Два главных рода греха: грех замышляемый и грех, приводимый в действие и совершаемый самим делом, преследуем был и древними законами, а замышляемый воспрещен Евангелием, которое не дело по совершении наказывает, но заботится о том, чтобы злое даже и не начиналось. Ибо тогда дан был закон руке, а теперь дается душе.

...Истязанию подвергается не столько самое дело, сколько решимость, с какой оно делается, а Судия вникает и в самые помышления.

...Грех, хотя будет один и тот же, делается более тяжким, измеряемый не по естеству, но по достоинству согрешившего.

Не греши постоянно в ожидании получить прощение, но ищи безопасности в том, чтобы не грешить. Многие, в ожидании прощения сделав много дурного, обманулись в надежде, и себя не исправив, и прощения не получив.

Вольная смерть Великого Архиерея, в ничто обращенная Воскресением, уничтожит невольные прегрешения и всех верующих в Него возвратит в Вышний Иерусалим.

Погрязшие во грехах даже и не живут, по причине производимых грехами печалей, страхов, опасностей и многочисленного роя страстей. Ожидается ли смерть: они от страха умирают прежде смерти. Приходит ли болезнь, или обида, или нищета, или другая какая неожиданность: они, не испытав еще этого, гибнут.

Худо грешить, еще хуже — греша оставаться бесчувственным, но повредить произволение и не иметь правого суждения о делах, иной по праву назовет всего худшим.
Первый, может быть, перестанет грешить, другой приобретет, как ни есть, ощущение язв и взыщет врача, а последний, с услаждением пребывающий во грехе, даже хвалит делающих это. Поэтому, сколько не чувствующий пока болезни хуже знающего, что он болен, столько хуже и не чувствующего защищающий болезнь.
Нерадивый устыдится и, может быть, придет в покаяние; кто собственным своим приговором оправдывает страсть, тот не воздержится от порока, не устыдится, но будет еще величаться.

Ищешь безгрешности, которая свойственна одному Богу, и преуспевающего в которой нет между людьми. Но если желаешь найти сообразное с природою, то вот оно: не вдаваться ни в какую произвольную неправду, что возможно человеку святому; не впадать во многие невольные неправды, что свойственно вознамерившимся приблизиться к Богу; а меньшее этого, но весьма удобное для многих — не оставаться надолго во грехах.

Когда первозданный человек на самой, так сказать, первой черте своего поприща презрев Божию заповедь, предпочел прелесть врага, ухитрившегося всеконечно его погубить, тогда и тело его сделалось не только смертным, но и весьма подверженным страданиям, потому что много проросло в нем недостатков. Этот конь стал и тяжелым, и необузданным.

...Впадшие и в те же грехи, без сомнения, неодинаково будут наказаны, по исследовании и причины, и времени, и места. Например: убийство — дело преступное. Кто не скажет этого? Но когда совершается в святые дни, тогда еще преступнее, а если и в месте священном, то всего преступнее, потому что и от времени, и от места зло возрастает и увеличивает наказание.

Первый из апостолов, троекратно отрекшись от Господа, тем самым указал на грех всех людей, троекратно отвергших Творца: когда дана была первая заповедь, когда был явлен закон писаный и когда воплотился Бог Слово. И этот грех Петр исцелил троекратным же покаянием, показав средство исцеления болезни, показав, что избавлением от всех зол явилось пришествие Господа. Слова «прежде нежели пропоет петух» (Мф. 26:34) означают «прежде нежели воссияет день воскресения». Крик петухов слышен, когда приближается заря, но на земле еще тень. И перед наступлением живоносного восхода крик петуха звучит, как упрек в отречении, возвещая конец ночи проклятия и начало светоносного дня. О том, что род человеческий трижды отступил от Бога, напомнил и Сам Господь, сказав, что трижды приходил Он и не находил плода на смоковнице (Лк. 13:7). Первое отречение – нарушение заповеди не вкушать от дерева, «которое среди рая» (Быт. 3:3). Второе, во времена закона – поклонение золотому тельцу. И третье – уже во времена благодати – отвержение Господа славы людьми, сказавшими: «...Нет у нас царя, кроме кесаря» (Ин. 19:15).

Если впадем в грехи сносные, терпимые и удобоисцелимые и в этой жизни претерпим что-либо тяжкое, то сгладим с себя эти грехи. А если грехи бесчеловечны и страшны, то и там будем наказаны, хотя легче, если пострадаем здесь, и тяжелее, если отойдем отсюда не пострадавшими.

Грех гораздо тягостнее смерти, почему и апостол Павел, более всех искусный в различении подобных вещей, грех назвал царем, а смерть — оброком, как бы подчиняя первому последнюю. Царем же назвал не по достоинству, ибо нет ничего гнуснее греха, но по великой покорности плененных им. Ибо если «возмездие за грех - смерть» (Рим. 6:23), то «да не царствует грех в смертном вашем теле» (Рим. 6, 12), который для имеющих ум тягостнее смерти. Если бы предлежал мне выбор, и было возможно, то избрал бы я лучше умереть не согрешив, чем согрешив, не умереть; так, последнее ужаснее первого. Ибо смерть истребится воскресением; почему согрешающий ничего не приобретает не умирая, если и по воскресении потерпит наказание. Да и другим сильным примером приводит это Апостол в ясность, сказав: «жало же смерти, грех» (1 Кор. 15:56). Поэтому, как никто не побоится змеи или скорпиона, у которых нет зубов или жала, чтобы впустить ими яд, так не боясь должно было бы принимать смерть, если бы введена была не грехом. Если бы смерть постигла за добродетель, то была бы даже приятна. Свидетелями прими мучеников, возлюбивших смерть как начало бессмертия.

«Хочешь ли, мы пойдем, выберем их?" - плевелы (Мф. 13:28),– говорят ангельские силы, желающие всегда преданно служить Божией воле, потому что видят и нашу леность и великое Божие долготерпение. Но им воспрещается сделать это, чтобы вместе с плевелами они не выдернули пшеницу, не похитили грешника, подающего надежду на исправление, и вместе с родителями, которые сделались порочными, не были истреблены невинные дети – даже те, которые находятся еще в отеческих чреслах, но уже предстоят Богу, видящему сокровенное. Чины ангельские, как рабы Божии, подобно всякому естеству, не знают того, чего еще нет, а Господь и знает это, и нередко приводил в исполнение. Не лишил Он жизни согрешающего Исава еще бездетным, чтобы вместе с ним не истребить рожденного от него Иова. Не предал смерти мытаря Матфея, чтобы не воспрепятствовать делу Евангелия. Не умертвил блудниц, чтобы в мире были и образы покаяния. Не наказал и отречения Петра, потому что провидел его горькие слезы. Не истребил, наказав смертью, гонителя Павла, чтобы не лишить вселенную спасения. Потому те плевелы, которые остаются до жатвы и не изменяются, то есть не приносят плода покаяния как совершенно неплодные, готовят себя к великому сожжению.