Надобно знать и веровать, что Бог есть, а не входить в пытливое исследование о том, что такое Бог. Потому, учение о сущности оставив как недоступное и вовсе неуловимое, превышающее всякое исследование, упорядочим жизнь свою и нрав свой как несомненно обязанные дать в этом отчет.

Если хочешь уподобиться Христу, то прощай падшим грехи великие, потому что на малые и как бы общие не обращают многие и внимания, и прощают их по одной просьбе, а грехи тяжкие отпускаются только теми, у которых высока совесть пред Богом.

Если все имена, усвояемые Божественному и чистому естеству, превышают меру человечества, то всего приличнее для нас уподобляться Божеству в возможном и сообразном с нашею природою. Что же это такое? — Смиренномудрие.

Потому что Бог наш есть огнь поядающий (Евр. 12:29), то по чистоте своей созерцающие Бога справедливо называются углием, как воспламеняемые единением с Богом и оказывающиеся светилами в мире.

Божественное Писание ты должен толковать только со знанием дела и разумно исследовав силу его. Но не отваживайся касаться неприкосновенных и непостижимых тайн недостойными руками. Ибо дерзостный Озия, осмелившись возложить руку на неприкосновенное, извергнут из святилища.

Глаз не может пристально смотреть на солнечный круг, а если и смотрит, то напрасно утруждает себя; и нечистый ум не в состоянии на пользу себе уловить что-нибудь святое.

Если пожелаешь с доброй мыслью и разумно читать Священное Писание, то будешь исполняться не только любви к Божественной мудрости, но и той преданности догматам, на которой основан подобный небесному образ жизни.

Кто намеревается вести слово о Боге, тому надлежит просиять общежительными добродетелями; а любителю порока непозволительно даже и язык подвигнуть о Божиих оправданиях и о Боге, потому что оскорбительно для Божественных законов, когда произносятся языком оскверненным.

Непозволительно как неосвященным слышать священное, так оскверненным проникать взором в святилище: закон этого не дозволяет, лучше же сказать, это запрещает Божественное слово, определенно возглашая: «Не давайте святыни псам» (Мф. 7:6). Почему, хотя имею что сказать, но не могу говорить об этом вам, а лучше посоветую воздержаться от порока и придерживаться добродетели.

Довременное, вечное, непосредственное, превосходящее всякое слово и всякий ум исхождение Христа от Отца Писания называют рождением, с намерением не страсть этим обозначить, но утвердить единосущие. Ибо рождаемое действительно единосущно с рождающим.

Признаю справедливым — слушателям, когда говорящий о предметах высоких не соответствует их  достоинству, не осуждать его бессилия, но удостаивать извинения, слагая вину на величие предмета.

Тому, кто касается предметов высоких и покушается истолковать смысл Священных Писаний, не только нужно иметь язык достойный и чистый, но и сердце благочестивое и благоговейное. Нужно следовать за Писаниями, а не указывать им путь и не по собственному произволу навязывать им смысл. Ибо осмеливающимся искажать и перетолковывать их угрожает великая опасность.

Как дети, обучающиеся первым начаткам письменности, внимательно смотрят, как наставник водит писалом, охотно и с послушанием принимая сделанные им начертания, так и изучающие божественное должны следовать за учителями с детскою простотою и неколеблющимся согласием, ибо, говорит Господь, утаено это от премудрых и разумных и открыто младенцам (Мф. 11:25).

Если чрез меру дерзки пытливо доведывающиеся о путях, т. е. о Домостроительствах Божиих, то не простираются ли за пределы великой дерзости скверным языком своим ведущие слово о Самом Боге, особенно когда допытываются, что такое Бог?

Если Бог всегда одинаков, и никогда ничего не приобретает, то всегда Он — Отец. А если всегда Отец, то всегда имел и Сына. Следовательно, Сын совечен Отцу.

Оскверненному не нужно отверзать уст, не говорю о догматах, но даже и о чем-либо ином, пока не очистит себя искренним покаянием. Ибо, если грешнику сказал Бог: «что ты проповедуешь уставы Мои» (Пс. 49:16), то тем более заградил Он уста тому, кто, находясь в таком состоянии, усиливается входить в исследование догматов, потому что догматы столько же выше оправданий, сколько небо выше земли и душа — тела. Итак, будучи побеждаем другими в жизни, перестань состязаться о догматах, чтобы не нанести поражения и догмату, потому что многие имеют обычай по мнению о том, кто говорит, делать заключение и о том, что он говорит.

Часто дивился я тем, которые ни во что не ставят веру и доблестное житие, входят же в пытливые исследования и разыскания о том, чего и найти невозможно, и исследования о чем прогневляют Бога. Ибо когда усиливаемся познать то, что не угодно было Богу сделать доступным нашему ведению, тогда не познаем этого (ибо возможно ли это попреки Божией воле?), и останется одна только за это изыскание угрожающая нам опасность. Потому, оставив изыскание об этом, как сверхъестественное и нимало не доступное, и прибегнув в пристань правой веры и доблестного жития, здесь обретаем себе безопасность.

По таинственным уставам непристойно, лучше же сказать, безрассудно, проникать во святилища недостойным еще и преддверий.

О Божией сущности и о Божием величестве уму рассуждать следует боголепно и возвышенно, лучше же сказать — сверхъестественно; и неисследимое, невыразимое, если потребует нужда, выражать языком для слушающих благочестиво, с пользою и по мере возможности, утверждаясь в делах Промысла, и удостоверяясь в том, что Бог есть, а не в том, что Он такое, потому что первое познаваемо и уловимо, а второе непознаваемо и неисследимо.

Осмелившиеся искажать или превратно истолковывать Божественные слова впали в грех, неискупимый никаким оправданием или извинением. Думая, что измыслили нечто более мудрое, они ввергли себя самих и поверивших им в пучину невежества. Извращая многие священные изречения, увлекая и насильно уводя слушателей к своей цели, они отступили от воли Законодателя.

Не для того дано Писание, чтобы мы имели его в книгах, но чтобы начертали его в сердцах наших.

...Хотя Божия добродетель и неподражаема, но, когда по возможности стараемся подражать ей, не будем в том безуспешными. Как учителя чистописания, взяв грифель, выводят для детей красивые буквы, чтобы они хотя бы отдаленно смогли воспроизвести образец, так и Божия благодать предложила нам образцы добродетели, чтобы мы подражали, насколько для нас достижимо. Поэтому-то сама невозможность достичь совершенства образца пусть не отвращает нас от того, что для нас возможно. Напротив, пусть великим представляется нам то, что удостоены мы хотя бы отчасти сделаться подражателями Божию образу.

Часто удивлялся я тем, которые, ни во что не ставя веру и достойную жизнь, начинают исследования и изыскания о том, чего найти невозможно и вторжение во что прогневляет Бога. Ибо если и попытаемся познать то, что Богу не было угодно сделать доступным нашему ведению, все равно не познаем <ибо возможно ли это вопреки Божией воле?>. И останется одна только опасность, угрожающая нам за это вторжение. Потому оставим исследования о сверхъестественном и совсем не доступном. Вернемся в пристань правой веры и достойной жизни и здесь обретем безопасность.

Божество, как лучезарное и гораздо светлейшее солнца, не может быть видимо, потому что для смертных очей оно невместимо, а уму представить Его невозможно, да и наиболее чистому уму сообщает Оно лучи свои в промысле, постигнуть же весьма трудно, Оно больше и выше всего умом представляемого, но удобно приобрести Его благоволение, Оно целует и любит добродетель. Поэтому, если желательно нам вместить для всех невместимое и сподобиться достояния превышающего всякое достоинство, то украсим себя целомудрием, справедливостью, мудростью. Ибо, кроме души невинной, не определяет для Себя Божество другого более свойственного и приличного места. Поэтому и изрекло: «Вселюсь в них и буду ходить в них» (2 Кор. 6:16).

Пределы всякой дерзости, полагаю я, преступили те, которые не прилагают никакой заботы о доблестной жизни, непрестанно же спорят о догматах. Ибо по заграждении их дерзости не дверями и печатями, что иной может и сокрушить, но Божиими словесами, которые гласят: грешнику же говорит Бог: «Что ты проповедуешь уставы Мои и берешь завет Мой в уста твои» (Пс. 49:16) — распространили они дерзость до того, что не только входят в споры об оправданиях, отвергаемых ими с клятвою, что, может быть, было бы меньшее зло, но даже разногласят о неизреченном и пречистом Естестве. Потому посоветую таковым не терзать им со своей стороны скверными и проклятыми устами того, что божественно и едва уловимо для самых благоискусных, но обращать  испытание на самих себя; тогда, может быть, сотрут с себя, как ни есть, пятна, которые вопреки долгу сами на себя наложили.