Кто познал, что имеет нужду в Божией помощи, тот совершает много молитв.

Когда предстанешь в молитве пред Богом, соделайся в помысле своем как бы муравьем, как бы пресмыкающимся по земле... и как бы немоществующим ребенком.

Понудь себя к непрестанному труду молитвы пред Богом в сердце, носящем помысел чистый, исполненный умиления, и Бог сохранит твой ум от нечистых и скверных помыслов.

...Дерзновение пред Богом бывает следствием частого с Ним собеседования и многой молитвы.

Молитва есть умерщвление мысли о похотениях плотского жития. Прилежно молящийся равен умерщвляющемуся для мира. Ибо отречься от себя – значит терпеливо пребывать в молитве. Из этого следует, что любовь Божия обретается в отречении от души своей.

В какой мере ум оставляет заботу об этом видимом и надеется на будущее, в такой же степени он утончается и просветляется в молитве.

Произноси стихи псалмопения твоего не как бы заимствуя слова из иного и не прими намерения непрестанно умножать дело моления твоего, чтобы не лишиться совершенно умиления и радости в молитве, но говори эти слова в молении твоем как бы сам из себя, с умилением, с постижением смысла их, как истинно понимающий свое дело.

Если просишь чего у Бога, и Он медлит услышать тебя вскоре, не печалься, потому что ты не премудрее Бога.

Движение языка и сердца в молитве есть ключи; а что после этого, то уже есть вход в сокровенные палаты.

Умирись сам с собою, и умирятся с тобою небо и земля. Постарайся войти во внутреннюю свою клеть и узришь клеть небесную; потому что та и другая – одно и то же, и, входя в одну, видишь обе. Лестница такого царствия внутри тебя, сокровенна в душе твоей. В себе самом погрузись от греха и найдешь там восхождения, по которым в состоянии будешь восходить.

...Знай и то, что дела телесные много полезнее стихословия, совершаемого с парением ума.

...Все роды и виды молитвы, какими только люди молятся Богу, имеют пределом чистую молитву.

Молитва для того, чтобы приобрести нам любовь Божию, потому что вследствие молитвы находятся причины любить нам Бога.

Не проси того у Бога, что Он Сам дает нам без прошения нашего, по Своему промышлению, что дает не только Своим и возлюбленным, но и чуждым познания Его.

Молитва в чине своем выше милостыни.

В какой мере вступил кто в подвиг ради Бога, в такой сердце его приемлет дерзновение в молитве его.

Иногда же от молитвы рождается некое созерцание, и прерывает оно устную молитву, и молящийся в созерцании изумевает, цепенея телом.

Без смирения ум не может чисто заняться молитвою к Богу.

Всякая молитва, которую совершаем ночью, да будет в очах твоих досточестнее всех дневных деяний.

<Молитвенное созерцание> в такой мере выше <молитвенного услаждения>, в какой совершенный человек выше несовершенного отрока.

Не сочти безделием умножение занятия молитвой, чуждой развлечения, внимательной и продолжительной по той причине, что при этом уменьшил твое псалмопение. Возлюби более поклоны в молитве, чем псалмопение. Если оживет в тебе молитва, то она заменяет собою правило, состоящее из молитвословий. Если во время совершения твоего молитвенного правила тебе будет дано дарование слез, то не признай наслаждение ими безделием в отношении к твоему правилу, ибо благодать слез есть последствие полноты молитвенной.

Начало помрачения ума, первый признак помрачения, усматриваемый в душе, состоит в лености к службе Божией и молитве. Другого пути к обольщению нет, если она прежде не оставит этого подвига своего. Когда же она лишится помощи Божией, то она легко впадает в руки супостатов своих.

Молитва есть умерщвление понятий, свойственных воле плотской жизни. Ибо молящийся прилежно есть то же, что умерший для мира.

Всякая молитва, в которой не утруждалось тело и не скорбело сердце, вменяется за одно с недоношенным плодом чрева, потому что такая молитва не имеет в себе души.

Страшен бесам, возлюблен Богу и Ангелам Его тот, кто горящей ревностью днем и ночью ищет Бога в сердце своем и искореняет из него искушения, посылаемые врагом.

Слезы во время молитвы — признак Божией милости, которой сподобилась душа в покаянии своем, признак того, что молитва принята и слезами начала входить на поле чистоты.

Если намерен ты предать душу свою на дело молитвы, очищающей ум, и на пребывание в бодрствовании ночью, чтобы приобрести светлый разум, то удаляйся от общения с миром.

Не думай, что человек, привязанный к телесному, возымеет в молитве дерзновение пред Богом.

Проси досточестного у Дающего без зависти, чтобы за мудрое свое хотение принять от Него и почесть.

Нерассеянная молитва производит в душе ясную мысль о Боге.

Иное дело – молитвенное услаждение, а иное – молитвенное созерцание. Последнее в такой мере выше первого, в какой совершенный человек выше несовершенного отрока. Иногда стихи делаются сладостными в устах, и стихословие одного стиха в молитве неисчислимо продолжается, не позволяя переходить к другому стиху, и молящийся не знает насыщения. Иногда же от молитвы рождается некое созерцание, и оно прерывает устную молитву, и молящийся приходит в изумление от созерцания, цепенея телом. Такое состояние мы называем молитвенное созерцание, а не видение и образ, или мечтательный призрак чего-либо, как говорят неосведомленные. И еще: в этом молитвенном созерцании есть мера и различие дарований, и это еще молитва, потому что ум не перешел туда, где уже нет молитвы,– в такое состояние, которое выше молитвы. Ибо движения языка и сердца в молитве есть ключи; а что после этого, то уже есть вход в сокровенные клети. Здесь да умолкнут всякие уста, всякий язык; Да умолкнет и сердце – этот распорядитель помыслов, и ум – этот правитель чувств, и мысль – эта быстрокрылая бесстыдная птица, и да прекратится всякое их ухищрение. Здесь да остановятся ищущие, потому что пришел Домовладыка.

Сердце доброе с радостью источает слезы в молитве.

Диавол усиливается сначала сделать, чтобы оставлена была непрестанная сердечная молитва; а потом внушает пренебрежение к установленным временам молитвы и правила, совершаемого телесно.

Мы видим святого Антония стоящим на молитве девятого часа и ощутившим возношение своего ума. И другой из отцов, стоя на молитве с воздетыми руками, приходил в восхищение на четыре дня. И многие другие, во время такой молитвы, были пленяемы сильным памятованием о Боге и великой любовью к Нему и приходили в восхищение. Сподобляется же человек такой любви, когда снаружи и изнутри очистится от греха хранением заповедей Господних, противящихся греху. Кто возлюбит эти заповеди и сохранит их как должно, для того станет необходимым освободиться от многих человеческих дел, то есть оставить тело и быть вне его, так сказать, не по естеству, но по потребности. Кто ведет жизнь по образу Законоположника и на самом деле исполняет заповеди Его, в том невозможно оставаться греху. Поэтому Господь и обетовал в Евангелии сотворить Свою обитель в том, кто сохранит заповеди (Ин. 14, 21, 23).

Всякая молитва, приносимая тобою ночью, да будет перед глазами твоими важнее всех дневных дел. Не обременяй чрева твоего, чтобы не смутилась мысль твоя, чтобы ты, когда встанешь ночью на молитву, не был возмущен развлечением мыслей и не оказался исполненным женоподобного расслабления. Не только это приключается, но и душа твоя становится помраченной, помышления твои возмущенными, и ты никак не можешь по причине омрачения сосредоточить их в псалмопение твое. Теряется в тебе вкус ко всему и не чувствуешь услаждения от стихов псалмопения, тогда как обычно ум при легкости и светлости мыслей, со сладостью вкушает разнообразие псалмопения. Когда благочиние ночное будет возмущено, тогда ум бывает смущен и в дневном делании, пребывает в омрачении и чтением, по обычаю, не услаждается, потому что на помышления нападает как бы буря и не перестает волновать их, хотя бы ум прибегал и к молитве, и к поучению. Сладость, подаваемая подвижникам в течение дня, источается на чистый ум из света ночного делания. Каждый человек, не наученный опытами долговременного безмолвия, да не надеется постигнуть от себя от одного понимания своего что-либо особенное о благах подвижничества, хотя бы он был и великим, и премудрым, и учителем, и имеющим много других добродетелей.