Как может воспринять плач тот, кто всегда пространно питает чрево свое и о том только заботится, что поесть да что попить, угождая плоти своей, как госпоже?

Те, которые говорят, что невозможно плакать и слезить каждую ночь и день, обличают этим, что они обнажены от всякой добродетели.

Слезы, источаемые сердцем, есть благоприятная жертва, приносимая Богу в очищение скверны и постыдности страстей.

Когда же делание плача соединяется с исполнением заповедей Божиих, тогда оно омывает, — о, чудо, — и очищает душу от всякой скверны, и изгоняет из нее всякую страсть и всякую похоть плотскую и мирскую.

Бывает и плач без духовного смирения, и те, которые плачут таким образом, тоже думают, что такой плач очищает грехи; но они тщетно обманывают себя, потому что лишены бывают сладости Духа, таинственно порождающейся в мысленном сокровище-хранилище души, и не вкушают благости Господа. Почему таковые скоро воспламеняются гневом и не могут совершенно презреть мира и то, что в мире. А кто не презрит этого совершенно и не приобретет ненависти к этому от всей души, тот никогда не возможет приобретать твердую и несомненную надежду спасения, но всегда колеблется сомнением туда и сюда, так как не основал надежды своей на камне.

Плач двоякое имеет действие: и, как вода, погашает слезами весь пламень страстей и омывает душу от скверны, причиняемой ей ими; и опять, как огонь, присутствием Святаго Духа животворит, согревает и обогняет сердце и воспламеняет в нем любовь и вожделение к Богу.

Всякого исправляет повседневный плач: ведь он слаще пищи и питья.

Блаженны те, которые всегда горько плачут о грехах своих, потому что их осенит наконец свет и горькие слезы их преложит в сладость.

Возлюбим нищету духовную, т. е. смирение, возлюбим непрестанный деннонощный плач, от которого ежечасно произрождается радость душевная и утешение изливается на тех, кои любят Бога. От плача водворяется и кротость в тех, кои подвизаются во истине. Которые плачут, те также алчут и жаждут правды и всеусердно ищут Царствия Божия, превосходящего всякий ум человеческий. И не это только, но и то, что иной делается милостивым и чистым в сердце, полным мира и миротворцем, также  мужественным в искушениях, бывает от непрестанного плача. Плач производит в нас ненависть и ко всякому злу. Им возжигается в душе и божественная ревность, которая ни на минуту не дает человеку покоя, но, не допуская его склоняться на зло со злыми, устремляет на все доброе, исполняя вместе с тем душу мужеством и силою к претерпению всех искушений и скорбей.

Плач, являющийся тотчас, как родится человек, показывает, что слезы есть неотлучные спутники настоящей жизни. Как пища и питие необходимы для тела, так слезы необходимы для души; так что если кто не плачет каждодневно, — не говорю каждочасно, да не отягчу, — явно показывает, что у него душа в расстройстве и гибнет, как истощаемая голодом. Итак если, как доказано, плач и слезы есть спутники человеческого естества, то никто да не отрицается от этого естественного блага; никто да не лишает себя этого блага, по лености и нерадению; никто да не будет жестокосерд по злобе и лукавству, и по гордости души, и да не попустит себе ниспасть в состояние жестокости камня; но да ревнует всякий, прошу вас, со всем усердием и тщанием держать плач и слезы, как заповедь Божию, и хранить их со вниманием в сердце своем, ограждая их там нищетою, смирением, простотою и незлобием души, терпением искушений и непрестанным поучением и Божественных Писаниях, каясь всегда и воспоминая свои прегрешения, — и никто да нерадит о этом спасительном делании плача. Если же кто вознерадит об этом, разленясь и отчаясь во спасении своем, пусть не говорит по крайней мере, что это невозможно и для тех, которые ревнивы и тщательны. Говорящий так заключает врата Царства Небесного: ибо кто говорит, что невозможно плакать и сокрушаться, тот явно тем утверждает, что невозможно и очиститься, а без очищения никто не спасается, никто не ублажается Господом, никто не узрит Бога.

Верный человек, добре всегда внимающий заповедям Божиим, когда творя все, что требуют заповеди Божии, помыслит о высоте их, т. е. о том непорочном житии и чистоте, какие они изображают, тогда, исследуя меру свою, найдет себя крайне немощным и бессильным достигнуть такой высоты заповедей, найдет, что он крайне нищ и недостоин принять Бога, или возблагодарить Его и прославить, так как не приобрел еще в собственность себе никакого блага. Но таковый, помышляя о всем, сказанном мною, с чувством душевным, без всякого сомнения восплачет плачем таким, который есть воистину наиблаженнейший плач, приемлющий и утешение и делающий душу кроткой. Утешение и радость, которые рождает плач, есть залог Царствия Небесного.

...Как иной царь без войска пред всяким врагом бессилен и удобопобедим для него, — даже не кажется и царем, а одним из обыкновенных людей; равно как опять и войска без царя или военачальника легко рассеиваемы бывают и уничтожаемы, так есть и плач в отношении к другим добродетелям. Посему воображай, что все добродетели новоначальных суть как бы войско, собранное на одном месте, а царь добродетелей, или военачальник, есть блаженный плач и слезы сокрушения. Он ставит в бранный строй все воинство добродетелей, воодушевляет, наставляет и определяет добре, как надлежит воевать, где, когда и какие употреблять оружия и против каких врагов, каких рассылать разведчиков и каких поставлять вокруг стражей, что надлежит говорить с теми, которых присылают враги, сколько и как; ибо иной раз можно одним этим переговором вспять обратить их всех и победить, иной же раз возможно их обратить вспять и победить совсем не приняв их к переговору... Все это распределяет и установляет плач...