Оставив весь мир и всякое здешнее бремя, направляй парус в небесную жизнь...

Для всех превосходны слезы, бдения и труды. Для всех хорошо обуздывать ярость беспокойных страстей, преодолевать невоздержность, подкланяться под державную руку Христову и трепетать грядущего дня. Если же идешь совершенно горним путем, ты уже не смертный, но... один из небожителей.

...Будем желать, чтобы последовать Тому, Кем мы спасены, и принадлежать к Его достоянию, не много заботясь о том, что малоценно и пресмыкается по земле.

Блажен, кто, принадлежа к стаду, занимает место между пасомыми, как совершеннейшая овца Христова.

Христианские обычаи и законы одним только христианам и свойственны, так что никому другому, кто только захотел бы подражать нам, невозможно перенять их, и это оттого, что они утвердились не человеческими соображениями, но силою Божьей и долговременным постоянством.

Всякий христианин живет не для себя одного, но и для ближних; мало самому быть убежденным, если не убеждаешь и других.

Презираемые, мы не огорчаемся, и почитаемые не радуемся. Ибо одного мы достойны, а другое — дело нашего честолюбия.

Для христиан приятнее страдать за благочестие, оставаясь в неизвестности, чем для других прославляться и быть нечестивыми. Потому что мы мало заботимся о льстивом угождении людям, а все желание наше – получить честь от Бога; истинно же мудрые и боголюбивые выше и этого, они любят общение с добром ради самого добра, а не ради почестей, уготованных за гробом.

Наши действия и неразрывны с делами Христовыми, и не сопряжены с ними относительно ко времени; напротив того, Христовы дела преданы нам для того, чтобы служили некоторым образцом для наших действий, но совершенного сближения между ними быть не может.

Если называешься христианином по тому, что Христа признаешь Богом, то и называйся, и будь христианином и именем, и делом.

У других есть отечественная земля, а у нас небесный город; другим, может быть, стал принадлежать наш престол, а у нас — Христос. Какое приобретение!

Делать и говорить все для того, чтобы за это прославляли посторонние свойственно человеку мирскому, для которого нет иного блаженства кроме настоящей жизни. А человек духовный — христианин — должен иметь в виду одно спасение и все, что ведет к нему высоко ценить, а что не ведет — презирать как ничего не стоящее. И потому ни во что должен он ставить все видимое, заботясь только о том, как достигнуть внутреннего совершенства и считать выше всего то, что может его самого сделать наиболее достойным, а через него и других привлечь к совершенству.

Если называешься христианином и Христа исповедуешь Богом, докажи делами свое исповедание.

Христиане живут на земле, но выше всего земного; среди людей, но выше всего человеческого; связаны, но свободны; стесняемы, но ничем не удержимы; ничего не имеют в мире, но обладают всенадмирным; живут сугубой жизнью и одну презирают, а о другой заботятся; через умерщвление – бессмертны; через отрешение от твари – соединены с Богом. Они не знают любви страстной, но горят любовью Божественной, бесстрастной. Их наследие – Источник света и еще здесь Его озарения, ангельские псалмопения, всенощное стояние, переселение к Богу превосхищаемого ума; чистота и непрестанное очищение как не знающих меры в восхождении и обожении; их утесы и небеса, низложения и престолы; нагота и риза нетления; пустыня и торжество на Небесах; попрание удовольствий и наслаждение нескончаемое, неизреченное.

Надо не ослабевать и не изнемогать в страдании, но презреть персть и предоставить телу терпеть, что неизбежно по закону естества,– теперь или позже оно разрушится, изнуренное или болезнью, или временем, а самому возвышаться душой, возноситься мыслями к Богу и знать, что было бы недостойно любить мудрость в благополучии и оказываться немудрым в бедах.

Шествуй по всем возрастам и силам Христовым. Как Христов ученик очистись, освободись от лежащего на тебе с рождения покрова <ветхого человека>... Претерпи, если нужно, побиение камнями; хорошо знаю, что укроешься посреди них, как Бог, потому что слово не побивается камнями. Приведен ли будешь к Ироду, не отвечай ему. Твое молчание более достойно, чем длинные речи других. Будут ли тебя сечь бичами, ожидай и прочего, вкуси желчь за первое вкушение запретного плода, испей уксус, ищи заплеваний, прими ударение в ланиту и заушения. Увенчайся тернием – суровостью жизни по Богу; облекись в багряную ризу, прими трость; пусть преклоняются, издеваясь над тобою, оскорбляющие истину. Наконец, охотно распнись, умри и прими погребение со Христом, чтобы с Ним и воскреснуть, и прославиться, и воцариться, видя Бога во всем Его величии и Им зримый.

Положим, что имеешь ты у себя то, чем обладал осыпанный золотом Гигес, и, безмолвно властвуя, одним обращением перстня приводишь все в движение; что рекою потечет к тебе золото, что загордишься ты, как лидийский царь, и что сам персидский Кир, величающийся могуществом престолов, сядет ниже тебя. Положим, что ополчениями возьмешь ты Трою, что народы и города изваяют твой лик из меди, что одним мановением будешь приводить в движение народные собрания, что речи твои удостоятся венцов, что покажешь в судах Демосфенов дух, что Ликург и Солон уступят тебе в законодательстве. Пусть в груди твоей живет Гомерова муза, пусть у тебя Платонов язык... Положим, что ты опутываешь всех сильными возражениями, как неизбежными и хитро закинутыми сетями. Положим, что ты поставишь все вверх дном с Аристотелем или с какими-нибудь новыми Пирронами, сплетая понятия в безвыходные лабиринты. Положим, что тебя, окрыленного, понесут вверх эти баснословные, что бы они ни значили, Пегас или стрела Скифа Авариса. Все это, о чем я сказал, а также блистательное супружество, сибаритский стол и все прочее, чем превозносится наша мысль,– доставит ли тебе столько выгоды, сколь полезно поставить все это ниже себя, но иметь в душе высокое достоинство знания – откуда она произошла, к Кому и куда должна возвратиться и какое стремление сообразно в ней с разумом?