...Душа, и не учась, желает свойственного ей и сообразного с ее природою. По сей-то причине для всякого похвально целомудрие, достойна одобрения справедливость, удивительно мужество, вожделенно благоразумие. Сии добродетели душе более свойственны, нежели телу здоровье.

Та душа пуста, которая не имеет в себе ни мудрости, ни разума, не живет по правде, не ходит в истине.

Душа озаряется Солнцем Правды, когда восходит в ней умный Свет и в принявшем Его наступает день.

Греховные страсти и все неразумные движения обычно производят в душах неумолкающую молву и неукротимый мятеж.

Душа... грешника, живущего по плоти, погрязшего в телесных удовольствиях, валяется в плотских страстях, как в тине. Враг, попирая ее, старается еще более осквернить и, так сказать, погребсти, наступив на падшего и ногами своими втаптывая его в землю, т. е. жизнь поползнувшегося — в тело.

Как для плоти необходимо и удаление чуждого, и восполнение недостающего, так и в душе нашей надобно устранять чуждое ей и принимать в нее приличное ее природе.

Как глаз вне света не может пользоваться способностью зрения, так и душа, носящаяся но сторонам вне понятия о Единородном, не может пользоваться разумением.

Душа — подобие неба, потому что в ней обитает Господь.

Как глаз без света не может видеть, так и душа, мятущаяся из стороны в сторону без понятия о Единородном Сыне Божием, не может быть разумной.

<Душа> не имеет ни цвета, ни вида, не объемлется каким-либо телесным очертанием, но узнается только по действиям.

Душа, падшая в плотские страсти, губит свою красоту.

Все совершаемое по страсти вредит душевной чистоте и препятствует Божественной жизни.

На пользу разумной душе даровал Бог все способности, как способность любить, так и способность ненавидеть, чтобы управляемые разумом любили мы добродетель и ненавидели порок.

Не все душевные недуги, так же как и телесные, явны не только всякому, но даже и самому страждущему.

Когда душа не будет подчиняться мудрованию плоти, но в сознании того, что дано ей от Бога, примет приличные ей величие и достоинство, тогда в ней глас Господень (Пс. 28:4).

Если душа нетленна, то нетленны должны быть и душевные дарования.

Душа, оставленная на собственный произвол, как брошенный виноградник без попечения, разрастается в ветви и истощается на ненужное и бесполезное, все явление дел производя только на обольщение народа...

Прекрасен конь, и чем он по природе резвее и горячее, тем лучше, но ему нужен наездник и управитель. Если наездник как должно распорядится природными свойствами животного, то употребит его с пользой для себя и достигнет цели: и сам останется целым, и животное окажется пригодным. Если же наездник плохо правит молодым конем, то конь неоднократно сбивается с дороги, попадает на дорогу непроезжую или, упав со стремнины, уносит с собой и самого седока – нерадение наездника подвергает опасности обоих. Так рассуждай о душе и о теле. Тело получило естественные стремления, которые не бессмысленны, но, без сомнения, для чего-нибудь хороши и полезны; но оно не получило на свою долю рассудка, чтобы преимуществом разума была почтена душа. Если душа как должно управляет стремлениями тела, то и тело спасено, и душа пребывает вне опасностей. Если же не станет радеть об управлении и, объятая сном беспечности, перестанет держать тело в узде, то и само тело, как не имеющее рассудка, совращается с прямого пути, и душу ввергает в бедствия, равные своим падениям, – не по собственной непригодности, но по нерадению души. Ибо если бы телесные страсти были такими, что их не могла бы укрощать душа, то, действительно, было бы виновно тело. Но если они стали покорны многим, потрудившимся преодолеть их, то тело не может быть обвинено теми, которые стараются очернить его, называя первым виновником порока. Можно упрекнуть в нерадении душу, ослабившую свою власть над телом, но и она не по самой природе имеет в себе зло, а погрузилась во зло после оскудения в ней добра.

Если в застарелых болезнях выжидаем исцеления долгое время от пособий мучительных и разнородных, то это — знак, что и грехи в душе надобно исправлять трудолюбною молитвою, долговременным покаянием и строгим поведением.

Когда душа, приводя в движение свою мысленную силу, какая естественно вложена в нее сотворившею ее Святою Троицею, желает должного и необходимого, тогда избегает она нападений тела, предусматривая и обуздывая беспорядочные его движения, хранит в себе приличную ей тишину, и в безмятежном покое занимается свойственными ей созерцаниями; и это делает, по возможности, возводя внимательный взор к достопоклоняемой Троице и умозаключая о неприступности Божией славы, по преизбытку ее сияния, о светлости блаженства, о беспредельной премудрости, о постоянстве и неволнении безмятежия, об естестве бесстрастном и неподвижном; ибо с кем ничто не может случиться нечаянно, потому что в нем, как в сокровищнице, собрано знание всего настоящего и будущего, кто охватывает все и все держит в руке своей, и кому совершенно ничто не может воспротивиться и противостать, в том и следует быть тишине и непрестанному безмятежию. Ибо внезапные стечения неожиданных происшествий в умах человеческих обычно производят мятежи.

Душа, соблюдающая мысленную силу свою в трезвении и приличных действованиях, утвердится в созерцаниях и будет упражнять свой нрав в том, что правильно, справедливо, благопристойно и мирно. А как скоро прекратит размышление и перестанет углубляться в надлежащие созерцания, тогда восставшие телесные страсти, как бесчинные и наглые псы, над которыми нет надсмотрщика, начинают сильно лаять на душу, и каждая страсть усиливается всячески истерзать ее, отделяя себе часть жизненной ее силы. Ибо думаю, что хотя душа одна и та же, сила ее двояка: одна — собственно жизненная сила тела, а другая — сила, созерцающая существующее, которую называем также разумною. Но душа, поскольку соединена с телом, естественно, вследствие этого соединения, а не произвольно, сообщает телу силу жизненную. Ибо как солнцу, воссияв, невозможно не освещать того, на что простерло лучи, так невозможно душе не оживлять тела, в котором пребывает. А сила созерцательная приводится в движение по произволению. Поэтому, если душа соделает свою созерцательную и разумную силу всегда бодрственною, как говорит Пророк: «Не воздремлет хранящий тебя» (Пс. 120:3), то усыпляет телесные страсти двояким образом, т. е. и тем, что бывает занята созерцанием лучшего и сродного, и тем, что, надзирая за безмятежием тела, уцеломудривает и утишает его страсти. Если же, возлюбив леность, оставит созерцательную силу в недеятельности, то телесные страсти, нашедши жизненную силу праздною, и разделив ее между собою, так как никто ими не правит и никто их не останавливает, увлекают душу к своим стремлениям и действованиям. Потому телесные страсти в нас сильны, когда ум бездействен, благопокорны же, когда ум управляет и владеет телом.

Телу невозможно жить без дыхания, и душе невозможно существовать, не зная Творца.