Хорошее дело — пост, бдение, странническая жизнь; однако это только труды наружной благой жизни, но чин христиан есть более внутренний, чем телесные добродетели, и никто не должен только на них надеяться. Ибо случается с некоторыми, что они бывают причастны благодати, и злоба вражеская, укрывающаяся еще внутри их, строит злостные умыслы: добровольно уступает им, и не действует, но заставляет человека думать, что ум его очистился и вводит потом человека в самомнение, что он совершенный христианин; и потом, когда человек не думает быть внимательным к себе, предполагая, что он свободен, и делается беспечным, тогда злоба нападает на него разбойническим образом, втайне делая засаду, и искушает его, и низводит в преисподнюю земли. Ибо, если разбойники или воины, будучи двадцатилетними, умеют неприятелям строить злые умыслы, делают засады, подстерегают врагов, и нападают на них с тылу, и окружают их со всех сторон, и избивают: тем более все это умеет делать злоба, которая живет столько тысяч лет и дело которой состоит в том, как бы погубить души. Умеет она делать тайную засаду в сердце, и в некоторые времена не действовать, чтобы ввести душу в самомнение о своем совершенстве. Основание христианства есть то, чтобы человек, сколько бы дел правды ни совершал, не успокаивался на них и не почитал бы себя за нечто великое, но был бы нищ духом. И если сделается причастником благодати, чтобы он не подумал, что достигнул чего-либо, и чтобы не возомнил о себе, что он великий человек, и чтобы не начинал учить; и проводя добрую жизнь в великом посте, странничестве и молитве, и быв причастником благодати, невысоко думал о душе своей. Но по истине такое начало благодати было ему тогда в особенности ради того, чтобы он нес труд, голод и жажду, чтобы он не был насыщен в своем стремлении, и не почитал себя праведным и богатым в благодати, но чтобы рыдал и плакал, как плачет мать, которая имела единственного сына, который, когда она воспитала его, неожиданно умер.