, которая так cиe устроила. Ибо изумление пред великими предметами не уменьшается, когда открыт способ, каким произошло что-нибудь необычайное. А если и не открыт, то простота веры да будет крепче доказательств от ума.

То же самое можем сказать и о небе, то есть, что мирские мудрецы предложили многословные рассуждения об естестве неба. Одни говорили, что оно сложено из четырех стихий, как осязаемое, видимое и содержащее в себе — землю, потому что упорно, — огонь, потому что видимо, — прочая же стихии, потому что есть смесь. А другие отринув cиe мнение как неправдоподобное, в состав неба ввели какое-то пятое телесное естество, выдумав его самовольно и сами от себя . У них есть какое-то эфирное тело, которое, как говорят они, ни огонь, ни воздух, ни земля, ни вода, ни вообще какое либо из простых веществ, потому что простым веществам свойственно движение прямолинейное, так как легкие стремятся вверх, и тяжелые — вниз, а это тело ни вверх ни вниз не движется, но вращается кругообразно, движение же прямолинейное вообще весьма отлично от кругообразного вращения. Но в телах, у которых естественные движения различны, по необходимости, как рассуждают они, и сущности должны быть различны. Невозможно предположить нам и того, что небо сложено из простых тел иди, так называемых, стихий, потому что сложенное из различных тел не может иметь равномерного и свободного движения, так как каждое простое тело, заключающееся в сложном, имеет по природе свое собственное стремление. По сей причине сложные тела, во-первых, с трудом удерживаются в непрерывном движении, потому что одно движение не может быть соразмерно и дружно со всеми противными движениями. Напротив того, движение, свойственное легкому телу, враждебно движению, которое свойственно самому тяжелому телу. Ибо когда движемся вверх, обременяют нас земляные части, а когда несемся вниз, терпят в нас насилие огненные части, вопреки их природе увлекаемые книзу. Стремление же стихий в противные стороны бывает причиною распадения. Принужденное и противоестественное, будучи удержано не надолго, и то насильственно и с трудом, вскоре разлагается на составные свои части, потому что каждая из частей, вошедших в состав, возвращается в собственное свое место. По сей-то, говорят, необходимости выведенных умозаключений, должны были отвергнуть прежние мнения и составить свое предположение те, которые, для происхождения неба и звезд небесных, предположили пятое телесное естество. А иной, изобретательный на тонкости, восстав против сих умозаключений, расстроит и опровергнет их, введет же собственное свое мнение. И если мы предпримем теперь говорить о таких предположениях, то сами впадем в такое же пустословие, как и их изобретатели.

Но мы, предоставив им низлагать друг друга, сами же, не касаясь рассуждений о сущности, и поверив Моисею, что «сотвори Бог небо и землю», прославим наилучшего Художника, премудро и искусно сотворившего мир, и из красоты видимого уразумеем Превосходящего всех красотою. Из величия сих чувственных и ограниченных тел сделаем наведение о Бесконечном, превысшем всякого величия, и по множеству Своей силы превосходящем всякое разумение. Хотя и не знаем природы сотворенного, но и то одно, что в совокупности подлежит нашим чувствам, столько удивительно, что самый деятельный ум оказывается недостаточным для того, чтобы изъяснить, как следует, самомалейшую часть мира, и чтобы воздать должную похвалу Творцу, Которому слава, честь и держава во веки веков, аминь.

______________

Св. Василий, вероятно, разумел здесь перевод Аквилы, по которому читается: Εν κεφαλαιω εποιηοε υ Θεος τον σρανον και την γην

В подлиннике, как и у Семидесяти: οι κρικοι собственно — кольца; у Аквилы же и Феодотиона, αι βασεις основания, — что ближе к Еврейскому подлиннику.

Предыдущее мнение принадлежит Платону, а последнее Аристотелю.

2-ая беседа. О том, что земля бе невидима и неустроена (Быт. 1,2)

На не многих словах остановившись утром, нашли мы в них такую сокровенную глубину мыслей, что приходим в совершенную безнадежность касательно последующих. Ибо если вход во Святая таков, и преддверие храма так досточестно и величественно, таким преизбытком красоты осиявает наши очи и умы, то каково же Святая-Святых? И кто достоин смело взойти во святилище? Или кто прострет взор на таинственное? И зрение сих тайн недоступно, и знаменование вмещаемого умом совершенно неизъяснимо.

Впрочем, поскольку у Праведного Судии назначены немаловажные награды и за одно преднамерение исполнить должное, то не обленимся заняться исследованием. Ибо, хотя не постигнем достоинства предметов, однако же, если при помощи Духа не уклонимся от намерения Писания, то и сами, конечно, не будем признаны ни к чему негодными, и при содействии благодати сделаем нечто к назиданию Церкви Божией.

Сказано: «земля же бе невидима и неустроенна». Почему, когда то и другое, и небо и земля, сотворены равночестно, небо доведено до совершенства, а земля еще несовершенна и не получила полного образования? Или вообще, что значит неустроенность земли? И по какой причине была она невидима?

Совершенное устройство земли означает обилие ее произведений, прозябение всякого рода растении, появление высоких деревьев, и плодовитых и неплодовитых, доброцветность и благовоние цветов, и все то, что в скором времени должно было, по Божию повелению произникнув на земли, украсить породившую все cиe. А как ничего этого еще не было, то Писание справедливо наименовало землю неустроенною.

Но то же самое можем сказать и о небе. И оно не имело еще полного образования, не получило свойственного ему украшения, потому что не освещалось луною и солнцем, не венчалось сонмами звезд. Всего этого еще не было, а потому не погрешишь против истины, если и небо назовешь неустроенным.

Невидимою же названа земля по двум причинам, или потому что не было еще зрителя земли — человека, или потому что она погружалась в глубине, и от разливающейся на ее поверхности воды не могла быть видимою. Ибо воды не были еще совокуплены в свои собрания, которые совокупивший их Бог наименовал в последствии морями. Да и что бывает невидимо? Как то, чего нельзя видеть плотскими глазами, какова наша мысль, так и то, что по природе видимо, но скрывается по причине заграждения наложенным на него телом, как железо в глубине. В сем значении, как думаю, и теперь названа невидимою земля, покрытая водою. Сверх того, поелику не был еще сотворен свет, то не удивительно, что земля, по причине неосвещенного над нею воздуха, лежащая во тьме, и в этом отношении названа в Писании невидимою.

Но подделывающиеся под истину, не приучившие ума своего следовать Писанию, а напротив того, по собственному усмотрению, превращающие смысл написанного, говорят, что сими словами означается материя. Ибо материя, рассуждают они, по природе своей невидима и неустроена, потому что сама в себе взятая бескачественна, не имеет никакого вида и очертания. И ее-то взяв, Художник, по Своей премудрости, образовал и привел в порядок, а таким образом осуществил из нее видимое.

Итак, если материя не сотворена, то, во-первых, она равночестна Богу, как удостоенная тех же преимуществ. Но что может быть сего нечестивее? Бескачественное, не имеющее вида, крайнее безобразие, не получившую никакого образования гнусность (употребляю собственные выражения сих учителей) удостоить одинакового предпочтения с премудрым, всемогущим и прекраснейшим Создателем и Творцом всяческих! Во-вторых, если материя так вместительна, что может принять в себя все ведомое Богу, то чрез это сущность материи уравнивают они некоторым образом с неисследимым Божиим могуществом, как скоро материя достаточна к тому, чтобы измерить собою весь разум Божий. А если материя мала для Божьего действования, то и в таком случай учение их обратится в нелепую хулу, потому что недостаточностью материи заставят они Бога остаться в бездействии и не довершить дел Своих.

Но их ввела в заблуждение скудость естества человеческого. Поскольку у нас каждое искусство трудится над одним каким-нибудь веществом отдельно, например: кузнечное над железом, плотничное над деревами, поелику в сих искусствах иное есть материя, иное форма, а иное — производимое по форме, и вещество берется совне, форма же прилаживается искусством, а произведением бывает нечто сложенное из того и другого, из формы и из материи, то они рассуждают таким же образом и о Божием созидании, что форма дана миру премудростью Творца всяческих, а вещество имел Создатель совне, и произошел сложенный мир, который материю и сущность имеет от иного начала, а очертание и образ получил от Бога. В следствие сего они отрицают, чтобы великий Бог был полновластен при устроении всего сущего, представляют же Его как бы участвовавшим в складчине и малую только долю вложившим от Себя в бытие существ. Так они, по низости своих умствований, не могут досязать взором до высоты истины, потому что здесь искусства позднее веществ, будучи внесены в жизнь нашу по требованию необходимости. Прежде была шерсть, потом родилось ткацкое искусство, чтобы восполнить от себя недостаток природы. Было и дерево, строительное же искусство, взяв и обделывая cиe вещество для каждой представлявшейся нужды, показало нам пользу дерев, доставляя мореходцам весло, земледельцам веяльную лопату, воинам древко для копья.

Но Бог, прежде нежели существовало что-нибудь из видимого ныне, положив в уме и подвигшись привести в бытие не сущее, вместе и помыслил, каким должен быть мир, и произвел материю соответственную форме мира. Для неба отделил Он естество приличное небу, и в форму земли вложил сущность, свойственную земле и для нее потребную. Огню же, воде, воздуху и формы дал, какие хотел, и в сущность их привел, как требовало умопредставление каждой из творимых вещей. И целый мир, состоящий из разнородных частей, связал Он каким-то неразрывным союзом любви в единое общение и в одну гармонию, так что части, по положению своему весьма удаленные одна от другой, кажутся соединенными посредством симпатии. Посему да прекратят свои баснословные построения те, которые, при немощи собственных умствований, измеряют могущество непостижимое для разумения и вовсе неизреченное на человеческом языке!

«Сотвори Бог небо и землю», не в половину каждое, но целое небо и целую землю, самую сущность, взятую вместе с формою, потому что Он не изобретатель только образов, но Зиждитель самого естества существ. Иначе, пусть отвечают нам, каким образом встретились между собою и деятельная сила Божия, и страдательная природа вещества, встретились между собою и вещество, доставляющее материю без образа, и Бог, имеющий знание образов без вещества, встретились так, что недостающее у одного дается другим, дается Зиждителю то, над чем показать искусство, а веществу то, чтобы отложить свое безобразие и неимение формы? Но о сем довольно. Возвратимся к сказанному в начале.

«Земля же бе невидима и неустроенна». Сказавший: «в начале сотвори Бог небо и землю», умолчал о многом: о воде, о воздухе, об огне, и о видоизменениях, из них происшедших. Хотя все это, как служащее к восполнению мира, очевидно, существовало в целом, однако же история не коснулась сего, чтобы приучить ум наш к самодеятельности, и дать ему случай по немногим данным делать заключения и о прочем. Посему, когда не сказано о воде, что сотворил ее Бог, но сказано, что земля была невидима, рассуди сам в себе: какою же завесою она была покрыта и не являлась зрению? Огонь не мог ее закрывать, потому что огонь светоносен, и к чему присоединяется, тому сообщает скорее видимость, нежели темноту. Также и не воздух был тогда покровом земли, потому что естество воздуха тонко и прозрачно, принимает в себя все образы видимых вещей и передает их взорам видящих. Итак остается нам представить, что вода возвышалась на земной поверхности, пока еще влажная сущность не была отделена в особое место. А от сего земля была не только невидима, но и неустроена, потому что излишество влаги даже и ныне бывает препятствием плодородию земли. Итак одна причина и невидимости и неустроенности, если только под устройством земли разуметь свойственное ей и естественное украшение — жатвы, волнующаяся в долинах, зеленеющие и испещренные различными цветами луга, цветущие холмы и осененные лесами вершины гор. Всего этого еще не было. Земля, по силе, вложенной в нее Создателем, хотя готова была породить все cиe, однако же ожидала приличного времени, чтобы, по Божию повелению, произвести на свет свои порождения.

Но сказано: «и тма верху бездны». Опять новый предлог к баснословию, новые основания к нечестивым построениям для тех, которые извращают слова по собственным догадкам! Ибо не объясняют по обыкновенному, что тьма есть какой-нибудь не освященный воздух, или место затененное от преграждения света телом, или, вообще, место, лишенное света по какой ни есть причине, но толкуют, что тьма есть злая сила, лучше же сказать, самое зло, само от себя имеющее начало, противоположное и противодействующее Божией благости. Если «Бог свет есть» (1Ин.1,5), то сила Ему противоборствующая, говорят они, в сообразность сей мысли, очевидно будет тьма — тьма, не от другого кого имеющая бытие, но самобытное зло, тьма, нечто враждебное душам, нечто производящее смерть, противление добродетели. И в самых словах пророка, по ложному их разумению, показывается, что тьма сия существовала, а не Богом сотворена. И на этом предположении каких не построено лукавых и безбожных учений! «Kaкиe волцы тяжцы» (Деян.20,29), расточающие Божие стадо, устремлялись на души, ведя начало от сего краткого слова ! Не отсюда ли Маркионы? Не отсюда ли Валентины? Не отсюда ли мерзкая ересь Манихеев, которую, если назовет кто гнилостью в церквах, не погрешит в приличии наименования?

Для чего, человек, бежишь вдаль от истины, сам для себя вымышляя случаи к погибели? Просто и для всякого удобопонятно слово; сказано: «земля бе невидима». Какая же тому причина? Та, что земля имела над собою распростертую бездну. Что же за понятие: бездна? Это — множество воды, в котором невозможно достать нижнего предела. Но знаем, что многие тела часто бывают видны сквозь тонкую и прозрачную воду. Почему же ни одна часть земли не показывалась в водах? Потому что разлитый над водою воздух был еще не светел, но темен. Ибо луч солнечный, проходящий чрез воды, показывает часто в глубине мелкие камни. Но в глубокую ночь никто никаким образом не увидит находящегося под водою. Посему словам: «земля бе невидима», пояснением служит присовокупленное, что лежала на ней бездна, и бездна была темная.

Итак бездна — не множество сопротивных сил, как представляли себе некоторые, и тьма — не первоначальная какая-нибудь и лукавая сила, противопоставляемая добру. Ибо две силы, по противоположности одна другой уравнивающиеся, непременно будут одна для другой разрушительны, и состоя между собою в непрекращаемой брани, непрестанно будут иметь и доставлять друг другу случаи ко вражде. И если одна из противоположных сил превосходить другую могуществом, то делается совершенно истребительною для преодолеваемой силы. Посему, если говорят, что сопротивление зла добру равносильно, то вводят непрекращающуюся брань и непрестанное разрушение, поелику каждое отчасти одолевает и одолевается. А если добро превосходить силою, то по какой причине природа зла не истреблена совершенно? А если, чего и выговорить невозможно... дивлюсь, как не бегут они сами от себя, будучи увлекаемы в такие злочестивые хулы!

Но неблагочестиво сказать и то, будто бы зло имеет начало от Бога, потому что противное от противного не происходит. Жизнь не рождает смерти, тьма не начало свету, болезнь не содетельница здравия. Напротив того, хотя при перемене состоянии бывают переходы из противоположного в противоположное, однако же в рождениях каждая рождающаяся вещь происходит не от противоположного, но от однородного. Итак спрашивают: если зло и не есть нечто несотворенное, и не Богом сотворено, то откуда же имеет свою природу? А что зло существует, сего не будет отрицать никто из причастных жизни.

Что же скажем на cиe? То, что зло не живая и одушевленная сущность, но состояние души, противоположное добродетели и происходящее в беспечных чрез отпадение от добра. Посему не доискивайся зла вовне, не представляй себе, что есть какая-то первородная злая природа, но каждый да признает себя самого виновником собственного злонравия.

Все, что ни бывает, всегда приключается с нами частью по природе, например, старость и немощи, частью по случаю, например, неожиданные встречи чего-нибудь нередко скорбного или и радостного, происходящие от посторонних причин, как-то: роющему колодезь — обретение сокровища, или идущему на рынок — встреча бешеной собаки, частью же от нас зависит, например, взять верх над пожеланиями или не полагать меры удовольствиям, удержаться от гнева или наложить руки на раздражившего, сказать правду или солгать, иметь нрав кроткий и умеренный или гордый и заносчивый.

Посему не ищи вовне начал тому, над чем сам ты господин, но знай, что зло, в собственном смысле взятое, получило начало в произвольных падениях. А если бы оно было не произвольно, и не от нас зависело, то как законы не угрожали бы таким страхом обидчикам, так и наказания, налагаемые на преступников в судах по мере вины, были бы тогда неизбежны. Cиe пусть будет сказано о зле, в собственном смысле взятом. А болезнь, бедность, бесславие, смерть и другие человеческие скорби не должно и включать в число зол, потому что противоположное им не причисляется нами к величайшим благам, и скорби сии частью бывают по природе, а частью оказываются для многих послужившими в пользу.

Итак, в настоящем случае, заставив умолкнуть всякое переносное и догадочное толкование, изложим понятие тьмы просто, без тонкостей, следуя намерению Писания. Разум спрашивает: сотворена ли тьма вместе с миром, и первоначальнее ли она света, а поэтому точно ли худшее старше? — Ответствуем, что и сии тьма не что-либо самостоятельное, но видоизменение в воздухе, произведенное лишением света. Какого же света лишенным вдруг нашлось место в мире, так что поверх воды стала тьма?

Полагаем, что, если было что-нибудь до составления сего чувственного и тленного мира, то оно, очевидно, находилось во свете. Ибо ангельские чины, все небесные воинства, вообще, какие только есть именуемые и не именуемые умные природы и служебные духи, жили не во тьме, но во свете и во всяком духовном веселии имели приличное для себя помещение. И против сего никто не будет спорить, тем паче тот, кто в числе обетованных благ ожидает пренебесного света, о котором говорит Соломон: «свет праведным всегда» (Притч. 13, 9), и Апостол: «благодаряще Бога и Отца, призвавшаго нас в причастие нacледия святых во свете» (Кол. 1, 12). Ибо если осужденные посылаются во тьму кромешную, то совершившие дела достойные благоволения, очевидно, имеют упокоение в премирном свете.

Посему, когда по Божию повелению, вдруг распростерто было небо вокруг того, что заключилось внутри собственной его поверхности, и стало оно непрерывным телом, достаточным к тому, чтобы отделить внутреннее от внешнего , тогда по необходимости само небо сделало неосвещенным объемлемое им место, пресекши лучи, идущие совне. Ибо для тени нужно быть в одно время свету, телу и неосвященному месту. Таким образом тьма в мире произошла от тени небесного тела. Сказанное же мною поймешь из очевидного примера, если в ясный полдень поставишь над собою палатку из плотной и непроницаемой ткани, и сам себя заключишь в составившуюся мгновенно тьму. Такою же предположи и оную тьму, то есть, не чем-нибудь предварительно осуществленным, но следствием других вещей. О сей, конечно, тьме говорится, что она возвышалась над бездною, потому что с поверхностями тел обыкновенно соприкосновенны крайние пределы воздуха, но тогда над всеми телами разлита была вода, почему по необходимости сказано, что тьма верху бездны.

И «Дух Божий», говорит Моисей, «ношашеся верху воды». Или дух сей означает разлияние воздуха, и ты разумей, что Писатель перечисляет части мира, то есть, что Бог сотворил небо, землю, воду, воздух, и притом воздух уже разлитый и текущий. Или, что ближе к истине и одобрено прежде нас, духом Божиим назван Дух Святый, потому что Он, по замеченному, преимущественно и исключительно достоин такого упоминания в Писании, и никакой другой дух не именуется Божиим, кроме Святого, восполняющего Собою Божественную и блаженную Троицу. И ты, допустив такое разумение, извлечешь из него большую пользу.

Как же Он «ношашеся верху воды»? Скажу тебе не свое мнение, но мнение одного Сириянина, который был столько же далек от мирской мудрости, сколько близок к ведению истинного. Итак он говорил, что Сирский язык выразительнее и, по сродству с Еврейским, несколько ближе подходит к смыслу Писания. Разумение же сего речения таково. Слово «ношашеся», как говорит он, в переводе употреблено вместо слова: «согревал» и «оживотворял» водное естество, по подобию птицы, насиживающей яйца и сообщающей нагреваемому какую-то живительную силу. Подобная сей мысль, говорят, означается сим словом и в настоящем месте. Дух носился, то есть приуготовлял водное естество к рождению живых тварей. Таким образом из сего достаточно объясняется предлагаемый иными вопрос: без действия ли оставался Дух Святый в деле творения?

«И рече Бог: да будет свет» (Быт. 1, 3). Первое Божие слово создало природу света, разогнало тьму, рассеяло уныние, обвеселило мир, всему дало вдруг привлекательный и приятный вид. Явилось небо, покрытое дотоле тьмою, открылась красота его в такой мере, в какой еще и ныне свидетельствуют о ней взоры. Озарился воздух, лучше же сказать, в целом своем объеме растворил все количество света, повсюду, до самых своих пределов распространяя быструю передачу лучей, ибо вверх простирался он до самого эфира и неба, а в широту все части мира, северные и южные, восточные и западные, освещал в быстрое мгновение времени. Такова природа воздуха, она тонка и прозрачна, и потому проходящий чрез него свет не имеет нужды ни в каком временном протяжении. Как не во времени переносит он зрение наше к видимым предметам, так и приливы света во все свои пределы приемлет мгновенно, в сравнении с чем нельзя и мысленно представить кратчайшего мига времени. И эфир стал приятнее при свете, воды сделались светлее, не только принимая в себя лучи, но и испуская их от себя чрез отражение света, потому что вода во все стороны отбрасывала отблески. Божиим словом все изменено в приятнейший и честнейший вид. Как пускающие в глубину масло производят на том месте блеск, так и Творец всяческих, изрекши слово Свое, мгновенно вложил в мир благодать света. «Да будет свет». И повеление стало делом, произошло естество, приятнее которого к наслаждению невозможно ничего и представить человеческим разумом.

Когда же приписываем Богу глас, речь и повеление, тогда под Божиим словом не разумеем звука, издаваемого словесными органами, и воздуха, приводимого в сотрясение посредством языка, но, для большей ясности учащимся, хотим в виде повеления изобразить самое мановение в воле.

«И виде Бог свет, яко добро» (Быт. 1, 4). Можем ли мы сказать что-нибудь достаточное в похвалу света, когда он предварительно имеет о себе свидетельство Сотворившего: «яко добро»? И в наших делах разум предоставляет судить глазам, когда не может ничего сказать с такою же силою, с какою предварительно свидетельствует чувство. Но если красота тела состоит во взаимной соразмерности частей и в наружной доброцветности, то как понятие красоты удерживает место в свете, который по природе прост и однороден? Не потому ли, что свету приписывается соразмерность, не в отношении к собственным его частям, но в отношении к неболезненному и приятному действию на зрение? Так и золото прекрасно, хотя имеет привлекательность для взора и приятность не по соразмерности частей, но по одной доброцветности. И вечерняя звезда прекраснее всех звезд, не потому что соразмерны части, из которых она состоит, но потому что лучи ее падают на глаза, не производя никакого болезненного ощущения и с приятностью. Сверх того Бог произносит теперь суд о красоте, без сомнения не имея в виду приятности для зрения, но предусматривая пользу света в последствии, потому что глаза и не судили еще о красоте света.

«И разлучи Бог между светом, и между тмою», то есть Бог соделал природу их несоединимою и совершенно противоположною, потому что удалил их друг от друга и отделил великою средою.

«И нарече Бог свет день, а тму нарече нощь» (Быт. 1, 5). Ныне, по сотворении уже солнца, день есть освещение воздуха солнцем, которое сияет в полушарии, лежащем над землею, а ночь — покрытие земли тенью, когда скрывается солнце. Но тогда не по солнечному движению, но потому что первобытный оный свет в определенной Богом мере то разливался, то опять сжимался, происходил день и следовала ночь.

«И бысть вечер, и бысть утро, день един». Вечер есть общий предел дня и ночи, подобным образом и утро есть смежность ночи со днем. Посему, чтобы старейшинство бытия приписать дню, Моисей сперва наименовал конец дня, а потом конец ночи, так как ночь следует за днем. Ибо состояние в мире, предшествовавшее сотворению света, было не ночь, но тьма, а что стало отлично от дня, то названо ночью, сему и наименование дано после дня.

И так «бысть вечер, и бысть утро». Пророк разумеет продолжение дня и ночи, но не наименовал дня и ночи, а дал наименование только превосходнейшему. Тот же обычай найдешь и во всем Писании, при измерении времени счисляются дни, а не вместе и ночи со днями. «Дние лет наших, говорит псалмопевец» (Пс. 69, 10). И Иаков также говорит: «дние жития моего малы и злы» (Быт. 47, 9). И еще сказано: «вся дни живота моего» (Пс. 22, 6). Таким образом, преданное ныне в виде истории служит законом и для последующего.

«И бысть вечерь, и бысть утро, день един». Почему назван не первым, но единым? Хотя намеревающемуся говорить о втором, и третьем, и четвертом днях было бы приличнее наименовать первым тот день, с которого начинаются последующие, однако же он назвал единым. Или определяет сим миру дня и ночи, и совокупляет в одно суточное время, потому что двадцать четыре часа наполняют продолжение одного дня, если под днем подразумевать и ночь. Почему, хотя при поворотах солнца случается, что день и ночь друг друга превосходят, однако же продолжение дня и ночи всегда ограничивается одним определенным временем. И Моисей как бы так сказал: мера двадцати четырех часов есть продолжение одного дня, или возвращение неба от одного знака к тому же опять знаку совершается в один день. Почему всякий раз, как от солнечного обращения наступают в мире вечер и утро, период сей совершается не в большее время, но в продолжение одного дня. Или главное сему основание скрывается в таинственном знаменовании, именно, что Бог, устроив природу времени, мерою и знамениями оного положил продолжения дней, и измеряя время седмицею, повелевает, чтобы седмица, исчисляющая движение времени, всегда круговращалась сама на себя, а также и седмицу наполнял один день, семикратно сам на себя возвращающийся. А образ круга таков, что сам он с себя начинается, и сам в себе оканчивается. Конечно же и век имеет то отличительное свойство, что сам на себя возвращается и нигде не оканчивается. Потому Моисей главу времени назвал не первым, но единым днем, чтобы день сей по самому наименованию имел сродство с веком. И он, как обнаруживающий в себе признак одинокости и несообщимости с чем-либо другим, в собственном смысле и прилично наименован единым. Хотя Писание представляет нам многие веки, часто говоря: «век века и веки веков», однако же в нем не перечисляются ни первый, ни второй, ни третий век, чтобы из этого были нам более видны различия состояний и разнообразных вещей, нежели ограничения, окончания и преемство веков. Ибо сказано: «день Господень велик и светел» (Иоил.2,11). И еще: «вскую вам искати дне Господня, сей бо есть тма, а не свет» (Ам.5, 18), — тьма же, очевидно, для достойных тьмы. Ибо по нашему учению известен и тот невечерний, не имеющий преемства и нескончаемый день, который у псалмопевца наименован «осмым» (Пс.6, 1), потому что он находится вне сего седмичного времени. Посему назовешь ли его днем, или веком, выразишь одно и то же понятие, скажешь ли, что это день, или что это состояние, всегда он один, а не многие, наименуешь ли веком, он будет единственный, а не многократный. Посему и Моисей, чтобы вознести мысль к будущей жизни, наименовал единым сей образ века, сей начаток дней, сей современный свету, святый Господень день, прославленный воскресением Господа. Потому и говорит: «бысть вечер, и бысть утро, день един».

Но рассуждения об одном вечере, застигнутые настоящим вечером, здесь полагают конец нашему слову. Отец истинного Света, украсивший день светом небесным, просветливший ночь блеском огня, предуготовивший упокоение будущего века в духовном и непрекращающемся свете, да просветит сердца ваши в познании истины, и да соблюдет жизнь вашу непреткновенною, даровав вам «яко во дни, благоразумно ходити» (Рим. 13, 13), чтобы воссиять подобно солнцу, во светлости святых, в мое похваление, в день Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

______________

То есть слово: тьма.

Дуцей советует здесь читать: «внешнее от внутреннего», согласно с Феодоритом, который в вопросе 6-м на книгу Бытия заимствует все cиe место у Св. Василия.

3-ая беседа. О тверди

Дела первого дня, лучше же сказать (не будем отнимать у него естественного преимущества, какое получил он от Создателя, будучи произведен особенно и не включен в один разряд с другими днями), дела единого дня, именно то, что произведено в оный, изобразило слово вчера, и преподав толкование слушателям, составило для душ как утреннее пропитание, так и вечернее веселие, а теперь переходит к чудесам второго дня. Говорю же так, приписывая это не силе толкователя, но изяществу Писания, потому что оно естественным образом нравится, привлекательно и вожделенно для всякого сердца, предпочитающего истинное правдоподобному. Так псалмопевец, весьма выразительно изображая усладительность истины, говорит: «коль сладка гортани моему словеса Твоя, паче меда устом моим» (Пс.118, 103). Почему, увеселив вчера души ваши по мере возможности собеседованием о словесах Божиих, опять собрались мы ныне — на другой день, чтобы обозреть чудеса дел второго дня.

Но не сокрыто от меня и то, что среди нас стоят многие ремесленники, которые, занимаясь художествами рукодельными, с трудом добывают себе пропитание дневною работою, и они-то обсекают у меня слово, чтобы не надолго отвлекаться от работы. Что же скажу им? То, что часть времени, данная взаим Богу, не пропадает, но вознаграждается Им с великим прибытком. Ибо все те обстоятельства, которые способствуют к делу, благоустроит Господь предпочитающим духовное, подав в делах их и крепость тела, и усердие души, и удобство к сбыту работ, и благоуспешность в целой жизни. Но хотя бы в настоящей жизни плоды трудов наших и не соответствовали надеждам, по крайней мере для последующего века доброе сокровище — учение Духа. Посему отложи из сердца всякое житейское попечение, и весь соберись теперь сам в себя. Ибо мало пользы, если телом ты здесь, а сердце твое занято земным сокровищем.

«И рече Бог: да будет твердь посреде воды: и да будет разлучающи посреде воды и воды» (Быт. 1, 6). И вчера уже слышали мы слова Божии: «да будет свет», и ныне слышим: «да будет твердь». Но в настоящем случае они, по-видимому, заключают в себе нечто большее, потому что слово не ограничилось простым повелением, но определило и причину, по которой требуется устроение тверди. Сказано: «да разлучает посреде воды и воды».

Остановившись на первом, спрашиваем: как говорит Бог? Так же ли, как и мы, то есть, сперва в мысли рождается образ предметов, потом по представлении их, избрав значения свойственные и соответственные каждому предмету, Он излагает, а потом, передав мыслимое на производство словесных органов, таким уже образом, чрез сотрясение воздуха, нужное к членораздельному движению голоса, делает ясной тайную Свою мысль? И не походит ли на басню утверждать, что Богу нужно столько околичностей для обнаружения Своей мысли? Или благочестивее будет сказать, что Божие хотение и первое устремление мысленного движения есть уже Божие слово? Писание же изображает Бога многословно, чтобы показать, что Он не только восхотел бытия твари, но и привел ее в бытие чрез некоего Содейственника. Как сказало оно в начале, так могло бы выразиться и обо всем, сказав: «в начале сотвори Бог небо и землю», потом могло бы сказать: «сотвори свет», а потом: «сотвори твердь». Но теперь, представляя Бога повелевающим и разглагольствующим, самым умолчанием указывает на того, кому Бог повелевает и с кем разглагольствует, ни мало не скупясь в сообщении нам ведения, но распаляя в нас желание тем, что набрасывает некоторые следы и указания Неизреченного. Ибо приобретенное с трудом с радостью приемлется и тщательно соблюдается. А где приобретение удобно, там и обладание не важно. Посему Писание как бы окольною дорогою и постепенно приближает нас к мысли об Единородном.

Но для естества бестелесного и в этом случае не было нужды в слове, произносимом посредством голоса, потому что Содействующему самые мысли могли быть переданы. Ибо какая нужда в слове тем, которые могут друг другу сообщать изволения свои мысленно? Голос для слуха, и слух по причине голоса. А где нет ни воздуха, ни языка, ни уха, ни извитого прохода, который бы переносил звуки к сочувствию в голове, там не нужны речения, но передаются самые, как сказал бы иной, сердечные помышления воли. Посему, как замечено, для того, чтобы возбудить ум наш к исследованиям о Лице, к Которому изречены слова, премудро и искусно употреблен этот образ разглагольствия.

Во вторых, должно исследовать, иное ли что отличное от неба, сотворенного в начале, эта твердь, которая и сама называется небом, и точно ли два неба? Любомудрствовавшие о небе согласились бы лучше лишиться языка, нежели признать cиe истинным. Ибо они предполагают, что небо одно, и что нет естества, из которого могло бы произойти второе, третье, и так далее, небо, потому что вся сущность небесного тела как они думают, издержана на составление одного неба. И круговращающееся тело, говорят они, одно и притом ограничено, если же оно употреблено на первое небо, то ничего не остается к происхождению второго и третьего неба. Так представляют себе те, которые, кроме Создателя, вводят несотворенное вещество, и сложив первую басню, увлекаются к последующей лжи.

Но мы просим Еллинских мудрецов не смеяться над нами, пока они не кончат между собою своих споров. Ибо есть между ними и такие, которые говорят, что небес и миров бесчисленное множество. Но когда изобличат они невероятность последнего мнения, употребив самые сильные доводы, и с геометрическою неизбежностью докажут, что по природе невозможно быть другому небу, кроме одного, тогда особенно посмеемся над их чертежной мудростью и ученым пустословием. Если только они, видя, что от одинаковой причины происходят и один пузырь, и многие пузыри, при всем том сомневаются касательно многих небес, достаточно ли зиждительной силы к приведению их в бытие. Ибо думаем, что крепость и величие небес не много превосходят эту влагу, в виде пустого шара надувшуюся в родниках, если обращено будет внимание на превосходство Божия могущества. Так смешно их понятие о невозможном! А мы столько далеки от мысли не верить второму небу, что взыскуем и третьего неба, видеть которое удостоен был блаженный Павел (2Кор.12,2). Псалом же, наименовывая «небеса небес» (Пс.148, 4), подал мне мысль и о большем числе небес.

И это ни мало не страннее тех семи кругов, по которым, как все почти согласно признают, вращаются семь звезд, и которые, как говорят, приноровлены друг к другу на подобие кадей, одна в другую вложенных, и двигаясь противоположно вселенной, по причине рассекаемого ими эфира, издают какой-то благозвучный и гармонический голос, который превосходит всякую приятность сладкопения. Потом, когда у говорящих это требуют чувственного удостоверения, что отвечают они? То, что мы по первоначальной привычке к сему звуку, и прислушавшись к нему с первого мгновения бытия, от долговременного упражнения в слушании потеряли ощущение, подобно людям, у которых уши постоянно бывают поражаемы стуком в кузницах. Обличать ухищренность и гнилость таких рассуждений, когда это ясно показывает каждому собственный его слух, не дело человека, который умеет беречь время и предполагает слушателей людьми разумными.

Но внешние учения оставляя внешним, возвратимся к учению церковному. Некоторыми прежде нас сказано, что это не творение второго неба, но полнейшее повествование о первом небе, потому что там описывается вообще творение неба и земли, а здесь Писание передает нам, как происходили и небо и земля окончательным образом. Но мы говорим, что, поелику передано нам и другое имя и особенное назначение второго неба, то оно отлично от сотворенного в начале, имеет естество более плотное и служит во вселенной для особенного употребления.

«И рече Бог, да будет твердь посреде воды: и да будет разлучающи посреде воды и воды. И сотвори Бог твердь, и разлучи Бог между водою, яже бе под твердию, и между водою, яже бе нaд твердию» (Быт. 1, 6, 7). Прежде нежели коснемся смысла написанного, попытаемся решить возражение, какое делают другие. Ибо спрашивают у нас: если тело тверди шарообразно, как показывает зрение, а вода текуча и скатывается с возвышенностей, то как было возможно утвердиться воде на кривой окружности тверди? Что будем отвечать на cиe? — То особенно, что, ежели видим какую вещь с внутренней вогнутости кругообразною, нет еще необходимости заключать, что и внешняя ее поверхность сделана шаровидно, вся выточена на станке и гладко выведена. Иногда видим каменные потолки в банях и постройку пещеровидных зданий, которые, если смотреть изнутри, выведены полукружием, а сверху строения имеют часто ровную поверхность. Посему ради таких причин не должны и сами они затрудняться в деде, и нас затруднять, как будто не можем удержать воды вверху.

Теперь следует сказать, какое естество имеет твердь, и для чего повелено ей занимать средину между водою.

Наименование тверди (ςερεωμα) в Писании обыкновенно дается тому, что имеет превосходную крепость, например, когда говорится: «Господь утверждение (ςερεωμα) мое, и прибежище мое» (Пс. 17, 3), и: «Аз утвердих (εςερεωσα) столпы ея» (Пс. 14, 4), и: «хвалите Его во утвержении (εν ςερεωματι) силы Его» (Пс. 150, 1). А Писатели внешние называют твердым (το ςερεον) тело как бы плотное и наполненное, в отличие от тела геометрического. Геометрическое же тело есть то, которое состоит в одних измерениях, то есть в широте, глубине и высоте, между тем как твердое тело сверх измерений имеет и упорство. Но в Писании обыкновенно, что имеет силу и неуступчиво, то называется твердью. Так, часто употребляется cиe слово и о сгустившемся воздухе, например, когда говорится: «утверждаяй гром» (Ам.4, 13). Ибо твердость и упорство духа, заключенного в полостях облаков и усильным исторжением производящего громовый треск, Писание наименовало утверждением грома.

Посему думаем, что и теперь употреблено cиe слово о каком-нибудь твердом естестве, достаточном к удержанию воды, которая удобно скатывается и разливается. Но на том основании, что по общепринятому мнению твердь представляется происшедшею из воды, не следует еще почитать ее подобною или отвердевшей воде или такому веществу, которое получает начало чрез процеживание влаги, как, например, камень кристалл, который, как сказывают, превращается из воды вследствие чрезвычайного ее отвердения, или слюда, образующаяся между металлами, а это такой прозрачный камень, имеющий преимущественно ему свойственный и самый ясный блеск, что если найден в чистом своем виде, не источен какой-нибудь гнилостью и не наполнен внутри трещинами, то прозрачностью подобен почти воздуху. Посему мы не уподобляем тверди ничему такому. Ибо, конечно, детскому и простому разуму свойственно иметь такие понятия о небесном. А также, хотя и все находится во всем, огонь в земле, воздух в воде, и прочие стихии одна в другой, так что из стихий, подпадающих чувствам, ни одна не бывает в чистом состоянии и не в сообщении с чем-нибудь или средним, иди противоположным, однако же не осмеливаемся поэтому утверждать, что твердь состоит или из одного простого вещества, или из смешения простых веществ, ибо мы научены Писанием не давать себе свободы представлять умом что либо, кроме дозволенного.

Но не оставим без замечания и следующего. После того, как Бог повелел: «да будет твердь», сказано не просто: «и бысть твердь», но: «и сотвори Бог твердь», и еще: «разлучи Бог». Пусть глухие слышат, и слепые прозрят! И кто же глух, кроме не слышащего, когда столь громогласно вопиет Дух? И кто слеп, кроме не видящего столь ясных доказательств об Единородном? «Да будет твердь», — это вещание первоначальной Вины! «Сотвори Бог твердь», — это свидетельство о Силе творческой и зиждительной!

Но обратим слово к продолжению толкования. Сказано: «да будет разлучающи посреде воды и воды». Разлитие вод было беспредельно, как вероятно, они со всех сторон омывали собою землю и возвышались над нею, так что, по-видимому, выходили из соразмерности с прочими стихиями. Посему-то выше было сказано, что бездна отовсюду облегала собою землю.

Причину такого множества воды покажем впоследствии. Между тем, конечно, никто из вас, хотя он много работал умом и хорошо проник во все, что касается до сего тленного и текущего естества, никто, говорю, не нападает на сию мысль, будто бы мы вопреки разуму предполагаем что-нибудь невозможное и вымышленное, и не потребует от нас изысканий о том, на чем было утверждено водное естество. На каком основании говорят, что земля, которая тяжелее воды, висит посредине и удалена от краев, на том же основании должны, без сомнения, согласиться, что и это необъятное количество воды, по естественному стремлению книзу, и по причине равного тяготения во все стороны, держалось около земли. Таким образом, водное естество в безмерном множестве было разлито вокруг земли, не в соразмерности с нею, но во много крат превосходя ее, ибо так из начала предусматривал будущее великий Художник, и в первых распоряжениях соображался с последующей потребностью.

Какая же была потребность в том, чтобы вода избыточествовала в такой чрезмерности? Во вселенной необходима огненная сущность, не только для благоустройства земных вещей, но и для восполнения вселенной. Целое было бы не полно, при недостатке самой важной и благопотребной из всех стихий. Но огонь и вода противоположны между собою и друг для друга разрушительны, именно: огонь для воды, когда преодолевает ее силою, и вода для огня, когда превосходит его множеством. А надобно было, чтобы и между ними не происходило мятежа, и совершенное оскудение того или другого из них не послужило к разрушение вселенной. Посему-то Домостроитель вселенной приуготовил влажное естество в такой мере, чтобы оно, постепенно истребляемое силою огня, пребывало во все то время, какое назначено стоять миру. А Расположивший все весом и мерою (ибо по слову Иова: «изочтены Ему суть капли дождевныя» (Иов. 36, 37)) знал, сколько времени определить пребыванию мира, и сколько нужно приготовить пищи огню. Такова причина преизбытка воды во время творения!

А что касается до необходимости огня в мире, то нет человека, столько не знакомого с нуждами жизни, чтобы потребовал о сем учении разума. Не только огненного содействия требуют все искусства, служащие к поддержанию нашей жизни (разумею: ткацкое, кожевенное, строительное и. земледелие), но даже и произрастание деревьев, и созревание плодов, и рождение животных земных и водных, и также все служащее к их питанию, или в начале не состоялось бы, или со временем не могло бы продолжаться, если бы не было теплоты.

Посему, как необходимо было создание теплоты для образования и пребывания всего рождающегося, так необходимо было и обилие влаги, по причине непрестанного и неизбежного истребления ее огнем. Обозри все твари и увидишь, что сила теплоты владычествует во всем рождающемся и разрушающемся. Для сего и множество воды, которое разлито по земле, поднято выше видимого тобою, и также рассеяно во всех земных глубинах. От сего неоскудеваемость родников, скопление воды в колодцах, течения рек и не пересыхающих, и образующихся во время дождей, по причине соблюдаемой влажности во многих и различных хранилищах. С востока , от зимних поворотов течет река Инд, это, как повествуют описатели окружностей земли, самая большая водотечь из всех речных вод. С среднего же востока текут Бактр, Хоасп и Аракс, от которого отделившийся Танаис вливается в Меотийское озеро. Кроме сих, Фазис, вытекающий из Кавказских гор, и множество других рек от северных стран стремятся в Евксинский Понт. А от летнего запада из-под горы Пиринейской выходят Тартис и Истр, из которых первый впадает в море за Столпами, а Истр, протекая чрез Европу, вливается в Понт. И к чему перечислять другие реки, порождаемые Рифейскими горами, лежащими за внутреннейшею Скифией? В числе их находится Родан и множество других рек даже судоходных, которые все, омывши страны западных Галатов, Келтов и соседственных с ними варваров, вливаются в западное море. Другие реки текут с полудня из верхних стран чрез Эфиопию, и одни входят в наше море, а другие вливаются в море, неизвестное мореходцам. Таковы: Егон, Низис, так называемый Хреметис, и сверх того Нил, который не походит даже на реку, когда, подобно морю, наводняет Египет. Так, вся часть населяемой нами земли объемлется водою, окружаемая необъятными морями, и орошаемая тысячами не пересыхающих рек, по неизреченной премудрости Предустроившего, чтобы естество, противоборствующее огню, было неудобоистребимо. Но настанет время, когда все будет иcсушено огнем, как говорит Исаия, обращая речь к Богу всяческих: «Глаголяй бездне: опустпеши, и реки твоя изсушу» (Ис.44, 27). Посему, отринув объюродевшую мудрость, вместе с нами прими учение истины, хотя и не ученое по слову, но непогрешительное в познании.

Посему «да будет твердь посреде воды, и да будет разлучающи посреде воды и воды». Сказано, что значит в Писании наименование твердь, а именно: не естество упорное, твердое, имеющее тяжесть и сопротивление, называет оно твердью (в таком случае, в более собственном смысле принадлежало бы cиe именование земле), — напротив того, поелику все, лежащее выше, по природе своей тонко, редко и для чувства неуловимо, то в сравнении с сим тончайшим и неуловимым для чувства, она названа твердью. И ты представь себе какое-то место, в котором отделяются влаги, и тонкая, процеженная влага пропускается вверх, а грубая и землянистая отлагается вниз, чтобы, при постепенном истреблении влажностей, от начала до конца сохранялось то же благорастворение.

Но ты не веришь множеству воды, а не обращаешь внимания на множество теплоты, которая и в малом количестве имеет силу истреблять много влажности. Ибо она притягивает влагу, подверженную ее действию, как видно в рожке, всасывающем кровь, притянутую же влагу истребляет, подобно огню в светильнике, который всасываемое посредством светильни горючее вещество тотчас по изменении его сжигает. Кто же сомневается об эфире, что он не огнен, и не в раскаленном состоянии? Если бы Творец не сдерживал его необходимым законом, что воспрепятствовало бы ему, воспламеняя и сжигая все приближающееся, истребить вдруг всю влажность, какая есть в существах? Посему-то, чтобы не обхватил всего раскаляющий все эфир, есть воздушная вода, и она образуется чрез увлажнение горних мест поднимающимися парами, какие дают из себя реки, источники, болота, озера и все моря.

Видим, что и это солнце, летом, в самое короткое продолжение времени, страну часто влажную и болотистую делает сухой и совершенно безвлажной. Где же эта вода? Пусть покажут нам знатоки всего. Не всякому ли известно, что она поглощена, раздробленная теплотою солнечною? Но они говорят, что солнце не имеет даже теплоты. Так у них на все готово слово. И смотрите, на какой опираясь довод, доходят они до очевидности. Говорят: поелику солнце цветом бело, а не красно и не желто, то по сему самому, по природе своей, оно не огненное, теплота же его происходит от скорого обращения. Что же думают приобрести себе из этого? — Доказать, что солнце не истребляет влажности. А я, хотя сказанное и несправедливо, не отвергаю сего потому, что оно служить к подтверждению моего слова. Ибо сказано было, что множество вод нужно по причине истребления их теплотою. Но нет разности — быть ли теплым по природе своей, или стать раскаленным вследствие какого-либо видоизменения, для произведения тех же перемен в тех же веществах. Если дерева, приведенные во взаимное трение, возжигают огонь и дают пламень, или если они загораются от возженного пламени, — в обоих случаях конец бывает равный и сходный. Но мы видим, что великая премудрость Правителя вселенной переводит солнце из одного места в другое, чтобы оно, оставаясь всегда в одном месте, не расстраивало порядка избытком теплоты. Напротив того, во время зимнего поворота, уводит солнце в южную часть неба, потом перемещает в равноденственные знаки, и оттуда, во время летнего поворота, ведет на север, так что чрез постепенное перехождение солнца соблюдается на земной окружности благорастворение. И пусть рассудят, не противоречат ли сами себе те, которые говорят, что море не прибывает от рек по причине убыли, производимой солнцем, и что сверх того оно остается соленым и горьким вследствие поглощения теплотою всего тонкого и годного к питью, что опять производится по большей части посредством отделения влаг солнцем, которое, похищая легкое, оставляет грубое и землянистое, как некоторую тину и отсед, отчего вода в море получает горький, соленый и жгучий вкус. И те же, которые утверждают cиe о море, переменив свое мнение, говорят, что никакого уменьшения во влаге не производится солнцем.

«И нарече Бог твердь, небо» (Быт. 1, 8). Хотя название cиe собственно приличествует другому, но и твердь, по подобию, приемлет то же наименование. Примечаем же, что небом (ουρανος) называется часто видимое (ορωμενον) пространство, — по причине густоты и непрерывности воздуха, который ясно подлежит нашим взорам, и, как видимый, получает наименование неба, например, когда говорится: «птицы нeбecныя» (Пс.8, 9), и еще: «летающыя по тверди небесней» (Быт. 1, 20). Подобно сему выражение: «восходят до небес» (Пс.106, 26). И Моисей, благословляя колено Иосифово, дает благословения «от красот небесных и росы, от солнечных обращений и схождений месячных, и от верха гор и холмов вечных» (Втор. 33, 13–15), потому что, при благоустройстве всего этого, угобжается окружность земли. Но и в проклятиях Израилю сказано: «будет небо над главою медяно» (Втор. 28, 23). Что cиe означает? Совершенную сухость и оскудение воздушных вод, которыми земле сообщается плодородие. Посему, когда говорится, что роса или дождь приносится с неба, тогда представляем в уме те воды, которым назначено занимать горнюю страну. Ибо если испарения собрались в высоте, и сгнетаемый ветрами воздух сгустился, то как скоро парообразно и в тонких частицах рассеянные дотоле по облаку влаги между собою сблизятся, тотчас образуются капли, тяжестью соединившихся частиц влекомые книзу, и таково происхождение дождя. Когда же влага, раздробленная стремительностью ветров, обратится в пену, потом до крайности охлажденная в целом своем объеме, замерзнет, тогда по расторжении облака падает вниз снег. И вообще, таким же образом можешь ты рассмотреть все влажное естество, составившееся в воздухе над нашими головами.

Но простоту и неприуготовленность духовного учения никто да не сравнивает с пытливостью любомудрствовавших о небе. Сколько красота в женах целомудренных предпочтительнее красоты любодейной, столько же разности между нашими учениями и учениями внешних. Ибо внешние вводят в учение натянутое правдоподобие, а здесь предлагается истина, обнаженная от всяких измышлений ума. И нужно ли нам трудиться над обличением их лжи? Не довольно ли и того, чтобы, сличив между собою собственные их книги, в совершенном покое оставаться зрителями их борьбы? Ибо и числом не меньше, и достоинством не ниже, а по многословию гораздо еще преимущественнее, защитники противного сим учения, которые утверждают, что вселенная сгорает и опять оживотворяется из семенных начал, какие остаются по перегорании. Отсюда производят они бесчисленное множество разрушений и обновлений. — Так, в ту и другую сторону уклоняясь от истины, и здесь и там находят себе новые стези к заблуждению!

Но нам о разделенных водах нужно сказать одно слово тем церковным толковникам, которые под видом применения и возвышенных размышлений прибегли к иносказаниям, утверждая, что под водами в переносном смысле разумеются духовные и бесплотные силы, и что вверху над твердью силы совершенные, а в визу, в местах надземных, наполненных грубейшим веществом, удержались силы лукавые . Посему-то, рассуждают они, и воды, «яже превыше небес» (Пс.148,11), хвалят Бога, то есть добрые силы, по чистоте владычественного в них, достойны воздавать Творцу подобающую хвалу. А воды, которые ниже небес, суть духи лукавые, с естественной своей высоты ниспадшие во глубину повреждения, и они-то, как беспокойные и мятежные, волнуемые бурями страстей, именуются морем, по удобоизменяемости и непостоянству движений воли.

Отринув подобные сим учения, как толкование снов и басни старых женщин, мы под водою будем разуметь воду, и разделение, произведенное твердью, будем принимать сообразно с изложенною выше причиною. Хотя к славословие общего всех Владыки приобщаются иногда и воды, «яже превыше небес», однако же на сем основании не признаем их разумною природою. Ибо небеса неодушевленны, когда «поведают славу Божию», и «твердь» — не животное одаренное чувством, когда «возвещает творение руку Его» (Пс.18,1). Если кто скажет, что небо означает силы созерцательные, и твердь — силы деятельные, приводящие в исполнение, что прилично, то принимаем cиe, как остроумное слово, но не согласимся вполне, чтобы оно было истинно. Иначе и «роса», и «слана», и «студь», и «зной», которым у Даниила (Дан. 3, 64–72) повелевается хвалить Зиждителя всяческих, будут природы умные и невидимые. Напротив того, и в сих творениях людьми, имеющими ум, созерцательно постигнутый закон служит восполнением к славословию Творца, ибо не только вода, которая выше небес, как удостоенная преимущественной чести по превосходству своих совершенств, приносит хвалу Богу, но сказано: «хвалите» Его, и яже от земли: «змиеве и вся бездны» (Пс.148, 7). Посему и бездна, которую иносказательно толкующие причислили к худшей части, и она у псалмопевца не признана достойною отвержения, но включена в общее ликостояние твари, и она, по вложенным в нее законам, стройно возносит песнопение Творцу.

«И виде Бог, яко добро » (Быт. 1, 8). Созидаемое Богом не очам Божиим доставляет приятность, и одобрение красоты у Бога не таково, как у нас. Для Него прекрасно то, что совершено по закону искусства и направлено к благопотребному концу. Посему-то Предположивший явственную цель созидаемого одобрял творимое по частям, сообразуясь с Своими художническими законами, поскольку оно служило к достижению конца. Когда рука лежит сама по себе, а глаз особо, и каждый член статуи положен отдельно, тогда не для всякого покажутся они прекрасными. А если все поставлено на своем месте, то красота соразмерности, часто и с первого взгляда, усматривается даже невеждою. По художник и прежде сложения знает красоту каждой части, и хвалит ее отдельно, возводя мысль свою к концу. Подобным художником, одобряющим каждое свое произведение порознь, изображается теперь и Бог. Но Он воспишет приличную похвалу и целому миру вместе взятому, когда будет он совершен.

Сим да прекратится у нас слово о втором дне, чтобы трудолюбивым слушателям осталось времени исследовать слышанное и, что полезно, то удержать в памяти, и посредством тщательного размышления, как бы посредством некоторого переваривания, приуготовить к изнесению из себя служащего на пользу, и чтобы снискивающим пропитание трудами иметь досуг кончить свои попечения в остающееся свободным время и с душою чистою от забот прийти на вечерний пир слова.

Бог же, создавший великое и устроивший, чтобы сказано было cиe маловажное, да даст вам во всем разумение истины Его, чтобы вы из видимого познавали невидимое, из величия и красоты тварей собирали подобающее понятие о Сотворшем нас. «Невидимая бо Его от создания мира творенми помышляема видима суть, и присносущная сила Его и Божество» (Рим. 1, 20). Да даст нам и в земле, и в воздухе, и в небе, и в воде, и в ночи, и во дне, и во всем видимом собирать ясные напоминания о Благодетеле. Ибо не оставим никакого времени грехам, не уступим места врагу в сердцах своих, если чрез непрестанное памятование будем вселять в себе Бога, Которому всякая слава, и поклонение, ныне и всегда, и во веки веков, аминь.

_____________

То есть длине.

Следующие за сим сведены о реках взяты Св. Василием большею частью из Аристотеля (см. lib. 1, с. ХШ).

Иероним, в письме 61, приписывает cиe мнение Оригену.

4-ая беседа. О собрании вод

Есть города, в которых жители, с глубокого утра до самого вечера, насыщают взоры всякого рода представлениями чудесников, и сколько ни слушают каких-нибудь нескромных и неблагочинных песен, от которых в душах необходимо зарождается много бесстыдства, однако не могут их наслушаться. Даже многие почитают таких людей счастливыми, потому что они, оставив торговлю на рынках или занятия искусствами необходимыми для жизни, в праздности и забавах проводят определенное им время жизни, не зная, что позорище, обильное нескромными зрелищами, для присутствующих на нем служит общим и народным училищем распутства, и что самые стройные звуки свирелей и блуднические песни, напечатлевшись в душах слушателей, не к иному чему побуждают всех, как только к бесчинству, к тому, чтобы подражать бряцаниям играющих на гуслях или на свирели. А страстные охотники до конских ристалищ и во сне состязаются о конях, перепрягают колесницы, переменяют возничих, и вообще даже в сонных мечтаниях не покидают дневного безумия. Итак, мы ли, которых Господь, великий Чудотворец и Художник, созвал теперь, чтобы явить нам дела Свои, мы ли отяготимся созерцанием или обленимся выслушать словеса Духа? Не обступим ли, напротив того, сию великую и полную разнообразия Художническую храмину Божия созидания, и, востекши каждый своею мыслью ко временам давним, не будем ли рассматривать украшение вселенной? — Небо, по слову пророка, поставленное «яко камара» (Ис. 40, 22), землю, при безмерной ее величине и тяжести, утвержденную на себе самой, воздух, разлитый, мягкий и по природе влажный, тварям дышащим доставляющий сродную им и всегдашнюю пищу, по мягкости своей уступающий телам движущимся и легко ими рассекаемый (так что нет от него ни какого препятствия проторгающимся сквозь него, и он всегда удобно передвигается и переливается назад рассекших его тел), и естество воды и питательной, и на другие потребности приготовленной, также правильное ее собрание в определенные места, — все сие увидишь из прочтенного нам недавно.

«И рече Бог: да соберется вода, яже под небесем, в собрание едино, и да явится суша: и бысть тако, и собрася вода, яже под небесем, в собрания своя, и явися суша. И нарече Бог сушу, землю: и собрания вод нарече моря» (Быт. 1, 9, 10). Сколько представлял ты мне затруднений в предыдущих беседах, требуя причины, почему земля была невидима, когда во всяком теле естественно есть цвет, а всякий цвет ощутителен для зрения! И может быть, тебе показалось неудовлетворительным сказанное, что земля названа невидимою не по природе, но относительно к нам, по причине заграждения водою, которая покрывала тогда всю землю. Вот слушай теперь, как Писание объясняет само себя. «Да соберутся воды, и да явится суша». Снимаются завесы, чтобы открылась земля, дотоле невидимая.

Но, может быть, иной сверх сего спросит еще и о следующем. Почему, во-первых, принадлежащее воде по природе, то есть силу стремиться вниз по скату, Писание приписывает повелению Зиждителя? Ибо вода, доколе стоит на ровном месте, неподвижна, потому что некуда ей течь, а как скоро встретит какую-либо покатость, по немедленном устремлении передней части, на место ее вступает непосредственно с нею соединенная, а на место сей последней — за нею следующая, и таким образом непрестанно предшествующая часть убегает, последующая же гонит ее. И стремление cиe бывает тем быстрее, чем большую тяжесть имеет падающая вниз вода, и чем больше впадина, в которую сток. Если же таково свойство воды, напрасно дано ей повеление собраться «в собрание едино». Ибо вода сама собою, по естественному стремлению вниз, неминуемо должна была стекать туда, где была наибольшая впадина, и не прежде остановиться, как по сравнении поверхности. Ибо ничто не бывает так плоско, как поверхность воды. А во-вторых, говорят: почему водам повелено собраться в собрание едино, когда видим многие моря, и притом отделенные одно от другого весьма большим пространством?

На первый из сих вопросов ответствуем, что тебе особенно известны стали движения воды после повеления Владыки. Теперь она везде растекается, непостоянна, по природе стремится в покатые и вогнутые места, но какую силу имела она прежде, нежели вследствие сего повеления, произошло в ней такое стремление к движению, сего сам ты не знаешь и не мог слышать от какого либо очевидца. Рассуди же, что глагол Божий творит самое естество, и повеление, данное тогда твари, определило порядок сотворенного и на последующее время. День и ночь созданы однажды, но с тех пор и до ныне не престают попеременно следовать друг за другом и делить время на равные части.

«Да соберутся воды». Водному естеству повелено течь, и по сему поведению, непрестанно поспешая, оно никогда не утомляется. Говорю же cиe, имея в виду текущую часть вод. Ибо иные воды сами собою текут, например родниковые и речные, а другие собраны в одно место и не проточны. Теперь же у меня слово о водах движущихся.

«Да соберутся воды в собрание едино». Тебе, стоявшему при роднике, дающем обильную воду, не приходила ли когда-либо мысль спросить: кто гонит эту воду из недр земли? кто заставляет ее спешить вперед? Каковы хранилища, из которых она выходит? Что за место, куда она поспешает? Почему и хранилища не оскудевают, и место стоков не наполняется? — Все cиe зависит от первого Божия глагола. Им дана воде сила течь. При всяком повествовании о водах помни этот первый глагол: «да соберутся воды». Им надлежало течь, чтобы занять свойственное им место, а потом, достигнув определенных мест, оставаться в своем положении и далее не поступать. Посему-то, как говорит Екклесиаст, «вcи потоцы идут в море, и море несть насыщаемо» (Еккл. 1, 7). Ибо если воды текут, то cиe по Божию повелению, и если море заключено внутри своих пределов, то cиe есть следствие первого законоположения.

«Да соберутся воды в собрание едино». Чтобы текучая вода, выливаясь из мест, принявших ее в себя, непрестанно переходя далее и далее и наполняя одно место за другим, не потопила постепенно всей твердой земли, повелено ей собраться в собрание едино. Посему-то море, не редко приводимое в ярость ветрами и на весьма большую высоту воздымающее волны, как скоро коснется берегов, отступает назад, истощив свою стремительность в одну пену. «Мене ли не убоитеся, рече Господь, Иже положих песок предел морю?» (Иер.5,22) Песком, который слабее всего, обуздывается невыносимое насилие моря. Ибо что воспрепятствовало бы Чермному морю наводнить собою весь Египет, который в сравнении с ним составляет впадину, и соединиться с морем, прилежащим к Египту, если бы оно не было связано повелением Создателя? А что Египет ниже Чермного моря, в этом самым делом уверили хотевшие соединить между собою сии моря — Египетское и Индийское, на котором и Чермное. По сей-то причине отказались от своего предприятия и Египтянин Сезострис, который первый начал дело, и Дарий Мид, который хотел его докончить . Это сказано мною, чтобы уразуметь нам силу повеления: «да соберутся воды в собрате едино»: то есть, после сего собрания не должно быть другого, но в первом собрании будет оставаться собранное.

Потом Повелевший водам собраться «в собрание едино» показал тебе, что были многие воды, разделенные по многим местам. Ибо и впадины в горах, изрытые глубокими оврагами, имели в себе собрание вод. А также многие покатые равнины, не уступающие пространством самым великим морям, бесчисленное множество долин и лощины, образуются всякого рода впадины, которые все были тогда наполнены водами, вдруг опустили по Божественному повелению, как скоро вода устремилась отовсюду в собрание едино. И никто не говори, что ежели вода была выше земли, то по необходимости и все впадины, которые теперь вместили в себя море, были уже наполнены водою. А следовательно, не куда было и собраться водам, по предварительном занятии водою сих впадин. На cиe скажем, что в то же время, когда воде надлежало отделиться в один состав, приготовлены были и вместилища. Ибо не было еще моря за Гадесом, а также и того великого и страшного для плавателей, которое омывает Британский остров и западных Ибериян, но тогда по повелению Божию, устроилось обширное вместилище, и в него стекло множество вод.

А на возражение, будто бы учение о нашем миротворении противоречит опыту (ибо, по-видимому, не в одно собрание вод стеклась вся вода), можно сказать многое, и это само по себе известно всякому. Да едва ли и не смешно препираться с делающими подобные возражения. Неужели они укажут нам на болотные и от дождей собирающиеся воды, и будут думать, что сим опровергли наше учение? Но Творец наименовал собранием единым самое великое и полное сборище вод. Ибо и колодцы делаются рукотворенными собраниями вод, когда в углубление земли стекает рассеянная влага. Посему словом собрание означается не какое-либо стечение вод, но преимущественное и наибольшее, в котором оказывается собранною целая стихия. Ибо как огонь и раздроблен на мелкие части для здешних потреб, и в совокупности разлит в эфире, и как воздух и разделен по малым долям, и совокупно занял все надземное пространство, так должно разуметь и о воде. Хотя есть отдельный небольшие собрания вод, но собрание, отделяющее целую стихию от прочих стихий, только одно. Ибо и озера, какие находятся в странах северных, на пределах Греции, в Македонии, Вифинии и Палестине, конечно, суть собрания, но теперь у нас слово о собрании из всех наибольшем и по величине равняющемся земле. Никто не спорит, что в сих озерах много воды, но никто, однако же, не назовет их в подлинном смысле морями, не смотря на то, что некоторые, подобно великому морю, содержат в себе множество соли и земляных частиц, как например, Асфальтовое озеро в Иудеи, и Сирбоново между Египтом и Палестиною, простирающееся в Аравийскую пустыню. Это озера, а море одно, как повествуют путешествовавшие вокруг земли. Хотя некоторые полагают, что моря Гирканское и Каспийское заключены в особых пределах, но если сколько-нибудь достойны внимания землеописания повествователей, то и сии моря имеют между собою сообщения, и все вместе впадают в великое море, как и о Чермном море говорят, что оно соединяется с морем, лежащим позади Гадеса .

Но скажут: почему же Бог собрания вод назвал морями? — Потому что, хотя воды стеклись в собрание едино, однако же и сборища вод, то есть заливы, которые имеют особенный вид свой, будучи заключены окружающею землею, Господь наименовал морями. Есть море Северное, море Южное, море Восточное, а также и Западное. Морям даются и собственные имена: Евксинский Понт, Пропонтида, Геллеспонт; моря: Эгейское, Ионическое, Сардийское, также Сицилийское и Тирренское. И имена морей бесчисленны, так что теперь перечислять их подробно было бы долго и неприлично. Посему-то Бог собрания вод назвал морями. Но хотя уже к этому привела нас связь речи, однако же возвратимся к началу.

«И рече Бог: да соберется вода в собрание едино, и да явится суша». Не сказал: да явится земля, чтобы не показать ее еще неустроенною, грязною, смешанною с водою, не получившею свойственного ей образа и надлежащей силы, а вместе, чтобы причину осушения земли не приписали мы солнцу, Создатель произвел сухость земли до сотворения солнца. Вникни же в смысл написанного: не только излишек вод стек с земли, но даже вода, смешанная с землею во глубине, вышла из нее, повинуясь непреложному повелению Владыки.

«И бысть тако». Сия прибавка достаточно показывает, что слово Создателя пришло в исполнение. Но во многих списках присовокупляется: «и собрася вода, яже под нeбeceм, в собрания своя, и явися суша», — каковых слов не передали прочие толковники, да, кажется, и у Евреев они не читаются. Ибо, действительно, по засвидетельствовании, что «бысть тако», излишне повествование опять о том же. Почему в исправных списках слова сии отмечены чертами, а такая черта служит знаком исключения.

«И нарече Бог сушу, землю; и собрания вод нарече моря». Почему, как выше сказано: «да соберется вода в собрание едино, и да явится суша», а не написано: «и да явится земля», так и здесь опять: «да явится суша, и нарече Бог сушу, землю»? — Потому что суша есть свойство, служащее как бы отличительным признаком природы предмета, а земля есть голое наименование сего предмета. Как разумность есть свойство человека, а слово человек, означает самое животное, в котором есть cиe свойство, так сухость есть свойство земли, и свойство преимущественное. Итак в чем собственно есть сухость, то названо землею, подобно как то, чему собственно принадлежит способность ржать, названо конем.

И cиe имеет место не в одной только земле, но и каждая из прочих стихий имеет свойственное себе и исключительное качество, по которому отличается от прочих стихий, и сама в себе познается, какова она. Вода собственным своим качеством имеет холодность, воздух — влажность, огонь — теплоту. Впрочем и земля, и вода, и воздух, и огонь, только как первые стихии сложных вещей, представляются разуму с поименованными качествами, а когда они сопоставлены в теле и подлежат чувствам, тогда имеют уже сопряженные качества, и ничто видимое и чувствам подлежащее не бывает в отрешенном смысле одиноко, или просто, или чисто. Напротив того, земля суха и холодна, вода влажна и холодна, воздух тепел и влажен, а огонь тепел и сух. Таким образом, вследствие сопряженного качества, происходит в стихиях возможность смешиваться каждой с каждою, ибо каждая стихия, в следствие общего качества, срастворяется с смежною к ней стихией, а вследствие общения в сродном, соединяется и с противоположною. Например, земля, будучи суха и холодна, соединяется с водою по сродству холодности, а чрез воду соединяется с воздухом, потому что вода, поставленная в средине между землею и воздухом, каждым из своих качеств, как бы наложением двух рук, соприкасается к той и другой из прилежащих к ней стихий, — холодностью к земле, а влажностью к воздуху. Опять, воздух чрез посредство свое делается примирителем враждебных природ воды и огня, вступая в единение посредством влажности — с водою, а посредством теплоты — с огнем. А огонь, будучи по природе тепел и сух, посредством теплоты соединяется с воздухом, а посредством сухости входит опять в общение с землею. И таким образом составляется круг и стройный лик, по причине взаимного согласия и соответствия всех стихий. Почему весьма прилично дано им и название стихий .

Это сказал я, чтобы представить причину, почему Бог землю назвал сушею, а не сушу нарек землею. Именно, сухость есть нечто не в последствии приданное земле, но с самого начала восполнявшее ее сущность. А что служит одинаковой причиной бытия, то по природе первоначальнее и предпочтительнее привзошедшего после. Посему справедливо измышлены признаки, заимствованные от предсуществовавшего и старейшего.

«И виде Бог, яко добро». Писание показывает не то, что Богу открылся какой-то приятный вид моря. Ибо Творец не очами рассматривает красоту тварей, но с неизреченною премудростью созерцает происходящее. Усладительно, правда, зрелище — море белеющееся, когда царствует на нем постоянная тишина, усладительно также, когда хребет его, зыблемый тихими ветрами, представляется зрителям в пурпуровом или лазурном цвете, когда оно не ударяет сильно в смежную сушу, но как бы лобзает ее в мирных объятиях. Однако не должно думать, чтобы, по словам Писания, и Богу в таком же смысле казалось море прекрасным и приятным. Напротив того, в Писании красота определяется относительно к мирозданию.

Во-первых, морская вода служит источником всей земной влаги. Ибо она рассеяна по неприметным скважинам, как доказывают рыхлые места и пещеры в твердой земле, в которые проникает текучая морская вода. И когда бывает она заперта в кривых и не прямо идущих проходах, тогда гонимая движущим ее духом стремится наружу, проторгая поверхность, и делается годною к питью, чрез процеживание теряя горечь. Когда же во время перехождения заимствует у металлов качество теплоты, тогда по такой же причине, заключающейся в движущем духе, делается она часто кипящею, даже огненною, что можно видеть на многих островах и во многих приморских странах. А если сравнивать малое с великим, иногда и в средине материка некоторые места, смежные с ручными водами, терпят почти то же самое. К чему же сказал я это? К тому, что вся земля имеет в себе множество проходов, и чрез неприметные скважины из начал моря расходится по ней вода.

Итак море прекрасно пред Богом, потому что влага из него идет по земным глубинам. Оно прекрасно также и потому, что служит приемником рек, принимает в себя отовсюду потоки, и не выступает из своих пределов. Прекрасно и потому, что служит началом и источником воздушных вод, когда нагревается лучами солнечными, и отлагает от себя, посредством испарения, тонкия частицы воды, которые, будучи привлечены в горнее пространство и потом охлаждены, как возвысившиеся далее, нежели куда простираются лучи отражаемые земною поверхностью, при возрастающем холоде, также и от тени облаков, делаются дождем и утучняют землю. И в этом, конечно, никто не усомнится, если представить себе поставленные на огонь котлы, которые, будучи наполнены влагою, нередко делаются пустыми, потому что все варимое в них разрешилось в пары. Можно еще видеть, как мореплаватели варят самую морскую воду, и собирая пары губками, в случае нужды, удовлетворяют несколько своей потребности. Но море прекрасно пред Богом и в другом отношении, потому что ограничивает собою острова, и служит им вместе и украшением и ограждением, а еще и потому, что приводит собою в связь самые отдаленные друг от друга части твердой земли, доставляя беспрепятственное сообщение мореплавателям, чрез которых снабжает нас сведениями о неизвестном, обогащает купцов, удобно удовлетворяет нашим жизненным потребностям, доставляет возможность изобилующим сбывать излишнее, а нуждающимся вознаграждать свои недостатки.

Но каким образом могу во всей подробности рассмотреть красоту моря, в какой явилось оно очам Творца? Если море прекрасно и достойно похвалы пред Богом, то не гораздо ли прекраснее собрание такой Церкви, в которой, подобно волне ударяющейся в берег, совокупный глас мужей, жен и младенцев воссылается к Богу в наших к Нему молитвах? Глубокая тишина хранит ее незыблемою, потому что лукавые духи не возмогли возмутить ее еретическими учениями. Будьте же достойны благословения Господня, соблюв, сколько возможно, благолепнее cиe благочиние, о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

______________

Аристотель, в своей Метеорологии кн. 1, гл. 14, говорит, что Сезострис первый из древних предпринял соединить сии моря, но нашел, что море выше земли. Это же впоследствии заставило и Дария прекратить работы.

Здесь разумеется соединение Индийского или Южного Океана с Океаном Атлантическим, которое во времена Св. Василия по неизвестности южных стран Африки не было еще ясно доказано, а подлежало догадкам.

От ςειχω чинно иду.

5-ая беседа. О прозябениях земли

«И рече Бог: да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду, и древо плодовитое, творящее плод по роду, емуже семя его о нем» (Быт. 1, 11). После того как земля, сложив с себя бремя воды, успокоилась, весьма прилично ей дано повеление произращать сперва траву, потом дерева, что, как видим, совершается еще и ныне. Ибо тогдашний глагол и первое сие повеление сделались как бы естественным некоторым законом и остались в земле и на последующие времена, сообщая ей силу рождать и приносить плоды.

«Да прорастит земля». В происхождении растений первое есть появление ростка, потом, когда ростки несколько поднимутся, является «былие» , а потом, увеличиваясь, оно делается травою, при постепенном развитии растения и приближении его к совершенству, то есть к осеменению. Ибо зеленение и созревание во всех одинаково.

«Да прорастит земля былие травное». Земля сама собою должна произвести прозябение, не имея нужды ни в каком постороннем содействии. Поскольку некоторые думают, что причина произрастающего из земли в солнце, которое притяжением теплоты извлекает на поверхность земли таящуюся в глубине силу, то земля украшается прежде солнца, чтобы заблуждающие перестали поклоняться солнцу, и признавать, будто оно дает причину жизни. Посему, если убедятся, что вся земля украшена до сотворения солнца, то уменьшат безмерное к нему удивление, рассудив, что оно по бытию позднее травы и зелени.

Но когда заготовлена была пища скотам, неужели мы одни оказались недостойными какого-либо промышления? Напротив того, Заготовивший корм волам и коням наипаче приуготовляет богатство и наслаждение для тебя. Ибо Питающий твой скот умножает тем твои жизненные запасы. Притом, самое произведение семян — что иное, как не запас для твоего продовольствия? Сверх того, многие травы и зелия сами по себе служат пищею людям.

Сказано: «да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду». Посему, хотя иной род былий полезен другим, но их польза возвращается к нам, и нам предоставлено употребление семян. Почему смысл сказанного таков: «да прорастит земля былие травное, и семя сеющее по роду». Ибо таким образом можно будет восстановить порядок речи, в которой теперь сочинение слов представляется нестройным. И тогда соблюдется необходимая последовательность в том, что производит природа. Ибо сначала росток, потом зелень, потом возрастание травы, потом совершение возращенного чрез семя.

Скажут: как же Писание представляет, что все произрастающее из земли осеменено, когда ни тростник, ни полевица, ни мята, ни шафран, ни чеснок, ни бутом, ни другие бесчисленные роды растений, по-видимому, не производят семени? На cиe ответим, что многие из земных произрастений в нижней своей части и корне имеют силу семени. Например, тростник, по однолетнем росте, пускает от корня некоторый отпрыск, и он на будущее время заступает место семени. То же делают и другая бесчисленные растения которые, будучи рассеяны по земле, силу продолжать свой род содержать в корнях. Итак всего несомненнее, что в каждом растении или есть семя, или скрывается некоторая семенная сила. И это значит слово: «по роду». Ибо отпрыск тростника не производит маслины, а напротив того, от тростника бывает другой тростник, и из посеянных семян произрастает сродное им. И таким образом, что при первом сотворении изникло из земли, то соблюдается и до ныне, чрез сохранение рода последовательностью преемства.

«Да прорастит земля». Представь себе, что по малому речению и по столь краткому повелению холодная и бесплодная земля вдруг приближается ко времени рождения, подвигнута к плодородию, и, как бы сбросив с себя печальную и горестную одежду, облекается в светлую ризу, веселится своим убранством, и производит на свет тысячи родов растений.

Мне желательно тверже укоренить в тебе удивление к твари, чтобы ты, где ни находишься, и какой род растений ни встречаешь, всегда возобновлял в себе ясное воспоминание о Творце. Посему, во-первых, когда видишь на траве зелень и цвет, приведи себе на мысль человеческое естество, припоминая изображение мудрого Исаии: «всяка плоть яко сено, и всяка слава человеча яко цвет травный» (Ис.40,6). Кратковременность жизни, непродолжительность радостей и веселий человеческого благоденствия нашли себе у Пророка самое приличное уподобление. Сегодня цветет телесно, утучнен от наслаждений, сообразно с цветущим возрастом имеет свежую доброцветность, бодр, развязен, неудержим в стремлении, а на утро он же самый жалок, или увянув от времени, или ослабев от болезни. Иной обращает на себя взоры изобилием богатства, вокруг его множество льстецов, сопровождение притворных друзей, уловляющих его благосклонность, множество сродников, которые носят на себе личину, многочисленный рой слуг, то заботящихся об его пище, то исполняющих другие его потребности, которых влачит он за собою, выходя из дому и возвращаясь домой, и тем возбуждает зависть встречающихся. Присовокупи к богатству какую-либо гражданскую власть или почести от царей, или управление народом, или начальство над войском, провозвестника, который громко взывает перед ним, жезлоносцев, которые здесь и там вселяют в подначальных сильный ужас, побои, описание имущества, взятие под стражу, темницы, что все увеличивает в подчиненных нестерпимый страх. И что же после сего? Одна ночь, или горячка, или боль в боку, или воспаление легких, похитив сего человека из среды людей, сводят с позорища, и место его действия вдруг делается опустевшим, и эта слава оказывается ничем, как сновидение. Посему-то составилось у Пророка уподобление человеческой славы самому слабому цветку.

«Да прорастит земля былие травное, сеющее семя по роду и по подобию». И теперь еще порядок растительности свидетельствует о первобытном постановлении. Ибо всякой зелени и траве предшествует появление ростка. Выходит ли что от корня из подземного отростка, как например, шафран и полевица, оно должно сперва дать росток и взойти наружу, вырастает ли что от семени, и в сем случае необходимо быть сперва ростку, потом зелени, потом зеленеющей траве, а потом плоду, ботеющему уже на сухом и дебелом стебле.

«Да прорастит земля былие травное». Когда семя упадет в землю, которая имеет в себе соразмерную влажность и теплоту, тогда оно, разбухнув, сделавшись многоскважинным, и объемлемое близ лежащею землею, привлекает к себе, что ему свойственно и сродно. Самые же тонкие частицы земли, приставая к скважинам и входя в них, расширяют объем семени, отчего оно пускает вниз корни и идет вверх, давая из себя стебли по числу корней. А при постоянном согревании ростка привлекаемая корнями влага притяжением теплоты извлекает из земли сколько нужно питательного и разделяет это стеблю, коже, влагалищам зерен, самым зернам и колосьям. Таким образом, при постепенном возрастании, каждое растение приходит в свойственную ему меру, будет ли оно из рода хлебных, или бобовых, или овощных, или растущих кустарником.

Одна травка, или одна былинка достаточна занять всю мысль твою рассмотрением искусства, с каким она произведена, как например, стебель пшеницы опоясывается коленцами, чтобы они, подобно связкам, удобно поддерживали тяжесть колосьев, когда исполненные плодами клонятся к земле. Посему стебель у овса совершенно пуст, так как вершина его ничем не обременена, и стебель пшеницы природа защитила такими связками, зерно же заключила во влагалище, чтобы не могло быть похищено птицами, и длинными остями, подобными иглам, предотвратила вред от мелких животных. Что мне сказать? И о чем умолчать? В богатых сокровищницах творенья трудно найти предпочтительное прочему, а если оставим что без внимания, урон будет несносен.

«Да прорастит земля былие травное». Вместе с питательным произросло и вредное, вместе с пшеницею и болиголов, и вместе с другими питательными растениями — чемерица, борец, мандрогора и маковый сок. Итак что же? Ужели откажемся приносить благодарение за полезное, и станем обвинять Создателя за разрушительное для нашей жизни? А не рассудим того, что не все создано для нашего чрева? Напротив того, как назначенное нам в пищу у нас под руками и всякому известно. Так каждая сотворенная вещь в целом творении выполняет какой-нибудь свой особенный закон.Поскольку воловья кровь для тебя яд, то ужели по сему самому надлежало или не творить сего животного, или сотворить вола бескровным, хотя сила его для стольких потреб нужна нам в жизни? Но тебе довольно живущего в тебе разума, чтобы предохранить себя от вредного. Если овцы и козы умеют избегать злотворного для их жизни, посредством одного чувства различая вредное, то скажи мне, ужели трудно уклониться от ядоносного тебе, у которого есть и разум, и врачебная наука, указывающая полезное, и опыт предшественников, внушающий убегать вредного? Но и из сего ничто не сотворено напрасно и без пользы. Ибо оно или служит пищею какому-либо животному, или с помощью врачебной науки открывается годным для нас самих, служа к облегчению каких-нибудь недугов. Скворцы питаются болиголовом, и по устройству своего тела не терпят вреда от яда, имея в сердце тонкие скважины, они, кажется, переваривают поглощенное, прежде нежели производимое им охлаждение коснется главных членов. Чемерица служит пищею перепелам, и они по своему сложению остаются невредимыми. Но сии же самые растения и нам иногда бывают полезны. Мандрогорою врачи наводят сон, и опиумом успокаивают жестокие боли в теле. А некоторые болиголовом усмиряли ярость вожделений, чемерицею же искореняли многие застарелые болезни. Посему, за что думал ты обвинять Творца, то самое обратилось для тебя в побуждение к большей благодарности.

«Да прорастит земля былие травное». Сколько разумеет под сим Писание снедей, которые сами собою готовы для нас то в корнях, то в зелени, то уже в плодах! Сколько еще снедей, которые присоединяются нашим трудом и земледелием! Бог повелел земле не вдруг произвести семя и плод, но сперва дать ростки и зелень, а потом уже закончить семенем, чтобы первое повеление служило природе уроком к соблюдению порядка на последующее время. Говорят: как же земля приносит семена по роду, а между тем часто, посеяв пшеницу, собираем черное пшеничное зерно ? Но это не изменение в другой род, а как бы недуг и болезнь семени. Здесь пшеница не перестала быть пшеницею, но почернела от обожжения, как можно видеть из самого названия. Загорев от чрезмерной стужи, она приняла другой цвет и вкус. Но сказывают, что она и опять, если будет иметь пригодную землю и благорастворенный воздух, обращается в первоначальный вид. Посему ничего не найдешь в растениях, что совершилось бы вопреки сему повелению. А так называемый куколь и все другие вносные семена, какие только примешиваются к употребляемым в пищу и в Писании обыкновенно называются плевелами, происходят не чрез изменение пшеницы, но имеют собственное свое начало, и составляют свой особенный род. Они изображают собою тех, которые искажают учение Господне, не изучили Писания как должно и повреждены учением лукавого, но присоединяются к здравому телу Церкви, чтобы неприметно сообщить свое повреждение не зараженным. Но Господь и усовершение уверовавших в Него уподобляет возрастанию семян, говоря: «яко (егда) человек вметает семя во землю, и спит, и востает нощию и днию, и семя прозябает и растет, якоже не весть он. От себе бо земля плодит прежде траву, потом клас, таже исполняет пшеницу в класе» (Мк.4, 26–28).

«Да прорастит земля былие». И земля, соблюдая законы Создателя, начав с ростка, в краткое мгновение времени прошла все виды возрастания, и тотчас довела прозябения до совершенства. Луга наполнились изобильною травою, плодоносные равнины, воздымаясь от жатв, в колебании колосьев сохранили подобие волнующегося моря. Всякая зелень и всякий род овощей, все, что растет кустарником, и что приносит стручковые плоды, во всем изобилии явились тогда на земле. Ибо ничто тогда не останавливало произрастания, неопытность земледельцев, неблагорастворенность воздуха и какая-либо другая причина не делали вреда изникнувшему. Осуждение еще не препятствовало плодородию земли, все cиe было прежде греха, за который осуждены мы в поте лица своего есть хлеб.

Но сказано: «и древо плодовитое, творящее плод, емуже семя его в нем по роду и по подобию на земли». По сему глаголу сгустились кустарники, выбежали из земли все деревья, обыкновенно достигающие чрезвычайной высоты, — ели, кедры, кипарисы, певги. Все мелкие дерева сделались вдруг ветвистыми и густыми; явились употребляемые для венцов растения — розы, мирты и лавры. Ничего этого прежде не было на земле, и все в одно мгновение времени пришло в бытие, с принадлежащим каждому свойством, самыми явными разностями отличенное от растений инородных, и узнаваемое по свойственному для каждого признаку. Но роза была тогда без шипов, впоследствии уже к красоте цвета присоединены терния, чтобы неподалеку от приятности наслаждения имели мы и готовую скорбь, воспоминая о грехе, за который земля осуждена взращать нам «терния и волчцы» (Быт. 3, 18).

Но скажут: повелено земле произрастить «древо плодовитое, творящее плод на земли, емуже семя его в нем»; а между тем видим, что многие деревья не имеют ни плодов, ни семян. Что ответить на cиe? То, что здесь упомянуты преимущественно растения предпочтительнейшие по природе, а сверх того, при тщательном рассмотрении окажется, что все растенья имеют или семя, или нечто равносильное семени. Ибо осокори, ивы, ильмы, тополи и другие им подобные деревья, по-видимому, не приносят явно плода, по тщательный испытатель найдет, что каждое из них имеет семя. Ибо лежащее под листом зерно, которое умеющие давать всему свои имена, называют μισχος , имеет силу семени. Дерева же, которые обыкновенно разводятся от ветвей, пускают от них во множестве корни. А может быть значение семени имеют и отростки корней, чрез отнятие которых садовники размножают род. Но во-первых, как сказано, удостоены упоминания те дерева, которые наипаче поддерживают жизнь нашу, и которые должны были, снабжая человека своими плодами, уготовлять ему обильную пищу. Таков виноград, производящий вино, которое должно «веселить сердце человека». Такова олива, доставляющая плод, который может «умастити лице елеем» (Пс.103,15).

Сколько стеклось вместе производимого природою с такою поспешностью! Корень виноградной лозы, зеленеющие и большие ветви, кругами раскидывающиеся по земле, зародыш, завивание лозы, зеленые ягоды, спелые гроздья! Достаточно для тебя одного взора, и разумный взгляд на виноградную лозу внушит тебе, о чем напоминает природа. Ибо помнишь, конечно, об уподоблении Господа, Который называет Себя «лозою», а Отца «делателем», каждого же из нас именует «розгою», чрез веру насажденною в Церкви, и побуждает нас к многоплодию, чтобы не преданы мы были огню по осуждении за бесполезность (Ин. 15, 16). И Он не престает везде уподоблять человеческие души виноградным лозам. Ибо сказано: «виноград бысть возлюбленному в розе, на месте тучнее». И: «лозу насадих, и оградих ограждением» (Ис.5,1,2). Очевидно, что под виноградом разумеет человеческие души, для которых соградил ограждение — оплот заповедей и охранение от Ангелов. Ибо «ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его» (Пс.33,8). Потом как бы и окоп сделал около нас, «положив в Церкви первее Апостолов, второе пророков, третие учителей» (1 Кор.12,28). Примерами же древних и блаженных мужей возводя мысли наши на высоту, не оставил их поверженными долу и достойными попрания. Он хочет также, чтобы мы, как бы некоторыми завивками, сплетались с ближними объятиями любви и упокоевались в них, и, всегда стремясь к горнему, как вьющиеся виноградные ветви, старались уравниваться с вершинами самых высоких. Он требует еще, чтобы мы терпели, когда окапывают нас. А душа окапывается чрез отложение мирских забот, которые составляют бремя для наших сердец. Посему отложивший плотскую любовь и привязанность к богатству, и признавший презренным и смешным пристрастие к здешней бедственной славе, как бы окопался и обновился в силах, свергнув с себя напрасное бремя земного мудрования. Не должно же, по слову притчи, разрастаться в ветви , то есть жить на показ, и домогаться похвалы за внешность, но надобно быть благоплодным, предоставляя истинному Земледелателю показание дел. А ты будь и «яко маслина плодовита в дому Божии» (Пс.51,10), никогда не совлекаясь упования, но имея в себе всегда цветущее спасение, приобретаемое чрез веру. Ибо таким образом будешь подражать всегдашней зелености сего растения, и соревновать его многоплодию, во всякое время подавая обильную милостыню.

Но возвратимся к рассмотрению Художнических распоряжений. Сколько произникло тогда родов растений плодовитых, годных к созиданию кровов, к строению кораблей, к сожжению! И здесь опять в каждом дереве устройство частей его разнообразно, а также едва можно отыскать свойство каждого дерева, и усмотреть взаимные различия деревьев разнородных. Отчего одни из них пускают корень в глубь, а другие стелют по земной поверхности, одни растут прямо и имеют один ствол, другие низки и от самого корня разделены на многие отростки? Отчего у деревьев, имеющих ветви длинные и далеко раскинутые по воздуху, корни глубоки и простираются вокруг на большое пространство, как будто природа положила основания, соразмерные тяжести верхних частей? Сколько различий в древесной коре! У одних деревьев кора гладкая, у других морщиноватая, у одних однослойная, а у других многослойная. А что удивительно, и в растениях найдешь признаки похожие на человеческую юность и старость. Ибо на деревьях молодых и здоровых кора бывает вокруг плотно обтянута, а на состарившихся она морщится и твердеет. Одни деревья, будучи срезаны, прозябают вновь, другие, потерпев посечение, как бы это было для них смертью, остаются без преемства. А некоторые заметили даже, что срубленные и обожженные сосны превращались в дубы. Известно и то, что в некоторых деревьях естественный порок исправляется попечением земледельцев. Например, кислые гранаты и горкие миндали, когда ствол у корня будет провернуть и в самую середину сердцевины впущен тучный клин из певга, переменяют горький свой сок на приятный. Посему, да не отчаивается в себе никто из провождающих жизнь во грехе, зная, что как земледелие изменяет качество растении, так попечительность души о добродетели может одержать верх над всякими недугами.

В плодоношении же плодовитых растений столько разности, что невозможно описать сего словом. Ибо не только на деревьях разнородных плоды различны, но много разностей бывает даже в одном и том же виде дерева. Иной отличительный признак плода бывает иногда на растении мужеского пола, и иной на растении женского пола, как различают сие садовники, которые и финиковые деревья делят на два пола, мужеский и женский. И можешь видеть, что иногда растение, как называют они, женского пола, опускает ветви, как будто оно возбуждено вожделением, и желает мужеских объятий, ходящие же за растениями бросают на ветви нечто подобное мужеским семенам, что называется у них ψηνες , и в таком случае дерева как бы чувствуют услаждение, снова выпрямляют свои ветви, и многолиственные вершины их приходят в прежний свой вид. То же самое рассказывают о смоковницах. Посему дитя смоковницы сажают вместе с садовыми, а другие врачуют бессилие садовых смоковниц, приносящих вкусные плоды, тем, что привязывают к ним незрелые смоквы, и поддерживают сим плод, который уже начал истаивать и рассыпаться.

О чем же дает тебе разуметь эта загадка природы? О том, что мы часто и у людей чуждых веры должны заимствовать себе побуждение к показанию добрых дел. Если видишь, что живущий в язычестве, или отторгнутый от Церкви какою-либо превратною ересью, целомудрен по жизни и во всем прочем старается о нравственном благочинии, то тем паче ты напрягай свое старание уподобиться плодоносной смоковнице, которая собирает силы из приближенных к ней диких смоковниц, перестает истаивать, и тщательнее питает свой плод.

Столь многочисленны различия в образе рождения плодов, если из многого сказать только не многое! Но кто же опишет разнообразие самых плодов, их вид, цвет, свойства соков, и пользу каждого? Отчего некоторые созревают на солнце обнаженные, а другие приходят в полноту покрытые в оболочках? Отчего, у которых плод нежен, у тех листвяной покров груб, — как на смоковнице, а у которых плоды закрыты, у тех листвяная одежда легка, — как на орешнике? Потому что первые по своей слабости имеют нужду в большей помощи, а последним более плотная оболочка причинила бы вред тенью от листьев. Какие разрезы на виноградных листьях, чтобы гроздь была и защищена от вредных действий воздуха, и по причине редкости листьев в обилии принимала на себя солнечные лучи! Ничто не без причины, и ничто не случайно, везде видна какая-то неизглаголанная мудрость.

Какое же слово будет для сего достаточно? Как ум человеческий исследует все в подробности, чтобы и свойства усмотреть, и взаимные разности различить явственно, и без недостатка представить сокровенные причины? Одна и та же вода, притянутая корнем, иначе питает самый корень, иначе кору ствола, иначе древесину, и в ней опять иначе сердцевину. Одно и тоже и листом делается, и разделяется по сучьям и ветвям, и доставляет рост плодам, от той же причины происходит и сок в растении, и вытекающая из него наружу влага. Какая же есть разность между всем этим, не объяснит никакое слово. Иная влага, вытекающая из мастичника, и иной сок бальзамического дерева, а некоторые нарды в Египте и Ливии источают другой род сока. Сказывают также, что и янтарь есть сок растений, отвердевший в камень. И такое мнение подтверждают примечаемые в янтаре травинки и мелкие животные, которые, будучи захвачены, когда сок был еще мягкий, остаются в нем. И вообще, кто не изведал опытом различия соков относительно к их качеству, тот не найдет и слова к объяснению их действий. Как опять из одной и той же влаги в винограде составляется вино, а в маслины — масло? И удивительно не одно то, каким образом влажность в винограде сделалась сладкою, а в маслине тучною, но и то, что в сладких плодах неисчислимо различие качеств. Ибо иная сладость в винограде, иная в яблоке, смоковнице и Финиковом дереве. И я желаю, чтобы ты еще подумал об этом вопросе: отчего одна и та же вода, то мягка для ощущения, когда, находясь в известных растениях, делается она сладкою, то жестка для вкуса, когда, пройдя чрез другие растения, окисляется; и опять обратившись в крайнюю горечь, нестерпима для ощущения, когда находится в полыни и в скаммонеи ; а в желудях, или в плоде дерена превращается в острое и вяжущее качество; в терпентинных же растениях и в орехах изменяется в свойство нужное и маслянистое? И нужно ли говорить о чем-либо малоизвестном, когда в одной и той же смоковнице вода переходит в противоположные качества? Та же влага весьма горька в древесном соке, и весьма сладка в самом плоде и в винограде имеет самый вяжущий вкус — в сучьях, и самый приятный — в ягодах.

Но сколько различий в цветах! Можешь видеть на лугах, что одна и та же вода в одном цветке румяна, в другом багрова, в этом голуба, а в этом бела. И опять, еще больше разности представляет она в запахах, нежели сколько имеет разнообразия в цветах. Но вижу, что слово мое, от ненасытимого желания все обозреть, преступает меру, и если не наложу на него уз и не возведу к необходимому закону творения, то не достанет у меня дня на изображение пред вами великой мудрости, сокрытой в вещах самых маловажных.

«Да прорастит земля древо плодовитое творящее плод на земли». И тотчас вершины гор осенились кудрями, устроились сады, и берега рек украсились тысячами родов растений, и одни уготовились украшать собою человеческую трапезу, а другие предложили в пищу скотам и листья и плоды. Но они доставляют нам и врачебные пользы в своих соках, влагах, прутьях, коре, плодах. И одним словом, что открыл нам долговременный опыт, из частных случаев собирая полезное, то привел в бытие вдруг все объемлющий Промысл Творца, предусмотрев из начала.

А ты, когда видишь растения садовые или дикие, прозябающие в воде или на суше, приносящие цветы или бесцветные, в малом познавая великое, усугубляй непрестанно свое удивление, и возрастай в любви к Творцу. Размысли, как Он иные растения сотворил всегда зеленеющими, а другие обнажающимися, и всегда зеленеющие — то меняющими листья, то не теряющими листьев. Ибо меняют листья и олива, и сосна, хотя перемена сия происходить неприметно, так что, по-видимому, они никогда не обнажаются от зелени. Но финиковое дерево не теряет листьев, и до конца сохраняет те же листья, которые получило с первого прозябения. Потом прими во внимание и то, отчего мирика, ж) есть как бы водоземное растение, причисляется к растущим в воде и разводится в местах пустынных. Посему и Иеремия (Иер. 17, 6) справедливо уподобляет такому растению нравы лукавые и преклонные на доброе и худое.

«Да прорастит земля». Краткое cиe повеление тотчас стало великою природою и художественным словом, быстрее нашей мысли производя бесчисленные свойства растении. То же повеление, и доныне действуя в земле, побуждает ее, по истечении каждого года, обнаруживать силу свою, какую она имеет к произведению трав, семян и деревьев. Как кубарь, по силе первого данного ему удара, совершает последующие обращения, когда описывает круги, соблюдая в себе средоточие неколеблемым, так и последовательный порядок природы, получив начало с первым повелением, простирается на все последующее время, пока не достигнет общего скончания вселенной. К нему будем поспешать и мы все, плодонося добрые дела и преисполняясь ими, «да насаждени в дому Господни, во дворех Бога нашего процветем» (Пс.91,14) о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

_______________

Зелень.

Μελανα πειρον это пшеница, родящаяся собственно в Сицилии, но также вырождающаяся и из обыкновенной пшеницы, в употреблении безвредная.

У Гезехия читаем следующее объяснение сему слову: Μισχος так называют то, чем примыкается к растению или плод, или лист. Μισχος зерно на листе.

Здесь Св. Василий, вероятно, имеет в виду место из Ocии пророка (Ос. 10, 1), которое, по переводу Симмаха, читается αμπελος υλημανουσα виноград многоветвистый Израиль.

Плодотворная пыль на дереве мужеского пола, которую некоторые древние естествословы представляли в виде червячков или мошек, к чему привело их, вероятно, наблюдение над смоковничными деревьями. Ибо насекомое, известное под именем орехотворки, гнездясь на сих деревьях и покрываясь пылью из тычинок, переносить сию пыль на женские цветки и оплодотворят их.

Из рода вьюнчиков (convolvulus): дает из корня сок острый и молочный, имеющий сильное слабительное свойство, подобно корню ялаппа.

6-ая беседа. О сотворении небесных светил

Кто смотрит на подвизающихся, тот и сам должен напрягать несколько свои силы. Это всякий может видеть из зрелищных уставов, которые требуют, чтобы заседающие на поприще сидели с открытою головою. А cиe, мне кажется, для того, чтобы каждый не только был зрителем подвизающихся, но в некоторой мере и сам сделался подвижником. Подобным образом и ценителю великих и сверхъестественных зрелищ и слышателю подлинно высшей и неизреченной мудрости, приходя сюда, надобно иметь уже в себе некоторое стремление к созерцанию предлагаемого, и по мере сил участвовать со мною в подвиге, являясь не столько судиею, сколько сподвижником, чтобы не лишиться нам случая открыть истину, и чтобы моя ошибка не сделалась общим вредом для слушающих. К чему же говорю cиe? К тому что, поелику нам предлежит исследовать состав мира и рассмотреть вселенную не по началам мирской мудрости, но как научил сему служителя Своего Бог, глаголавший с ним «яве, а не гаданием» (Чис.12, 8), то совершенно необходимо, чтобы любители великих зрелищ имели ум не необученный к уразумению предлагаемого нам. Итак, если ты когда-нибудь, среди ясной ночи смотря на несказанную красоту звезд, составлял себе понятие о Художнике всяческих, Кто Сей испестривший небо сими цветами, и почему в видимом мире более необходимого, нежели приятного. И опять, если во время дня трезвенным разумом изучал ты дивные чудеса, то пришел ты сюда готовым слушателем, достойным того, чтобы восполнить собою cиe честное и блаженное позорище.

Приступите же! Как в городах берут за руку и всюду водят людей, в них не бывавших, так и я введу вас в сокровенные чудеса сего великого града. А в этом граде, в котором древнее наше отечество, и из которого изгнал нас человекоубийца-демон, поработивший человека своими приманками, — в этом граде увидишь ты первое бытие человека и вскоре постигшую нас смерть, которую породил грех — этот первородный плод начальника зла — демона. Здесь познаешь и себя самого, земного по природе, но дело Божиих рук, много уступающего бессловесным в силе, но поставленного властелином над бессловесными и неодушевленными тварями, умаленного в том, чем снабдила природа, но по превосходству разума способного возноситься в самое небо. Если cиe изучим, то познаем себя самих, уведаем Бога, поклонимся Творцу, поработаем Владыке, прославим Отца, возлюбим нашего Питателя, почтим Благодетеля, не престанем покланяться Началовождю нашей, и настоящей и будущей, жизни, — Тому, Который дарованным уже богатством удостоверяет и в обетованных благах, и по изведании нами настоящего делает для нас несомненным ожидаемое. Ибо если временное таково, то каково же вечное? И если видимое так прекрасно, то каково невидимое? Если величие неба превосходит меру человеческого разумения, то какой ум возможет исследовать природу Присносущего? Если cиe подлежащее разрушению солнце так прекрасно, так велико, так быстро в своем движении и совершает чинные обращения, имеет величину соразмерную вселенной, и не выступает из своих отношений к целому, а по красоте своего естества составляет как бы светлое око, украшающее собою тварь, и если им не насыщается зрение, то каково по красоте Солнце правды? Если не видеть сего солнца — большая потеря для слепого, то какая утрата для грешника быть лишенным истинного Света?

«И рече Бог: да будут светила на тверди небесней, освещати землю, и разлучати между днем, и между нощию» (Быт. 1, 14). Всему предшествовали небо и земля, после них сотворен свет, различены ночь и день, потом опять твердь и явление суши, потом вода совокуплена в постоянное и определенное собрание, земля наполнилась собственными порождениями, произрастив бесчисленные роды трав и обогатившись растениями всякого рода. Но солнца и луны еще не было, дабы не ведущие Бога не именовали солнца начальником и отцом света, и не почитали его зиждителем земных произрастений. Посему настал четвертый день, и тогда рече Бог: «да будут светила на тверди нeбecней».

Как скоро слышишь о Говорящем, присоединяй немедленно в мысли и Внемлющего: «Рече Бог: да будут светила. И сотвори Бог два светила» (Быт.1,16). Кто сказал, и Кто сотворил? Не проразумеваешь ли в сем двойственности Лиц? Везде с повествованием таинственно всеян и сей догмат Богословия.

Указывается и потребность, по которой сотворены светила. Сказано: «освещати землю». Если сотворение света предшествовало, то почему говорится, что и солнце теперь сотворено также «освещати»? Во-первых, да не возбуждает в тебе ни малого смеха своеобразность речения, если мы не следуем вашей разборчивости в. словах, и не стараемся о стройности их сочинения. У нас нет ваятелей слова, и везде предпочитается не благозвучие речений, но ясность именований. Итак смотри, не достаточно ли Моисей словом: «освещати», выразил то, что хотел? Ибо он сказал: «освещати», вместо: быть светлым. Но cиe ни мало не противоречит сказанному уже о свете. Тогда произведено было самое естество света, а теперь приготовляется это солнечное тело, чтобы оно служило колесницею тому первобытному свету. Иное есть огонь, а иное — светильник, один имеет силу издавать свет, а другой устроен светить, кому нужно. Так и оному чистейшему, ясному и невещественному свету устрояется теперь колесница, то есть светила. Как Апостол говорит о некоторых «светилах мира» (Фил. 2, 15), но иное есть истинный Свет мира, чрез причастие Которого святые соделались светилами для душ, ими наставленных и освобожденных от тьмы неведения, так и Зиждитель всяческих возжег теперь в мире cиe солнце, наполнив его этим светозарнейшим светом.

И никому да не кажется невероятным утверждаемое, что иное есть блистательность света, а иное — тело, в котором находится свет. Во-первых, видно cиe из того, что все сложное делится у нас таким же образом на вмещающую сущность и на приданное ей качество. Посему как по природе иное есть белизна, а иное — тело выбеленное, так и теперь упоминаемые , будучи различны по природе, соединены силою Творца. И не говори, что нельзя отделить их друг от друга. Я и не утверждаю, чтобы для меня или для тебя было возможно отделение света от солнечного тела, но говорю только, что представляющееся нам раздельным в мыслях может быть и в самой действительности разделено Творцом их природы. Тебе не возможно отделить попаляющую силу огня от светозарности, но Бог, желая обратить внимание Своего служителя чудным видением, вложил в купину огонь, в котором действовала одна светозарность, а сила жечь пребывала в покое. Так и Псалмопевец свидетельствует, говоря: «глас Господа пресецающаго пламень огня» (Пс.28,7). От сего и о воздаянии за дела жизни нашей некоторое учение втайне преподает нам, что естество огня будет разделено, и свет предоставлен в наслаждение праведным, а мучительность жжения назначена наказываемым.

А потом удостоверение в исследуемом можно нам находить и в видоизменениях луны. Ибо когда она исходит и убывает, тогда не тело ее совершенно истребляется, но представляет она нам явления уменьшения и возрастания тем, что слагает с себя и опять восприемлет облекающий ее свет. А что самое тело луны при ее исходе не уничтожается, ясным тому свидетельством служит видимое. Ибо в чистом и свободном от всякого тумана воздухе, даже когда луна имеет вид самого тонкого серпа, можно тебе, всмотревшись, увидеть несветлую и не освещенную ее часть, описанную такою же дугою, какая очерчивает целую луну во время полнолуния, так что ясно усматривается полный круг, если зрение сводит вместе с освещенною частью и ту, которая помрачена и темна. И не представляй мне, что свет луны заимствованный, потому что она ущербает, приближаясь к солнцу, и опять возрастает, удаляясь от него. Не cиe подлежит нашему исследованию в настоящем случае, но то, что иное есть тело луны, а иное — освещающее. Подобное же нечто представляй и о солнце, кроме того, что оно, однажды прияв свет и имея его растворенным в себе, не отлагает света. Но луна, постоянно как бы совлекающаяся света и опять в него облекающаяся, удостоверяет собою и в сказанном о солнце.

Сим светилам поведено «разлучати между днем и между нощию». И выше «разлучи Бог между светом и между тмою», но тогда природу их привел Он в противоположность, чтобы они не смешивались между собою, и у света не было ни какого общения со тьмою. Ибо что днем есть тень, то (надобно представлять себе) ночью составляет природу тьмы. Если всякая тень от тел, освещенных каким-нибудь лучом, падает со стороны противоположной свету, и утром простирается к западу, вечером склоняется к востоку, а в полдень бывает северною, то и ночь отступает в сторону противоположную лучам, будучи по природе своей не что иное, как земная тень. Как днем тень неразлучна с преграждающим луч, так и ночь обыкновенно происходит, когда воздух около земли затенен. И cиe значит сказанное: «разлучи Бог между светом и между тмою», ибо тьма убегает вторжений света, вследствие того естественного побуждения чуждаться друг друга, какое вложено в них при первом сотворении. А теперь Бог повелел солнцу измерять день, и луну, когда она бывает в полном своем круге, сделал предводительницею ночи. Ибо тогда светила бывают почти диаметрально противоположны друг другу, потому что во время полнолуний, как с восхождением солнца луна переходит в невидимую часть неба, так опять, при захождении солнца, она большею частью восходит на востоке. Если же при других видах луны свет ее не вместе с ночью появляется, то cиe не относится сюда. По крайней мере луна, когда бывает полна, начинает собою ночь, светом своим превосходя звезды и освещая землю, и также наравне с солнцем определяет меры времени.

«И да будут в знамения, и во времена, и во дни, и в лета» (Быт. 1,14). Для человеческой жизни необходимы указания светил. И если кто не чрез меру многого ищет в их знамениях, то при долговременном наблюдении найдет полезные приметы. Многое можно узнавать об изобилии дождя, многое о засухе и о движении ветров, или местных или повсюдных, сильных или легких. Одно из указаний солнца предал нам и Господь, говоря: «зима» будет, «дряселует бо чермнуяся небо» (Мф.16,3). Когда солнце поднимается сквозь туман, тогда лучи его помрачаются, и оно кажется огненного и кровавого цвета, потому что густота воздуха производит в глазах такое представление. Но сгущенный и отстоявшийся воздух, которого не рассеяли и солнечные лучи, очевидно, не мог быть ими преодолен по причине избытка земных паров, и по множеству влаги произведет ненастье в тех странах, где он собирается. Подобным образом, когда луна кажется увлаженною, или когда солнце окружают так называемые венцы, cиe служит признаком или множества воздушной воды, или движения сильных ветров. Или когда вместе с солнцем идут так называемые побочные солнца, они бывают знаком каких-нибудь воздушных перемен. А также столпы радужного цвета, являющиеся на облаках в прямом положении, показывают дожди или жестокие бури, или вообще большой переворот в воздухе. И в луне возрастающей или убывающей упражнявшиеся в этом заметили многие признаки, а именно, что вместе с ее видоизменениями необходимо изменяется и окружающий землю воздух. Если трехдневная луна тонка и чиста, то предвещает постоянную ясную погоду, а если она представляется с толстыми рогами и красноватою, то угрожает или обилием воды из облаков, или сильным южным ветром. Кто же не знает, сколько полезного доставляется такими указаниями? Пловец, предусматривая опасности от ветров, может удержать ладью свою в пристани. Путешественник, по мрачности воздуха ожидающий перемены, заранее может уклониться от вреда. А земледельцы, занимающиеся посевами и хождением за растениями, отсюда заключают о благовременности всякого дела. Господь же предсказал, что в солнце, луне и звездах явятся даже знамения разрушения вселенной. Солнце обратится в кровь, «и луна не даст света своего» (Мф. 24, 29; Иоил. 2, 31). Таковы знамения скончания вселенной!

Но преступающие границы обращают слова Моисеевы в защищение науки о днях рождения, и говорят, что жизнь наша зависит от движения небесных тел, а на сем основании у Халдеев сделаны по звездам указания, чему должно с нами случиться. И это простое выражение Писания: «да будут в знамения», по усмотрению своему, разумеют они не о состояниях воздуха, и не о переменах годовых времен, но о жребиях жизни. Ибо что говорят? Стечение известных движущихся звезд с звездами находящимися на зодиаке, когда они, сошедшись между собою, составляют известную фигуру, производит определенные рождения, а иное расположение звезд доставляет противоположный жребий жизни.

О сем не бесполезно, может быть, рассудить, начав, для ясности, несколько выше. Но скажу не что-либо собственное свое, а воспользуюсь к обличению их собственными их словами, чтобы зараженным таким недугом доставить некоторое врачевание и прочих предостеречь от падения в подобные заблуждения.

Изобретатели этой науки о днях рождения, приметив, что в продолжительные части времени ускользают от них многие фигуры, заключили меры времени в возможно тесные пределы, потому что в самое малое и краткое время, и как выражается Апостол, «вскоре, во мгновении ока» (1Кор.15,52), бывает величайшая разность между рождением и рождением. И родившийся в сию точку времени будет обладателем городов, князем народов, станет изобиловать богатством и властительствовать, а родившийся в другое мгновение времени будет попрошайкою и нищим, и ради насущного пропитания станет ходить от дверей к дверям. Посему, разделив на двенадцать частей, так называемый, зодиакальный круг, поелику солнце сию двенадцатую часть, так называемой, неподвижной сферы проходит в тридцать дней, каждую двенадцатую часть разделили они на тридцать частей. Потом, каждую таковую часть подразделив на шесть-десять частей, каждую из шестидесятых рассекли опять на шестьдесят.

Итак, предполагая, что для родившихся есть известные положения неба, посмотрим, возмогут ли они соблюсти такую точность в разделении времени. Как скоро родился младенец, бабка начинает рассматривать, мужеского или женского пола родившийся, а потом дожидается крика, который бы служил признаком жизни в новорожденном. Сколько шестидесятых долей протечет в это время! Вот объявила она Халдею о новорожденном. Сколько надобно положить мельчайших частей на пересказ бабки, особливо, если случится, что замечающий час стоял вне женского отделения в доме? Ибо тому, кто хочет рассмотреть гороскоп, надобно с точностью описать час, будет ли это дневное, или ночное время. Какое же множество шестидесятых долей протечет еще в это время? Рассматривающему гороскоп надобно найти о звездах не только в какой они из двенадцатых частей, но и в какой доле двенадцатой части и в какой шестидесятой доле из тех, на которые, по сказанному, разделена каждая из первых долей, или, чтобы дойти до точности, в какой шестидесятой из тех, на которые подразделяются первые шестидесятые. И такое столько дробное и неуловимое вычисление времени, говорят они, надобно сделать для каждой из планет, чтобы найти, какое положение имели они в рассуждении неподвижных звезд и какую фигуру составляли из себя взятые в совокупности звезды во мгновение рождения младенца. Посему если не возможно с точностью определить время, а замена одной кратчайшей доли другою делает погрешительным все, то смешны те, которые трудятся над этою несостоятельною наукою и с разверстым ртом углубляются в себя, как будто могут узнать, что с ними будет.

Каковы же и выводы? Говорят: этот будет кудряв волосом и с голубыми глазами, потому что родился в час Овна, и таково по виду cиe животное. Но он будет и человек великого духа, потому что овен имеет в себе владычественное, а также щедр и промышлен, потому что животное cиe без огорчения слагает с себя волну, и удобно облекается в новую, по действие природы. А родившийся в Тельце, говорят они, будет терпелив в трудах и раболепен, потому что телец носит ярмо. Родившийся в Скорпионе охотник до драк, по подобию с сим животным. Родившийся же в Весах правдив, по причине верности наших весов.

Что же может быть смешнее сего? Овен, от которого берешь ты время рождения человека, есть одна из двенадцатых частей неба, в которой находящееся солнце касается весенних знаков. А также Весы и Телец суть двенадцатые части, так называемого, зодиакального круга. Как же, говоря, что там находятся главные причины человеческой жизни, даешь человеческим нравам отличительные признаки взятые от скотов, родящихся у нас? Родившийся в Овне щедр, не потому что такой нрав производит та часть неба, но потому что таково свойство овцы. Для чего же стращаешь нас достоверностью звезд, и стараешься уверить блеяньем овец? Если небо имеет такие свойства нравов, заимствовав их у животных, то и оно само подлежит посторонним началам, как имеющее причины зависимые от скотов. Но если смешно говорить таким образом, то гораздо смешнее усилие придавать достоверность учению от вещей, между которыми ничего нет общего. Но такие их мудрования подобны паутинным тканям, в которых если увязает комар или муха, или что-нибудь столько же бессильное, то остается связанным, но если приближается к ним другое сильнейшее животное, то удобно освобождается, и слабую паутину разрывает и уничтожает.

Но они не останавливаются на сем одном, а приписывают небесным телам причину и того, в чем властно произволение каждого из нас, то есть причину расположений к добродетели или к пороку. С одной стороны смешно оспаривать их, а с другой, поелику многие заражены сим заблуждением, может быть, необходимость требует не оставлять сего и в молчании.

Итак, прежде всего, спросим у них: не каждый ли день тысячекратно изменяются фигуры из звезд? Ибо, так называемые, планеты непрестанно движутся, и одни скорее друг с другом сходятся, а другие совершают медлительнейшие обращения, часто бывают в один и тот же час и в виду одна у другой и скрыты друг от друга. А в минуту рождения, как они говорят, весьма великую имеет силу — быть в виду у благотворной или у злотворной звезды. И нередко, по незнанию одной самомалейшей доли, не найдя времени, по которому звезда показывала себя благотворною, описывали ее, как состоящую в числе неблагополучных. Ибо я вынужден употреблять собственные их речения.

Но в словах сих конечно много неразумного, а гораздо больше нечестивого. Ибо злотворные звезды причину своей злотворности переносят на Творца своего. Если зло им естественно, то Создатель — творец зла. А если они делаются злыми по произволению, то, во-первых, они суть живые существа, одаренный произволом, предающиеся непринужденным и свободным стремлениям. Утверждать же cиe о вещах неодушевленных есть верх безумия. Потом сколько несообразно с разумом, чтобы зло и добро уделялось каждому не по достоинству, но чтобы звезда была благотворною, потому что находится в таком-то месте. и чтобы она же делалась злотворною, потому что усматривается под такою-то звездою, и опять тотчас забывала свою злокачественность, если несколько уклонилась от известной фигуры! И о сем довольно.

Если же в каждое мгновение времени взаимное положение звезд из одного вида превращается в другой, а при бесчисленности таковых перемен, не один раз в день составляются очертания, показывающие рождение царей, то почему не каждый день родятся цари? Или почему достается им царство по наследству от отцов? Ибо, конечно, не всякий царь тщательно соображает рождение своего сына с царственным очертанием звезд? Да и какой человек властен в этом? Как Озия родил Иоафама, Иоафам Ахаза, Ахаз Езекию? И ни одному из них не случилось родиться в час рабский?

Сверх того, если начала поступков порочных и добродетельных не от нас зависят, но необходимы вследствие рождения, то напрасно есть законодатели, определяющие, что нам делать, и чего убегать, напрасно есть и судии, награждающие добродетель и наказывающие порок. Ни вор, ни убийца не виновны в преступлении, ему, если бы и хотел, невозможно было удержать руки, потому что к сим поступкам неизбежно побуждала его необходимость. А всех (более обманываются трудящиеся над искусствами. Напротив того, земледелец соберет обильные плоды, и семян не бросая в землю, и не точа косы, а купец обогатится, хочет ли того, или нет, потому что судьба соберет ему кучи денег. Великие же надежды христиан обратятся v нас в ничто, потому что ни праведность не будет почтена, ни грех осужден, так как люди ничего не делают по собственному произволу. Ибо где господствуют необходимость и судьба, там не имеет ни какого места воздаяние по достоинству, что и составляет преимущество правосудия.

Довольно сказано держащимся сего заблуждения. Ибо вы не имеете нужды в большем числе доводов, будучи здравы сами по себе, а время не позволяет распространяться сверх меры и с ними. Возвратимся же к последующим словам Писания.

Сказано: «да будут в знамения, и во времена, и во дни, и в лета». О знамениях у нас говорено, а под временами, как полагаем, разумеются перемены годовых времен: зимы, весны, лета и осени, которые возвращаются у нас в непременном порядке, вследствие установленного движения светил. Ибо зима бывает, когда солнце замедляет в южных частях, и в наших местах производит длинное ночное помрачение, отчего охлаждается окружающий землю воздух, и все влажные испарения, собравшиеся около нас, делаются причиною дождей, стужи и обильного снега. Когда же солнце, возвратившись опять из полуденных стран, достигает средины, так что делит время между ночью и днем поровну, тогда, чем более замедляет оно над каким-либо местом на земле, тем большее в каждом производит благорастворение. И наступает весна, виновница прозябения во всех растениях, доставляющая оживление большей части деревьев, и чрез преемство рождающихся поддерживающая роды всех животных, живущих на суше и воде. Отсюда уже солнце, переходя на самый север к летним поворотам, производит у нас самые долгие дни, а тем, что наибольшее время действует на воздух, как распаляет самый воздух, находящийся у нас над головою, так иссушает и землю, способствуя чрез то семенам созревать и побуждая древесные плоды приходить в спелость. Тогда и самое солнце наиболее опаляет, и тени в полдень делает короткими, потому что осиявает наши страны с высоты. Ибо те дни бывают должайшие, в которые имеют место самые короткие тени, и опять, те дни кратчайшие, в которые имеем самые длинные тени. И cиe бывает у нас, называемых «однотенными» и населяющих северную часть земли. Ибо из живущих на полдень есть такие, что у них по два дня в продолжение целого года совершенно не бывает тени. Солнце, сияя у них над головою, равно освещает со всех сторон, так что и в глубине колодцев вода освещается чрез узкие отверстия. От сего называют их и «безтенными». А живущие далее страны изобильной ароматами имеют тени попеременно в ту и другую сторону. Ибо они, одни в обитаемой нами вселенной, в полдень отбрасывают тень к югу, отчего некоторые называют их и «круготенными». Все же cиe бывает, когда солнце переходит уже в северную часть. А из сего можно заключать, какое разгорячение в воздухе бывает от солнечного луча, и какие производятся сим явления. Наступающее у нас за сим осеннее время года ослабляет излишний жар, и постепенно уменьшая теплоту посредственностью растворения, безвредно вводит нас за собою в зиму, между тем как солнце из северных стран переходит опять в южные. Сии-то круговращения годовых времен, следующие за движениями солнца, распоряжают и нашею жизнью.

Но «да будут», сказано, «и во дни», не для того, чтобы производить дни, но чтобы начальствовать над днями. Ибо день и ночь были до сотворения светил. Это показывает нам и Псалом, говоря: «поставил солнце во область дне, луну и звезды во область нощи» (Пс.135, 8, 9). Как же солнце имеет власть над днем? Оно носит в себе свет, и как скоро восходит над нашим горизонтом, рассеяв тьму, доставляет нам день. Посему не погрешит, кто даст такое определение дню: это есть воздух, освещенный солнцем, или: день есть мера времени, в которую солнце пребывает в полушарии над землею.

Но солнцу и луне повелено быть также и в лета. Луна, совершив двенадцатикратное свое течение, исполняет год, кроме случаев, в которых для точного совпадения годовых времен бывает нередко нужен дополнительный месяц. Так измеряли год в Ветхом Завете Евреи и древнейшие из Эллинов. Солнечный же год есть возвращение солнца, вследствие собственного его движения, из известного знака в тот же самый знак.

«И сотвори Бог два светила великая» (Быт. 1, 16). Слово «великий» имеет иногда отрешенный смысл, например, великое небо, великая земля, великое море, а во многих случаях употребляется сравнительно с другим. Например, великий конь и великий вол, ибо подобные сим вещи свидетельство о своей величине заимствуют не от чрезмерной громадности тела, но от сравнения с чем-либо подобным. Посему в каком смысле возьмем здесь великое? В таковом ли же, в каком муравья, или иное что по природе малое, называем великим, свидетельствуя о превосходстве по сличению с однородным? Или возьмем теперь великое так, что величина оказывается в собственном устройстве светил? Я полагаю последнее. Светила сии велики не потому, что они больше меньших звезд, но потому что имеют объем достаточный к тому, чтобы изливаемыми из них лучами осиявать небо и воздух, и вдруг распростираться по всей земле и морю. В какой части неба ни бывают они, восходят ли и заходят, или занимают средину неба, отовсюду представляются людям равными, а cиe служит ясным доказательством чрезмерной их величины, пред которою широта земли ничего не значит и не может сделать, чтобы они показались большими или меньшими. Ибо предметы далеко отстоящие видим несколько меньшими, и чем более к ним приближаемся, тем большею находим величину их. Но в рассуждении солнца никто ни ближе, ни дальше, а напротив того, обитателям всех частей земли представляется оно в равном расстоянии. Доказательством же сему то, что и Инды и Британцы видят его равным. Ибо для живущих на востоке не убывает оно в величине по захождении, и живущим на западе не кажется меньшим при восхождении, и, находясь в средине неба, не переменяет своего вида для тех или других.

Ты не обманывайся видимостью и из того, что солнце для смотрящих представляется величиною в локоть, не заключай, что такова действительная его величина. Ибо на больших расстояниях величина видимых предметов обыкновенно сокращается, потому что сила зрения оказывается недостаточною пробежать разделяющее пространство, но как бы поглощается средою, и только малою своею частью приражается к видимым предметам. Посему зрение наше, сделавшись малым, заставляет почитать малыми и видимые предметы, перенося на них собственный свой недостаток. А если зрение обманывается, то и суд его неверен. Припомни о собственных своих ошибках, и сам в себе будешь иметь подтверждение сказанного. Если ты сматривал когда-нибудь с вершины высокой горы на обширную и низкую равнину; какими представлялись тебе пары запряженных волов? Каковы были сами земледельцы? Не казались ли они тебе в виде муравьев? И если с башни, обращенной к великому морю, простирал ты взоры вдоль морской поверхности, как великими почитал ты самые большие острова? И каким казался тебе один из грузных кораблей на белых парусах плывущий по лазоревому морю? Не представлялся ли он тебе по виду менее всякого голубя? Посему, как сказал я, поглощаемое воздухом зрение, сделавшись слабым, недостаточно к точному представлению видимых предметов. Так и величайшие из гор, прорезанных глубокими пропастями, зрение признает повсюду выпуклыми и гладкими, потому что приражается к одним выдавшимся местам, а в находящиеся между ними впадины по слабости своей проникать не может. Посему и очертания тел не сохраняет зрение таким, каково оно действительно, а напротив того четырехугольные башни почитает круглыми. Таким образом из всего видно, что зрение на весьма больших расстояниях получает представление о телах не совершенное, но слитное. А следственно небесное светило, согласно с свидетельством Писания, «велико», и до бесконечности больше, нежели каким представляется.

Но ясным также признаком величины солнечной может служить для тебя и следующее. Хотя звезд на небе бесчисленное множество, однако же совокупного их света недостаточно к тому, чтобы рассеять сумрачность ночи. Но одно солнце, явившееся на горизонте или даже только еще ожидаемое, не успеет стать совершенно над землею, как уже и тьма исчезла, и звезды им помрачены, и воздух, дотоле сгущенный и сжатый около земли, разжижается и делается текучим. От сего бывают утренние ветры, и росы увлажняют землю в ясную погоду. Но при такой величине земли, как могло бы солнце в одно мгновение времени осветить всю ее, если бы не из великого круга посылало лучи свои? Из сего познай премудрость Художника, Который солнцу дал теплоту соразмерную такому расстоянию. Жар солнца таков, что не пожигает земли чрезмерностью и не оставляет ее по причине недостатка жара охлажденной и бесплодной.

И о луне представляй нечто подобное сказанному о солнце. И ее тело велико и после солнца самое светлое. Впрочем, величина ее не всегда пребывает видимою, а, напротив того, является то полною в виде круга, то не достигающею до полного круга и уменьшенною, показывающею остаток той или другой своей части. Ибо луна одною своего частью помрачается, когда возрастает, а другая ее часть закрывается во время ущерба. И премудрый Создатель имел какую-нибудь тайную причину сего разнообразного изменения видов луны.

Может быть, нам хотел Он дать явственный образец нашего естества, что ничто человеческое не постоянно, но иное из небытия приходить в совершенство, а другое, достигнув своей зрелости и возросши до наибольшей своей меры, чрез постепенные убавления истощается и утрачивается, и, уменьшаясь, истребляется. Посему, взирая на луну, можем познать самих себя и, составив себе понятие о скорой превратности всего человеческого, не думать высоко о благоденствии жизни, не восхищаться своим могуществом, не превозноситься неверным богатством, презирать плоть, которой свойственна изменяемость, иметь же попечение о душе, которой благо непоколебимо. Если тебя огорчает луна, при постепенных уменьшениях теряющая свет, то пусть еще более огорчает тебя душа, которая стяжала добродетель и по нерадению обращает в ничто свою доброту, никогда не остается в том же расположении, но по неосновательности мыслей непрестанно обращается туда и сюда и изменяется. Ибо действительно, по сказанному, «безумный яко луна изменяется» (Сир. 27, 11).

Но думаю, что лунные перемены имеют не малое влияние на устройство животных и на прочие земные произведения. Ибо иное состояние тел, когда луна убывает, и иное, когда она возрастает. То с ущербом луны делаются они тонки и тощи, то при возрастании луны и приближении ее к полноте тела опять полнеют, потому что луна неприметным образом сообщает им какую-то влажность, растворенную с теплотою и проникающую во внутренность. Доказывают же cиe те, которые спят на лунном свете, и у которых головные пустоты наполняются излишнею влагой, а также мяса недавно убитых животных, которые от падения на них лунных лучей скоро портятся, и еще мозги животных, влажность животных морских и сердцевины деревьев. Но всего этого луна не могла бы изменять вместе с своим изменением, если бы в ней, согласно с свидетельством Писания, не было чего-то особенного и превосходного по силе.

Но и видоизменения в воздухе бывают согласны с переменами луны, как свидетельствуют нередко после тихой и ясной погоды случающиеся у нас при новолунии бури от движения и взаимного столкновения облаков, также обратные течения еврипов, прилив и отлив в так называемом океане, по замечанию прибрежных жителей в точности следующий времени лунных кругообращений. Ибо еврипы при прочих видах луны текут в ту и другую сторону, а во время рождения ни на минуту не остаются в покое, но находятся в волнении и непрестанном колебании, пока луна, сделавшись опять видимою, не введет некоторой последовательности в обратных течениях. А западное море подвержено отливам и приливам, то убывая, то опять прибывая, как будто бы луна своими вдыханиями отвлекает его назад, и опять своими же выдыханиями гонит до свойственной ему высоты.

Сие сказано мною в доказательство величины светил и в подтверждение, что в богодухновенных словах нет ничего напрасно сказанного даже и до единого слова, хотя наше слово и не коснулось почти ничего главного. Ибо о величинах и расстояниях солнца и луны можно многое найти посредством умозаключений, если кто не поверхностно рассмотрит их действия и силы. И нам должно искренно признаться в своей немощи, чтобы кто не стал нашим словом измерять величайших созданий, а, напротив того, из немногого нами сказанного сам вывел заключение о том, сколь многое нами опущено, и как оно важно.

Посему измеряй луну не глазом, но рассудком, который при открытии истины гораздо вернее глаз. Повсюду распространились смешные какие-то басни — бред пьяных старух, будто бы луна, сдвинутая с своего основания какими-то чародействами, низводится на землю. Каким же образом наговоры чародеев подвигнут ту, которую основал Сам Вышний? Да и где поместится она сведенная с неба?

Хочешь ли из малых признаков заимствовать доказательство об ее величине? Города, наиболее отстоящие один от другого во вселенной, все равно принимают лунный свет на стогны свои, обращенные к востоку. Но если бы луна не была всем прямо противоположна, то она, без сомнения, освящала бы узкие улицы, на одной прямой с нею лежащие, а в улицы, выходящие из ее широты, бросала бы наклоненные лучи, идущие наискось. Это можно видеть на светильниках, зажигаемых в домах. Когда около светильника стоят многие, тень стоящего на одной с ним прямой лежит прямо, а прочие тени уклоняются в ту или другую сторону. Посему если бы лунное тело не было огромно и не имело превосходной величины, то не находилось бы одинаково против всех. Ибо когда луна восходить в местах равноденственных, одинаково видят ее живущие в холодном поясе под кругом Медведицы и жители жаркого пояса, вдавшегося на полдень. Ко всем им обращена она прямо своею широтою, и тем дает самое ясное свидетельство о своей величине. Кто же будет еще спорить, что тело ее весьма велико, как равняющееся вдруг столь многим предметам и на таких больших расстояниях? И сего довольно о величине солнца и луны.

Но Даровавший нам разумение, чтобы и из малейших творений познавать великую мудрость Художника, да подаст силы из великих тварей приобрести еще большие понятия о Творце, хотя в сравнении с Создателем и солнце, и луна не более муравья и мошки. Ибо из них нельзя заимствовать такого умозрения, которое было бы достойно величия Бога всяческих, но могут они возводить нас только к малым некоторым и неясным представлениям, равно как и каждое из самых малых животных или былий. Удовольствуемся сказанным, и возблагодарим — я Даровавшего мне cиe малое служение слова, а вы — Питающего духовными брашнами. Он и ныне напитал вас малоценностью моей речи, как бы ячменным каким хлебом, и да питает всегда, по мере веры подавая вам «явление Духа» (1Кор.12, 7), о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

__________

Свет и светлое тело.

7-ая беседа. О пресмыкающихся

«И рече Бог: да изведут воды гады душ живых по роду, и птицы летающия по тверди нeбecней», по роду (Быт. 1, 20). По сотворении светил наполняются и воды животными, чтобы и эта область была украшена. Земля получила уже украшение в свойственных ей произрастениях, и небо имело также цветы свои — звезды, и, как бы два ока, украшала его чета великих светил, оставалось и водам дать приличное украшение. Вышло повелите; и тотчас реки производят, и озера рождают свойственные себе и естественные породы, и море чревоболезнует всякого вида плавающими животными. Где только ни была вода, в болотах и тинистых местах, — она не остается бездейственной и не участвующей в размножении тварей. Ибо нет сомнения, что из воды воскипели жабы, мошки и комары. Видимое ныне служит доказательством и прошедшего. Так, всякая вода спешила исполнить повеление Зиждителя, деятельная и самодвижная жизнь тварей, которых породы даже неисчислимы, немедленно явлена великою и неизреченною Божией силой, потому что повелением Божиим сообщена водам способность живорождать.

«Да изведут воды гады душ живых». Теперь в первый раз созидается животное одушевленное и одаренное чувством. Ибо растения и дерева, хотя им приписывается жизнь, как имеющим питательную и растительную силу, еще не животные и не одушевленные твари. Для сего-то «да изведут воды гады». Все плавающее, плавает ли по поверхности вод, или рассекает водные глубины, принадлежит к природе пресмыкающихся, потому что влачит тело по воде. Хотя некоторые из водяных животных имеют ноги и могут ходить (особенно таковы многие из водоземных, как-то: тюлени, крокодилы, бегемоты, жабы и раки), но им свойственнее плавать. Посему «да изведут воды гады». Какая порода опущена в сих немногих словах? Что не включается в этом зиждительном повелении? Не включаются ли живородящие, каковы: тюлени, дельфины, гнюси и подобные им так называемые хрящеватые рыбы? Не включаются ли мечущие икру, каковы почти все породы рыб твердочешуйных и мягкочешуйных, снабженных перьями и не снабженных ими? Глас повеления краток, или лучше сказать, это не глас, а только мановение и устремление воли, но мысль, заключающаяся в повелении, столько же многообъемлюща, сколько есть различий и сходств у рыб, которых всех описать подробно то же значит, что и счесть морские волны или попытаться ладонью вымерять воду в море.

«Да изведут воды гады». В числе их находятся и морские, и прибрежные, и водящиеся в глубинах, и живущие на камнях, плавающие стадами и по одиночке, киты, огромный и мелкие рыбы. От той же силы, от одинакового повеления получает бытие и великое, и малое.

«Да изведут воды». Сим показано тебе, что плавающие животные имеют естественное сродство с водою, почему рыбы, не надолго разлученные с водою, умирают, ибо не имеют дыхания, чтобы втягивать в себя этот воздух. Но что для земных животных — воздух, то для породы плавающих — вода. Причина сему очевидна. В нас есть легкое, наполненное пустотами и скважинами, и грудобрюшня, которая, чрез расширение груди принимая в себя воздух, проветривает и прохлаждает внутренний жар, а у них расширение и сжатие жабер, принимающих и выпускающих воду, заступает место дыхания. У рыб собственное свое назначение, собственная своя природа, отдельная пища, своеобразная жизнь. Поэтому ни одно из плавающих животных не может сделаться ручным и вообще терпеть прикосновения руки человеческой.

«Да изведут воды гады душ живых по роду». Теперь повелевает произойти начаткам каждой породы, и как бы некоторым семенам естества, а множество живых тварей сокрыто в последующем преемстве, когда нужно им будет расти и множиться. К иному роду принадлежат, так называемые, черепокожные, например: раковины, гребенки, морские улитки, веретенки, и тысячи разнообразных устриц. Иной опять кроме сего род составляют так именуемые мягко-черепные: крабы, раки и тому подобное. К иному сверх сего роду принадлежат, так названные, слизняки, имеющие плоть мягкую и губчатую: полипы, каракатицы, и им подобные. И между сими опять есть бесчисленные различия, ибо драконы, мурены, угри, которые водятся в илистых реках и озерах, по сходству природы своей, приближаются более к ядовитым пресмыкающимся, нежели к рыбам. Иной род мечущих икру, и иной — живородящих. Живых детей рождают вьюны и мокрицы, и вообще животные, так называемые, хрящеватые. Живородящие суть: большая часть китов, дельфины и тюлени, о которых рассказывают, что они новорожденных детей своих, чем-нибудь испуганных, приняв опять в чрево, прячут там. Да изведут воды по роду. Иной род составляют киты, и иной — мелкие рыбы. И опять, между рыбами есть бесчисленные разности, различаемые по родам. У них и имена свои, и пища несходная, и наружность, и величина, и качества плоти — все разделено между собою, имеет весьма великие разности и относится к различным видам. Кто из наблюдавших свойства рыб в состоянии перечислить нам разности пород? Хотя они говорят о себе, что в великих стадах рыб могут определять даже число, однако же кто из состарившихся на взморьях и берегах может рассказать нам подробную историю всех рыб? Иные породы известны рыболовам Индийского моря, иные — рыбным промышленникам Египетского залива, иные — островитянам, иные — Маврузиям. Но все, и малое и великое, одинаково произведено оным первым повелением, оною неизреченною силою. Много несходств в образе жизни, много разностей и в расположении каждой породы. Большая часть рыб не насиживают яиц, как птицы, не вьют гнезд, не вскармливают с трудом детей своих, но вода, приняв выметанную икру, производить из нее животное. И у каждой породы способ размножения неизменен и бывает без смешения с другою природою. Невозможно такое же размножение рыб, как распложаются лошаки на суше, или невозможны такие же совокупления, какие бывают у некоторых птиц, производящих от себя смешанные породы. Между рыбами нет вооруженных зубами в половину, как у нас вол и овца. Ибо ни одна из них не имеет жвания, исключая разве скара, о котором cиe рассказывают. Но все рыбы снабжены весьма частыми и острыми зубами, чтобы пища при продолжительном жевании не растекалась, ибо, если бы не скоро была раздробляема и передаваема чреву, то во время самого измельчения могла бы уносима быть водою.

Пища же различным рыбам определена различная, по роду каждой. Одни питаются илом, другие поростами, иные довольствуются травами, растущими в воде, большая же часть пожирают друг друга, и меньшая из них служит пищею большей. Иногда случается, что овладевшая меньшею себя делается добычею другой, и обе переходят в одно чрево последней? Что же иное делаем и мы люди, угнетая низших? Чем различается от сей последней рыбы, кто по ненасытимому богатолюбию во всепоглощающие недра своего лихоимства сокрывает бессильных? Он овладел достоянием нищего, а ты, уловив его самого, сделал частью своего стяжания. Ты оказался несправедливее несправедливых и любостяжательнее любостяжательного. Смотри, чтобы и тебя не постиг одинаковый конец с рыбами — уда, верша или сеть. Без сомнения же и мы, совершив много неправд, не избегнем последнего наказания.

Примечая уже и в слабом животном много хитрости и лукавства, желаю, чтобы ты избегал подражания делающим зло. Рак жаден до мяса устрицы, но ему трудно поймать эту добычу, у которой оболочкою череп. Ибо сама природа несокрушимым оплотом обезопасила нежную плоть устрицы, почему и называется она черепокожною. И поелику две вогнутые раковины, плотно прилаженные одна к другой, совершенно закрывают устрицу, то клещи рака по необходимости остаются недействительными. Что же он делает? Как скоро видит, что устрица в безветренном месте с наслаждением греется и открывает половинки своего черепа солнечным лучам, неприметно вбросив в них камень, препятствует закрыться и овладевает добычею, недостаток силы заменив выдумкою. Такая злоумышленность в животных не одаренных ни разумом, ни словом! А я хочу, чтобы ты, подражающий уменью и ловкости раков снискивать пищу, удерживался от вреда ближним. Таков тот, кто с коварством приходит к брату, содействует невзгодам ближнего, увеселяется чужими бедами. Бегай того, чтобы подражать людям предосудительным, довольствуйся собственным. Нищета при истинном самодовольстве для целомудренных предпочтительнее всякого наслаждения.

Не могу умолчать о лукавстве и вороватости полипа, который всякий раз принимает цвет камня, к которому легко пристает, почему многие рыбы, без опасения плавая, приближаются к полипу, точно как в камню, и делаются готовою добычею хитреца. Таковы нравом те, которые угождают всякой преобладающей власти, каждый раз сообразуются с обстоятельствами, не держатся постоянно одного и того же намерения, удобно делаются то тем, то другим, с целомудренными уважают целомудрие, с невоздержными невоздержны, в угодность всякому переменяют расположения. От таких людей не легко уклониться и спастись от наносимого ими вреда, потому что задуманное ими лукавство глубоко закрыто личиною дружбы. Людей такого нрава Господь называет волками хищными, которые являются во одеждах овчих (Мф. 7, 15). Бегай на все изворотливого и многоличного нрава, домогайся истины, искренности и простоты. Змея пестровидна, за то и осуждена пресмыкаться. Праведник не лукав, как и Иаков (Быт. 25, 27). Посему «вселяет Господь единомысленныя в дом» (Пс.67, 7).

«Cиe море великое и пространное: тамо гади, ихже несть числа, животная малая с великими» (Пс. 103, 25). Однако же у них есть мудрый и благоустроенный порядок. Мы не осуждать только должны рыб, у них есть нечто и достойное подражания. Каким образом каждая порода рыб, получив в удел удобную для себя страну, не делает нашествий на другие породы, но живет в собственных своих пределах? Ни один землемер не отводил им жилищ, они не ограждены стенами, не отделены рубежами, но бесспорно каждой породе уступлено полезное. Один залив прокармливает такие породы рыб, а другой — другие. Во множестве водящиеся здесь рыбы редки в других местах. Не разделяет гора, возносящая острые вершины, не пересекает перехода река, но есть какой-то закон природы, который равно и правдиво, сообразно с потребностями каждой породы, распределяет им места жительства. Но мы не таковы. Из чего cиe видно? Из того, что «прелагаем пределы вечные, яже положиша отцы наши» (Прит.26, 28). Перерезываем землю, «совокупляем дом к дому и село к селу, да ближнему отъимем что» (Ис.5, 8). Киты знают определенное им природою местопребывание, они заняли море, лежащее вне обитаемых стран, не имеющее островов, за которым нет уже ни какой твердой земли, почему оно не кораблеходно, ни любопытство, ни какая-либо нужда не побуждают пловцов пускаться в него. Cиe-то море заняв киты, величиною, как сказывают самовидцы, уподобляющиеся величайшим горам, пребывают в собственных своих пределах, не делая вреда ни островам, ни приморским городам. Так, каждая порода поселяется в назначенных ей частях моря, как бы в городах или селах, или древних родовых отчинах. А есть и перехожие рыбы. Они, как бы по общему совещанию собравшись на переселение, все отправляются под одним знаменем, ибо, как скоро наступит определенное для них время чадородия, поднявшись из разных заливов, и побуждаемые общим законом природы, поспешают в северное море. Во время сего восхождения увидишь рыб, соединенных как бы в один поток, и текущих чрез Пропонтиду в Евксинский Понт. Кто же их движет? Какое царское повеление, какие указы, прибитые на площади, извещают о наступившем сроке? Кто у них проводники? Видишь, как Божие распоряжение все заменяет собою и доходит до самых малых тварей!

Рыба не прекословит Божию закону, а мы, человеки, не соблюдаем спасительных наставлений. Не презирай рыб потому, что они совершенно безгласны и неразумны, но бойся, чтобы не сделаться тебе неразумнее и рыб, чрез противление постановлению Творца. Выслушай, что едва не говорят тебе рыбы своими действиями: «мы для продолжения рода собираемся в это дальнее странствование». У них нет своего разума, но есть естественный закон, крепко в них основанный, и показывающий, что им делать. «Пойдем, — говорят они, — в северное море». В нем вода слаще, нежели в прочих морях, потому что солнце стоит над ним не долго, и не извлекает из него лучами всего годного к питью. А сладости любят и обитатели морей, почему часто уплывают в реки и стремятся вдаль от моря. Поэтому Понт предпочитается ими прочим заливам, как благоприятный к рождению и воспитанию детей. Но как скоро достаточно выполнено желаемое, опять всею толпою возвращаются они домой. И какая тому причина? Выслушаем у безмолвных. «Северное море, — говорят оне, — не глубоко, и будучи открыто для сильных ветров, мало имеет берегов и убежищ, почему ветры удобно взволновывают его до самого дна, так что и глубокий песок мешают с волнами. К тому же оно зимней порою холодно, как наполняемое многими и большими реками». Посему рыбы, в известной мере насладившись им во время лета, к зиме опять поспешают в теплоту глубин и в страны лежащие под солнцем и, избегая бушевания северных ветров, укрываются в заливах менее обуреваемых. Видел я это, и дивился во всем Божией премудрости. Если неразумные твари догадливы и искусны в попечении о собственном своем спасении, и если рыба знает, что ей избрать, и чего ей бегать, что скажем мы, отличенные разумом, наставленные законом, побужденные обетованиями, умудренные Духом, и при всем том распоряжающиеся своими делами неразумнее рыб? Ибо они умеют промышлять несколько о будущем, а мы, отринув надежду на будущее, губим жизнь в скотском сластолюбии. Рыба меняет столько морей, чтобы найти какое-нибудь удобство, что же скажешь ты, провождающий жизнь в праздности? Праздность — начало злых дел. Никто да не извиняется неведением. В нас вложен природный разум, который учит присваивать себе доброе, а удалять от себя вредное.

Но перестану представлять в пример морских обитателей, потому что они подлежат нашему рассмотрению. Слышал я от одного приморского жителя, что морской еж, животное, конечно, малое и презренное, часто дает знать пловцам о тишине и буре. Когда предчувствует он волнение от ветров, взойдя на какой-нибудь значительный камень, на нем, как на якоре, с твердостью выносит бурю, потому что тяжесть камня препятствует увлечь его волнам. И как скоро мореходцы усматривают этот признак, знают, что надобно ожидать сильного движения ветров. Ни какой звездочет, ни какой Халдей, предугадывающий по восхождению звезд волнения в воздухе, не учил сему ежа, но Господь моря и ветров и в малом животном положил ясные следы великой Своей премудрости. У Бога ничто не оставлено без промышления и попечения. Все назирает cиe недремленное Око, всему Оно присуще, предустрояя спасение каждой твари. Ежели и ежа не исключил Бог из Своего надзора, то как не надзирать Ему за твоею жизнью?

«Мужие, любите жены» (Еф. 5, 25), хотя вы чужды были друг другу, когда вступали в брачное общение! Сей узел естества, cиe иго, возложенное с благословением, да будут единением для вас, бывших далекими! Ехидна, самая лютая из пресмыкающихся, для брака сходится с морскою муреною и, свистом извещая о своем приближении, вызывает ее из глубин для супружеского объятия. И она слушается и вступает в соединение с ядовитою ехидной. К чему клонится сия речь? К тому, что если и суров, если и дик нравом сожитель, супруга должна переносить это и ни под каким предлогом не соглашаться на расторжение союза. Он буен? Но муж. Он пьяница? Но соединен по естеству. Он груб и своенравен? Но твой уже член и даже драгоценнейший из членов.

Да выслушает и муж приличное ему наставление! Ехидна, уважая брак, предварительно извергает свой яд, неужели же ты из уважения к союзу не отложишь жестокосердия и бесчеловечия? Но пример ехидны, может быть, и иначе послужит нам в пользу, потому что соединение ехидны с муреною есть некоторое прелюбодеяние в природе. Да вразумятся же те, которые посягают на чужое брачное ложе. Какому пресмыкающемуся уподобляются они? У меня одна цель — все обращать в назидание Церкви. Да укротятся страсти невоздержных — обуздываемые примерами взятыми с суши и моря!

Здесь принуждают меня положить конец слову и телесная немощь и вечернее время, хотя для любителей слушания и мог бы я присовокупить еще много достоудивительного о морских произведениях, о самом море: как вода отвердевает в соль, как многоценный камень коралл в море бывает травой, а когда вынесен на воздух, получает твердость камня, откуда природа в самое малоценное животное — устрицу вложила дрогоценный бисер. Чего домогаются царские сокровищницы, то рассыпано на взморьях, при берегах, около диких камней и лежит в оболочках устриц. Из чего морские перья возращают златую волну, цвету которой доселе не умел подражать ни один красильщик? Из чего улитки дарят царям порфиры, который доброцветностью превзошли и полевые цветы?

«Да изведут воды». И что ж из необходимого не произведено ими? Что из многоценного не даровано жизни? Одно сотворено на службу человекам, а другое для того, чтобы он созерцал чудеса творения, иное же для нас страшно, чтобы вразумлять нашу нерадивость.

«Сотвори Бог киты велики» (Быт. 1, 21). Великими названы они не потому, что больше нежели сквилла и мена, но потому что огромностью тел равняются с самыми великими горами, а иногда кажутся островами, если всплывают на поверхность воды. И они при такой величине не у берегов водятся и не на взморьях, но живут в так называемом Атлантическом море. Таковы животные созданные нам в страх и в ужас. Но если слышишь, что малейшая рыбка прилпуша останавливает величайшие корабли, при благополучном ветре несущиеся на полных парусах, и что она долгое время держит корабль неподвижным, как будто бы им среди самого моря пущены корни, то и в этой малой рыбке не имеешь ли такого же доказательства о могуществе Творца? Ибо не только Мечи, Пилы, Акулы, Валены и Молотки рыбы страшны, но не менее страшны — жало рыбы-пилохвоста, даже мертвой, и рыба-пиногорь, потому что они приносят скорую и неизбежную гибель. Таким образом Творец всем хочет приучить тебя к бдительности, чтобы ты в надежде на Бога избегал причиняемого ими вреда.

Но, спасшись из глубин, прибегнем на твердую землю. Ибо чудеса мироздания, одно за другим подавляя нас собою, как бы подобно волнам, частыми и непрерывными притоками, держали слово ваше погруженным в водах. Хотя для меня и то будет удивительно, если мысль наша не встретит на твердой земле еще больших чудес и, по примеру Ионы, не побежит опять к морю. Но мне кажется, что слово мое, увлекшись тысячами чудес, забыло соразмерность, и подверглось одной участи с плавающими по морю, которые, не имея непременных знаков к измерению своего движения, часто не знают, далеко ли уплыли. То же, кажется мне, случилось и с нами, пока слово обтекало творение, мы и не почувствовали множества нами сказанного. Но хотя честное cиe собрание и имеет охоту к слушанию, и для слуха рабов приятно повествование о чудесах Владычных, однако же, здесь введя слово в пристань, подождем дня, чтобы пересказать остальное. Восстанем же все, возблагодарим за сказанное и помолимся об исполнении оставшегося. Да будет у вас и во время принятия пищи предметом застольных бесед как то, чего коснулось слово утром, так и то, что излагало оно вечером; в мыслях о сем застигнутые сном и, почивая, да насладитесь дневным весельем, чтобы можно было сказать вам о себе: «аз сплю, а сердце мое бдит» (Песн. 5, 2), день и ночь поучаясь в законе Господа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

____________

Жителям Мавритании.

Так называются раковины, в которых заключающиеся животные выпускают из себя шелк.

Породы морских раков.

8-ая беседа. О птицах

«И рече Бог: да изведет земля душу живу по роду четвероногая и гиды, и звери земли по роду: и бысть тако» (Быт. 1, 24). Вышло повеление, следовавшее по порядку, и земля получила свойственное ей украшение. Там сказано: «да изведут воды гады душ живых», здесь: «да изведет земля душу живу». Неужели земля одушевлена? и правы суемудрые Манихеи, которые и в землю влагают душу? Когда сказал: «да изведет», не значит, что земля износит уже находившееся в ней, но, дав повеление, даровал земле и силу извести. Ибо когда земля услышала: «да прорастит былие травное и древо плодовитое», не сокрытую какую-нибудь в ней траву извела из себя, не таившиеся где-нибудь внизу в недрах ее пальмы, или дуб, или кипарис, пустила на свою поверхность, но Божие слово созидает естество тварей. «Да прорастит земля», да изринет не то, что имеет, но да приобретает то, чего не имеет, поскольку Бог дарует силу действовать. Так и теперь: «да изведет земля душу», не ту, которая уже в ней, но ту, которая дана ей Богом чрез самое cиe повеление. Притом, учение Манихеев само собою обращается против них. Ибо если земля извела душу, то себя оставила она уже лишенною души. Но мерзость их учения сама собою очевидна.

Почему, однако же, водам повелено извести «гады душ живых», а земле — «душу живу»? Потому, как рассуждаем, что естество плавающих причастно, по-видимому, жизни менее совершенной, по самому обитанию своему в грубой воде. И слух у них тяжел, и видят они тупо, потому что смотрят сквозь воду, у них нет ни памяти, ни представления, ни понятия о свычке. Посему слово как бы показывает, что в водных животных плотская жизнь управляет душевными движениями; а в животных, живущих на суше, так как жизнь в них совершеннее, все владычество вручено душе. У большей части четвероногих чувства больше уяснены, представления настоящего изощрены, памятование прошедшего подробно. Посему, как кажется, в водных сотворены одушевленные тела (ибо гады душ живых изведены из воды), в живущих же на суше повелено произойти душе управляющей телом, чтобы обитающие на земле несколько более причастны были жизненной силы. Ибо хотя и живущие на суше животные бессловесны, однако же каждое из них естественным своим голосом выражает многие их душевные состояния, ибо и радость, и скорбь, и знание привычного, и недостаток пищи, и разлуку с пасущимися вместе, и другие многие состояния оно обнаруживает звуком. Водные же животные не только безгласны, но не могут быть ни укрощаемы, ни обучаемы, и ко всякому общению в жизни с людьми неподручны. «Позна вол стяжавшаго, и осел ясли господина своего» (Ис.1, 31), но рыба не может знать того, кто ее кормит. Осел знает привычный голос, знает дорогу, по которой много раз ходил, а иногда бывает путеуказателем и человеку сбившемуся с дороги, такой же остроты слуха, какая у сего животного, говорят, не имеет ни одно из живущих на суше животных. Какое из морских животных могло бы подражать памятозлобию верблюда, его гневливости и продолжительности гнева? Верблюд, если давно когда-нибудь ударен, долгое время таив гнев, как скоро улучает удобный случай, отмщает за обиду. Слышите жестокосердые, старающиеся укоренить в себе, как добродетель, памятозлобие. Кому вы подобны, когда огорчение на ближнего, как искру, сокрытую в пепле, храните в себе до тех пор, как получив предлог, подобно пламени, распаляете гнев?

«Да изведет земля душу живу». Для чего земля изводит душу живу? Чтобы ты знал различие между душою скота и душою человека. Вскоре узнаешь, как сотворена душа человеческая, а теперь слушай о душе бессловесных. Поскольку, по Писанию, «душа всякаго животнаго кровь его есть» (Лев. 17, 11), а сгустившаяся кровь обыкновенно обращается в плоть, и истлевшая плоть разлагается в землю, то, по всей справедливости, душа скотов есть нечто земное. Итак, «да изведет земля душу живу». Рассмотри связь души с кровью, крови с плотью, плоти с землею, и опять в обратном порядке переходи от земли к плоти, от плоти к крови, от крови к душе, и ты найдешь, что душа скотов есть земля. Не думай, что она старше телесного их состава, и что она пребывает по разрушении тела. Убегай бредней угрюмых философов, которые не стыдятся почитать свою душу и душу пса однородными между собою, и говорить о себе, что они были некогда и женами, и деревьями, и морскими рыбами. А я, хотя не скажу, бывали ли они когда рыбами, однако же со всем усилием готов утверждать, что, когда писали cиe, были бессмысленнее рыб.

«Да изведет земля душу живу». Для чего при обильном течении слова молчал я не малое время, удивляются, может быть, многие. Но внимательнейшим из слушателей, конечно, не безызвестна причина, по которой прервана речь. Из чего же cиe видно? Из того, что они, взглядывая друг на друга и подавая друг другу знаки, обратили на себя мое внимание и привели мне на мысль опущенное мною. Ибо целый род тварей, и притом не маловажный, укрылся от нас, и слово наше едва не простерлось далее, оставив его вовсе неисследованным.

«Да изведут воды гады душ живых по роду, и птицы летающия по земли, по тверди небесней» (Быт. 1, 20). Говорили мы о плавающих, сколько позволило вечернее время, а сегодня перешли к исследованию живущих на суше, но забыты нами птицы, занимающие средину между теми и другими. Посему, по примеру забывчивых путешественников, которые, не захватив чего-либо важного, хотя и много уже прошли пути, опять возвращаются тою же дорогой, и в этом путешественном труде несут достойное наказание за свою нерадивость, по сему, говорю, примеру и нам, кажется, необходимо идти назад прежним путем. Ибо опущенное нами не должно быть презрено, но составляет, как кажется, третью часть живых тварей, так как три рода животных: живущее на суше, летающее и водное.

Сказано: «да изведут воды гады душ живых по роду, и птицы летающия по земли, по тверди небесней по роду». Почему и птиц произвел из вод? Потому что у летающих с плавающими есть как бы некоторое сродство. Как рыбы рассекают воду, посредством движения перьев поступая вперед, а чрез обращение хвоста давая себе то поворотные, то прямые направления, так и в птицах можно видеть, что они подобным образом плавают по воздуху на крыльях. Посему, так как у тех и других одно свойство — плавать, то происхождением из вод сообщено им одно некоторое сродство, за исключением, что нет ни одной птицы без ног, потому что всем доставляет пропитание земля, и все они по необходимости имеют нужду в содействии ног. И хотя хищным птицам для лова даны острия когтей, однако же прочим и в добывании пищи и в других потребах жизни необходимую услугу доставляют ноги. У немногих птиц слабые ноги, и они неспособны ни ходить, ни ловить ногами добычу, таковы ласточки, которые не могут ни ходить, ни ловить ногами, и так называемые турки , которым определено в пищу носящееся в воздухе. Впрочем для ласточки летание близкое к земле служит вместо ног.

И у птиц есть бесчисленные разности пород. Если кто станет их описывать таким же образом, как отчасти коснулись мы рассмотрении рыб, то найдет, что, хотя все имеют одно имя — птица, однако же в них много разностей по величине, по виду, и цвету, и также в роде жизни, в занятиях и нравах столько разнообразия между ними, что нельзя и описать. Некоторые пытались уже составить свое именословие, чтобы, по неупотребительному дотоле и новому наименованию, как по клейму, можно было распознавать свойство каждой породы. И одних птиц назвали разрезистоперыми, каковы орлы, других кожеперыми, каковы нетопыри, иных плевоперыми, каковы осы, других жесткоперыми, каковы жуки и все родящиеся в каких-то мешочках и оболочках, и по разорвании своих надкрылий начинающие летать свободно. Но для нас достаточный признак к различению свойства пород — общая польза и употребительное в Писании. разделены на чистых и нечистых. Итак иная порода птиц плотоядных и иное устройство их, приличное способу их пропитания — острия когтей, загнутость клюва, полет быстрый, чтобы удобно уловлялась добыча, и растерзанная служила пищею ловцу. Иное устройство птиц, питающихся семенами, и иное тех, которые едят все, что ни попалось. И между сими опять весьма много различий. Одни водятся стадами, исключая хищных птиц; у сих нет никакой общительности, кроме общения между супругами. Но тысячи других любят жизнь общественную, например, голуби, журавли, скворцы и галки. Опять и между сими у одних безначалие и как бы вольность, а другие не отказываются подчиняться вождю, как журавли. А еще есть у них и другое различие, по которому одни оседлы и туземны, другие же привыкли улетать далеко и по большей части переселяться с приближением зимы. Многие из птиц, будучи воскормлены человеком, делаются ручными и смирными, исключая слабосильных, которые, по причине чрезмерного страха и робости, не терпят, чтобы их часто беспокоили, прикасаясь рукою. А некоторые из птиц любят жить с людьми и в одних с нами жилищах, иные живут на горах и любят пустыни. Весьма большое различие составляет и свойство голоса в каждой птице. Одни из птиц говорливый болтливы, а другие молчаливы, одни приятно поют и на разные голоса, другие совсем не имеют музыкальности в голосе и не умеют петь. Одни переимчивы или от природы имея дар подражать, или приобретя оный чрез упражнение, а другие издают однообразные и неизменные звуки. Петух горд, павлин любитель красоты, голуби и домашние куры похотливы и во всякое время предаются похоти, куропатка лукава и ревнива, хитро содействует ловцам к уловлению добычи.

Тысячи также, как сказали мы, различий в занятиях и роде жизни. Некоторые из бессловесных ведут жизнь гражданственную, поскольку гражданственности свойственно, чтобы действия всех клонились к одному общему концу, как это можно видеть у пчел. Ибо у них и жилище общее, и вылет общий, и занятие у всех одно; а, что всего важные, за всякое дело принимаются под распоряжением царя и чиноначальника, не прежде осмеливаются вылетать на поля, как увидев царя предначавшим полет. И царь у них не по большинству голосов избирается (ибо безрассудство народа часто поставляло начальником худшего), не по жребию получает власть (ибо неразумная случайность жребия нередко вручает могущество самому последнему), не по родовому преемству возводится на царство (ибо таковые от роскоши и ласкательства всего чаще бывают малосведущи и не приучены ни к какой добродетели), но от природы имеет первенство над всеми, и превосходит их величиною, видом и кротостью нрава. У царя сего есть и жало, но он не употребляет его на мщение. Таковы как бы неписаные законы природы, чтобы достигшие высочайшего могущества были медлительны в наказании. Впрочем, если которые из пчел не последуют примеру царя, они вскоре раскаиваются в своей безрассудности, потому что умирают поражаемые жалом. Да слышат cиe христиане, которые имеют заповедь, «ни единому же зла за зло воздавать, но побеждать благим злое» (Рим. 12, 17, 21).

Подражай особенному свойству пчелы, которая, никому не делая вреда и не портя чужого плода, составляет соты. Ибо воск, очевидно, собирает она с цветов, и мед — эту в виде росы рассеянную в цветах влажность, высасывая ртом, впускает в полости сотовых чашечек. Почему мед сначала бывает жидок, потом, сгустившись от времени, достигает свойственной ему вязкости и сладости. Прекрасные и приличные похвалы восписаны пчеле в Притчах, где она названа мудрой и деятельной, ибо с таким трудолюбием собирает пищу («еяже трудов», говорит Притча (Прит.6, 8), «цapиe и простии во здравие употребляют»), с такой мудростью устраивает влагалища для меда! Растянув воск в тонкую кожицу, пчела строит из него частые и непрерывно сплоченные между собой углубления, так что непрерывность взаимной связи между самыми малейшими частями служит опорой всему. Каждый колодчик примыкает к другому, отделяясь от него, а вместе и соединяясь о ним, тонкою перегородкою. Потом пещерки сии надстраиваются одни над другими в два или три ряда, потому что пчела опасается сделать одну совершенно впадину, чтобы жидкость своею тяжести) не проторглась вон. Смотри же, как изобретенья геометрии приложены к делу у премудрой пчелы. Все сотовые пещерки шестиугольны и равносторонни, и не в прямой линии лежат одна над другою, чтобы донышки, приходясь над пустотами, не могли проломиться, но углы нижних шестиугольников служат основанием и опорою для верхних, чтобы безопасно поднимали на себе тяжесть, и влажность заключалась в каждой пустоте отдельно.

Как же опишу тебе в подробности все свойства птиц касательно рода жизни? Как, например, журавли по очереди содержать ночную стражу, и одни спят, а другие, ходя вокруг, доставляют им во время сна совершенную безопасность. Потом, когда исполнится срок стражи, стерегущий, вскрикнув, обращается ко сну, а другой сменяет его, и отчасти вознаграждает за ту безопасность, какою сам пользовался. Такой же порядок усмотришь и в летании их. То один, то другой служит путеводителем, и определенное некоторое время летев впереди, перелетает назад, и право предводительства в пути передает другому, за ним следующему.

А дела буселей не далеки от разумного соведения. Все они в одно время прилетают в наши страны, и все как бы под одним знаменем улетают. Их окружают и сопровождают наши вороны, которые, как мне кажется, подают им некоторую помощь против неприязненных птиц. Доказательством же сему служит, во-первых, то, что около сего времени вовсе не видно ни одной вороны, а во-вторых и то, что вороны, возвращающиеся с ранами, носят на себе ясные знаки своего сподвижничества и ратоборства. Кто постановил у них законы странноприимства? Кто грозил им обвинением за оставление воинского строя, так что ни одна ворона не остается дома во время сопровождения? Да слышат cиe негостеприимные, которые запирают двери, и даже зимой и ночью не хотят принять под кров свой пришельцев.

А заботливость буселей о состарившихся достаточна к тому, чтобы и наших детей, если только захотят внимать сему, сделать отцелюбивыми. Ибо, конечно, нет человека столь скудного благоразумием, чтобы не почел он себя за стыд быть в добродетели ниже бессловесных птиц. Бусели, обступив вокруг отца, у которого от старости вылиняли перья, согревают его своими крыльями, и обильно доставляя ему пищу, даже в летании оказывают сильную помощь, слегка поддерживая с обеих сторон своими крыльями. И это так известно всякому, что некоторые вместо: воздать за благодеяния, говорят: отбуселить.

Никто да не сетует на свою нищету, и хотя бы ничего не оставалось в доме у него, да не отчаивается в своей жизни, смотря на замысловатость ласточки. Когда вьет она гнездо, сучья носит во рту, но грязи не может захватить ногами, посему, омочив края перьев в воде и обмазав их тонкою пылью, чрез этот способ отвращает недостаток в грязи, и мало помалу, как клеем, слепив грязью сучья, в гнезде своем выкармливает птенцов. А если кто им выколет глаза, ласточка от природы имеет какое-то врачебное искусство, и посредством оного возвращает здоровье глазам детей. Научись из сего по причине нищеты не приниматься за худые дела и в самых тяжких злостраданиях не терять надежды и не сидеть в праздности и бездействии, но прибегать к Богу, Который, даруя столько ласточке, тем больше подаст тому, кто возопиет к Нему от всего сердца.

Есть морская птица — зимородок. Она имеет обычай вить гнездо у самых берегов, кладет яйца на песке и сидит в гнезде среди зимы, когда от частых и сильных ветров море выплескивается насушу. Но вдруг умолкают ветры, и морская волна не движется, пока в течение семи дней зимородок сидит на яйцах, ибо во столько дней выводит он своих птенцов. Поскольку же им нужна и пища, то великодаровитый Бог дал сему малейшему животному и другие семь дней на возращение птенцов. Это знают все мореплаватели, почему и называют дни сии зимородковыми . Все cиe узаконено промышлением Божиим о бессловесных в научение тебе, чтобы ты просил у Него нужного ко спасению. Какие чудеса не совершатся для тебя, созданного по образу Божию, когда Бог для такой малой птицы удерживает великое и страшное море, повелев ему быть тихим среди самой зимы?

Рассказывают о горлице, что она, будучи разлучена с супругом, не терпит уже общения с другим, но проводит безбрачную жизнь, в память прежнего супруга отказываясь от нового союза. Слышите жены, как честно вдовство, и у бессловесных предпочитается неприличию многобрачия!

В воспитании детей всех несправедливее поступает орел. Выведя двух птенцов, одного из них, отталкивая ударами крыльев, сбрасывает он на землю, принимает же и усвояет себе только другого, по трудности пропитания отринув того, которого родил. Впрочем отринутому, как сказывают, не дает погибнуть орел костолом, но берет его и воспитывает вместе с своими птенцами. Таковы те из родителей, которые под предлогом нищеты подкидывают младенцев или не наблюдают равенства в разделе наследства детям. Ибо справедливость требует, чтобы они, как равно дали каждому бытие, так равно одинаковые доставили им способы к жизни.

Не подражай жестокости птиц, одаренных кривыми когтями, которые, как скоро видят, что птенцы их уже отваживаются летать, начинают бить и толкать их крыльями, выкидывают из гнезда и не имеют уже более ни какого о них попечения. Похвально чадолюбие вороны, которая следует и за летающими уже детьми, доставляет им пищу и кормит их весьма долгое время.

Многие породы птиц для зачатия не имеют нужды в сообщении с самцами, но у других неосемененные яйца бывают бесплодны. О коршунах сказывают, что они большей частью рождают детей без взаимного сообщения и при всем том бывают весьма долговечны, ибо жизнь их часто продолжается даже до ста лет. И сей случай из истории птиц возьми себе на замечание, чтобы, когда увидишь посмеивающихся нашему таинству, будто бы невозможно и несовместно с природою родить Деве, сохранив неоскверненным свое девство, мог ты привести себе на мысль, что «Благоизволивый буйством проповеди спасти верующих» (1Кор.1,21), к удостоверению нас в чудесах, предварительно указал нам множество случаев в самой природе.

«Да изведут воды гады душ живых, и птицы летающия по земли, по тверди небесней». Птицам повелевается летать по земле, потому что земля доставляет всем пищу, но и по тверди небесной, потому что, как предварительно нами замечено, небом (υρανος), от слова ορασφαι (быть видимым), наименован здесь воздух. Но сей воздух, находящийся над нашею головою, назван также и твердью, потому что он, в сравнении с эфирным телом, несколько плотнее и более сгущен от поднимающихся паров.

Итак вот перед тобою небо украшенное, облеченная в убранство земля, море изобилующее свойственными ему порождениями, воздух наполненный летающими в нем птицами! Все, что Божиим повелением приведено из небытия в бытие, даже и то, чего не коснулось ныне слово, уклоняясь от должайшего замедления на сем предмете и не желая показаться преступившим меру, все cиe, трудолюбец, сообразив в уме своем и во всем изучив премудрость Божию, не преставай никогда удивляться и во всякой твари славить Творца!

И во тьме ночной имеешь породы птиц, снискивающих пищу ночью, и во свете дневном другие породы, летающих днем. Ибо нетопыри, совы и филины принадлежат к числу птиц, питающихся ночью. Почему, если иногда нет у тебя сна, достаточно тебе остановиться на сих пернатых и исследовать находящиеся в них свойства, чтобы возбудить себя к славословию Творца. Как неусыпен соловей, когда сидит на яйцах, во всю ночь не прекращающий пения! Как нетопырь есть вместе и четвероногое животное, и птица; как он один из птиц имеет зубы и рождает живых детей подобно четвероногим, но плавает по воздуху, поддерживаемый не крыльями, а какою-то кожаною перепонкою! Какая взаимная любовь в сих тварях от природы! Нетопыри на подобие цепи сплетаются между собою и держатся один на другом, что не легко произвести и между нами человеками, потому что отдельное и частное для многих из нас предпочтительнее общего и совокупного. Сколько уподобляются глазам совы упражняющиеся в суетной мудрости! И у совы зрение ночью остро, но помрачается, как скоро воссияет солнце, и у них весьма изощрено разумение для пустых умозрений, но омрачено к познанию истинного света.

А днем для тебя гораздо удобнее собирать отовсюду возбуждающее удивление к Создателю. Как домашняя птица будит тебя на работу, восклицая пронзительным голосом, еще издали возвещает о приближающемся солнце, рано встает с путешественниками, а земледельцев выводит на жатву! Как неусыпна порода гусей, как чутко слышат они неприметное другим! Гуси спасли никогда царственный город, дав знать о неприятелях, которые с помощью тайных подземных подкопов готовы уже были взять Римскую крепость. В какой породе птиц природа не открывает какого-либо особенного ей свойственного чуда? Кто предвещает коршунам смерть людей, когда они ополчаются друг против друга? Ибо увидишь, что бесчисленные стада коршунов следуют за войсками и по приготовлению оружий заключают о следствиях. A cиe не далеко уже от человеческих умозаключений.

Как опишу тебе страшные полчища саранчи, которая, вдруг поднявшись под одним знаменем и расположившись станом на широте страны, не прежде касается до плодов, но когда дано ей будет повеление Божие? Как саранчу преследует селевкид , — это врачевство от язвы, птица, одаренная не имеющею пределов способностью пожирать, потому что человеколюбивый Бог в благодеяние людям дал ей ненасытную природу?

Какой способ пения у кузнечиков? Как они в полдень поют громче обыкновенного, чрез производимое расширением груди привлечение воздуха, который издает звук? Но кажется, что слово мое, изображая все чудесное у птиц, отстает более, нежели сколько отстал бы я, покусившись на ногах своих следовать за их быстротою.

Когда видишь между птицами так называемых насекомых, например, пчел и ос (а насекомыми названы по причине каких-то на них повсюду видимых насечек), заметь, что у них нет дыхания и легкого, но всем телом принимают они в себя воздух. Почему, обмочившись в масле, они умирают от закрытия телесных скважин, но облитые вскоре уксусом опять оживают, потому что проходы для воздуха открываются. Бог наш ничего не создал как избыточествующего сверх потребности, так и недостаточествующего в чем-либо нужном.

Рассматривая опять животных любящих воду, найдешь в них другое устройство, ступни неразделенные, как у вороны, и не искривленные, как у плотоядных птиц, но широкие и перепончатые, чтобы удобно было плавать по воде и перепонками на ступнях, как веслами, раздвигать влагу. Когда заметишь, как лебедь, опуская шею в глубину, достает себе со дна пищу, и здесь откроешь премудрость Создателя, Который лебедю дал шею длиннее ног, чтобы он, запуская ее как уду, добывал себе пищу, сокрытую в глубине.

Слова Писания, читаемые просто, состоять из нескольких кратких слогов: «да изведут воды птицы летающия по земли, по тверди небесней». Но исследуем и смысл, заключающийся в словах, и тогда откроется великое чудо премудрости Создателя. Сколько различий предусмотрел Он в птицах! Как отличил между собою одинаковых породою! Как снабдил каждую птицу отличительными свойствами! Недостанет мне дня, чтобы пересказать вам воздушные чудеса. Нас призывает суша и хочет показать нам зверей, гадов и скотов, имея у себя в готовности столько же стоящее внимания, как и растения, и род плавающих, и все птицы. «Да изведет земля душу живу скотов и зверей и гадов по роду».

Что скажете вы, которые не верите Павлу об изменении при воскресении, когда видите, что многие из воздушных животных переменяют свой вид? Так рассказывают и об Индийском черве рогоносце, который сначала превращается в куколку, потом со временем делается шелковичною бабочкой, но и в этом виде не остается, но окрыляется мягкими и широкими лепестками. Посему, когда сидите вы, женщины, и прядете произведение этих червей, то есть нити, какие доставляют вам сиры , для приготовления роскошных одежд, приводя себе на память превращение сего животного, составляйте ясное представление о воскресении и не сомневайтесь об изменении, которое всем возвещает Павел.

Но чувствую, что слово превосходит меру, когда посмотрю на множество мною сказанного, вижу, что сим я преступил меру. Но опять, когда обращу внимание на разнообразие премудрости, явленной в тварях, мне кажется, что я еще и не начинал своей беседы. К тому же и держать вас долее не бесполезно. Ибо что стал бы иной из вас делать до вечернего времени? Вас не торопят учредители пиршеств, вас не ожидают угощения, а посему, если угодно, употребим телесный пост к увеселению душ. Часто служил ты плоти, доставляя ей наслаждения, теперь побудь в служении душе. «Насладися Господеви, и даст ти прошения сердца твоего» (Пс.36,4). Если ты богатолюбив, вот тебе богатство духовное: «судьбы Господни истинны, оправданы вкупе: вожделенны паче злата и камене честна многа» (Пс.18,10,11). Если ты любитель наслаждений и удовольствий, вот тебе словеса Божии для человека здравого духовным чувством «слаждша паче меда и coтa» (Пс.18, 11). Если позволю вам идти и распущу собрание, иные пойдут играть в зернь. Там клятвы, упорные споры и мучения корыстолюбия. Там стоит демон, посредством костей с точками воспламеняет бешенства, одни и те же деньги переводит и на ту, и на другую сторону, то одного возносит победой, а другого погружает в уныние, то наоборот, последнего делает гордым, а первого покрывает стыдом. Что пользы поститься телом, когда душа наполнена тысячами зол? А кто, хотя не играет в зернь, однако же время проводить в праздности, тот чего не скажет пустого? Каких не услышит нелепостей? Праздность без страха Божия учит пороку не умеющих пользоваться временем. Итак, в сказанном мною найдется, может быть, нечто и полезное, а если нет, то по крайней мере та выгода, что, проводя время здесь, вы не грешите, а потому удерживать вас долее значит на большее время отводить вас от грехов.

Для признательного судии достаточно и сказанного, если обратить он внимание не на богатство творения, но на немощь наших сил и на то, что и сего довольно к увеселению собравшихся. Земля угощала нас своими произрастениями, море — рыбами, воздух — птицами. И суша готова предложить нам равноценное сему. Но здесь положим конец утреннему угощению, чтобы чрезмерное пресыщение не притупило в нас вкуса к вечернему наслаждению. Исполнивший же все Своею тварью и во всем оставивши нам явственные памятники чудес Своих да исполнит сердца ваши всяким веселием духовным о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

______________

В подлиннике дрепаны, которых Плиний пречисляет к безногим птицам, а по переводу Евстафия — мероисы.

Или алционическими. Это 7 дней пред зимним солнцестоянием, и столько же дней после оного.

Св. Василий, вероятно, разумеет здесь Египетского ворона, который в Египте был символом богини-Матери, и вообще женского начала Природы. О сей породе воронов Египтяне думали, что в ней нет мужеского пола. См. Hora Apoll. Lib. I. cap. II. Amm. Marc. XVII. 4, 11.

О том, как седевкиды преследуют и истребляют саранчу, свидетельствует Гален, de locis afеctis lib. 6. cap. 3. Евcтафий переводит margas (нырок).

Салмазий замечает, что название сиры может принадлежать, как шелковичным червям, так и народу, от которого стал известен первоначально шелк, а именно: китайцам.

9-ая беседа. О животных земных

Какою вам показалась утренняя словесная трапеза? А мне пришло на мысль уподобить свою беседу усердию какого-нибудь бедного гостеприимца, который желает прослыть богатым угостителем, но не имеет дорогих яств и досаждает гостям, щедро нося на стоп свой бедный запас, так что его радушие обращается для него в укоризну незнания приличий. Подобно несколько и мое слово, если только вы не скажете о нем иначе. Впрочем, каково бы оно ни было, вы не должны презирать его. Ибо Елиссея не обвиняли за худое угощение современники его, не смотря даже на то, что он предложил друзьям «зелия дивия» (4 Цар. 4, 39).

Известны мне правила иносказаний, хотя не сам я изобрел их, но нашел в сочинениях других. По сим правилам, иные, принимая написанное не в общеупотребительном смысли, воду называют не водою, но каким-нибудь другим веществом, и растению, и рыбе дают значение по своему усмотрению, даже бытие гадов и зверей объясняют сообразно с своими понятиями, подобно как и снотолкователи виденному в сонных мечтаниях дают толкования соглаcные с собственным их намерением. А я, слыша о траве траву и разумею, также растение, рыбу, зверя и скот, все, чем оно названо, за то и принимаю. «Не стыжуся бо благовествованием» (Рим. 1, 16 ). И поскольку писавшие о мире много рассуждали о фигуре земли, что она такое, шар ли, или цилиндр, или походит на кружок, со всех сторон одинаково обточенный, или на лоток, имеющий в средине впадину (ибо ко всем сим предположениям прибегали писавшие о мире, и каждый из них опровергал предположение другого), то не соглашусь еще признать наше повествование о миротворении стоящим меньшего уважения потому единственно, что раб Божий Моисей не рассуждал о фигурах, не сказал, что окружность земли имеет сто восемьдесят тысяч стадий, не вымерил, на сколько простирается в воздухе земная тень, когда солнце идет под землею, и как тень сия, падая на луну, производит затмения. Если умолчал он о не касающемся до нас, как о бесполезном, то неужели за cиe словеса Духа почту маловажнее объюродевшей мудрости? Не паче ли прославлю Того, Кто не затруднил ума нашего предметами пустыми, но устроил так, чтобы все было написано в назидание и усовершение душ. наших? Сего, кажется мне, не уразумели те, которые по собственному своему уразумению вознамерились придать некоторую важность Писанию какими-то наведениями и приноровлениями. Но это значит ставить себя премудрее словес Духа и под видом толкования вводить собственные свои мысли. Посему так и будем разуметь, как написано.

«Да изведет земля душу живу», и скотов, и зверей, и гадов. Представь глагол Божий, протекающий всю тварь, некогда начавшийся, до ныне действенный и готовый действовать до конца, пока не скончается мир. Как шар, приведенный кем-нибудь в движение и встретивший покатость и по своему устройству и по удобству места стремится к низу, и не прежде останавливается, разве когда примет его на себя и плоскость, так и природа существ, подвигнутая одним повелением, равномерно проходит и рождающуюся, и разрушающуюся тварь, сохраняя последовательность родов посредством уподобления, пока не достигнет самого конца; ибо коня делает она преемником коню, льва — льву, орла — орлу, и каждое животное, сохраняемое в следующих одно за другим преемствах, продолжает до скончания вселенной. Ни какое время не повреждает и не истребляет свойств в животных. Напротив того, природа их, как недавно созданная, протекает вместе со временем.

«Да изведет земля душу живу». Повеление cиe соблюлось в земле, и она не престает служить Создателю. Одно производится чрез преемство существовавшего прежде, другое даже и ныне является живородящимся из самой земли. Ибо не только она производит кузнечиков в дождливое время, и тысячи других пород пернатых, носящихся по воздуху, из которых большая часть, по малости своей, не имеют и имени, но из себя же дает мышей и жаб. Около Египетских Фив, когда в жару идет много дождя, вся страна наполняется вдруг полевыми мышами. Видим, что угри не иначе образуются, как из тины. Они размножаются не из яйца и не другим. каким-либо способом, но из земли получают свое происхождение.

«Да изведет земля душу». Скоты суть животные земные и поникли к земле, но человек — насаждение небесное, отличен сколько видом телесного состава, столько и достоинством души. Какой вид у четвероногих? Голова их наклонена к земле, смотрит на чрево и всеми мерами ищет приятного чреву. Твоя голова поднята к небу, очи твои взирают горе. Потому, хотя ты иногда бесчестишь себя плотскими страстями, работая чреву и низшему чрева, «приложившись скотом несмысленным и уподобившись им» (Пс.48, 13), однако же тебе прилично иное попечение — «вышних искати, идеже есть Христос» (Кол. 3, 1), мыслью своею быть выше земного. А какой дан тебе вид, так располагай и своею жизнью. «Житие свое имей на небесех» (Флп.3, 20). Истинное отечество твое — горний Иерусалим; граждане и соотечественники твои — «первородные написанные на небесех» (Евр.12, 22).

«Да изведет земля душу живу». Итак, не из земли явилась сокрытая в ней душа бессловесных, но произошла вместе с повелением. А душа бессловесных одна, потому что один отличительный признак — бессловесие. Но каждое животное отличается различными свойствами. Вол стоек, осел ленив, конь горяч в вожделении другого пола, волк не делается ручным, лисица лукава, олень боязлив, муравей трудолюбив, собака благодарна и памятлива в дружбе. Ибо в одно время и создано каждое животное, и придано ему особенное естественное свойство. Льву прирождены ярость, склонность к одинокой жизни и необщительность с зверьми подобного рода. Он, как царь бессловесных, по природному своему презорству не терпит себе равных. Он не допускает до себя с вечера приготовленной пищи, не возвращается к остаткам своей добычи. Природа дала ему такие органы голоса, что многие животные, превосходя его быстротою, нередко бывают уловлены одним его рыканием. Барс стремителен и быстр в своих нападениях. Ему дано способное к тому тело, при гибкости и легкости успевающее следовать за душевными движениями. У медведя природа неповоротлива, и нрав своеобразен, коварен, глубоко скрытен. Он облечен в такое же и тело, тяжелое, плотное, не имеющее составов, действительно приличное зверю холодному, живущему в берлоге. Если коснемся словом той заботливости, какую сии бессловесные имеют о своей жизни, не учившись и по природе, то или сами подвигнемся к хранению себя самих и к промышлению о спасении душ, или еще более осудим себя, когда найдем, что даже в подражании и бессловесным остаемся мы позади. Медведица, когда ей нанесены самые глубокие раны, часто лечит сама себя, всеми способами затыкает язвины травою — коровьяк , которая имеет свойство сушить. Можешь увидеть, что и лисица лечить себя сосновою смолою. Черепаха, наевшись ехидниной плоти, избегает вреда от яда, употребив вместо противоядия душицу. II змея вылечивает больные глаза, наевшись волошского укропа.

А предузнавание воздушных перемен не помрачает ли собою даже разумного ведения? Овца пред наступлением зимы с жадностью нападает на корм, как бы наедаясь на время будущей скудости. Волы, долго запертые в продолжение зимы, с приближением весны, по естественному уже чувству узнав перемену, начинают смотреть туда, где выход из хлевов, и все как бы по данному знаку переменяют положение. Некоторые из трудолюбивых наблюдателей заметили, что живущий на суше еж в норе своей делает две отдушины, и если будет дуть северный ветер, закладывает отдушину с севера, и опять, когда начинает дуть южный ветер, переходить к северной отдушине.

Что же показывается чрез cиe нам человекам? Не одно то, что попечительность Создавшего нас простерлась на все, но также, что и у бессловесных есть некоторое чувство будущего, почему и мы должны не к настоящей жизни прилепляться, но иметь всякое попечение о будущем веке. Не потрудишься ли сам о себе, человек? Еще в настоящем веке не заготовишь ли нужного к успокоению в будущем, взирая на пример муравья? Он летом собирает себе пищу на зиму, и не проводит времени в праздности потому что еще не наступили зимние скорби, а, напротив того, с каким-то неумолимым тщанием напрягает себя к работе, пока не вложит в свои сокровищницы достаточного количества пищи. И делает cиe не с небрежением, но прилагает мудрую заботливость, чтобы пищи достало, сколько можно, на большее время. Он рассекает своими клещами каждое зерно пополам, чтобы оно не проросло и не сделалось негодным для употребления ему в пищу. Также просушивает зерна, когда приметит, что они отсырели, и не во всякое время рассыпает их, но когда предчувствует, что воздух будет долго находиться в ветряном состоянии. Верно не увидишь льющегося из облаков дождя во все то время, когда рассыпан запас у муравьев.

Какого слова достаточно будет на cиe? Какой слух вместит это? Достанет ли времени описать и поведать все чудеса Художника? Скажем и мы с пророком: «яко возвеличишася дела Твоя, Господи: вся премудрости. сотворил ecи» (Пс.103, 24). Посему не довольно к нашему извинению того, что не учены мы полезному по книгам, когда и не по незаученному закону природы можем избирать, что служит к нашей пользы. Знаешь, какое добро должен ты сделать ближнему? То же, какого сам себе желаешь от другого. Знаешь, что такое зло? То, чего бы сам ты не согласился потерпеть от другого. Не какое-либо искусство резать корни, не опытное изведание трав открыло бессловесным познание полезного. Напротив того, каждое животное естественным образом отыскивает спасительное для него и имеет какое-то непостижимое сродство с тем, что сообразно его природе.

И в нас есть естественные добродетели, с которыми душа имеет сродство не по человеческому научению, но по самой природе. Ни какая наука не учит нас ненавидеть болезнь, но сами собою имеем отвращение ко всему, что причиняет нам скорбь, так и в душе есть какое-то не учением приобретенное уклонение от зла. Всякое же зло есть душевный недуг, а добродетель соответствует здравию. Хорошо некоторые определяли здоровье, что оно есть благоустройство естественных действований. Кто скажет то же и о благосостоянии души, тот не погрешит против приличия. Посему душа, и не учась, желает свойственного ей и сообразного с ее природою. По сей-то причине для всякого похвально целомудрие, достойна одобрения справедливость, удивительно мужество, вожделенно благоразумие. Сии добродетели душе более свойственны, нежели телу здоровье.

Чада, любите отцов, родители, «не раздражайте чад» (Еф.6, 4). Не то же ли говорит и природа? Не новое что советует Павел, но скрепляет узы естества. Если львица любит рожденных ею, и волк вступает в бой за своих волчат, что скажет человек, и заповедь преступающий, и природу искажающий, когда или сын не уважает старости отца, или отец, вступив во второй брак, забывает прежних детей? У бессловесных неодолима взаимная любовь между детьми и родителями, потому что создавший их Бог вознаградил в них недостаток разума избытком чувств. Почему ягненок, выскочив из хлева, среди тысячи овец знает самый цвет и голос матери, спешит к ней, ищет своих собственных источников молока? И хотя он встретит тощие матерние сосцы, довольствуется ими, пройдя мимо многих сосцев обремененных молоком. И мать в тысяче ягнят узнает своего. Один у всех голос, и цвет то же, и запах подобен, сколько представляется нашему обонянию, но у них есть какое-то чувство, которое гораздо острее нашего представления, и по которому для каждого легко распознать собственное свое.

У щенка нет еще зубов, однако же ртом защищается уже он от раздражившего. У тельца нет еще рогов, но он уже знает, где у него вырастет оружие. Все cиe служит доказательством, что всяким животным природное ему не изучается, и что в существах ничего нет беспорядочного и неопределенного; а, напротив того, все носят на себе следы Творческой премудрости, и каждое показывает в себе, что оно снабжено нужным к охранению собственного благосостояния.

Пес не одарен разумом, но имеет чувство почти равносильное разуму. Что едва изобрели мирские мудрецы, просидев над сим большую часть жизни, — разумею хитросплетение умозаключений, — тому пес оказывается наученным от природы. Ибо, отыскивая звериный след, когда найдет, что он разделился на многие ветви, обегает уклонения ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И таким образом, чрез отрицание ложного, находит истинное. Более ли сего делают те, которые, чинно сидя над доскою и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину?

А памятование милости в этом животном не пристыдит ли всякого неблагодарного к благодеяниям? Рассказывают, что многие псы, когда господа их были убиты в пустом месте, умирали над ними. А некоторые, вскоре по совершении убийства, служили путеводителями сыщикам убийц и достигали того, что злодеев предавали казни. Что же скажут те, которые не только не любят сотворившего и питающего их Господа, но и в числе друзей имеют глаголющих неправду на Бога, одной приобщаются с ними трапезы и при самом вкушении пищи терпят хулы на Питающего?

Но возвратимся к рассмотрению тварей. Животные, удобно уловляемые, бывают многоплоднее. Поэтому зайцы и дикие козы рождают детей помногу, а дикие овцы по двойне, чтобы не оскудел род, истребляемый плотоядными зверями. Напротив того, животные, пожирающие других, рождают детей понемногу. Посему львица едва бывает матерью и одного льва. Ибо львенок, как сказывают, сперва остриями когтей растерзывает матернюю утробу, а потом выходит на свет. И ехидны рождаются, прогрызая утробу рождающей, и тем воздавая ей приличную награду. Таким образом ни одно существо не оставлено без Промысла, и ни одно не лишено надлежащего попечения.

Если станешь рассматривать и самые члены животных, найдешь, что Творец не прибавил ни одного лишнего и не отнял необходимого. Плотоядным животным придал острые зубы, ибо в таких имели они нужду по роду пищи. А которых в половину вооружил зубами, тех снабдил многими и различными влагалищами для пищи.Поскольку они с первого раза не могут достаточно, разжевать пищу, дал им возможность отрыгать поглощенное, чтобы измельченное посредством жвачки усвоилось питаемому. Желудок, предутробие, сеточка и утроба не напрасно даны животным, у которых они есть, но каждое из сих орудий служит для необходимой потребности. У верблюда шея долга, чтобы она равнялась ногам и доставала до травы, которою кормится верблюд. Шея коротка и вдалась в плечи у медведя, льва, тигра и прочих того же рода животных, потому что они питаются не травою, и им, как плотоядным и довольствующимся ловлею животных, нет нужды наклоняться к земле.

К чему хобот у слона? Великому этому животному и даже величайшему из всех живущих на суше, как созданному на ужас всякому встречающемуся, надлежало быть рослым и иметь громадное тело. Если бы ему дана была большая и соразмерная с ногами шея, трудно было бы носить ее, потому что она, от чрезмерной тяжести, клонилась бы всегда к земле. А теперь голова соединена у слона с хребтом не многими шейными позвонками, но есть у него хобот, вознаграждающий недостаток шеи, им слон достает пищу и черпает питье. Да и ноги у него без составов и как соединенные столбы подпирают тяжесть тела. А если бы заменить их нежными и слабыми мышцами, то у слона часто случились бы вывихи в составах, которые были бы недостаточны к поддержанию тяжести, когда слон становится на колена или встает. Но теперь короткая надпяточная кость подставлена под ногу слону, а ни в подколенье, ни в колене нет у него составов, потому что шаткость составов не выдержала бы чрезмерно громадного и зыблющегося тела, каким слон обложен. Посему нужен был этот нос, опускающийся до ног. Не видишь ли на сражениях, как слоны, подобно каким-то одушевленным башням, идут перед рядами, или, подобно плотяным холмам, в неудержимом стремлении прорывают сплоченные щиты неприятелей? А если бы нижние части у слонов не были соразмерны, не долго бы держалось это животное. Теперь же, как некоторые повествуют, слон живет триста и более лет. Посему-то ноги у него цельные и без составов. А пищу, как сказали мы, с земли вверх поднимает хобот, который по природе гибок, сжимается и разжимается, на подобие змеи. Так верно слово, что в сотворенном нельзя найти ничего ни излишнего, ни недостаточного. Однако и cиe столь огромное по величине животное Бог сотворил покорным человеку. Когда учим его, оно понимает, и когда бьем, терпит. А сим Бог ясно научает нас, что Он все подчинил нам, потому что мы сотворены по образу Создателя.

Но не в одних только великих животных можно усматривать неисследимую премудрость. Напротив того, и в самых малых легко соберешь не меньшее число чудес. Как высоким вершинам гор, которые по близости к облакам чрез непрестанное дуновение ветров сохраняют постоянную стужу, удивляюсь не более, сколько и низменным долинам, которые не только спасаются от жестокости горных ветров, но и всегда удерживают в себе теплый воздух, так и в устройстве животных не более дивлюсь слону за его величину, чем мыши, потому что она страшна и для слона, или самому тонкому жалу скорпиона, которое Художник сделал пустым, как свирель, чтобы чрез него вливался яд в уязвленных.

И никто не ставь в вину Творцу, что Он произвел животных ядовитых, разрушительных и враждебных нашей жизни. Иначе станет кто-нибудь винить и пестуна, что он удобоподвижность юности приводит в порядок ударами и бичами уцеломудривает продерзость. Звери делаются и доказательством веры. Веришь ли Господу сказавшему: «на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия» (Пс.90, 13)? И по вере имеешь ты власть попирать змей и скорпионов. Разве не знаешь, что ехидна прикоснувшаяся к Павлу, когда он собирал хворост, не сделала ему никакого вреда, потому что святой нашелся исполненным веры (Деян. 28, 3–6)? А если не имеешь веры, то бойся не зверя, а своего паче неверия, чрез которое сделал ты себя от всего удоборазрушаемым.

Но давно чувствую, что спрашиваете меня о сотворении человека, и кажется, почти слышу вопиющих слушателей: мы трудимся над изучением природы принадлежащего нам, а не знаем самих себя. Итак необходимо сказать о сем, отразив от себя удерживавшую нас доселе медленность. Ибо в самом деле, всего кажется труднее познать самого себя. Не только глаз, рассматривающий внешнее не может быть употреблен к рассмотрению самого себя, но и самый ум наш, проницательно усматривающий чужую погрешность, медлителен в познании собственных своих недостатков. Посему и теперь слово наше, с такою проницательностью описывавшее чуждое, слабо и медлительно к исследованию собственного, хотя к познанию Бога не столько ведет небо и земля, сколько собственное наше устройство, если кто благоразумно испытает сам себя, как говорит пророк: «удивися разум Твой от мене» (Пс.138,6), то есть, рассмотрев самого себя, познал я превосходство Твоей премудрости.

«И рече Бог, сотворим человека» (Быт. 1, 26). Где иудей, который, когда и выше, как бы чрез некоторые окна, просиявал свет Богословия, и второе Лице, хотя показывалось таинственно, но не являлось ясно, восставал против истины и утверждал, что Бог Сам с Собою беседует? Он говорит: Бог Сам сказал, Сам и сотворил. «Да будет свет, и бысть свет». И тогда в словах иудея легко было открыть несообразность. Ибо какой кузнец, или плотник, или сапожник, сидя один с орудиями своего ремесла, когда никто не разделяет с ним труда, скажет сам себе: сделаем нож, или сколотим плуг, или сошьем башмак? Напротив того, не молча ли он окончит требуемую от него работу? Подлинно странное пустословие — утверждать, что кто-нибудь сидит и сам себе приказывает, сам над собою надзирает, сам себя понуждает властительски и настоятельно. Но не убоявшиеся клеветать на самого Господа, чего не могут сказать, имея язык обученный во лжи? Однако же настоящее речение совершенно заграждает им уста. «И рече Бог: сотворим человека». Скажи мне: неужели и теперь одно Лице? Не написано: да будет человек, но — сотворим человека. Пока не являлся еще ученик, проповедь Богословия скрыта была в глубине. Но, когда уже ожидаемо стало сотворение человека, обнажается вера, и очевиднее открывается догмат истины. «Сотворим человека». Слышишь, христоборец, речь обращена к Участвующему в мироздании, к Тому, «Имже и веки сотвори, Иже носит всяческая глаголом силы Своея» (Евр. 1, 23)!

Но иудей не в безмолвии принимает слово благочестия. А как самые человеконенавистные звери, когда заключены в клетки, грызут колки, и хотя выказывают тем лютость и неукротимость своей природы, однако же не могут привести в исполнение своей ярости, так и враждующий против истины род — иудеи, будучи стеснены, говорят: много лиц, в которым было Божие слово. Ибо Ангелам, предстоящим Ему, говорит: «сотворим человека». Иудейский вымысел, иудейскому только легкомыслию свойственное баснотворство! Чтобы не принять одного, вводят тысячи, и отвергая Сына, достоинство советодательства приписывают служителям, подобных нам рабов делают властелинами нашего сотворения. Усовершившийся человек возводится в достоинство ангельское. Но какое создание может быть равно Создателю?

Рассмотри и последующие слова: «по образу Нашему». Что скажешь на cиe? Не один ли образ у Бога и ангелов? У Сына и у Отца, по всей необходимости, тот же образ, если только разуметь образ боголепно, то есть состоящим не в телесном очертании, но в Божественном свойстве. Слушай и ты, который принадлежишь к новому обрезанию, и в христианстве берешься защищать иудейство. Кому говорит: «по образу Нашему»? Кому иному, как «не Сиянию славы и Образу ипостаси Его» (Евр.1, 3), «Иже есть образ Бога невидимаго» (Кол. 1, 15)? Итак, говорит собственному Своему Образу, Образу живому, вещающему: «Аз и Отец едино есма» (Ин. 10, 30), и: «видевый Мене, виде Отца» (Ин. 14, 9). Ему говорит: «сотворим человека по образу Нашему». А где образ один, там может ли быть неподобие?

«И сотвори Бог человека» (Быт. 1, 27).Не — сотворили. Здесь Моисей избежал множественности лиц. Первым вразумляя иудея, а последним исключая язычество, он безопасно возвратился к единству, чтобы ты вместе с Отцем разумел и Сына и избег опасности многобожия.

Во образе Божии сотвори его. Опять вводит лице Содейственника. Ибо не сказал: во образе Своем, но во образе Божием. В чем же человек имеет образ Божий и как участвует в подобии, о сем, если даст Бог, будет сказано в следующих беседах. Теперь же скажем только: если образ один, откуда пришла тебе мысль так нестерпимо нечествовать и говорить, что Сын не подобен Отцу? Какая неблагодарность! Сам ты сделался причастником подобия и сего-то подобия не приписываешь Благодетелю! Данное тебе по милости почитаешь собственно себе и навсегда принадлежащим, а Сыну не позволяешь иметь естественно Ему принадлежащего подобия с Родившим!

Однако вечер, давно уже приведший солнце на запад, предписывает нам молчание! Посему и мы упокоим здесь слово, удовольствовавшись сказанным. Ибо ныне коснулись мы слова, сколько cиe нужно было к возбуждению вашей ревности, и совершеннейшее исследование сего предмета, при содействии Духа, предложим в следующих беседах.

Идите же с радостью вы, христолюбивая церковь, и вместо дорогих припасов, вместо разнообразных приправ, украсьте честные свои трапезы припоминанием сказанного! Да постыдится аномей, да посрамится иудей, да увеселяется догматами истины благочестивый; да славится Господь! Ему слава и держава во веки веков. Аминь!

______________

Так называется однолетняя трава, известная также под именем: царский скипетр.

Беседа 10. Первая о сотворении человека «по образу...»

Это творение святого Василия Великого (329–379 гг.) сохранилось в древних греческих списках и представляет собой завершение его «Шестоднева». До сих пор оно приписывалось его брату — святому Григорию Нисскому. Данная Беседа 1 имеет в оригинальном тексте, опубликованном в «Sources chretiennes», t. 160. Papis , 1970, с . 166–220. такое надписание : Περι της του ανθρωπου γενεσεως λογος Α' εις το κατ' εικονα. Перевод сделан с этого издания.

1. Я приступаю к тому, чтобы сполна уплатить старый долг, возврат его я задержал не по злому умыслу, а из-за телесной немощи. Долг же этот в высшей степени необходим и важен для вашего просвещения. Было бы несправедливо, получив сведения о животных, о тех, кто плавает, пасется, летает, о небе и о том, что к нему относится, о земле и о том, что на ней, в то же время не быть просвещенным — через Богодухновенное Писание — в вопросе о нашем происхождении. Подобно тому, как паши глаза смотрят во внешний мир и не видят самих себя, если не встречают чего-либо гладкого и твердого, когда отраженный там взор, будто при отливе, позволяет видеть то, что находится на дне, так и наш разум не может созерцать себя, если не обратится к Писанию. Отраженный там свет побуждает каждого из нас к самопознанию. Если наш разум неразвит, если мы не вдумываемся в строение своего существа, то мы не знаем, кто мы и почему существуем. Мы относимся к самим себе с величайшим пренебрежением, не имея представления о том, что доступно познанию, не зная того, самого малого, что заключено в нас.
2. Многие труды с превеликим усердием написаны о нашем теле, теле человеческом. Если ты заинтересуешься медициной, то обнаружишь, как много говорит она о действии того, что (заключено) в нас; сколько скрытых путей в нашем организме она обнаружила при анатомических опытах! Она выявила невидимые протоки, согласованность органов тела в процессе дыхания, дыхательные пути, кровеносные сосуды, протяженность вдоха, очаг тепла у сердца, непрерывное дыхательное движение в околосердечной области. Тысячи исследований в этой области привели к науке, в которой никто из нас не сведущ, так как этой сфере не уделялось никакого внимания, и никто не знает, что он, человек, сам собой представляет. Мы склонны изучать небо тщательнее, чем себя самих. Не пренебрегай же чудом, заключенным в тебе. Ты убежден в своей незначительности, но дальнейшее рассуждение раскроет твое величие. Вот; почему мудрый Давид, прекрасно умеющий познавать самого себя, сказало «Дивно познание Тебя через меня» (Пс. 138, 6). Чудесным образом я пришел к познанию Тебя. Каким же образом через меня? Дивно познание Тебя через меня. Познавая всю свою сложность и то, с какой мудростью устроено мое тело, а через это крохотное создание постиг великого Творца.
3. «Сотворим человека по образу Нашему и то подобию» (Быт. 1, 26). Ранее, между прочим, было указано, и притом вполне основательно, что это за слова и к кому они обращены. Церковь дает им объяснение, более того, она имеет веру, которая сильнее объяснения. «Создадим человека». Именно с этого момента и начинай познавать себя. Такие слова не были обращены ни к одному из созданий. Появился свет, а повеление было простым, Бог сказал: «Да будет свет!» Возникло небо, но без волеизъявления. Стали существовать светила, но не было предписания в отношении их. Моря и бескрайние океаны были вызваны к бытию приказом. По приказу же появились разного вида рыбы. То же и с животными, дикими и приученными, плавающими и летающими: сказал — и они родились. Но тогда не было ни человека, ни волеизъявления о человеке. Он не сказал, как об остальных: «Да будет человек!» Осознай же свое достоинство. Он не провозгласил твое появление приказом, но выразил размышление Бога о том, как предстоит появиться в жизни достойному существу. «Сотворим!» Мудрый размышляет, Творец обдумывает. Разве Он оставляет без внимания искусство? Не стремится ли Он со всей заботливостью сделать Свое любимое творение совершенным, законченным и прекрасным? Не хочет ли Он показать тебе, что ты совершенен в глазах Бога?
4. Ты узнал, что есть два лица: Говорящий и Тот, к Кому обращено слово. Почему Он не сказал: «Сотворю», но «Сотворим человека»? Чтобы ты познал высшую власть; чтобы, признавая Отца, ты не отверг Сына; дабы ты ведал, что Отец сотворил через Сына, а Сын создал по велению Отца; чтобы ты прославил Отца в Сыне и Сына — в Святом Духе. Таким образом, ты родился как общее творение, чтобы стать общим почитателем Того и Другого, не проводя разделения в почитании, но относясь к Божеству как к единому. Обращай внимание на внешний ход истории и на глубокий внутренний смысл Богословия. «И создал Бог человека. — Создадим!» И не сказано: «И создали», чтобы у тебя не было основания впасть в многобожие. Если бы лицо было по своему составу множественным, то у людей было бы основание сделать себе множество богов. Теперь же выражение «создадим» употреблено, чтобы ты познал Отца и Сына и Святаго Духа.

«Бог создал человека», чтобы ты признавал (уразумел) единство Божества, не единство Ипостасей, а единство в силе, чтобы ты прославлял Бога единого, не делая различия в поклонении и не впадая в многобожие. Ведь не сказано «сотворили боги человека», но «сотворил Бог». Особая Ипостась Отца, особая — Сына, особая — Духа Святаго. Почему же не три Бога? Потому что Божество одно. Какое Божество я созерцаю в Отце, такое же — в Сыне, и какое в Духе Святом, такое же — в Сыне. Поэтому образ (μορφη) в Обоих один, и власть, исходящая от Отца, остается той же в Сыне. Вследствие этого наше поклонение, а также и прославление одинаковы. Предвестие нашего создания — это истинное Богословие.

1. «Сотворим человека по образу и по подобию Нашему». По образу Бога мы созданы. Как же именно по образу Бога? Очистим свое грубое сердце, невоспитанное восприятие, отбросим невежественные представления о Боге. Если мы сотворены по образу Бога, как об этом сказано, то и строение (συμμορφος) у нас то же самое. У Бога есть глаза и уши, голова, руки, седалищная часть, — ведь и говорится в Писании, что Бог восседает, — также ноги, на которых Он ходит. Разве Бог не таков? Но устрани из сердца непотребные выдумки (представления). Отбрось от себя мысли, не соответствующие величию Бога. Бог не имеет очертаний (ασχηματιστος), Он прост (απλους). Не фантазируй насчет Его строения; не преуменьшай на иудейский манер Того, Кто велик; не замыкай Бога в свои телесные представления; не ограничивай Его мерой своего ума. Он неограничен в Своем могуществе. Подумай о чем-нибудь великом, прибавь к этому большее по сравнению с тем, о чем ты подумал, а к этому — еще более великое и убедись, что в своих рассуждениях (мудрствованиях) ты никогда не достигнешь того, что бесконечно. Не пытайся представить. Его внешние очертания (αχημα) — Бог познается в могуществе, природа Его проста, величие неизмеримо. Он присутствует везде и над всем избыточествует; Он неосязаем, невидим. Он — то, что ускользает от восприятия твоего разума; Он не ограничен величиной, не имеет (досл.: не охвачен) внешних очертаний, не соразмерен никакой силе, не связан временем, не заключен ни в какие границы. К Богу не приложимо то, что приложимо к нам.
2. В каком же все-таки смысле Писание гласит, что мы созданы по образу Бога?

Давайте исследуем то, что относится к Богу, и мы познаем то, что касается нас, а именно, что мы не имеем образа Божиего, если понимать его в телесном смысле. Внешние очертания бывают (лишь) у тела, подверженного гибели. Не может в смертном заключаться бессмертное, и смертное не может быть образом бессмертного. Тело увеличивается, уменьшается, стареет, изменяется; оно одно в молодости, другое в старости; одно в добром здоровье, другое в болезнях; одно в страхе, другое в радости; одно в довольстве, другое в нужде; одно в мире, другое в битве. Разный цвет лица у бодрствующего и у спящего: у первого появляется яркий румянец из-за прилива теплоты к поверхности, у второго теплота уходит внутрь, именно поэтому цвет тела у спящих бледноватый.

Как же может изменяющееся быть подобным неизменному? То, что всегда остается одним и тем же, уподобится ли тому, что никогда не является устойчивым? Телесное убегает от нас, как нечто текучее, — прежде чем его увидишь, оно ускользает; вместо одного оно оказывается Другим. «По образу Нашему». Неподвижной природы текущий образ? Оформившийся образ бесформенного? Как нам узнать, что значит «по образу»? Из того, что сказал Сам Господь. Если я говорю что-либо от себя, не принимайте; если же я говорю как посланец Господа, примите.

«Сотворим человека по образу Нашему и по подобию, и да владычествует он над рыбами». Телом или разумом? В чем основа власти: в душе или в плоти? Плоть у нас слабее, чем у многих животных. Какое может быть сравнение по плоти между человеком и верблюдом, человеком и быком, человеком и каким-либо диким зверем? Человеческая плоть легче ранима по сравнению с плотью животного.

Однако в чем же основа власти? В превосходстве разума. Насколько (человек) уступает в телесной силе, настолько превосходит устройством разума. При помощи чего человек перемещает огромные тяжести? При помощи разума или физической силы?

1. «Сотворим человека по образу Нашему». О внутреннем человеке сказано: «Сотворим человека». Однако ты скажешь: «Почему Он не говорит нам о разуме?» Он сказал, что человек (создан) по образу Божию. Разум — это человек. Послушай, что говорит апостол: «Если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со, дня на день обновляется». Каким же образом? Я различаю двух людей: одного, кто появляется, и другого, кто скрывается под появившимся, т. е. невидимого; это человек внутренний. Итак, в нас есть внутренний человек, и мы в некотором смысле двойные и, сказать по правде, мы есть бытие внутреннее. «Я» — говорится о человеке внутреннем. То, что находится вне (меня), — это не лично «я», но это «мое». Рука — это не «я», но «я» — это разумное начало души. Рука же — часть человека. Поэтому тело — это (как бы) орудие человека, орудие души; словом «человек» обозначается душа как таковая.

«Создадим человека по образу Нашему», т. е. дадим ему превосходство в разуме.

1. «И пусть владычествует». Не сказано: «Создадим человека по образу Нашему, и пусть они (люди) проявляют свою страсть, желание, скорбь». Не страсти заключены в образе Божием, а разум, владыка страстей. «И да владычествуют они над рыбами». Едва ты был сотворен; как уже сотворен быть владыкой. «И да владычествуют...» Получив от императора власть на один год, как человек от человека, смертный от смертного, приняв (ее) от неимущего, какую власть души приобретает человек? Ты же получил от Бога (власть), которая не записана на дощечках или листах, обреченных на съедение червям, но (сама) природа несет в себе Божественное слово: «Да владычествуют», — и в этом все, касающееся человеческой власти.

«Пусть владычествуют над рыбами, зверями земными, птицами небесными, скотом, гадами, ползающими по земле». Он не сказал: «Создадим человека по образу и по подобию Нашему, и пусть едят они (люди) от всякого плодового дерева, имеющего на себе плоды». На второе место нужно ставить относящееся к телу, на первое — относящееся к душе.

Главное, что тебе предназначено, — это сила власти. Ты человек, существо, которое властвует. Почему же ты порабощаешься страстями? Почему пренебрегаешь своим достоинством и становишься рабом греха? Почему превращаешь себя в достояние диавола? Ты призван быть владыкой твари, но отбрасываешь благородство своей природы.

«Рабом ли ты призван?» (1 Кор 7, 21) Почему тебя огорчает рабство тела? Почему ты не ценишь данной тебе от Бога власти, того, что у тебя есть разум, владыка страстей? Когда ты видишь, что твой владыка (разум) является рабом наслаждения, а ты сам раб своего тела, то знай, что ты раб только по названию, а он (разум) обладают (тогда) чисто номинальной властью, на самом же деле находится в сугубом рабстве. Ты видишь, как он влачит свое существование с блудницей; разве ты не господин страсти, а — не раб отвергнутых тобою наслаждений?

Поэтому «Сотворим человека, и пусть они владычествуют» (означают): где сила власти, там и образ Божий.

1. «Да владычествуют они над рыбами». Прежде всего нам дана власть над живущими в иной сфере. Он не сказал: «Да владычествуют они над домашними животными», но «над рыбами»: ведь вода — их стихия. Власть над рыбами дана нам прежде всего.

И как же мы властвуем над рыбами?

Вероятно, ты замечал, появляясь около пруда, как твоя тень приводила все в замешательство. Не так ли и глава семейства, когда в доме беспорядок, своим внезапным появлением водворяет спокойствие, и одно лишь присутствие властителя все приводит в порядок? А как морская тварь при появлении одного человека изменяет свое поведение (το σχημα)? Она уже не предается беспечной игре, не осмеливается выплыть на поверхность моря или пруда.

Когда дельфин видит где-нибудь поблизости человека, то, будучи самым царственным из морских животных, испытывает страх. Вот каким образом дана человеку власть над плавающими существами. Разве ты не видишь, что твой разум все постигает и все одолевает; так почему же тебе не властвовать над морскими существами?

Я наблюдал человеческую изобретательность; видел, как делают устройство из крючков, насаживают на них приманку, соответствующую размерам тех существ, которые будут ее заглатывать. Затем к верхним концам веревок, к другим концам которых подвешены крючки, привязывают надутые воздухом бурдюки и оставляют их плавать на поверхности моря. Морские чудовища набрасываются на приманку и заглатывают скрытые в ней крючки, а затем увлекают бурдюки в пучину. Поскольку по своей природе бурдюки стремятся подняться, они (чудовища) снова всплывают на поверхность. Будучи пронзенными своей собственной пищей, они прыгают вверх и вниз в неистовстве; таким образом они бороздят пучину, проплывая бесконечные воды, напрасно предпринимая великий труд: в конце концов, они становятся жертвой упомянутого крючка. Укрощенные болью, изнуренные голодом и, наконец, издохшие, они тащатся за бурдюками и делаются добычей рыбаков. Маленькому достается великое, бессильному — огромное.

Почему?

Потому, что человек благодаря превосходству разума получил возможность владычествовать: точно беглых рабов он приводит непокорных к повиновению. Тех, кого нельзя привлечь кротостью, он подчиняет принуждением. Таким образом, человек повсюду может осуществлять свою власть, данную ему Самим Богом. Поэтому меч-рыба, молот-рыба, кит, пила-рыба, морская корова и все морские чудовища, носящие страшные имена, оказались под властью человека.

1. «Пусть они владычествуют над рыбами морскими и зверями земными». Не видел ли ты свирепого и рычащего льва, даже имя которого невыносимо, чей рев приводит землю в трепет? У кого найдется столько выносливости, чтобы выдержать его натиск? Никакое животное не полагается на свое превосходство в силе, чтобы противостоять нападению льва, однако ты видишь, как его заключили в тесную клетку.

Кто заключил его? Кто изобрел маленькую тюрьму для большого зверя? Кто расчетливо оставил узкое расстояние между деревянными прутьями, как отдушину, чтобы животное не задохнулось от собственного дыхания, имело свободный приток воздуха и чтобы одновременно была обеспечена безопасность? Кто, как не человек? Из самых опасных зверей он делает забаву. Не забавляется ли человек с пантерами, выставляя картонный манекен, изображающий человека, и когда пантера терзает картон, не смеется ли спрятавшийся под ним человек над глупостью зверя? Не надо всем ли властвует человек благодаря своему превосходству? А что сказать тебе о тех, кто летает? Конечно, человек не поднимается на воздух, но он (как бы) летает наравне с пернатыми благодаря силе разума. Ничто не ограничивает его разум, он исследует то, что в глубине морской, охотится за тем, что на земле, уловляет то, что в небе.

А не видел ли ты когда-нибудь, чтобы птица, сидя на кончике ветки, насмехалась над людьми, полагаясь на быстроту своих крыльев? Равным образом можно наблюдать, как забавляется ребенок: он насаживает один тростник на другой, смазывает кончик смолой, скрывает все это в листве и ветках, а сам устремляет свой взор вверх; едва коснувшись тростника, птица оказывается в его руках. И вот такого воздухоплавателя, существо, которое летает, несомое эфиром, он уносит, поймав при помощи небольшого количества смолы. Человек внизу, рука его тоже внизу, но мысль устремляется ввысь, и благодаря искусству все доступно человеку.

Он расставляет сети пернатому племени; он берет лук и стреляет в то, что летает; с помощью приманок он захватывает свирепых животных. Разве ты никогда не видел, как орел стремительно бросается на свою добычу, а затем запутывается в сетях на земле? Вот так житель высот спускается на землю, будучи привлечен приманкой, изобретенной человеком. Бог все подчинил человеческой руке; завершая Свое творение, Он не лишил человека права господства. Не говори: «Насколько превосходят меня те, кто летает по воздуху!» Благодаря твоему разуму и они подчинены твоей власти.

«И да владычествуют они над гадами, пресмыкающимися по земле». Видишь, что значит быть созданным по образу Божию?

1. «И сотворил Бог человека». Так что же такое человек? Сделаем заключение на основании того, что узнали и услышали. У нас нет нужды заимствовать чуждые определения и к рассуждению об истине примешивать нечто суетное.

Человек есть разумное творение Бога, созданное по образу его Творца. Если что в этом рассуждении упущено, то те, кто потратил (силы) на постижение преходящей мудрости, пусть займется исследованием. Человек создан по образу Бога.

1. И благословил Бог человека, и сказал: «Растите, размножайтесь и наполняйте землю». Таким же было и благословение рыбам: «И сказал Бог: Да произведет вода пресмыкающихся, душу живую, и стало так». А затем Бог сказал: «Растите, размножайтесь и заполните землю». Так что же больше? Безусловно, благословение это охватывает то, что у тебя общее (с тварями), и то, что остается как твое собственное. Ты ведь растешь, как остальные живые существа, и, будучи сначала маленьким, постепенно прибавляя в росте, достигаешь его полноты. То же (происходит) с лошадьми, собаками, орлами, лебедями и со всеми, кого бы ты ни назвал: будучи крохотными в начале беременности, они, постепенно прибавляя в росте, достигают его предела; затем рост идет на спад и они становятся меньше. Именно в этом (у нас с ними) природная общность, которой (Бог) нас одарил.
2. «Растите», т. е. набирайте рост (τρεφεσθε). Родившись маленькими, делайтесь большими и достигайте предельного роста. Ведь если мы возрастаем в первом семилетии, растем и во втором, то это вовсе не значит, что мы должны одинаковым образом изменяться каждое семилетие на протяжении всей нашей жизни.

Первое семилетие охватывает детский возраст. Граница детского возраста ясна: это — смена зубов. Одни выпали, другие выросли взамен. Подростковый возраст — это второе семилетие, тянущееся до исполнения 14 лет: сначала ребенок, потом подросток. Далее, отсчитывая от 14 лет, юноша, затем муж. Таковы границы роста. Итак, «растите». Ты можешь достигнуть ста лет, но рост не будет продолжаться с первого года до сотого. Однако это мудро сказанное слово содержит промысл о нашем устроении. «Растите!» Но до каких пор? Нет меры роста. Одновременно с образованием плода в утробе матери, в нем оказываются заложенными и принципы возрастания. Каждый возраст после того уже не несет в себе чего-то нового. В материнском чреве зародыши получают все необходимые для возрастания элементы. Выпали зубы — и мы узнали, что рост достиг известного предела. Отец измеряет своего трехлетнего ребенка, зная, что рост его к концу этого периода удвоится. Ведь он будет вдвое выше по сравнению с тем, каким был в 3 года. Завершится этот период возрастания, снова удвоится его рост. Таково измерение человеческой природы до конца ее развития, до перехода от первого семилетия ко второму. В это время (телесное) тепло увеличивается, фигура делается стройнее, размягченность исчезает, члены становятся сильнее. Люди находятся в начале сильной юности, но еще не достигли ее полноты. Тело их еще не совсем окрепло и не приспособлено к тяжелому труду. В это время человек обладает легкостью и подвижностью. В третьем семилетии оно достигает предельного роста; тело еще вытягивается в длину.

После третьего семилетия, когда природа, устав от роста вверх, приходит в себя, начинается увеличение (тела) вширь, и то, что вытянулось вверх, как бы получает поддержку с боков, утучняется, и все части тела делаются сильными. Так поступает природа согласно своему расположению (ακολουθια). Произошло же это с самого начала по воле Господней, и то, что было некогда положено в основание, пронизывает все творение до самого конца.

1. «Растите и размножайтесь». «Растите», чтобы творение не было ограничено каким-либо одним состоянием. «Размножайтесь», — поскольку творение направлено не на одного человека, а на многих людей. «И наполните землю». «Наполните» не значит просто «населите», ибо мы жили бы в тесноте, раз земля, составляющая пределы нашего обитания, имеет такие (ограниченные) размеры; но (имеется в виду) наполните своим могуществом, которое Он даровал нам для господства над землею.

«Наполните землю»; конечно, не землю выжженную, необработанную, замерзшую, непроходимую. Разумеется, не такую землю люди вынуждены наполнять, но Он сделал так, что мы наполняем ее как повелители и наполняем ее по (определенному) замыслу. Но, изучая пространства выжженной и ненаселенной земли, протяжность северной страны, которая из-за чрезмерного холода не поддается обработке и бесполезна, разве мы тем самым не наполняем землю? Выбрав себе то, что полезно, не отбрасываем ли мы то, что людям в жизни бесполезно? Поэтому (выражение) наполните землю» сделало нас повелителями. И дело совсем не обстоит так, что, раз мы не извлекаем пользы со всей (земли), то, значит, и не властвуем над всей (землей). Купив хлеб, не являешься ли ты владельцем всего этого хлеба, даже если часть его съедобна, а часть в пищу не годится? Не выбрасываешь ли ты камни, так как от них нет пользы? И если к пище примешается еще что-нибудь негодное, то не отвеешь ли ты мякину, не удалишь ли плевелы, не отберешь ли то, что по своему качеству годится для поддержания жизни? Так же и с землей: одна, лучшая, считается благоприятной для заселения, другая признается подходящей для обработки, остальную отводят для прокорма четвероногих.

Скажи мне, могу ли я устроить (все) по своему желанию, раз по дару создавшего меня Господа я родился властелином?

«И наполните, и да владычествуйте над рыбами морскими, птицами небесными, зверями земными». Вот благословение, вот законодательство, вот достоинство, данное нам от Бога.

1. «И создал Бог человека; по образу Божиему создал его». Не заметил ли ты, что это свидетельство неполное? «Создадим человека по образу Нашему и по подобию». Это волеизъявление содержит два элемента: «по образу» и «по подобию». Но созидание содержит только один элемент. Решив, одно, не изменил ли Господь Свой замысел? Не возникло ли у Него в ходе творения раскаяние? Не проявляется ли в этом немощь Творца, раз Он замышляет одно, а делает другое? — Или это суесловие? Может быть, это то же самое, что и: «Создадим человека по образу и по подобию»; ведь здесь Он сказал «по образу», но не сказал «по подобию». Какое бы объяснение мы ни выбрали, наше толкование написанного было бы неверным. Если речь идет об одном и том же, то не стоило бы дважды повторять одно и то же.

Заявлять, что в Писании находятся пустые слова, — опасное богохульство. Да и на самом деле (Писание) никогда не говорит (ничего) пустого.

Итак, неоспоримо, Что человек создан по образу и по подобию.

Почему не сказано: «И создал Бог человека по образу Божиему и по подобию». Что же, Создающий бессилен? — Нечестивая мысль! Что же, Устроитель раскаялся? Рассуждение еще более нечестивое! Или Он сначала сказал, а потом переменил мнение? — Нет! Писание не говорит этого; Творец не бессилен и решение не было пустым. Так какой же смысл в умолчании?

1. «Сотворим человека по образу Нашему и по подобию». Одно мы имеем в результате творения, другое приобретаем по своей воле. При первоначальном творении нам даруется быть рожденными по образу Божиему; своей же волею приобретаем мы бытие по подобию Божиему. Тем, что зависит от нашей воли, мы распоряжаемся в полную силу; добываем же мы это себе благодаря своей энергии. Если бы Господь, создавая нас, не сказал предопределительно: «Сотворим» и «по подобию», если бы нам не была дарована возможность стать «по подобию», то своими собственными силами мы бы не стяжали подобия Божиего. Но в том-то и дело, что Он сотворил нас способными уподобляться Богу. Одарив нас способностью уподобляться Богу, Он предоставил нам самим быть тружениками в уподоблении Богу, чтобы мы получили за (этот) труд вознаграждение, чтобы мы не были инертными вещами, подобно портретам, созданным рукой художника, чтобы плоды нашего уподобления не принесли похвалы кому-нибудь другому. В самом деле, когда видишь портрет, в точности передающий модель, то не портрету воздаешь хвалу, а художником восхищаешься. Итак, чтобы восхищение относилось ко мне, а не к кому-то другому, Он предоставил мне самому позаботиться о достижении подобия Божиего. Ведь, «по образу» я обладаю бытием существа разумного, «по подобию» же я делаюсь, становясь христианином.
2. «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть». Понял теперь, в чем состоит дарование нам Господом (бытия) по подобию? «Ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми, и посылает дождь на праведных и неправедных». Если ты станешь врагом зла, забудешь прошлые обиды и вражду, если будешь любить своих братьев и сочувствовать им, то уподобишься Богу. Если от всего сердца простишь врагу своему, то уподобишься Богу. Если ты относишься к брату, погрешившему против тебя, так же, как Бог относится к тебе, грешнику, ты своим состраданием к ближнему уподобляешься Богу. Таким образом, ты обладаешь тем, что «по образу», будучи (существом) разумным, «по подобию» же становишься, стяжевая благость. «Облекись в милосердие и благость, дабы облечься во Христа». Делами, которыми ты облекаешься в милосердие, ты облекаешься во Христа и благодаря близости к Нему становишься близким Богу. Таким образом, история (творения) есть воспитание жизни человеческой. «Сотворим человека по образу». Пусть он с момента создания владеет тем, что «по образу», и пусть (сам) становится тем, что «по подобию». Бог дал ему для этого силу. Если бы Он создал тебя и «по подобию», то в чем была бы твоя заслуга? Ради чего ты увенчан? Если бы Создатель все тебе даровал, то как бы открылось тебе Царство Небесное? И вот одно тебе дано, а другое оставлено незавершенным, дабы ты совершенствовался и стал достойным исходящего от Бога воздаяния.

— Каким же образом мы достигаем того, что «по подобию»?

— Через Евангелие.

— Что такое христианство?

— Это уподобление Богу в той мере, в какой это возможно для природы человеческой. Если ты по милости Божией решил быть христианином, торопись стать подобным Богу, облекись во Христа. Но как ты облечешься, не будучи отмечен печатью? Как ты облечешься, не восприняв крещение? Не надев одежду нетления? Или ты отказываешься от подобия Божиего? Если бы я сказал тебе: «Давай, стань подобным царю», не счел ли бы ты меня благодетелем? Теперь же, когда я предлагаю тебе стать подобным Богу, неужели ты побежишь от слова, которое тебя обожает, неужели ты заткнешь уши, чтобы не слышать спасительных слов?

1. «И сотворил Бог человека по образу Своему». «Человека, — говорит жена, — но какое это имеет отношение ко мне? Сотворен был муж, — продолжает она, — ведь не сказал Бог: «Та, которая есть человек», но определением «человек» Он показал, что речь идет о мужском существе. — Далеко не так! Чтобы никто по незнанию не подумал, что определением «человек» обозначается только мужской пол, (Писание) добавляет: «мужчину и женщину сотворил их». Жена наравне с мужем имеет честь быть сотворенной по образу Божиему. Природа того и другого равночестна, равны их добродетели, равны награды, одинаково и возмездие. Пусть (женщина) не говорит: «Я бессильна». Бессилие ведь присуще плоти, а сила — в душе. Поскольку образ Божий, конечно, почитается в них одинаково, пусть будут равночестными и добродетели их обоих и проявление благих дел. Нет никакого оправдания тому, кто ссылается на телесную слабость. Но разве тело такое уж слабое? Напротив, при сострадании оно проявляет выносливость в лишениях, бодрость в бессоннице. Как может мужская природа состязаться с женской, проводящей жизнь в лишениях? Как может мужчина подражать выносливости женщины во время поста, ее упорству в молитве, обилию ее слез, прилежанию в добрых делах?

Я сам видел, как женщина тайком совершала с благими целями воровство: без ведома мужа она оказывала благодеяния ради мужа, ради блага дома, ради счастья детей. Не ставя в известность мужа, она творила милостыню, расходуя средства ради его блага втайне от него. Но она творила это на глазах Того, Кто видит тайное, и не разглашала своего благодеяния.

Добродетельная женщина обладает тем, что «по образу». Не обращай внимания на внешнего человека: это только видимость. Душа находится как бы под покровом слабого тела. Все дело в душе, а душа равночестна; разница лишь в покрове.

И вот ты стал подобный Богу своей добротою, терпением, послушанием, любовью к брату и ближним; ты ненавидишь зло и подавляешь греховные страсти, дабы приобрести право владычествовать.

1. «И да владычествуют они над рыбами». Дано тебе властвовать над рыбами, лишенными разума; тем самым ты стал и владыкой слепой страсти.

«И да владычествуют они над зверями дикими». Ты властвуешь над всяким диким зверем. Но почему же, скажешь ты, дикие звери сидят во мне самом? Да, и притом мириады, великое множество диких зверей, находится в тебе. И сказанное не сочти за обиду! Диким зверем является гнев, когда он кричит в твоем сердце. Не более ли он дик, чем любая собака?

А лукавство, затаившееся в коварной душе, не свирепее ли пещерного медведя? А лицемерие разве не дикий зверь? А жалящий оскорблениями не скорпион ли? А тайно готовящийся мстить не опаснее ли ядовитой змеи? А честолюбие — не хищный ли волк? Какого только дикого зверя в нас нет! А женолюбец — не похотливый ли конь? «Они, — говорит (Писание), — это кони похотливые, каждый из них ржет на жену ближнего своего». Не сказано «беседует с женой», но «ржет». Писание приравнивает его из-за страсти, которой он предан, к природе неразумных существ. Итак, много в нас зверей.

В самом деле, разве ты властитель диких зверей, если властвуешь над теми, что находятся вне, а тех, что внутри, обуздать не в состоянии? Ты можешь разумом подчинить льва, не обращая внимания на его рыканье, но в то же время сам скрежещешь зубами, издаешь нечленораздельные звуки, и весь твой внутренний гнев готов разом прорваться наружу. Что может быть ужаснее человека, который не может внутри себя оставаться самим собой, раз он подвластен страсти, раз гнев прогнал разум и овладел властью над душой?

Ты все же создан как властитель, властитель над страстями, властитель над дикими зверями, властитель над пресмыкающимися, властитель над пернатыми. Не заносись высоко своим разумом, не будь неустойчив и легкомыслен в суждениях. Тебе предназначено властвовать над птицами. Нелепо, если вне ты ловишь пернатых, а сам легкомыслен и неустойчив. Не гордись, не превозносись, не думай о том, что превышает человеческую природу; не раздувайся от похвалы, не кичись, не считай себя чем-то великим. Иначе ты уподобишься непоседливой птице, которая из-за своей подвижной натуры носится то туда, то сюда. Властвуй над своими мыслями, чтобы стать властителем над всеми существами. Таким образом, дарованная нам власть над живыми существами подготавливает нас к властвованию над самим собой. Недопустимо, чтобы тот, кем командуют дома, командовал народами, или чтобы подчиняющийся в частной жизни гетере, в общественной жизни стоял во главе государства. Следует, чтобы тот, кто все прекрасно устраивает в личной жизни и водворяет порядок у себя дома, получал право властвовать над остальными (людьми). Если же у тебя в доме царят беспорядок и неразбериха, то подвластные тебе люди обратятся к тебе с изречением: «Врач, исцели сам себя». Поэтому прежде всего исцелим самих себя!

Того, кто не сумел поймать льва, никто не обвинит. Напротив, над тем, кто не умеет обуздать своего гнева, всякий будет смеяться. Поэтому не владеющий собственными страстями навлекает на себя осуждение, в то время как тот, кто не смог одолеть диких зверей, явно не совершил еще ничего, достойного осуждения.

1. Господь, позаботившийся о составлении Священного Писания, позволивший нашему тихому и слабому голосу до сих пор беседовать с вами, показавший вам при помощи нашего слабого рассуждения великие сокровища в этих немногих отсветах истины, Этот Господь да дарует всем вам великое в малом, совершенство познания — в немногих ростках; нам же да подаст полную награду за стремление потрудиться, а вам — совершенный плод наслаждения Словом Божиим, ибо у Него слава и сила во веки веков. Аминь.

Беседа 11. Вторая беседа о человеке

1. Премудрый Соломон, умудренный «не убедительными речами человеческой мудрости», а научениями Святого Духа, прославляя человека в той (притче), которая нам только что была прочитана, восклицал: «Великое создание человек, и достоин чести муж сострадательный». Я же тщетно исследовал понятия о человеке, сложившиеся в моем уме, а также познанные из Писания. Я рассуждал примерно так: как может быть великим человек, существо смертное, подверженное тысячам страстей, претерпевающее от рождения до старости неисчислимое множество зол, тот, о котором сказано: «Господи, что есть человек, что Ты помнишь его?» Но если Псалмопевец с пренебрежением относится (к человеку), как к существу малоценному, то притча прославляет человека как нечто великое.
2. Из затруднительного положения меня вывела прочитанная история человеческого творения. Ведь мы только что слышали, что «Бог взял прах от земли» и «создал человека». Из этих слов я понял, что человек одновременно ничто и нечто великое. Если посмотришь только на его природу, то он — ничто и ничего не достоин; а если обратишь внимание на честь, которой он удостоился, то человек — это нечто великое. Что же это за честь?

«Сказал Бог: да будет свет и стал свет».

Сравни происхождение человека и происхождение света. Тогда Он сказал: «Да будет твердь». И вот огромное небо, созданное по слову Божию, распростерлось над нами.

Звезды, солнце, луна, — все, что мы видим воочию и что воспринимаем в недостижимой высоте, — все это получило бытие по слову Божию. Море, и земля, и все, что их украшает, разнообразные породы животных, различные виды растений — нее это родилось по слову.

А как обстоит дело с человеком? Не сказано: «Да будет человек», как было сказано: «Да будет твердь». Но в человеке ты видишь нечто большее. Сотворение человека возвышается над всем: над светом, над небом, над звездами, «Взял Господь Бог». Он соизволил вылепить наше тело собственной рукой. Он не дал об этом приказа ангелу, и не сама по себе земля извергла нас наподобие кузнечиков и не приказал Бог служащим ему силам сделать то или иное. Но собственной — искусной — рукой взял земли. Если посмотришь на то, что было взято, чем же окажется человек? Если поразмыслишь о Том. Кто творил, то каким же великим предстает человек! Итак, с одной стороны, он ничтожен как материя, с другой — велик по возданной ему чести.

1. «И взял Бог». Но как же так? Ведь раньше мы читали: «И сотворил Бог человека», а теперь снова идет речь о сотворении человека! История, словно мы ничего не знаем о человеке, говорит: «И взял Бог прах от земли и вылепил Бог человека». Некоторые говорили, что слово «вылепил» (επλασεν) относится к телу, а слово «сотворил» (εποιησεν) — к душе. Пожалуй, такое толкование не лишено истины. В самом деле, когда говорится: «И сотворил Бог человека, по образу Божию сотворил его», то употребляется слово «сотворил». Когда же нам повествуется о телесной сущности (υποστασεως), то употребляется слово «вылепил». На это различие между творением и лепкой указывает Псалмопевец, когда говорит: «Руки Твои сотворили меня и вылепили меня». Сотворил внутреннего человека, вылепил внешнего. Ведь лепка имеет дело с глиной, а творение — с тем, что по подобию. Поэтому плоть вылеплена, а душа сотворена.
2. И вот, по-иному выразившись о сущности (υποστασεως) души, Писание повествует нам теперь о формировании тела. Восприми это как первый довод.

Какой же довод другой? Сначала об этом говорится вообще, а затем передается, каким образом это произошло. Выше было сказано, что сотворил Бог, здесь же говорится, как Он сотворил. Ведь если бы было просто сказано, что Бог сотворил, ты подумал бы, что Он сотворил человека так же, как скотов, как диких животных, как растения, как траву. И вот, чтобы ты не относил себя к разряду диких животных, Божественное слово сообщает о том особом искусстве, которое Бог проявил при создании тебя: «Взял Бог прах от земли». Там сказано, что Бог сотворил, здесь — как Он сотворил. Он взял прах от земли и вылепил собственными руками.

Вспомни, как ты создан. Поразмысли о мастерской этого естества. Рука, взявшая тебя, — рука Божия. А вылепленное Богом не должно быть осквернено пороком, не должно извращаться грехом; не выпадай из руки Бога! Ты — сосуд, созданный Богом, происшедший от Бога; прославь же Творца. Ведь ты появился не ради чего-то иного, но только ради того, чтобы стать орудием, достойным славы Божией. И весь этот мир для тебя — словно некая написанная книга, повествующая о славе Божией, возвещающая собой тебе тайное и незримое величие Божие, тебе, имеющему ум к познанию истины. Итак, тщательно запомни сказанное.

1. «И благословил их Бог, и сказал: возрастайте и размножайтесь, и наполняйте землю». Есть два вида возрастания: одно — тела, другое — души. Возрастание души — это восхождение через знания к совершенству, а возрастание тела — это развитие от малого роста до нормального.

В самом деле, «возрастайте» сказано бессловесным животным в смысле телесного развития, в смысле совершенствования их природы. Когда же нам сказано «возрастайте», то подразумевался человек внутренний и его возрастание в Боге. Таков был Павел, устремленный вперед, предающий забвению (достигнутое) в прошлом. Это — совершенствование мировоззрения, укрепление благочестия, устремленность к лучшему, дабы мы всегда держались истинного бытия, к забвению достигнутого, чтобы стремиться к тому, чего недостает для благочестия. Так же поступал Исаак, о котором в Писании содержится такое свидетельство: «И возвеличивался человек сей и стал весьма великим» (Быт. 26, 13). Ибо он не отступал (от пути своего) и не останавливался, достигнув небольшого успеха, но большими шагами постоянно шел вперед, восходил делами добродетели: быстрой поступью прошел он через воздержание, достиг справедливости, а от нее поднялся к мужеству. Вот как, целеустремленно двигаясь, праведник достигает наивысшей точки добра. Итак, «возрастайте» возрастанием по Богу и совершенствованием по внутреннему человеку.

«Размножайтесь»: это (обращено) и к Церкви. Да не будет богословие для одного, но да будет проповедано Евангелие спасения по всей земле.

«Размножайтесь!» К кому это относится? К тем, кто родились согласно Евангелию.

«Наполняйте землю». Плоть, данную нам для служения, наполните добрыми делами. Да будет око исполнено созерцания того, что подобает. Да будет рука дополнена добрых дел, да будут ноги готовы посетить немощных, пусть они идут, куда следует . Пусть будут все наши члены в их совокупности полностью заняты заповеданными нам делами. Вот что значит «наполняйте землю».

Таким образом, эти слова относятся и к бессловесным, но они приобретают особый смысл для нас, обладающих образом, которого удостоены. Ибо они растут телесно, мы же — духовно; и одни наполняют землю своим множеством, а мы добрыми делами наполняем сопряженную с нами землю, то есть (осуществляем) телесное служение.

1. «Вот Я дал вам всякое дерево, которое имеет в себе плод, это будет вам в пищу». Пусть Церковь ничего не оставляет в небрежении: все есть закон. Не сказал (Бог): «Я дал вам в пищу рыб, дал вам скот, пресмыкающихся, четвероногих». (Писание) гласит, что не ради этого Он создал их. Но первое законодательство допустило вкушение плодов: ведь мы еще считались достойными рая.

Что означает для тебя скрывающаяся здесь тайна?

Вам и диким зверям, и птицам — плоды, говорит (Писание), а также зелень и травы: «вам в пищу и птицам небесным и всем диким зверям на земле». Однако мы видим, что многие из животных не питаются плодами. В самом деле, какой плод себе для пропитания берет пантера? А каким плодом можно накормить льва?

Но все же эти (существа) питались какими-то плодами, предназначенными законом природы. Когда же человек отклонился (от закона) и вышел за предназначенные ему пределы, Бог после потопа, зная неумеренность людей, позволил им употреблять в пищу все: «Все это вкушайте, как зелень травную». Этим разрешением и остальные живые существа получили беспрепятственный выбор в еде.

Итак, с того времени лев пожирает мясо, коршуны выжидают падаль. А ведь в те времена, когда родились животные, коршуны еще не выискивали (этого) на земле. Ведь еще ничто из того, что получило от Бога свое назначение и существование, не умерло, и коршуны не могли этим насыщаться. И в природе не было раздора, ибо она пребывала в полном цветении; охотники еще не губили (животных), ибо такого занятая (как охота) у людей еще не было. И звери никого не терзали, ибо не были плотоядны. У коршунов обычай кормиться трупами: тогда же не было еще ни трупов, ни трупного запаха и пища коршунов была иная. Но все жили, как лебеди, и кормились на лугах. Мы часто замечаем, как собаки едят траву в качестве лекарства, и это не потому, что такова их естественная пища; неразумные существа, движимые природным инстинктом, идут к тому, что им полезно. Из этого сделай заключение, что и в те времена плотоядные животные поступали таким же образом; они считали своей пищей траву и не нападали друг на друга.

1. Каким было первое творение, таким должно быть впоследствии восстановление. Человек возвращается к своему прежнему состоянию, отвергая порок, эту многосуетную жизнь, рабство души у житейских забот; отбросив все это, он снова обращается к райской жизни, избавленной от рабства плотским страстям, к жизни свободной в непосредственной близости к Богу, к жизни ангелоподобной.

Это мы сказали не потому, что желаем отказаться от пищи, которую дает нам Бог, а потому, чтобы восхвалить былое время, какой была жизнь, в какой степени она была свободна от (всякой) нужды, как мало требовалось людям для их жизни, и сколь прихотлив наш образ жизни, ведущий к греховности. Однажды лишенные подлинных райских наслаждений, мы стали выдумывать себе поддельную пищу. И так как мы уже не видим более древа жизни и с возвышенной душой не любуемся его красотой, то для услаждения нам даны повара и пекари, всевозможные печенья, ароматические вещества и другие подобного рода вещи, утешающие нас в нашем оттуда изгнании.

Так больные, изнуренные тяжелым недугом, не могут участвовать в обычных наслаждениях и получают от врачей подкрепление в виде ароматических и других подобных средств; поскольку они лишились наслаждения более твердой пищей, то потворствующие их чувствам врачи выдумывают больным средства, соответствующие их слабостям. А потому теперь, коль скоро мы стремимся подражать жизни райской, нам следует избегать чрезмерного наслаждения пищей и придерживаться, насколько это возможно, определенного образа жизни: использовать для поддержания жизни продукты земли, семена и твердые плоды, а все, что сверх того, отбросить как ненужное. И хотя Творец не сделал это неприемлемым, все же не стоит это предпочитать, даже если достигается удовольствие для тела.

1. «И почил Бог от всех дел своих в день седьмой». Пусть знатоки науки чисел и те, кто изучал подобного рода предметы и считает знания в этой области чем-то важным, скажут, что число «шесть» сродни сотворению мира по своей плодовитости, поскольку рождает из себя много числовых сочетаний и является совершенным в своих частях. Что же касается теорий о шестерке, излагаемых математиками в школьных рассуждениях, то пусть те, у кого есть досуг, говорят об этом особо. Пусть также говорят и о семерке, что в этом числе есть некая бесплодность, потому что число «семь» ничего из себя не рождает и само от другого не рождается. Чтобы избежать чрезмерного увлечения этим пространным предметом, я скажу о нем немного и перейду к тому, что легче для понимания.

Сведущие в этих вопросах пусть знают, что сокровище этих знаний заложено в нас. Вот почему именно здесь семена математики, если математика есть нечто важное. Поскольку эта наука порождена мудростью мира или сама есть мудрость мира, мы не собираемся хвастаться тем, что сами заимствовали кое-что из значительных трудов. И чтобы показать этим людям, что исследуемое ими со столь великим усердием в наших глазах презренно, обойдем молчанием изучение этих вопросов, к тому же теоретизирование по этому поводу не всем будет понятно. Но Церковь существует не для того, чтобы слушать отвлеченные рассуждения, а чтобы искать решения проблем домостроительства.

1. Итак, седьмой день, то есть суббота, был особенно почитаемым днем. Седьмое число было в почете у иудеев, на него приходились праздники кущей, труб и умилостивления. У них почитался седьмой год, называвшийся годом отпущения долгов. В эпоху, когда они владели землей обетованной, им разрешалось шесть лет обрабатывать землю, на седьмой же год надлежало довольствоваться тем, что произрастет само собой. Шесть лет еврей был рабом, а на седьмой год освобождался от рабства. На семидесятый год у них прекратился плен. Однако вернемся к нашему предмету.

Семь раз, как говорит (Писание), праведник упадет и встанет. Так постепенно семерка входит в наш обиход. Енох, седьмой от сотворения, не увидел смерти: это — тайна Церкви. Будучи седьмым после Авраама, Моисей получил закон, который явился изменением жизни, падением беззакония , введением справедливости, схождением Бога, благочинием в мире, законодательством того, что должно делать. В семьдесят седьмом поколении от Адама появился Христос.

1. Петр знал потаенный смысл семерки. «Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? До семи ли раз?» Петр знал тайну недостаточно; он еще не познал ее, так как был только учеником. «До семи ли раз?» Не пренебрегал семеркой и Учитель; что же касается ученика, то он сказал то, что знал. Господь несравненно превосходил его. «Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня?»

Почему он (Петр) не спросил: «Не до шести ли раз?», «Не до восьми ли раз?», а опросил: «До семи ли раз?» Почему Господь не ответил: «до ста сотен», но умножил число семь?

Ни Петр в своем вопросе не употребил другое число, ни Господь не вышел за пределы канона «семерки». Петр заметил, что эта традиция древняя, что семерка обозначает известное отпущение грехов, заключительный отдых, знаком коего является суббота, седьмой день после начала творения. Петр (дошел) до семи раз, Господь — до семижды семидесяти раз.

Грехи наказуются семь раз. Разве не сказано: «Всякому, убившему Каина, отомстится всемеро»? И здесь речь идет о семи, а, скажем, не о восьми. Почему?

Потерпи немного — и ты откроешь: тайну. Первое преступление наказывается семь раз. Вторым грехом было убийство, совершенное Ламехом. «Если за Каина отомстится всемеро, то за Ламеха — семьдесят раз всемеро». Если для Петра семикратное отпущение восходит к наказанию Каина, то снисхождение от Господа отпускать (грехи) до семижды семидесяти раз соответствует осуждению Ламеха семьдесят раз всемеро. Как ни велико прегрешение, столь же велико и милосердие. Там, где прегрешение невелико, невелико и отпущение, ибо кому мало оставляется, тот и мало любит. «Где умножился грех, стала преизобиловать благодать». В чем же, однако, тайна? Восьмым днем называют то время суда, когда грешник будет наказан всемеро, а совершивший тяжелое преступление — семьдесят раз всемеро. Праведнику воздается всемеро, а сверхправеднику — семьдесят раз всемеро. Ныне по человеколюбию Божию мы постигаем грядущее гадательно, тогда же, во время пришествия, истина предстанет светлой и прозрачной: она покажет, кто чего достоин. Итак, Господь дарует нам, грешникам, семикратное отпущение грехов, сжалившись над нами ради нашей исповеди и раскаяния. Вот почему, зная этот страшный день и предоставленную грешникам возможность расплатиться со своими долгами, давайте путем раскаяния заранее предложим воздаяние, соответствующее долгу, совершенным проступкам, и уничтожим наши грехи, чтобы избежать тогда (в день суда) гнетущего обилия долгов. Итак, скажем, что теперь седьмой день перед тем восьмым днем расплаты (за грехи) века сего.

1. «И почил Бог от дел Своих». В этот день нет в мире больше ни работы, ни свадеб, ни торговых сделок; не производится сельских работ, но вся земля в оцепенении, тварь в смятении, все в поте лица. Даже праведники будут в тревоге о том, какой жребий им выпадет. Даже Авраам тогда будет испытывать страх, не потому, что и он может быть осужден в геенну, а в ожидании определения, и какой чин праведников он будет поставлен: в первый, второй или третий: Господь сходит с небес, а сами небеса разверзаются, все могущество обнаруживается, вся тварь содрогается. Кто свободен от страха? Даже ангелы (в трепете)! Хотя они присутствуют не для того, чтобы дать ответ Богу, однако славное явление всем внушает трепет. Не слышишь ли, что говорит Исаия: «Если бы Ты расторг небеса, перед лицом Твоим потряслись бы горы». В тот день замерзнут моря, прекратится творение, природа замрет. Всякое обращение к словам бессмысленно перед лицом Того, Кто грядет с неба. Тогда восхитят праведников, а колесницей праведникам послужат облака; тогда провожатыми праведников будут ангелы, тогда праведники вознесутся от земли на небо, подобно звездам. Грешники же, в оковах, под бременем своих грехов ниспадут в преисподнюю со своей нечистой совестью.***

Тот седьмой день прообразуется этим седьмым днем: «И почил Бог от всех дел Своих». В этот день уже не должно быть места чрезмерным житейским попечениям. Улеглись юношеские страсти, пет стремления к браку, нет желания родить детей, нет беспокойства о золоте, ты, сребролюбец, забыл о своей мошне; ты, землевладелец, забыл о земельных владениях; ты, честолюбец, забыл о славе. Все это вылетело из мыслей. Душа находится пред Тем, Кто внушает страх; она (объята) ожиданием грозящих ужасов. Страх изгоняет все страстные помыслы, поселившиеся в наших душах. Там, где присутствует страх Божий, исчезают все пятна страстей из наших мыслей. Таков этот седьмой день — отпечаток того седьмого дня.

1. «Взял Бог прах от земли и вылепил Бог человека». Сотворение мира не было закончено. Повествование не прерывается вставкой рассказа о том, что касается нас, но сказано: «Сотворил Бог человека и почил от всех дел Своих». И когда Он предался покою, (Писание) осведомляет нас о том, как именно сотворил Бог: «Взял Бог прах от земли».

Когда ты слышишь слово «прах», научайся бесстрашию. Не суди о человеке по его наружности. Что ты так гордишься? Когда посетят тебя помыслы, подобные червоточине и смущающие сердце, проникайся воспоминаниями о творении, о том, как ты сотворен: «Взял Бог прах от земли и вылепил Бог человека». Когда ты можешь забыть о себе самом? Ты тогда забываешь о себе, когда отрываешься от земли, а если ты никогда не отделяешься от земли, но сросся с землей, то ты ходишь по земле, отдыхаешь на земле, судишься на земле. Чего бы ты на земле ни делал великого или малого, тебе всегда сопутствует напоминание о твоей незначительности.

Ты горделив и вспыльчив? Откуда у тебя гнев? От недостатка в уважении? Тебе невыносимо слышать о своем скромном происхождении? В тебе тотчас закипает гнев? Ты тщишься выразиться хуже того, что услышал? Опусти взор — и прекратится у тебя гнев. Посмотри на землю и подумай: он сказал, что я, происшедший из земли, низок по происхождению. Он сказал менее значительное по сравнению с тем, чем я являюсь; ведь он не сказал, что я от земли, но сказал, что — от человека. Насколько человек, обладающий душой, достоин большей чести, чем попираемая земля! Я же смотрю на землю, как на древнюю мать, поэтому родиться от раба не позор, а честь, поскольку родился имеющим душу. Тот, кто думал меня оскорбить, сам того не зная, скорее оказал мне честь, чем оскорбил. Я же, со своей стороны, имею понятие о своей природе, знаю, кто я и откуда явился.

Таким образом, память о том, что мы произошли из земли, никогда не позволяет нашему гневу пробуждаться. Да будет спутницей разуму земля, вечно сущая и напоминающая о себе!

1. Всякий раз, когда ты бежишь, гонимый страстью, ты бежишь по земле. Вспомни, как ты явился (в мир); если ты осознаешь, что обратишься в землю, то безумство твоей страсти прекратится. «Ты — земля и в землю возвратишься». Вспомни, что этих членов, в которых теперь пульсирует кровь, скоро не будет, как не станет и нынешней плотской страсти, ибо члены распадутся и обратятся в землю. Вспомни о (своей) природе — и прекратится всякое стремление к пороку. Да будет нам это воспоминание предостережением от всякого греха.

«Вылепил Бог человека, прах от земли». Прекрасное умаление, и воспоминание об этом сообразно природе. Если бы (Писание) сказало: «Бог вылепил человека, взяв (нечто) от неба», то когда бы мы взглянули на него (небо), чтобы вспомнить о (своей) природе? Напоминание о нашем ничтожестве находится под нашими руками и ногами. Наклонись к земле и пойми, что ты создан из того, что родственно земле и что в тебе низменно. Что есть на свете более жалкого, чем мы? Что способно унизить нас более чем мы сами?

Не видел ли ты какого-нибудь гордеца, облаченного в пестрые одежды, со сверкающим перстнем на руке, с драгоценным камнем — предметом его гордости, одетого в шелковые ткани, имеющего слуг, отрастившего длинные да к тому же рыжие волосы, шествующего важно и чинно, носящего золотые ожерелья, восседающего на серебряном троне, величественного в манерах, кичливого, высокомерно говорящего перед толпой слуг и льстецов, которых он всюду таскает за собой? Не видел ли ты его за роскошной трапезой, во время приветствий, которые расточают ему все в общественных местах: одни — поднимаясь со своих скамей, другие — идя навстречу, третьи — сопровождая его, а иные — беря на себя роль охранителей порядка? Когда ты видишь, как выступают эти властители, перед которыми идет с громким криком глашатай; когда ты видишь, как одного они запугивают, другого предают пытке, у одного конфискуют имущество, другого предают смерти, не страшись того, что видишь, при (подобных) событиях, не пугайся того, кто их вызвал; пусть воображение не лишает тебя разума. Вспомни, что Бог вылепил человека, прах от земли. Если это не так, страшись, если же этот человек — прах от земли, презирай его.

1. «И вылепил Бог человека». Выражение «вылепил» вовсе не раскрывает нам процесс действия Бога по отношению к человеку. «Вылепил Бог». Не вылепил ли Он так, как лепят из глины или как отливают из меди? Но лепка статуи и отливка гипса воспроизводят только внешнюю сторону. Ты, наверное, заметил, что всякая статуя выражает характерные черты. Статуя воина выражает храбрость; бронзовая фигура, которой придана форма женщины, передает женственность; или же статуя выражает что-то иное, насколько искусство способно через подражание воспроизводить характерные черты нрава.

Лепка, осуществляемая Богом, совсем иная. Он вылепил человека, и Его творческая сила, начиная изнутри, расположила в строгом порядке все внутренние органы. Если бы у меня было достаточно свободного времени, чтобы объяснить тебе строение человека, ты на своем собственном примере постиг бы Божественную мудрость, (проявленную) в тебе, ибо человек — это поистине микрокосм (малый мир), и правильно поступили те, кто назвал его этим именем. Сколько исследований посвящено этому вопросу! Труды медиков по физиологии, составленные учителями гимнастики руководства, где говорится о соотношении частей тела, об их симметричности и о распределении мышц, — все это свидетельствует о лепке человека. Где я найду такие слова, которыми с точностью мог бы передать, как много содержится в одном только выражении: «Он вылепил»? Что касается общедоступного, то это ты сам знаешь, даже если я об этом ничего не скажу.

1. Бог создал человека стоящим прямо. Прямое положение Он даровал тебе как преимущество над остальными живыми существами.

— Почему?

— Потому что Он был намерен даровать тебе и исключительную способность. Все остальные живые существа — это скоты, их телесное устройство соответствует тому, ради чего они произведены на свет. Скот родился, чтобы пастись, поэтому голова его наклонена вниз, а взор обращен к желудку и к тому, что под желудком, поскольку предел счастья для скота — наполнение желудка и наслаждение. Человек же не смотрит на свой желудок, его голова находится наверху и посажена прямо, дабы взирать на родственную человеку высоту. Глаза его не опущены к земле. Так не поступай же вопреки природе. Приковывай свой взор не к земному, а к небесному, где находится Христос. «Если вы воскресли с Христом, — гласит Писание, — то ищите горнего, где Христос». Вот как тебя вылепили. Сама эта лепка поучает тебя цели, ради которой ты рожден. Ты родился, чтобы взирать Бога, а не ползать по земле; не наслаждаться удовольствиями скотов, а готовить себя к Царству Небесному. Именно поэтому «у мудреца глаза на голове его», как говорит мудрый Екклесиаст. А у кого глаза не на голове? «На голове» — это для того, чтобы созерцать горнее. Напротив, кто созерцает не горнее, а земное, того взор устремлен к земле.

1. Глаза имеют округлую форму. Голова находится на плечах, но не скрывается в них, чтобы не была принижена, она покоится на достойном возвышении — на шее. Наверху — голова, наверху — и два смотрящих глаза.

Не достаточно ли было бы мне одного глаза?

Но два глаза могут заменять друг друга, чтобы при повреждении одного другой мог прийти на помощь. Кроме того, зрение одним глазом слабое; напротив, образующийся из двух источников (зрительный) отпечаток делается более отчетливым. Взгляды, направленные вперед, скользят вдоль стенок носа, а выйдя за их пределы, соединяются воедино. Подобно водному потоку, два взгляда выходят из двух источников (зрения), — один — из одного, другой — из другого, — но вскоре, сливаясь, объединяются. Взгляд же, ставший единым, естественно, сильнее.

Что же служит доказательством того, что взгляд становится единым?

Не замечаешь ли, что старики не видят того, что находится вблизи? Поскольку раздвоенный взгляд слабый, то он не видит того, что близко. А там, где взгляды сливаются воедино, происходит как бы зрительное наводнение, при котором восприятие чувственных вещей становится более отчетливым.

А сколько защитников находится вокруг глаз?

Внутри оболочка (χιτων), но ее недостаточно: ведь она не могла быть плотной. Если бы она была плотной, то служила бы помехой зрению. Она должна была быть прозрачной и легкой. Во всяком случае, одна оболочка прозрачная, другая — тонкая; одна — кристалловидная, другая — роговидная; наружная — более толстая, внутренняя — более тонкая, чтобы не мешать проходу (взгляда). А третья — кристалловидная, чтобы и образ запечатлевать, и быть прозрачной. Защитой служит веко; это — покров и завеса, своего рода жилище и убежище. Загораживать (глаза) может и рука. Но в ожидании, пока она поднимется, глаз может потерять зрение. Веко же расположено совсем близко к глазу, находится над ним. Едва оно почувствует опасность, как сразу же защищает глаз как завеса. Вот почему, зрачок, находящийся под защитным покровом, всегда трудно задеть. Из всех наших органов только глаз, скрывшись под покровом века, хочет остаться недоступным. Его окружают ресницы. Для чего?

Чтобы смыкание верхнего и нижнего века совершалось точнее, ибо ресницы, как шнурки, перекрещиваются друг с другом. Кроме того, они отгоняют мелких насекомых и не позволяют пыли садиться на зрачок, который по разным причинам может потерять зрение. Это — своего рода охрана, расставленная вокруг нас ресницами. Охрана эта приятна на вид внешними очертаниями и приносит пользу.

Бровь, нависающая над глазом, представляет собой своеобразное возвышение для направления взгляда по прямой линии.

Каково доказательство этого? Когда ты хочешь посмотреть вдаль и, согнув руку, приставляешь ее к бровям, ради чего ты так делаешь? Ради того, чтобы направленный ввысь взгляд случайно не рассеивался, но при помощи приложенной руки получал нужное направление и устремлялся вперед и, чтобы скорректированное таким образом зрение было более точным и острым. Благодаря прикладыванию руки взгляд направляется по нужному пути. Брови же одновременно и направляют взгляд, и не позволяют выступившему при тяжелой работе поту капать (на глаза) и мешать зрению. Вот почему брови служат своего рода защитной стеной.

Какой виноградарь может так удачно расположить свой виноградник, оградив его валом, чтобы чужому нельзя было забраться, и чтобы это место было недоступно окружающим его водным потокам, как это сделал Господь, устроив ограду из бровей? Как заботливо начертал Он их контуры ради нашего блага, распределив по обе стороны носа, исходящими из единого сочленения, чтобы пот стекал по краям (лица) и не причинял неудобства земледельцу, и чтобы не нужно было отрывать руку от виноградника для вытирания пота; между тем как пот стекает по своим собственным путям, ибо Творец с самого начала указал каналы для отекания вниз, глаз может беспрепятственно осуществлять свое назначение.

1. Если бы мы захотели сказать только о том, с каким искусством Бог все в нас устроил, нам бы не хватило полного дня. Но и по одному приведенному примеру вы можете составить представление о целом. Нас же отпустите с молитвами в необходимый путь, который мы поспешно предприняли, дабы возвратиться к вам здравыми и невредимыми и отдать вам оставшийся долг благодатию все о нас устроившего Господа, сотворившего нас по милости Своей, ибо Ему слава во веки веков. Аминь.

Беседы на псалмы

Беседа на первую часть первого псалма

«Всяко Писание богодухновенно и полезно есть» (2 Тим. 3, 16), для того написано оно Духом Святым, чтобы в нем, как в общей врачебнице душ, все мы, человеки, находили врачевство - каждый от собственного своего недуга. Ибо сказано: «Изцеление утолит грехи велики» (Еккл. 10, 4). Но иному учат Пророки, иному бытописатели; в одном наставляет закон, а в другом - предложенное в виде приточного увещания; книга же псалмов объемлет в себе полезное из всех книг. Она пророчествует о будущем, приводит на память события, дает законы для жизни, предлагает правила для деятельности. Короче сказать, она есть общая сокровищница добрых учений и тщательно отыскивает, что каждому на пользу. Она врачует и застарелые раны души, и недавно уязвленному подает скорое исцеление, и болезненное восставляет, и неповрежденное поддерживает; вообще же, сколько можно, истребляет страсти, какие в жизни человеческой под разными видами господствуют над душами. И при сем производит она в человеке какое-то тихое услаждение и удовольствие, которое делает рассудок целомудренным.

Дух Святый знал, что трудно вести род человеческий к добродетели и что, по склонности к удовольствию, мы не радеем о правом пути. Итак, что же Он делает? К учениям примешивает приятность сладкопения, чтобы вместе с усладительным и благозвучным для слуха принимали мы неприметным образом и то, что есть полезного в слове. Так и мудрые врачи, давая пить горькое лекарство имеющим к нему отвращение, нередко обмазывают чашу медом. На сей-то случай и изобретены для нас сии стройные песнопения псалмов, чтобы и дети возрастом или вообще не возмужавшие нравами по видимому только пели их, а в действительности обучали свои души. Едва ли кто из простолюдинов, особливо нерадивых, пойдет отсюда, удобно удержав в памяти апостольскую и пророческую заповедь, а стихи из псалмов и в домах поют, и на торжищах возглашают. И если бы кто, как зверь, рассвирепел от гнева, - как скоро усладится слух его псалмом, пойдет прочь, немедленно укротив в себе свирепость души сладкопением.

Псалом - тишина душ, раздаятель мира; он утишает мятежные и волнующиеся помыслы; он смягчает раздражительность души и уцеломудривает невоздержность. Псалом - посредник дружбы, единение между далекими, примирение враждующих. Ибо кто может почитать еще врагом того, с кем возносил единый глас к Богу? Посему псалмопение доставляет нам одно из величайших благ - любовь, - изобретя совокупное пение вместо узла к единению и сводя людей в один согласный лик.

Псалом - убежище от демонов, вступление под защиту Ангелов, оружие в ночных страхованиях, упокоение от дневных трудов, безопасность для младенцев, украшение в цветущем возрасте, утешение старцам, самое приличное убранство для жен.

Псалом населяет пустыни, уцеломудривает торжища. Для нововступающих это начатки учения, для преуспевающих - приращение ведения, для совершенных - утверждение; это глас Церкви. Он делает празднества светлыми, он производит «печаль, яже по Бозе». Ибо псалом и из каменного сердца вынуждает слезы. Псалом - занятие Ангелов, небесное сожительство, духовный фимиам. Это - мудрое изобретение Учителя, устроившего, чтобы мы пели и вместе учились полезному. От сего и уроки лучше напечатлеваются в душах. Ибо с принуждением выучиваемое не остается в нас надолго, а что с удовольствием и приятностью принято, то в душах укореняется тверже.

Чему же не научишься из псалмов? Не познаешь ли отсюда величие мужества, строгость справедливости, честность целомудрия, совершенство благоразумия, образ покаяния, меру терпения и всякое из благ, какое не наименуешь? Здесь есть совершенное богословие, предречение о пришествии Христовом во плоти, угроза судом, надежда воскресения, страх наказания, обетования славы, откровения Таинств. Все, как бы в великой и общей сокровищнице, собрано в книге псалмов, которые из многих музыкальных орудий Пророк приспособил к так называемому псалтирю, давая тем, как кажется мне, разуметь, что в нем издает гласы благодать, подаваемая свыше - от Духа, потому что в этом одном из музыкальных орудий источник звуков находится вверху. В цитре и в литавре внизу звучит медь под смычком, а псалтирь источник гармонических ладов имеет вверху, чтобы и мы заботились искать Горнего, приятностью пения не увлекались в плотские страсти. Притом пророческое слово, как думаю, глубокомысленно и премудро, самым устройством сего орудия показало нам, что люди с прекрасною и благонастроенною душою удобно могут восходить к Горнему.

После сего рассмотрим и начало псалмов.

(1) «Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых.»Строители домов, возводя в высоту огромные здания, и основания полагают соразмерно высоте. И кораблестроители, приготовляя корабль к поднятию больших грузов, укрепляют подводную часть, соображаясь с тяжестью нагружаемых товаров. И при рождении животных сердце, которое естественно образуется прежде всего, получает от природы устройство, приличное будущему животному, почему телесная ткань образуется вокруг сердца соразмерно собственным началам, и отсюда происходят различия в величине животных.

Но что значат основание в доме, подводная часть в корабле и сердце в теле животного, такую же силу, кажется мне, имеет и это краткое предисловие в отношении к целому составу псалмов. Поскольку псалмопевец, с продолжением слова, намерен увещевать ко многому такому, что трудно и исполнено бесчисленных подвигов и усилий, то он подвижникам благочестия предварительно указывает на блаженный конец, чтобы мы в чаянии уготованных нам благ беспечально переносили скорби настоящей жизни. Так и для путешественников, идущих по негладкому и неудобопроходимому пути, облегчается труд ожидаемым ими удобным пристанищем, и купцов отважно пускаться в море заставляет желание приобрести товары, и для земледельцев делает неприметными труды надежда плодородия. Посему и общий Наставник в жизни, Великий Учитель, Дух Истины премудро и благоискусно предложил наперед награды, чтобы мы, простирая взор далее тех трудов, которые под руками, поспешили мыслью насладиться вечными благами.

«Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых. »Итак, есть истинное благо, которое в собственном и первоначальном смысле должно назвать блаженным; и это есть Бог. Почему и Павел, намереваясь упомянуть о Христе, говорит: «По благовестию славы блаженнаго Бога» (1 Тим. 1, 11); « ждуще блаженнаго упования и явления славы великаго Бога и Спаса нашего Иисуса Христа» (Тит.2, 13). Ибо подлинно блаженно сие Источное Добро, к Которому все обращено, Которого все желает, сие неизменяемое Естество, сие владычественное Достоинство, сия безмятежная Жизнь, сие беспечальное Состояние, в Котором нет перемен, Которого не касаются превратности, сей приснотекущий Источник, сия неоскудевающая Благодать, сие неистощимое Сокровище.

Но невежественные люди и миролюбцы, не зная природы самого добра, часто называют блаженным то, что не имеет никакой цены: богатство, здравие, блистательную жизнь - все, что по природе своей не есть добро, потому что не только удобно изменяется в противоположное, но и обладателей своих не может сделать добрыми. Ибо кого сделало справедливым богатство или целомудренным здоровье! Напротив того, каждый из сих даров злоупотребляющему им часто способствует ко греху. Посему блажен, кто приобрел достойное большей цены, кто стал причастным благ неотъемлемых. Но по чему узнаем о нем сие? Это тот, «иже не иде на совет нечестивых».

И прежде нежели скажу, что значит не идти на совет нечестивых, намерен я решить для вас вопрос, здесь представляющийся. Спросите: для чего Пророк берет одного мужа и его называет блаженным? Ужели из числа блаженных исключил он жен? Нет, одна добродетель для мужа и жены, как и творение обоих равночестно, а потому и награда обоим одинакова. Слушай, что сказано в книге Бытия: «И сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его: мужа и жену сотвори их» (Быт. 1, 27). Но в ком природа одна, у тех и действования те же, а чьи дела равны, для тех и награда та же. Итак, почему же псалмопевец, упомянув о муже, умолчал о жене? Потому что при единстве естества почитал достаточным для обозначения целого указать на преимущественное в роде.

Посему «блажен муж, иже не иде на совет нечестивых». Смотри, какая точность в словах и скольких каждое речение исполнено мыслей. Не сказал: «Иже не ходит на совет нечестивых», но: «Иже не иде». Кто еще в живых, того нельзя назвать блаженным, по неизвестности окончания его жизни, но кто исполнил возложенные на него обязанности и заключил жизнь неукоризненным концом, того безопасно уже можно назвать блаженным. Почему же «блажени... ходящии в законе Господни» (Пс.118,1)? Здесь Писание называет блаженными не ходивших, но еще ходящих в законе. Это потому, что делающие добро за самое дело достойны одобрения, а избегающие зла заслуживают похвалу не тогда, как они раз или два уклонятся от греха, но тогда, как возмогут навсегда избежать искушения во зле.

Но по связи понятий открывается нам и другое затруднение. Почему псалмопевец называет блаженным не преуспевающего в добродетели, но не соделавшего греха? В таком случае и конь, и вол, и камень могли бы назваться блаженными. Ибо какое неодушевленное существо стояло «на пути грешных?» Или какое бессловесное сидело «на седалищи губителей?» Но потерпи немного, и найдешь врачевство. Пророк присовокупляет: «Но в законе Господни воля его» (Пс. 1, 2). Поучение же в законе Божием принадлежит только разумному существу. А мы скажем и то, что начало к усвоению доброго есть удаление от злого. Ибо сказано: «Уклонися от зла, и сотвори благо» (Пс. 36, 27).

Итак, премудро и благоискусно приводя нас к добродетели, псалмопевец удаление от греха положил началом добрых дел. А если бы он вдруг потребовал от тебя совершенства, то, может быть, ты и замедлил бы приступить к делу. Теперь же приучает тебя к более удобоприступному, чтобы ты смелее взялся за прочее. И я сказал бы, что упражнение в добродетели уподобляется лествице, той именно лествице, которую видел некогда блаженный Иаков, одна часть которой была близка к земле и касалась ее, а другая простиралась даже выше самого Неба. Посему вступающие в добродетельную жизнь должны сперва утвердить стопы на первых ступенях и с них непрестанно восходить выше и выше, пока, наконец, через постепенное преспеяние не взойдут на возможную для человеческого естества высоту. Посему как первоначальное восхождение по лествице есть удаление от земли, так и в жизни по Богу удаление от зла есть начало преспеяния.

Вообще же, всякое бездействие гораздо легче какого бы то ни было дела. Например, «не убий, не прелюбы сотвори, не укради» (Исх.20, 13-15); каждая из сих заповедей требует только бездействия и неподвижности. «Возлюбиши искренняго твоего яко сам себе » (Мф.19,19); «продаждь имение твое и даждь нищим» (Мф.19, 21); «аще кто тя поймет по силе поприще едино, иди с ним два» (Мф.5,41) - вот уже действия, приличные подвижникам, и к совершению их потребна уже душа мужественная. Посему подивись мудрости того, кто чрез более легкое и удобоприступное ведет нас к совершенству.

Псалмопевец предложил нам три условия, требующие соблюдения: не ходить «на совет нечестивых», не стоять «на пути грешных, » не сидеть «на седалищи губителей». Следуя естественному ходу дел, он внес этот порядок и в сказанное им. Ибо сперва начинаем обдумывать намерение, потом подкрепляем его, а после того утверждаемся в обдуманном. Посему первоначально должно назвать блаженною чистоту наших помышлений, потому что корень телесных действий составляют сердечные совещания. Так, любодеяние воспламеняется сперва в душе сластолюбца, а потом производит телесное растление. Посему и Господь говорит, что внутри человека оскверняющее его (см.: Мф.15,18). Поскольку же грех против Бога называется в собственном смысле нечестием, то никогда не допустим в себе сомнений о Боге по неверию. Ибо значит уже пойти «на совет нечестивых», ежели скажешь в сердце своем: "Есть ли Бог, всем управляющий? Есть ли Бог, на Небе распоряжающийся всем порознь? Есть ли суд? Есть ли воздаяние каждому по делам его? Для чего праведные живут в нищете, а грешные богатеют? Одни немощны, а другие наслаждаются здравием? Одни бесчестны, а другие славны? Не самослучайно ли движется мир? И не случай ли неразумный без всякого порядка распределяет каждому жребий жизни?" - Если так помыслил ты, то пошел «на совет нечестивых». Посему блажен, кто не дал в себе места сомнению о Боге, кто не впал в малодушие при виде настоящего, но ожидает чаемого, кто о Создавшем нас не возымел недоверчивой мысли.

Блажен и тот, кто не стал «на пути грешных». Путем называется жизнь, потому что каждый из рожденных поспешает к концу.

Как сидящие на корабле без всякого усилия несутся ветром к пристани, и хотя сами того не чувствуют, однако же бег корабля приближает их к цели, так и мы с протекающим временем жизни нашей, как бы некоторым непрерывным и непрестанным движением в незаметном течении жизни, увлекаемся каждый к своему пределу. Например, ты спишь, а время утекает от тебя. Ты бодрствуешь, и мысль твоя занята, но вместе и жизнь тратится, хотя и убегает это от нашего чувства. Все мы, человеки, бежим по какому-то поприщу, и каждый из нас спешит к своей цели, поэтому все мы в пути. И таким образом можешь составить себе понятие о сем пути. Ты путник в этой жизни, все проходишь мимо, все остается позади тебя: видишь на пути растение или траву, или воду, или другое что, достойное твоего зрения, полюбовался недолго и пошел дальше. Опять встречаешь камни, пропасти, утесы, скалы, пни, а иногда зверей, пресмыкающихся гадов, терние или иное что, неприятное, поскорбел недолго и потом оставил.

Такова жизнь, она не имеет ни удовольствий постоянных, ни скорбей продолжительных. Не твоя собственность этот путь, но и настоящее также не твое. У путников такой обычай: как скоро первый сделал шаг, тотчас за ним заносит ногу другой, а за этим и следующий. Смотри же, не подобна ли сему и жизнь? Ныне ты возделывал землю, а завтра будет ее возделывать другой, после же него еще другой. Видишь ли эти поля и великолепные здания? Сколько раз каждое из них со времени своего существования переменяло имя! Называлось собственностью такого-то, потом переименовано по имени другого, перешло к новому владельцу, а теперь стало именоваться собственностью еще нового. И так жизнь наша не путь ли, на который вступают то те, то другие и по которому все один за другим следуют? Посему «блажен, иже... на пути грешных не ста».

Что же значит «не ста? » Человек, находясь в первом возрасте, еще ни порочен, ни добродетелен, потому что сей возраст не способен ни к тому, ни к другому состоянию. Но когда разум в нас созрел, тогда сбывается написанное: «Пришедшей же заповеди, грех убо оживе, аз же умрох» (Рим.7,9-10). Ибо возникают лукавые помыслы, рождающиеся в душах наших от плотских страстей. Действительно, заповедь пришла, то есть приобретено познание добра, и если она не преодолеет худого помысла, но попустит рассудку поработиться страстям, то грех ожил, умер же ум, сделавшись мертв чрез грехопадения. Посему блажен, кто не закоснел «на пути грешных», но благим разумом востек в жизнь благочестную.

Два есть пути, один другому противоположные, - путь широкий и пространный и путь тесный и скорбный. Два также путеводителя, и каждый из них старается обратить к себе. На пути гладком и покатом путеводитель обманчив - это лукавый демон, и он посредством удовольствий увлекает следующих за ним в погибель; а на пути не гладком и крутом путеводитель добрый Ангел, и он чрез многотрудность добродетели ведет следующих за ним к блаженному концу. Пока каждый из нас младенец и гоняется за тем, что услаждает его в настоящем, до тех пор нимало не заботится он о будущем. Но став уже мужем, когда понятия усовершились, он как бы видит, что жизнь перед ним делится и ведет то к добродетели, то к пороку; и часто обращая на них душевное око, различает, что свойственно добродетели и пороку.

Жизнь грешников показывает в себе все наслаждения настоящего века. Жизнь праведных являет одни блага будущего века. Путь спасаемых сколько обещает благ будущих, столько представляет трудов в настоящем. А жизнь сластолюбивая и невоздержная предлагает не ожидаемое впоследствии, но настоящее уже наслаждение. Посему всякая душа приходит в кружение и не может устоять среди помыслов. Когда приведет себе на мысль вечное, избирает добродетель, когда же обратит взор на настоящее, предпочитает удовольствие. Здесь видит прохладу для плоти, а там ее порабощение, здесь пьянство, а там пост, здесь необузданный смех, а там обильные слезы, здесь пляски, а там молитву, здесь свирели, а там воздыхания, здесь блуд, а там девство. Поскольку же истинное благо удобопостижимо разумом только чрез веру (ибо оно отдалено от нас - и око не видало его, и ухо о нем не слыхало), а сладость греха у нас под руками, и наслаждение вливается посредством каждого чувства, то тот блажен, кто не увлекся в погибель приманками удовольствия, но с терпением ожидает надежды спасения и при выборе того или другого пути не вступил на путь, ведущий ко злу.

«И на седалищи губителей не седе». О тех ли говорит седалищах, на которых покоим тела свои? И какое отношение дерева ко греху, так что седалища, которое было прежде занято грешником, мне должно бегать как чего-то вредного? Или надобно думать что под седалищем разумеется неподвижное и постоянное коснение в одобрении греха? Сего должно остерегаться нам, потому что ревностное коснение во грехе производит в душах некоторый неисправимый навык. Ибо застаревшаяся душевная страсть или временем утвержденное помышление о грехе с трудом врачуются или делаются совершенно неисцелимыми, когда навыки, как всего чаще случается, переходят в природу. Посему должно желать, чтобы нам даже и не прикасаться к злу.

А другой путь - тотчас по искушении бежать его, как удара, наносимого стрелком, по написанному у Соломона о злой жене: «Но отскочи, не замедли... ниже настави ока своего к ней» (Притч.9,18). И теперь знаю таких, которые в юности поползнулись в плотские страсти и до самой седины, по привычке к злу, пребывают во грехах. Как свиньи, валяясь в тине, непрестанно более и более облипают грязью, так и эти люди чрез сластолюбие с каждым днем покрывают себя новым позором. Итак, блаженное дело - и не помышлять о зле. Если же, уловленный врагом, принял ты в душу советы нечестия, не стой во грехе. А если и тому подвергся, не утверждайся во зле. Посему не сиди «на седалищи губителей».

Если ты понял, какое седалище разумеет Писание, а именно называет так продолжительное пребывание во зле, то исследуй, кого именует оно губителями. О моровой язве люди, сведущие в этом, говорят, что она, если прикоснется к одному человеку или скоту, чрез сообщение распространяется на всех приближающихся. Таково свойство этой болезни, что все друг от друга наполняются тою же немощью. Таковы и дела беззакония. Ибо, передавая друг другу болезнь, все вместе страждут недугом и вместе погибают.

Не случалось ли тебе видеть, как блудники сидят на торжищах, осмеивают целомудренных, рассказывают свои срамные дела, свои занятия, достойные тьмы, и перечисляют случаи своего бесчестия как подвиги или другие какие доблести? Это губители, которые стараются собственный свой порок передать всем и усиливаются сделать многих себе подобными, чтобы избежать поношения, когда пороки будут общими. Огонь, коснувшись удобосгораемого вещества, не может не охватить всего этого вещества, особенно если подует сильный ветер, который переносит пламень с одного места на другое. Так и грех, прикоснувшись к одному человеку, не может не перейти ко всем приближающимся, когда раздувают его лукавые духи. Так, дух блуда не ограничивается тем, чтобы подвергнуть бесчестию одного, но тотчас присоединяются товарищи: пиры, пьянство, срамные повести и непотребная женщина, которая вместе пьет, одному улыбается, другого соблазняет и всех распаляет к тому же греху. Ужели мала эта зараза, маловажно такое распространение зла?

А подражающий лихоимцу или человеку, который другим каким-нибудь пороком достиг значительной власти в обществе, стал правителем народов или военачальником и потом предался самым постыдным страстям, - ужели подражающий ему не приемлет в душу свою пагубы, обратив в свою собственность порок того, кому подражает? Блистательное положение в свете показывает вместе с собою и жизнь людей, поставленных на виду. Воины всего чаще подражают военачальникам, живущие в городах берут для себя примеры с начальствующих; и вообще, когда многие почтут достойным подражания порок одного человека, тогда справедливо и прилично будет сказать, что от него распространяется в жизни какая-то пагуба душ. Ибо грех в лице именитом многих поползновенных привлекает подражать тому же. И поскольку один от другого заимствует повреждение, то о таковых людях говорится, что они губят души. Итак, не сиди «на седалищи губителей», не участвуй в собрании людей, повреждающих нравственность и пагубных, не оставайся в обществе советников на зло!

Но слово мое доселе медлит на одном предисловии, между тем примечаю, что обилие его превзошло должную меру так, что и вам нелегко соблюсти в памяти, если бы сказано было больше, и мне трудно продолжать служение слову, потому что по врожденной немощи недостает у меня голоса. Но хотя и недосказано то, о чем мы говорили, хотя, показав, что должно бегать зла, умолчал я о том, как усовершаться посредством добрых дел, впрочем, предложив настоящее благосклонному вниманию, обещаю, при Божьей помощи, восполнить и недостающее, если только не наложено будет на меня совершенного молчания. Да дарует же Господь и нам награду за сказанное, и вам плод от того, что слышали, по благодати Христа Своего, так как Ему слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа на псалом седьмой

(1) «Псалом Давиду, егоже воспет Господеви о словесех Хусиевых, сына Иемениина». Надписание седьмого псалма по видимому противоречит несколько повествуемому в книгах Царств, где написано о Давиде, ибо там повествуется о Хусии, первом друге Давидовом (см.: 2 Цар. 15, 32), и о сыне Арахиином, а здесь Хусий, сын Иемениина. Но как этот Хусий не Иемениин сын, так из упоминаемых там нет и другого Хусия, сына Иемениина. Не за то ли разве назван сыном Иеменииным, что оказал великое мужество и доблестный подвиг, когда под видом друга приходил к Авессалому и разорил совет Ахитофела, предлагавшего мнение, приличное человеку весьма оборотливому и знающему военное дело? Ибо сын Иемениин в переводе значит сын десницы. Когда же Ахитофел советовал нимало не отлагать дела, но немедленно напасть на отца, еще не готового к сражению, Хусий не допустил, чтобы принят был совет Ахитофелов, «яко да наведет», так сказано, «Господь на Авессалома злая вся» (2 Цар. 17, 14). Но напротив того, чтобы Давиду дать время собрать свои силы, рассудил он уверить их в пользе отсрочки и замедления, чем и угодил Авессалому, который сказал: « Благ совет Хусия Арахиина, паче совета Ахитофелева» (2Цар.17,14).

Между тем через священников Садока и Авиафара дал он знать Давиду о распоряжениях Авессалома и требовал, чтобы Давид не оставался на ночь в Аравофе пустыне, но спешил переходом. Поскольку же чрез этот добрый совет стал он правою рукою Давида, то получил наименование от доблестного своего дела и потому назван был сыном Иеменииным, то есть сыном десницы. А в Писании есть обыкновение порочным давать имя чаще по греху, нежели по отцу, и добрых сынов именовать по отличающей их добродетели... Так апостол Павел именует диавола сыном погибели: «Аще не... открыется человек беззаконния, сын погибели » (2Сол. 2,3). И в Евангелии Господь Иуду назвал сыном погибельным, сказав: «Никтоже... погибе, токмо сын погибельный» (Ин.17,12). Образованных же в боговедении наименовал чадами премудрости, сказав: «И оправдися премудрость от чад своих » (Мф.11, 19). И еще говорит: «Аще... будет ту сын мира» (Лк. 10, 6). Посему не удивительно, если и теперь умолчано о плотском родителе первого друга Давидова; наименован же он сыном десницы, получив это приличное ему имя по своему деянию.

(2) «Господи Боже мой, на Тя уповах, спаси мя. » Подумаешь, что слова просты, что кому бы то ни было можно в прямом смысле сказать: «Господи Боже мой, на Тя уповах, спаси мя. » А на деле, может быть, и не так. Кто надеется на человека или насыщается чем-нибудь другим житейским, например, могуществом или деньгами, или чем иным из почитаемого у людей блистательным, тот не может сказать: «Господи Боже мой, на Тя уповах. » Ибо есть заповедь не надеяться на князей, и сказано: «проклят человек, иже надеется на человека» (Иер.17, 5). Не должно воздавать как Божескую честь чему-либо кроме Бога, так и надеяться на другого кроме Бога, Господа всяческих. Сказано: «Крепость моя и пение мое Господь» (Пс.117, 14).

Почему же Пророк молится, чтобы его сперва спасти от гонящих, а потом - избавить? Знак препинания сделает речь ясною: «спаси мя от всех гонящих мя, и избави мя: (3) да не когда похитит яко лев душу мою. » Что же за различие между спасением и избавлением? То, что в спасении собственно имеют нужду немощные, а в избавлении - содержимые в плену. Посему кто имеет в себе немощь, но в себе же находит и веру, тот собственною верою направляется к спасению, ибо сказано: «Вера твоя спасе тя» (Лк. 7, 50), и еще: « Яко веровал еси, буди тебе» (Мф.8, 13). А кто требует избавления, тот ожидает, чтобы другие за него представили должную цену. Посему тот, кому угрожает смерть, зная, что один Спаситель и один Искупитель, говорит: «На Тя уповах, спаси мя »от немощи «и избави мя »от плена.

Думаю же, что о мужественных Божиих подвижниках, которые чрез всю свою жизнь довольно боролись с невидимыми врагами, когда избежат всех их гонений, находясь при конце жизни, князь века сего изведывает, чтобы удержать их у себя, если найдутся на них раны, полученные во время борьбы, или какие-нибудь пятна и отпечатки греха. А если будут найдены неуязвленными и незапятнанными, то как непобедимые, как свободные будут упокоены Христом.

Посему Пророк молится о будущей и настоящей жизни. Здесь говорит: «Спаси мя от... гонящих, » а там, во время испытания: «Избави мя, да не когда похитит яко лев душу мою. » И сие можешь узнать от Самого Господа, Который пред страданием говорит: «Грядет... сего мира князь и во Мне не имать ничесоже» (Ин. 14, 30). Но Он, не сотворивший греха, сказал: «Не имать ничесоже; » для человека же довольно, если осмелится сказать: "Грядет сего мира князь и во мне имать не многое и маловажное". Опасно же, чтобы сие не случилось с нами, когда нет у нас ни избавляющего, ни спасающего. Двум понятиям приданы также два понятия: «спаси мя от» множества «гонящих мя, и избави мя, да не когда» буду похищен, «не сущу избавляющу. »

(4) «Господи Боже мой, аще сотворих сие, аще есть неправда в руку моею, (5) аще воздах воздающим ми зла, да отпаду убо от враг моих тощ: (6) да поженет убо враг душу мою, и да постигнет. » Писанию обычно употреблять слово "воздаяние", не только в общепринятом смысле, когда добро или зло уже совершено, но и о чем-нибудь предначинаемом, как в следующем месте: «воздаждь рабу Твоему» (Пс.118, 17), вместо того чтобы сказать "даждь", сказано "воздаждь". "Дать" значит положить начало благотворению, "отдать" значит возмерить равным за сделанное себе добро, а "воздаяние" есть какое-то второе начало и возвращение оказанного кому-нибудь добра или зла.

А я думаю, что когда в Писании вместо прошения выражается как бы некоторое взыскание и требуется воздаяние, тогда оно представляет смысл, подобный следующему: какой долг попечения о детях по природе необходимо лежит на родителях, это самое выполни и в рассуждении меня. Отец же естественною любовью к детям обязывается иметь промышление о жизни их. Ибо сказано: родители должны «снискати имения чадом» (ср.: 2Кор. 12, 14), чтобы сверх жизни доставить им и средства к поддержанию жизни. Подобным сему образом "даяние", или "воздаяние", нередко употребляется в Писании о действиях первоначальных. А теперь, кажется, Пророк с уверенностью говорит: «Не воздах воздающим ми зла, » не воздал подобным за подобное. « Аще сотворих сие... аще воздах воздающим ми зла, да отпаду убо от враг моих тощ. » Отпал от врагов «тощ», кто лишился благодати, подаваемой от полноты Христовой.

«Да поженет убо враг душу мою, и да постигнет, и поперет в землю живот мой. » Душа праведника, отрешившись от соучастия в теле, имеет живот «сокровен со Христом в Бозе» (ср.: Кол. 3, 3), так что может сказать с Апостолом: «Живу же не ктому аз, но живет во мне Христос. » И еще: «а еже ныне живу во плоти, верою живу» (Гал. 2, 20). Душа же грешника, живущего по плоти, погрязшего в телесных удовольствиях, валяется в плотских страстях, как в тине. Враг, попирая ее, старается еще более осквернить и, так сказать, погребсти, наступив на падшего и ногами своими втаптывая его в землю, то есть жизнь поползнувшегося - в тело.

«И славу мою в персть вселит. » Святых, которые имеют жительство на небесах и сокровиществуют себе блага в вечных сокровищницах, - и слава на небесах; а о людях перстных и по плоти живущих говорится, что и слава их «вселяется в персть. » Кто славится земным богатством, кто домогается кратковременной чести от людей, кто возлагает надежду на телесные преимущества, тот имеет у себя славу, но она не восходит к небу, а пребывает в персти.

(7) «Воскресни, Господи, гневом Твоим, вознесися в концах враг Твоих. » Пророк молится уже о совершении тайны Воскресения в потреблении греха их или о том вознесении на крест, которое должно было совершиться, когда злоба врагов возвысится до крайнего предела. Или слова: «вознесися в концах враг Твоих, » заключают в себе смысл, подобный следующему: до какой бы высоты ни дошла злоба, разливаясь безмерно и беспредельно, Ты по множеству силы Своей можешь, как добрый Врач, предварительно оградить пределы, остановить болезнь, всюду разливающуюся и проникающую, и пресечь ее непрерывное распространение Твоими вразумляющими ударами.

«И востани, Господи Боже мой, повелением, имже заповедал еси. » Слова сии можно относить и к тайне Воскресения, разумея так, что Пророк молит Судию востать и отмстить за всякий грех и привести в действие предписанные нам заповеди, а можно понимать под ними и тогдашнее состояние Пророка, который молит Бога востать и отмстить за ту заповедь, какую Он дал. Богом же дана была заповедь: «Чти отца твоего и матерь » (Исх. 20, 12), и ее преступил сын Давидов. Почему для исправления его и для вразумления многих молит Бога не долготерпеть, но востать гневом, востав, отмстить за Свою заповедь. Он говорит: отмсти не за меня, но за пренебрежение заповеди, которую Сам Ты дал.

(8) «И сонм людей обыдет Тя. » Известно, что по вразумлении одного неправедного обращаются многие. Посему накажи его преступление, да великий «сонм людей обыдет Тя. »

«И о том на высоту обратися. » За окружающий Тебя сонм, который приобрел Ты благодатным снисхождением и домостроительством, возвратись на высоту той славы, « юже имех у Тебе, прежде мир не бысть» (Ин. 17, 5).

(9) «Господь судит людем. »Во многие места Писания всеяно слово о суде, как весьма необходимое и многовнушающее при обучении благочестию уверовавших в Бога чрез Иисуса Христа. Поскольку же слово предлагается различно, то оно представляется несколько слитным для тех, которые не делают точного различия в значениях. Ибо сказано: «Веруяй в Онь не будет осужден: а не веруяй уже осужден есть » (Ин. 3, 18). Но если слово "неверующий" равнозначно слову "нечестивый", то как же сказано, что «не воскреснут нечестивии на суд» (Пс. 1, 5)? И еще: если верующие чрез веру стали сынами Божиими, а потому и сами удостоены именоваться богами, то как же «Бог ста в сонме богов, посреде же боги разсудит» (Пс. 81, 1)?

Но кажется, что слово "судить" берется в Писании иногда в значении "испытывать", а иногда в значении "осуждать". Так в значении "испытывать", в словах: «суди ми, Господи, яко аз незлобою моею ходих, » ибо здесь Пророк присовокупляет: «искуси мя, Господи, и испытай мя» (Пс. 25, 1-2), и в значении "осуждать", в словах: «аще бо быхом себе» судили, »не быхом осуждени были » (ср.: 1 Кор.11, 31). Это значит: если бы мы испытывали самих себя, то не подверглись бы осуждению. Опять сказано, что Господь «судитися имать со всякою плотию» (ср.: Иер. 25, 31), то есть при исследовании жизни Господь Сам Себя подвергает суду всякого и Свои заповеди противопоставляет делам грешников, в оправдание Свое приводя доказательства, что Он сделал все от Него требовавшееся ко спасению судимых, чтобы грешники, убедившись, сколько они виновны во грехах, и приняв Божий суд, не без согласия терпели наложенное на них наказание.

Но слово "судить" имеет и иное значение, в котором Господь говорит: «Царица Южская востанет на суд и осудит род сей» (ср.: Мф.12,42). О тех, которые отвращаются Божественного учения, не радеют о чистоте нравов и совершенно отвергли вразумляющие учения мудрости, Господь говорит, что они по сравнению и сличению с их современниками, показавшими отличную ревность к добру, понесут тягчайшее осуждение за не исполненное ими. А я думаю, что не все, облеченные в сие земное тело, одинаково будут судимы Праведным Судиею, потому что весьма различные внешние обстоятельства, встречающиеся с каждым из нас, сделают, что и суд над каждым будет различен. Или делает более тяжкими или облегчает наши грехи то, что от нас не зависит или стекается вокруг нас не по нашей воле.

Представь, что подвергнется суду блуд. Но один впал в сей грех, из детства будучи воспитываем в порочных нравах, ибо и на свет произведен распутными родителями, и возрастал в привычках к дурному, к пьянству, играм и срамным беседам; а другой много имел побуждений к жизни совершенной - воспитание, учителей, слышание слова Божия, душеспасительное чтение, наставления родительские, беседы, образующие в честности и целомудрии, умеренность в пище - и потом вовлечен был в подобный с первым грех и должен дать отчет в своей жизни: не по справедливости ли сей последний в сравнении с первым заслужит тягчайшее наказание? Первый виновен будет в том одном, что не возмог воспользоваться спасительными влечениями, насажденными в мысли; последний сверх сего будет еще обвинен и в том, что при многих содействиях ко спасению по невоздержанности и кратковременному нерадению сам себя предал.

Подобным образом, кто с самого начала воспитывался в благочестии, избег всяких превратностей в учениях о Боге, был наставлен в законе Божием, осуждающем грех и внушающем тому противное, тот, если впадет в идолослужение, не будет иметь такого же извинения, как получивший воспитание от родителей, не знавших закона, от язычников, с детства наученных идолослужению. «Господь судит людем» - иначе судит иудея и иначе скифа. Ибо» иудей почивает на законе, хвалится о Бозе, разсуждает лучшая» (ср.: Рим. 2, 17-18). Он оглашен в законе и сверх общих всем понятий был убеждаем и вразумляем писаниями Пророков и закона, и если окажется впадшим в беззаконие, то сие вменяется ему гораздо в тягчайший грех. Скифы - народ кочующий; они воспитаны в зверских и бесчеловечных обычаях, привыкли к грабежам и взаимным насилиям, неукротимо предаются гневу, легко раздражаются взаимными оскорблениями, привыкли всякий спор решать оружием, приучены оканчивать ссоры кровопролитием; и ежели они окажут друг другу сколько-нибудь человеколюбия и снисходительности, то своими услугами уготовят нам жесточайшее наказание.

«Суди ми, Господи, по правде моей и по незлобе моей на мя. »Слова сии по видимости заключают в себе некоторую похвальбу и близки к молитве возвышавшего себя фарисея. Но благовременно рассмотревший их найдет, что Пророк далек от подобного расположения. « Суди ми, Господи, » говорит он, «по правде моей. » Это значит: обширно понятие праведности, и пределов совершенной праведности трудно достигнуть. Ибо есть праведность ангельская, которая превосходит человеческую: ежели есть какая-либо сила выше Ангелов, то она имеет и превосходство праведности, соответственное ее величию; а праведность самого Бога превыше всякого разума, она неизреченна и непостижима для всякой сотворенной природы.

«Суди ми, Господи, по правде моей, » то есть по правде, какая удободостижима для людей и возможна для живущих во плоти; « и по незлобе моей на мя: »сим особенно подтверждается, что расположение сказавшего весьма далеко от фарисейского высокомерия. Ибо незлобою своею называет как бы простоту и неопытность в том, что полезно знать; по сказанному в Притчах: «Незлобивый веру емлет всякому словеси» (Притч. 14, 15). Поскольку мы, человеки, во многих случаях неосторожно погрешаем по неопытности, то Пророк молит и просит Бога даровать ему прощение по незлобе. А из сего видно, что сказанное показывает более смиренномудрие, нежели высокомерие сказавшего. «Суди ми, Господи, » говорит он, «по правде моей, » и суди меня «по незлобе, » какая во мне. Праведные дела мои сравни с немощью человеческою и тогда суди меня. Вникни в простоту моих нравов, вникни в то, что я необоротлив и непроницателен в делах мирских, и тогда осуждай меня за прегрешения.

(10) «Да скончается злоба грешных. »Приносящий сию молитву явно есть ученик евангельских заповедей; он молится «за творящих напасть» (ср.: Мф.5, 44), прося положить предел и конец злобе грешных, подобно тому, как если бы кто, молясь о страждущих телесно, сказал: да скончается болезнь страждущих. Чтобы грех, как пожирающий огонь в членах, распространяясь дальше и дальше, не занял большего места, Пророк молит Бога остановить дальнейшее разлияние греха и положить ему предел. Молит, ибо любит врагов своих, желает «добро творить ненавидящим» его и потому молится «за творящих напасть» (ср.: Мф.5, 44).

«Исправиши праведнаго. » Праведник называется правым, и право сердце, успевающее в добре. Что же значит здесь у Пророка сия молитва? Он молится об исправлении имеющего уже правоту, ибо никто не скажет, чтобы в праведнике было что-нибудь строптивое, непрямое, превратное. Но, может быть, и о праведнике необходимо прошение, чтобы его преднамеренная правота и непревратность воли была исправляема под руководством Божиим, чтобы он даже и по немощи не уклонялся никогда от правила истины и чтобы враг истины не мог растлить его превратными учениями.

«Испытаяй сердца и утробы, Боже, праведно. » Поскольку Писание во многих местах слово "сердце" употребляет в значении владычественного в душе, а слово "утроба" в значении вожделевательной ее силы, то и здесь значение слов то же самое, именно: суди меня, Боже, в учениях, какие имею о благочестии, и в движениях страстных, ибо Ты «испытаяй сердца и утробы. » Пытание в собственном смысле есть допрос судией испытуемого, сопровождаемый всякого рода истязаниями, чтобы утаивающие выпытываемое у них от боли по необходимости вывели наружу утаенное. А на непогрешительных испытаниях Судии как испытываются наши помышления, так испытываются и дела. Посему никто не упреждай Праведного Судию и не суди прежде времени, «дондеже приидет Господь, Иже во свете приведет тайная тмы и объявит советы сердечныя» (1 Кор. 4, 5).

В испытании сердец и утроб Бог показывает Свое правосудие. Испытано было сердце Авраама, от всей ли души и от всего ли сердца любит он Бога, когда ему было повелено принести Исаака во всесожжение, дабы открылось, что он не любит сына паче Бога. Испытан был и Иаков, когда терпел козни от брата, дабы при таких согрешениях Исава просияло его неослабное братолюбие. Итак, в них были испытаны сердца; а в Иосифе испытаны утробы, когда при безумном воспламенении к нему похотливой госпожи честность целомудрия предпочел он гнусному сладострастию. Испытан же был для того, чтобы зрители суда Божия признали, насколько праведно воздана ему честь, когда среди великих искушений просияла его чистота.

(11) «Помощь моя от Бога. » Собственно на войне, при нашествии неприятелей ищут помощи те, на кого враги нападают, посему и здесь ощутивший невидимых врагов своих и усматривающий предстоящую ему опасность от ополчившихся на него врагов говорит: помощь моя не в богатстве, не в телесных пособиях, не в силе, не в крепости моей, не в человеческом родстве, но «помощь моя от Бога. » А какую помощь посылает Господь боящимся Его, сие видим из другого псалма, в котором сказано: «Ополчится Ангел Господень окрест боящихся его, и избавит их» (Пс. 33, 8), и из другого места: «Ангел, иже мя избавляет» (Быт. 48, 16).

«Спасающаго правыя сердцем. » Прав сердцем тот, чей рассудок не допускает ни излишества, ни недостатка в добродетели, но держится середины. Кто от мужества уклонился в недостаток, тот совращается в робость, а кто простерся в излишество, тот переходит в дерзость. Посему Писание называет «строптивыми» (см.: Притч. 16, 28) людей, которые излишествами или недостатками выступают из средины. Как черта делается кривою, когда прямое направление преломляется то в выпуклое, то в вогнутое, так и сердце делается строптивым, когда его то возвышает высокомерие, то унижают скорби и тесноты. Посему Екклезиаст говорит, что «развращенное не может исправитися» (Еккл. 1, 15).

(12) «Бог судитель праведен и крепок, и долготерпелив, и не гнев наводяй на всяк день. » Кажется, что Пророк говорит сие, имея в виду тех, которые смущаются иногда приключившимся, как бы для успокоения сих людей от смущения, чтобы они не теряли веры в Промысл, о всем пекущийся, видя неотмщенным восстание сына на отца и благоуспешный лукавый замысел Авессаломов. Почему, исправляя, что в их умозаключениях неразумно, засвидетельствовал им: «Бог судитель праведен, и крепок, и долготерпелив, и не гнев наводяй на всяк день». Не без причины бывает все то, что ни случается. Напротив того, Бог возмеривает по мерам каждого, какими он предварительно измеривал свои поступки в жизни. Поскольку сделал я какой-нибудь грех, то и получаю, что заслужил. Итак, «не глаголите на Бога неправду» (Пс. 74, 6), ибо Бог «судитель праведен». Не думайте так низко о Боге, чтобы почитать Его не имеющим сил отмстить, ибо Он «и крепок. » Какая же причина тому, что не скоро налагает казнь на согрешающих? Та, что Он «долготерпелив и не гнев наводяй на всяк день. »

(13) «Аще не обратитеся, оружие Свое очистит. » Это речь угрожающая, возбуждающая к обращению тех, которые медлят с покаянием. Угрожает не прямо ранами, ударами и смертями, но очищением оружий и как бы приготовлением ко мщению. Как те, которые чистят оружие, тем самым обнаруживают свою готовность к войне, так и Писание, желая выразить Божие намерение наказать, говорит, что Он »очищает Свое оружие».

«Лук свой напряже и уготова и, (14) и в нем уготова сосуды смертныя. »Не тетива напрягает Божий лук, но карающая сила, которая иногда напряжена, а иногда ослаблена. Посему слово грозит грешнику тем, что готово ожидающее его наказание, если пребудет во грехе, потому что в луке уготованы сосуды смертные, а сосуды смертные суть силы, потребляющие врагов Божиих.

«Стрелы Своя сгараемым содела. » Как огонь произведен для сгораемого вещества, создан не для алмаза, который не расплавляется в огне, а для возгорающихся дров, так и стрелы Божии соделаны для душ удобосгораемых, в которых собрано много вещественного и годного к истреблению. Посему которые имеют уже в себе предварительно разожженные стрелы диавола, те приемлют на себя и стрелы Божии. Потому и сказано: «Стрелы Своя уже сгараемым содела. »Сожигают же душу: плотская любовь, любостяжательность, распаленный гнев, скорби, попаляющие и снедающие душу, страх, чуждый страха Божия. А кто не уязвлен стрелами врага и облечен во всеоружие Божие, того не касаются и смертоносные стрелы.

(15) «Се, боле неправдою, зачат болезнь и роди беззаконие. »В сем изречении по видимому перемешан порядок. Ибо рождающие сначала зачинают, потом болеют и, наконец, рождают, а здесь сперва болезни рождения, потом зачатие, потом рождение. Но относительно к зачатию в сердце речение сие весьма выразительно. Ибо неразумные стремления похотливых, бешеные и неистовые вожделения названы болезнями рождения, потому что рождаются в душе с быстротою и трудом. А кто вследствие такого стремления не одержал победы над порочными помыслами, тот «зачат болезнь; » и кто сердечное повреждение распалил порочными делами, тот» роди беззаконие. » По-видимому же, Давид говорит сие, стыдясь того, что он отец беззаконного сына. Не мой он сын, говорит Пророк, но стал сыном отца, которому усыновил себя чрез грех. Ибо, по словам Иоанна, « творяй грех от диавола» рожден (ср.: 1 Ин. 3, 8). Итак, се диавол» боле» им в неправде и «зачат» его, то есть как бы ввел его в самую свою внутренность, в утробу своих расположений, и чревоносил его, и потом» роди» его, произвел на свет его беззаконие, потому что всем проповедано о восстании его против отца.

(16) « Ров изры и ископа и. » В Божественном Писании находим, что ров берется не в очень хорошем смысле; как кладезь водный - не в худом смысле. Ибо был ров, куда брошен Иосиф своими братьями. И когда Господь поражает - поражает «от первенца Фараонова до первенца пленницы, яже в рове» (ср.: Исх. 12, 29). И в псалмах сказано: «Привменен бых с низходящими в ров» (Пс. 87, 5), и у Иеремии: « Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушеныя, иже не возмогут воды содержати» (Иер. 2, 13). Да и у Даниила описан ров львиный, в который был ввержен Даниил.

А кладезь ископывает Авраам, ископывают также отроки Исааковы. При кладезе успокоился ушедший из Египта Моисей (см.: Исх. 2, 15). И от Соломона приемлет заповедь «пить воды от своих сосудов и от своих кладенцев источника» (ср.: Притч. 5, 15). И Спаситель при кладезе беседует с самарянкою о Божественных тайнах. А почему ров берется в худом значении, кладезь же в хорошем, тому полагаем следующую причину: вода во рвах бывает пришлая, падающая с неба, а в колодцах водяные жилы, засыпанные землею пока место не разрыто, обнаруживаются, как скоро сняты покрывающие их глыбы земли или лежащие сверху другие вещества, входящие в состав земли. Так нечто подобное рву бывает и в тех душах, в которые западает доброе, но превращенное и подмешанное, когда человек запавшие в него понятия о добре гонит от себя, обращая их на худое и противное истине употребление и решившись не иметь в себе никакого собственного добра. И опять, в душах бывает нечто подобное кладезям, когда по снятии худых покровов воссиявает свет и источник удобопиемой воды в слове и учении. Посему каждому необходимо приуготовить для себя кладезь, чтобы выполнить вышеупомянутую заповедь, которая говорит: «Пий воды от своих сосудов и от твоих кладенцев источника» (Притч. 5, 15).

В таком случае и мы наименуемся чадами ископавших кладези - Авраама, Исаака и Иакова. А рва рыть не должно, чтобы не «пасть» нам «в яму», по сказанному в сем псалме, и не услышать написанного у Иеремии в укоризну грешников, где Сам Бог говорит о них (как недавно приводили мы слова сии): «Мене оставиша источника воды живы, и ископаша себе кладенцы сокрушеныя, иже не возмогут воды содержати » (Иер. 2, 13).

Беседа на окончание четырнадцатого псалма и на ростовщиков

Вчера беседовал я с вами о четырнадцатом псалме, но время не дозволило дойти до конца речи. Ныне являюсь, как признательный должник, чтобы отдать вам оставшийся долг. А остальное, по-видимому, не продолжительно для слышания, для многих же из вас, может быть, и не заметно, почему они и не представляют, чтобы в псалме оставалось что-нибудь. Впрочем, зная, что краткое сие изречение имеет великую силу в делах житейских, я не думал, чтобы должно было оставить без исследования полезное.

Пророк, изображая словом человека совершенного, который желает перейти в жизнь непоколебимую, к доблестям его причисляет и то, чтобы «сребра своего» не давать «в лихву» (Пс. 14, 5). Во многих местах Писания порицается грех сей. Иезекииль полагает в числе самых важных беззаконий брать «лихву и избыток» (ср.: Иез. 22, 12). Закон ясно запрещает: «Да не даси брату твоему» и ближнему твоему «в лихву» (ср.: Втор. 23, 19). В другом месте говорится: «Лихва на лихву и лесть на лесть» (Иер. 9, 6). А что псалом говорит о городе, который изобиловал множеством беззаконий? «Не оскуде от стогн его лихва и лесть» (Пс.54,12). И теперь Пророк отличительною чертою человеческого совершенства принял то же самое, сказав: «Сребра своего не даде в лихву».

В самом деле, крайне бесчеловечно, когда один, имея нужду в необходимом, просит взаем, чтобы поддержать жизнь, другому не довольствоваться возвращением данного взаем, но придумывать, как извлечь для себя из несчастий убогого доход и обогащение. Посему Господь дал нам ясную заповедь, сказав: «И хотящаго от тебе заяти не отврати» (Мф. 5, 42). Но сребролюбец, видя, что человек, борющийся с нуждою, просит у колен его (и каких не делает унижений, чего не говорит ему!), не хочет сжалиться над поступающим вопреки своему достоинству, не думает о единстве природы, не склоняется на просьбы, но стоит непреклонен и неумолим, не уступает мольбам, не трогается слезами, продолжает отказывать, божится и заклинает сам себя, что у него вовсе нет денег, что он сам ищет человека, у кого бы занять; и эту ложь утверждает клятвою, своим бесчеловечием приобретая себе недобрую покупку - клятвопреступление.

А как скоро просящий взаймы помянет о росте и поименует залоги, тотчас, понизив брови, улыбнется, иногда припомянет и о дружбе своей с отцом его, назовет его своим знакомым и приятелем и скажет: "Посмотрим, нет ли где сбереженного серебра. Есть у меня, правда, залог одного приятеля, положенный ко мне для приращения, но приятель назначил за него обременительный рост; впрочем, я непременно сбавлю что-нибудь и отдам с меньшим ростом". Прибегая к таким выдумкам и такими речами обольщая и заманивая бедного, берет с него письменное обязательство и при обременительном убожестве, отняв у него даже свободу, оставляет его. Ибо, взяв на свою ответственность такой рост, которого платить не в состоянии, он на всю жизнь принимает на себя самопроизвольное рабство.

Скажи мне: денег ли и прибыли ищешь ты у бедного? Если бы он мог обогатить тебя, то чего бы стал просить у дверей твоих? Он пришел за помощью, а нашел врага; он искал врачевства, а в руки дан ему яд. Надлежало облегчить убожество человека, а ты увеличиваешь нужду, стараясь отнять и последнее у неимущего. Как если бы врач, пришедши к больным, вместо того чтобы возвратить им здравие, отнял у них и малый остаток сил, так и ты несчастия бедных обращаешь в случай к своему обогащению. И как земледельцы молят дождя для приумножения семян, так и ты желаешь людям скудости и убожества, чтобы деньги твои приносили тебе прибыль. Или не знаешь, что ты более приращаешь грехи свои, нежели умножаешь богатство придуманным ростом?

И ищущий займа бывает поставлен в затруднительное положение: когда посмотрит на свое убожество, отчаивается в возможности заплатить долг, а когда посмотрит на свою настоящую нужду, отваживается на заем. Потом один остается побежденным, покорясь нужде, а другой расстается с ним, обеспечив себя письменным обязательством и поруками. Взявший же деньги сначала светел и весел, восхищается чужими цветами, допускает перемену в жизни: стол у него открытый, одежда многоценная, слуги одеты пышнее прежнего; есть льстецы, застольные друзья и тысячи трутней в доме.

Но как деньги утекают, а время своим продолжением увеличивает рост, то и ночи не приносят ему покоя, и день не светел, и солнце не приятно, а напротив того - жизнь для него тягостна, ненавистны дни, поспешающие к сроку, боится он месяцев, потому что от них плодится рост. Спит ли он - и во сне видится заимодавец, это злое привидение, стоящее в головах. Бодрствует ли - и помышление и забота у него о росте. Сказано: «Заимодавцу и должнику», сретшимся «друг со другом, посещение творит обема Господь» (ср.: Притч. 29, 13). Один, как пес, бежит на добычу, другой, как готовая ловитва, страшится встречи, потому что нищета отнимает у него смелость. У обоих счет на пальцах - один радуется увеличению роста, другой стенает о приращении бедствий.

«Пий воды от своих сосудов» (Притч. 5, 15), то есть рассчитывай свои средства, не ходи к чужим источникам, но из собственных своих капель собирай для себя утешение в жизни. Есть у тебя медная посуда, одежда, пара волов, всякая утварь? Отдай это. Согласись отказаться от всего, только не от свободы. Но я стыжусь, говоришь ты, сделать это гласным. Что ж? В скором времени другой выставит же это напоказ, провозгласит, что оно твое, и на твоих глазах станет продавать по низкой цене. Не ходи к чужим дверям, ибо, действительно, «студенец тесен чуждий» (Притч. 23, 27). Лучше посильными трудами помогать своим нуждам, нежели, вдруг обогатившись чужим имуществом, впоследствии лишиться всего состояния. Ежели у тебя есть чем отдать, почему же не удовлетворяешь этим средством настоящей нужде? Если же не в состоянии заплатить долг, то одно зло лечишь другим. Не верь заимодавцу, который ведет около тебя окопы. Не дозволяй, чтобы тебя отыскивали и преследовали, подобно какой-нибудь добыче.

Брать взаем - начало лжи, случай к неблагодарности, вероломству, клятвопреступлению. Иное говорит, кто берет взаем, а иное, с кого требуют долг. "Лучше бы мне не встречаться тогда с тобою! Я бы нашел средства освободиться от нужды. Не насильно ли вложил ты мне деньги в руки? И золото твое было с подмесью меди, и монеты обрезаны". Ежели дающий взаем тебе друг, убойся потерять его дружбу. Если он враг, не подчиняй себя человеку неприязненному. Недолго будешь украшаться чужим, а после потеряешь и отцовское наследие.

Теперь ты беден, но свободен. А взяв взаем, и богатым не сделаешься, и свободы лишишься. Взявший взаем стал рабом заимодавца, рабом, наемником, который несет на себе самую тяжелую службу. Псы, получив кусок, делаются кроткими, а заимодавец раздражается по мере того, как берет; он не перестает лаять, но требует еще большего. Если клянешься, не верит, высматривает, что есть у тебя в доме, выведывает, что у тебя в долгах. Если выходишь из дома, влечет тебя к себе и грабит. Если сокроешься у себя, стоит пред домом и стучит в двери, позорит тебя при жене, оскорбляет при друзьях, душит на площади. И праздник невесело тебе встретить, самую жизнь он делает для тебя несносною.

Но говоришь: нужда моя велика и нет другого способа достать денег. Какая же польза из того, что отдалишь нужду на нынешний день? Нищета опять к тебе придет, «яко благ течец» (Притч. 24, 34), и та же нужда явится с новым приращением. Ибо заем не вовсе освобождает от затруднительного положения, но только отсрочивает его ненадолго. Вытерпим ныне тяготу бедности и не станем отлагать сего на завтра. Не взяв взаем, равно ты будешь беден и сегодня и в следующие дни, а взяв, истощишь себя еще больше, потому что нищета возрастает от роста. Теперь никто не винит тебя за бедность, потому что зло непроизвольно, а когда обяжешься платить рост, всякий станет упрекать тебя за безрасчетность.

Итак, к невольным бедствиям не будем, по неразумию своему, прилагать еще произвольное зло. Детскому разуму свойственно не покрывать своих нужд тем, что имеешь, но, вверившись неизвестным надеждам, отваживаться на явный и непререкаемый вред. Рассуди наперед: из чего станешь платить? Из тех ли денег, которые берешь? Но их недостанет и на нужду и на уплату. А если ты вычислишь и рост, то откуда у тебя до того размножатся деньги, что они частью удовлетворят твоей нужде, частью восполнят собою что занято, а сверх того принесут и рост? Но ты отдашь долг не из тех денег, которые берешь в рост? Разве из другого источника возьмешь деньги? Подождем же исполнения этих надежд, а не станем, как рыбы, кидаться на приманку. Как они вместе с пищею глотают уду, так и мы ради денег пригвождаем себя к росту.

Никакого нет стыда быть бедным, для чего же навлекаем на себя позор, входя в долги? Никто не лечит раны раною, не врачует зла злом, и бедности не поправишь платою роста. Ты богат? Не занимай. Ты беден? Также не занимай. Если имеешь у себя достаток, то нет тебе нужды в долгах. А если ничего не имеешь у себя, то нечем будет тебе заплатить долг. Не предавай жизнь свою на позднее раскаяние, чтобы тебе не почитать счастливыми тех дней, в которые ты не платил еще роста.

Мы, бедные, отличаемся от богатых одним - свободою от забот; наслаждаясь сном, смеемся над их бессонными ночами; не зная беспокойств и будучи свободными, смеемся над тем, что они всегда связаны и озабочены. А должник - и беден, и обременен беспокойствами. Не спит он ночью, не спит и днем, во всякое время задумчив, оценивая то свое собственное имущество, то великолепные дома и поля богачей, одежды мимоходящих, домашнюю утварь угощающих. "Если бы это было мое, - говорит он, - я продал бы за такую и такую-то цену и тем освободился бы от платежа роста". Это и ночью лежит у него на сердце, и днем занимает его мысли. Если стукнешь в дверь, должник прячется под кровать. Вбежал кто-нибудь скоро - у него забилось сердце. Залаял пес, а он обливается потом, томится предсмертною мукою и высматривает, куда бежать. Когда наступает срок, заботливо придумывает, что солгать, какой изобрести предлог и чем отделаться от заимодавца.

Представляй себе не то одно, что берешь, но и то, что потребуют с тебя назад. Для чего ты вступаешь в союз с многоплодным зверем? О зайцах говорят, что они в одно время и родят, и кормят, и зачинают детей. И у ростовщиков деньги в одно время и отдаются взаем, и родятся, и подрастают.

Еще не взял ты их в руки, а уже требуют с тебя приращения за настоящий месяц. И это, опять причтенное к долгу, воспитывает новое зло, от которого родится еще новое, и так до бесконечности. Потому-то и наименованием таким почтен этот род любостяжания, ибо называется ростом (от τοκος - рождаю), как я думаю, по причине многоплодности этого зла. Да и отчего произойти иначе сему именованию? Или, может быть, называется ростом по причине болезней и скорбей, какие обыкновенно производит в душах задолжавших. Что рождающей - болезни рождения, то должнику наступающий срок.

Рост на рост - это злое исчадие злых родителей. Такие приплодия роста да назовутся порождением ехидниным! О ехиднах говорят, что они рождаются, прогрызая утробу матери; и рост отрождается, изъедая дом должника. Семена дают плод и животные приходят в зрелость с течением только времени, а рост сегодня рождается и с сего же дня начинает рождать. Животные, скоро начинающие рождать, скоро и перестают, а деньги, получив начало скорого приумножения, до бесконечности более и более приращаются. Все возрастающее, как скоро достигнет свойственной ему величины, перестает возрастать. Но серебро лихоимцев во всякое время по мере его продолжения само возрастает. Животные, когда их дети делаются способными к рождению, сами перестают рождать, но серебряные монеты у заимодавцев и вновь пребывающие рождают, и старые остаются в полной силе. Лучше тебе не знать по опыту сего чудовищного зверя!

Ты свободно смотришь на солнце. Для чего же завидуешь сам себе в свободе жизни? Ни один боец не избегает так ударов противника, как должник встречи с заимодавцем, стараясь спрятать голову за столпами и стенами. "Как же мне прокормиться?" - говоришь ты. У тебя есть руки, есть ремесло, наймись, служи; много промыслов в жизни, много способов. Но у тебя нет сил? Проси у имеющих. Но просить стыдно? А еще стыднее не отдать взятого взаем. Я говорю тебе это вовсе не как законодатель, но хочу показать, что все для тебя сноснее займа. Муравей может пропитаться, хотя не просит и не берет взаем, и пчела остатки своей пищи приносит в дар царям - но им природа не дала ни рук, ни искусства. А ты, человек, животное, изобретательное на промыслы, не можешь изобрести одного из всех промысла - чем тебе прожить?

Впрочем, видим, что доходят до займа не те, которые нуждаются в необходимом (им никто и не поверит в долг), но занимают люди, которые предаются безрасчетным издержкам и бесполезной пышности, раболепствуют женским прихотям. Жена говорит: "Мне нужно дорогое платье и золотые вещи и сыновьям необходимы приличные им и нарядные одежды, и слугам надобны цветные и пестрые одеяния, и для стола потребно изобилие". И муж, выполняя такие распоряжения жены, идет к ростовщику; прежде нежели получит в руки занятые деньги меняет одного на другого многих владык, непрестанно входя в обязательства с новыми заимодавцами, и непрерывностью сего зла избегает обличения в недостаточности.

И как одержимые водяною болезнью остаются в той мысли, что они тучны, так и этот человек представляет себя богатым, непрестанно то занимая, то отдавая деньги и новыми долгами уплачивая прежние, так что самою непрерывностью зла приобретает себе доверие к получению вновь. Потом, как больные холерою, непрестанно извергая вон принятую ими пищу и прежде, нежели желудок совершенно очищен, наполняя его новою пищею, опять подвергаются рвоте с мучительною болью и судорогами, так и эти люди, меняя один рост на другой и прежде, нежели очищен прежний долг, делая новый заем, на некоторое время повеличавшись чужим имуществом, впоследствии оплакивают собственное свое достояние. Как многих погубило чужое добро! Как многие, видев себя богатыми во сне, понесли ущерб!

Но говорят, что многие чрез долги разбогатели. А я думаю, что больше было таких, которые дошли до петли. Ты видишь разбогатевших, а не считаешь удавившихся, которые, не терпя стыда подвергнуться взысканию долгов, позорной жизни предпочли удавку и смерть. Видал я жалкое зрелище, как свободно рожденных за отцовские долги влекли на торг для продажи. Ты не можешь детям оставить денег? По крайней мере не отнимай у них и благородства. Сбереги для них это одно достояние - свободу, этот залог, полученный тобою от родителей. Никого никогда не винили за убожество отца, но отцовский долг доводит до тюрьмы. Не оставляй по себе рукописания, которое бы уподоблялось отеческой клятве, переходящей на детей и внуков.

Послушайте, богатые, какие советы даем мы бедным по причине вашего бесчеловечия, - лучше с терпением переносить другие бедствия, нежели те, которые бывают следствием роста. Но если бы вы повиновались Господу, то какая нужда была бы в сих словах?

Какой же совет дает Господь? «Взаим» дадите, от нихже не «чаете восприятии» (ср.: Лк. 6, 34-35). Скажешь: какой же это заем, с которым не сопряжена надежда возвращения? Вникни в силу речения и подивишься человеколюбию Законодателя. Когда будешь давать бедному ради Господа, это будет и дар и заем - дар по безнадежности получить обратно, заем по великодаровитости Владыки, Который Сам за него заплатит и, взяв малость чрез бедного, воздаст за то великим. Ибо «милуяй нища взаим дает Богови» (Притч. 19, 17).

Ужели не захочешь, чтобы общий всех Владыка принял на Себя ответственность заплатить тебе? А ежели какой-нибудь богач в городе обещается заплатить за других, не примешь ли его поручительства? Но Бога не допускаешь платить за убогих? Отдай серебро, которое лежит у тебя напрасно, не отягощая бедного приращениями, и будет хорошо обоим - тебе, потому что серебро сбережется в безопасности, и взявшему у тебя, потому что он чрез употребление извлечет из него пользу. А если домогаешься прибытка, то удовольствуйся тем, какой получишь от Господа. Он за бедных заплатит и приращение. От Того, Который подлинно человеколюбив, ожидай человеколюбия.

Если берешь с бедного, то сие верх человеконенавистничества. Ты из чужих несчастий извлекаешь прибыль, со слез собираешь деньги, душишь нагого, бьешь голодного. У тебя нет жалости, нет и мысли о родстве со страдальцем - и ты называешь человеколюбивыми получаемые таким образом прибытки? «Горе глаголющим горькое сладкое, и сладкое горькое» (ср.: Ис. 5, 20) и называющим бесчеловечие человеколюбием. Не таково было гадание, которое Сампсон предлагал пирующим: «от ядущаго ядомое изыде, и от крепкаго изыде сладкое» (Суд. 14, 14), и от человеконенавистника вышло человеколюбие. Не «объемлют от терния грозды, или от репия смоквы», и от роста - человеколюбия; «всяко бо злое древо плоды злы творит» (ср.: Мф. 7, 16-17).

Есть какие-то ростособиратели - то со ста, то с десяти (и самые названия их страшно слышать) - и какие-то помесячные взыскатели, которые как бесы, производящие падучую болезнь, по лунным кругообращениям нападают на бедных. Худая для обоих уплата, и для дающего, и для получающего! У одного производит ущерб в деньгах, у другого вредит самой душе. Земледелец, получив колос, не ищет опять под корнем семени, а ты и плоды берешь, и не прощаешь того, с чего получаешь рост. Ты без земли сеешь; не сеяв жнешь. Неизвестно, кому собираешь. Есть проливающий слезы от роста - это известно, но кто воспользуется приобретенным чрез это богатством - это сомнительно. Ибо неизвестно, не другим ли предоставишь употребление богатства, собрав для себя одно зло неправды.

Итак, «хотящаго заяти не отврати» (ср.: Мф. 5, 42) «и сребра» твоего «в лихву» не дай, чтобы, из Ветхого и Нового Завета научившись полезному, с благою надеждою отойти тебе ко Господу и там получить лихву добрых дел во Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа на псалом двадцать восьмой

«Псалом Давиду, исхода скинии». Двадцать восьмой псалом имеет общее надписание, ибо сказано: «псалом Давиду». Но имеет также и особенное, ибо присовокуплено: «исхода скинии». Что же это значит? Разберем, что такое «исход» и что такое «скиния», чтобы можно нам было войти в намерение псалма. Что касается смысла исторического, то кажется, что священникам и левитам по совершении ими своего дела давалось повеление помнить, что они должны приготовить к служению. Ибо входящих в скинию и оставляющих ее псалом учит, что им надлежит приготовить и что иметь при себе, когда придут в следующий раз, а именно: принести «сыны овни, славу и честь, славу имени Его», и знать, что нигде не подобает служить, как только «во дворе» Господнем и на месте Святыни.

Что же касается нашего ума, который созерцает возвышенное, и высоким, приличным Божию Писанию разумением усвояет нам закон, то представляется нам следующее: здесь разумеется не овен, то есть мужеский пол овец, не скиния, то есть храмина, сооруженная из неодушевленного вещества, не исход из скинии или удаление из храма, но сие тело, которое есть для нас скиния, как научил нас Апостол, сказав: «Ибо сущии в скинии сей (в теле сем) воздыхаем» (2Кор.5, 4); и еще псалом: «Рана не приближится селению твоему» (Пс. 90, 10). А исход из скинии есть отшествие из сей жизни, к которому Писание советует нам приготовляться, чтобы принести в дар Господу то или другое, потому что здешнее делание служит напутствием к будущей жизни. И кто здесь добрыми делами приносит славу и честь Господу, тот сам себе сокровиществует славу и честь во время праведного воздаяния Судии.

Во многих списках находим присовокупленные слова: (1) «Принесите Господеви сынове Божии». Ибо не от всякого дар благоприятен Богу, но только от того, кто приносит от чистого сердца. Сказано: «Нечисты обеты от мзды блудницы» (Притч. 19, 13). И Иеремия также говорит: «Еда обеты и мяса святая отымут от тебе лукавства» или ты чрез них будешь чист (ср.: Иер. 11, 15)? Посему псалом требует, чтобы мы прежде всего стали сынами Божиими и тогда уже приступали приносить дары Богу, и дары не какие случилось, но какие он Сам повелел. Сперва скажи: «Отче!» А потом проси, что следует далее. Испытай сам себя, какова доселе была жизнь твоя: достоин ли наименовать отцом своим Святого Бога? Только чрез освящение можно нам вступить в общение со Святым. Если желаешь всегда быть сыном Святого, то пусть усыновит тебя Святыня. Посему «принесите Господеви» не всякий, кто бы то ни был и от кого бы кто ни происходил, но «сынове Божии». Он потребует великих даров, потому избирает и великих приносителей. Чтобы не низринуть помыслов твоих долу и не заставить тебя искать овна, сего бессловесного, четвероногого и блеющего животного, в надежде умилостивить Бога сею жертвою, псалом говорит: «Принесите Господеви сынове Божии». Не сын нужен и не то, чтобы ты принес самого сына; но если сын есть нечто великое, то прилично, чтобы и приносимое было велико и достойно как сыновнего расположения, так и отцова достоинства.

Посему говорит: «Принесите сыны овни», дабы и приносимые сами переменились, и из сынов овних стали сынами Божиими. Овен есть животное начальственное; он водит овец на питательные пажити, на место отдохновения при водах и обратно в загоны и ограды. Таковы же и некоторые предстоятели стада Христова; они приводят его к доброцветным и благоуханным снедям духовного учения, по дару Духа орошают живою водою, возвышают, воспитывают до плодоношения, указывают путь к месту упокоения, к пристанищу, безопасному от наветующих. Посему слово хочет, чтобы их сыны были приведены ко Господу сынами Божиими. Если же овны суть предводители прочих, то сынами их будут те, которые, по учению предстоятелей, чрез попечение о добрых делах образовали себя для жизни добродетельной. «Принесите Господеви сынове Божии, принесите Господеви сыны овни». Понял ли ты, к кому обращена речь? Понял ли, о ком говорится?

Сказано: «Принесите Господеви славу и честь». Как же мы, земля и пепел, великому Господу приносим славу? Как приносим Ему честь? Мы приносим славу добрыми делами, когда дела наши бывают светлы пред человеками, и люди видят дела наши и прославляют Отца нашего, Который на небесах (см.: Мф. 5, 16). А также можно прославить Бога целомудрием и святостью, к какой обязаны давшие обет благочестивой жизни, как увещевает нас Павел, говоря: «Прославите убо Бога в телесех ваших» (1 Кор. 6, 20). Сей-то славы требует Господь от верующих в Него и почтенных даром сыноположения, ибо говорит: «Сын славит отца... и аще отец есмь Аз, то где слава Моя» (Мал. 1, 6)? А честь приносит Богу, по слову Притчи, кто «чтит Господа от праведных своих трудов и дает Ему начатки от своих плодов правды» (ср.: Притч. 3, 9).

Также всякий, кто богословствует по предписанному, чтобы не отпасть от правого разумения об Отце и о Божестве Единородного и о славе Святаго Духа, приносит Господу славу и честь. Возвеличивает же славу тот, кто может показать законы, по которым все создано, по которым все содержится, по которым после здешнего домостроительства все приведется на суд. Кто возмог сам созерцать все в подробности, в ясных и неслитных представлениях и после того как сам созерцал, может и другим изобразить благость Божию и праведный суд Его, тот приносит Господу славу и честь, равно как и тот, кто проводит жизнь, сообразную с таковым созерцанием, потому что свет его светится пред человеками и Отец Небесный прославляется от него и словом, и делом, и всякого рода доблестями. Но не приносит Господу славы и чести, кто пристрастен к славе человеческой, кто уважает деньги, кто дорого ценит плотские удовольствия, кто дивится учениям, чуждым благочестия: ибо как добрыми делами приносим славу Господу, так худыми делами производим противное.

Что говорит Господь грешникам? «Вас ради присно имя Мое хулится во языцех» (Ис.52,5). А Апостол говорит еще: «Преступлением закона Бога безчествуеши» (Рим. 2, 23). Ибо оскорбление законодателю - презрение и пренебрежение законов. Если в доме худое устройство, потому что в нем гнев и крик, обиды и смех, роскошь и расточительность, нечистота и наглость, то бесчестие и стыд за все происходящее в доме падает на владеющего им. Из сего да уразумеем, что как добрыми делами прославляется Бог, так делами порочными славится враг. Когда «взем уды Христовы, сотворю уды блудничи» (ср.: 1Кор.6, 15), тогда и слава от Спасшего меня перенесена будет мною на погубившего меня. И неверующий изменяет «славу нетленнаго Бога» в образ «тленна человека, и птиц, и четвероног, и гад» земных (ср.: Рим.1, 23). Также воздающий честь и служащий твари вместо Творца приносит славу не Богу, но тварям. Посему, кто говорит, что тварь есть нечто, и кланяется ей, тот да знает, куда будет вчинен жребий его.

Итак, убоимся, чтобы, грехом своим доставляя славу и похваление диаволу, не подвергнуться нам вечному с ним стыду. А что грех наш обращается в славу тому, кто внушает его нам, уразумей это из подобия. Два военачальника вступают в сражение. Когда побеждает одно войско, предводитель его приобретает славу, а когда одерживает верх противное войско, вся честь принадлежит полководцу сего другого войска. Так в добрых делах твоих прославляется Господь, а в противных - противник. Не представляй, что враги далеко, и на военачальников смотри не издали, но обрати взор на себя самого, и найдешь совершенную верность подобия. Ибо когда ум борется со страстью и своим усилием и внимательностью одерживает верх, тогда торжествует он победу над страстью и успехом своим как бы увенчивает Самого Бога, а когда, ослабев, поддается сластолюбию, тогда, сделавшись рабом и пленником грехов, доставляет врагу случай к похвальбе, превозношению и высокомерию.

(2) «Поклонитеся Господеви во дворе святем Его». По принесении требуемых плодов нужно поклонение, поклонение, совершаемое не вне церкви, но в самом дворе Божием. Псалом говорит: не придумывайте особенных дворов и сходбищ. Святой двор Божий один. Прежде двором сим была иудейская синагога, но после того как согрешили иудеи против Христа, «двор их пуст» (Пс. 68, 26). Посему и Господь говорит: «И ины овцы имам, яже не суть от двора сего» (Ин. 10, 16), и разумея тех, которые из язычников предопределены ко спасению, показывает, что у Него есть собственный Свой двор, кроме двора иудеев.

Посему надобно поклоняться Богу не вне святого двора сего, но находясь внутри его, чтобы, оставаясь вне и увеселяясь внешним, не потерять и права быть во дворе Господнем. Ибо многие по наружности стоят на молитве, но не суть во дворе, потому что мысль их носится там и здесь и ум развлечен суетою заботы. Но под двором, в смысле более возвышенном, можно еще разуметь небесную обитель. Посему которые здесь «насаждени в дому Господни» - что есть Церковь Бога Живаго, - те и там, «во дворех Бога нашего процветут» (Пс. 91, 14). А кто боготворит чрево или славу, или серебро, или другое что предпочитаемое им всему прочему, тот «не поклоняется Господу», тот не «во дворе святем», хотя бы и казался достойным видимых собраний.

(3) «Глас Господень на водах». Во многих местах найдешь употребленным слово глас. Посему, чтобы понять, что такое «глас Господень», не напрасно будет собрать нам по возможности, что в Божественном Писании сказано о гласе. Так в пророчестве Аврааму: «И абие глас Господень бысть к нему, глаголющий: не будет сей наследник твой» (Быт. 15, 4). Также при Моисее: «И вси людие зряху глас и свещи» (Исх. 20, 18). И еще у Исаии: «Глас вопиющаго: возопий» (Ис. 40, 6). У нас голос есть или сотрясенный воздух, или такое видоизменение в положении воздуха, какое хочет сообщить ему издающий голос.

Что же такое «глас Господень»? Разуметь ли сотрясение в воздухе, или что сотрясенный воздух достигает слуха того, к кому глас? Или не бывает ничего подобного, но глас сей совершенно иного рода и слышащим его представляет себя владычественное1 в том человеке, которому Бог хочет явить собственный Свой глас, так что представление сие имеет сходство с тем, что бывает нередко во сне? Ибо как без сотрясения воздуха, вследствие представлений, бывающих во сне, удерживаем в памяти некоторые слова и звуки, не чрез слух приняв голос, потому что он напечатлен в самом сердце нашем, так чем-то подобным сему должно представлять и тот глас, который бывает к Пророкам от Бога.

«Глас Господень на водах». Если искать смысла чувственного, то поскольку облака, когда они наполнены водою, сталкиваясь между собою, издают звук и треск, и здесь сказано: «Глас Господень на водах». Но также, если бывает шум от вод, рассекаемых какими ни есть преградами, и если море, возмущаемое ветром, волнуется и издает сильный звук, то сии неодушевленные вещества имеют глас от Господа, по указанию Писания, что всякая тварь едва не вопиет, возвещая о своем Создателе. И когда раздается гром из облаков, не иное что должно представлять, а то, что «возгреме Бог славы» и что Господь Своею силою содержит влажное естество.

«Господь на водах многих». Из истории миротворения знаем, что есть вода превыше небес, также вода бездны, и еще вода - собрание морей. Кто же содержит воды сии и не попускает им, по естественному их стремлению, падать вниз, Кто, если не Господь, Который имеет власть над водами? А может быть, что в смысле более таинственном сказано: «Глас Господень на водах», когда при Крещении Иисуса был глас свыше: «Сей есть Сын Мой возлюбленный» (Мф.3,17). Ибо тогда был Господь «на водах многих», освещая воды Крещением, и «Бог славы» велегласным свидетельством «возгреме» свыше. И крещаемым возглашается оставленный Господом глас, ибо сказано: «Шедше научите вся языки, крестяще их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28, 19).

Итак, «глас Господень на водах». Гром составляется, когда сухой и сильный дух, заключенный в пустотах облака, с напряжением вращающийся по облачным пустотам, ищет выхода вон. Облака, противящиеся сильному давлению, трением о них духа производят тот резкий звук. А когда облака, как надутые пузыри, не возмогут противиться духу и удерживать его, тогда они, будучи сильно расторгаемы и пропуская дух, стремящийся вон, производят громовые удары. Это же обыкновенно производит и молнию.

Итак, Господь, сущий на водах и творящий великие громовые удары, и в нежном естестве воздуха производит такую чрезмерность треска. А тебе, и в церковном смысле, то сообщение догматов, которое по Крещении с евангельским громогласием производится в душах людей уже совершенным Таинством, можно назвать громом. А что Евангелие есть гром, это доказывают ученики, переименованные Господом и названные сынами громовыми. Посему не во всяком раздается глас такового грома, но разве кто достоин именоваться колесом, ибо сказано: «Глас грома твоего в колеси» (Пс. 76, 19); разве кто простирается вперед, как колесо, малою частью касается земли и совершенно таков, каково было колесо, о котором сказал Иезекииль: «И видех, и се, коло едино на земли держащееся животных четырех: и видение колес, и сотворение их, яко видение Фарсиса» (Иез. 1, 15-16).

Итак, «Бог славы возгреме, Господь на водах многих». Воды - это святые, потому что из чрева их текут реки, то есть духовное учение, напояющее души слушающих (см.: Ин. 7, 38). И еще: они приемлют в себя воду, текущую в Живот Вечный, которая в хорошо приявших делается «источником воды текущия в живот вечный» (ср.: Ин. 4, 14). И на таковых водах - Господь. Припомни историю Илии, «егда заключися небо три лета и месяц шесть» (Лк. 4, 25), когда во время ясной погоды, на вершине Кармила услышал он голос вод многих, а за сим последовало и то, что гром был из облаков и потекла вода (см.: 3 Цар. 18, 42-45). Итак, «Господь на водах многих».

(4) «Глас Господень в крепости». Как бывает глас в колесе, так глас Господень состоит в крепости, ибо кто «вся может о укрепляющем Христе» (ср.: Флп.4, 13), тот слышит и исполняет заповеди Господни. Посему глас Господень не в немощной и расслабленной душе, но в той, которая с напряжением и крепостию творит добро.

«Глас Господень в великолепии». Великолепие есть доблесть особенно великая. Посему кто с благоприличием совершает все, что входит в какое-нибудь великое деяние, тот называется великолепным. Когда душа не будет раболепствовать мудрованию плоти, но в сознании того, что дано ей от Бога, восприемлет приличные ей величие и достоинство, тогда в ней «глас Господень». Кто имеет не тесные понятия о Боге, кто с высокой точки зрения исследовал законы тварей, возмог, по крайней мере несколько, постигнуть благость Божия Промысла и, сверх того, не щадит издержек, но щедр, когда потребно исправить нужды братий, тот великолепен. И в таковых вселяется «глас Господень». Ибо в подлинном смысле великолепный презирает все телесное, признавая оное не имеющим никакой цены в сравнении с невидимым. Того, кто великолепен, никакое обстоятельство не оскорбит, вообще никакое страдание его не возмутит, проступки людей негодных и презренных не приведут его в движение, нечистота плоти не унизит его, он недоступен унизительным страстям, которые не могут возвести на него очей по причине высоты его мыслей. Приписывается же и Богу некоторое великолепие, например: «взятся великолепие Твое превыше небес» (Пс. 8, 2). Посему те, которые имеют о Боге великие представления, превозносят Его великолепие.

(5) «Глас Господа сокрушающаго кедры». Кедр иногда похваляется в Писании как дерево долговечное, не подверженное гниению, благовонное, годное служить покровом; а иногда порицается как дерево бесплодное, с трудом сгибаемое и потому употребляемое в подобие нечестивого: «видех нечестиваго превозносящася, и высящася, яко кедры Ливанския» (Пс. 36, 35). В последнем значении взят кедр и теперь. Ибо глас Господень сокрушает кедры. Как глас сей бывает в душе великолепной, так говорится, что он сокрушает всуе надмевающихся, превозносящихся мнимыми преимуществами мира сего - богатством, или славою, или властью, или телесною красотою, или силою, или крепостью.

«И стрыет Господь кедры Ливанския». Кто, захватив чужое, обращает это для себя в предмет похвальбы, тот кедр Ливанский. Как кедры, сами по себе высокие, стоя на высокой горе, от высоты ее делаются еще виднее, так и эти люди, опираясь на то, что есть тленного в мире, по высокомерию и кичению ума делаются кедрами. Называются же кедрами Ливанскими, потому что гордятся чужою высотою и потому что земля и все земное, подобно вершине Ливана, возносят их и делают высокомерными. Но не все кедры сокрушает Господь, а только кедры Ливанские, потому что Ливан есть место идолослужения. И души, «взимающияся на разум Божий» (ср.: 2Кор. 10, 5), называются кедрами Ливанскими и осуждаются на сокрушение.

А есть и кедры Божии, которые покрыты ветвями винограда, перенесенного из Египта, как видим в псалмах: «покры горы сень его, и ветвия его кедры Божия» (Пс. 79, 11). Поскольку, сверх других понятий о Христе, имеем и то, что Господь наш называется лозою виноградною: «Аз есмь лоза», говорит Он, «вы (же) рождие» (ср.: Ин. 15, 5), то есть все те, которые прежде были бесплодны и годны на сожжение, вступив под кров Христов и как бы облекшись в Него, благодатию Его покрыли бесплодие своей жизни, суть кедры Божии. Посему кедры Божии охраняются обвившимися около них благоплодными ветвями, а кедры Ливанские сокрушает Господь.

(6) «И истнит я яко тельца Ливанска». Припомни, что в книге Исхода сказано о тельце, который слит был для идолослужения и которого Моисей «истнил» и напоил народ (см.: Исх. 32, 20). Наподобие сего тельца Господь истребит весь Ливан и преобладающий в нем обычай идолослужения.

«И возлюбленный яко сын единорожь». Единородный Сын, дающий жизнь миру, когда приносит Себя в «приношение и жертву Богу» за грехи наши (ср.: Еф. 5, 2), тогда именуется и «агнцем Божиим и овчатем» («се», говорится, «агнец Божий»- Ин.1, 29; и еще: «ко овча на заколение ведеся»- Деян. 8, 32). А когда нужно Ему отмстить и низложить владычество, превозмогшее над родом человеческим, какую-то зверонравную и ожесточенную силу, тогда называется «ыном единорога» Ибо единорог, как знаем из Иова, есть животное, по силе неодолимое, людям не покоряющееся; о нем сказано, что «е привяжеши его ремением и не поспит при яслех»(ср.: Иов. 39, 10, 9). В том же месте пророчества говорится многое другое о любви сего животного к свободе и о неповиновении его человеку.

Замечательно и то, что Писание двояко употребляет подобие единорога, и в похвалу и в осуждение. Ибо сказано: «збави от оружия душу мою... и от рог единорожь смирение мое» (Пс. 21, 21-22). И сие говорится в укоризну браннолюбивому народу, который восстал на Него во время страдания. В другом месте сказано: «Вознесется яко единорога рог мой» (Пс. 91, 11). Посему кажется, что по мстительности сего животного часто берется оно для уподобления в худую сторону, а по высоте рога и по любви к свободе употребляется вместо подобия и в хорошую сторону. И вообще, поскольку в Писании можно находить, что слово «рог» многократно употреблено в значении славы, как то: «вознесет рог людей Своих» (Пс. 148, 14), и «рог его вознесется в славе» (Пс. 111, 9); или, поскольку слово рог часто берется в значении силы, как то: «защититель мой, и рог спасения моего» (Пс. 17, 3), а Христос есть Божия сила (см.: 1 Кор. 1, 24), то Он, как имеющий один рог, то есть одну силу, силу Отца, называется единорогом.

(7) «Глас Господа пресецающаго пламень огня». Пламень огня был пресечен и в Вавилоне, как видим из истории трех отроков, когда печь разливала его на сорок девять локтей и пожигала всех стоящих около (см.: Дан. 3, 47), пресеченный же повелением Божиим пламень принял в себя дух и доставил отрокам самое приятное дуновение и прохладу, так что они находились в спокойном состоянии, как бы под древесною тенью. Ибо сказано: был «яко дух росы шумящ» (ср.: Дан. 3, 50).

И гораздо удивительнее пресечение огненного естества, нежели разделение на части Чермного моря. Но глас Господень пресекает естественную неразрывность и связность огня. Хотя по человеческим понятиям огонь кажется нерассекаемым и неделимым, однако же по повелению Божию он пресекается и разделяется. Думаю же, что огонь, уготованный в наказание диаволу и аггелам его, пресекается гласом Господним на тот случай, чтобы из двух сил, свойственных огню, - а именно силы сожигать и силы освещать - грозное и карательное в огне предоставлено было достойным сожжения, а светоносное и светозарное отделено было в отраду веселящимся. Посему «глас Господа, пресецающаго» и разделяющего «пламень огня», нужен для того, чтобы огнем наказания стало несветлое, а светом упокоения осталось несожигающее.

(8) «Глас Господа стрясающаго пустыню». Самое сотрясение пустыни Господом обращается ей в благодеяние, чтобы она, изменившись, из пустыни стала землею обитаемою и, сложив с себя позор бесчадия, приобрела похвалу многочадия «яко многа чада пустыя паче, нежели имущия мужа» (ср.: Ис. 54, 1), и чтобы бывшее дотоле пустынею, наполнившись водами Духа, обратилось «во езера водная» (Пс. 106, 35).

«И стрясет Господь пустыню Каддийскую». Посему не всякую пустыню сотрясает Господь, но только пустыню Кадес, то есть освящение, ибо Кадес значит "освящение".

(9) «Глас Господень свершающий елени». Сообразно с предыдущим должно изъяснить и совершение «еленей», какое производит глас Господень. Олень имеет такое устройство, что ему не могут вредить пресмыкающиеся, но, как говорят естествонаблюдатели, съеденная им ехидна служит для него очищением. А все ядовитые животные берутся в изображение злых и противных сил, как говорит Господь: «Даю вам власть наступати на змию и на скорпию и на всю силу вражию» (Лк. 10, 19), и как еще псалом обещает Пророку: «На аспида и василиска наступиши» (Пс.90,13). Посему, когда слышишь в Писании имя оленя, необходимо искать в слове изображения чего-то лучшего. Ибо «горы высокия еленем» (Пс. 103, 18) и «желает елень на источники водныя» (Пс.41,2).

Но и всякий праведник имеет пребывание в вышних, «к намеренному гоня, к почести вышняго звания» (ср.: Флп. 3, 14), и прибегает к удобопиемым источникам, ища первых начал богословия. Олень же дыханием своим извлекает ядовитых гадов, кроющихся в гнездах, и силою сего дыхания заставляет выходить из убежищ. Посему святой, как именуется орлом за свою превыспренность и большею частью отделенность от земли, овцою - за кротость и готовность делиться всем, что имеет, овном - за то, что предводит других, голубицею - за незлобие, так и оленем - за противодействие злу. Посему и Соломон говорит: «Елень любве и жребя твоих благодатей да беседует тебе» (Притч. 5, 19), а сим дает нам разуметь, что упомянутые теперь олени способны к учению богословия. «Глас Господень свершающий елени». Посему, когда увидим какого-либо Божия человека, совершенного и во всем преуспевшего, будем усиленно искать пользы в беседах с ним! Где есть олень, оттуда прогоняется всякая пресмыкающаяся злоба, потому что ядовитые гады не терпят запаха сего животного, бегут даже оттуда, где есть запах оленьих рогов.

«И открыет дубравы». Сперва глас Господень «свершает елени», а потом «открывает дубравы» - места, заросшие деревьями, покрытые чащами диких и бесплодных растений, куда преимущественно привыкли убегать ядовитые гады. Поскольку же олень, свершаемый Господом, уже приуготован, то уподобляемый ему праведник «открывает дубравы», чтобы преданы были обнаженные и уготованные растлители нашей жизни. И как «всяко древо, еже не творит плода добра, посекаемо бывает секирою и во огнь вметаемо» (ср.: Мф. 3, 10), то по необходимости очищаются дубравы - те огрубелые души, в которых, как дикие животные, гнездятся различные греховные страсти, очищаются же словом, которое есть «острейше паче всякаго меча обоюду остра» (ср.: Евр. 4, 12).

Поскольку же у многих из людей, обремененных житейскими заботами, души подобны земле, приносящей терние, и оно не позволяет душе питаться в плодоношение слова, «то Господь открывает дубравы», то есть неприличие, непристойность и вред забот сей жизни, чтобы, когда откроется место добру и злу, люди не имели, по неведению, превратных суждений о вещах. Ибо многие и добро, когда оно трудно, почитают злом, а за худым гоняются, как за добрым, по причине соединенного с ним удовольствия. И заблуждение людей в таких делах неописанно. Потому к роду благ принадлежат деревья плодоносные и все кедры и ими означается нечто похвальное, а к роду зол - дубравы, которые открывает и обнаруживает глас Божий, чтобы не обманывались думающие найти в них какой-либо полезный плод.

«И в храме Его всякий глаголет славу». Да слышат слова псалма и да стыдятся те, которые предаются многоглаголанию. Что говорит псалом? Кто в храме Божием, тот не злословит и возвещает не суету, не что-либо исполненное срама, «но в храме Его всякий глаголет славу». Здесь стоят святые Ангелы и записывают твои слова, здесь Сам Господь, и назирает расположение входящих. Молитва каждого открыта пред Богом; Ему открыто, кто по расположению, кто разумно просит небесного, кто только для вида, одними краями уст выговаривает слова, а сердце его далеко отстоит от Бога, кто хотя и молится, но просит здоровья телесного, плотского богатства, человеческой славы. Ни о чем же подобном не должно молиться, как научает псалом, «но в храме Его всякий глаголет славу. Небеса поведают славу Божию» (Пс.18, 2).

Занятие Ангелов - славословить Бога. Для всего небесного воинства одно дело - воссылать славу Создателю. Всякая тварь, и безмолвная и вещающая, и премирная и земная, славит Создавшего. А жалкие люди, оставив дома и стекшись в храмы, чтобы получить там некоторую пользу, не преклоняют слуха к словесам Божиим, не приходят в сознание своей природы. Не скорбят о том, что ими обладает грех, не скорбят, приводя себе на память грехи свои, не трепещут суда, но, с улыбкою простирая друг к другу руки, дом молитвы делают местом длинных бесед, не внимая псалму, который свидетельствует и говорит, что в храме Божием «всякий глаголет славу». А ты не только сам не глаголешь славы, но и другому служишь препятствием, обращая его внимание на себя и своим шумом заглушая учение Духа. Смотри, вместо того чтобы получить награду за славословие, не выйди отсюда осужденным вместе с хулящими имя Божие.

У тебя есть псалом, есть пророчество, евангельские заповеди, апостольские проповеди. Пусть поет язык, пусть ум изыскивает смысл сказанного, чтобы воспеть тебе духом, воспеть же и умом. Бог не требует славы, но хочет, чтобы ты стал достоин прославления. Посему «еже сеет человек, тожде и пожнет» (ср.: Гал. 6, 7). Посей славословие, чтобы пожать себе венцы и почести, и похвалы в Царстве Небесном. Сие не без пользы сказано мною, в виде отступления, на слова: «во храме Его всякий глаголет славу», потому что есть люди, которые во храме Божием непрестанно пустословят и без пользы ходят во храм. И хорошо еще, если без пользы, а не со вредом!

(10) «Господь потоп населяет». Потоп есть разлитие воды, которая делает невидимыми все вещи и очищает, что прежде было осквернено. Посему потопом Пророк называет благодать Крещения, чтобы душа, омытая от грехов и очищенная от ветхого человека, соделалась наконец способною стать Божиею обителью в Духе. Согласно же с сим сказанное и в тридцать первом псалме, где после слов: «беззаконие мое познах, и греха моего не покрых... за то помолится к Тебе всяк преподобный», Пророк присовокупил: «обаче в потопе вод многих к нему не приближатся» (Пс.31, 5-6), ибо не приблизятся грехи к принявшему Крещение отпущения грехопадений водою и Духом. Близко к сему и то, что находим в пророчестве Михея: «Яко Волитель милости есть. Той обратит и ущедрит ны, и погрузит неправды наша и ввержет в глубины морския» (Мих. 7, 19-20).

«И сядет Господь Царь в век». Бог, утвердившись в душе, просветленной потопом, делает ее как бы Престолом Своим.

(11) «Господь крепость людем Своим даст, Господь благословит люди Своя миром». От народа грешного Господь отымет «крепкаго и крепкую» (ср.: Ис. 3, 1), а народу, творящему правду, даст крепость. Посему «имущему везде дано будет» (Мф. 25, 29). А кто приобрел силы к совершению добрых дел, тот делается достойным Божия благословения. Но мир, как благоустройство владычественного в человеке, кажется мне, есть совершеннейшее из благословений, почему одним из признаков мирного мужа полагается умерение нрава; боримый же страстями не причастен мира Божия, какой даровал Господь ученикам Своим и который, как «превосходяй всяк ум, да соблюдет» души достойных (ср.: Флп. 4, 7). Сего-то мира и Апостол испрашивает Церквам, говоря: «Благодать вам и мир да умножится» (1 Пет. 1, 2). О если бы и нам, добре подвизавшись и низложив «мудрование плотское», которое есть «вражда на Бога» (ср.: Рим. 8, 7), когда душа придет в спокойное и безмятежное состояние, наименоваться сынами мира и в мире приобщиться Божия благословения о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава ныне и всегда и во веки веков! Аминь.

Беседа на псалом двадцать девятый

(1) «Псалом песни обновления дому Давидова». Состав тела, в переносном смысле, есть псалтирь и орган, мусикийски настроенный для хвалебных песнопений Богу нашему; телесные же действия, совершаемые во славу Божию, когда под управлением благонастроенного ума не допускаем ничего нестройного в движениях своих, составляют псалом, а что соединено с выспренним созерцанием и богословием, то есть песнь. Посему псалом есть музыкальная речь, когда по законам гармонии мерно ударяют в орган, а песнь есть стройный голос, выводимый гармонически и взятый отдельно от звуков органа. Так как здесь написано: «псалом песни», то думаем, что в сих словах разумеется действие, сообразное с созерцанием.

Но сей «псалом песни» по надписанию содержит в себе какую-то речь об «обновлении дома». И кажется, что в смысле вещественном псалом сей, петый под звуки псалтиря, указывает на знаменитый храм, воздвигнутый во времена Соломона, а в смысле духовном он означает воплощение Бога Слова, и надписание псалма указывает на обновление Его дома, новым и необыкновенным образом устроенного. Ибо находим, что в псалме сем многое возвещено от лица Господня. Или, может быть, под домом прилично будет разуметь созданную Христом Церковь, как и Павел в Послании к Тимофею пишет: «Да увеси, како подобает в дому Божии жити, яже есть Церковь Бога жива» (1 Тим. 3, 15). Под обновлением же Церкви должно разуметь обновление ума, совершаемое Духом Святым в каждом из восполняющих Тело Церкви Христовой. И псалом сей есть божественная и мусикийская гармония; он содержит в себе слова, не слух увеселяющие, но низлагающие и укрощающие лукавых духов, которые смущают души, подверженные их нападениям.

(2) «Вознесу Тя, Господи, яко подъял мя еси, и не возвеселил еси врагов моих о мне». Каким же образом Обитающий в вышних может быть вознесен получившими в удел страну низкую? Ежели Бог на небеси - горе, а ты на земле - долу, то как вознесешь Бога? Итак, что же означает у Пророка такое обещание? Не то ли разумеется, что возносят Бога способные составить о Нем великие и достойные понятия, живущие во славу Божию? Посему разумно поспешающий к блаженству возносит Бога, а идущий противоположным путем (невозможно и выразить, в какой степени) унижает Бога.

Да и всякое состояние, соответствующее нашим делам, мы как бы переносим на Самого Бога. Посему, когда мы нерадивы и медленно действуем, говорится, что Бог спит, почитая нас недостойными бодрственного Своего над нами надзора. А как скоро, почувствовав вред от сна, скажем: «Востани, вскую спиши, Господи» (Пс. 43, 24), «не воздремлет, ниже уснет храняй Израиля» (Пс. 120, 4). А другие как бы отвращают от себя очи Божии, потому что делают постыдное и недостойное очей Божиих. Раскаивающиеся же говорят: «Вскую лице Твое отвращаеши». И кроме сих есть еще изринутые из памяти Божией и как бы производящие в Боге забвение о них. Таковые говорят: «Забываеши нищету нашу и скорбь нашу» (Пс. 43, 25). И вообще, что говорится о Боге человекообразно, то производят люди, делая для себя Бога таким, каким каждый сам себя предуготовил.

Итак, «вознесу Тя, Господи, яко подъял мя еси, и не возвеселил еси врагов моих о мне». Не потерплю в жизни моей ничего низкого, ничего презренного. И откуда во мне сила возносить? Потому имею ее, что Ты предварительно «подъял мя еси». Выразительно сказал Пророк: «Подъял мя еси» - вместо: вознес меня и поставил выше восстающих на меня. Ты подъял, как иной, подняв рукою отрока, не умеющего плавать, ведет его на верх воды. Посему кто при помощи Божией востал от падения, тот обещает Богу возношение добрыми делами. Или - Ты подъял, как иной ослабевающего борца, поддержав в минуту падения и сделав сильнее соперника, доставляет ему случай победить, а противника лишает радости о его падении.

Но не скорби, для испытания посылаемые святым, доставляют веселие невидимым врагам нашим; напротив того, когда падаем под тяжестью скорбей и от утомления многочисленными бедствиями рассудок наш приходит в недоумение, они веселятся, рукоплещут и радуются. Так было с Иовом. Он потерял имение, лишился детей, плоть его воскипела гноем и червями; но и это - не веселие врагу! Если бы он, уступив бремени несчастий, по совету жены сказал какое-нибудь хульное слово, то враги возвеселились бы о нем. Когда и Павел терпел голод и жажду, наготу и побои, трудился и скитался (см.: 1 Кор. 4, 11-12), враг не веселился, а напротив того, сокрушался, видя, что так он переносит подвиг и с презрением ко врагу говорит: «Кто ны разлучит от любве Божия?» (Рим. 8, 35)

(3) «Господи Боже мой, воззвах к Тебе, и исцелил мя еси». Блажен, кто знает внутреннюю язву свою, может прийти ко Врачу и сказать: «Исцели мя, Господи, яко смятошася кости моя» (Пс. 6, 3), и «аз рех: Господи, помилуй мя, исцели душу мою, яко согреших Ти» (Пс. 40, 2). Но здесь Пророк приносит благодарение за поданное ему исцеление, ибо говорит: «Господи Боже мой». Бог есть Бог не всех, но только тех, которые по любви стали Ему Свои; Он «Бог Авраамов и Бог Исааков и Бог Иаковль» (Исх. 4, 5). Если бы был Бог всех, то не присвоил бы сего им исключительно. И еще Иаков говорит: «Поможе тебе Бог мой» (Быт. 49, 25). И Фома, по удостоверении своем объемля Владыку, говорит: «Господь мой и Бог мой» (Ин. 20, 28).

Итак, воззвание «Господи Боже мой» излилось у Пророка из сердца и прилично его состоянию. «Воззвах к Тебе, и исцелил мя еси». Не было промежутка между моим воззванием и Твоею благодатию; едва воззвал я, как и пришло исцеление, ибо сказано: «Еще глаголющу ти, речет: се, приидох» (Ис. 58, 9). Посему молящийся Богу должен говорить не маловажное, чтобы пришло к нам скорое исцеление.

(4) «Господи, возвел еси от ада душу мою». За такое исцеление благодарит Бога нисшедший от изнеможения во ад, но возведенный из ада силою Того, Кто за нас низложил «имущаго державу смерти» (ср.: Евр.2,14).

«Спасл мя еси от нисходящих в ров». Часто рвами называются подземелья, устроенные для содержания в них узников, так как сказано в книге Исхода: «От первенца Фараонова... до первенца пленницы, яже в рове» (Исх. 12, 29). Да и Иеремию ввергли в ров, и Иосифа братья по ненависти заключили во рву, не имеющем воды. Но всякий поступок или низводит нас долу, отягчая грехом, или возносит горе, окрыляя нас к Богу. Посему Ты спас меня, который доселе вел порочную жизнь, и спас, отделив от нисходящих в место потемненное и холодное. То же значат слова: «подъял мя еси», то есть удержал меня от стремления долу, чтоб не дать случая порадоваться врагам моим. Как в другом сказал: «Совершаяй нозе мои яко елени, и на высоких поставляяй мя» (Пс. 17, 34), так здесь возвращение вверх именует освобождением из рва и подъятием.

(5) «Пойте Господеви преподобнии Его». Не всякий тот поет «Господеви», кто произносит устами слова псалма, но все, которые от чистого сердца воссылают псалмопения, все, которые преподобны и хранят правду пред Богом, все таковые могут петь Богу, верно соблюдая духовные размеры. Сколь многие пришли сюда, сделав блуд! Сколь многие скрывают в сердце обман или ложь! Они представляют себя поющими, но не поют в действительности. Ибо псалом приглашает к псалмопению преподобного. «Не может... древо зло плоды добры творити» (Мф. 7, 18) и порочное сердце износить из себя слова жизни. Посему «сотворите древо добро, и плод его добр» (Мф. 12, 33). Очистите сердца, чтобы плодоносить Духу и, став преподобными, прийти в состояние разумно петь Господу.

«И исповедайте память святыни Его». Не сказал: исповедайте святыню Его, но «память святыни Его», то есть благодарите. Ибо здесь исповедание берется вместо благодарения. Посему благодарите, что имеете «память святыни Его» вы, которые прежде, погрузившись во грехи и осквернившись нечистотами плоти, дошли до забвения святыни Сотворившего вас. А для исходатайствования прощения за грехи исповедайтесь в том, что учинено вами нездравого.

(6) «Яко гнев в ярости Его, и живот в воли Его». Сперва напомнил грозно: «гнев в ярости» Божией, потом радостное: «живот в воли Его». Неспособным доходить до точности назначений кажется тождеством сказанное у Пророка: «яко гнев в ярости» Божией, потому что гнев и ярость, по их мнению, одно и то же, но в сих словах весьма большое различие. Ярость означает определение наложить известное наказание на достойного, а гнев означает уже труд и наказание, наложенное Праведным Судиею по мере неправды. Но из примера яснее будет, что разумею. Врач, приметив воспаление и опухоль в члене, признал необходимым для больного отнять сей член. Писание называет это яростью. За суждением врача о помощи больному следует уже само действие, которым приводится в исполнение, что врач присудил; приносится острое орудие, отъемлющее член и причиняющее боль тому, у кого он отъемлется. Это называется гневом Божиим.

Обратись теперь к предложенному и найдешь последовательность мысли. «Яко гнев в ярости Его». - Наказание по праведному суду Божию. А «живот в воли Его»? Итак, что говорит псалом? Бог хочет, чтобы все были причастными жизни Его. Бедствия же не волею Его производятся, но навлекаются достоинством согрешивших. Посему Бог каждому дарует жизнь по собственному хотению, но каждый сам себе собирает гнев «в день гнева и откровения и праведнаго суда Божия» (Рим. 2, 5).

Писанию же обычно предпоставлять печальное радостному, потому что наслаждение приятнее, когда предшествовало ему скорбное. Ибо сказано: «Аз убию, и жити сотворю», - благодеяние после наказания. «Поражу, и Аз исцелю» (Втор. 32, 39). Сам причиняет скорбь и Сам опять восстановляет; Он поразил, и Его же руки исцелили. Огорчающее предшествует, чтобы прочнее были для нас благодеяния, ибо в таком случае более заботимся о сохранении дарованного.

«Вечер водворится плач, и заутра радость». Вспомни время страдания Господня, и найдешь значение сих слов. Вечером водворялся плач у учеников Господних, когда видели Его висящим на кресте, а заутра радость, когда по Воскресении бежали, с радостью друг другу благовествуя, что видели Господа. Или, может быть, и вообще вечером называется век сей, в котором вечно плачущие утешатся при наступлении утра. «Блажени плачущии: яко тии утешатся» (Мф. 5, 4). «Блажени плачущии ныне: яко возсмеетеся» (Лк. 6, 21). Посему кто дни века сего, уже скончавшегося к своему западу, проводит в оплакивании своих грехов, тот возрадуется при наступлении истинного оного утра, ибо «сеющии слезами ныне радостию пожнут» (Пс. 125, 5), очевидно, в будущем веке.

(7) «Аз же рех во обилии моем: не подвижуся во век». Как множество продаваемого на рынке составляет обилие города и ту страну называем обильною, которая приносит много плодов, так и в душе есть некоторое обилие, когда она исполнена всякого рода делами. Надобно, чтобы и она сперва была тщательно возделана, потом напоена обильными потоками небесных вод; тогда может приносить плод «на тридесять, и на шестьдесят, и на сто» (ср.: Мк.4,20) и сподобиться следующего благословения: «благословены житницы твои и останцы твои» (Втор. 28, 5). Посему чувствующий свою твердость с уверенностью скажет и подтвердит, что его не искоренит противник, как полную ниву, которую благословил Господь.

(8) «Господи, волею Твоею подаждь доброте моей силу.» Трудившиеся над исследованием учения о добродетели говорили, что одни добродетели составляются из умозрения, а другие неумозрительны; так, благоразумие составляется из умозрений при рассуждении о добре и зле, целомудрие - из умозрений о том, что должно избирать и чего избегать, справедливость - из умозрений об усвояемом и неусвояемом, мужество - из умозрений о страшном и нестрашном. Но красота и крепость суть добродетели неумозрительные, следующие за теми, которые из умозрения, ибо некоторые из мудрых красоту находили в соразмерности и стройности душевных умозрений, а крепость усматривали в окончательном произведении положенного в нас добродетелями умозрительными.

Впрочем, чтобы в душе были красота и сила производить должное, для сего имеем мы нужду в Божией благодати. Посему как выше сказал, что «живот в воли Его», так теперь благодарственно превозносит Бога, говоря: «волею Твоею подаждь доброте моей силу». Хотя прекрасен был я по природе, но стал немощен, потому что умерщвлен грехом по злоумышлению змия. Посему Ты к доброте моей, какую я получил от Тебя при первом устроении, присовокупил и силу исполнять должное. Прекрасна всякая душа, в которой созерцается соразмерность свойственных ей сил, но истинная и вожделеннейшая красота, созерцаемая только имеющими очищенный ум, принадлежит Божию и блаженному естеству. Кто внимательно устремляет взор на сияние и изящество сей красоты, тот заимствует от нее нечто, как бы от красильного раствора, на собственное свое лицо наводя какие-то цветные лучи. Почему и Моисей, сделавшись причастником оной Красоты во время собеседования с Богом, имел прославленное лицо. Посему чувствующий свою добродетель издает сей благодарственный глас: «Господи, волею Твоею подаждь доброте моей силу».

На как за умозрительными добродетелями следуют неумозрительные, красота и сила, так есть и пороки неумозрительные, безобразие и бессилие. Ибо что неблагообразнее и отвратительнее души, преданной страстям? Посмотри на гневного и на примечаемую в нем дикость! Рассмотри скорбящего, унижение и упадок его души! А кто подпал сладострастию и чревоугодию, кто вне себя от страха, на того согласится ли кто и смотреть? В них душевное расположение выступает на самые оконечности тела, равно как и следы душевной красоты бывают видимыми во внешности святого мужа. Итак, нам должно заботиться о сей красоте, чтобы Жених Слово, встретив нас, сказал: «Вся добра еси, ближняя моя, и порока несть в тебе» (Песн. 4, 7).

«Отвратил же еси лице Твое, и бых смущен». Пока лучи Твоего посещения, говорит Пророк, осиявали меня, я проводил жизнь в непоколебимом и безмятежном состоянии. Но когда «отвратил еси лице Твое», тогда обличилось страстное и смущенное положение души. Говорится же о Боге, что Он отвращает лицо Свое, когда подвергшегося искушениям оставляет во время тесных обстоятельств, чтобы сделалась известною крепость подвизающегося. Посему, если «мир... превосходяй всяк ум... соблюдет сердца» наши (Флп. 4, 7), то возможем избежать смущения и слитности страстей. Итак, поскольку воле Божией противополагается отвращение, а красоте, изяществу и силе - смущение, то значит, что смущение есть безобразие и бессилие души вследствие отчуждения от Бога. Будем же непрестанно молиться, чтобы осиявало нас лицо Божие, чтобы нам быть в священнолепном состоянии, кроткими и ничем не смущенными по готовности нашей к добру! Ибо сказано: «уготовихся и не смутихся» (Пс. 118, 60).

(9) «К Тебе, Господи, воззову, и к Богу моему помолюся.» Многократно говорится о взывании ко Господу, потому что взывать свойственно только желающему великого и небесного. А кто просит у Бога малого и земного, тот употребляет слабый и низкий голос, который не достигает в высоту и не доходит до слуха Господня.

(10) «Кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление». Для чего, говорит, взывал я? Для чего молился Тебе, Господу моему и Богу моему? Что мне пользы в благосостоянии плоти и во множестве крови, когда она, если еще не повредилась, будет предана общему разрушению тела? Но «умерщвляю тело мое и порабощаю» (1 Кор. 9, 27), чтобы, когда кровь во мне бодра и кипит, мое добротелесие не послужило поводом ко греху. Не угождай плоти сном, банями, мягкими постелями, непрестанно повторяя слово сие: «Кая польза в крови моей, внегда сходити ми во истление». Для чего заботишься о том, что вскоре сотлеет? Для чего утучняешь себя и отягощаешь плотью? Разве не знаешь, что чем более дебелою сделаешь ты плоть свою, тем более тягостное узилище приготовишь душе?

«Еда исповестся Тебе персть; или возвестит истину Твою». Как перстный и плотский человек исповестся Тебе, Богу? Как возвестит истину, кто не посвящал своего времени учению, у кого ум погребен под таким бременем плоти? Посему-то иссушаю плоть свою и не щажу крови, которая обыкновенно сгущается в плоть, чтобы не было у меня препятствия к исповеданию или уразумению истины.

(11) «Слыша Господь, и помилова мя: Господь бысть помощник мой». После того как сказал, о чем взывал к Богу, вскоре почувствовал он Божию помощь и нас возбуждает к прошению подобного: «слыша», говорит, «Господь, и помилова мя: Господь бысть помощник мой». Итак, будем и мы молиться и взывать духовным гласом, испрашивая великого, а не домогаясь плотского (ибо «сущии во плоти Богу угодити не могут» - Рим. 8, 8), чтобы Господь и нас услышал и помиловал нашу немощь, а мы, воспользовавшись Божиею помощью, могли сказать: (12) «Обратил еси плач мой в радость мне». Не всякой душе дается радость от Бога, но если кто много плакал о грехе своем, с крепким воплем и непрестанными слезами и как над умершим творил над собою плач, то плач его обращается в радость.

А что и плакать бывает похвально, доказывают дети, которые сидят на торжищах и говорят: «Пискахом (мы играли на свирели) вам, и не плясасте, рыдахом вам, и не плакасте» (Лк. 7, 32). Свирель есть музыкальное орудие, при содействии нашего дыхания издающее нежные звуки. Посему думаю, всякий святой Пророк в переносном смысле называется свирелью, как движимый Святым Духом, почему и сказано: «Пискахом вам, и не плясасте», ибо пророческие слова увещевают нас к мерному выполнению святого пророчества, и это называется плясанием. Но Пророки для нас и рыдают, призывая нас к плачу, чтобы мы, от пророческих слов пришедши в сознание своих грехов, оплакивали свою погибель, смиряя плоть свою утомлением и трудами. У такового раздирается плачевная одежда, в какую он облекся, оплакивая свой грех; возлагается же на него «риза спасения и одежда веселия» (ср.: Пс. 61, 10), сии светлые и брачные одеяния, украшенный которыми не будет извержен из брачного чертога.

«Растерзал еси вретище мое, препоясал мя еси веселием». Вретище содействует покаянию, как символ смирения, ибо сказано: «Древле убо во вретищи и пепеле покаялися быша» (Мф. 11, 21). Поскольку же Апостол «откровенным лицем в тойже образ» преобразуется «от славы в славу» (ср.: 2 Кор. 3, 18), то дарованную ему от Господа благодать называет своею славою.

(13) «Яко да воспоет Тебе слава моя». Слава праведного - дух, который в нем. Посему кто поет духом, тот говори: «Яко да воспоет Тебе слава моя, и не умилюся». Не буду уже делать ничего такого, говорит Пророк, за что бы сердце мое утомлялось и уязвлялось воспоминанием греха моего.

«Господи Боже мой, во век исповемся Тебе», то есть буду благодарить Тебя. Поскольку мне за покаяние даровал Ты отпущение и возвел меня в славу, отняв стыд греховный, то во весь век исповемся Тебе. Ибо найдется ли такое продолжение времени, которое бы могло в душе моей произвести забвение толиких благодеяний?

Беседа на псалом тридцать второй

(1) «Радуйтеся праведнии о Господе, правым подобает похвала». Обычное для Писания выражение радости, показывающее какое-то светлое и весьма радостное состояние души в достойных благодушия! Итак, «радуйтеся праведнии о Господе», не тому, что благоуспешны ваши домашние дела, не тому, что наслаждаетесь телесным здоровьем, не тому, что поля ваши изобилуют всякими плодами, но тому, что имеете Господа, Который так прекрасен, так благ, так премудр. Довольно для вас веселия о Господе. И кажется, кто с веселием и радостью восхищается кем-либо из весьма любимых, тот радуется и себе самому.

Посему псалом побуждает праведных восчувствовать свое достоинство, что они удостоены быть рабами такового Владыки, и восхищаться своим рабством Ему с неизреченною радостью и со скаканиями, как бы рвалось у них сердце от восторга любви ко Благому. Ежели когда в сердце твоем как бы ниспадший свет произвел внезапную мысль о Боге и озарил твою душу, так что ты возлюбил Бога, а презрел мир и все телесное, то из сего слабого и малого подобия познай полное состояние праведных, которые равномерно и непрерывно возрастают в веселии о Боге. Тебя по временам, и редко, посещает сия радость, по смотрению Божию, чтобы малое ее вкушение приводило тебе на память, чего ты лишился, а в праведнике постоянно божественное и небесное веселие, потому что в нем, несомненно, обитает Дух; первый же плод духа есть «любы, радость, мир» (ср.: Гал. 5, 22).

Итак, «радуйтеся праведнии о Господе». Господь для праведных есть как бы вместилище, вступившему в которое по всей необходимости должно благодушествовать и веселиться. И праведный делается местом для Господа, приемлющим Его в себя. А грешник дает в себе место диаволу, не внимая говорящему: «ниже дадите места диаволу» (Еф. 4, 27), и Екклезиасту: «аще дух владеющаго взыдет на тя, места твоего не остави» (Еккл. 10, 4). Посему, пребывая в Самом Господе и, сколько можем, созерцая чудеса Его, из созерцания сего будем таким образом приобретать сердцем своим веселие!

«Правым подобает похвала». Как кривая нога не годится для прямого сапога, так и сердцам развращенным не прилична Божия похвала. Поэтому думаю, что поскольку слово о Спасителе не прилично устам демонов, отнимается у них власть, «да не явлена Его сотворят» (Мк. 3, 12). И Павел запрещает «духу пытливу», чтоб нечистый не мог давать одобрения святому (см.: Деян. 16, 16, 18). Таково и следующее место: «Грешнику же рече Бог: вскую ты поведаеши оправдания Моя» (Пс. 49, 16)?

Итак, потщимся избегать всякого непрямого и ухищренного дела, ум же и судилище души исправим в себе, как верное правило, чтоб нам, когда соделаемся правыми, была дозволена похвала Господня. Предначинатель греха называется змием лукавым, и меч Божий наводится «на драконта змия лукаваго» (ср.: Ис. 27, 1), потому что змея при передвижении с места на место делает многие уклонения и извороты; почему след, оставляемый змеей на земле, имеет неправильное направление: по одному направлению движутся у нее передние части, средина имеет косвенное движение, а хвост уклоняется опять в противоположную сторону. Посему кто следует змию, у того жизнь оказывается лукавою, неправильною и исполненною противоречий. А кто идет вослед Господа Бога, тот «творит стези правы» (ср.: Ис. 40, 3) «и права течения ног своих» (ср.: Притч. 4, 26), ибо «прав Господь Бог наш» (Пс. 91, 16) «и правоты виде лице Его» (Пс. 10, 7).

Ежели два правила приложить одно к другому, то прямизна их сделает, что будут плотно прилегать друг к другу, а ежели кривое дерево приложить к прямому, то найдешь, что искривленное не сходится с прямым. Итак, поскольку похвала Божия есть правая, то нужно правое сердце, чтобы ему могла быть дозволена и приличествовала похвала. Ежели «никтоже может рещи Господа Иисуса, точию Духом Святым» (1 Кор. 12, 3), то как принесешь хвалу, когда нет в тебе «духа праваго, обновленнаго во утробе» твоей (ср.: Пс. 50, 12)?

(2) «Исповедайтеся Господеви в гуслех, во псалтири десятоструннем пойте Ему». Сперва должно исповедаться Господу в гуслех, то есть телесные действия производить стройно. Поскольку мы грешили телом, когда «представили уды» наши «рабы» греху «в беззаконие» (ср.: Рим. 6, 19), то и исповедуемся телом, употребив то же орудие к истреблению греха. Ты злословил? Благословляй. Ты лихоимствовал? Отдай. Ты упивался? Постись. Ты гордился? Смирись. Ты завидовал? Утешь. Ты убил? Претерпи мученичество или, что равносильно мученичеству, при исповедании изнури свое тело. И тогда по исповедании достоин ты петь Богу «во псалтири десятоструннем». Сперва должно исправить действия телесные, чтобы совершались согласно со словом Божиим, а потом уже восходить к созерцанию мысленного.

Псалтирем, может быть, называется ум, ищущий горнего, потому что орудие сие, по устройству своему, силу издавать звуки имеет вверху. Посему телесные действия исповедуются Богу как бы снизу, а тайны, возвещаемые умом, имеют причину свою свыше, так, как ум издавал бы звуки чрез Духа. Посему кто имеет в виду все заповеди и приводит их в себе как бы в созвучие и согласие, тот поет Богу на псалтири десятострунном, потому что десять есть главных заповедей, написанных при первом законодательстве.

(3) «Воспойте» Господу «песнь нову», то есть служите Богу не в ветхости буквы, но в обновлении духа. Кто принимает закон не чувственно, но разумеет духовный его смысл, тот поет песнь новую, потому что ветшающее и стареющее в завете миновало, началась же для нас новая и обновленная песнь учения Господня, которая обновляет «юность» нашу, «яко орлюю» (ср.: Пс. 102, 5), когда умерщвляем в себе ветхого человека и обновляемся со дня на день. Но простирающийся «в предняя» (ср.: Флп. 3, 13) непрестанно становится новее в отношении к себе самому. Посему кто непрестанно становится новее в отношении к себе самому, тот поет новую песнь Богу, а новым обыкновенно называется или необычайное, или недавно пришедшее в бытие. Посему если поведаешь чудный и всю природу превосходящий образ Господня вочеловечения, то поешь новую и необыкновенную песнь; и если рассуждаешь о возрождении и обновлении мира, состарившегося под грехом, а также возвещаешь тайны воскресения, то и в сем случае поешь новую и недавно сложенную песнь.

«Добре пойте Ему со восклицанием». Слышите заповедь: «добре пойте», с нерассеянною мыслью, с искренним расположением. «Пойте со восклицанием». Как некоторые добрые воины, одержав победу над врагами, возносите хвалебные песни Виновнику победы! «Дерзайте», говорит Он, «Аз победих мир» (Ин. 16, 33). Кто из людей в состоянии ратоборствовать с лукавым, если не прибег под кров «Архистратига силы» (ср.: Нав. 5, 14) и если не оттуда, не с верою в Него низлагает и поражает стрелами нашего врага? Итак, «добре пойте со восклицанием». Восклицание же есть какой-то нечленораздельный звук, который воины согласно издают во время сражения, сомкнув над собою щиты. Посему пойте в согласии, единодушии и единении любви. Что же должны говорить поющие?

(4) «Яко право слово Господне». «Правых» призывает сперва к хвалению, потому что право и имеющее прославиться «Слово Господне, Которое в начале бе к Богу, и Бог бе» (ср.: Ин. 1, 1). Посему «прав» Отец, «прав» Сын, «прав» Дух Святый.

«И вся дела Его в вере». Что значит сказанное? Его дело - небо, Его дело - земля, Его дело - море, воздух, все неодушевленное, одушевленное, разумное, неразумное. Как же все это «в вере»? Какая вера в неодушевленных? Какая вера у неразумных? Какая вера в камне? Какая вера во псе? Неодушевленное и неразумное - не в вере. Но настоящее изречение ничего не исключило, а все объяло, сказав: «вся дела Его в вере». Посему что же значит сказанное? Если, говорит псалом, видишь небо и порядок в нем, это для тебя руководитель к вере, потому что указывает собою на Художника. Если же рассматриваешь порядок на земле, и чрез это опять возрастает вера твоя в Бога, ибо, не плотскими очами познав Бога, уверовали мы в Него, но силою ума посредством видимого усматриваем Невидимого. Посему «вся дела Его в вере».

Если рассмотришь и камень, то и он служит некоторым указанием силы Создавшего. А то же найдешь, если рассмотришь муравья или комара, или пчелу; часто и в самых малых вещах видна мудрость Зиждителя. Ибо Кто распростер небо и наполнил неизмеримую величину морей, Тот и самое тонкое жало пчелы соделал пустым, как свирель, чтобы чрез него выливался яд. Посему «вся дела Его в вере».

Ничто да не приведет тебя к неверию. Не говори: это произошло случайно, а это встретилось само собою. В том, что существует, нет ничего беспорядочного, ничего неопределенного, ничего напрасного, ничего случайного. Не говори: злая случайность или недобрый час. Это слова людей невежественных. «Не две ли птице ценитеся единому ассарию, и ни едина от них падет» без воли Божией (Мф. 10, 29)? Сколько волос на голове? Ни один из них не забыт. Видишь ли Божие око, как ничто, и самое малое, не избегает Его надзора?

(5) «Любит милостыню и суд Господь, милости Господни исполнь». Если бы суд Божий действовал сам по себе и со всею строгостью воздавал нам, чего стоят дела, нами совершенные, то какая бы была надежда? Кто бы из людей спасся? Ныне же «любит милостыню и суд». Как бы сопрестольною и даже председательствующею на царском престоле соделав «милостыню», изводит Он каждого на суд. «Аще беззакония назриши Господи, Господи, кто постоит» (Пс.129,3)? Милостыня у Него не без суда, суд не без милостыни. Прежде суда любит милостыню и после милостыни приходит на суд. У Него сопряжены между собою милость и суд, чтобы одна милость не произвела в нас расслабления и один суд не довел до отчаяния.

Судия хочет тебя помиловать и соделать участником Своих щедрот, но в таком только случае, если найдет, что ты по содеянии греха стал смирен, много плакал о лукавых своих делах, без стыда открыл содеянное тайно, просил братию потрудиться с тобою о твоем уврачевании. Одним словом, если увидит, что ты достоин сожаления, то беззавистно подает Свою милостыню. Когда же видит в тебе сердце нераскаянное, ум гордый, который не верит будущему веку, не боится суда, тогда любит суд над тобою. Ибо так искусный и человеколюбивый врач прежде старается смягчить опухоль припарками и смягчающими средствами, но когда увидит, что опухоль не опадает, а затвердевает, тогда, отложив в сторону масло и смягчающие врачевства, употребляет наконец в дело острые орудия. Посему «любит милостыню» к раскаивающимся, но любит и суд над упорными. Подобное нечто говорит Исаия Богу: «милость» Твоя «на мерилех» (см.: Ис. 28, 17), потому что Он и милость являет с судом, по достоинству каждого возмеривая мерою, числом и весом.

«Милости Господни исполнь земля». Здесь отделяется милость от суда, ибо земля полна одною милостью Господнею, между тем как суд отложен до неопределенного времени. Посему здесь милость без суда, потому что пришел не «да судит мирови, но да спасется им мир» (ср.: Ин. 3, 17). А там суд не без милости, потому что невозможно найти человека чистого «от скверны, аще и един день» бытия его (ср.: Иов. 14, 4). Посему ежели кто возьмет во внимание, что повреждение с каждым днем распространяется и что тленный род человеческий достоин тысячи смертей, поскольку пребывает во грехах, то удивится богатству Божией благости, снисходительности и долготерпения. Однако же мы, пока на земле, имеем нужду в милости, ибо те, которые на небе, достойны ублажения, а не помилования. Или, может быть, по причине осуждения, произнесенного на нас за грех, землею называемся мы, которым сказано от Бога: «земля еси, и в землю отыдеши» (Быт. 3, 19), и которые полны Божиих щедрот, ибо «сущих нас мертвых» грехами и «прегрешеньми» помиловав Бог, «сооживи Христом» (ср.: Еф. 2, 5).

(6) «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их». Где унижающие Духа? Где отделяющие Его от зиждительной силы? Где отсекающие Его от единения со Отцом и Сыном? Да слышат псалом, который говорит: «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их». И под словом разумеется здесь не обыкновенная речь, из имен и глаголов состоящая, и под духом - не дыхание, разливающееся в воздухе, но разумеется Слово, которое «в начале бе к Богу», и Дух Святый, в собственном смысле так именуемый. Посему как зиждительное Слово утвердило небо, так и Дух, Который от Бога, Который от Отца исходит (то есть из «уст Его», чтобы ты не признавал Его чем-либо внешним или тварным, но славил как имеющего ипостась Свою от Бога), сопривнес от Себя все силы, какие в Нем.

Итак, Духом утверждена всякая сила пренебесная, то есть по содействию Духа имеет она напряженность, крепость и несомненность в освящении и во всякой добродетели, приличной священным силам. Посему-то написано здесь: «Дух уст Его», а в других местах, как найдем, сказано: «Слово уст Его» (ср.: Ис. 11, 4), дабы разумели мы, что Спаситель и Святый Дух Его - от Отца. Поскольку Слово Господне есть Спаситель и Дух уст Его - Святый Дух, оба же они содействовали в творении неба и сил небесных, то сказано: «Словом Господним небеса утвердишася, и Духом уст Его вся сила их». Ибо что ни освящается, освящается только присутствием Духа. Посему приведение в бытие Ангелов совершило зиждительное Слово - Творец всего, а освящение им даровал Дух Святый, ибо Ангелы созданы не младенцами, которые бы потом, усовершившись чрез постепенное упражнение, соделались таким образом достойными принять Духа, но в первоначальный состав и, так сказать, раствор их сущности была вложена святость. Потому-то они неудобопреклонны ко греху, будучи немедленно, как бы некоторым составом, покрыты освящением и, по дару Святаго Духа, имея постоянство в добродетели.

(7) «Собираяй яко мех воды морския, полагаяй в сокровищах бездны». Не сказал: «Собираяй воды морския», как в мехе, но – «яко мех, так воды морския собираяй». Представь свойство меха, который то надувается, когда кожа натянута внутрь духом, то сжимается, когда растягивавшее выйдет вон; так и море иногда надмевается и кипит, когда ветры приводят его в ярость и воздымают, а иногда опять, при безветрии, успокаивается и улегается. Посему Господь «яко мех» согнетает и смиряет воду морскую. Но в некоторых списках находим: «собираяй яко в мехе воды морския», и такое выражение указывает нам на древнюю историю, когда Чермное море, никем не разделяемое, само по себе стало как бы заключенным в каком-то мехе, потому что Божие повеление не позволяло ему разливаться.

«Полагаяй в сокровищах бездны». Сообразнее с общим понятием было бы сказать: «полагаяй в безднах сокровища», то есть содержащий в тайне свое богатство. А здесь сказано, как будто сами бездны суть какие-то дорогие утвари, достойные Божиих сокровищ. Итак, безднами называются не законы ли Божия Суда, как неизреченные и непостижимые для человеческого разумения, потому что одному Божию ведению предоставлены те законы, по которым Он каждою вещью распоряжается? А что Суд Божий о каждой вещи порознь называется бездною, видим из другого псалма, в котором говорится: «Судьбы Твоя бездна многа»(Пс. 35, 7).

Посему, если домогаешься узнать, для чего жизнь грешника продолжается, а дни пришествия праведнику сокращаются, для чего неправедный благоденствует, а праведный угнетается, для чего похищен смертью отрок, прежде нежели пришел в совершенный возраст, отчего войны, для чего кораблекрушения, землетрясения, засухи, излишество дождя, для чего сотворено вредное для людей, для чего один - раб, другой - свободен, один богат, другой беден (даже много разности как между грешащими, так и преуспевающими в добродетели: иная продана содержателю непотребного дома и поневоле живет во грехе, а другая с малолетства досталась доброй госпоже и воспитана в правилах целомудрия, за что же последняя облагодетельствована, а первая осуждена, и какое каждому воздаяние от Судии), когда все это приходит тебе на мысль, рассуди, что судьбы Божии - бездна и, будучи заключены в божественных сокровищах, не для всех удобопостижимы. А верующему дано обетование от Бога: «ам ти сокровища сокровенная, невидимая»(ср.: Ис. 45, 3). Посему, когда удостоимся ведения лицом к лицу, тогда узрим и в «сокровищах» Божиих «бездны».

Собрав же сказанное в Писании о мехах, удобнее уразумеем намерение Пророка. Которые со дня на день обновляются и вмещают в себе вино новое из виноградника истины, те в Евангелии называются мехами новыми, а которые не отложили ветхого человека, те суть мехи ветхие и ненадежно вливать в них вино новое; «никтоже вливает вина нова в мехи ветхи», чтобы не пролилось вино и не погибли совершенно те мехи (ср.: Мк. 2, 22), сделавшись уже не заслуживающими никакой пощады после того, как прольют доброе и новое вино, ибо новое вино должно быть вливаемо в мехи новые. И новое и духовное вино, кипящее Духом Святым, то есть никогда не стареющее разумение истины, должно быть вливаемо в человека нового, который, «всегда мертвость» Иисусову «в теле» нося (ср.: 2 Кор. 4, 10), справедливо может быть назван мехом новым.

(8) «Да убоится Господа вся земля, от Негоже да подвижутся вси живущии по вселенней». Поскольку «страх Господень начало» чувства (ср.: Притч. 1, 7), то мудрствующих земное должен вразумлять страх. И страх, как предуготовитель к благочестию, допускается по необходимости, последующая же за ним любовь усовершает тех, которые образовались в училище страха. Поэтому псалом всей земле предписывает страх. Сказано: «Да подвижутся же от Него вси живущии по вселенней», то есть всякое движение, совершаемое или мысленно, или телесным действием, да происходит в них согласно с Божией волею. Так разумею слова: «да подвижутся от Него», то есть ни глаз да не подвижется без Бога, ни рука да не движется без Бога, ни сердце да не помышляет чего-либо не благоугодного Богу. И вообще ничем другим да не подвижутся, ничто, кроме страха Божия, да не приводит их в движение.

(9) «Яко Той рече, и быша: Той повеле, и создашася». К двум предыдущим выражениям: «да убоится вся земля» и «да подвижутся вси живущии по вселенней», присовокупил два также выражения: «Той рече, и быша: Той повеле, и создашася». Поскольку человек сложен из земного состава и из души, обитающей в теле, то образованное из земли называется землею, а душа, которой дано в удел обитать в теле, именуется жителем вселенной. В соответствие же слову "земля" сказано: «Той рече, и быша», - и образование наше, именно образование из земли, выражается словом «бысть», а сотворение по образу Божию изображается словом «создася», потому что слово «тварь» берется часто в значении изменения и улучшения, как в словах: «аще кто во Христе, нова тварь» (2 Кор. 5, 17), а также в словах: «да оба созиждет во единаго новаго человека» (Еф. 2, 15). А может быть, словом «бысть» указывается на первое осуществление человека, а словом «создася» на второе возрождение благодатью Христовою. Но сколько заповедь Божия различается от простого слова, столько же различия между творением и приведением в бытие.

(10) «Господь разоряет советы языков, отметает же мысли людей». Сие служит объяснением предыдущему, то есть тому, как Бог созидает уверовавших в Него тем, что разорил неразумные совещания людей, какие они имели об идолослужении и о всякой суете, и отметает совещания князей. Но можно отнести сие и ко времени страдания, когда люди умыслили распять Царя славы, а Он домостроительством креста обновил человечество. Ибо Воскресением разорен совет язычников - Пилата, воинов и всех, которые содействовали распятию, - и отвергнуты совещания князей - архиереев, книжников и царей народа, потому что Воскресение разрушило все их замыслы.

Но и в каждом повествовании, замечая то, что соделал Бог с неверными язычниками, найдешь, что слова Пророка в вещественном смысле имеют большое значение. Ибо когда Иорам, сын Ахава, царствовал во Израиле, тогда Сирийский царь, сын Адеров, ополчившись силою многою и рукою тяжелою, осадил Самарию, так что у жителей недоставало необходимого, и «бысть глава ослова за пятьдесят сикль сребра, и четвертая часть меры гноя голубинаго за пять сикль сребра» (4 Цар. 6, 25). И в сие-то время, чтобы исполнилось завещание Елисеево, разорены советы Сирии, и, оставив сени свои и все достояние свое, сирияне бежали, а в Самарии произвели такое обилие, что «мера муки пшеничны продавалась за сикль един и две меры ячменя за сикль» (ср.: 4 Цар. 7, 16).

Так Господь умеет разорять советы языков! А как отметает Он советы князей, знаем из сказания об Ахитофеле, когда Давид молился, говоря: «разруши совет Ахитофелев» (2 Цар. 15, 31). Посему, когда слышишь, что кто-нибудь многим угрожает тебе и обещает нанести тебе всякого рода огорчения, ущерб или раны, или смерть, возведи взоры ко Господу, Который «разоряет советы языков и отметает мысли людей».

(11) «Совет же Господень во век пребывает, помышления сердца Его в род и род». Видишь ли учения язычников, эту суетную философию, как они тонки и обильны на изобретение учений, в умозрительных науках, в нравственных предписаниях, в естествословии и в других учениях, называемых тайными, как все это рассеялось и сделалось бесполезным, водворяется же ныне одна истина Евангелия? Много замышлений в сердце человеческом, но совет Господень превозмог. И чтобы совет Божий постоянно и твердо пребывал в душах наших, необходимо прежде разориться в нас помыслам человеческим. Кто хочет писать на воске, сначала углаживает воск, а потом налагает изображения, какие ему угодны. Так и сердцу, на котором бы отпечатлелись ясно словеса Божии, надобно сделаться чистым от противных помыслов.

«Помышления сердца Его в род и род». Поскольку два избранных народа и два даны им завета, то в сказанном: «Помышления сердца Его в род и род», по причине двукратного наименованного рода, можно разуметь и два помышления - одно, по которому мы получили первый завет, а другое, которое даровало нам новое и спасительное учение Христово.

(12) «Блажен язык, емуже есть Господь Бог его, люди, яже избра в наследие Себе». Никто не ублажает народа иудейского, ублажают же народ, который по превосходству избран из всех народов, ибо мы - тот «язык», для которого Господом есть Бог наш, мы – «люди, яже избра в наследие Себе»: мы – «язык», потому что собраны из многих язычников, мы – «люди», потому что призваны вместо народа отверженного. И поскольку «мнози звани, мало избранных» (ср.: Мф.20,16), то ублажает не званного, но избранного; «блажени, яже избра». Какая же причина ублажения? - Ожидаемое наследие вечных благ. Или, по слову Апостола, что когда «исполнение языков внидет», тогда «весь Израиль спасется» (ср.: Рим. 11, 25, 26), не ублажает ли сперва исполнение языков, а потом спасаемого наконец Израиля? А как известно, что спасется не всякий, но только «останок по избранию благодати» (Рим. 11, 5), то посему сказано: «Люди, яже избра в наследие Себе».

(13) «С небесе призре Господь, виде вся сыны человеческия».

(14) «От готоваго жилища Своего». На пребывающих в свойственном себе чине и на исполняющих обязанности природы человеческой Господь призирает свыше, а над теми, которые дошли до крайнего повреждения, надзирает иначе - снисходя к ним Сам. Ибо сказано: «Вопль Содомский и Гоморрский умножися... и греси их велицы зело. Сошед убо узрю, аще по воплю их грядущему ко Мне совершаются» (Быт. 18, 20-21). И еще: «Сниде Господь видети град и столп, егоже созидаша сынове человечестии» (Быт. 11, 5). А здесь говорится: «С небесе призре Господь, виде вся сыны человеческия». Не теряй из вида сего высокого Зрителя, не теряй из вида Приникающего свыше на дела человеческие. Куда ты ни идешь, что ни делаешь, во тьме ли, или среди дня, надзирает над тобою Божие Око.

«От готоваго жилища Своего». Не отверзаются двери, не собираются завесы, готово к видению Божие жилище. Бог видит всех сынов человеческих. Ни один не избегает Его зрения, не закрывают ни тьма, ни стены; нет никакого препятствия очам Божиим. Он не только видит каждого, но видит и сердца, которые создал Сам, не примешав к ним ничего худого. Зиждитель человека Бог создал его простым по образу Своему, который спасает сердца, но впоследствии, опутав его плотскими страстями, мы сделали из него сердце многовидное и многоличное, растлив его боговидность, простоту и единообразность.

Поскольку же Он Создатель сердец, то посему (15) «разумевает на вся дела» наши. А делами называем и слова, и мысли, и вообще всякое движение человеческое. Ибо с каким расположением и с каким намерением делаем мы что-либо, в угождение ли людям или в исполнение заповедей, данных нам от Бога, сие знает один «Разумеваяй на вся дела» наши. Посему и во всяком праздном слове дадим отчет (см.: Мф. 12, 36) и даже за чашу студеной воды «не погубим мзды» (ср.: Мф. 10, 42), потому что Господь «разумевает на вся дела» наши.

(16) «Не спасается царь многою силою». Не множество воинских сил, не стены городов, не полки пеших, не крепость всадников, не снаряжение морских сил доставляют спасение царю, ибо Господь «поставляет цари и преставляет» (Дан. 2, 21), и «несть власть аще не от Бога учинена» (ср.: Рим. 13, 1). Посему спасается царь «не многою силою», но Божиею благодатью; так что и в этом отношении истинно слово: «благодатию есте спасении» (Еф. 2, 5). Так и земледелец не столько своим прилежным возделыванием приобретает плоды земледелия, сколько содействием Бога, возвращающего возделанное, ибо «ни насаждаяй есть что, ни напаяяй, но возвращаяй Бог» (1 Кор. 3, 7). Если же «сердце царево в руце Божией» (Притч. 21, 1), то он спасается не силою оружия, но Божиим руководством. В руке же Божией не всякий, но достойный имени царя. А некоторые определяли, что царская власть есть законное господство или начальство над всеми, не подлежащее греху.

«И исполин не спасется множеством крепости своея». Исполином же называет Пророк того, кто укрепляет естественную силу и телесное напряжение. Посему и царю недостаточно для спасения помощи оружия, и мужественный не может быть во всем достаточен сам для себя, ибо все человеческие силы, вместе взятые, немощны и бессильны в сравнении с истинною силою. Посему-то «немощная мира избра Бог, да посрамит крепкая» (1 Кор. 1, 27), и «из уст младенец и ссущих совершил еси хвалу... еже разрушити врага и местника» (Пс. 8, 3), ибо благодать Божия наипаче просияла, действуя в младенцах и в невысоких умом.

(17) «Ложь конь во спасение, во множестве же силы своея не спасется». Конь исключается из употребления святых, и Израиль во дни благоденствия никогда, кажется, не пользовался в войнах конскою силою, и никто из святых не признавал приличным иметь коней в собственном употреблении. Но фараон имеет у себя коня и высокомерный Сеннахирим надмевается множеством коней. Посему-то «коня и всадника» фараонова «вверже в море» (ср.: Исх. 15, 1), а у Сеннахирима «воздремаша» все «вседшии на кони» (Пс. 75, 7). По сей же причине и данный чрез Моисея закон, предписывая закон царям, говорит: «да не умножит себе коней» (Втор. 17, 16). «Во множестве же силы своея не спасется. Егда бо немощствую», говорит Апостол, «тогда силен есмь» (2 Кор. 12, 10). А множество телесной силы служит препятствием ко спасению духа.

(18) «Се очи Господни на боящияся Его». В другом месте сказано: «Очи Господни на праведныя» (Пс. 33, 16), а здесь – «на боящияся Его». Когда мы взираем на Господа и очи наши устремлены к Нему, так что можем сказать: «Се яко очи раб в руку господий своих... тако очи наши ко Господу Богу нашему» (Пс. 122, 2), тогда как бы привлекаем Око Господне к воззрению на нас.

«Уповающия на милость Его». Пророк показывает смирение служащих Господу и то, сколько уповают они на милость Его. Кто не уповает на свои доблестные заслуги и не надеется оправдаться делами, тот единственную надежду спасения имеет в милосердии Божием. Ибо когда приводит на мысль слова: «се, Господь и мзда Его» (ср.: Ис. 40, 10), чтобы воздать каждому, чего стоит дело его, и когда исчисляет свои злые дела, тогда начинает бояться наказания и трепетать угроз. А чтобы не поглотила его скорбь, взирает на Божие милосердие и человеколюбие и делается благонадежен. Надеется же, что Бог (19) «избавит душу его от смерти, и препитает в глад».

(20) «Душа же наша чает Господа, яко Помощник и Защититель наш есть». Слово сие поощряет к терпению, чтобы мы, когда нападает на нас какой-либо оскорбитель, не разлучались «от любве Божия, яже о Христе Иисусе» (Рим. 8, 39), но от всей души несли труды, ожидая помощи от Бога.

(21) «Яко о Нем возвеселится сердце наше, и во имя святое Его уповахом». Это согласно со сказанным в начале псалма: «Радуйтеся праведнии о Господе». И теперь – «о Нем возвеселится сердце наше». Мне кажется, что в этом же смысле сказал Апостол: «Во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны» (Рим. 8, 37). И не только препобеждаем, но и «хвалимся в скорбех» (Рим. 5, 3). Ибо псалмопевец сказал: «Душа наша чает Господа», и желая показать, что не насильственно и не от угнетения скорбями обнаруживает он терпение, но с великою радостью принимает озлобление за имя Господне, говорит: не только мы терпим, но и «о Нем возвеселится сердце наше, и во имя святое Его уповахом». Для нас достаточно именоваться христианами, чтобы избежать всякого искушения от противников. Имя же Божие называется святым, конечно, не потому, что в самых слогах имеет некоторую освящающую силу, но потому, что свято и чисто всякое свойство Божие и всякое понятие о том, что преимущественно в Боге усматривается.

(22) «Буди, Господи, милость Твоя на нас, якоже уповахом на Тя». Видишь ли, как разумно молился Пророк? Собственное свое расположение назначил он мерою для щедрот Божия милосердия. Такова же да будет, говорит он, «милость Твоя на нас», какую надежду мы возлагали на Тебя предварительно. Но всякая надежда наша - возвратиться в покой, чтобы мы, когда «преобразит» Он «тело смирения нашего», уразумели, что сие самое тело сделалось «сообразну телу славы» (ср.: Флп. 3, 21).

Беседа на псалом тридцать третий

(1) «Давиду, внегда измени лице свое пред Авимелехом, и отпусти его, и отыде». К двум случаям приводит нас разумение сего псалма. Надписанию его кажется приличным и то, что было с Давидом в Номве, городе священническом, и то, что случилось с ним у Анхуса, царя Филистимского. Ибо «измени лице свое», когда беседовал с Авимелехом, священником, скрывая от него свое бегство и показывая видом, что спешит исполнить царское повеление, когда взял и хлебы предложения, и меч Голиафа (см.: 1 Цар. 21, 1-9). Но еще «измени лице свое», когда был окружен врагами, потому что услышал, как они разговаривали между собою и приготовлялись к мщению. «И реша», сказано, «отроцы Анхусовы к нему: не сей ли Давид царь земли; не сему ли изыдоша (жены) ликующия, глаголюща: победи Саул с тысящами своими, и Давид со тмами своими». И еще сказано: И «убояся» Давид «от лица Анхуса, и измени лице свое» пред очами их (ср.: 1 Цар. 21, 11-13).

Но почему надписание именует Авимелеха, а история передает имя Анхуса, царя Гефесского? На сие имеем такое объяснение, дошедшее до нас по преданию, что Авимелех было общее имя царей Филистимских, но что каждый из них имел и собственное наименование. Подобное можно видеть в Римском государстве, где цари вообще называются кесарями и августами, но удерживают и собственные свои имена. Таково же у египтян имя фараон. Ибо фараоном называется египетский царь при Иосифе, фараоном именуется и тот, который чрез четыре поколения, при Моисее, стал царем Египта; фараон был и во времена Соломона, ибо сказано: «поят дщерь Фараоню» (3 Цар. 3, 1); фараоном также именовался царствовавший во времена пророческого служения Иеремии (см.: 4 Цар. 23, 29). Так и Авимелех был и во дни Авраама, и во дни Исаака, и теперь именуется во времена Давида. Об Аврааме сказано: «И рече Авимелех, и Охозаф невестоводитель его, и Фихол воевода силы его, ко Аврааму, глаголя» (Быт. 21, 22). Равно и об Исааке: «Бысть же много время тамо: и приникнув Авимелех царь Герарский окном, виде Исаака играюща с Ревекою» (Быт. 26, 8).

Так и здесь, в надписании, Авимелех времен Давидовых назван общим царским именем, история же передает его имя Анхус, которое было собственное, данное ему при рождении. Пред ним-то изменил лицо свое Давид, когда был принесен на руках домочадцев, бил в городские ворота и, как сказано, «слины своя точаше по браде», так что Анхус сказал домочадцам: для чего принесли вы его ко мне; не имею нужды в неистовых, «яко внесосте его, да беснуется предо мною» (ср.: 1 Цар. 21, 13, 14). И таким образом Давид, отпущенный оттуда, спасся, как сказано, «прииде в пещеру Одолламску» (ср.: 1 Цар. 22, 1).

Посему, как избежавший великой опасности, воссылает он такое благодарение освободившему его Богу и говорит: (2) «Благословлю Господа на всякое время». Избежав смерти, он как бы полагает для себя уставы жизни, настраивая душу свою к строгому образу деятельности, чтобы ни одной минуты времени не оставлять без благословения, но при начале важных и неважных дел обращаться к Богу. Не стану думать, говорит он, будто бы что-либо делается моим старанием или приключается по случайному стечению обстоятельств, но «на всякое время благословлю Господа» - не только при благоденствии, но и в несчастные времена жизни. Сим наученный Апостол говорит: «Всегда радуйтеся. Непрестанно молитеся. О всем благодарите» (1 Сол. 5, 16-18).

Видишь, какова была любовь Давида! Непрерывные несчастья не ослабили его терпения, когда был принесен на руках домочадцев, бил в городские ворота, лишен имущества, но даже, по необходимости, предан врагам и едва не растерзан ими. Несмотря на сие, не сказал: доколе будут продолжаться несчастья? Не пришел в нетерпение от непрерывных скорбей, «ведяще, яко скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование» (Рим. 5, 3-4).

И действительно, скорби для хорошо приготовленных суть как бы укрепляющая пища и упражнение в борьбе, приближающие подвижника к отеческой славе, когда, «укаряеми, благословляем, хулими, молим», утружденные - благодарим, скорбные - хвалимся скорбями (ср.: 1 Кор. 4, 12-13). Стыдно для нас - в счастье благословлять, а в печальных и трудных обстоятельствах хранить молчание. Напротив того, тогда-то и должно более благодарить нам, знающим, что «егоже любит Господь, наказует: биет же всякаго сына, егоже приемлет» (Евр. 12, 6).

«Выну хвала Его во устех моих». Пророк по видимому обещает нечто невозможное. Как может хвала Божия быть непрестанно во устах человека? Когда разговаривает он в обыкновенной и житейской беседе, в устах его нет Божией хвалы. Когда спит, хранит он совершенное молчание. Когда ест и пьет, как уста его произнесут хвалу? На сие отвечаем, что у внутреннего человека есть некоторые духовные уста и посредством их питается он, приемля слово жизни, которое есть «хлеб сшедый с небесе» (Ин. 6, 58). О сих-то устах и говорит Пророк: «Уста моя отверзох и привлекох дух» (Пс. 118, 131). Сии-то уста и Господь советует иметь расширенными, для обильного приятия брашен истины. Ибо сказано: «Разшири уста твоя, и исполню я» (Пс. 80, 11).

Посему мысль о Боге, однажды напечатленная и как бы печатью утвержденная во владычественной силе души, может быть названа хвалою Божиею, которая «выну» пребывает в душе; и тщательный, по увещанию Апостола, может давать все во славу Божию, так что всякое действие, всякое слово, всякое умственное упражнение получает силу хвалы, ибо «аще яст, аще ли пиет» праведник, «вся во славу Божию творит» (ср.: 1Кор.10,31). У такого и во время сна сердце бодрствует, как сказано в Песни Песней: «Аз сплю, а сердце мое бдит» (Песн. 5, 2), ибо мечтания сна очень часто бывают отголосками мыслей, занимавших днем.

(3) «О Господе похвалится душа моя». Пророк говорит: никто не хвали моей изобретательности, которою спасся я от опасностей, ибо не в силе, не в мудрости человеческой, но в благодати Божией - спасение. Ибо сказано: «Да не хвалится богатый богатством своим, мудрый мудростию своею, крепкий крепостию своею: но о сем да хвалится хваляйся, еже разумети и знати» Господа Бога своего (ср.: Иер. 9, 23, 24). Смотри, как Апостол хвалит сотрудников своих в деле благочестия. Он говорит: это наш «служитель и соработник о Господе» (Кол. 4, 7).

Если кто хвалится красотою телесною или знаменитостью рода, то не о Господе хвалится душа его; напротив того, каждый из таковых предан суете. Не заслуживают также истинной похвалы искусства средние и занимающиеся ими: кормчие, врачи, витии, строители, которые созидают города или пирамиды, или лабиринты, или другие какие дорогостоящие пышные громады зданий. Те, которые хвалятся этим, не в Господе полагают душу свою. Взамен всякой иной чести, для нас довольно именоваться рабами такого Владыки. Не будет ли слуга царев хвалиться, что он поставлен в том или другом чине служения? Ужели же удостоившийся служить Богу будет измышлять себе похвалы от иного, как будто для полноты славы и именитости недостаточно ему именоваться «Господним»! Итак, «о Господе похвалится душа моя».

«Да услышат кротцыи, и возвеселятся». Поскольку Пророк говорит: чрез одно изменение лица, при содействии Божием, враги введены в обман и совершено мое спасение, то «да услышат кротцыи», что можно и в мире живущим воздвигать победные знамения и не сражавшимся оказаться победителями; «и да возвеселятся», утвердившись в кротости моим примером, ибо такую благость от Бога получил я за то, что имел кротость. «Помяни, Господи, Давида, и всю кротость его» (Пс. 131, 1). Кротость есть величайшая из добродетелей, потому причислена и к блаженствам. Ибо сказано: «Блажени кротцыи: яко тии наследят землю» (Мф. 5, 5).

Земля сия, небесный Иерусалим, не бывает добычею состязующихся, но предоставлена в наследие долготерпеливым и кротким. И слова: «да услышат кротцыи», значат то же, что и слова "да услышат Христовы ученики". А может быть, пророчественно желает Давид, чтобы и до нас дошло чудо благодеяния Божия, над ним явленное. Да услышат и те, которые после многих поколений соделаются учениками Христовыми! Ибо тех назвал кроткими, которым Господь говорил: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Укротившие свои нравы, освободившиеся от всякой страсти, в чьих душах не поселено никакого мятежа - они называются кроткими. Почему и о Моисее засвидетельствовано, что он был «кроток зело паче всех человек сущих на земли» (Числ. 12, 3).

(4) «Возвеличите Господа со мною». Приличный себе лик собирает Пророк к прославлению Господа. Не приобщайся ко мне ни мятежный, ни смущенный, ни распаляющий душу плотскими страстями, но вы, кроткие, вы, которые приобрели твердость и постоянство души, отрясли леность и сонливость в исполнении своих обязанностей, - вы «возвеличите Господа со мною». Возвеличивает же Господа тот, кто великим умом, твердым и возвышенным духом терпит искушения за благочестие; и потом, кто великим умом и в самых глубоких умозрениях рассматривает величие творения, чтобы в величии и красоте тварей созерцать их Рододелателя (ср.: Прем. 13, 5). Ибо чем кто более углубляется в законы, по которым устроена и по которым управляется вселенная, тем яснее созерцает велелепоту Господню и по мере сил возвеличивает Господа.

Поскольку же одного ума и размышлений одного человека нисколько не достаточно к уразумению величия Божия, то Пророк всех вместе кротких приемлет в общение сего дела. Посему должно совершенно упразднить себя от внешних мятежей, произвести совершенное безмолвие в потаенной храмине советов сердца и потом приступить к созерцанию истины. Послушай исповедующегося во грехе, что он говорит: «Смятеся от ярости око мое» (Пс. 6, 8).

Не только же гнев, но и пожелание, и робость, и зависть приводят в смятение око души, и вообще все страсти приводят в замешательство и смятение душевную прозорливость. И как невозможно мутным оком принять верное впечатление от видимого предмета, так невозможно с возмущенным сердцем приступать к познанию истины. Посему должно удалиться от всех мирских дел, ни чрез зрение, ни чрез слух, ни чрез другое какое чувство не вводить в душу посторонних помыслов. Ибо воздвигаемые плотским мудрованием брани исполняют внутренность сердца неумолкающими мятежами и непримиримыми раздорами.

(5) «Взысках Господа, и услыша мя». Пророк говорит: сие «да услышат кротцыи»! И в это тяжкое время, когда подвигся на меня весь гнев памятозлобных и руки всех на меня вооружились, а я, ничем не защищенный, готов был принять на себя все удары врагов, и в это время не смутился я помыслами от страха, не оставил мысли о Боге, не отчаялся в своем спасении, но «взысках Господа». Не искал только, с каким-нибудь простым и временным упованием на Господа, но «взысках», ибо речение «взысках» выражает более нежели "искал", подобно как "испытывание" - более нежели "пытание". Ибо «исчезоша испытающии испытания» (Пс. 63, 7). Посему словом «взыскание» псалом изобразил какой-то глубокий покой и безмятежность.

«И от всех скорбей моих избави мя». Вся жизнь праведника исполнена скорбей, это путь тесный и скорбный. «Многи скорби праведным» (Пс. 33, 20). Потому и Апостол говорит: «Во всем скорбящее» (2 Кор. 4, 8), и – «яко многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие» (Деян. 14, 22). Избавляет же Бог святых Своих от скорби, не без испытания их оставляя, но подавая им терпение. Ибо если «скорбь терпение соделовает, терпение же искусство» (Рим. 5, 3-4), то избегающий скорби лишает себя опытности. И как никто не получает венца, не имея у себя противника, так и опытным можно оказаться не иначе, как чрез скорби. Посему слова: «от всех скорбей моих избави мя», не значат: не попустил мне скорбеть, но даровал «со искушением и избытие, яко возмощи понести» (ср.: 1 Кор. 10, 13).

(6) «Приступите к Нему, и просветитеся, и лица ваша не постыдятся». Сидящих во тьме и сени смертной - их увещевает приступить ко Господу, приблизиться к лучам Божества Его, чтобы, чрез приближение озарившись истиною по благодати, вместили они в себя просвещение Его. Ибо как сей чувственный свет не для всех равно сияет, но для тех, которые имеют глаза, бодрствуют и могут беспрепятственно наслаждаться появлением солнца, так и «Солнце правды» (ср.: Мал. 4, 2), «Свет» истины, «Иже просвещает всякаго человека грядущаго в мир» (Ин. 1, 9), не всем дает видеть светозарность Свою, но тем, которые живут достойно света. Ибо сказано: «свет возсия» не грешнику, но «праведнику» (Пс. 96, 11). Как солнце хотя восходит, но не для нетопырей и других животных, во время ночи снискивающих себе пищу, так, хотя свет сам в себе блистателен и всеозаряющ, однако ж не все приобщаются его сияния. Так и «всяк делаяй злая ненавидит света и не приходит к свету, да не обличатся дела его» (Ин. 3, 20).

Итак, «приступите к Нему, и просветитеся, и лица ваша не постыдятся». Блажен, кто в день Праведного Суда Божия, когда «приидет Господь» во свете «привести тайная тмы и объявить советы сердечныя» (ср.: 1 Кор. 4, 5), осмелившись вступить в сей обличительный свет, возвратится непостыженным, потому что его совесть не осквернена порочными делами. А те, которые делали зло, воскреснут на поругание и стыд, чтобы увидеть в самих себе мерзость и отпечатление соделанных ими грехов. И может быть, страшнее тьмы и вечного огня тот стыд, с которым увековечены будут грешники, непрестанно имея пред глазами следы греха, соделанного во плоти, подобно какой-то невыводимой краске, навсегда остающиеся в памяти души их. Не много же таких, которые бы могли приступить к свету истины и открыть его и, открыв сокровенное, отойти с непостыженным лицом.

(7) «Сей нищий воззва, и Господь услыша и». Не всегда нищета похвальна, а только когда она с евангельскою целью принята произвольно. Ибо многие по достатку нищи, а по произволению весьма любостяжательны. Их бедность не спасает, а произволение осуждает. Посему блажен не тот, кто беден, но кто сокровищам мира предпочитает заповедь Христову. Таковых и Господь называет блаженными, говоря: «Блажени нищии духом» (Мф. 5, 3), - не бедные имуществом, но избравшие нищету от сердца. А что не от произвола, то и блаженным не делает. Посему всякая добродетель, а преимущественно пред всеми нищета имеет отличительным признаком свободное произволение.

Итак, «сей нищий», говорит Пророк, «воззва». Назнаменующим гласом призывает он мысль твою к обнищавшему по Богу, алчущему, жаждущему и терпящему наготу. «Сей нищий», едва не указывает он перстом, то есть сей ученик Христов. Можно слова сии отнести и к Самому Христу: Он, «богат сый» по естеству (так как все, что имеет Отец, принадлежит и Ему), «нас ради обнища, да мы нищетою Его обогатимся» (ср.: 2 Кор. 8, 9). Да и всякое почти дело, ведущее к блаженству, предначал Сам Господь, Себя предложив в пример ученикам. Возвратись к блаженствам и, рассмотрев каждое, найдешь, что учение словом предварил Он делами.

«Блажени кротцыи». Где же нам научиться кротости? «Научитеся от Мене, говорит Господь, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). «Блажени миротворцы». Кто же научит нас благам мира? Сам Миротворец, «творяй мир» и примиряющий «оба во единаго новаго человека» (ср.: Еф. 2, 15), «умиротворивый кровию креста» Своего, «аще земная, аще ли небесная» (ср.: Кол. 1, 20). «Блажени нищи». Сам Он обнищал и «умалил Себе в зраке раба, да мы вси от исполнения Его приимем и благодать воз благодать» (ср.: Флп. 2, 7; Ин. 1, 16).

Итак, если кто, водимый Святым и человеколюбивым Духом, не мечтая о самом себе, но уничтожая себя, чтобы возвысить других, возопиет духом, испрашивая чего-либо великого, и не произнесет ничего недостойного и низкого, выражающего искание земного и мирского, то вопль сего просящего услышан будет Господом. А какой же конец услышания? Тот, что избавится «от всех скорбей» не уязвленным, не изнемогшим, не поработившимся мудрованиям плоти.

Каким же образом избавляется нищий?

(8) «Ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его, и избавит их». Сим Пророк объяснил, кого называет нищим, - именно того, кто боится Господа. Посему боящийся стоит еще на степени раба, а усовершившийся любовью достиг уже достоинства сына. Раб именуется и нищим, потому что не имеет ничего собственного, а сын уже богат и потому, что он наследник отеческих благ.

Итак, «ополчится Ангел Господень окрест боящихся Его». Ангел не отступит от всех уверовавших в Господа, если только не отгоним его сами худыми делами. Ибо как пчел отгоняет дым и голубей смрад, так и хранителя нашей жизни Ангела отдаляет многоплачевный и смердящий грех. Если имеешь в душе дела, достойные ангельского хранения, и обитает в тебе ум, обогащенный умозрениями истины, то по богатству не оцененных дел добродетели Бог необходимо приставит к тебе стражей и хранителей и оградит тебя охранением Ангелов. Смотри же, какова природа Ангелов! Один Ангел равняется целому воинству и многочисленному ополчению.

Итак, в величии твоего хранителя Господь дарует тебе ополчение, а в крепости Ангела как бы ограждает тебя отвсюду его защитою. Ибо сие значит «окрест». Как городские стены, вокруг облегая город, отвсюду отражают вражеские нападения, так и Ангел служит стеною спереди, охраняет сзади и с обеих сторон ничего не оставляет неприкрытым. Посему-то «падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится» (Пс. 90, 7) удар кого-либо из врагов, «яко Ангелом Своим заповесть о тебе» (Пс. 90, 11).

(9) «Вкусите и видите, яко благ Господь». Многократно замечали мы, что душевные силы именуются подобоименно с внешними членами. Поскольку же Господь наш есть истинный хлеб и Плоть Его -истинное брашно, то необходимо, чтобы наслаждение веселием хлеба произведено было в нас чрез духовное вкушение. Как свойство меда не столько словом, сколько самим чувством вкуса может быть объяснено не изведавшим меда, так и доброта небесного слова не может быть ясно передана в учении, если по долговременном изведании учений истины не возможем собственным опытом постигнуть благость Господню.

«Вкусите», сказал, а не "насытьтесь", потому что «ныне разумеем от части, видим истину зерцалом в гадании» (ср.: 1 Кор. 13, 12), но придет время, когда нынешний залог, сие вкушение благодати обратится для вас в совершенство наслаждения. Как страждущие желудком и чувствующие отвращение к пище, от сего расстройства лечатся у врачей, которые с помощью приготовленной особенным способом пищи возбуждают к ней позыв, и когда чувство сими искусственными снедями раздражено, позыв на пищу час от часа более увеличивается, так и в слове истины самое испытание, говорит Пророк, будет непрестанно призывать вас к ненасыщаемому вожделению. Посему «вкусите», говорит он, да будете «блажени, как алчущие и жаждущие правды».

«Блажен муж, иже уповает Нань». Кто непрестанно вожделевает слова, тот ни на что иное не возложит упования, кроме Господа.

(10) «Бойтеся Господа вси святии Его, яко несть лишения боящимся Его». Если страх не управляет нашею жизнью, то невозможно произойти освящению в теле. Ибо сказано: «пригвозди страху Твоему плоти моя» (Пс. 118, 120). Как у пригвожденных гвоздями члены тела остаются неподвижны и бездейственны, так и объятые в душе Божиим страхом избегают всякого страстного обуревания грехом. Посему «несть лишения боящемуся», то есть удерживаемый страхом от всякого неприличного поступка не лишен сил ни для какой добродетели, но совершенен и не имеет недостатка ни в одном из совершенств, свойственных человеческой природе. Как по телу не совершенен тот, у кого недостает какого-либо необходимого члена, но в том самом и не совершенен, чего недостает ему, так не радеющий и о единой заповеди чрез неисполнение бывает уже не совершенен по причине сего недостатка. А кто усвоил себе совершенный страх и всего боится из богобоязненности, тот ни в чем не согрешит, потому что ничего не презирает, и он не потерпит лишения, потому что во всяком случае непрестанно с ним страх.

(11) «Богатии обнищаша и взалкаша, взыскающии же Господа не лишатся всякаго блага». Слово сие научает нас и презрению вещественного богатства, показывая непрочность изобилия в имуществе. Ибо богатство не постоянно и, как волна, гонимая силою ветров, обыкновенно течет туда и сюда. И «богатыми» Давид называет, может быть, израильтян, «ихже всыновление... и служение и обетования: ихже отцы» (ср.: Рим. 9, 4-5). Они-то «обнищаша», согрешив против Господа, а взыскавшие Господа вместо них «не лишатся всякаго блага».

Но как же израильтяне «обнищаша и взалкаша»? Поскольку убили они Хлеб животный, то пришел на них голод хлеба. Поскольку злоумыслили против Источника воды живой, пришла к ним жажда и наложено на них наказание мучиться от жажды. Но этот глад не чувственного хлеба и «не жажда воды, но глад слышания слова Господня» (Ам. 8, 11). И так они «обнищаша и взалкаша», а из язычников научившиеся взыскать Господа «не лишатся всякаго блага». Всесовершенное благо есть Сам Бог, Которого «не лишатся вси взыскающие Его».

Если кто невежествен, имеет неясное понятие о добре и зле, то и он да не называет благим находящего наслаждение во временном, которое преходит с разрушением тела. Ибо кто вещественное богатство и плотские преимущества возводит на степень благ, тот низким и никакого внимания не заслуживающим вещам присвояет достопоклоняемое и одному Богу приличное имя и вместе с тем впадает в самое грубое противоречие. Ибо или должен сказать, что Апостолы не получили телесных благ, потому что не взыскали Господа, или, если и взыскав, не имели таких благ, должен обвинять само Писание, которое говорит, что «взыскающие Господа» не будут лишены «ни единаго блага».

Напротив того, святые и Господа взыскали, и не остались без разумения самого взыскуемого, и не лишились благ, уготованных в вечном упокоении. Ибо о них можно в собственном смысле сказать: «всякаго блага», потому что телесные наслаждения заключают в себе более болезненного, чем приятного: супружество - бесчадие, вдовство - растление, земледелие - бесплодие, торговля - кораблекрушения, богатства - козни, роскошь - пресыщение, частые наслаждения - разного рода болезни и многовидные страсти.

Взыскал Господа Павел и не был лишен ни «единаго блага»; а между тем кто исчислит телесные скорби, в которых он проводил всю свою жизнь? «Трищи палицами биен, единою каменьми наметан, трикраты корабль опровержеся с ним, нощь и день во глубине сотвори, в путных шествиих множицею... во алчбе и жажди, в пощениих многащи, в труде и подвизе» и многократно в нуждах (ср.: Кор. 11, 25-27). И что же? Человек, который до последнего часа был алчущим и жаждущим, терпел наготу и страдания, ужели не лишен был телесных благ? Посему возведи мысль твою к истинному благу, чтобы уразуметь тебе и согласие Писания, и самому себя не запутать обоюдностью понятий.

(12) «Приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас». Это голос искренно расположенного учителя, с отеческим благосердием призывающего к учению, потому что ученик есть духовное чадо учителя. Приемлющий от другого образование в благочестии как бы им созидается и приводится в состав, подобно тому как в утробе чревоносящей образуются младенцы. Посему и Павел всю Церковь Галатийскую, которая отпала от первопреподанных учений и походила на недоношенный плод чрева, снова восприемля и Божиею силою воображая в галатах Христа, назвал чадами. И как он с болезнями и скорбью производил исправление поколебавшихся, то посему и сказал, что болит душою, скорбя об отпадших. «Чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас» (Гал. 4, 19).

Итак, «приидите, чада, послушайте мене». Чему же хочет учить нас духовный наш отец? «Страху Господню», говорит он, «научу вас». Поскольку выше заповедал бояться Господа и показал выгоды страха, сказав, что «несть лишения боящимся Его», то преподает теперь некоторый урок о страхе Господнем. Что нужно быть здоровым, это может сказать всякий, даже невежда, но как должно приобретать здоровье, говорить об этом - дело человека, знающего врачебное искусство. Не всякий страх благ и спасителен, но есть страх вражий, о котором молится Пророк, чтобы он не приближался к душе его, говоря: «От страха вражия изми душу мою» (Пс. 63, 2). Тот страх - вражий, который вдыхает в нас боязнь смерти и который внушает нам страшиться преимущества лиц. Ибо боящийся сего возможет ли во время мученичества противостоять греху даже до смерти и воздать долг умершему за нас и воскресшему Господу? А также приводимый в страх демонами имеет в себе страх вражий. И вообще такой страх кажется мне немощью, порожденною неверием, ибо верующий, что есть у него крепкий помощник, не страшится никого из усиливающихся возмутить его.

А что же такое страх спасительный, страх освящающий, страх, преднамеренно, а не по немощи, поселяемый в душе? Хочешь ли, объясню тебе свойства сего страха? Когда увлекаешься в какой-нибудь грех, представь себе мысленно страшное и нестерпимое судилище Христово, где на высоком и превознесенном Престоле восседает Судия, вся же тварь с трепетом предстоит при славном Его явлении, и каждый из нас приводится на испытание соделанного им в жизни; потом к совершившему в жизни много худых дел приставляются страшные и угрюмые ангелы, у которых и взор огненный, и дыхание огненное - по жестокости их воли, и лица подобны ночи - по унылости и человеконенавидению; потом непроходимая пропасть, глубокая тьма, огонь несветлый, который во тьме содержит попаляющую силу, но лишен светозарности; потом какой-то ядоносный и плотоядный червь, пожирающий с жадностью, никогда не насыщаемый и своим пожиранием производящий невыносимые болезни; потом жесточайшее из всех мучений - вечный позор и вечный стыд.

Сего страшись и, сим страхом вразумляемый, как некоторою уздою, воздерживай душу от худых пожеланий. Сему-то страху Господню обещал научить нас отец, но научить не всех, а только желающих слушать его, не далеко отпадших, но притекающих к нему с желанием спастись, не «чуждых от завет» (Еф. 2, 12), но чрез сыноположение Крещения соделавшихся присными Слову. Посему и говорит: «придите», то есть добрыми делами приблизьтесь ко мне, дети, удостоившиеся стать сынами света чрез пакибытие. «Послушайте» вы, у которых отверсты уши сердца, «страху Господню научу вас», тому страху, который незадолго пред сим изобразило вам слово.

(13) «Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи?» Пророк спрашивает: хочет ли кто жизни - не этой общей, которою живут и бессловесные, но истинной, не пресекаемой и смертью? Ибо теперь, говорит он, вы умираете, и «живот ваш сокровен есть со Христом в Бозе: егда же Христос явится, живот ваш, тогда и вы с Ним явитеся в славе» (Кол. 3, 3-4).

Итак, Христос есть истинная жизнь, и наша истинная жизнь есть пребывание во Христе. Подобно сему и дни иные – «благи», и на них-то указывает Пророк в своем провозглашении: «Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи?» Ибо дни века сего злы, так как и век сей, будучи мерою мира, о котором сказано, что «мир весь во зле лежит» (1Ин. 5, 19) и свойствами своими сообразен миру, им измеряемому. А самые дни суть части сего времени, посему Апостол говорит: «Искупующе время, яко дние лукави суть» (Еф. 5, 16). И Иаков свидетельствует: «Дние лет» моих «малы и злы» (ср.: Быт. 47, 9). Посему теперь мы - не в жизни, но в смерти. Потому и молится Апостол, говоря: «Кто мя избавит от тела смерти сея» (Рим. 7, 24)?

Но есть другая некая жизнь, к которой призывает нас слово. И хотя настоящие наши дни «лукавы», однако же есть другие дни, «благи», которые не пресекаются ночью. Ибо для них Сам Бог будет вечным светом, озаряя их сиянием Своей славы. Посему когда слышишь о «благих» днях, не думай, чтобы в обетовании говорено было тебе о здешней жизни, потому что тленны те дни, которые производит чувственное сердце, а тленное не может быть приличным даром нетленному. Но если душа нетленна, то нетленны должны быть и душевные дарования. И «преходит образ мира сего» (1 Кор. 7, 31). Если закон имеет в себе тень грядущих благ, то представь себе какие-то радостотворные и святые субботы из дней вечных новомесячий, праздники, но представь их соответственно духовному закону!

(14) «Удержи язык твой от зла, и устне твои, еже не глаголати льсти». Если хочешь иметь дни благи и любишь жизнь, то исполни заповеди жизни. Ибо сказано: «Аще любите Мя, заповеди моя соблюдите» (Ин. 14, 15). Первая же заповедь: «Удержи язык твой от зла, и устне твои, еже не глаголати льсти». Ибо грех, содеваемый языком, и на деле весьма удобен и многообразен. Разгневался ли ты - и язык предваряет. Похоть ли возобладала тобою - язык прежде всего служит тебе как бы переводчицей и переносчицей, которая помогает во грехе и вводит в искушение ближних. Язык для тебя и оружие неправды, если он не от сердца говорит, но для обмана других.

Но к чему перечислять словом все грехи, совершаемые языком? Жизнь наша наполнена грехопадениями языка: срамословие, смехотворные, глупые, непристойные речи, пересуды, слово праздное, лживые клятвы, ложные свидетельства - все это и гораздо еще большее число зол суть произведение языка. А те, которые отверзают уста свои на поругание славы Божией и «неправду в высоту глаголют» (ср.: Пс. 72, 8), каким другим орудием совершают сие нечестие, как не орудием языка! Итак, поскольку «от словес своих осудишися» (Мф. 12, 37), то «удержи язык твой от зла» и «не делай сокровища языком лживым суетная» (ср.: Притч. 21, 6). Удержи и «устне твои, еже не глаголати льсти», то есть сделай, чтобы целое орудие, данное тебе на служение слову, было свободно от действий лукавых. Лесть есть скрытое злодеяние против ближнего, совершаемое под личиною добра.

(15) «Уклонися от зла, и сотвори благо: взыщи мира, и пожени и». Вот первоначальные советы и вступительные уроки благочестия: старайся преодолевать язык, воздерживаться от коварных замыслов, уклоняться от зла. Ибо не тому, кто совершенен, прилично воздержание от зла, но только еще начинающему надлежит уклоняться от стремления ко злу. И должно сперва, как от худого пути, удалиться от привычки к порочной жизни, а потом уже приступить к совершению добрых дел. Потому что невозможно приняться за доброе, не отступив наперед и совершенно не уклонившись от зла, как невозможно возвратить здоровье, не освободившись от болезни, или согреться прежде, нежели совершенно пройдет озноб. Все это одно с другим не совместно: так и тот, кто хочет вести добрую жизнь, должен освободиться от соприкосновения со злом.

«Взыщи мира, и пожени и». О сем мире сказал Господь: «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам: не якоже мир дает мир, Аз даю вам» (Ин. 14, 27). Посему «взыщи мира» Господня и «пожени и». А достигнешь его не иначе, как «к намеренному гоня, к почести вышняго звания» (ср.: Флп. 3, 14). Ибо истинный мир - гор!е; а доколе мы связаны с плотью, неразлучно с нами многое, что нас возмущает. Посему «взыщи мира», то есть освобождения от мятежей мира сего, приобрети безмятежный ум, невзволнованное, невозмущенное состояние души, не колеблемое страстями, не увлекаемое ложными учениями, которые своим правдоподобием склоняют к согласию, чтобы чрез сие приобрести тебе «мир Божий, превосходяй всяк ум» (Фил. 4, 7) и охраняющий твое сердце. Кто ищет мира, тот ищет Христа, потому что «Той есть мир наш», создавший «оба во единаго новаго человека, творя мир» (ср.: Еф. 2, 14-15) и «умиротворивый кровию креста» Своего, «аще небесная, аще ли земная» (ср.: Кол. 1, 20).

(16) «Очи Господни на праведныя, и уши Его в молитву их». Как святые суть «тело Христово и уди от части» (1Кор.12, 27) и Бог поставил их в Церкви, одних как бы глазами, других устами, а иных вместо рук или ног, так и святые духовные Силы, на небесах пребывающие, одни именуются очами, потому что им вверено над нами смотрение, а другие - ушами, потому что приемлют наши молитвы. Посему и теперь Силу, над нами надзирающую, и Силу, приемлющую молитвы, Давид назвал очами и ушами. «Очи Господни на праведныя, и уши Его в молитву их». Поскольку всякое дело праведника достойно зрения Божия; и всякое слово его, так как праведный не говорит ничего праздного, сильно и действенно, то посему псалом уверяет, что праведник всегда пред взорами и всегда бывает услышан.

(17) «Лице же Господне на творящия злая, еже потребити от земли память их». Под лицем, как думаю, разумеется открытое и явное пришествие Господа на Суд. Почему и сказано, что очи Господа, как бы еще издали нас назирающего, приникают на праведника, а само лице явится, чтобы истребить на земле всякую память беззакония. Но не представляй себе лица Божия в телесном образе. Ибо в таком случае может показаться, что в Писании сказано нечто несообразное, то есть что особо очи сияют на праведника и особо лице обращено на порочных, между тем как невозможны ни очи без лица, ни лице без очей. «Не узрит человек лице» Господне и «жив будет» (ср.: Исх. 33, 20). Но Ангелы «малых» в церкви «выну видят лице Отца» нашего, Который на небесах (ср.: Мф.18,10). Посему для нас ныне по немощи облежащей нас плоти невместимо зрение славного явления Божия, но Ангелам, которые не имеют никакого покрова, подобного нашей плоти, ничто не препятствует непрестанно взирать на лице славы Божией. Почему, когда сделаемся сынами воскресения, тогда и мы будем удостоены знания лицем к лицу. Тогда праведные удостоятся лицезрения Божия в радости, а грешники - в Суде, потому что всякий грех будет истреблен Праведным Судом Божиим.

(18) «Воззваша праведнии, и Господь услыша их, и от всех скорбей их избави их». Взывание праведных есть мысленное, и оно в потаенности сердца раздается велегласно и может достигать до самого слуха Божия. Ибо кто просит великого и молится о небесном, тот взывает и воссылает к Богу молитву, которая бывает услышана. И так «воззваша, праведнии» взыскали не чего-нибудь маловажного, земного, низкого. Потому и Господь внял их голосу и «от всех скорбей их избави их», не столько освобождая их от огорчений, сколько приготовляя к тому, чтобы они были выше всего приключающегося.

(19) «Близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет». Господь ко всем приближается Своей благостью, но мы сами себя удаляем грехами. Ибо сказано: «Се удаляющии себе от Тебе погибнут» (Пс. 72, 27). Почему о Моисее говорится, что он «приступал» к Богу (ср.: Исх. 24, 2), и если кто другой подобен Моисею, то своими доблестями и добрыми делами делается он близок к Богу.

Кроме того, слова сии содержат в себе пророчество о пришествии Господа и согласны с предыдущими. Ибо там сказано: «Лице Господне на творящия злая», то есть явление Его на Суде будет на погибель всякого лукавства. А здесь, сказав: «Близ Господь сокрушенных сердцем», Пророк возвещает приближающееся же и недалеко отстоящее пришествие Господа во плоти. И в сем может убедить тебя сказанное в пророчестве Исаии: «Дух Господень на Мне, егоже ради помаза Мя, благовестити нищим посла Мя, изцелити сокрушенныя сердцем, проповедати пленником отпущение и слепым прозрение» (Ис. 61, 1). Поскольку посылаем был Врач для сокрушенных сердцем, то сказано: близ есть Господь. Вам говорю сие, смиренные и сокрушившие свое самомнение, чтобы вас обрадовать и ввести в долготерпение радостью ожидаемого!

Сокрушение же сердца есть истребление человеческих помыслов. Кто презрел настоящее, предал себя слову Божию и владычественное в себе предоставил помышлениям сверхчеловеческим и божественным, тот будет иметь сокрушенное сердце и соделает его жертвою, не уничтожаемою от Господа. «Сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс. 50, 19). Итак, «близ Господь сокрушенных сердцем, и смиренныя духом спасет». Кто чужд всякого надмения, ничем человеческим не гордится, тот и сердцем сокрушен, и духом смирен. Правда, смирен1 и тот, кто ходит во грехе, потому что ничто так не смиряет, как грех. Посему растленную и потерявшую святыню девства называем смиренною. Так, сказано, что Амнон восстал на Фамарь и «смири ю» (2 Цар. 13, 14).

Посему, которые утратили высокость и возвышение души, низложенные грехом на землю и как бы пригвожденные к земле, изгибаются, подобно пресмыкающемуся змию, и уже не в силах прийти совершенно в прямое положение, те смиренны, но не духом, почему смирение их и не похвально. Но которые имеют благодать Святаго Духа, те добровольно смиряют себя пред низшими, с Апостолом называя «себе самех рабами» всякого человека (ср.: 2 Кор. 4, 5) о Христе, «всем попрание доселе», и говоря еще с ним: «якоже отреби миру быхом» (1 Кор. 4, 13). Они употребляют смирение духовно и делают себя последними из всех, чтобы стать первыми из всех в Царстве Небесном. Сих и Господь называет блаженными, говоря: блажени нищие духом (Мф. 5, 3).

(20) «Многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь». Сказано: «во всем скорбяще, но не стужающе си» (2 Кор. 4, 8). Почему и Господь говорит Своим ученикам: «В мире скорбни будете: но дерзайте, яко Аз победих мир» (Ин. 16, 33). Посему, если видишь когда праведников в болезнях, с поврежденными членами, покинутых своими, в ранах, в бесчестии, в совершенной скудости и лишении необходимого, то помни, что «многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь». А утверждающий, что скорбь не прилична праведнику, не иное что говорит, как одно с утверждающим, будто бы борцу не приличен противоборник. Но борец, не выходящий на подвиг, будет ли иметь какой предлог к получению венцов? Вот уже в псалме сем в четвертый раз говорится, каким образом Господь избавляет от скорби, если кого хочет избавить. В первый раз: (5) «взысках Господа, и услыша мя, и от всех скорбей моих избави мя». Во второй: (7) «сей нищий воззва, и Господь услыша и, и от всех скорбей его спасе и». В третий: (18) «воззваша праведнии, и Господь услыша их». В четвертый, наконец: «многи скорби праведным, и от всех их избавит я Господь».

(21) «Хранит Господь вся кости их, ни едина от них сокрушится». Должно ли остановиться на голом речении и удовольствоваться тем понятием, какое всего скорее представляется нашему вниманию, то есть что сии кости, сии опоры плоти не сокрушатся у праведных по причине охранения, данного им от Господа? И до тех ли пор, пока праведник жив, и в этом мире сохранятся кости его несокрушенными? Или и по разрешении от уз телесных не встретится причины к сокрушению костей праведника?

Впрочем, из опыта знаем, что сокрушены многие кости праведников, которые за свидетельство о Христе предавали себя страданиям всякого рода. Ибо гонители иным раздробили голени, другим многократно пронзали гвоздями руки и голову. Между тем кто же станет отрицать, что скончавшиеся в мученичестве всех праведнее? Напротив того, не понимать ли так: говорится - человек, а подразумевается душа и ум человеческий; так и члены целого человека называются подобоименно с частями телесными. Так Писание многократно именует члены внутреннего человека, например, когда говорит: «Мудраго очи его во главе его» (Еккл. 2, 14), то есть внутреннее мудрого прозорливо и осмотрительно. И еще Писание одинаково называет и духовные и плотские очи, не только в приведенном нами изречении, но и в словах: Заповедь Господня светла, просвещающая очи (Пс. 18, 9).

Что же сказать о сем изречении: «Имеяй уши слышати да слышит» (Лк. 8, 8)? Известно, что у них уши совершенны и способны слышать словеса Божии. Но не имеющим таких ушей что сказано? «Глусии, услышите, и слепии, прозрите» (Ис. 42, 18). И еще: «уста моя отверзох и привлекох дух» (Пс. 118, 131). И «зубы грешников сокрушил еси» (Пс.3,8). Ибо все сие сказано о способностях, служащих к принятию мысленной пищи и мысленного слова. Подобны сим речения: «чрево мое болит мне» (Иер. 4, 19), и «нога» праведного «не поткнется» (ср.: Притч. 3, 23). Ибо подобные выражения относятся к внутреннему человеку.

На сем же основании во внутреннем человеке можно представить себе и некоторые кости, которыми поддерживается связь и стройность между душевными силами. И как кости собственною твердостью ограждают мягкость плоти, так и в Церкви есть члены, которые по своей твердости могут носить на себе недостатки немощных. И как кости соединяются между собою в состав сросшимися жилами и связями, так и союз любви и мира может производить в Церкви Божией какое-то сращение и соединение костей духовных. О сих-то костях, лишенных своего сочленения и как бы вышедших из составов, Пророк говорит: «Расточишася кости» наши «при аде» (ср.: Пс. 140, 7). И если когда объемлет их смятение и трепет, то молится, говоря: «Исцели мя, Господи, яко смятошася кости моя» (ср.: Пс. 6, 3).

Но когда кости сии, хранимые Господом, соблюдают свою стройность, тогда ни одна из них не сокрушится, а напротив, они делаются достойными возносить славу Богу. «Вся кости моя», говорит Пророк, «рекут: Господи, Господи, кто подобен Тебе» (Пс. 34, 10)? Видишь ли естество костей, имеющих и дар слова? Может быть, и Церковь скажет то же: «вся кости моя рекут», относя сие к Таинству Воскресения. Ибо сказано: «Се глаголет Господь костем сим: се, Аз введу в вас дух животен и дам на вас жилы, и возведу на вас плоть... и оживете и увесте, яко Аз есмь Господь» (ср.: Иез. 37, 5-6). Сии-то кости, восприявшие жизнь и воздающие благодарение Воскресившему, «рекут: Господи, Господи, кто подобен Тебе?»

Не без причины присовокуплено: (20) «смерть грешников люта», потому что есть смерть праведных, но она не люта по природе своей, а добра. Умершие со Христом приобщались благой смерти и умершие греху умерли смертью благою и спасительною. Между тем «смерть грешников люта». Ибо их по смерти постигает мучение, как и богатого, который «облачашеся в порфиру и виссон, веселяся на вся дни светло» (Лк. 16, 19).

«И ненавидящии праведнаго прегрешат». Они ненавидят праведника, потому что сами живут во грехах, а нравы праведника, как прямизна правила, обличают их при сличении с совершенным. И поскольку живут во грехах, то, страшась обличения, ненавистно обращаются с праведником. А поскольку ненавидят его, то обременяют себя новыми грехами. Но много предлогов, по которым может быть ненавидим праведный. И свобода в обличениях, потому что ненавидят «у врат наказующаго, и словом праведным» гнушаются (Ам. 5, 10), и желание первенства, и любоначалие подвигли многих ненавидеть достойнейших, а иногда то же производило и неведение: что такое праведник и кто праведен?

«Смерть грешников люта». Может быть, и целую жизнь Пророк называет смертью, потому что Апостол назвал сию плоть смертью, сказав: «Кто мя избавит от тела смерти сея» (Рим. 7, 24)? А которые делают худое употребление из сего тела и обращают его на служение всякому греху, те приготавливают себе лютую смерть.

(23) «Избавит Господь души раб Своих, и не прегрешат вси уповающии на Него». Поскольку созданные на служение Господу содержались в пленении у врага, то их души и избавит Господь Честною Своею Кровью. Посему никто из уповающих на Него не будет истязан во грехах.

Беседа на псалом сорок четвертый

(1) «В конец, о изменяемых сыном Кореовым в разум, песнь о возлюбленнем». Кажется, что и сей псалом ведет к усовершенствованию человеческой природы и тем, которые вознамерились жить добродетельно, доставляет пользу для сей предположенной цели. Ибо для преуспевающих нужно учение об усовершенствовании, какое предлагает сей псалом, имеющий надписание: «в конец, о изменяемых», где подразумевается - о людях, потому что мы из всех разумных существ наиболее подлежим ежедневным и почти ежечасным изменениям и превращениям.

Мы не бываем тождественны сами с собою ни по телу, ни по душевному расположению. Напротив того, тело наше непрестанно течет и рассеивается, находится в постоянном движении и превращении, то возрастая из малого в большее, то сокращаясь из совершенного в недостаточное. Ибо не одно и то же с новорожденным младенцем отрок, который ходит в училище и способен понимать искусства и науки. И опять, бесспорно, иное с отроком - подрастающий юноша, который уже в силах приниматься за дела отважные. И от юноши отличается муж крепостью и величиною тела и полнотою разума. И опять, пришедший в зрелость и достигший постоянного возраста начинает мало-помалу чувствовать лишения; телесная бодрость незаметно у него оскудевает, телесные силы слабеют, пока согбенный старостью не дойдет он до последнего упадка сил.

Так, мы изменяемы, а потому псалом сим словом премудро делает намек на нас, человеков. Ибо Ангелы не терпят изменения. Нет между ними ни отрока, ни юноши, ни старца, но в каком состоянии сотворены вначале, в том они остаются, и состав их сохраняется чистым и неизменяемым. А мы изменяемся и по телу, как уже сказано, а также и по душе и по внутреннему человеку, переменяя свои мысли вместе с предметами, непрестанно нам встречающимися. И мы одни, когда благодушествуем, когда все в жизни идет у нас удачно, иные - в обстоятельствах затруднительных, когда встречаем что-нибудь вопреки своему желанию. Мы изменяемся и от гнева, принимая на себя какой-то зверский вид, изменяемся и от вожделений, делаясь скотоподобными через сластолюбивую жизнь. «Кони женонеистовни сотворишася», воспламененные страстью к жене ближнего (ср.: Иер. 5, 8). Коварный уподобляется «лису», как Ирод (см.: Лк. 13, 32). А бесстыдный называется псом, как Навал Кармильский .

Видишь ли, как разнообразно и многовидно наше изменение? Подивись же Тому, Кто так прилично применил к нам сие наименование! Посему, как мне кажется, один из толковников хорошо и удачно выразил ту же мысль другим названием, вместо: «о изменяемых», сказав: «о лилиях». Скорое увядание цветов почел он приличным применить к бренности человеческого естества.

Но поскольку слово поставлено в будущем времени, ибо сказано: о тех, которые изменятся, как будто сие изменение произойдет с нами впоследствии, то посмотрим, не указывает ли оно нам на мысль о Воскресении, в котором дано будет нам изменение, и изменение в состояние лучшее и духовное? Ибо сказано: «Сеется в тление, востает в нетлении» (1Кор. 15, 42). Тогда изменится вместе с нами и вся чувственная тварь. Ибо и небеса «яко риза обетшают, и яко одежду» свиет их Бог, «и изменятся» (см.: Пс. 101, 27). Тогда, по слову Исаии, и солнце сделается в семь крат больше себя самого, а луна величиною, как ныне солнце (см.: Ис. 30, 26).

Поскольку же словеса Божии писаны не для всех, а только для тех, которые имеют уши по внутреннему человеку, то Пророк и надписал: «о изменяемых», как думаю, о тех, которые заботятся о себе самих и чрез упражнение в благочестии непрестанно более и более преуспевают. Ибо это есть прекраснейшее изменение, которое дарует нам десница Вышняго. Такое изменение сознавал в себе и блаженный Давид, когда, вкусив благ добродетели, простирался вперед. Ибо что говорит? «И рех, ныне начах: сия измена десницы Вышняго» (Пс. 76, 11).

Посему для преуспевающего в добродетели нет мгновения, в которое бы он не изменялся. Ибо сказано: «Егда бех младенец, яко младенец глаголах, яко младенец мудрствовах, яко младенец смышлях: егда же бых муж, отвергох младенческая» (1 Кор. 13, 11). И опять, сделавшись мужем, не прекратил своей деятельности, но, «задняя забывая, в предняя же простираяся, к намеренному тек, к почести вышняго звания» (ср.: Флп. 3, 13-14). Посему и то - изменение, когда внутренний человек со дня на день обновляется.

Поскольку же Пророк хочет возвестить нам о «Возлюбленнем», Который принял на Себя домостроительство воплощения для нас, достойных такой милости, то говорит, что песнь сия дана «сыном Кореовым». Ибо это песнь, а не псалом, и потому была передана одним голосом и только стройным пением, без сопровождения звуками органа. «Песнь» же «о Возлюбленнем». И толковать ли тебе, какого Возлюбленного разумеет слово? Или и прежде моих слов знаешь это, помня об упоминаемом в Евангелии гласе: «Сей есть Сын Мой Возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте» (Мф.17,5)? Он возлюблен Отцом, как Единородный, возлюблен всею тварью, как человеколюбивый Отец и благий Предстатель. А возлюбленное и благое - в существе своем одно и то же. Посему некоторые хорошо определили, назвав благим то, чего все желают.

Но не всякий может достигнуть совершенства любви и познать истинно Возлюбленного, а только тот, кто совлекся уже «ветхаго человека, тлеющаго в похотех прелестных» (Еф. 4, 22), и облекся «в новаго, обновляемаго в разум по образу Создавшаго» (Кол. 3, 10). Кто любит деньги, воспламеняется тленною телесною красотою, предпочитает настоящую славу, тот, источив силу любви на что не следовало, делается слеп к созерцанию истинно Возлюбленного. Посему сказано: «Возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим» (Мк. 12, 30).

Слово «всем» не допускает разделения любви на другие предметы. Ибо сколько истратишь любви на земные предметы, столько по необходимости недостанет у тебя в целом. Посему-то немногие из людей наименованы друзьями Божиими, как Моисей, о котором написано, что он друг Божий (см.: Исх. 33, 11), и как Иоанн. Ибо сказано: «Друг Женихов, стоя... радостию радуется» (Ин. 3, 29), то есть кто имеет твердую и непоколебимую любовь ко Христу, тот достоин Его дружбы. Посему и Господь уже достигшим совершенства ученикам говорит: «Не ктому вас глаголю рабы, но други, яко раб не весть, что творит Господь его» (ср.: Ин.15,15). Итак, совершенному возможно познать истинно Возлюбленного. И действительно, одни святые суть друзья Божии и друзья друг другу, а всякий порочный и невежда - не друг, потому что блага дружбы не совместны с худым расположением сердца. Ибо зло противоборственно не только добру, но и самому себе.

Но уже приступим к истолкованию пророческих слов.

(2) «Отрыгну сердце мое слово благо». Иные полагали, что сие говорится от лица Отца о Слове, Которое было в начале у Отца и Которое, говорят они, Отец извел как бы из сердца, из самой утробы; и от благого сердца произошло «Слово благо». А мне кажется, что слова сии относятся к лицу пророческому, потому что последующие слова не оправдывают сего толкования об Отце. Отец не мог бы сказать о Своем языке: «Язык Мой трость книжника скорописца». (3) «Красен добротою паче сынов человеческих». Потому что не сравнительно с человеками имеет он превосходство красоты.

И далее говорит: (8) «Сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой, елеем радости». Не сказал: «помазах» Тя Бог Твой, но – «помаза Тя», из чего видно, что иное есть лицо говорящее. Кто же это лицо, как не Пророк, ощутивший действие на него Духа Святаго? Он говорит: «Отрыгну сердце мое слово благо». Отрыжка есть внутренний воздух, при переварении пищи из расторгшихся пузырьков поднимающийся вверх; и напитанный хлебом живым, сшедшим с небес и дающим жизнь миру, насыщенный всяким глаголом, исходящим из уст Божиих, то есть, по обыкновенному в Писании иносказанию, душа, напитанная священными учениями, дает отрыжку, сообразную пище. А как пища была словесная и добрая, то Пророк отрыгает «слово благо. Благий человек от благаго сокровища» сердца своего «износит благая» (Мф. 12, 35).

Будем и мы искать пищи в слове к насыщению душ своих (ибо сказано: «праведный ядый» насытит «душу свою» - Притч. 13, 26), чтобы сообразно с тем, что напитало нас, произносить нам не какое-либо слово, но «слово благо». Человек лукавый, напитанный нечестивыми учениями, отрыгает из сердца слово лукавое. Не видишь ли, что отрыгают уста еретиков? Подлинно, нечто отвратительное и смрадное, изобличающее, как сильна и глубока болезнь сих несчастных! Ибо «лукавый человек от лукаваго сокровища» сердца своего «износит лукавая» (ср.: Лк. 6, 45). Посему, «чешем слухом» (ср.: 2 Тим. 4, 3), не избирай себе таких учителей, которые могут произвести болезнь в твоей внутренности и сделать, что отрыгнешь слова лукавые, за которые будешь осужден в день Суда. Ибо сказано: «От словес своих оправдишися и от словес своих осудишися» (Мф. 12, 37).

«Глаголю аз дела моя Цареви». И сие изречение, конечно, ведет нас к мысли о лице пророческом. «Глаголю аз дела моя Цареви» - это значит: признаюсь пред Судиею и обнаружением собственных дел своих предварю Обвинителя. Ибо мы приняли такую заповедь: «Глаголи ты беззакония твоя прежде, да оправдишися» (Ис. 43, 26). «Язык мой трость книжника скорописца». Как трость есть орудие письменности, когда опытная рука движет ею для начертания написуемого, так и язык праведника, когда Святый Дух им движет, погружаемый не в черниле, но в Духе Бога Живаго, на сердцах верующих написывает слова Вечной Жизни. Посему Дух Святый есть книжник, потому что премудр и всех научает, и «скорописец», потому что быстро движение мысли. Пишет же в нас Дух помышления, «не на скрижалех каменных, но на скрижалех сердца плотяных» (2 Кор. 3, 3). А по мере широты сердца Дух пишет на сердцах более или менее, по мере предуготовительной чистоты, пишет или для всех явственно, или неявственно. По скорости же написуемого целая уже вселенная наполнена благовестием.

Следующие же за сим слова, кажется мне, должно принять за начало особой речи и не связывать их с предыдущими, но приложить к последующим. Ибо слова: «красен добротою», как думаю, чрез обращение говорящего сказаны ко Господу.

(3) «Красен добротою паче сынов человеческих, излияся благодать во устнах Твоих». К этой мысли приводят нас Аквила и Симмах. Первый говорит: "Ты украшен красотою паче сынов человеческих"; а Симмах: "Ты прекрасен красотою паче сынов человеческих". Посему «красным добротою» Пророк называет Господа, приникнув в Его Божество, потому что воспевает не красоту Его плоти. Ибо «видехом Его, и не имяще вида, ни доброты: но вид Его безчестен, умален паче всех сынов человеческих» (Ис. 53, 2-3). Из сего явно, что Пророк, созерцая светозарность Господа и объятый ее сиянием, душевно уязвленный сею добротою, подвигся божественною любовью к мысленной красоте. А когда она явится душе человеческой, тогда все дотоле любимое окажется гнусным и презренным. Посему и Павел, когда увидел «краснаго добротою, вменил вся уметы, да Христа приобрящет» (ср.: Флп. 3, 8).

И хотя чуждые слову истины проповедь евангельскую называют юродством, уничтожая за простоту речи в Писании, но мы, которые хвалимся крестом Христовым, которым открыто Духом, «яже от Бога дарованная нам... не в наученых человеческия премудрости словесех» (1 Кор. 2, 12-13), мы знаем, что в учении о Христе излилось на нас от Бога богатство благодати. Посему-то в короткое время проповедь обтекла почти целую вселенную, ибо обильная и щедрая благодать излита на проповедников Евангелия, которых Писание наименовало и «устнами» Христовыми. Посему-то проповедь евангельская в своих, презираемых иными, речениях заключает много убедительного и влекущего ко спасению. И всякая душа препобеждается непреложными догматами, будучи утверждаема благодатью в непоколебимой вере во Христа. Посему и говорит Апостол: «Имже прияхом благодать и апостольство в послушание веры» (Рим. 1, 5). И еще: «паче всех их потрудихся: не аз же, но благодать Божия, яже со мною» (1 Кор. 15, 10).

«Излияся благодать во устнах Твоих: сего ради благослови Тя Бог во век». В Евангелии написано, что «дивляхуся о словесех благодати, исходящих из уст Его» (Лк. 4, 22). Посему псалом, чтобы яснее представить множество благодати в словах Господа нашего, выразительно говорит: «излияся благодать во устнах Твоих». По неистощимости благодати в слове «благослови Тя», сказано, «Бог во век». Очевидно, что сие должно относить к человечеству, так как оно преуспевает «премудростию и возрастом и благодатию» (Лк. 2, 52). Относительно к одному человечеству разумеем, что благодать дана Ему как награда за Его доблести.

Подобное сему выражается в словах: (8) «Возлюбил еси правду, и возненавидел еси беззаконие: сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих». Близко к сему и написанное Павлом к Филиппийцам: «Смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя. Темже и Бог Его превознесе» (2, 8-9). Из сего видно, что сие говорится о Спасителе как о человеке. Или, поскольку Церковь - Тело Господне и Господь - Глава Церкви, и как служители небесного слова, по сказанному выше, суть «устне» Христовы (например, Павел имел глаголющего в себе Христа - см.: 2 Кор. 13, 3, - а то же имеет и всякий, подобный Павлу по добродетели), так и все мы, верующие, каждый сам по себе составляем прочие члены тела Христова, то не погрешит, кто благословение, данное Церкви, отнесет к Самому Господу. Посему слова: «благослови Тя Бог» значат: члены Твои и Тело Твое исполнил Бог Своими благами во век, то есть до бесконечности.

(4) «репояши меч Твой по бедре Твоей, Сильне, (5) Красотою Твоею и добротою Твоею» Думаем, что сие в переносном смысле относится к живому Слову Божию, чтобы Оно соединилось с плотью, к Слову, Которое «ейственно и острейше паче всякаго меча обоюду остра, и проходящее даже до разделения души же и духа, членов же и мозгов, и судительно помышлением и мыслем сердечным» (Евр. 4, 12). Ибо бедро есть символ родотворной силы. Сказано: сии души, «яже изыдоша из чресл» Иакова (ср.: Быт. 46, 26).

Посему Господь наш Иисус Христос, как есть жизнь, путь, хлеб, виноградная лоза, истинный свет и именуется другими многими именами, так есть и меч, который отсекает страстную часть души и убивает похотливые движения. Потом, поскольку Бог Слово имел вступить в соединение с немощью плоти, то весьма кстати присовокуплено: «Сильнее». Ибо это - величайшее доказательство силы, что Бог возмог быть в человеческом естестве. Силу Слова Бога не только доказывает создание неба, земли, моря, воздуха, произведение величайших стихий, и все, что ни представим премирного и преисподнего, сколько домостроительство вочеловечивания и снисхождение к уничиженному и немощному человечеству.

«Красотою Твоею и добротою Твоею». Красота отлична от добр!оты. Красивым называется, что в свое время пришло в полную свою зрелость. Так, прекрасна пшеница, когда поспела для жатвы. Прекрасен плод виноградный, когда он с течением годовых времен, переварив в себе соки, достиг совершенства и стал годен к наслаждению. А доброта есть стройность в сложении членов, производящая собою привлекательность. «Препояши меч Твой по бедре Твоей, Сильне, красотою Твоею», то есть при исполнении времен, «и добротою Твоею», то есть созерцаемым и умопредставляемым Божеством. Ибо Оно действительно есть «доброта», превышающая все разумение человеческое и все силы человеческие и созерцаемая одним умом. Познали «доброту» Его ученики Его, которым Он наедине разрешал притчи. Видели «доброту» Его Петр и сыны громовы на горе, видели «доброту», которая была светлее светлости солнечной, и удостоились узреть очами предначатие славного Его пришествия.

«И наляцы, и успевай, и царствуй». То есть, начав попечение свое о человеках воплощением, соделай сие попечение усильным, непрерывным и неослабным. Это проложит путь и доставит успех проповеди и всех покорит Твоему Царству. Да не удивляет же нас, что говорится повелительно: «успевай», по обыкновению Писания, которое всегда так выражает желания. «Да будет воля Твоя», вместо "буди". «Да приидет царствие Твое», вместо "прииди".

«Истины ради и кротости, и правды: и наставит Тя дивно десница Твоя». Опять слово употребляет подобный прежнему оборот речи, будто бы это, то есть успевать и царствовать, Господь приемлет в награду за истину и кротость и правду. Должно же разуметь сие так: поскольку у людей все превращено ложью, то чтобы посеять истину, царствуй над человеками, над которыми царствует грех, ибо Ты - Истина. «Кротости ради» - чтобы Твоим примером все были приведены к справедливости и благости. Посему-то Господь сказал: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Доказательство же кротости представил в Своих делах: укоряемый - молчал, ударяемый - терпел. «И наставит Тя дивно десница Твоя»; не столп облачный, не огненное озарение, но собственная десница Твоя будет Твоим путеводством.

(6) «Стрелы Твоя изощрены, Сильнее». Изощренные стрелы Сильного - это меткие слова, которые, достигая сердца слушателей, поражают и уязвляют чувствительные души. Ибо сказано: «Словеса мудрых якоже остны воловии» (Еккл. 12, 11). Посему и псалмопевец, молясь некогда об избавлении его от современных коварных людей, в уврачевание «языка льстива» просит «изощренных стрел Сильнаго». Но просит также и «углей пустынных» (ср.: Пс. 119, 3, 4), чтобы, кого по окаменению сердца не касаются стрелы слова, для тех готово было мучение, которое и назвал «углями пустынными». Для тех, которые сами себя лишили Бога, необходимо приготовление пустынных углей.

Ныне же «стрелы Твоя изощрены». Сими стрелами уязвляются души, восприявшие веру и расплавленные сильною любовью к Богу. Они говорят подобно невесте: «уязвлена есмь любовию аз» (Песн. 2, 5). Неисповедимая же и неизреченная доброта Слова - это красота премудрости и знак Божий в образе Его. Посему блаженны любозрители истинной доброты. Как привязанные к ней любовью и воспламеня в себе любовь небесную и блаженную, они забывают родных и друзей, забывают свой дом и имение, не помнят даже о телесной потребности есть и пить, но преданы единой и чистой любви.

Под изощренными стрелами можешь разуметь и посланных сеять Евангелие в целой вселенной; они по своей изощренности сияли делами правды и неощутительно проникали в души поучаемых. Сии-то стрелы, посланные повсюду, приуготовили народы к тому, что они пали к стопам Христовым. Но мне кажется, что с большею последовательностью мыслей восстановится речь чрез перестановку слов, так что выйдет следующий смысл: «наляцы и успевай, и царствуй, и наставит Тя дивно десница Твоя, и людие под Тобою падут, потому что стрелы Твоя изощрены в сердцы враг Царевых». Ни один богоборец, и кичливый, и гордый, не падает ниц пред Богом, но падают те, которые приняли послушание веры. Стрелы же, падшие в сердца прежде бывших врагов Царевых, влекут их к желанию истины, влекут их ко Господу, чтобы бывшие врагами Богу примирились с Ним по научении.

(7) «Престол Твой, Боже, в век века: жезл правости, жезл Царствия Твоего». (8) «Возлюбил еси правду, и возненавидел еси беззаконие: сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих». Поскольку Пророк много уже говорил, обращаясь к человечеству во Христе, то возводит теперь слово свое на высоту славы Единородного. «Престол Твой, Боже», говорит он, «в век века», то есть Царство Твое за пределами веков и упреждает собою всякую мысль. И весьма кстати по покорении народов Пророк воспевает великолепие Царства Божия. «Жезл правости, жезл Царствия Твоего». Для того Пророк и дал Ему собственное Его именование, ясно назвав Богом: «престол Твой, Боже». Жезл Божий есть жезл вразумляющий. Но вразумляя, ведет за собою Суды Правые, а не уклоняющиеся от правды. Посему «жезл Царствия» Его называется «жезлом правости. Аще оставят сынове Его закон Мой, и в судьбах Моих не пойдут... посещу жезлом беззакония их» (Пс. 88, 31-33). Видишь ли Праведный Суд Божий? Не на всякого употребляется жезл, но только на грешников. Но жезл сей называется и жезлом утешения, ибо сказано: «Жезл Твой и палица Твоя, та мя утешиста» (Пс. 22, 4). Он называется также жезл сокрушения: «Упасеше я жезлом железным, яко сосуды скудельничи сокрушиши я» (Пс. 2, 9). Но перстное и бренное сокрушается ко благу пасомых, так как предается «во измождение плоти, да дух спасется» (1 Кор. 5, 5).

«Сего ради помаза Тя, Боже, Бог Твой елеем радости паче причастник Твоих». Поскольку прообразовательное помазание долженствовало указывать на то, что сами архиереи и цари служили также прообразованием, то плоть Господня была помазана истинным помазанием, сошествием на нее Святаго Духа, Который именуется «елеем радости». Господь же помазан «паче причастник Своих», то есть более всех людей, имеющих участие со Христом. Ибо им дается некоторое частное общение Духа: на Сына же Божия сошедший Дух Святый, как говорит Иоанн, «пребысть на Нем» (Ин. 1, 32). Прекрасно Дух именуется «елеем радости». Ибо один из плодов, возвращаемых Духом Святым, есть радость.

Поскольку же слово о Спасителе у Пророка касается вместе и Божеского естества, и домостроительства вочеловечивания, то опять, обращая взоры на человечество Бога, говорит: «Возлюбил еси правду, и возненавидел еси беззаконие», желая тем сказать: прочие люди трудами, подвигами, внимательностью достигают нередко расположения к добру и отвращения от зла, а в Тебе есть естественное сродство с добром и отчуждение от беззакония. Но и нам, если захотим, нетрудно приобрести любовь к правде и ненависть к беззаконию. Ибо на пользу разумной душе даровал Бог все способности, как способность любить, так и способность ненавидеть, чтобы, управляемые разумом, любили мы добродетель и ненавидели порок. Бывают же случаи, когда похвально оказывать ненависть. «Не ненавидящия ли Тя, Господи, возненавидех, и о вразех Твоих истаях? Совершенною ненавистию возненавидех я» (Пс. 138, 21-22).

(9) «Смирна, и стакти, и касиа от риз Твоих, от тяжестей слоновых, из нихже возвеселиша Тя». (10) «Дщери царей в чести Твоей». Пророческое слово, нисходя по порядку и описав предварительно дела домостроительства, при озарении Духа, открывающего Пророку сокровенное, доходит наконец до страданий. Сказано: «смирна, и стакти, и касиа от риз Твоих». Что смирна есть символ погребения, научает нас евангелист Иоанн, сказывая, что Иосиф Аримафейский при погребении употребил смирну и алоэ (см.: Ин. 19, 39-40). А стакти есть тончайший вид смирны. При выжимании сего благовонного вещества что бывает в нем жидкого, отделяется в стакти, а что остается густого, называется смирною.

Посему и благоухание Христово благоухает, как смирна, по причине Его страданий и, как стакти, потому что Он не недвижим и не бездействен оставался в продолжение трех дней и трех ночей, но нисходил во ад ради домостроительства Воскресения, чтобы исполнить все, что Ему надлежало. Благоухает же касиею, потому что касия есть весьма тонкая и благовонная кора, облекающая собою древесный ствол. И можно думать, что пророческое слово именем касии глубокомысленно и премудро указало нам на крестное страдание, воспринятое в благодеяние всей твари. Посему видишь смирну по причине погребения, стакти - по причине сошествия во ад (ибо каждая ее капля стремится вниз) и касию по причине домостроительства, совершенного плотью на кресте.

По сей-то причине говорит Пророк: «Возвеселиша Тя дщери царей в чести Твоей». Но какие же это дщери царей, как не благородные, великие и царственные души? Познав Христа по нисхождению Его к человечеству, они «возвеселиша» Его «в чести» Его, в истинной вере и совершенной любви, прославляя Его Божество. О благоуханиях же сих, то есть о приточном слове и об устроении учений, Пророк говорит, что они нескудны были на ризах Христовых, но разносились по всем зданиям. Ибо под «тяжестями» разумеет огромные дома, а тем, что они были построены из слоновой кости, как думаю, показывает богатство любви Христовой к миру.

«Предста царица одесную Тебе, в ризах позлащенных одеяна преиспещрена». Пророк говорит уже о Церкви, о которой узнаем из Песни песней (ср.: 6, 8), что «едина есть совершенная голубица» Христова, которая приемлет на десную страну Христову соделавшихся известными по своим добрым делам, отличая их от людей негодных, как пастырь отличает овец от козлищ.

Итак, предстоит царица, то есть душа, сочетанная с Женихом Словом, не обладаемая грехом, но соделавшаяся причастницею Царства Христова, предстоит одесную Спасителя в ризах позлащенных, то есть великолепно и священнолепно украшающая себя учениями духовными, сотканными и преиспещренными. Поскольку догматы - не одного рода, но различны и многообразны, объемлют собою учения естественные, нравственные и таинственные, то псалом говорит, что ризы невесты преиспещрены.

(11) «Слыши, дщи, и виждь и приклони ухо твое, и забуди люди твоя и дом отца твоего». (12) «И возжелает Царь доброты твоея: зане Той есть Господь твой, и поклонятся Ему». Призывает Церковь к слышанию и исполнению заповедуемого, и, называя ее дщерью, сим наименованием вводит в свойство с Собою, как бы по любви присвояя ей право быть чадом. «Слыши, дщи, и виждь». Слово «виждь» учит ее иметь ум, преобученный к созерцанию. Обозри тварь и, воспользовавшись порядком в ней видимым, восходи таким образом к созерцанию Творца. Потом, смиряя ей высокую выю гордыни, говорит: «приклони ухо твое». Не прибегай к языческим вымыслам, но приими смиренное слово в евангельском учении. «Приклони ухо твое» к преподаваемым в нем наставлениям, чтобы забыть те дурные обычаи и отеческие учения. Посему «забуди люди твоя и дом отца твоего». Ибо всякий «творяй грех от диавола есть» (1 Ин. 3, 8).

Отринь учения демонские, забудь жертвы, ночные ликовствования, басни, разжигающие на блудодеяния и на всякую нечистоту. Для того наименовал Я тебя Своею дочерью, чтобы ты возненавидела прежнего отца своего, который родил тебя на погибель. Если забвением сгладишь с себя пятна лукавых учений, то, возвратив себе собственную свою красоту, окажешься вожделенною для Жениха и Царя. «Зане Той есть Господь твой, и поклонятся Ему». Словами: «Той есть Господь твой», Пророк показывает необходимость повиновения. Поклонятся же Ему все твари. Ибо «о имени» Иисуса Христа «всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних» (Флп. 2, 10).

(13) «И дщи Тирова с дары: лицу твоему помолятся богатии людстии». Кажется, что в Хананейской стране идолопоклонству предавались с особенным усердием. А главный город Хананеи - Тир. Посему пророческое слово, склоняя Церковь к повиновению, говорит, что и «дщи Тирова» придет некогда с дарами. «И лицу твоему богатии людстии» поклонятся «с дары». Не сказал: тебе поклонятся «с дары», но – «лицу твоему». Ибо не Церковь приемлет поклонение, но глава Церкви - Христос, Которого Писание наименовало Лицем.

(14) «Вся слава дщери Царевы внутрь: рясны златыми одеяна и преиспещрена». (15) «Приведутся Царю девы в след ея». Поскольку она очистилась от лукавства древних учений, повинуясь наставлению, забыв «люди своя и дом отца своего», то Дух Святый описывает ее качества. И поскольку видит сокровенную ее чистоту, говорит: «вся слава Дщери Царевы», то есть Христовой невесты, которая чрез сыноположение стала уже «дщерию» Царю, «внутрь». Псалом убеждает нас вступить во внутреннейшие тайны славы Церковной, потому что красота невесты есть внутренняя. Ибо кто благоукрашает себя для Отца, видящего «в тайне» (ср.: Мф. 6, 4), и молится, и все делает не напоказ людям, но чтобы только быть видимым единому Богу, то имеет всю славу «внутрь», как и «дщерь Царева». Посему и «рясны златые», которыми она «одеяна и преиспещрена», также «внутрь».

Ничего не ищи в наружном золоте или в телесном преиспещрении, но представь себе одеяние, достойное украшать созданного по образу Творца, как говорит Апостол: «Совлекшеся ветхаго человека... и облекшеся в новаго, обновляемаго в разум по образу Создавшаго» (Кол. 3, 9-10). И кто облекся «во утробы щедрот, благость, смиреномудрие, кротость и долготерпение» (Кол. 3, 12), тот облечен внутренне, украшен по внутреннему человеку. И Господом Иисусом советует «облещися» Павел (ср.: Рим. 13, 14), не по внешнему человеку, но так, чтобы ум наш покрывало памятование о Боге. И думаю, что тогда изготовляется ткань духовной одежды, когда к назидательному слову присовокупляются и дела, с ним сообразные. Как, в основу вплетая уток, ткут одежду для тела, так, когда за предваряющим словом следуют сообразные с ним дела, уготовляется сим благолепная одежда душе, имеющей вполне и словом и делом добродетельную жизнь.

А рясны привешивают к одежде, и их должно понимать также в духовном смысле, почему и называются они златыми. Поскольку слово обширнее дела, то оно составляет как бы некие рясны, которые спущены вниз с ткани деятельности. За невестою же Господнею следуют некоторые души, не приявшие к себе семян чуждого учения, и они-то приведутся к Царю, сопровождая невесту. Да слышат же давшие Господу обет девства, что девы приведутся к Царю, но девы, которые близки к Церкви, следуют за нею, а не уклоняются от Церковного благочиния!

(16) «Приведутся» же девы «в веселии и радовании, введутся в храм Царев». Не те, которые по принуждению соблюдали девство, не те, которые по скорби или по нужде вступили в честную жизнь, но которые «в веселии и радовании» услаждаются таковым преспеянием, «те приведутся Царю, и введутся» не в какое-нибудь обыкновенное место, но «в храм Царев». Ибо сии священные сосуды, которых не осквернило человеческое употребление, будут внесены в святая святых, и дано им будет право иметь доступ в само святилище, которого не будут попирать ноги нечистые. А как важно быть введенным «в храм Царев», показывает Пророк, когда молится о себе и говорит: «Едино просих от Господа, то взыщу: еже жити ми в дому Господни вся дни живота моего, зрети ми красоту Господню и посещати храм святый Его» (Пс. 26, 4).

(17) «Вместо отец твоих быша сынове твои: поставиши я князи по всей земли». Поскольку выше повелено забыть люди и дом отца, то теперь в награду за послушание «вместо отец» получает сыновей, и сыновей, украшенных такими достоинствами, что они поставляются князьями «по всей земли». Кто же сии сыны Царевы? Это сыны Евангелия, которые возобладали всею землею. Ибо сказано: «Во всю землю изыде вещание их» (Рим. 10, 18). И сядут «на двоюнадесяте престолу, судяще обеманадесяте коленома Израилевома» (Мф. 19, 28).

А если под отцами невесты разумеет кто патриархов, то и в таком случае речь не мимо идет Апостолов. Ибо вместо патриархов родились у нее сыны во Христе, творящие дела Авраамовы, которые признаются равночестными патриархам, потому что совершили подобные им дела, за каковые и отцы удостоились великих почестей. Святые же суть князи всей земли по свойству с добродетелью, так как добродетель по самому существу своему дает первенство, как Иакову дала власть над Исавом. Ибо сказано: «буди господин брату твоему» (Быт. 27, 29). Посему те, которые соделались равночестными отцам и подвижничеством добродетели приобрели над всеми превосходство, суть сыны невесты Христовой и матерью своею поставляются «князи по всей земли». Смотри же, как велика власть Царицы, - это власть рукополагать князей по всей земле.

(18) «Помяну имя Твое во всяком роде и роде: сего ради людие исповедятся Тебе в век и во век века». В заключение всего речь предлагается как бы от лица самой Церкви: помяну «имя Твое во всяком роде и роде». Какое же это поминовение Церкви? Это исповедание народов.

_____________

С греческого: «о измениться хотящих».

См.: 1 Цар. 25, 3. По славянскому переводу: «человек зверонравен».

Аквила.

Беседа на псалом сорок пятый

(1) «В конец, о сынех Кореовых, о тайных, псалом». Мне кажется, что сей псалом заключает в себе пророчество о событиях при кончине. Сию кончину зная, и Павел говорит: «Таже кончина, егда предаст царство Богу и Отцу» (1 Кор. 15, 24). Или поскольку дела наши приводят нас к концу и каждое дело к концу, ему свойственному, доброе - к блаженству, а злое - к вечному осуждению (наставления же, преподанные Духом в сем псалме, послушных приводят к доброму концу), то по сей причине псалом надписан: «в конец», то есть по отношению учений к блаженному концу человеческой жизни.

«О сынех Кореовых». И сей псалом сказан сынам Кореовым, которых Дух Святый не разделяет, потому что они как бы единодушно и единогласно, в совершенном согласии друг с другом произносили пророческие глаголы и ни один из них не пророчествовал ничего особенного пред прочими, но всем дано было равное пророческое дарование по причине равного у одного с другим расположения к добру. Псалом же сказывается о тайных, то есть о неизреченном и о сокровенном втайне. Разобрав же порознь речение псалма, узнаешь и сокровенный смысл слов и то, что не всякому можно простирать взор в Божественные тайны, а только способному соделаться таким стройным органом обетования, чтобы вместо псалтиря душа его приводилась в движение действием на нее Святаго Духа.

(2) «Бог нам прибежище и сила, помощник в скорбех, обретших ны зело». Всякий человек имеет нужду в великой помощи, потому что по немощи, естественно в нем находящейся, с ним встечается много горестного и трудного. Посему, ища убежища от всех бедствий, как бы удаляясь в безопасное место или, по причине неприятельского нашествия, укрываясь на какой-то острой вершине горы, окруженной крепкою стеною прибегает он к Богу, только пребывание в Нем признавая для себя успокоением.

Но хотя все согласны в том, что прибежище наше в Боге, однако же враг вводит людей во многие заблуждения и затруднения при избрании спасителя. Ибо уловляет их в засаду, как неприятель, и уловленных опять обольщает мыслью прибегать к нему, как к хранителю, потому людям предстоит двоякое бедствие, или быть насильственно взятыми в плен, или погибнуть от обольщения. От сего неверные прибегают к демонам и идолам, утратив ведение истинного Бога по причине произведенной в них диаволом слитности понятий. Да и знающие Бога погрешают в различении вещей, поступая невежественно при прошении себе полезного, одного прося как блага, хотя то часто не служит им на пользу, и от другого уклоняясь как от зла, хотя это принесло бы им иногда и много пользы. Например, болен ли кто - избегая тягостей болезни, молится он о здоровье. Потерял ли деньги - скорбит об утрате. Но часто и болезнь полезна, когда она вразумит грешника, и здоровье вредно, когда пользующимся им послужит пособием ко греху. Так и деньги иным обратились средством к распутству, а нищета уцеломудрила многих, имевших худые стремления.

Итак, не избегай чего не должно и не прибегай к кому не должно. Но пусть будет у тебя одно избегаемое - грех и одно прибежище в несчастьях - Бог. Не полагайтесь на князей, не превозноситесь неверным богатством, не гордитесь телесною силой, не гонитесь за блеском человеческой славы. Ничто это не спасает, все это временно, все обманчиво; одно прибежище - Бог. «Проклят человек, иже надеется на человека» (Иер. 17, 5) или на что-либо человеческое.

Итак, «Бог нам прибежище и сила». Кто может сказать: «Вся могу о укрепляющем мя Христе» (Флп. 4, 13), для того Бог есть «сила». Хотя многие говорят: «Бог нам прибежище», и: «Господи, прибежище был еси нам» (Пс. 89, 2), но очень немногие говорят сие с таким же расположением, как и Пророк. Ибо немногие не оказывают удивления человеческому, но во всем зависят от Бога, Им дышат, в Нем имеют надежду и уверенность.

И сами дела обличают нас, когда в скорбях скорее прибегаем ко всему прочему, только не к Богу. Болеет у тебя дитя - ищешь ворожею или вешающего на шеи невинным младенцам пустые надписи, или, наконец, идешь ко врачу и за лекарствами, пренебрегши Того, Кто может спасти. Возмутил тебя сон - бежишь к снотолкователю. Устрашился ты врага - ищешь заступника в ком-нибудь из людей. Вообще при всякой нужде обличаешь сам себя, что на словах называешь Бога прибежищем, а на деле домогаешься помощи от бесполезного и суетного. Но праведнику истинная помощь - Бог. Как военачальник, имея храбрых воинов, всегда готов вспомоществовать изнемогшим, так и Бог - наш помощник и споборник всякого сражающегося против козней диавола - посылает служебных духов к требующим спасения.

Скорбь же обретает всякого праведника по причине избранной им жизни. Ибо уклоняющийся от пути широкого и просторного, идущий же путем скорбным и тесным «обретается» скорбями. Живо изобразил сию истину Пророк, сказав: «В скорбех, обретших ны зело». Как одушевленные животные, уловляют нас скорби, производя в нас терпение, чрез терпение же искусство, а чрез искусство - упование. Посему и Апостол говорит: «Многими скорбьми подобает нам внити во Царствие Божие» (Деян. 14, 22). И «многи скорби праведным» (Пс. 33, 20). Но кто мужественно и несмущенно претерпел искушение скорби, тот скажет: «Во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны» (Рим. 8, 37), и столько далек от того, чтобы отказываться от скорбей, страшиться их, что, напротив того, множество несчастий обращает в повод к похвальбе, говоря: «не точию же, но и хвалимся в скорбех» (Рим. 5, 3).

(3) «Сего ради не убоимся, внегда смущается земля и прелагаются горы в сердца морская». Пророк показывает великую твердость упования на Христа. Хотя все станет в превратном виде, хотя смятенная земля перевернется, хотя горы, оставив свои основания, сдвинутся в средину моря, мы не убоимся, потому что Бога имеем прибежищем и силою, и помощником «в скорбех, обретших ны зело». У кого сердце столь бесстрашно, у кого помыслы столь несмущенны, чтобы при таком замешательстве устремляться мыслью к Богу и, по упованию на Него, не поражаться ничем происходящим? А мы не выносим и человеческого гнева. Если бросается на нас или собака, или другой какой зверь, не к Богу, помощнику нашему в скорбях, возводим взоры, но приходя в ужас обращаемся к себе самим.

(4) «Возшумеша и смятошася воды их». Пророк сказал о смятении души и преложении гор; теперь говорит и о колебании и превращении моря от падения гор в средину пучины. «Возшумеша и смятошася воды их», очевидно, воды морские. Наибольшее возмущение в водах производят сами горы, не водруженные в море, но собственным своим колебанием производящие сильное волнение в водах. Посему, когда земля придет в смятение, воды морские восшумят и закипят от самых глубин, горы начнут прелагаться и оставаться в великом смятении от преизбытка силы Господней; тогда, говорит Пророк, сердце наше бесстрашно, потому что имеет несомненную и твердую надежду на Бога.

«Смятошася горы крепостию Его». Можешь смысл сего изречения взять и в переносном значении, именуя горами тех, которые высоко думают о своем величии, а не знают крепости Божией, ставят себя выше Божия ведения и потом бывают побеждены посланниками Божиими, с силою и премудростью проповедующими слово премудрости, и, сознав свою нищету, устрашаются Господа и смиряются пред крепостью Его. Или, может быть, князи века сего и отцы гибнущей мудрости называются горами, приходящими в смятение от той крепости Христовой, какую Христос показал в крестном подвиге над имеющим державу смерти. Ибо, как мужественный подвижник, «совлек» и преоборол «начала и власти, изведе в позор дерзновением», победив «их» на древе (Кол. 2, 15).

(5) «Речная устремления веселят град Божий». Морские воды, сильно возмущенные ветрами, «возшумеша и смятошася», но «речная устремления», протекающие без шума и безмолвно наводняющие достойных принятия, «веселят град Божий». Праведник и ныне пьет воду живую, и обильнее испиет ее впоследствии, когда будет вписан в гражданство во граде Божием. Но ныне пьет он в зерцале и в гадании, по малому постижению Божественных умозрений, а тогда вдруг примет в себя полноводную реку, которая весь град Божий может наводнить весельем. Какая же это будет река Божия, как не Дух Святый, пребывающий по мере веры в достойных, уверовавших во Христа? Ибо Он говорит: «Веруяй в Мя... реки от чрева его истекут» (Ин. 7, 38). И еще: если кто «пиет от воды... юже Аз дам ему, будет в нем источник воды текущия в живот вечный» (Ин. 4, 14).

Итак, сия река веселит всякий вообще град Божий, хотя или Церковь имеющих жительство на небесах, или всякую разумную тварь, от сил премирных до человеческих душ, надобно разуметь под именем града, веселящегося от излияния Святаго Духа. Ибо, по определению некоторых, город есть собрание живущих оседло и управляемых законом. Но такое же определение города приличествует и Горнему Иерусалиму, Небесному Граду. Ибо и там - собрание первородных, на небесах написанных, собрание живущих оседло по неподвижности пребывания святых, наконец, собрание, управляемое Небесным законом. Посему-то для человеческого естества невозможно познать порядок оного жительства и все украшения его. Это те самые, «ихже око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1 Кор. 2, 9).

Кроме сего, знаем, что там тьмы Ангелов и «торжество» святых и «Церкви первородных на небесех написанных» (Евр. 12, 23). О сем граде говорит Давид: «Преславная глаголашася о тебе, граде Божий» (Пс. 86, 3). Бог сему граду дает обетование чрез Исаию: «Положу тя в радость вечную, веселие родом родов; и не будет ни сокрушение, ни бедность в пределех твоих, но прозовется спасение забрала твоя» (Ис. 60, 15, 18). Посему, возводя душевные очи достойно Горнего, ищи познаний о граде Божием. Но как представить в мыслях что-либо, достойное тамошнего блаженства, которое веселит река Божия, «емуже художник и содетель Бог» (Евр. 11, 10)?

«Освятил есть селение Свое Вышний». Может быть, Пророк здесь разумеет богоносную плоть, освященную единением с Богом, почему под селением Вышнего понимай явление Бога во плоти.

(6) «Бог посреде его, и не подвижится: поможет ему Бог утро заутра». И поскольку Бог посреди града, то дарует ему непоколебимость, посылая ему помощь при первых восхождениях света. И Горнему ли Иерусалиму или дольней Церкви приличествует имя сего града, - «освятил есть» в нем «селение Свое Вышний». И чрез сие-то селение, в котором вселился Бог, стал Он посреди града и даровал ему, да «не подвижится». Бог же – «посреде» града, повсюду до пределов круга простирая равные лучи Своего промышления. Ибо чрез сие соблюдается Правда Божия, всем уделяющая благость в одинаковой мере.

«Поможет ему Бог утро заутра». У нас утро производит чувственное солнце, когда появляется на нашем горизонте, а утро в душе производит Солнце Правды, восхождением умного света производя день в приявшем Его. Ибо мы, человеки, во времена неведения были в ночи, но когда, расширив в себе владычественное в нас, воспримем в себя «сияние славы» (Евр. 1, 3) и озаримся вечным светом, тогда «поможет ему Бог утро заутра». Когда соделаемся чадами света и «нощь» для нас «прейде, а день приближися» (ср.: Рим. 13, 12), тогда будем достойны и помощи Божией. Посему Бог помогает граду, собственным Своим восхождением и явлением производя для него утро. Ибо сказано: се человек, «Восток имя Ему» (ср.: Зах. 6, 12). Посему в ком по рассеянии тьмы неведения и лукавства воссияет умный свет, для того настанет утро. Поскольку же Свет пришел в мир, чтобы ходящий в Нем не спотыкался, то помощь Его доставляет утро. Или, может быть, поскольку воскресение было в глубокое утро, то «утро заутра» поможет граду Бог, одержавший победу над смертью утром, в третий день Воскресения.

(7) «Смятошася языцы, уклонишася царствия: даде глас Свой Вышний, подвижеся земля». Представь город, против которого злоумышляют ополчившиеся на него враги и между тем осаждают его многие народы и цари, скиптроносцы каждого из сих народов; потом представь военачальника, непобедимого по силе, который внезапно является на помощь городу, прекращает осаду, рассеивает сборище народов, обращает в бегство царей и производит сие единственно тем, что взывает к ним с силою, поражает сердца их крепостью голоса. Посему какое, вероятно, произойдет смятение гонимых народов и предавшихся бегству царей, какой смешанный крик и непрекращающийся шум будет слышаться во время их беспорядочного бегства! Все места наполняются бегущими от страха, отчего в городах и селах, где являются беглецы, начинается волнение. Пророк показывает, что такая же помощь подана граду Божию Спасителем, когда говорит: «Смятошася языцы, уклонишася царствия: даде глас Свой Вышний, подвижеся земля».

(8) «Господь сил с нами, заступник наш Бог Иаковль». Пророк видел воплотившегося Бога, видел родившегося от Святыя Девы Еммануила, «еже есть сказаемо: с нами Бог» (Мф. 1, 23), и потому пророчески взывает: «Господь сил с нами», показывая, что это Тот, Который являлся святым Пророкам и патриархам. Заступник наш, говорит, не иной Бог, отличный от Того, о Котором предали Пророки, но «Бог Иаковль», сказавший служителю Своему в откровении: «Аз есмь... Бог Авраамов и Бог Исааков и Бог Иаковль» (Исх. 3, 6).

(9) «Приидите и видите дела Божия, яже положи чудеса на земли: (10) отъемля брани до конец земли». Тех, которые далеки от слова истины, слово призывает приблизиться чрез познание, говоря: «приидите и видите». Ибо как для телесных очей дальние расстояния делают неясным представление видимых предметов, а приближение смотрящих доставляет ясное познание видимого, так и при умственных созерцаниях не приблизившийся к Богу и не сделавшийся Ему присным посредством дел не может видеть дел Божиих чистыми очами ума. Посему сперва «придите», приблизьтесь, потом «видите дела Божия», которые чудны и дивны и которыми, изумив народы, прежде враждебные и мятежные, привел их в тишину. «Приидите чада, послушайте Мене» (Пс. 33, 12); также: «приидите вси труждающиися и обременении» (ср.: Мф. 11, 28). Это голос Отца, с распростертыми объятиями призывающего к Себе дотоле упорствовавших. Посему кто внял призыванию, приблизился к Повелевающему, тот узрит все Умиротворившего крестом, «аще земная, аще ли небесная».

«Лук сокрушит, и сломит оружие, и щиты сожжет огнем». Видишь ли миролюбие Господа сил, потому что с Ним невидимые силы Ангельских воинств? Видишь ли вместе мужество и человеколюбие Воеводы сил? Будучи Господом сил и имея все сонмы Ангельских воинств, Он не уязвляет ни одного из противников, никого не низлагает, никого не касается, но сокрушает лук и оружие, и щиты сожигает огнем. Сокрушает лук, чтобы с него не пускали уже разжженных стрел, ломает оружие, употребляемое в рукопашном бою, чтобы не могли получить ран те, на которых враг коварно нападает вблизи. «И щиты сожжет огнем», лишая супостатов защиты и все обращая в благодеяние врагам.

(11) «Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог». Пока мы занимаемся предметами вне Бога, не можем вместить в себе познания о Боге. Ибо кто, заботясь о мирском и погрузившись в плотскую рассеянность, может внимать учению о Боге и иметь довольно тщательности для столь важных умозрений? Не видишь ли, что слово, падшее в терние, бывает подавлено тернием (см.: Мф. 13, 22)? А терние - плотские удовольствия, богатство, слава, житейские заботы. Ищущий познания о Боге должен будет стать вне всего этого и, приведя себя в бездействие страсти, воспринимать познание о Боге. Ибо в душу, затесненную предварительно занявшими ее помыслами, как войдет понятие о Боге? Знал и фараон, что только праздному свойственно искать Бога, почему и укоряет Израиля: «праздни, праздни есте» и «глаголете»: Господу Богу нашему помолимся (ср.: Исх. 5, 17).

Но как хороша и полезна для предающегося праздности та праздность, которая производит в нем безмолвие, нужное для принятия спасительных учений, так худа праздность афинян, которые «ни во чтоже ино упражняхуся, разве глаголати что или слышати новое» (Деян. 17, 21). Сей праздности подражают некоторые и ныне, употребляя свободное время в жизни на изобретение какого-нибудь непрестанного нового учения. Такая праздность приятна нечистым и лукавым духам. Сказано: «Егда нечистый дух изыдет от человека... речет: возвращуся в дом мой, отнюдуже изыдох. И пришед обрящет» дом оный «празден и пометен» (ср.: Мф. 12, 43-44). Посему праздность наша да не откроет входа противнику, а напротив того, не будем оставлять праздным внутренний наш дом, вселив в себя предварительно Христа Духом!

Пророк сперва даровал мир тем, которых дотоле обеспокоивали неприятели, потом говорит: «упразднитесь» от развлекающих вас врагов, чтобы в безмолвии созерцать вам учения истины. Посему и Господь говорит: «Всяк, иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик» (Лк. 14, 33). Итак, должно упраздниться от дел супружеских, чтобы заняться молитвою, упраздниться от попечений о богатстве, от пожелания земной славы, от наслаждения удовольствиями, от зависти и всякого злого дела против нашего ближнего, чтобы, когда душа наша в тишине и не возмущается никакою страстью, в ней, как в зеркале, было чисто и не омрачено Божие озарение.

«Вознесуся во языцех, вознесуся на земли». Очевидно, что Господь говорит сие о Своем страдании, как и в Евангелии написано: «И Аз», когда «вознесен буду... вся привлеку к Себе» (ср.: Ин. 12, 33). «И якоже Моисей вознесе змию в пустыни, тако подобает вознестися Сыну Человеческому» на земле (ср.: Ин. 3, 14). Итак, поскольку Ему надлежало вознестись на кресте за язычников и приять вознесение за всю землю, то говорит: «Вознесуся во языцех, вознесуся на земли».

(12) «Господь сил с нами, заступник наш Бог Иаковль». Обрадованный Божиею помощью, Пророк дважды возгласил то же слово: «Господь сил с нами», как наступающий и наскакивающий на врага, в совершенной доверенности к Спасителю душ наших, что при Его помощи ничего не постраждет. Ибо «аще Бог по нас, кто на ны» (Рим. 8, 31)? Даровавший победу Иакову и после борьбы Провозгласивший его Израилем - вот кто Заступник наш; Сам Он воинствует за нас. А мы да безмолвствуем, ибо «Той есть мир наш, сотворивый обоя едино... да оба созиждет... во единаго новаго человека» (Еф. 2, 14-15).

Беседа на псалом сорок восьмой

(1) «В конец, сыном Кореовым псалом». И языческие мудрецы пускались в умозрения о конце человеческом, но они разошлись в понятии о сем. Одни утверждали, что этот конец есть знание, другие же - успешное действование, иные - разнообразное употребление жизни и тела, а другие, став скотоподобными, говорили, что этот конец есть удовольствие. Но, по нашему учению, конец, для которого все делаем и к которому стремимся, есть блаженная жизнь в Будущем Веке. И конец сей достигается, когда предоставляем над нами царствовать Богу. Лучше всего для разумной природы доселе ничего не изобретал еще разум. К такому концу побуждает нас и Апостол, говоря: «Таже кончина, егда предаст Царство Богу и Отцу» (1 Кор. 15, 24). То же самое представляет и Софония в пророчестве, говоря от лица Божия: «Суд Мой в сонмища языков еже прияти царей, еже излияти на ня гнев Мой... зане огнем рвения Моего поядена будет вся земля. Яко тогда обращу к людем многим язык в род его, еже призывати всем имя Господне, работати Ему под игом единем» (Соф. 3, 8-9).

Посему думаю, что и польза псалмов, имеющих такое надписание, возводится к сему же концу. Такому понятию не противоречат и те, которые сие надписание переводят: «на победу» , или «победная песнь» , или «победителю» . Поскольку «пожерта бысть смерть победою» (1 Кор. 15, 54) и истреблена Сказавшим: «Аз победих мир» (Ин. 16, 33), и поскольку все препобеждено Христом и о «имени» Его «всяко колено поклонится небесных и земных и преисподних» (Флп. 2, 10), то справедливо Дух Святый в победных песнях предвозвещает уготованное нам в будущем.

(2) «Услышите сия вси языцы, внушите вси живущии по вселенней, (3) земнороднии же и сынове человечестии, вкупе богат и убог». Весьма обширная нужна храмина для слушателей призывающему к слышанию псалма все народы и всех, наполняющих вселенную своими жилищами; а думаю, что он сею высокою проповедью к слушанию привлекает и созывает и земнородных и сынов человеческих, и богатых и убогих. Но какая же это стражба, столь возвышенная над целою землею, что с высоты ее можно видеть все народы и объять взором целую вселенную? Кто столь громогласный провозвестник, который возглашает внятно для столь многих вместе слухов? Где эта храмина, которая может вместить всех собирающихся? Как велик и сколь премудр сей учитель, который находит уроки достойные такого собрания? Потерпи немного, и узнаешь, что последующее достойно такого предвозвещения. Ибо собирающий и созывающий всех на проповедь есть Утешитель, Дух истины, Который спасаемых собирает чрез Пророков и Апостолов. И поскольку «во всю землю изыде вещание их и в концы вселенныя глаголы их» (Пс. 18, 5), то посему сказано: «услышите вси языцы и вси живущии по вселенней».

Посему и Церковь собрана из всех состояний, дабы никто не оставался лишенным пользы. Ибо три четы званных, в которых заключается весь род человеческий: «языцы и живущие по вселенней, земнородные и сыны человеческие, богатые и убогие». И действительно, кого Бог оставил вне проповеднической храмины? Чуждые веры наименованы языками, пребывающие в Церкви - обитателями вселенной, земнородные - это мудрствующие земное и преданные хотениям плоти, сыны человечеcкие - это прилагавшие некоторое старание и упражнявшие разум, ибо особенное свойство человека - разумность. Богатые и убогие сами собою показывают свое отличительное свойство: одни в избытке обладают необходимым, другие живут, нуждаясь в необходимом.

Поскольку же Врач душ «не приидох призвати праведники, но грешники на покаяние» (Мф. 9, 13), то в каждой чете прежде призываемыми поставил достойных осуждения. Ибо языки хуже живущих по вселенной, впрочем, предпочтены в призвании, чтобы находящиеся в худом состоянии прежде получили пользу от Врача. Опять, земнородные поставлены прежде сынов человеческих и богатые прежде бедных. Разряд отверженных, которым трудно спастись, призван прежде бедных. Ибо таково человеколюбие Врача - немощным первым подает Он помощь.

Но общение в призвании приводит вместе и к миру, так что и те, которые дотоле по образу жизни противны были друг другу, чрез собрание воедино приучаются ко взаимной любви. Да знает богатый, что он и бедный призваны равночестною проповедью. Сказано: «вкупе богат и убог». Оставь вне свое преимущество пред низшими и кичение богатством и потом уже входи в Церковь Божию. Посему и богатый не превозносись над убогим, и убогий не бойся могущества всем изобилующего, «и сыны человеческие», не уничижайте земнородных, «и земнородные» опять не чуждайтесь сынов человеческих, «и языки» свыкнитесь с живущими по вселенной и «живущие по вселенней» с любовью примите «чуждих от завет».

(4) «Уста моя возглаголют премудрость, и поучение сердца моего разум». Поскольку, по слову Апостола, «сердцем веруется в правду, усты же исповедуется во спасение» (Рим. 10, 10), а совокупное действование того и другого в сем деле предполагает совершенство, то пророческое слово сообъяло в себе то и другое - и действование уст и поучение сердца. Ибо если не запасено в сердце добра, то как изнесет устами сокровище не обладающий им втайне? Если имеющий доброе в сердце не возвещает о нем словом, то ему будет сказано: «Премудрость сокровена и сокровище не явлено, кая польза есть во обоих» (Сир. 20, 30)? Посему для пользы других «уста моя да возглаголют премудрость», а для собственного моего преспеяния сердце да поучается разуму.

(5) «Приклоню в притчу ухо мое, отверзу во псалтири ганание» мое». Еще Пророк говорит в похвалу своего лица, чтобы не были презрены слова его, как предлагаемые человеческим изобретением. Чему учит меня Дух, говорит он, то возвещаю вам, говорю не свое, не человеческое. Но поскольку я стал внимателен к «гананиям» Духа, втайне преподающего нам Божию Премудрость, то и открываю и привожу вам в ясность сие «ганание», но открываю не иначе, как псалтирем. А псалтирь есть музыкальное орудие, издающее звуки под лад сладкопению голосом. Посему словесный псалтирь тогда особенно отверзается, когда дела приводятся в согласие со словами. И тот есть духовный псалтирь, кто сотворил и научил (см.: Мф. 5, 19). Пророк в псалмах «отверзает ганание», собственным примером показывая возможность исполнить преподаваемое. Как не сознающий за собою в жизни ничего нестройного и несообразного, с уверенностью Пророк произносит следующие слова:

(6) «Вскую боюся в день лют? Беззаконие пяты моея не обыдет мя». Днем лютым называет день Суда, о котором сказано: «День Господень грядет неизцельный» (ср.: Ис. 13, 9) на все народы; в сей день, говорит Пророк, «обыдут» каждого «совети» его (ср.: Ос. 7, 2). И тогда-то, как не сделавши ничего беззаконного на пути жизни, не побоюсь дня лютого. Ибо следы грехов не окружат меня, «не обыдут» меня, в безмолвном обвинении возводя на меня обличение; потому что не восстанет против тебя иного обвинителя, кроме самих дел, из которых каждое явится в собственном своем виде: предстанут блуд, татьба, прелюбодеяние, напоминая и ночь, и образ грехопадения, и отличительное его свойство, и вообще предстанет всякий грех, принося с собою ясное напоминание свойственного ему признака. Итак, меня «не обыдут» следы грехов, потому что я «приклонил в притчу ухо мое и отверз во псалтири ганание мое».

(7) «Надеющиися на силу свою и о множестве богатства своего хвалящиися». У Пророка слово к лицам двоякого рода, к земнородным и к богатым. К одним обращает речь, низлагая их мнение о силе своей, а к другим, низлагая их превозношение избытком мнения. Вы, говорит, «надеющиися на силу свою», - это земнородные, которые уповают на телесную крепость и думают, что человеческая природа имеет достаточные силы совершенно выполнить человеческие желания. И вы, уповающие на неверное богатство, послушайте: вам нужна искупительная цена для изведения вашего на свободу, которую вы утратили, будучи побеждены насилием диавола, потому что диавол, взяв вас в рабство, не освободит от своего учительства, пока не пожелает обменять вас, побужденный к тому каким-нибудь достоценным выкупом. Посему предлагаемое в выкуп должно быть не однородно с порабощенными, но в большей мере превышать их цену, чтобы диавол добровольно освободил от рабства пленников. Поэтому брат не может вас выкупить. Ибо никакой человек не в силах убедить диавола, чтобы освободил от своей власти однажды ему подпадшего. Человек и за собственные грехи не может дать Богу умилостивительной жертвы. Как же возможет сделать это за другого?

А что же бы мог он приобрести в сем веке столько стоющее, чтобы оно служило достаточной заменой за душу, по природе драгоценную, потому что она создана по образу Творца своего? И какой труд настоящего века доставит душе человеческой достаточный запас к переходу в Век Будущий? Посему просто разумею слова сии так: хотя бы кто представлял себя весьма могущественным в сей жизни, обложен был множеством имения, псалом учит отложить гордое о себе мнение, «смириться под крепкую руку Божию» (ср.: 1 Пет. 5, 6) и не надеяться на силу свою, не хвалиться множеством богатства.

Но можно и возвыситься несколько мыслью и под надеющимися на силу свою и хвалящимися множеством богатства разуметь душевные силы, потому что и сама душа не имеет достаточных сил к своему спасению. Хотя и совершен кто в сынах человеческих, но, не имея в себе Премудрости Божией, ни во что вменится. Хотя усвоил себе множество умозрений из мирской мудрости и собрал некоторое богатство ведения, но пусть услышит правду вполне, а именно, что всякая душа человеческая подклонилась под тяжкое иго рабства общему всех врагу и, утратив свободу, данную Творцом ее, отведена в плен грехом.

Но всякому пленнику для освобождения нужна цена искупления. Брат не может искупить брата своего, и каждый человек - сам себя, потому что искупающий собою другого должен быть гораздо превосходнее содержимого во власти и уже рабствующего. Но и вообще человек не имеет такой власти и пред Богом, чтобы умилостивлять Его за грешника, потому что и сам повинен греху. «Вси бо согрешиша, и лишени суть славы Божия, оправдаеми туне благодатию Его, избавлением, еже о Христе Иисусе», Господе нашем (Рим. 3, 23-24).

Посему (8) «не даст Богу измены за ся (9) и цену избавления души своея». Итак, не брата ищи для своего искупления, но Богочеловека Иисуса Христа, Который един может дать Богу «измену» за всех нас, потому что Его «предположи Бог очищение верою в крови Его» (Рим. 3, 25). Моисей был брат израильтянам, однако же не мог искупить их. Как же искупит человек обыкновенный? Пророк говорит сперва утвердительно: «брат не избавит», а потом с силою присовокупляет вопросительно: «избавит ли человек»? Моисей не освободил народ от греха, но только умолил Бога не карать за грех. Он и за себя не мог дать «измены», когда впал в прегрешение, и после столь великих чудес и знамений, какие видел, произнес слово сомнения: «Послушайте мене, непокоривии: еда из камене сего изведем вам воду?» Почему и Господь за сие слово «рече к Моисею и Аарону: понеже не веровасте Мне, освятити Мя пред сынми Израильтескими, сего ради не введете вы сонма сего в землю, юже дах им» (Числ. 20, 10, 12). Посему «не даст Богу измены за ся». Ибо что может человек найти столь ценное, чтобы дать в искупление души своей? Но нашлось одно равноценное всем вместе людям, что и дано в цену искупления души нашей, - это святая и многоценная Кровь Господа нашего Иисуса Христа, которую Он пролил за всех нас. Почему мы и «куплени ценою» (ср.: 1 Кор. 6, 20).

Итак, если «брат не избавит, избавит ли человек?» Если человек не может избавить нас, то Искупивший нас - не человек. Посему, если Господь наш пожил с нами в подобии плоти греха, то не почитай Его за сие простым человеком, не признавая в Нем силы Божества. Он не имел нужды давать Богу «измены за Ся» и избавлять собственную душу, потому что «греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его» (1 Пет. 2, 22).

Итак, никто не может выкупить сам себя, пока не придет Возвращающий «пленение людей» (Пс. 13, 8), «не сребром», не дарами, как написано у Исаии (см.: Ис. 52, 3), но Своею Кровию. Он нас, которые не братья Ему, но стали врагами чрез свои грехопадения, Он - не простой человек, но Бог - по даровании нам свободы нарицает и братьями Своими. Ибо сказано: «Возвещу имя твое братии Моей» (Евр. 2, 12). Посему Искупивший нас, если обратим мысль на Его естество, не брат нам и не человек. Если же возьмем во внимание благодатное Его снисхождение к нам, то и братьями нас называет, и нисходит к человечеству Тот, Кто «не даст Богу измены за Ся», но даст «измену» за весь мир, ибо не имеет нужды в очищении, но Сам есть очищение. «Таков бо нам подобаше Архиерей: преподобен, незлобив, безсквернен, отлучен от грешник и вышше небес бывый, Иже не имать по вся дни нужды, якоже первосвященницы, прежде о своих гресех жертвы приносити, потом же... о людских невежествиих» (Евр. 7, 26-27; 9, 7).

Потом Пророк говорит: «И утрудися в век, (10) и жив будет до конца». Источная Жизнь, Сила, неутомимое Естество утруждался в сем веке, когда «утруждся от пути, седяше на источнице» (Ин. 4, 6).

Иже «не узрит пагубы», (11) «егда увидит премудрыя умирающия». Ибо Отец не даст «преподобному» Своему «видети истления» (ср.: Пс. 15, 10), когда будут умирать хвалящиеся упраздняемою мудростью. А если угодно разуметь сии слова и о праведных людях, то вспомни Иова, который говорит: «Человек раждается на труд» (Иов. 5, 7), также Апостола: «Паче всех их потрудихся» (1 Кор. 15, 10), и «в трудех множае» (2 Кор. 11, 23). Итак, кто потрудился в веке сем, «жив будет до конца». А кто живет в роскоши и во всяком распутстве, по изнеженности облекается «в порфиру и виссон», веселится «на вся дни светло» (ср.: Лк. 16, 19) и избегает того, чтобы трудиться ради добродетели, тот не «утрудился» в сем веке и «не будет жив» в будущем, но издали станет взирать на жизнь, мучимый в пламени пещном.

Но кто выдержал тысячи подвигов ради добродетели и для приобретения ее с избытком испытал себя в трудах, тот «жив будет до конца», как много потрудившийся в скорбях Лазарь, как преутружденный в борьбе с противником Иов. Ибо сказано: «Тамо почиша претружденнии» (Иов. 3, 17). Посему и Господь призывает к успокоению «труждающихся и обремененных» (ср.: Мф. 11, 28). Почему же трудящиеся в добрых делах называются обремененными? Потому что «ходящии хождаху и плакахуся, метающе семена своя, грядуще же приидут радостию, вземлюще рукояти своя» (Пс. 125, 6), полны плодов, которые возвращены им по мере посеянного. Посему обремененными называются те, которые, поскольку «сеяли о благословении, о благословении и пожинают» (ср.: 2 Кор. 9, 6) и заготовляют себе с вечным веселием рукояти духовных плодов. Кто избавлен Богом, давшим за него «измену», тот «утрудился» в веке сем, а потом «жив будет до конца». Он и «не узрит пагубы, егда увидит премудрыя умирающия». Кто путь тесный и многотрудный предпочел пути гладкому и спокойному, тот во время Божия посещения, когда не уверовавшие словесам Божиим и ходившие по желаниям суетного своего сердца отведены будут на вечную казнь, «не узрит» вечной «пагубы», не прекращающегося злострадания.

А мудрыми Пророк называет или сильных в хитрости, о которых говорит Иеремия, что «мудри суть, еже творити злая, благо же творити не познаша» (Иер. 4, 22), или разумеет под мудрыми и учеников «князей века сего престающих» (ср.: 1 Кор. 2, 6), которые, «глаголющеся быти мудри, объюродеша» (Рим. 1, 22). Почему «премудрость мира сего буйство у Бога есть» (1 Кор. 3, 19). И поскольку сия премудрость делает глупыми, то Бог говорит, что Он «погубит премудрость премудрых и разум разумных отвергнет» (ср.: 1Кор.1,19; Ис.29,14). Посему правдоподобия лжеименного ведения для убеждающихся в них служат причиною смерти. И таковой смерти «не узрит» искупленный Тем, Кто благоволил буйством проповеди спасти верующих.

«Вкупе безумен и несмыслен погибнут, и оставят чуждим богатство свое.(12) И гроби их жилища их во век: селения их в род и род, нарекоша имена своя на землях». Выше псалмопевец назвал родовым именем – «мудрыми» и их же теперь подразделительно называет «безумными» и «несмысленными». И очевидно, что мудрыми их назвал, воспользовавшись именем, какое сами давали себе по самомнению. Как и богами называет тех, которые по природе не боги, следуя в этом обыкновению обольщенных, так и мудрыми назвал безумных и несмысленных.

Можно же различить по понятию безумного и несмысленного. Безумен, кто лишен благоразумия и не имеет проницательности в делах обыкновенных и человеческих. Так в общем употреблении называются благоразумными, которые в житейских делах различают полезное и вредное, почему и в Евангелии сказано: «Яко сынове века сего мудрейши паче сынов света в роде своем суть» (Лк. 16, 8). Ибо они не просто «мудрейши», но только в том отношении, как проводят эту плотскую жизнь; они называются также «строителями неправедными» за благоразумие в устроении своей жизни. В том же значении мудры и змеи, которые устраивают себе норы и в опасных случаях всеми мерами избегают ударов в голову.

«Несмысленным» же называется тот, кто не имеет преимущественного в человеке. А это - познание Бога Отца, признание Слова, сущего в начале у Бога, и просвещение, подаваемое от Святаго Духа. Такой ум имеют те, которые могут сказать с Павлом: «мы же ум Христов имамы» (1 Кор. 2, 16). Впрочем, по словоупотреблению Писания слова "безумный" и "несмысленный" заменяются одно другим: безбожного называет оно безумным, говоря: «Рече безумен в сердце своем: несть Бог» (Пс. 13, 1), и опять, вредное для жизни именует несмысленным, как Апостол выражается о впадающих «в похоти многи несмысленны и вреждающия» (1Тим.6,9). Таким образом, безумный и несмысленный стремятся к одному общему концу - к погибели.

Но может иной сказать, что безумным называется живущий по-язычески, а несмысленным - ограничивающий жизнь по-иудейски, одним хранением закона. Ибо такому безумному, по причине его безбожия, сказал Бог: «Безумне, в сию нощь душу твою истяжут от тебе» (Лк. 12, 20). А плотский Израиль назван несмысленным у Пророка, который говорит: «И бяше Ефрем яко голубь безумный ... Египта моляше, и во Ассирианы отыдоша» (Ос. 7, 11). Посему, когда они все вообще сокрушались от собственного своего неведения, мы, чуждые, делаемся наследниками их богатства. Ибо наши стали заповеди, наши - Пророки, наши - патриархи, все от века жившие праведные; нам оставили богатство свое погибшие в безумии своем.

Их-то жилища, то есть безумного и несмысленного, суть «гроби во век». У кого жизнь исполнена мертвых дел по причине всякого греха, у тех «жилища - во век гроби». Кто стал мертв грехопадениями, тот живет не в доме, но в гробу, потому что душа его омертвела. В доме живет нехитрый нравом и простосердечный Иаков, о котором написано, что «бысть человек нелукав» и благ, «живый в дому» (ср.: Быт. 25, 27). А в гробу живет совершенно порочный, который не полагает и основания к обращению от мертвых дел, но уподобляется гробу «повапленому», который наружностью привлекает взоры, «внутрьуду же полн суть костей мертвых и всякия нечистоты» (ср.: Мф.23,27). Посему, когда говорит такой человек, не слову Божию отверзает уста, но «гроб отверст гортань» его (Пс. 5, 10). Если кто, веруя во Христа, не являет дел, сообразных с верою, тот, как внимающий дурным учениям и худо постигающий намерение Писания, сам себе высекает гробницу в камне.

«Селения их в род и род», то есть «гробы жилища их во век». Пророк, объясняя, какие разумеет гробы, и желая показать, что говорит о телах, в которых обитают души, омертвевшие от пороков, к слову «гробы» присовокупил: «селения их в род и род», потому что тела человеческие всегда называются селениями. Они же нарекают и «имена своя на землях». Ибо имя нечестивого не вписывается в книгу живых, не причисляется к Церкви первородных, изочтенных на небесах. Напротив того, имена их остаются на земле, потому что сию преходящую и маловременную жизнь предпочли они вечным селениям.

Не видишь ли, что иные строят в городах площади и дома для телесных упражнений, воздвигают стены, сооружают водопроводы и что имена их даются сим земным зданиям? А некоторые, положив клеймо своего имени на конских табунах, вздумали тем и по жизни надолго продлить о себе память и, чтобы в самих гробах показать пышность, на гробницах начертали свои имена. Это те, которые мудрствуют земная и здешнюю славу, памятование людей почитают чем-то достаточным для своего блаженства. И если видишь, что иной гордится лжеименным ведением, присоединяется к последователям каких-нибудь негодных учений и вместо имени христианина называет себя по имени какого-нибудь ересеначальника, Маркиона или Валентина, или одного из возникших ныне, то знай, что и такие люди «нарекоша имена своя на землях», причислив себя к людям растленным и совершенно земным.

(13) «И человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным, и уподобися им. (14) Сей путь их соблазн им, и по сих во устех своих благоволят. - Велика вещь человек, и драгая муж творяй милость» (Притч. 20, 6); его драгоценность заключается в естественном устройстве. Ибо что иное на земле сотворено по образу Создателя? Кому иному даны начальство и власть над всеми тварями, живущими на суше, в водах и в воздухе? Немного ниже он ангельского чина, и то по причине соединения с земным телом. Но хотя Бог сотворил человека «от земли» (ср.: Быт. 2, 7), а «слуги Своя огнь палящ» (Евр.1, 7), впрочем, и в человеках есть способность разумевать и познавать своего Творца и Зиждителя, ибо вдуну в лице, то есть вложил в человека нечто от собственной Своей благодати, чтобы человек по подобному познавал подобное.

Впрочем, в таковой «чести сый» и тем самым, что создан по образу Творца, почтенный паче неба, паче солнца, звездных сонмов (ибо какое небо называется образом Бога Вышняго? Какой образ Творца имеют в себе солнце или луна, или прочие звезды? Им даны тела неодушевленные и вещественные, хотя и прозрачные; у них нет ни разумения, ни произвольных движений, ни самовластной свободы; напротив того, они рабы надлежащей необходимости, по которой всегда неизменно вращаются около одного и того же); паче всего этого превознесенный честью человек «не разуме» но, перестав подражать Богу и уподобляться Создателю, соделавшись рабом плотских страстей, «риложися скотом несмысленным, и уподобися им» То как «онь женонеистов ржет к жене искренняго своего» ср.: Иез. 5, 8), то как хищный волк устремляется на чужое (см.: Иер. 22, 27), а иногда чрез козни против брата своего в лукавстве уподобляется лисице (см.: Иез. 13, 4).

Но подлинно, это избыток несмысленности и скотского неразумения, если созданный по образу Творца не сознает первоначального своего устройства, не хочет уразуметь всего Божия о нем домостроительства и по оному заключать о собственном своем достоинстве и до того забывает все это, что, отвергнув образ Небесного, восприемлет образ перстного. И чтобы он не пребыл во грехе, ради него «Слово плоть бысть и вселися в ны» (Ин. 1, 14), и до того смирило Себя, что явило послушание Свое «даже до смерти, смерти же крестныя» (ср.: Флп. 2, 8). Если не помнишь первоначального своего происхождения, то составь понятие о своем достоинстве по возданной за тебя цене. Посмотри, что дано взамен тебе, и познай, чего ты стоишь. Ты куплен многоценною Кровию Христовою: не будь же рабом греха, уразумей себе цену, чтобы не уподобиться «скотом несмысленным»

(14) «Сей путь их соблазн им». Домостроитель наш Бог останавливает нас на пути порока, полагая нам претыкания и препятствия, чтобы мы, оставив неразумную жизнь, «по сих во устех своих благоволили, сердцем» веруя «в правду, усты же исповедуя во спасение» (Рим. 10, 10). Павел гнал и разорял Церковь Христову, продолжал идти путем лукавым, но «по сих во устех своих благоволи», возвещая в сонмищах, «яко сей есть Христос» (Деян. 9, 22).

(15) «Яко овцы во аде положи , смерть упасет я». Людей скотоподобных и приложившихся «скотом несмысленным», как овец, не имеющих ни разумения, ни силы защитить себя, похищающий в плен, как враг, вверг уже в собственную свою ограду и пасти их поручил смерти, потому что смерть пасла человеков от Адама и во времена жительства по закону Моисееву, пока не пришел истинный Пастырь, Который положил душу Свою за овец и потом, воскресив их с Собою и изведя из темницы адской в утро Воскресения, предал пасти их «правым», то есть святым Ангелам.

«И обладают ими правии заутра». Ибо к каждому из верных приставлен Ангел, достойный того, чтобы видеть Отца Небесного. Таким образом, «правии обладают ими» по освобождении их от самого горького рабства и «обладают» по достижении ими утра, то есть по пришествии их к Востоку света. Рассмотри всю связь употребленных в Писании речений. «Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным». Потом, когда он, соделав себя чуждым Божия Слова, стал бессловесным, враг, похитив его, как овцу, не имеющую пастыря, положил во аде и отдал пасти смерти. Посему избавленный из ада и освобожденный от лукавого пастыря говорит: «Господь пасет мя» (Пс. 22, 1), пасет не смерть, но жизнь, не падение, но востание, не ложь, но истина.

«И помощь их обетшает во аде». Пророк или говорит сие о смерти, которая при всех своих пособиях не могла удержать пасомых ею против Того, Кто низложил «имущаго державу смерти». Все пособия их стали ветхи и бессильны. Тогда окажется ничтожною и помощь людей, прельщенных умом, которые высоко думают о своем богатстве и славе, и власти. «Во аде обетшает», когда обнаружится их бессилие. Или, может быть, помощь праведных, искупленных Господом, прострется до ада. Ибо они, «не прияша обетования, Богу лучшее что о нас предзревшу, да не без нас совершенство приимут» предварившие нас (Евр. 11, 39-40).

(16) «Обаче Бог избавит душу мою из руки адовы, егда приемлет мя». Ясно пророчествует о сошествии во ад Господа, Который вместе с другими душами избавил и душу самого Пророка, чтобы она не оставалась во аде.

(17) «Не убойся, егда разбогатеет человек или егда умножится слава дому его. Не убойся», говорит Пророк, «егда разбогатеет человек». И сия проповедь необходима живущим по вселенной, земнородным и сынам человеческим, «вкупе» богатым и убогим. «Не убойся, егда разбогатеет человек». Когда видишь, говорит Пророк, что неправедный богат, а праведный беден, не убойся сам в себе. Не смущайся мыслью, будто уже вовсе нет Божия Промысла, назирающего дела человеческие, или, хотя и есть Божий надзор, но он не простирается до мест надземных, чтобы проникать и в наши дела. А если бы Промысл уделял каждому что ему свойственно, то были бы богаты праведные, которые умеют пользоваться богатством, и бедны порочные, которые обращают богатство в орудие своей порочности.

Итак, поскольку между «языками и земнородными» многие думают подобным сему образом и из видимого неравенства в разделе житейских благ заключают, что мир оставлен без Промысла, то к ним обращает речь псалом, успокаивая невежественное волнение их мыслей, как и вначале их же призывал к слушанию наставлений. Или, может быть, Пророк простирает речь и к одному собственно лицу бедного, говоря: «не убойся, егда разбогатеет человек». Ибо бедные имеют особенную нужду в утешении, чтобы не устрашиться сильных. Богатому, говорит Пророк, нет никакой пользы в богатстве, когда он умирает, потому что не может взять его с собою, и из наслаждения богатством получил он ту только выгоду, что душа его в сей жизни была ублажаема ласкателями.

(18) «Внегда же умрети», говорит Пророк, «не возмет» всего этого изобилия, а едва возьмет одежду для прикрытия своего срама, и ту, если угодно будет слугам, снаряжающим его к погребению. Счастлив он, если получит в удел немного земли, которую из жалости дадут ему погребающие, и те сделают для него это из уважения к общему человеческому естеству, не ему принося дар, но оказывая честь человечеству. Посему не малодушествуй, смотря на настоящее, но ожидай той блаженной и нескончаемой жизни, ибо тогда увидишь, что праведнику служит во благо и нищета, и бесславие, и лишение наслаждений. И не смущайся, видя, что ныне мнимые блага разделяются как бы неправедно. Ибо услышишь, как будет сказано богатому: «Восприял еси благая твоя в животе твоем», а бедному, что он принял «злая» в жизни своей, почему справедливо один «утешается», а другой «страждет» (ср.: Лк. 16, 25).

(19) «Исповестся Тебе, егда благосотвориши ему». О перстном человеке, который благами почитает одни преимущества сей жизни - богатство, здравие, могущество, - о нем говорит Пророк, что «исповестся» Богу, когда будет ему «благосотворено», а в несчастьях изрыгнет он всякую хулу. Ибо Пророк, оставив бедного, обращает уже речь к Богу, в обвинение богатства включая и то, что богатый только в счастье благодарит Бога, а при горестных обстоятельствах не бывает благодарным. Подобно сему и диавол приводит в обвинение Иова, что не «туне Иов чтит Господа» (ср.: Иов. 1, 9), но имеет награду за благочестие - богатство и прочее. Почему для показания добродетели сего мужа Бог лишил его всего, что он имел, чтобы из всего явствовала благодарность сего человека Богу.

(20) «Внидеши даже до рода отец его». Думаю, что сие говорится о грешнике, который столько знает Бога, сколько предано ему обычаем отцов его, силою же собственного мышления ничего не приобретает и не присовокупляет в себе к познанию истины. Столько, говорит Пророк, приближаешься Ты, Боже, и такое в нем о Тебе понятие, какое было «в роде отец его». И здесь Пророк изображает великую недеятельность разумения, совершенную оземленелость и плотолюбие человека, который погряз в богатстве и роскоши, имеет ум, подавленный житейскими заботами. Посему «даже до века не узрит света». Ибо вверившиеся путеводительству слепых учителей сами себя лишили наслаждения светом.

Но слова: «внидеши даже до рода отец его», имеют еще и другой смысл, а именно: Ты наказываешь не тех только, которые предаются порочной жизни и учениям, хотя отеческим, но чуждым благочестия, но подвергаешь взысканию и тех, которые были виновниками превратных учений. И сие значит сказанное: «внидеши даже до рода отец его». Ибо виновен не только имеющий худые понятия о Боге, но и тот, кто довел других до сей погибели. А таковы те, которые наследовали грех предков и, утвердив его в себе давним обычаем, сделали неизгладимым. «Даже до века не узрит света». Ибо препровождаются они «во тму кромешнюю: ту будет плач и скрежет зубом» (Мф. 8, 12), и подвергаются сему по Праведному Суду Божию, потому что в жизни сей ради худых своих дел ненавидели свет.

(21) «Человек в чести сый не разуме, приложися скотом несмысленным и уподобися им. Это голос сожалеющего. Человек, малым чим умаленный от Ангел» (ср.: Пс. 8, 6), о котором и Соломон говорит: «Велика вещь человек, и драгая муж творяй милость» (Притч. 20, 6), сей человек, оттого что не сознал своего достоинства, но покорился плотским страстям, «приложися скотом несмысленным и уподобися им!»

______________

Феодотион.

Симмах.

Аквила.

Το προβλημα - вопрос, задача.

Так в оригинале - Ред.

Εξιλασμα - умилостивительная жертва.

В тексте Семидесяти и у свт. Василия: ανους подобозначащее слову ανοητος (несмысленный).

У Семидесяти и в славянском переводе читается: «положени суть».

У Семидесяти и в славянском переводе: «внидет».

В славянском переводе: «своих».

Беседа на псалом пятьдесят девятый

Когда смотрю на ваше усердие слушать и на немощь сил своих, приходит на мысль изображение уже подросшего младенца, который еще не отнят от груди и тревожит матерний сосец, иссушенный болезнью. Матерь знает, что у нее пересохли источники молока, но, привлекаемая и обеспокоенная младенцем, дает ему сосцы, не с намерением напитать его, но чтобы прекратить его плач. Так, хотя и мои силы иссушены долговременными и различными телесными недугами, однако ж готов предложить вам если не наслаждение значительное, то некоторое удовлетворение, потому что преизбыток вашей любви удовольствуется и тем, если одним моим гласом утолится ваше влечение ко мне. Посему да слышит мое вещание Церковь Божия и да научится говорить то, что недавно мы произносили: (13) «Даждь нам помощь от скорби, и суетно спасение человеческо».

Таким образом, смысл псалма не позволяет, может быть, мне и отговариваться болезнью, если скорбь уготовляет помощь, а не предлогом служит к немощи. Итак, тем, которые отринуты были за грехи и потом опять приняты по человеколюбию Божию, прилично говорить: (3) «Боже, отринул ны еси и низложил еси нас, разгневался еси, и ущедрил еси нас». Лучше же сказать, поскольку слово по естественному ходу мысли встретилось с разумеемым во псалме, то коснемся несколько его истолкования.

История предлагаемого псалма, буквально по его надписанию, доселе не отыскана ни в одном из богодухновенных сказаний. Впрочем, прилежные испытатели Писания найдут нечто сходное с сею историей во второй книге Царств, в которой написано: «И порази Давид Адраазара сына Раава царя Сувска, идущу ему поставити руку свою на реце Евфрате: и предвзя Давид от него тысящу колесниц и седмь тысящ конник и двадесять тысящ мужей пешцев, и разруши Давид вся колесницы, и остави себе от них сто колесниц» (2 Цар. 8, 3-4). И немного ниже сего говорится: «И царствова Давид над всем Израилем, и бе Давид творяй суд и правду... и Иоав сын Саруин над воинствы» (ст. 15-16). И немного далее: «И послаша сынове Аммони, и наяша Сирию Вефраамлю, и Сирию Сувску и Роовлю двадесять тысящ... мужей... И виде Иоав, яко бысть на него противное лице брани... и избра от всех юнош Израилевых, и устрои их противу Сириан... И видеша... раби Адраазаровы, яко падоша пред Израилем, и пребегоша ко Израилю и работаша им» (2 Цар. 10, 6, 9, 19). С сею историческою выпискою находим согласным и надписание псалма, за исключением того, что временем сего «столпописания» означено то, в которое Давид сделался наиболее славен и знаменит своими воинскими доблестями.

Поэтому достойно исследования, почему он начинает сетованием и плачем, когда надлежало радоваться и благодушествовать по причине своих успехов, ибо иные речения приличны торжествующим, иные печальным. Победы же бывают поводом к всенародному торжеству не только для воинов, но и для земледельцев, купцов, ремесленников, для всех пользующихся благами мира.

Итак, почему же говорит: «Боже, отринул ны еси и низложил еси нас», а между тем Бог соделал их победителями? Каким образом низложил тех, которых столько усилил, умножив у них оружие, колесницы, коней, подданных, сделав их данницею целую страну, всю Аравию, Финикию и Месопотамию? Любопытно узнать, не выражают ли слова сии какой-нибудь неблагодарности? Давид разбил сперва Адраазара, царя Сувского, взял у него тысячу колесниц, семь тысяч «пешцев», потом поработил царя Сирийского, который помогал побежденному Адраазару, сделал его своим данником, в одно мгновение времени побил у него двадцать две тысячи, и третью одержал победу, когда сынов Аммоновых, ополчившихся «пред враты града», победил его военачальник Иоав, который, разделив свои силы на две части, одних встретил спереди, а других одолел, зайдя в тыл. Как же среди таких доблестных подвигов выражается так печально и уныло, говоря: «Боже, отринул ны еси и низложил еси нас, разгневался еси, и ущедрил еси нас?»

Хотя временем сего «столпописания» было время успехов, однако же сила написанного относится к концу, а под концом разумеется, что приключится при скончании веков. Посему говорит, что псалом написан «о изменитися хотящих». Вообще же можно разуметь о всем роде человеческом, так как польза псалма простирается на всех. Ибо изменяющиеся и «изменитися хотящие» суть те, которые ни тела не сохраняют в одинаковом состоянии, ни в расположении своем не бывают всегда тверды, но изменяются в теле с переменою возрастов и переменяют мысли, соображаясь с различными обстоятельствами. Ибо мы инаковы, когда еще дети, инаковы, когда уже юноши, иными делаемся, возмужав, и опять совершенно изменяемся, состарившись. А также мы инаковы при радостном состоянии дел и иными делаемся, находясь в горестном стечении обстоятельств; мы инаковы, когда больны, и инаковы, когда здоровы; инаковы во время брачного торжества, инаковы во время сетования.

Или, поскольку не сказано: о изменяемых, но «о изменитися хотящих», а сие речение имеет вид пророчества, потому что указывает на будущее время, то под «изменитися хотящими» приличнее разуметь тех, которые, оставив привычку отцов к суетному, будут соображать жизнь свою с евангельскою строгостью. Посему псалом написан не о тогдашних иудеях, но о нас, «изменитися хотящих», о нас, которые многобожие обменивают на благочестие и идольское заблуждение - на познание Сотворившего нас, которые вместо беззаконного сластолюбия избирают законное целомудрие, и свирели, лики, пьянство заменяют псалмом, постом и молитвою. Итак, если кто скажет, что псалом сей написан о нас, тот не погрешит против истины. Почему и «словеса Божия» (Рим. 3, 3) суть наши, и в Церкви Божией, как богониспосланные дары, читаются при каждом собрании, составляя как бы некоторую духовную пищу, подаваемую от Духа.

Но псалом сей написан и в «столпописание», то есть его не должно слушать небрежно. Не давай же словам псалма, напечатлев их в памяти на короткое время, потом сливаться и изглаждаться в уме твоем, как написанное на веществе скорогибнущем вскоре начинает исчезать, но храни их написанными в душе твоей, как на столпе, то есть неизменными, твердыми, навсегда укорененными в памяти.

А если иудей будет исключать нас, говоря, что псалом писан не о нас, то пристыдим его написанным в том же псалме, объяснив ему нераздельность призвания и то, как оно сводит далеких между собою, созывает дальних и многих делает едиными чрез веру во Христа. Сказано: (9) «Мой есть Галаад, и Мой есть Манассий»; и Ефрема наименовал, и Иуду присовокупил, и Моава причислил, грозит наступить на Идумею и вместе благовествует о покорности всех: (10) «Мне иноплеменницы покоришася».

«Боже, отринул ны еси. Отринул еси» нас, которые удаляются от Тебя по мере грехов своих; «низложил еси» скопища нашего лукавства, благодетельствуя нам тем, что приводит нас в немощь; «разгневался еси», когда «бехом естеством чада гнева» (Еф. 2, 3), «упования не имуще и безбожни в мире» (Еф. 2, 12); «ущедрил еси нас», когда Единородного Твоего «предположи» Ты в жертву умилостивления за грехи наши (см.: Рим. 3, 25), чтобы в Крови Его нашли мы «избавление» (см.: Еф. 1, 7).

Но мы, облагодетельствованные Тобою, не познали бы сего, если бы (5) не «напоил еси нас вином умиления». Вином называется слово, которым ожесточенное сердце приводится в чувство.

(6) «Дал еси боящимся Тебе знамение, еже убежати от лица лука». Моисей на косяках дверей домов израильтян полагал в знамение кровь овчую, а Ты дал нам знамение - самую Кровь непорочного Агнца, закланного за грехи мира. И Иезекииль говорит, что дается «знамение на лица». Сказано: «Идите вслед его, изсецыте и не пощадите и не помилуйте: старца и юношу и деву, и младенцы и жены избийте в потребление: а ко всем, на нихже есть знамение, не прикасайтеся» (ср.: Иез. 9, 4-6 ).

(8) «Бог возглагола во святем Своем: возрадуюся, и разделю Сикиму. Сикима избранная», участок земли, данный Иаковом Иосифу (см.: Быт. 48, 22), прообразует Завет, который по видимости дан был одному Израилю. Сей-то «избранный» Завет, сие-то наследие народа, обращу в раздел и сделаю общим с прочими. А когда Завет будет разделен между всеми и польза сделается общею для всех облагодетельствованных Богом, тогда и «юдоль жилищ размерится», то есть вся вселенная, как по жребиям, разделена будет для селений на всяком месте. Тогда и далеких между собою приведет в соприкосновение Умиротворяющий «аще земная, аще ли небесная» (Кол. 1, 20), и «средостение ограды разоривый сотворит обоя едино» (ср.: Еф. 2, 14).

(9) «Мой есть Галаад, и Мой есть Манассий». Галаад есть потомок Манассии (ср.: 1Пар.7,17). Сим показывается нисходящий от Бога последовательный ряд патриархов, «от нихже Христос по плоти» (ср.: Рим. 9, 5). «И Ефрем заступление» (Пс. 107, 9) «главы Моея, Иуда царь Мой». Расторженные части соединяет единомыслием.

(10) «Моав коноб упования или, как другой толковник говорит, коноб омовения , или» коноб беззаботности, то есть человек отверженный, которому с угрозою сказано, что не взойдет в Церковь Господню, ибо «не внидет Амманитин и Моавитин до третьего и до десятаго рода и даже до века» (ср.: Втор. 23, 3). Впрочем, поскольку Крещение подает оставление грехов и должникам доставляет беззаботность, то Пророк, указывая на избавление и на усвоение Богу чрез Крещение, говорит: «Моав» есть «коноб омовения» или «коноб беззаботности». Итак, все «иноплеменницы покоришася», подклонившись под иго Христово.

Посему-то и «на Идумею налагает» (ср.: Пс. 107, 10) «сапог» Свой. А сапог Божества есть богоносная плоть, чрез которую Оно снизошло к человекам.

В сей надежде, ублажая время пришествия Господня, Пророк говорит: (11) «Кто введет мя во град ограждения?» И может быть, разумеет Церковь, называя «градом», потому что она есть собрание вселяющихся законно, и «градом ограждения» по ограде веры. Почему один из толковников весьма удачно перевел: «во град огражденный». Итак, кто мне даст видеть сие великое зрелище - Бога, пришедшего к человекам? На сие-то указывают слова Господа: «Яко мнози пророцы и праведницы вожделеша видети, яже видите, и не видеша» (Мф. 13, 17).

(13) «Даждь нам помощь от скорби». Будем искать помощи не в крепости, не в благосостоянии плоти, пожелаем заступления не от кого-либо из почитаемых знатными у людей. Не множеством денег, не превосходством силы, не высотою славы приобретается победа, напротив того, из преизбытка скорби Господь подаст помощь взыщущим Его. Таков был и Павел, который скорби ставил себе в похвалу, почему мог говорить: «Егда немощствую, тогда силен есмь» (2 Кор. 12, 10). «Даждь» и нам, Господи, помощь от скорби, ибо «скорбь терпение соделовает, терпение же искусство, искусство же упование: упование же не посрамит» (Рим. 5, 3-5). Видишь, куда возводит тебя скорбь? К непостыдному упованию! Болен ли ты - благодушествуй, потому что «егоже любит Господь, наказует» (Евр. 12, 6). Беден ли ты - веселись, потому что ожидают тебя Лазаревы блага. Терпишь ли бесчестие за имя Христово - ты блажен, потому что бесчестие твое обратится в ангельскую славу.

Убедим себя, братья, во время искушения прибегать не к человеческим надеждам и не здесь, на земле, искать себе помощи, но совершать моления со слезами и воздыханиями, с прилежною молитвою, с напряженным бдением, ибо тот получает помощь от скорби, кто человеческую помощь презирает, как суетную, и утверждается в надежде на могущего спасти нас, утверждается же о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

__________

Так переводит Аквила.

Это по переводу Симмаха.

Симмах.

Беседа на псалом шестьдесят первый

(1) «В конец, о Идифуме, псалом Давиду». Два знаем псалма с надписанием: «о Идифуме», тридцать восьмой и тот, который в руках. Думаю же, что сочинение псалмов принадлежит Давиду, а Идифуму переданы они для того, чтобы он пользовался ими при исцелении душевных страстей и чтобы пением их при народе как Бог прославлялся, так и слушащие сие стройное пение исправлялись в нравах. Ибо Идифум был священный псалмопевец, как свидетельствует нам история в книге Паралипоменон, говоря: «И с ними Еман и Идифум и... трубы и кимвалы еже возглашати, и органы пений Божиих» (1 Пар. 16, 41-42). И немного ниже: «И постави Давид Царь и князи силы над делы сыны Асафовы и Емани и Идифумовы, иже провещаваху в гуслех и псалтирех» (1 Пар. 25, 1).

Тот и другой псалмы преимущественно рассуждают о терпении, которым укрощается душевная раздражительность, а по истреблении всякого высокомерия усовершается смирение. Ибо трудно представить, чтобы человек, который не терпит быть ниже всех и последним, мог когда-нибудь или, укоряемый, удержаться от гнева, или во время скорби препобедить искушения долготерпением. А кто преуспел в высшем смирении, тот, слыша укоризны, поскольку сам себя сознает еще более достойным унижения, не смутится душою от того, что бесчестят его словами. Но если назовут его бедным, знает, что он действительно нищ во всем и скуден и всякий день имеет нужду в подаянии от Господа. Если назовут его человеком низкого происхождения и неизвестным в свете, у него давно запечатлено в сердце, что он создан из персти.

Посему-то псалмопевец в первом из сих псалмов говорит: «Рех: сохраню пути моя» (Пс. 38, 1), и изображает как злоумышление грешника, так собственное свое терпение. «Внегда востати», говорит, «грешному предо мною, онемех и смирихся, и умолчах от благ» (2-3). Потом продолжает – «обаче всяческая суета всяк человек живый» (6). И далее – «сокровищствует, и не весть, кому соберет я» (7).

В настоящем же псалме начинает недоумением, как бы беседуя со своей душою и продолжая начатую прежде речь. Чтобы душа, покорившись мудрованию плоти, не предалась гневу и скорби, говорит он: для чего делаю рабою негодных страстей душу, которой Творец ее поручил управлять телом и телесными страстями? Посему должно владеть страстями, работать же Богу. Ибо невозможно, чтобы в душе царствовали грех и Бог, напротив того, должно над пороком брать верх и покоряться Владыке всяческих. Посему-то Пророк, обращая речь к тому, кто наводит на него искушения, возбуждает против него великое множество зол и высоту духа старается поработить и подчинить плоти, как бы в обличение суетности такого злоумышления говорит: что принуждаешь меня служить, кому я не обязан? У меня есть Владыка, я знаю истинного Царя.

(2) «Не Богу ли повинется душа моя? От Того бо спасение мое». Пророк сказал причину заботливости о повиновении - именно ту, что спасение от Бога. Творцу свойственно заботиться о безопасности тварей сих. Или «от Того спасение», то есть Давид пророчески предвидит грядущую благодать воплощения Господня, потому говорит, что должно служить Богу и любить Его. Он предустроил столь великое благодеяние роду человеческому, что и «Своего Сына не пощаде, но за нас всех предал есть» (Рим. 8, 32). Ибо Писанию обыкновенно называть спасением Христа Божия, как и Симеон говорит: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко... яко видесте очи мои спасение Твое» (Лк. 2, 29-30).

Итак, «повинемся» Богу, потому что от Него спасение. А что такое спасение, Пророк толкует: это не простое действие, сообщающее нам некоторую благодать к избавлению от немощи и к благосостоянию тела. Но что же такое спасение?

(3) «Ибо Той Бог мой и Спас мой, заступник мой, не подвижуся наипаче». Бог наш есть Сын Божий; Он и Спаситель рода человеческого, подкрепляющий немощь нашу, прекращающий волнение, производимое в душах наших искушениями. Не «подвижуся наипаче». Псалмопевец, как человек, сознается в волнении. «Наипаче». В душе человеческой невозможно не быть некоторому волнению от искушений. Пока погрешаем редко и не в важном, мы слегка только колеблемся, как растения, качаемые тихим ветром. Но когда худые наши дела делаются и многочисленнее и важнее, тогда по мере возрастающих грехов и волнение обыкновенно в нас усиливается. И одни приходят в колебание сверх меры, а другие доходят до того, что, вырванные с корнем, бывают низложены, когда дуновение порока сильнее всякой бури исторгает как бы корни души, на которых она утверждалась Божественною верою. Потому и я, говорит псалмопевец, колебался, как человек, но не поколеблюсь «наипаче», потому что меня поддерживает десница Спасителя.

(4) «Доколе належите на человека? Убиваете вси вы, яко стене преклонене и оплоту возриновену». Псалмопевец опять препирается с лукавыми служителями диавола, жалуясь на безмерность предприемлемых ими злых умыслов. Мы люди, слабые живые существа, а вы «належите» на нас, не довольствуясь первым нападением, но нападаете в другой и в третий раз, пока не низложите душу встретившегося вам, так что она будет подобна стене наклоненной и оплоту разрушенному. Стена, пока она стоит в прямом положении, бывает тверда, а когда наклонится, тогда необходимо ей разрушиться и упасть, ибо тяжелое тело односоставное и по наклонении может быть спрямлено, а тела, составленные из многих частей, как скоро сделается в них перевес на одну сторону, не допускают уже и возможности их спрямить.

Итак, псалом дает разуметь, что, поскольку природа человеческая, будучи сложною, преклонена грехом, то ей непременно должно разрушиться, чтобы по обновлении Художником, создавшим ее в начале, восприять безопасность, неразрушимость и неувлекаемость по чьему-либо злоумышлению в новое падение. Сказано: «Божие тяжание, Божие здание есте» (1 Кор. 3, 9). Сие-то здание поколебал враг; Зиждитель исправил происшедшие в нем повреждения. А таким образом, хотя разрушение необходимо по причине греха, однако же велико воскресение по причине бессмертия.

(5) «Обаче цену мою совещаша отринути, текоша в жажди: усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху». Цена человека есть Кровь Христова. Ибо сказано: «Ценою куплени есте: не будите раби человеком» (1 Кор. 7, 23). Сию-то цену умыслили сделать для нас бесплодною воители лукавого, снова вводя в рабство освобожденных однажды. «Текоша в жажди». Пророк выражает жестокость злокозненности демонов - они устремляются на нас, жаждая нашей погибели. «Усты своими благословляху, и сердцем своим кленяху». Многие одобряют худые дела: шутливого называют забавным, сквернослова - знающим обхождение, чрезмерно взыскательного и гневливого именуют человеком, не заслуживающим презрения, скупого и необщительного хвалят за расчетливость, расточительного - за щедрость, блудника и распутного - за умение наслаждаться и за развязность, вообще всякий порок прикрашивают именем соприкосновенной добродетели. Такие люди устами благословляют, а сердцем клянут, потому что своими похвалами навлекают проклятие на жизнь хвалимых, подвергая их вечному осуждению за то самое, за что одобряют их.

Псалмопевец опять обращает речь к душе, чтобы усилить ее повиновение Богу. (6) «Обаче», говорит он, «Богови повинися, душе моя, яко от Того терпение мое». Сим показывает, как велики искушения, и говорит одно с Апостолом, что Бог «не оставит» нас «искуситися паче, еже» мы можем понести (ср.: 1 Кор. 10, 13), «яко от Того терпение мое».

(8) «О Бозе спасение мое и слава моя: Бог помощи моея, и упование мое на Бога». Блажен, кто не восхищается никакою житейскою высотою, но Бога имеет славою своею, кто хвалится о Христе и может сказать с Апостолом: «Мне же да не будет хвалитися, токмо о кресте» Христове (Гал. 6, 14). Поныне многие хвалятся телом своим: таковы упражнявшиеся в борьбе или вообще цветущие свежестью возраста. Многие хвалятся мужеством на войне, почитая добродетелью даже убийство единоплеменников, потому что воинская доблесть и памятники, воздвигаемые полководцем и городами, соразмеряются с количеством убийств. Одни славятся сооружением городских стен, другие устройством водопроводов и постройкою больших зданий для упражнений в борьбе. Этот, иждивая свое богатство на борцов со зверями и восхищаясь суетными кликами толпы, надмевается похвалами и много о себе думает, поставляя славу в своем позоре и даже, в видных местах города написав на досках грех свой, выставляет его напоказ. Другой славится богатством, а иной - тем, что он сильный и непреоборимый вития или знаток в мирской мудрости. О славе всех таких людей надобно сожалеть, а ублажать тех, которые прославляют своею славою Бога. Если иной высоко ставит, что он служит при царе и почтен от него великою честью, то сколько же ты должен себе ставить в честь, что ты раб Великого Царя, призван Им в тесное общение, приял Дух обетования, чтобы, запечатлевшись Им, соделаться сыном Божиим.

Познав же на себе самом пользу искреннего упования на Бога, псалмопевец призывает и народ соревновать ему в этом, говоря: (9) «Уповайте на Него весь сонм людей: излияйте пред Ним сердца ваша». Невозможно нам соделаться способными к приятию Божественной благодати, не изгнав из себя порочных страстей, какие овладели нашими душами. Я видал, что врачи не дают целебные лекарства, как прежде посредством рвоты очистив нутро от того болезнетворного вещества, которое невоздержные скопили в себе худым поведением. И в сосуд, который был занят какою-нибудь зловонною жидкостью, не вымыв, не наливают мира. Посему должно быть вылито помещавшееся прежде, чтобы могло вместиться вновь вливаемое.

(10) «Обаче суетни сынове человечестии». Пророк знал, что не все следуют его увещанию, не все соглашаются надеяться на Бога, а напротив того, имеют надежду на суеты житейские. Посему говорит: «Обаче суетни сынове человечестии, лживи сынове человечестии». Почему суетны? Потому что лживы. В чем же особенно изобличается их лживость? «В мерилех еже неправдовати». О каких «мерилах» говорит Пророк? Разве всякий человек стоит и вешает? Разве все - продавцы шерсти и мяса, торгуют золотом или серебром или вообще только и занимаются, что вещами, которые купцы обыкновенно продают на меру и на вес? Но много ремесленников всякого рода, которые не имеют нужды в весах для своей работы. Многие занимаются мореходством, многие обращаются около судебных дел и народоправления. И у них, правда, есть ложь, только обман делается не посредством весов.

Что же значит сказанное Пророком? То, что внутри каждого из нас есть некое мерило, устроенное Творцом нашим, с помощью которого можно различить природу вещей. «Дах пред лицем твоим жизнь и смерть, благо и зло» (Втор. 30, 15) - две вещи, по природе взаимопротивоположные. Взвешивай же их на собственном судилище твоем, вымеряй тщательно, что полезнее для тебя, избрать ли временное удовольствие и за него получить вечную смерть, или, избрав злострадание при упражнении в добродетели, употребить это средством к приобретению вечного наслаждения.

Итак, люди лживы, потому что в них растлилось судилище души. О них и Пророк жалея говорит: «Горе глаголющим... тму свет, и свет тму, глаголющим горькое сладкое, и сладкое горькое» (ср.: Ис. 5, 20). Передо мной, говорит псалмопевец, только настоящее, а будущее кто знает? Ты худо меряешь, когда предпочитаешь худое доброму, суетное ценишь дороже истинного, временное ставишь выше вечного, скоропроходящее удовольствие избираешь вместо нескончаемого и непрерывного веселья. Посему «лживи сынове человечестии в мерилех еже неправдовати».

Неправду же делают они первоначально сами против себя, а потом и против ближних, потому что и сами себе худые советники в делах, и для других служат дурным примером. Тебе нельзя сказать в День Суда: я не знал добра; тебя обличают собственные твои весы, достаточные к разделению добра и зла. Телесные тяжести познаем по наклонению стрелки на весах, а что в жизни достойно предпочтения, то различаем свободным произволением души, и сие-то псалмопевец назвал «мерилом», потому что свобода равно может склоняться на ту и на другую сторону.

(11) «Не уповайте на неправду, и на восхищение не желайте». Выше сказал: «уповайте на Него весь сонм людей». Но видел медленность в повиновении и произнес: «Обаче суетни сынове человечестии». Теперь опять запрещает уповать на неправду. Кто собранное неправдою богатство почитает для себя достаточным средством к силе и могуществу, тот подобен больному, который в самой сильной болезни поставляет свое здоровье. «Не уповайте на неправду», она препятствует тебе во всяком деле. «И на восхищение не желайте», - псалмопевец увещевает не быть похотливым на чужое.

«Богатство аще течет, не прилагайте сердца». Если видишь, что иной чрезмерно богат, не считай жизнь его блаженною. Если отовсюду и из неисчерпаемых источников текут к тебе деньги, не допускай до себя их обилия. «Богатство аще течет...» Подивись сему речению! Свойство богатства текучесть. Быстрее потока протекает оно мимо владеющих им и обыкновенно переменяет их одно за другим. Как река, стремящаяся с высоты, приближается к стоящим на берегу, но вдруг коснулась и в ту же минуту удалилась, так и выгоды богатства весьма быстро появляются и ускользают, имея обычай переходить от одного к другому. Это поле сегодня принадлежит одному, завтра будет принадлежать другому, а чрез некоторое время еще новому владельцу. Посмотри на дома в городе; сколько уже принимали они наименований со времени своего существования, называясь по имени то одного, то другого владетеля! И золото, постоянно утекая из рук владеющего им, переходит к другому, а от другого к третьему. Скорее можешь удержать воду, сжатую в реке, нежели надолго сохранить у себя богатство. Посему прекрасно сказано: «Богатство аще течет, не прилагайте сердца». Не пристращайся к нему душою своею, но извлекай из него пользу; не люби его чрезмерно и как одному из благ не дивись ему, но употребляй его в служение как орудие.

Потом псалмопевец ко всему сказанному присовокупляет изречение, не собственными своими словами, но как слышал его от Бога. Ибо говорит: (12) «Единою глагола Бог, двоя сия слышах». И никто не смущайся, будто бы в сказанном есть странность, а именно, что Бог говорил однажды, а Пророк слышал это два раза. Ибо возможно однажды сказать так, чтобы в сказанном однажды заключалось многое. Один человек, встретившись с другим однажды, о многом переговорил с ним, и выслушавший его речи может сказать: однажды он говорил со мною, но насказал многое. Таков же смысл и теперь сказанного. Однажды мне было Божие явление, но два предмета, о которых говорил мне Бог. Пророк не сказал: об одном «глагола Бог», но «двоя сия слышах», в таком случае оказалось бы, что речь заключает в себе противоречие.

Итак, что же это за «двоя», слышанные Пророком? «Зане держава Божия, (13) и Твоя Господи милость». Я слышал, говорит Пророк, что Бог силен на Суде и что Он же милостив. Посему «не уповайте на неправду, не прилагайтесь» к богатству, не избирайте суеты, не носите с собою растленного судилища души. Зная, что крепок Владыка наш, бойтесь крепости Его и не отчаивайтесь в Его человеколюбии. Для того чтобы не делать неправды, хорош страх, а для того чтобы, поползнувшись однажды на грех, не вознерадеть о себе по безнадежности, хороша надежда на милость. Ибо «держава Божия, и» от Него же «милость».

«Яко Ты воздаси комуждо по делом его». Ибо «мерою, еюже мерите, возмерится вам» (Лк. 6, 38). Оскорбил ты брата? И себе ожидай равного. Грабил ты низших, бил бедных, срамил укоризнами, клеветал, лгал, посягал на чужое брачное ложе, нарушал клятву, «прелагал пределы» отцов (ср.: Притч. 22, 28), налагал руки на имущество сирот, оскорблял вдовиц, настоящее удовольствие предпочитал обетованным благам? Ожидай воздаяния за это. Ибо «еже сеет» каждый, «тожде и пожнет» (ср.: Гал. 6, 7). Впрочем, если и доброе что сделано тобою, то и за это ожидай многократно большего воздаяния. Во всю жизнь свою памятуя сие изречение, возможешь избежать многих грехов о Христе Иисусе Господе нашем, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.

Беседа на псалом сто четырнадцатый

Заранее заняв сию священную ограду мучеников и с половины ночи умилостивляя песнопениями Бога мучеников, вы терпели до сего полудня, ожидая моего пришествия. Посему вам, которые честь мучеников и служение Богу предпочитают сну и упокоению, награда готова. Но если и мне должно оправдывать себя в замедлении и в том, что надолго оставил вас, скажу на это причину. Все время настоящего дня употребил я на то, чтобы устроить другую, сей равночестную, Церковь Божию, отделенную от вас немалым расстоянием. Итак, поскольку Господь даровал мне и им служение исполнить, и вашу любовь не обмануть, то воздайте со мною благодарение Благодетелю, Который эту видимую немощь моего тела подкрепляет Своею невидимою силою. Но чтобы не огорчить вас, удерживая долго, кратко побеседую из псалма, который застал я вас поющими, и по мере сил своих напитав души ваши словом утешения, отпущу, чтобы каждый из вас занялся попечением о теле своем.

Что ж было препето вами? Следующее: (1) «Возлюбих, яко услышит Господь глас моления моего». Не всякому можно сказать: возлюбих, а только тому, кто уже совершен, вышел из рабского страха и приял дух сыноположения. К слову «возлюбих» не присовокуплено, кого именно возлюбил, подразумевается же: Бога всяческих. Ибо достолюбезное в собственном смысле есть Бог, так как по определению то достолюбезное, чего все желают. А Бог есть благо, первое и совершеннейшее из благ.

Итак, возлюбил я Самого Бога и с радостью принял за Него страдания. Какие же то страдания, Пророк описывает несколько ниже: «болезни смертныя, беды адовы, скорбь и болезнь» - все это казалось ему достолюбезным по любви к Богу и по упованию того, что соблюдается понесшим страдания за благочестие. Не против воли, не насильственно и не принужденно вытерпел я подвиги, говорит Пророк, но с какою-то любовью и расположением переносил труды, почему могу сказать: «Зане Тебе ради умерщвляемся весь день» (Пс. 43, 23). И кажется, что сие равносильно апостольскому слову и сказано с тем же расположением, с каким и Апостол говорит: «кто ны разлучит от любве Божия; скорбь ли, или теснота, или гонение, или глад, или нагота, или беда, или меч» (Рим. 8, 35)? Итак, «возлюбих» все сие, зная, что переношу беды за благочестие и имею зрителем и подвигоположником Владыку всяческих. «Яко услышит Господь глас моления моего». Так и каждый из нас может исполнить трудное в заповедях, когда жизнь свою, как пред зрителем, открывает перед Богом всяческих.

(2) «Яко приклони ухо Свое мне». Пророк сказал «приклони» не для того, чтобы составил ты какое-нибудь чувственное понятие о Боге, будто бы имеет Он уши и приклоняет их по причине тихого голоса, как делаем мы, приближая слух твой к говорящим слабо, чтобы вблизи разобрать произносимое. Напротив того, он сказал «приклони», чтобы показать собственную свою немощь, то есть снизойти по человеколюбию ко мне, лежащему на земле, как человеколюбивый врач, приклоняя слух свой к больному, который от великого изнеможения не может говорить внятно, вблизи узнает нужды страждущего.

Итак, «приклони ухо Свое мне». Божий слух для ощущения не имеет нужды в голосе. Бог и по движениям умеет узнавать просимое. Или не слышишь, что Моисей, который ничего не говорит, но в неизрекаемых своих воздыханиях молит Господа, услышан был Господом, и Он сказал Моисею: «что вопиеши ко Мне» (Исх. 14, 15)? Бог умеет услышать и праведную кровь, у которой нет языка, нет голоса, пронизывающего воздух. Явление же праведных дел пред Господом есть велегласие.

«И во дни моя призову». Мы, один день помолившись или один час, и то немного, поскорбев о своих грехах, отлагаем попечение, как будто сделали уже нечто равномерное своей греховности. Но святой Пророк объявляет, что он приносит исповедание, соразмерное всему времени своей жизни. Ибо говорит: «во» вся «дни моя призову». Потом, чтобы ты не подумал, будто бы призывал он Бога, потому что благоденствовал в сей жизни и все дела его текли благоуспешно, описывает величие бедствий, в которых не забывал он имени Божия.

Ибо говорит: (3) «Объяша мя болезни смертныя, беды адовы обретоша мя». Под словом болезни у Пророка в собственном смысле разумеются обыкновенные боли при чревоношении, когда чрево, угнетенное бременем, побуждает носимый плод к выходу вон, а потом детородные члены, сгнетенные и натянутые во время чревоношения, сотрясениями и сжатиями жил причиняют рождающим самые острые боли и жесткие мучения. Сие понятие болезней он перенес и на болезни смертные, поражающие живое существо при разлучении души и тела. Я претерпел, говорит он, не что-нибудь довольно сносное, но испытывал даже самые болезни смертные и доведен был до опасности снизойти во ад. Сие ли одно терпел он, чем хвалится, или нередко терпел, хотя то же, но невольно, тогда как вынужденное не заслуживает похвалы?

Но смотри на великодушие подвижника. Когда, говорит он, «объяша мя болезни смертныя и беды адовы обретоша мя», тогда я не только не пал под тяжестью сих искушений, но даже добровольно подверг себя еще гораздо более многочисленным искушениям, как бы сам для себя добровольно изобретал скорбь и болезнь, а не против воли они постигали меня. Выше сказал: «беды адовы обретоша мя», а здесь: «скорбь и болезнь обретох». Так как в бедах оказался я неослабным при всех наваждениях искусителя, то, чтобы показать преизбыток любви к Богу, приложил я скорбь к скорби и болезнь к болезни, не в надежде собственною силою противостать скорбному, но потому что призвал имя Господне. Подобно сему сказанное Апостолом: «Во всех сих препобеждаем за Возлюбльшаго ны» (Рим. 8, 37).

Побеждает, кто неослабно переносит приключающееся по необходимости; препобеждает же, кто в доказательство терпения самопроизвольно навлекает на себя болезнь. Кто впал в какой-нибудь смертный грех, тот должен говорить: «Объяша мя болезни смертныя», ибо сказано: всяк «творяй грех от диавола рожден есть» (1 Ин. 3, 8). Когда я был делателем греха, говорит Давид, и когда носила меня во чреве смерть, тогда обретен я был бедами адовыми. Чем же исцелил я себя? Тем, что «обретох скорбь и болезнь» покаяния; придумал для себя терзание покаяния, соразмерное тяжести греха, и таким образом дерзнул призвать имя Господне. Что же сказал я? (4) «О Господи, избави душу мою», я содержусь в плену. Ты дай за меня выкуп «и избави душу мою».

«Милостив Господь и праведен». Писание с милосердием Божиим везде соединяет правду, научая нас, что и милость Божия - не без суда, и суд не без милости. Бог, и милуя, с рассуждением и мерою оказывает милосердие достойным, и судя, с пощадою нашей немощи производит суд, наказывая нас более по человеколюбию, нежели для воздаяния равным за равное. «И Бог наш милует». Милосердие есть болезнование об угнетенных сверх меры их вины, ощущаемое сострадательными. Милосердуем о том, кто из великого богатства впал в крайнюю нищету, кто из крепкого телесного здоровья перешел в крайнее изнеможение, кто прежде восхищал красотою и свежестью своего тела и потом поврежден обезображивающими болезнями. Поскольку и мы некогда были славны в райском состоянии, а по причине падения стали бесславны и унижены, то «Бог наш милует», видя, какими мы были и какими сделались. Посему и Адама призывал Он гласом милосердия, говоря: «Адаме, где еси» (Быт. 3, 9)? Ибо не извещения требовал Всеведущий, но хотел, чтобы Адам размыслил, чем он был и чем стал. «Где еси», то есть какому падению подвергся ты, будучи на такой высоте?

(5) «Храняй младенцы Господь: смирихся, и спасе». Понимать ли это в естественном отношении, человеческая природа не могла бы существовать, если бы сами дети и грудные младенцы не были хранимы Господом. Ибо каким образом они, носимые в материнской утробе, могли бы питаться или иметь движение, проводя жизнь в помещении столь тесном, не представляющем удобства к обращению, даже в темном и влажном месте, не имея возможности ни дышать, ни жить жизнью человеческою, но подобно рыбам плавая во влажности, если бы не поддерживало их Божие охранение? Потом, каким образом могли бы они хотя на малое время продолжать жизнь по выходе в место, для них непривычное, и, охладившись воздухом после теплоты, какая была в матерней утробе, если бы не спасал их Бог? Итак, «храняй младенцы Господь: смирихся, и спасе мя». Или можешь понимать сии слова так: поскольку я обратился и стал как младенец, принял Царство Небесное, как дитя, и незлобием довел себя до детского смирения, то «храняй младенцы Господь», как скоро «смирихся, спасе мя».

(6) «Обратися душе моя в покой твой, яко Господь благодействова тя». Сам себе предлагает утешительное слово добрый подвижник, говоря подобно Павлу: «Подвигом добрым подвизахся, течение скончах, веру соблюдох: прочее убо соблюдается мне венец правды» (2 Тим. 4, 7-8). То же говорит самому себе и Пророк: поскольку ты прошел уже довольное поприще жития сего, то «обратися» наконец «в покой твой, яко Господь благодействова тя». Ибо вечный покой предстоит тем, которые в здешней жизни законно подвизались, - покой, не по заслугам дел воздаваемый, но по благодати великодаровитого Бога даруемый уповавшим на Него. Потом, не говоря еще о тамошних благах, но возвещая, как освободился от мирских тревог, благодарит за сие Освободителя душ, Который избавил его от многоразличного и тяжкого рабства страстям. Как же это?

(7) «Яко изъят душу мою от смерти, очи мои от слез, и нозе мои от поползновения». Чрез сравнение с настоящим состоянием изображает будущий покой. Здесь, говорит он, «объяша мя болезни смертныя», а там (Бог) «изъят душу мою от смерти»; здесь очи от скорби проливают слезы, а там уже нет слез, которые бы помрачали зеницы увеселяющихся красотой славы Божией, ибо «отъят Господь Бог всякую слезу от всякаго лица» (Ис. 25, 8); здесь много опасностей к поползновению, почему и Павел говорил: «мняйся стояти да блюдется, да не падет» (1 Кор. 10, 12), а там стопы стоят твердо, жизнь неизменна, нет опасностей увлечься в грех, потому что нет ни плотского восстания, ни содействия жены ко греху. В воскресении нет ни мужского ни женского пола, но есть какая-то единая и единообразная жизнь для благоугождающих своему Владыке и для обитающих в стране живых. Мир сей и сам смертен, и служит жилищем для умирающих. Поскольку состав видимых вещей сложен, а все сложное обыкновенно разрушается, то и мы, живущие в мире, как части мира по необходимости участвуем в естестве целого. Посему мы, человеки, многократно умираем даже прежде, нежели смерть разлучит душу с телом.

И да не покажется тебе странным сказанное, напротив того, вникни в саму действительность. В продолжение трех седмин лет человек обыкновенно испытывает три перемены и превратности в возрасте и в образе жизни и по истечении каждой седмины особый предел заключает собою прошедшее и ясно обозначает изменение. В первой седмине детский возраст оканчивается выпадением зубов; возраст отрока, способного к учению, продолжается до юношества; юноша по совершении двадцать первого года, как скоро щеки его начнут покрываться первым пухом, исчезает неприметно, из юноши изменяясь уже в мужа. Посему когда видишь мужа, в котором постепенное с годами возрастание прекратилось, рассудок уже утвердился и не осталось следа юности, тогда не заключишь ли, что прошедшее в нем умерло? И опять, старец, преобразившийся и в наружном виде и в душевных расположениях, явно становится не таким, каким был прежде. Посему жизнь человеческая обыкновенно бывает исполнена многих смертей, не только при переходе из одного возраста в другой, но и при душевных падениях в грех. А где нет ни телесного, ни душевного изменения, потому что ни рассудок не заблуждается, ни расположение не переменяется и никакое обстоятельство не нарушает постоянства и безмятежия помыслов, там - страна истинно живых, всегда подобных себе самим. В ней Пророк обещается особенно благоугождать Богу всяческих, так как ничто внешнее не будет препятствовать ему в исполнении намерения служить истинно и равночестно с Ангелами. Сказано: «Тщимся, аще» в теле пребывая, «аще отходящее» от тела, «благоугодни Ему бытии» (ср.: 2 Кор. 5, 9). Такова страна живых: в ней нет ночи, нет сна - образа смерти, нет пищи, нет пития - сих подкреплений нашей немощи, нет болезни, нет страданий, ни врачевства, ни судилищ, ни торговли, ни искусств, ни денег - этого начала зол, предлога к браням, корня вражды. Это - страна живых, не умирающих грехом, но живущих истинною жизнию во Христе Иисусе, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.