...Если ради Духа Божия получили власть <отпускать грехи>, то грехами своими удаляющие от себя Духа не имеют, конечно, этой власти; имеют же только знающие Духом Святым, кто достоин оставления и кто — осуждения.

Кто славен делами добродетели, тот является подлинным украшением Священства, а кто, не имея внутренних достоинств, прикрывается их внешним благолепием, величаясь только одним саном, тот по Суду Истины причисляется к поддельным людям.

Многобедственный из пророков Иеремия видел ореховый жезл — изображение священства, в котором видимое и наружное и, как сказал бы иной, первоначальное есть нечто вяжущее, суровое и имеющее вкус острый, а сокровенное и внутреннее постоянно, твердо и имеет силу укреплять. Потому и многотрудное в священстве надлежит переносить мужественно, и наград за это ожидать ревностно.

Бог возжигает светильник — иерея, и поставляет на свещнике — на светоносной его кафедре, чтобы, как молниями, озарял Церковь и догматами, и деяниями, свободными от всякой тьмы; а народы, видя лучи животворного светения, к ним направляли шествие и прославляли Отца светов.

...Епископ как образ Христов исполняет дело Христово и облачением своим показывает всем, что он уподобляется благому и великому Пастырю, будучи поставлен нести на себе немощи паствы.

...Лучший способ учения не тот, чтобы сперва дозволить пороку овладеть человеком, впоследствии же употребить меры, как изгнать порок, но тот, чтобы первоначально и сделать, и устроить все то, от чего естество человеческое было бы недоступно пороку.

Не всякому, кто бы то ни был, должно... желать себе епископства, а только тем, которые в жизни управляются Павловыми законами. Посему, если усматриваешь в себе оную строгость жития, с радостью приступай к восхождению на такую высоту. А если нет у тебя оной, пока не приобретешь, не касайся неприкосновенного; опасайся приближать вещество к истребляющему его огню.

...Надлежит вооружить язык не столько на обвинение <нечестивого>, сколько на плачевные и молитвенные о нем возглашения. Ибо обвиняемый, как вероятно, более возбуждается к пороку, а оплакиваемый, может быть, и одумается.

...Чем большей сподобились <недостойные священники> чести, тем большее понесут наказание за то, что не исправило их благодеяние...

Не одинаковое... понесем наказание, если согрешим прежде, чем сподобились Священства, и после того, как удостоились его. В последнем случае наказание будет гораздо более тяжким. Ибо те, которые, сподобившись такого сана, не сделались лучше, достойны более строгого наказания. Величие сана естественным образом делается причиной большего наказания.

...Посвяти себя чтению Священного Писания, и оно тебя сделает иереем. Ибо если покоришься законам его, и то, что получил ты <священство> недолжным образом, вручено тебе будет как должно.

Не все люди одержимы одними и теми же болезнями, и не все уступают одному и тому же лечению; но как недугов много, они разнообразны и бывают всякого рода, так много должно быть и различных пособий.

Или перестань услаждаться чужими бедствиями, пробуждая и раздражая усыпленное непотребство, или, делая это, не приступай к досточтимому алтарю, потому что соблазняешь и не допускаешь приступать к нему многих, которым несносно видеть такую нечистоту, неотступно остающуюся при нескверном жертвеннике.

Иерей Божий, поскольку приближается к Богу, должен, подобно многоочитым животным (Иез. 10:12), весь быть оком, и так же, как они, все знать и все видеть. Итак, поскольку не знаешь ты этого, научись со смирением, и не подвергай осмеянию светоносного священства, которое оскорбляешь, всем изменяя, и леностью, и продажею.

Сан священства для решившихся жить недостойно этой почести делается приращением наказания.

Не думай одним средством врачевать всех, но, предлагая приемы, соответствующие болезням и силам страждущих, надейся одержать над ними верх.

Когда человек, не имеющий права и недостойный священства, насильственно восхищает себе начальство, тогда лепота начальнической власти изменяется в неурядство; потому что начальнику обыкновенно подражает и подначальственное.

Поскольку принуждать и насильно привлекать к благочестию тех, которые свободны, и в действительности неблагоприлично, и не представляется таковым, то, воспользовавшись, где можно, убеждением, жизнью своею просвещай живущих во тьме.

Люди, слыша и видя, что мы иному беремся учить, а иное делаем и, думая, что мы смеемся и шутим над тем, что вовсе не смешно, изощряют поэтому языки свои на Промысл Божий, который накажет их, но больше нас, как сделавшихся виновниками такой хулы.

Украшенные божественным священством и достойно достигшие предстоятельства, если сохранят и телесную непорочность, поистине будут священнее и освященных.

Благоговейный и скромный иерей, к узаконениям присоединив страх, и скромность, срастворив властию, сколько зависит от него, изгоняет всякое помышление о грехе и подчиненных ему, уступающих слову словом и врачуя, а непослушных уцеломудривая наказаниями по законам и этим руководя к тому, чтобы впредь не грешили.

То же древние иудеи — жертвы принося щедро, а учителей и исполнителей закона побивая камнями; это, соревнуя им, сделали и вы, храм Божий украшая пожертвованиями, а пастыря Его подвергая бедам. Значит, ваше приношение даров было не из любви к Богу, а  тщеславия, которое плату свою получает здесь.

Тому, кто поступает и говорит наилучшим образом, не иметь возможности убеждать — нимало не стыдно; почему Сам Судия не делавшему ничего для спасения ближних, произнес приговор и сказал: «Посему надлежало тебе отдать серебро мое торгующим, и я, придя, получил бы мое с прибылью» (Мф. 25:27). А это значит: тебе надлежало засвидетельствовать, должно было показать неукоризненную жизнь. Ибо явно, что привести доброе дело к концу зависит не от того, кто говорит, но от того, кто слушает, как дает видеть нелицеприятный Христов приговор.

Как хорошей породы дерево, когда обременено плодами, покрыто листьями, веселит садовника, услаждает зрителей и покоит проходящих, так и поставленный на учительском месте, когда украшен добродетелью и озаряет словом — и Бога веселит, и людям приносит пользу. Если же будет лишен того или другого, то не окажет великой пользы ученикам. Ибо необходима жизнь ради любящих осуждать, нужно и слово для обличения ересей. Хотя многим и без слова доставляет часто пользу жизнь, однако же, когда видят учителя побежденным в умозаключениях и беседах, поучаемые терпят нередко вред в существенном, увлекаясь искаженными догматами, потому что винят не неопытность учителя, но нетвердость догмата. Если же слово, изливаясь с силою, победит противников, то худостью жизни омрачается победа. Недостойным веры почтут учителя, который не делает того, что должно. Поэтому нужно озарять и словом, и жизнью.

Точно ли иереи, делающие худое употребление из жертвуемого, как говоришь ты, виновны перед Богом, это неизвестно тебе. Не оскорбляй намерения, с каким приносится дар, доведываясь о самом образе его употребления, как будто с тем ты дал, чтобы требовать отчета, а иереев освободить тем от будущей ответственности.

Тем, на кого возложен драгоценнейший венец священства, должно украшаться добродетелями, чем богатствами, приличным для себя удовольствием почитать целомудрие, и не уступать над собою власти чреву и страстям, которые от чрева, потому что надлежит не власть почитать чем-то служащим к удовлетворению пожеланий, но терпение признавать властию, а если предстоит опасность за добродетель или благочестие, не бежать от смерти; убоявшись, подвергнутся они осмеянию, если не с охотою пойдут туда, приходящим куда есть надежда достигнуть чего желали здесь в продолжение жизни; желали же сопребывания с Богом.

Знаем, что иные из глубины порока вошли на самый верх добродетели. Тела связываются естественною необходимостью, души же почтены свободою произволения. По чему, в какой мере произволение удобно подвижнее естества, в такой же сподручнее восстановить душу. А поэтому, нимало не отчаиваясь, попытайся исправить падшего. Немалая слава будет тебе перед Богом, хотя успеешь ты и этом, хотя нет; потому что исполнишь все, что зависит от тебя. Почему с таким расположением приступи к делу, как будто несомненно надеешься заслужить одобрение, когда убедишь его восстать, и забота эта да не оставляет тебя ни ночь, ни день. И он, может быть, спасется как-либо, и соблазняющиеся исправятся, и смеющиеся над ним заградят себе уста, и ты получишь бессмертную славу.

Нужно смирять самомнение согрешающих, но не сознающих, что согрешают, и извинять приходящих в чувство.

Хотя грехопадение подлинно велико, однако же не превышает меру прощения; почему нужно наказать поспешность, но уделить и прощение. Болезнь, может быть, пойдет, как ни есть, и к исцелению, потому что и искусные врачи, когда покрыт кто многими ранами, употребляют лечение не какого требует точность искусства, но какое переносят силы больного, чтобы, исцелив раны, не уморить самого больного.

На Епископа возложены все нужды подчиненных. Какие же именно? Испытание посвящаемых, пропитание голодных, утоление жажды томимых ею, одеяние нагих, заступление за обиженных, попечение об оплакивающих сиротство, защита вдов, наказание обидчиков, обличение покушающихся начальствовать беззаконно, хождение за недужными, охлаждение пламени в соблазняемых, освобождение заключенных в темницах, утешение бедствующих, уцеломудрение согрешающих.

Для чего ты не остаешься начальником, но оказываешься под начальством у порока? Потому знай, что понесешь большее наказание, как сам делавший то, что поставлен был воспрещать другим.

Да не думают о себе некоторые из возведенных на учительскую кафедру, что они, как распоряжающиеся подвигом других, сами свободны от подвигов, да не почитают для себя достаточным провозглашать победивших, но сами, будучи подвижниками и увенчанными за степенность и всякую добродетель, да поощряют подвизающихся, и да провозглашают победивших.

Тот может служить правилом для начальствования и точнейшим указателем умения начальствовать, кто все устрояет к пользе подчиненных. А кто благоустройство начальствования превратил в самоуправство и нестроение, подначальным готовит труды, а себе уловляет удовольствия, тот делами своими начертывает правило не начальствования, а самоуправства.

Больше, обыкновенно, приносит пользы жизнь без слова, чем слово без жизни. Ибо одна получает пользу и молча, а другое и взывая возбуждает неудовольствие. Но если соединены будут и слово и жизнь, то составят образец всякой мудрости.

Если Христову служишь алтарю, то по Христовым заповедям проходи свое служение; будь кроток и смирен сердцем. У тебя в руках не гражданская какая-либо власть, надмевающаяся гордостью и пышностью, но мирное и безмятежное служение.

И сушею, и морем обносится слово, что никому из живущих хорошо не будет уже вверяемо священство, не потому что нет достойных этого сана, но потому что достойные не только сокрыты во многолюдной толпе, но даже ненавидимы, терпят наветы и изгнания, как обличающие жизнь многих.

Премудр в слове тот, кто может мысль свою изложить ясно, а не кто затемняет ясность великомудрыми и высокими речениями. Один издавал на свет сокровенное, а другой и явное для всех скрывает во тьме. Почему один, как желающий пользы слушателей, достоин многих похвал, а другой, как домогающийся собственной своей славы, не стоит награды.

Если иерей наименован и должен быть образом стада (1 Пет. 5:3) и светом Церкви (Мф. 5:14), то нравам его необходимо отпечатлеваться в подчиненных, как печати на воске. Потому если хочешь быть светом, то не терпи шутливости и смехотворства, чтобы не научить многих бесчинию. Иерей — Ангел Господа Вседержителя есть (Мал. 2:7). Ангел же не знает смеха, служа Богу со страхом.

В древности священство и царскую власть, когда погрешала, исправляло и уцеломудривало, а сейчас само ждет от нее вразумлений, не потому что утратило собственное достоинство, но потому что кому вверено оно, те не подобны бывшим при наших предках. Прежде, когда священством были увенчаны жившие жизнью Евангельскою и апостольскою, священство по праву было страшно для царской власти; а сейчас царская власть страшна священству, лучше же сказать, — не священству, но тем, которые, по-видимому, священствуют, своими же поступками оскорбляют священство. Почему, кажется мне, и царская власть справедливо делает, потому что, желая не священство, которое признает Божественным, оскорбить, но наказать оскорбляющих его, уцеломудривает пользующихся им, не как должно.

Постарайся выйти из глубины порока, прекрати свое распутство, подумай о кратковременности здешней жизни и неизбежном наказании там. Для чего напрасно, лучше же сказать, назло себе, тратишь время? Представь себе: душа у тебя одна, и ты осквернил ее всеми гнусными страстями. Избавь себя от порока, стыда, позора и мучения, церковь от осквернения, жертвенник от нечистоты, рукоположившего тебя от обвинений, нас от печали, а святых от непрестанных слез.

Живущего постыдно и в высшей степени сильного в слове лучше тот, кто не способен говорить, но славен по жизни и отличается правдою и воздержанием. А кто славен и словом и жизнью, тот ни с кем не сравним, самыми делами исповедует, что есть суд, и побеждает тех, которые по уклонению от исполнения заповедей, о том, что несомненно будет, думают, будто бы говорится об этом преувеличенно.

Кто берется учить других, тому нужно сперва сделать, потом говорить. А кто не делает, тот не вправе и творить. Первый причислен будет к первоверховным, а второй не только понесет наказание там, но и здесь возбудит смех, потому что сделается для слушателей предметом посмеяния. Поэтому нужно или говорить делая, или не делая хранить молчание и связывать язык путями праводушия, порождающими и раскаяние.

Кто для убеждения другого выполнил все, что ему следовало, но не убедил, тот будет вправе возбуждать удивление, как успевший, и вовсе далек от того, чтобы стать достойным порицания. Если тебе покажется это удивительным, то пусть подтвердит это апостол Павел, который говорит: «Каждый получит свою награду по своему труду» (1 Кор. 3:8), а не по следствию трудов. Кто не опустил ничего такого, что должно ему было сделать, тот по  справедливости достоин венцов.

Одержимому самою тяжкою болезнью почитать себя здоровым — очевидное и неисцельное безумие. Ибо станет ли таковой искать врача, не зная и того самого, что он болен? Почему нужно сперва произвести в нем ясное ощущение недуга, а потом призвать к нему врача.

Управление делами и народами, высота престолов, строгость судилищ, если соединены с благолюбивым расположением сердца, составляют в подлинном смысле истинное начальство, уподобляющееся небесному чину. А если соединяются с лукавыми намерениями, то справедливее назвать это самоуправством, которое распоряжается другими против их воли, и вместо покорности порождает раздоры и мятежи.

Язык нужно иметь доброречивый и степенный, когда надлежит потерпевших крушение спасать с самого дна порока. Всего же более странным кажется, кто намеревается спасти других, — тому пасть самому. Поэтому справедливо будет срамоту дел прикрывать, сколько можно, степенностью выражений, чтобы, намереваясь удержать других, не замарать своего языка и, желая избавить их от скверны, не оскверниться самому. Если скажешь, что невозможно говорить степенно и тронуть слушателя, то  отвечу: кто пренебрегает скромным обличением, тот еще более не тронется нескромным и откровенным. Если не оказывают кому пользы кротость говорящего и степенность выражения, то вовсе уже не будет полезным откровенное изложение сделанного им.

Вот украшения священнодействующего: добродетели – его богатство, целомудрие – наслаждение, довольство малым – утешение, успех подчиненных в добродетели – радость. Если же кто, руководствуясь противоположными правилами, хвалится именем священника, он не священ и не достоин права начальства.

Говорят иные, будто бы желаешь ты священства, вещи для многих, особенно же для тебя, недоступной. Поэтому, или исправь жизнь свою, или откажись от этого вожделения — вступить в неприкосновенные для тебя святилища.

Для решившихся жить недостойно чести Священства сан увеличивает наказание.

Достойны Священства только некоторые и немногие, держащиеся той мысли, что оно есть отеческая попечительность, а не самовластие.