Священство есть достояние божественное, а не человеческое, учит же закон этому так: «Жезлы каждого колена, означив именами давших, Моисей полагает при алтаре, чтобы жезл, отличенный от прочих некиим Божественным чудом, соделался свидетельством рукоположения свыше» (Чис. 17:2—7). И поскольку это исполнилось, жезлы других колен остались тем же, чем были, а жезл иерея, укоренившись в себе самом, не от посторонней какой влаги, но вложенною в него божественною силою, произрастил ветвь и плод; и плод пришел в зрелость; плодом же был орех; то по совершении сего все подвластные Моисею обучались благочинию. По причине же плода, произращенного жезлом иерейским, надобно прийти к мысли, сколько воздержною, строгою и суровою надлежит быть жизни в священстве по внешнему ее поведению, а внутренно, втайне и невидимо какую содержать в себе питательность, что в орехе обнаруживается, когда питательное со временем созреет, твердая оболочка распадется, и деревянистый этот покров на питательном плоде будет сокрушен. Если же узнаешь, что жизнь какого-либо так называемого иерея похожа на яблоко, благоуханна, цветет как роза (весьма же многие из них украшаются виссоном и червленицею, утучняют себя дорогими яствами, пьют вино процеженное, мажутся первыми благовониями (Ам. 6:6), и все, что только по первому вкушению кажется сладким, признают необходимым для жизни приятной), — то прекрасно будет сказать тебе при этом Евангельское слово: вижу плод, и по плоду не узнаю древа священства (Мф. 12:33). Инаков плод священства; а иной этот; тот плод — воздержание, а этот — роскошь; тот земною влагою не утучняется, а к этому с дольних мест стекается много потоков наслаждений, с помощью которых такой красотою спеет зрелый плод жизни.
