Афанасий Великий

Тогда не было бы в Боге правды, если бы, когда сказано Богом, что умрешь, человек не умер.

Если прежде смерть была сильна, а потому и страшна, ныне же, по пришествии Спасителя, после смерти и воскресения тела Его, смерть пренебрегается, то явно, что она упразднена и побеждена Христом, восшедшим на Крест.

Смерть превозмогала над нами по силе уже закона, и невозможно было избежать закона, так как он, по причине преступления, постановлен был Богом.

Наподобие семян, бросаемых в землю, мы, умирая, не погибаем, но, как посеянные, воскреснем, потому что смерть упразднена по благодати Спасителя.

Радость, которую теперь ощущают души святых, есть наслаждение частное, как и печаль грешников есть наказание частное. Когда царь призывает своих друзей, чтобы ужинать вместе с ними, равно и осужденных, чтобы наказать их, то званные на вечерю еще до ее начала прибывают в радости перед домом царя, а осужденные, заключенные в темницу, пока не придет царь, предаются печали. Так должно думать о душах праведников и грешников, переселившихся туда от нас.

Самое тление в смерти не имеет уже власти над людьми, ради Слова, вселившегося в них посредством единого тела.

Душа сотворена была созерцать Бога и озаряться Им...

Человек может лежать на земле, мыслить о небесном и его созерцать. Часто также, когда тело его бездействует или спит, внутри себя он находится в движении и созерцает существующее вне его, а также переселяется и переходит из страны в страну, встречается со своими знакомыми и нередко через это предугадывает, что должно случиться с ним на другой день... Тело по природе смертно, почему же человек рассуждает о бессмертии и нередко из любви к добродетели сам идет на смерть? Тело временно, почему же человек представляет себе вечное и, устремляясь к нему, пренебрегает тем, что у него под ногами? Тело само по себе не помыслит ничего подобного... Необходимо поэтому быть чему-либо другому, что помышляло бы о противоположном и неестественном телу... Глазу естественно смотреть и уху слушать, почему они от одного удерживаются, а другое принимают? Кто удерживает глаз от зрения или кто заключает для слышания слух, способный по природе слышать? Или кто нередко от естественного стремления удерживает вкус, назначенный самою природою для вкушения? Кто запрещает руке касаться чего-либо, если рука предназначена природой к действию? И обоняние, данное для ощущения запаха, кто иногда удерживает? Кто все это производит наперекор тому, что естественно телу? Или почему тело, удерживаясь от требуемого природой, склоняется на совет кого-то другого и обуздывается его мановением? Все это не на что-либо указывает, как только на душу, владычествующую над телом. Тело не само себя побуждает к деятельности, а побуждается и приводится в движение другим, подобно тому как и конь не сам собою управляется, а правящим его.

Всякий, кто следует истине, должен сознаться, что ум человеческий не одно и то же с телесными чувствами: как нечто иное, он является судьей самих чувств, и если чувства чем-нибудь заняты, ум обсуждает и оценивает это, указывая на лучшее. Дело глаза – только видеть, ушей – слышать, уст – вкушать, ноздрей – принимать в себя запах, рук – касаться, но рассудить, что должно видеть и слышать, чего касаться, что вкушать и обонять,– уже не дело чувств, а судят об этом душа и ее ум. Рука может, конечно, взяться и за меч, уста могут вкусить и яд, но они не знают, что это вредно, если ум не произнесет об этом суда. Можно это уподобить хорошо настроенной лире в руках музыканта. Каждая струна издает свой звук, то низкий, то высокий, то средний, то пронзительный, то какой-либо другой. Но судить о их согласии и настроить их не может никто, кроме знатока, потому что в них только тогда сказывается согласие и гармонический строй, когда музыкант ударит по струнам и мерно коснется каждой из них. Подобное бывает с чувствами, настроенными в теле, как лира, когда ими управляет сведущий разум, ибо тогда душа оценивает и сознает, что совершает.

Бог не только сотворил нас из ничего, но, по благодати Слова, даровал нам и жизнь по Богу.

Господь творит людей по образу и подобию Своему, чтобы при такой благодати, представляя себе Образ, разумею же Отчее Слово, могли приобретать понятие о Самом Отце и, познавая Творца, жить подлинно блаженною жизнью.

Человек, как сотворенный из ничего, по природе смертен; но, по причине подобия Сущему, если бы сохранил оное устремление к Нему ума своего, мог замедлить в себе естественное тление и пребыл бы нетленным.

«Один книжник, подойдя, сказал ему: Учитель! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:19–20). Господь, видя, что этот книжник, обещая идти за ним, говорит это только на словах, а увлекается иными помыслами,– обличает его. Он не прогоняет книжника от Себя, как бы отвращаясь от него, и не обольщается словами его, как бы не зная, каков он, но как знающий обличает и как вразумляющий исправляет. Господь как бы так говорит: никто, погруженный в бездуховное, не может по следовать Слову; друг бездуховных не в состоянии принять Слова. Действительно, в самой дерзости книжника можно видеть признак его опрометчивости и невежества. Ибо если бы познал он силу Слова, то не составил бы себе ложного понятия о духовном слове. И, будучи человеком, не осмелился бы сравнить себя с непостижимою силою Спасителя, не сказал бы: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел». Ибо идти вослед Спасителю только затем, чтобы слышать Его учение, еще возможно для естества человеческого, впрочем, только по человеколюбию Спасителя. Последовать за Ним всюду и невозможно, и дерзко для дающего такое обещание; потому что мы не можем пребывать с Ним, покоящимся у Отца. И возможно ли это для тех, кто иного естества? Невозможно для нас всюду сопутствовать Вездесущему, потому что Он беспределен, а мы ограничены. Он в целой вселенной и вне ее, а мы определены мерой. И Господь, недвижимо и не переходя с одного места на другое, все существующее приводит в движение и всем управляет; а мы, люди, переходя с места на место, только показываем, как мы малы перед непреходящим и вездесущим Божеством. Господь исправляет книжника в том и другом, изобличает, что он не готов к исполнению своего желания, и научает величию Своего Божества, говоря: лисицы имеют норы и далее. Это то же, как если бы Он сказал: все сотворенные существа ограничены и разделены между собою местом, но Слово Божие имеет необъятную силу; поэтому, не говори больше: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел». Если же хочешь стать учеником, оставь все бездуховное и приступи к Слову. Ибо пребывающему в бездуховном невозможно стать учеником Слова.

Слово сказало: «Не знаю», указывая на человеческое неведение, поскольку облеклось в плоть, и, в ней пребывая, о плоти сказало: «Не знаю».

В нас пребывает Вышний Господь и ради нас дается благодать, потому что раздающий благодать Господь сделался подобным нам человеком.

...Видя, что тело происходит от единой Девы, без мужа, кто не придет к той мысли, что Явившийся в этом теле есть Творец и Господь прочих тел?

...Восприятая <Словом> на Себя плоть в Нем и Им помазуется, чтобы освящение, совершенное над Господом как над человеком совершилось Им над всеми людьми.

Будучи Всемощным и Создателем вселенной, <Господь> в Деве утотовляет в храм Себе тело и усвояет Себе его как орудие, в нем давая Себя познавать и в нем обитая.

Слово, распростершись всюду: горе — в творении, долу — в вочеловечении, в глубину — во аде, в широту же — в мире, все наполнило ведением о Боге.

Если же смерть привилась к телу и, как в нем пребывающая, возобладала им, то нужно было и жизни привиться к телу, чтобы, облекшись в жизнь, свергло оно с себя тление.

Спаситель по естеству бесплотен и есть Слово, однако же, по человеколюбию и благости Отца Своего, для нашего спасения явился нам в человеческом теле.

Поскольку мы, люди, не захотели познать Бога через Слово Его и послужить Божию Слову — Владыке нашему по естеству, то благоизволил Бог явить в человеке господство Свое и всех привлечь к Себе. Неприлично же было совершить это через простого человека, чтобы, имея господом человека, не стали мы человекопоклонниками.

Слово воплотилось, чтобы людей, обратившихся в тление, снова возвратить в нетление и оживотворить их от смерти, присвоением Себе тела и благодатью Воскресения уничтожая в них смерть, как солому огнем.

Если вообще ни с чем не сообразно быть Ему в теле, то несообразно пребывать Ему и во вселенной, все озарять и приводить в движение Своим Промышлением, потому что и вселенная есть тело. А если прилично Слову пребывать в мире и открывать Себя во вселенной, то прилично Ему явиться и в человеческом теле, которое бы Им озарялось и приводимо было в действие, потому что и род человеческий есть часть целого мира. Если же части неприлично соделаться орудием Его к сообщению ведения о Божестве, то гораздо более несообразности — открывать Ему Себя в целом мире.

Когда пришел Он в нашу область и вселился в одно из подобных нашим тел, тогда прекратились, наконец, вражеские злоумышления против людей, уничтожилось тление смерти, издревле над ними превозмогавшее.

Заслуги Спасителя, совершенные через вочеловечение Его, столь велики и многочисленны, что пожелать изобразить их — значило бы уподобиться человеку, который устремил взор на морскую пучину и хочет перечесть ее волны. Как невозможно объять глазами всех волн, потому что чувству покусившегося на это представляются непрестанно новые и новые волны, так и намеревающемуся объять умом все заслуги, совершенные Христом в теле, невозможно даже вместить их в помысле, потому что вновь представляющиеся мыслям его — гораздо многочисленнее тех, которые, как думает он, объял уже мыслею.

Нашим преступлением вызвано человеколюбие Слова, чтобы Господь пришел к нам и явился среди людей.

Господь пришел не показать Себя, но уврачевать и научить страдающих. Ибо явиться только и поразить зрителей — значило бы прийти напоказ. Врачующему же и Научающему свойственно было не просто прийти, но послужить к пользе имеющих нужду в помощи и явиться так, чтобы это было стерпимо для нуждающихся и чем-либо превосходящим потребности страдающих не были приведены в смущение требующие помощи, отчего и Божие пришествие сделалось бы для них бесполезным, так как люди не в состоянии были познать Бога, Который правит и владычествует во вселенной, то справедливо в орудие Себе Господь берет часть целого — человеческое тело и пребывает в нем, чтобы, когда не могли познать Его в целом, познали хотя бы в части. Людям по причине сходственного тела и совершенных через него Божиих дел скорее и ближе можно познать Отца Его, рассудив, что совершенные Им дела есть не человеческие, но Божии.

Слово знало, что тление не иначе могло быть прекращено в людях, как только непременною смертью; умереть же Слову, как бессмертному и Отчему Сыну, было невозможно. Для этого-то самого приемлет Оно на Себя тело, которое бы могло умереть, чтобы, как причастное над всеми Сущего Слова, довлело оно к смерти за всех, чтобы ради обитающего в нем Слова пребыло нетленным и чтобы, наконец, во всех прекращено было тление благодатию Воскресения.

Кто возвращает человеку, чего не было у него от рождения, о том, без сомнения, явно, что Он — Господь и рождения человеческого. Посему-то в начале, приходя к нам, Господь создает Себе тело от Девы, чтобы и в этом показать всем немалый признак Божества Своего, потому что Создавший это тело есть Творец и прочих тел.

Бог невидим и неприступен для существ сотворенных, тем более для людей, пребывающих на земле.

...Взирая на Самого Сына, видим Отца, потому что уразуметь и постигнуть Сына значит приобрести знание об Отце, так как Сын есть собственное рождение Отчей Сущности.

...Взирая на величие неба и рассматривая стройность творения, можно было людям познавать и Вождя твари — Отчее Слово, Которое Своим о всем промышлением всем даёт познавать и Отца...

...Кто называет Бога Отцем, тот дает Ему это именование от Слова; познавая же Слово, познает в Слове Создателя и разумеет, что Им вся быша.

...Когда душа слагает с себя всю излившуюся на нее скверну греха и соблюдает в себе один чистый образ, тогда <чему и быть следует> с просветлением его, как в зеркале, созерцает в нем Отчий образ — Слово, и в Слове уразумевает Отца...

Кто же по недомыслию воображает неподобающее и говорит о Боге то, что Его недостойно, тому нет извинения в его дерзости.

Хотя и невозможно постигнуть, что такое Бог, однако же можно сказать, чем Он не <является>.

...Где Бог, почему Он — Бог, и каков Отец.... предлагать подобные вопросы — нечестиво и свойственно неведующим Бога...

...Кто по недоумению примышляет себе неподобающее и говорит о Боге, что недостойно Бога, тот не извинителен в своей дерзости...

И самый порядок мироправления, и согласная во всем стройность доказывает не многих, но единого Мироправителя и Вождя — Слово.

Никто не смеет сказать, будто бы Бог во вред нам употребил невидимость естества Своего, и оставил Себя совершенно непознаваемым для людей. Напротив того, в такое устройство привел Он тварь, что, хотя невидим по естеству, однако же познается из дел.

Если помрачен ум, то внешними даже чувствами можно видеть непререкаемую силу Христову и Божество. Слепой, если и не видит солнца, то, ощутив произведенную им теплоту, знает, что есть солнце.

Душа имеет понятие и о познании Бога, и сама для себя делается путем, не извне заимствуя, но в себе самой почерпая знание и понимание о Боге Слове.

Явно, что Бог, как Творец, имеет и созидательное Слово не извне, но собственно от Себя.

Рассуждая о Боге, создавшем людей, нужно представлять Его не по подобию человеческому, но иначе и выше человеческого естества.

Ничем не отличались бы люди от бессловесных животных, если бы ничего не познавали, кроме земного.

Богу свойственно быть невидимым, но познаваемым из дел.

Знаем, что Бог не то же, что человек, и что не позволительно представлять себе о Нем что-либо свойственное тварям. Если Бог не то же, что человек, а это и действительно так, то не должно представлять о Нем чего-либо человеческого.

Неприлично также доискиваться: как Слово от Бога, или как Оно — Божие Сияние, или как рождает Бог, и какой образ Божия рождения. Кто отваживается на подобные исследования, тот безумствует, потому что желает истолковать словами, что неизреченно, свойственно Божию естеству, и ведомо одному Богу и Сыну Его.

Тварь порядком и стройностью, как бы письменами, дает уразуметь и возвещает своего Владыку и Творца.