Если же кто за ничто считает приводить все в жизни во взаимную стройность, тот пусть научится сему правилу, посмотрев на то, что бывает в его доме. Мне кажется, что хозяин дома не допустит видеть в своем жилище чего-либо неприличного или безобразного: или кровать неубранную, или стол, покрытый грязью, или того, чтобы дорогие сосуды были брошены в какое-либо нечистое место, а назначенные для низкого употребления лежали на виду входящих в дом, но, расположив все благообразно и в должном порядке и назначив каждой вещи приличное место, он смело принимает гостей, нисколько не боясь стыда, если сделается известным, как ведутся дела у него по дому. Так, я думаю, должен распоряжаться хозяин и распорядитель нашего дома, — я разумею ум: все, что есть в нас, он должен расположить стройно, каждую из сил души, которые Зиждитель дал нам вместо утвари и сосудов, должен употреблять сообразно с ее природой и во благо. Если никто не обвинит нас в говорливости и многословии, то мы объясним и все порознь, дабы пользуясь <как примером> тем, что у нас есть, каждый мог устроить жизнь свою на пользу. Итак, мы говорим, что желательную силу должно утвердить в чистоте души, отделив как некий дар и начаток своих благ Богу, и посвятив оную однажды, блюсти неприкосновенной, чистой и неоскверненной... Раздражение же и гнев, и ненависть употреблять как некоторых привратных псов, чтобы они бодрствовали для противодействия одному только греху и направляли свое естественное свойство против того вора и разбойника, который тайно проникает на пагубу божественного сокровища и входит для того, чтобы украсть, умертвить и погубить. Мужество и смелость должно держать в руках, как бы какой щит, чтобы не упасть духом, когда находит уныние и устремляются <на нас> нечестивые; надежду и терпение — как жезл, чтобы опираться, когда приводят нас в изнеможение искушения. К печали благовременно прибегать в случае раскаяния во грехах, так как она ни на что другое не полезна, как только на это одно употребление. Справедливость да будет верным правилом при определении того, что непогрешительно во всяком слове и деле, как должно располагать силами душевными и как воздавать каждому свое по достоинству. А желание большего, которое в душе каждого велико и безгранично, если кто применит к желанию Божественного, тот будет блажен в своем искании большего, усиленно стремясь к приобретению того, к чему стремиться похвально. Мудрость же и благоразумие пусть имеет советниками касательно того, что ему полезно, и сообщниками в своей жизни, чтобы никогда не впасть в обман от неопытности, или неразумия. Если же кто вышеупомянутые силы <душевные> употребляет несоответственно их природе, но обращает не к тому, к чему следует: желание обращает на предметы постыдные, ненависть направляет против единоплеменников, любит неправду, восстает на родителей, дерзает на гнусные поступки, надеется на суетное, отдалив от сожительства с собою мудрость и благоразумие, дружится с жадностью и нецеломудрием, и так же во всем прочем поступает, — тот до такой степени глуп и смешон, что даже и выразить нельзя его глупости, сколько она того заслуживает. Представим, что кто-нибудь, надев доспехи навыворот, оборотит шлем так, что закроет оным лицо, а сзади откроет шею, и поместит в латы, а наножники приладит к груди, и что из вооружения прилажено к левой стороне обратит на правую, а что к правой — на левую; что должен потерпеть на сражении так вооруженный воин, то же самое необходимо потерпит в жизни и тот, кто допускает смешение в мыслях и извращение в употреблении душевных сил. Итак, мы должны стараться о водворении между ними стройности, которую обыкновенно производит в душах наших истинное целомудрие.