Когда заметишь, что помысл обещает тебе человеческую славу, знай наверно, что он готовит тебе пристыжение.

Ничего не помышляй и ничего не делай без намерения по Богу; ибо безрассудно путешествующий напрасно будет трудиться.

Как огонь не может долго пробыть в воде, так и скверный помысл в боголюбивом сердце.

Не говори: я и не хочу, а помысл приходит. Ибо, конечно, если не это самое, то причины сего верно любишь.

Если хочешь, чтобы тебя не беспокоили злые помыслы, то принимай уничижение души и скорбь телесную... во всякое время, во всяком месте и во всяком деле.

Тот невоздержник, кто питается помыслами, ибо хотя бы они были и полезны, но полезнее надежды быть не могут.

Иногда без согласия нашего какой-нибудь помысл, скверный и ненавидимый нами, как разбойник, неожиданно напав на нас, насильно содержит у себя ум наш. Однако же знай наверное, что и этот помысл произошел от нас самих; ибо или по крещении мы предавали себя такому худому помыслу, хотя не исполняли его делом; или по собственной воле держим в себе некоторые семена зла, почему и утверждается в нас лукавый; и он лукавыми семенами удержав нас, не отойдет, пока не отбросим их; скверный же помысл, пребывающий в нас через делание зла, тогда изгонится, когда принесем Богу труды, достойные покаяния.

Увлекаемый помыслами, ослепляется ими, и действия греха видит, причины же этих действий видеть не может.

Не подумай когда-нибудь нерадеть о помыслах.

Не презирай, не пренебрегай никакого помысла по нерадению. Ибо никакое помышление не утаено перед Богом.

Когда мы подлежим действию злых помыслов, то должны обвинять самих себя, а не прародительский грех.

Лукавый помысел, для низлагающих его в себе, есть знак любви к Богу, а не греха, ибо не искушение помысла есть грех, но дружеская с ним беседа ума.

Корни помыслов есть явные пороки, которые мы руками, и ногами, и устами защищаем всегда.

Христос Господь, избавив нас от всякого насилия благодатию в крещении, не возбранил искушение помыслов к сердцу нашему; чтобы одни, будучи ненавидимы от сердца, тотчас были истреблены; другие же, сколько мы их любим, столько и пребывали, чтобы обнаруживались и благодать Христова, и воля человеческая, — что она любит, — труды ли ради благодати, или помыслы ради самоугождения.

Искушение сатанинское есть в одном только помысле, представляющееся явление лукавого дела, которое и самому тому, чтобы приблизиться к уму нашему, находит удобство лишь по нашему маловерию. Ибо когда по получении нами заповеди ни о чем не иметь заботы, но мудрым хранением блюсти свое сердце» (Притч. 4:23) и искать внутри нас существующего Царствия Небесного, отступит ум от сердца и от вышесказанного взыскания, тотчас дает место дьявольскому искушению и бывает доступен лукавому совету. Но даже и тогда дьявол не имел власти приводить в движение наши помыслы, иначе бы он не пощадил нас, наводя принудительно всякую злую мысль и не попуская помышлять ничего благого; но он имеет только власть внушать превратное в помысле только первой мысли, чтобы искушать наше внутреннее расположение, куда оно клонится, к его ли совету, или к заповеди Божией, поскольку они друг другу противятся. Когда искушение помысла ненавидимого пребывает внутри и затвердевает, то это зависит не от нового нашего расположения, но от прежнего восприятия. Такое искушение стоит на месте неподвижно одномысленным; негодование сердечное возбраняет ему перейти во многомыслие и страсть. Одномысленный, голый помысл, ненавидимый внимающим себе, не имеет силы увлекать ум в многомыслие. Это бывает только при сердечном с ним соединении. А потому если мы совершенно отступим от всякого сострастия, то явление в уме прежде принятых образов всегда будет одномысленно, и вредить нам более не может, или осуждать совесть нашу.
Когда ум познает безуспешность своего противления прежде впечатлениям и исповедует Богу прежнюю свою вину, тотчас упраздняется и самое это искушение, и ум снова имеет власть внимать сердцу и всяким хранением блюсти то молитвой, покушаясь войти во внутреннейшие и безопасные комнаты сердца, где уже нет ветров лукавых помыслов, бурно вьющихся и низвергающих душу и тело в потоки сладострастия и в поток нечистоты; нет широкого и пространного пути, устланного словами и образами мирского мудрования, который обольщает последующих ему, хотя бы они и были весьма мудры; ибо чистые внутреннейшие комнаты души и дом Христов принимают внутрь себя ум наш, обнаженный и не приносящий ничего от века этого, будет ли то оправдываемо разумом, или нет; разве только три это, названные Апостолом, «веру, надежду и любовь» (1 Кор. 13:13). Итак, кто любит истину и желает трудиться сердечно, тот, по сказанному выше, может не увлекаться и прежде принятыми впечатлениями, но внимать своему сердцу, преуспевать в достижении ко внутреннейшему и приближаться к Богу, только да не пренебрежет о трудах молитвы и жительстве по Богу; ибо не может не трудиться сердцем тот, кто внимательно воздерживает себя всякий день не только внешне, но и внутренне от мысленных мечтаний и плотских сластей.

Когда сердце полно желания удовольствий, тогда возникают пагубные помыслы и слова.

Приражение помысла не есть ни грех, ни правда, но обличение самовластной нашей воли. Потому-то и попущено ему приражаться к нам, дабы преклоняющихся к заповеди удостоить за верность венцов <победных>, а преклоняющихся к самоугодию за неверность показать достойными осуждения. Но и то надлежит знать нам, что не тотчас после каждого нашего изменения дается по нему суд, оказались ли мы искусными или достойными отвержения, но когда во все наше пребывание в этой жизни будем испытаны приражениями, побеждая и будучи побеждаемы, падая и вставая, блуждая и будучи наставляемы на добрый путь, тогда только в день исхода, по сочтении всего, соразмерно этому будем судимы или похваляемы.