Скажу украшающим себя: «О чем старается, кто золотом расцветил себе волосы, или примкнул украшения к устам, или кожу на шее обложил ожерельями, или показывает, что на другой какой-либо части тела носит золото? Где бы ни было оно возложено на теле, сам человек нимало не преобразится от блеска золота. Кто видит златоносца, тот так же смотрит на золото, как бы если оно лежало в лавке, а носящего видит таким же, каким привык его видеть. Пусть это золото хорошо будет обделано и вычеканено, пусть заключает в себе цветные и огневидные камни, тем не менее естество никакого не приобретает ощущения от возложенного на человека; но если есть у него какое повреждение на лице, или недостает чего-либо из естественных принадлежностей, или глаз выколот, или на щеке проведен отвратительный рубец, то гнусность остается на виду, не помрачаемая блеском золота; и если кому случится иметь болезненное тело, то вещество это не доставит никакого утешения страждущему. Поэтому для чего заботиться о том, что у заботящихся не приносит ничего полезного ни красоте, ни благосостоянию тела и не утешает в скорбях?» И какое расположение у привязанных сердцем к этому веществу, когда, пришедши в сознание ценности такого приобретения, радуются, как будто имеющие у себя нечто большее. Если кто спросит их: «Одобряете ли, чтобы естество переменено было у вас в это и сделалось тем, что с таким расположением вами ценится; согласитесь ли на эту перемену, чтобы из людей стать вам золотом; и оказаться уже не словесными, разумными, для жизненных отправлений имеющими у себя чувствилища, но желтыми, тяжелыми, немыми, неодушевленными и бесчувственными, каково естество золота?» — то не думаю, чтобы согласились на это даже сильно похотением своим привязанные к веществу. Потому, если для здравомыслящих желание иметь человеку свойства неодушевленного вещества служит проклятием, то какое безумное неистовство заботиться о приобретении того, чему концом суета, так что приведенные в бешенство деньгами ради них осмеливаются на убийство и разбой?
