Иоанн Лествичник: «О страстях»

...Заблуждаются те, которые говорят, что некоторые из страстей естественны душе, они не разумеют того, что мы сами природные свойства к добру превратили в страсти. По естеству, например, мы имеем семя для чадородия; а мы употребляем его на беззаконное сладострастие. По естеству есть в нас и гнев, но на древнего того змия, а мы употребляем его против ближнего.

...Возгорение и движение гнева и прочих страстей наших происходит от многих и различных причин. Потому и нельзя назначить против них одно врачевство. А такой даю совет, чтобы каждый из негодующих старательно изыскивал приличное средство для своего врачевания. Первым делом в этом врачевании да будет познание причины болезни, чтобы, найдя ее, получить и надлежащий пластырь для своей болезни от Промысла Божия и от духовных врачей.

Если ты вооружаешься против какой-нибудь страсти, то возьми себе в помощь смиренномудрие.

Пристрастие рождается... иногда от блуда, иногда от сребролюбия, иногда от объядения, иногда от тщеславия и от многих других причин.

Между бесстрастными один бывает бесстрастнее другого. Ибо иной сильно ненавидит зло, а другой ненасытно обогащается добродетелями.

Нередко Бог, по особенному Своему промышлению, оставляет в духовных людях некоторые легчайшие страсти для того, чтобы они ради этих легких и почти безгрешных немощей много себя укоряли, и тем приобрели некрадомое богатство смиренномудрия.

Беспристрастие к вещам чувственным возводит к видению – мысленных.

Украшение неба – звезды, а украшение бесстрастия – добродетели. Бесстрастие, как я думаю, есть не что иное, как сердечное небо ума, для которого все коварство бесов – детские игрушки.

Пристрастие к кому-нибудь из родственников или из посторонних весьма вредно: оно может мало-помалу привлечь нас к миру и совершенно погасить огонь нашего умиления. Как невозможно одним глазом смотреть на небо, а другим на землю, так невозможно не подвергнуться душевным бедствиям тому, кто мыслями и телом не устранился совершенно от всех своих родственников и не родственников.

Страсти, одна другую рождая и одна другою укрепляясь, повергают в бездну.

Некоторые из страстей, родившись в душе, переходят в тело, а некоторые наоборот.

Если увидим или услышим, что кто-нибудь в продолжение немногих лет приобрел высочайшее бесстрастие, верь, что такой шествовал не иным путем, но блаженным смирением.

Обычно же для приобретения бесстрастия нужно долгое время, великое усердие, многий труд любви и помощь Божия.

Если кто думает, что не имеет пристрастия к какой-нибудь вещи, а, лишившись ее, печалится сердцем, то вполне обманывает самого себя.

Зла и страстей по естеству нет в человеке: ибо Бог не творец страстей.

Приобретение бесстрастия есть совершенная любовь, то есть совершенное вселение Бога в тех, которые через бесстрастие сделались чистыми сердцем.

Между страстными бывает один страстнее другого; и некоторые самые скверны свои исповедуют со сладострастием и услаждением.

Из одного камня не составляется царский венец; так и бесстрастие не совершится, если не будем заботиться хоть об одной какой-либо добродетели.

Знак совершенного порабощения страстям состоит в том, что человек скоро повинуется почти всему, тайно внушаемому от бесов.

Все, что чуждо пристрастия и всякой нечистоты, и делается единственно для Бога, а не ради иного чего-нибудь, вменится нам во благое, хотя бы оно и не совсем было благо.

Поистине если и в нас будет Тот, «Который обращает море в сушу» (Пс. 65:6), то, без сомнения, и наш Израиль, или ум, зрящий Бога, без волнения перейдет море страстей и увидит потопление этих мысленных египтян в воде своих слез.