Если же ученики, видя не только неукоризненную, но и чудную жизнь, не возводятся к добродетели, то это всякий уже поставит в вину не учителю, не оставившему без исполнения ничего такого, что обязан был сделать, но беспечности учеников. Поскольку же иные спрашивают, по какой причине учеников от предосудительных поступков не удерживают страхом, то спросим и мы, каким же страхом подействовать наставнику? Сделать выговор? Но это, будучи повторено многократно, не возымело силы. Убеждать жезлом? Но это не позволено. Отлучить? И это было испытано. Изгнать из города? Но у него нет столько власти. Обещать Небесное Царство? Но беспечным кажется это баснею. Угрожать Судом? Но слушатели смеются над этим. Извергнуть из Церкви? Это нетрудно, но не служит к исправлению. Если бы осужденному кем-либо одним вся потом Церковь была недоступна, и вместе с произнесшим этот приговор вознегодовали все, то, может быть, уцеломудрившись, и пришел бы в себя извергнутый. А сейчас одним человек осужден, а другой нередко в то же время ему услуживает: открыта ему другая церковь, предлагает ему охранение, дары, даже переселение делается для изверженного дохода, и он не сказывает, что извержен как осужденный, но придумывает какой-либо предлог, по которому отошел добровольно. Падший не делается от этого лучшим, о том же, кто хотел его уцеломудрить, остается мысль, что он — человек плохой. Поэтому-то и благоискусные учители, а таких немного, не в состоянии уцеломудрить согрешающих, потому что захватившие себе это начальство не надлежащим образом, а таких много, благоискусность других почитая собственным своим бедствием, чтобы порок не погиб, но усиливался больше, покушаются опровергать приговоры негодующих справедливо. О них-то, хотя знаю, что сказанное будет сильно, однако же скажу, может быть, и последует за этим какое-либо исправление. Ибо что пользы оплакивать погибших, когда возможно, сколько от нас зависит, спасти, что еще не погибло? Итак, скажу: кого не должно было бы включать и в число подчиненных, те осмеливаются самовольно вступать на учительскую кафедру, и мечтают владеть алтарем, не овладевшие самими собою, думают управлять другими, не способные управить себя самих; от них-то дела церковные пришли в расстройство.