От наружных украшений происходит бесчисленное зло: не говорю уже о вреде душевном, о рождающемся отсюда тщеславии, презрении к ближним, надменности духа, растлении души, увлечении недозволенными удовольствиями.

Если хочешь научиться презирать украшения, то полевые цветы научат тебя не заботиться о внешних украшениях.

...Похвала от Бога и любовь к Нему — вот украшение, которое  лучше всего, — вот отличие, которое превосходит тысячи диадем, хотя бы удостоившийся этого находился в узах. Это украшение не уменьшается ни от болезни, ни от старости, ни от перемены обстоятельств, ни от неблагоприятных времен, ни от самой смерти, но делается тогда еще блистательнее.

Нет ничего хуже, как заниматься украшениями, радоваться им и прилепляться. Тем плачевнее тяжкое это рабство, что человек находит утешение в рабстве.

То украшение, душевное, привлекает Бога, а это <украшение телесное> — людей развратных.

Ты, верная <христианка>, имея главою Христа, употребляешь для нас сатанинское ухищрение! Вспомни о воде, омывавшей лицо твое, о Жертве, украшающей уста твои, о Крови, обагряющей язык твой! Если все это представишь, то, как ни велика была бы твоя привязанность к украшениям, не дерзнешь и не захочешь этот прах и пепел возложить на себя.
Знай, что ты сочеталась со Христом и удаляйся такого безобразия. Ему неприятны такие украшения; Он требует иной красоты — красоты душевной, которую весьма любит.

...Когда приходишь в церковь... надлежало бы удалять украшение, потому что церковь не для того создана, чтобы ты показывала в ней это богатство, а для того, чтобы ты показывала богатство духовное. А ты, как бы на зрелище, приходишь сюда в таком украшении и, подражая играющим на сцене женам, одеваешься с такою величавостью. Вот почему ты приходишь сюда во вред для многих.

Не думай ты, украшающая себя, чтобы кто-либо из зрителей тебе удивлялся; напротив, они все смеются над тобою, как над щеголихою, как над женщиною гордою и заботящеюся только о теле. Если ты приходишь в церковь, то, выходя из нее, ты ничего не понесешь с собой, кроме насмешек, ругательств и поношений...

Какая польза самой украшающейся? Пользы никакой, а бесчестия много и укоризны отовсюду. И как в таком украшении ты можешь лобзать и обнимать ноги Христа? Он отвращается от такого украшения.

Не наряжай своей плоти в одежды, чтобы не погубить ее, потому что посредством излишней неги сделаешь ее более слабой, расстроишь ее здоровье и приведешь ее в совершенное изнеможение.

Предоставим золотые украшения мирским торжествам, зрелищам и модным лавкам; образ же Божий должен украшаться не этим; свободная должна украшаться свободой; а свобода чужда гордости и тщеславия.

Когда ты вздумаешь заботиться о красоте одежды, то вспомни, что, сколько бы ты ни старался, за травою останется победа, что ты никогда не сможешь сравняться с нею, — и оставь свою неразумную страсть.

Когда украшения лежат на теле, они не служат ни к его здоровью, ни к красоте. Ведь они не сделают ни черного белым, ни безобразного — красивым и благовидным. Но если ты украсишь духовными украшениями душу, то скоро сделаешь ее из черной белою, из отвратительной и безобразной прекрасною и благовидною.

Сколько бедных могло бы напитаться и сколько обнаженных тел могло бы прикрыться тем только, что привешивается к ушам женщин без всякой нужды и без пользы, а только ко вреду и порче души?

Нельзя украшать вместе и душу, и тело. Нельзя вместе работать мамоне и служить как должно Христу.

Ты должен прикрывать тело наиболее дешевой одеждой, а ум одевать в порфиру, украшать венцом и сажать на высоком и блистательном троне.

...<Любящую наряды> не похвалит ни один скромный и порядочный человек; похвалят разве люди распутные, или, лучше сказать, и они не похвалят, а, напротив, станут говорить о ней худо, когда заметят, что ее бесстыдство возбуждает в них вожделение. А эту <целомудренную> и те, и другие, и все похвалят, так как не только не получают от нее никакого вреда, а, напротив, еще наставление в любомудрии.

...Украшаться золотом и всегда пагубно, а особенно когда ты приходишь в церковь, когда проходишь мимо бедных; посмотри тогда на себя: ты увидишь, что одежда твоя не более как личина жестокости и бесчеловечия.
Размысли, сколько в таком одеянии обходишь ты алчущих, сколько нагих в сатанинском украшении твоем! Насколько лучше было бы тебе накормить души алчущих, нежели проколоть уши и привесить к ним для пустой цели то, что могло бы доставить насущную пищу столь многим беднякам! Неужели быть богатою составляет, по твоему мнению, славу? Неужели украшаться золотом ты считаешь делом важным? Если бы даже все это снискано было и праведными трудами, и тогда твое поведение достойно величайшего осуждения. Когда же и приобретено еще неправедным путем, то представь, как безмерно преступление. Но ты любишь похвалу и славу? Сними с себя позорную эту одежду, и тогда все тебе удивятся; тогда будешь наслаждаться и славою, и чистым удовольствием; ныне же ты осыпана ругательствами, и этим сама себе создаешь множество поводов к скорби.

Скажи мне: если бы кто спросил у тебя, чего бы ты лучше желала — тело ли иметь чистое, здоровое и прекрасное, а одеяние носить бедное или — иметь тело уродливое и больное, но ходить в золоте и щеголять убранством? Не гораздо ли скорее ты захотела бы иметь благообразие в самой природе своего тела, чем в пышности одежд? Неужели же ты по отношению к телу пожелаешь этого, а по отношению к душе — противного? Имея душу отвратительную, безобразную и черную, ужели ты думаешь что-нибудь выиграть через золотые украшения?

Украшенный добродетелью такую имеет одежду, которой не только моль, но и самая смерть не может повредить.

Помолитесь же вместе со мною, чтобы юноши, особенно христианские, могли жить скромно и достигнуть приличной им старости; ведь тем, которые не так живут, не хорошо дожить и до старости. Но кто в молодости живет как старик, тому желаю дожить до глубоких седин, сделаться отцом добрых детей, возвеселить своих родителей, а прежде всего — Бога, его сотворившего; совершенно освободиться не только от недуга щеголять обувью и одеждами, но и от всех душевных болезней.

Не будем безобразить себя ненужными украшениями; все творения Божии совершенны, и ни одно не имеет нужды в твоем поправлении. Если бы кто по своему произволу решился что-нибудь прибавить к выставленной картине, представляющей царя, тот за такую дерзость подвергся бы великому наказанию. Для чего же ты поправляешь творение рук Божиих, когда ничего не прибавляешь и к тому, что сделал человек? Верно, ты не представляешь геенского огня, верно, не чувствуешь пустоты в душе своей! Точно ты совершенно оставила в небрежении душу, потому что все усердие свое истощаешь на плоть свою. И что я говорю о душе? И самому телу вашему вы не доставляете того, о чем стараетесь. Смотри: ты желаешь казаться красивою, но твои украшения делают тебя безобразною; ты хочешь нравиться мужу, но это больше печалит его, и как ему, так и другим подает случай осуждать тебя. Ты хочешь казаться молодою, но это скорее приведет тебя к старости. Ты желаешь похвалы, но это наносит тебе бесславие, потому что такая жена стыдится не только равных себе, но и рабов и рабынь, знающих ее, а прежде всех стыдится себя самой. Но что говорить об этом? Я опустил здесь самое тягчайшее зло: то, что ты оскорбляешь Бога, нарушаешь целомудрие, возжигаешь пламень ревности, подражаешь блудницам непотребного дома. Итак, представив все это, посмейтесь над сатанинской пышностью и дьявольским ухищрением и, оставив эти украшения или, лучше, — безобразие, уготовьте красоту в душе своей, которая и ангелам желанна, и Богу любезна, и вашим мужьям приятна, чтобы вам и в настоящем, и в будущем веке приобрести славу, которую все мы да сподобимся получить благодатью и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа.

Кто привык до безумия заботиться об украшениях, тому надобно много тратить на одежду и на все прочее, а потому и большие иметь доходы. Если отец у него щедр, то такой человек более и более предается этому пороку и дает усиливаться безрассудной прихоти, а если скуп, то принужден прибегать к другим бесчестным средствам, чтобы иметь деньги на такие издержки. Вот отчего многие из молодых людей продали красоту свою, сделались шутами у богатых и унизились до других рабских услуг, чтобы за это приобрести только возможность исполнять такие свои прихоти. Отсюда видно, что такой человек будет сребролюбив и суетен, нерадивее всякого в делах нужных, и неминуемо впадет во многие проступки. Неоспоримо также и то, что он должен быть жестокосерд и тщеславен. Жестокосерд, когда, видя бедного, по страсти к нарядам не удостаивает его и взора, и хотя сапоги украшает золотом, но на нищего, истаивающего от голода, не обращает и внимания.
Тщеславен же, когда ничтожными вещами старается уловить внимание зрителей.

Прискорбно, что и сейчас находятся подражатели Авессалому - юноши, распускающие длинные локоны и кудри и изысканностью их убранства затмевающие искусство женских уборных. Возносясь своим умом, они не знают, что больше бесчестят себя, чем украшают, как говорит Апостол: «муж убо аще власы растит, бесчестие ему есть» (1 Кор. 11:14). Итак, будем довольствоваться умеренными волосами для украшения головы по обычаю древних мужей и не будем распускать их ни до пят, ни по плечам, потому что бесчестит мужа такое дело.