Исидор Пелусиот: «О знании»

Как грамматики и софисты, взяв детей к себе, говорящих нечисто, отпускают от себя говорящими чисто, не языки у них переделывая <что невозможно>, но влагая в них искусство, и душ не переменяя, а изгоняя из них леность, так и Божественная мудрость, изгоняя порок и незнание, влагает разумение и знание.

Известно, что многое для нас темно и неуловимо человеческим рассуждением, но известно и то, что непостижимо для нашего разумения, к нашей же пользе, не способствует нашему спасению.

И для тех, которые полагают, что все ограничивается настоящею жизнью, как думаю, приличнее кончина жизни, чем жизнь невежественная. А если справедливо это в рассуждении их, то тем более в рассуждении нас, которые имеем цель в вечности и обязаны ежедневно изощрять разум Божественными словами.

Изучивший многие знания и искусства, хотя бы он был даровитее всех людей, не приобретает, без сомнения, глубоких сведений в каждом, потому что время, какое должно употребить на упражнение в первом искусстве и на изучение того, тратится на изучение другого искусства. Напротив того, хотя преимуществует знанием многих искусств, но не преимуществует перед каждым из обучившихся до совершенства одному искусству. Поэтому и ты не желай знать все. Ибо следствием этого будет то, что не приобретешь точного сведения о каждом предмете. Но имея в виду одну цель, туда напрягай взор понимания. В таком случае овладеешь делом.

Я ясно знаю то, что ничего не знаю. Если же и будет что сказано чего-либо стоящее, то вину этого приписать должно Богу, для пользы слушателей умудряющему нередко невежд.

Самое Божественное познание — доблестные дела.