Скажи мне, что хорошего видишь в этой жизни? Рассуди, в чем проявляется жизнь? Не привожу тебе изречение пророка, что «всякая плоть- трава» (Ис. 40:6), ибо в этом употреблении пророк, скорее всего, представляет наше жалкое естество в лучшем виде, чем каково оно на самом деле, и действительно, может быть, лучше, если бы оно было травою, чем тем, что оно есть. Почему? Потому что трава не имеет от природы ничего неприятного, а наша плоть производит зловоние, обращая в тление все, что ни примет в себя. Какое наказание может быть тяжелее того, как все время быть в подчинении велениям чрева! Посмотрите на этого неотступного собирателя дани — говорю о чреве, с какою взыскательностью он ежедневно требует своего! Если иногда и больше дадим ему, это не будет нисколько уплатою вперед следующего долга. Мы совершаем круг жизни, подобно рабочим животным на мельнице, у которых закрыты глаза; всегда отходим от одного места и приходим к тому же, я говорю о периодически возвращающихся явлениях жизни; о позыве к пище, насыщении, сне, бодрствовании, очищении, наполнении; непрестанно от этого переходим к тому, от того к этому, и опять то же, и никогда не перестанем вращаться в этом кругу, пока не выйдем из этой мельницы. Хорошо Соломон здешнюю жизнь называет сосудом сокрушенным и домом чуждым (Притч. 23:27); поистине она чужой дом, а не наш, потому что не от нас зависит пробыть в нем, когда желаем, но и того, как вводимся в этот дом, мы не знаем. Сравнение же с сосудом уразумеешь, если обратишь внимание на ненасытность желаний. Не видим ли, как люди, как бы сосуд какой, наполняют себя почестями, властью, славою и всем подобным? Но вливаемое утекает и не остается в сосуде. Стремление к славе, власти, к чести постоянно в нас действует, а сосуд остается не наполненным. Поистине, не сокрушенный ли это сосуд, текущий всем дном, который, если перельешь в него целое море, естественно не может наполниться.