Святитель Василий Великий. Творения.
О Предании Церковном
Из сохраненных в Церкви догматов и проповеданий, некоторые мы имеем от письменного наставления, а некоторые прияли от Апостольского Предания, по преемству в тайне, и те и другие имеют едину и ту же силу для благочестия.
И сему не воспрекословит никто, хотя бы мало сведущий в установлениях церковных.
Ибо Аще предпримем отвергати неписанные обычаи, аки не великую имеющие силу: то неприметно повредим Евангелие в главных предметах, и сократим проповедь до одного лишь имени, без всякия вещи.
Например, прежде всего упомяну о первом и самом общем, чтобы уповающие на имя Господа нашего Иисуса Христа знаменались знаком креста – кто учил сему писанием? К востоку обращатися в молитве какое писание нас научило? Слова призывания при преложении хлеба евхаристии и чаши благословения кто из святых оставил нам письменно? Ибо мы не довольствуемся теми словами, о коих упомянул Апостол или Евангелие, но и прежде, и после оных произносим и другие, как имеющие великую силу в таинстве, приняв их от неписанного учения. Благословляем такожде и воду крещения, и елей помазания, еще же и самого крещаемого, по какому писанию; не по преданию ли, умалчиваемому и тайному? И что еще; самому помазыванию елеем какое писанное слово научило? откуда и троекратное погружение человека, и прочее, бывающее при крещении: отрицатися сатаны и ангелов его из какого взято писания?
Не из сего ли необнародываемого и неизрекаемого учения, которое Отцы наши сохранили внеприступном любопытству и выведыванию молчании, быв здраво научены молчанием охраняти святые таинства? Ибо какое было бы приличе писанием оглашати учение о том, на непосвященным в таинство и воззрение недозволительно?
И далее. Сия есть вина предания без писаний, дабы к многократно изучаемому познанию догматов не утратили многие благоговения, по привычке.
Ибо иное догмат, а иное проповедание. Догматы умалчиваются, проповедания же обнародываются. Род же умолчания есть и неясность, которую употребляет Писание, неудобосозерцаемым творя разум догматов ради пользы читающих.
Посему-то все зрим к востоку во время молитв, но немногие знаем, яко чрез сие ищем древнего отечества Рая, который насадил Бог в Едеме на востоке. Такожде, стоя молитвы творим во едину от суббот, но причину сего не все знаем. Ибо не токмо яко совоскресшие Христу и долженствующие искати горнего, стоянием во время молитв в день воскресения напоминаем себе о благодати, нам дарованной, но и потому сие творим, яко сей день мнится быти неким образом чаемого века. Почему, яко начало дней, у Моисея наречен он не первым, но единым. И бысть, глаголет, вечер, и бысть утро, день един; аки бы един и тот же день многократно круговращался. Итак, единый, который есть купно и осьмый, означает оный существенно единый и и истинный осьмый день, о котором и Псалмопевец упоминает в некоторых надписаниях псалмов, назнаменует собою по сем веке грядущее состояние, день непрестающий невечерний, беспреемственный, нескончаемый оный и нестареющий век. Итак, основательно Церковь научает питомцев своих бывающие в оный день молитвы в стоянии совершати: дабы, при частом напоминании о нескончаемой жизни мы не оставляли в небрежении напутствия к оному преставлению. Но и вся пятидесятница есть напоминание воскресения, ожидаемого в будущем веке. Ибо единый оный и первый день, будучи седмикратно уседмеричен, составляет седмь недель святыя пятидесятницы. Пятидесятница, начинаясь первым днем седмицы, им же и оканчивается. Пятьдесят крат обращаясь чрез подобные промежуточные дни, сим подобием подражает веку, как бы в круговом движении, начинаясь от тех же знаков, на тех же и оканчиваясь. Церковные уставы научают нас предпочитати в сии дни прямое положение тела во время молитвы, ясным напоминанием как бы преселяя мысль нашу от настоящего в будущее. При всяком же коленопреклонении и восстании мы действием показуем и то, яко грехом ниспали на землю, и то, яко человеколбюием Создавшего нас паки воззваны на небо.
Но не достанет мне времени повествовати о неписанных таинствах церковных. Оставляю прочее. Самое исповедание веры, дабы веровати во Отца, и Сына, и Святого Духа, из каких писаний имеем мы?
Аще по благочестивому умозаключению, имея долг тако веровати, како крестимся, из предания о крещении производим исповедание веры, подобное тайнодейственному изречению в крещении; то да позволят нам по такому же заключению и славословие воссылати подобное исповеданию веры. Но Аще образ славословия отвергают, яко неписанный, то да представят нам писанные доказательства как исповедания веры, так и прочего, нами исчисленного.
Итак, поелику столь много есть неписанного, и оно имеет толикую силу в таинстве благочестия, то единого ли не попустят нам речения, которое дошло до нас от Отцов, которое мы обрели оставшееся от невымышленного обыкновения в неповрежденных Церквах, и которое имеет немалую важность и немалую приносит пользу силе таинства?