Чтобы избегать тебе, сколько можешь, сердечного самомнения и действовать без всякой надежды на себя, а с одной надеждой на Бога, всякий раз настраивайся так, чтобы сознание и чувство своей немощи предшествовало у тебя познанию всемогущества Божия, а то и другое предшествовало каждому деянию твоему.

Самомнение – эта наша немощь духовная, весьма трудно замечаемая и сознаваемая, более всего в нас противна Богу, как первое исчадие нашей самости и самолюбия и источник, корень и причина всех наших падений и непотребств. Она затворяет ту дверь в уме или духе, только через которую обыкновенно входит в нас благодать Божия, не давая благодати войти внутрь и обитать в человеке.

Всякое... <непотребное> расследование и разузнавание есть порождение и пища самолюбия и гордости, это узы и сети диавола, который, видя, как воля тех, которые внимают духовной жизни, сильна и крепка, покушается победить ум их такими любопытствами, чтоб таким образом овладеть и им, и ею. Для этого он обыкновенно влагает в них мысли высокие, тонкие и изумляющие, особенно тем из них, которые остроумны и скоры на высокоумничание. И они, увлекаясь удовольствием иметь и рассматривать такие высокие помыслы, забывают блюсти чистоту своего сердца и внимать смиренному о себе мудрованию и истинному самоумерщвлению, и таким образом, будучи опутываемы узами гордости и самомнения, делают себе идола из своего ума, а вследствие того мало-помалу, сами того не чувствуя, вдаются в помысл, что не имеют уже более нужды в совете и вразумлении других, так как привыкли во всякой нужде прибегать к идолу собственного разумения и суждения. Это — дело крайне опасное и трудно врачуемое...

Гордость ума гораздо бедственнее, чем гордость воли. Ибо гордость воли, будучи явна для ума, может быть иной раз им удобно исцелевана, через подклонение ее под иго должного. Ум же, когда самонадеянно утвердится в мысли, что его собственные суждения лучше всех других, кем наконец может быть уврачеван? Может ли он кого-либо послушаться, когда уверен, что суждения всех других не так хороши, как его собственные? Когда же это око души — ум, помощью которого человек мог бы узнавать и исправлять гордость воли, сам ослеплен гордостью и остается неисцеленным, кто вылечит и волю? И бывает тогда внутри все расстроено, и притом так, что негде и некому пластыря приложить.