Афанасий Великий

Само Слово по естеству, Господь, соделавшись и человеком, через самый образ раба соделывается Господом всех и Христом, именно же для освящения всех Духом.

Сам не принял от нас ничего, служащего к усовершенствованию, потому что Божие Слово не имеет нужды ни в чем, однако же мы через Него тем более усовершенствовались, потому что Он есть Свет, «просвещающий всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1:9).

Произносящий хулу на одну из Божественных Ипостасей не получит отпущения грехов ни в этом веке, ни в будущем.

«Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями» (Мф. 7: 6),– говорит Христос. Ибо и в этом нужен правый суд. Господь не сказал неопределенно или без различия: давайте святое и жемчуг всем, но говорит: «Не давайте святыни псам», то есть творящим зло. Так говорит и апостол: «Берегитесь псов, берегитесь злых делателей» (Флп. 3: 2). ... Внемли же и ты, иерей, не давай недостойным Пречистого Тела, чтобы не подпасть тебе ответственности – не по законам гражданским, не по слову Владыки. Итак, не давайте святыни псам, не бросайте бисера вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас, произведя расколы и ереси.

В начале не было зла, потому что и теперь нет его во святых, и для них вовсе не существует оно.

«Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго мое благо, и бремя Мое легко» (Мф. 11:29–30). Воспользовавшись этим, божественный апостол назвал грех обременительным и запинающим нас (Евр. 12:1). Ибо что тягостнее и вреднее греха? И, с другой стороны, что легче и полезнее добродетели? Греховность, как сказано в Притчах, «многих повергла она ранеными, и много сильных убиты ею» (Притч. 7:26). «Беззаконного уловляют собственные беззакония его» (Притч. 5:22). А добродетель оживляет и возносит на высоту, по слову автора Притч: Она – древо жизни для тех, которые приобретают ее (Притч. 3:18), и по слову Псалмопевца: «Смиренных возвышает Господь» (Пс. 146:6). Поэтому грех символически представляется в виде придавливающего куска свинца (Зах. 5:7), и те, у кого есть плотское бремя и плотские похоти, кого придавил грех, не могут свободно возводить око к небу. Потому и иго Спасителя благо, и бремя Его легко. Но скажут, почему же легко, когда Он говорит: «Если кто не возненавидит отца своего и матери» (Лк. 14:26), «и кто не берет креста своего и следует за Мною» (Мф. 10:38), и «кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лк. 14:33), когда повелевает отдать и саму душу? Да научит тебя Павел, который говорит: «Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу» (2 Кор. 4:17); и еще: «Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8:18).

Несомненным доказательством того, что причина всего существующего – одна, служит то, что мир один, а не многие. Самый порядок мира и совершенное соответствие всех его частей ясно показывают, что правитель и распорядитель во вселенной один, а не многие. Ибо если бы правителей было много, этот порядок не мог бы сохраниться, напротив, все смешалось бы и извратилось, питому что каждый стал бы распоряжаться по своему произволу и противодействовать другому. И как мы сказали, что многобожие есть безбожие, так и многоначалие необходимо назвать безначалием: если бы один ниспровергал власть другого, без сомнения, не осталось бы ни одного начальника, а было бы одно всеобщее безначалие. Где нет начальника, там не бывает никакого порядка, напротив, один беспорядок. Если бы один мир был создан многими, это обличало бы бессилие творцов, так как для одного дела потребовалось участие многих; и одновременно это показывало бы недостаточность знаний каждого из них для творения. Ведь если бы для этого был достаточен один, не нужно было бы тогда многим восполнять недостаточность друг друга. Но говорить, что в Боге чего-нибудь недостает,– не только нечестиво, но и превышает всякое нечестие: потому что и между людьми не назвали бы совершенным художником, а напротив, назвали бы слабым того, кто не один, а при содействии многих сотворил бы какое-нибудь произведение.

Хула на Духа Святого «не простится... ни в этом веке, ни в будущем» (Мф. 12:32)
Священное Писание возвещает нам, что Христос в неизреченном единении двухсоставен. Он – Бог и человек. Ибо Слово стало плотию (Ин. 1:14). Итак, Сам Христос именует Божество Слова Духом Святым, как и самарянке сказал: «Бог есть дух» (Ин. 4:24), а человечество Слова – Сыном Человеческим, ибо говорит: «Ныне прославился Сын Человеческий» (Ин. 13:31). И иудеи, всегда оскорбляющие Бога, в отношении ко Христу впадали в двойную хулу. Одни, соблазняясь плотью Его, тем, что Он Сын Человеческий, считали Его пророком, а не Сыном Божиим, и упрекали Его за то, что он ест и пьет (Мф. 11:19). И этим Он даровал прощение; потому что тогда только началась проповедь, и для мира невместимо было уверовать в Бога, сделавшегося человеком. Потому и говорит Христос: «Если кто скажет слово на Сына Человеческого»,– то есть на тело Его,– «простится ему» (Мф. 12:32). Ибо осмелюсь сказать, что даже блаженные ученики не имели совершенного понятия о Божестве Его, пока не сошел на них Дух Святой в день Пятидесятницы; даже после Воскресения, увидев Его, одни «поклонились Ему, а иные усомнились» (Мф. 28:17), однако не были за это осуждены. Но тому, кто хулил Духа Святого, то есть Божество Христово, и говорил, что «Он изгоняет бесов силою веельзевула» (Лк. 11:15), не простится ему ни в этом веке, ни в будущем. Надо заметить, что Христос не сказал: «Не отпустится хулившему и покаявшемуся», но «хулящему», то есть пребывающему в хуле. Ибо должное покаяние разрешает все грехи. Иные, исследуя сказанное, говорят, что есть четыре способа, которыми совершается отпущение грехов, и два из них имеют место здесь, а два – в будущем веке. Поскольку память наша не в состоянии удержать все прегрешения целой жизни, чтобы человеку покаяться в них здесь, то человеколюбивый Господь для непокаявшихся, как говорят они, подготовил два способа покаяния в будущем веке. Если кто-нибудь делал добро без различия, из сострадания к ближнему или по другим человеколюбивым побуждениям, то в будущем веке, во время суда, это будет взвешено, и если добро перевесит, то будет ему прощение. Это – первый способ. А второй следующий: если одержимый грехами, слыша, что говорит Господь: «Не судите, да не судимы будете» (Мф. 7:1), и убоявшись, никого не осуждает за его жизнь, то, как хранитель заповеди, он не осудится, потому что Бог не солжет и не забудет Своей заповеди. Другие же два способа прощения имеют место здесь. Иногда грешник, по Промыслу Божию, подвергается несчастиям, нуждам, болезням,– ибо через это Бог неизвестным нам образом очищает его, и если искушаемый благодарит, то за благодарность приемлет награду. Если же не благодарит, то осуждается и за те грехи, за которые он терпел наказание, и сверх того подвергнется ответственности за неблагодарность. Поэтому, кто грешит в чем-либо перед людьми, тот имеет много случаев к получению прощения. Ибо кто грешит против одного человека и делает добро другому человеку, тот оправдывается тем же самым естеством, против которого согрешил. Но хула на Духа есть неверие, и нет другого способа к получению прощения, как сделаться верным; и грех безбожия и неверия не простится ни здесь, ни в будущем веке.

«У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая» (Мф. 6: 3), то есть пусть не знают плотские помышления, что совершает Дух Святой. Но может ли творящий милостыню сделать, чтобы левая рука его не содействовала благотворению? Без сомнения надо, чтобы действовали обе руки. И когда левая рука держит деньги или кошелек, тогда правая сеет прекрасное семя на ниве сердца нищих, чтобы пожать не колос, держащийся на соломенном стебле, но вечную и бессмертную жизнь, утвержденную на кресте. Единородный не хочет, чтобы плотские помыслы не знали, что творит десница Святого Духа, и чтобы они не препятствовали благому намерению и щедрому пожеланию, говоря: «Мне самому на многие годы нужно иметь пищу и деньги на расходы, и одежды, и имущество...». Ибо правая часть Святого Духа вовсе не заботится о всем этом и не вожделеет этого, веруя слову Владыки: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6: 33).
В этом смысле пусть левая рука не знает, что творит правая. Ибо когда ум с твердым желанием угодить Богу изо всех сил стремится не уклониться от должного и подвизается законно, тогда он не имеет мысли ни о чем другом, кроме полезного для угождения Богу... И так как в вере нет никакой причины к неверию, если свет по природе своей не бывает причиной тьмы, если диавол не смеет появляться рядом со Христом, то явно, что противоположное разуму несовместно с разумом... и добродетель остается добродетелью. И потому не знает она ни избытка в правой руке, ни недостатка в левой, ибо то и другое было бы противно разуму.

Он не был так объят телом, чтобы, когда был в теле, не был вне тела и, когда приводил в движение тело, тогда вселенная лишена была Его действия и промышления. Но, что всего удивительнее, Он как Бог Слово ничем не был содержим, но Сам все содержал. По существу Он вне всего, однако силами Своими присущ всему, все созидая, на все и во всем простирая Свое промышление... Оживотворяя и каждую тварь, и все твари в совокупности, объемля целую вселенную и не объемлясь ею, но весь всецело пребывая в едином Отце Своем ... и в человеческом пребывая теле и Сам оживотворяя его, вне всякого сомнения, оживотворял и вселенную, пребывал во всех тварях и был вне вселенной... Давал познавать себя в теле делами и не переставал являть себя в действиях на вселенную. Слово не связывалось телом, а, напротив, Само обладало им, потому и в теле Оно было, и находилось во всех тварях, и было вне существ, и упокоевалось в едином Отце ... Оно жило как человек, все оживотворяло как Слово, и сопребывало с Отцом как Сын. Поэтому, когда рождала Дева, Оно не страдало и, пребывая в теле, не осквернилось, но, напротив, освящало тело ... И, пребывая во всех тварях, Оно не делается всему причастным, а, напротив, все Им оживотворяется и питается. Если и солнце, Им сотворенное и нами видимое, не оскверняется прикосновением к земным и не омрачается тьмою, а, напротив, само их освещает и очищает ... тем более все – святое Божие Слово, Творец и Господь солнца, давая познавать Себя в теле, не осквернялось, а, напротив, будучи нетленным, оживотворяло и очищало и смертное тело.

Поскольку поклонение и безбожие овладели вселенной и скрыто стало знание о Боге, то кому было научить мир об Отце? Если, скажут, человеку, то невозможно было людям обойти всю вселенную: они по природе своей не были бы в состоянии совершить такой путь, не могли бы заслужить и веры, не имели бы и достаточных сил, чтобы самим собою противостать такому бесовскому обольщению и мечтанию. Поскольку все были в душе поражены и извращены бесовской прелестью и идольской тщетою, то как можно было людям переубедить человеческую душу и человеческий ум? Может быть, скажут, что для этого достаточно было творения. Но если бы достаточно было творения, то не произошло бы столько зол. Творения были, но тем не менее люди погрязли в том же заблуждении о Боге. Поэтому-то, желая оказать людям верную помощь. Слово Божие приходит как человек, принимая на Себя тело, подобное телам человеческим, и помогает земными, именно телесными делами, чтобы те, которые не захотели познать Его из Промысла Его о вселенной и из управления его, познали Слово Божие во плоти, а через Него и Отца, хоть из телесных Его дел. Для этого-то Господь и родился, и явился человеком, и умер, и воскрес, чтобы научить знанию истинного Отца Его. Поскольку мысль человеческая однажды ниспала в чувственное, то Слово благоволило сделать Себя видимым посредством тела, чтобы, став человеком, обратить на Себя внимание людей, отвлечь к Себе чувства их и, когда увидят Его человеком, теми делами, какие творит Он, убедить их наконец, что Он не только человек, но и Бог, Слово и Премудрость истинного Бога.

Человек может лежать на земле, мыслить о небесном и его созерцать. Часто также, когда тело его бездействует или спит, внутри себя он находится в движении и созерцает существующее вне его, а также переселяется и переходит из страны в страну, встречается со своими знакомыми и нередко через это предугадывает, что должно случиться с ним на другой день... Тело по природе смертно, почему же человек рассуждает о бессмертии и нередко из любви к добродетели сам идет на смерть? Тело временно, почему же человек представляет себе вечное и, устремляясь к нему, пренебрегает тем, что у него под ногами? Тело само по себе не помыслит ничего подобного... Необходимо поэтому быть чему-либо другому, что помышляло бы о противоположном и неестественном телу... Глазу естественно смотреть и уху слушать, почему они от одного удерживаются, а другое принимают? Кто удерживает глаз от зрения или кто заключает для слышания слух, способный по природе слышать? Или кто нередко от естественного стремления удерживает вкус, назначенный самою природою для вкушения? Кто запрещает руке касаться чего-либо, если рука предназначена природой к действию? И обоняние, данное для ощущения запаха, кто иногда удерживает? Кто все это производит наперекор тому, что естественно телу? Или почему тело, удерживаясь от требуемого природой, склоняется на совет кого-то другого и обуздывается его мановением? Все это не на что-либо указывает, как только на душу, владычествующую над телом. Тело не само себя побуждает к деятельности, а побуждается и приводится в движение другим, подобно тому как и конь не сам собою управляется, а правящим его.

Всякий, кто следует истине, должен сознаться, что ум человеческий не одно и то же с телесными чувствами: как нечто иное, он является судьей самих чувств, и если чувства чем-нибудь заняты, ум обсуждает и оценивает это, указывая на лучшее. Дело глаза – только видеть, ушей – слышать, уст – вкушать, ноздрей – принимать в себя запах, рук – касаться, но рассудить, что должно видеть и слышать, чего касаться, что вкушать и обонять,– уже не дело чувств, а судят об этом душа и ее ум. Рука может, конечно, взяться и за меч, уста могут вкусить и яд, но они не знают, что это вредно, если ум не произнесет об этом суда. Можно это уподобить хорошо настроенной лире в руках музыканта. Каждая струна издает свой звук, то низкий, то высокий, то средний, то пронзительный, то какой-либо другой. Но судить о их согласии и настроить их не может никто, кроме знатока, потому что в них только тогда сказывается согласие и гармонический строй, когда музыкант ударит по струнам и мерно коснется каждой из них. Подобное бывает с чувствами, настроенными в теле, как лира, когда ими управляет сведущий разум, ибо тогда душа оценивает и сознает, что совершает.

«Один книжник, подойдя, сказал ему: Учитель! я пойду за Тобою, куда бы Ты ни пошел. И говорит ему Иисус: лисицы имеют норы и птицы небесные – гнезда, а Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф. 8:19–20). Господь, видя, что этот книжник, обещая идти за ним, говорит это только на словах, а увлекается иными помыслами,– обличает его. Он не прогоняет книжника от Себя, как бы отвращаясь от него, и не обольщается словами его, как бы не зная, каков он, но как знающий обличает и как вразумляющий исправляет. Господь как бы так говорит: никто, погруженный в бездуховное, не может по следовать Слову; друг бездуховных не в состоянии принять Слова. Действительно, в самой дерзости книжника можно видеть признак его опрометчивости и невежества. Ибо если бы познал он силу Слова, то не составил бы себе ложного понятия о духовном слове. И, будучи человеком, не осмелился бы сравнить себя с непостижимою силою Спасителя, не сказал бы: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел». Ибо идти вослед Спасителю только затем, чтобы слышать Его учение, еще возможно для естества человеческого, впрочем, только по человеколюбию Спасителя. Последовать за Ним всюду и невозможно, и дерзко для дающего такое обещание; потому что мы не можем пребывать с Ним, покоящимся у Отца. И возможно ли это для тех, кто иного естества? Невозможно для нас всюду сопутствовать Вездесущему, потому что Он беспределен, а мы ограничены. Он в целой вселенной и вне ее, а мы определены мерой. И Господь, недвижимо и не переходя с одного места на другое, все существующее приводит в движение и всем управляет; а мы, люди, переходя с места на место, только показываем, как мы малы перед непреходящим и вездесущим Божеством. Господь исправляет книжника в том и другом, изобличает, что он не готов к исполнению своего желания, и научает величию Своего Божества, говоря: лисицы имеют норы и далее. Это то же, как если бы Он сказал: все сотворенные существа ограничены и разделены между собою местом, но Слово Божие имеет необъятную силу; поэтому, не говори больше: «Пойду за Тобой, куда бы Ты ни пошел». Если же хочешь стать учеником, оставь все бездуховное и приступи к Слову. Ибо пребывающему в бездуховном невозможно стать учеником Слова.

Слово воплотилось, чтобы людей, обратившихся в тление, снова возвратить в нетление и оживотворить их от смерти, присвоением Себе тела и благодатью Воскресения уничтожая в них смерть, как солому огнем.

Если вообще ни с чем не сообразно быть Ему в теле, то несообразно пребывать Ему и во вселенной, все озарять и приводить в движение Своим Промышлением, потому что и вселенная есть тело. А если прилично Слову пребывать в мире и открывать Себя во вселенной, то прилично Ему явиться и в человеческом теле, которое бы Им озарялось и приводимо было в действие, потому что и род человеческий есть часть целого мира. Если же части неприлично соделаться орудием Его к сообщению ведения о Божестве, то гораздо более несообразности — открывать Ему Себя в целом мире.

Господь пришел не показать Себя, но уврачевать и научить страдающих. Ибо явиться только и поразить зрителей — значило бы прийти напоказ. Врачующему же и Научающему свойственно было не просто прийти, но послужить к пользе имеющих нужду в помощи и явиться так, чтобы это было стерпимо для нуждающихся и чем-либо превосходящим потребности страдающих не были приведены в смущение требующие помощи, отчего и Божие пришествие сделалось бы для них бесполезным, так как люди не в состоянии были познать Бога, Который правит и владычествует во вселенной, то справедливо в орудие Себе Господь берет часть целого — человеческое тело и пребывает в нем, чтобы, когда не могли познать Его в целом, познали хотя бы в части. Людям по причине сходственного тела и совершенных через него Божиих дел скорее и ближе можно познать Отца Его, рассудив, что совершенные Им дела есть не человеческие, но Божии.

...Взирая на величие неба и рассматривая стройность творения, можно было людям познавать и Вождя твари — Отчее Слово, Которое Своим о всем промышлением всем даёт познавать и Отца...

Явно, что Бог, как Творец, имеет и созидательное Слово не извне, но собственно от Себя.

Если же рассуждают о Боге, создавшем человеков, то пусть представляют не человечески, но иначе и выше естества человеческого.

Свойственно ли мертвому приводить мысль человеческую в такое умиление, чтобы люди отрекались от отеческих законов и поклонялись Христову учению?

...В древности египтяне приносили людей в жертву Гере, а финикияне и критяне принесением в жертву детей своих умилостивляли Крона.

Если, как... утверждают, все произошло само собою без Промысла, то надлежало всему произойти однообразно и быть подобным, а не различным...

Если бы все произошло само собой без Промысла, как утверждают эпикурейцы, то надлежало бы всему произойти однообразно и быть одним и тем же, а не различным; во вселенной, как в едином теле, всему надлежало бы быть солнцем или луной, а у людей целому телу надлежало бы быть или рукой, или глазом, или ногой. Но ничего этого теперь нет; мы видим, что одно – солнце, другое – луна, а иное – земля; и в человеческих телах также одно – нога, другое – рука, иное – голова. А такой распорядок дает знать, что все это произошло не само собой, и даже показывает, что всему предшествовала причина, из которой можно познать и приведшего в порядок, и сотворившего вселенную Бога. Если Бог не Сам – первопричина вещества, а всякое существо творит из вещества готового, то явно, что Он бессилен, потому что ничего действительного не в состоянии произвести без вещества, подобно тому, как и резчик по дереву, без сомнения, не может сделать никакой вещи без дерева.

...Господь, прияв смерть как человек, обратил в ничто велеречие мудрых об идолах! Чья смерть изгоняла когда-либо демонов? И чьей смерти боялись когда-либо демоны, как смерти Христовой? Где только произносится имя Спасителево, — изгоняется там всякий демон.

...С явлением Креста уничтожено всякое идолослужение, и крестным знамением прогоняется всякое бесовское мечтание...

Если Иисус Христос пришел для того, чтобы понести на Себе наши смертные грехи и наше проклятие, то каким другим образом мог бы Он принять на Себя проклятие или удовлетворить Бога за наши смертные грехи, если бы не претерпел смерти, предназначенной проклятым? А это и есть Крест, ибо написано: «проклят пред Богом всякий повешенный на дереве» (Втор. 21:22).

«Не судите, да не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить» (Мф. 7: 1–2). Господь говорит, что одно и то же и в равной мере терпят и кто судит, и кто меряет; впрочем, говорит это не в том смысле, в каком понимают еретики, обманывая сами себя, «не разумея ни того, о чем говорят, ни того, что утверждают» (1 Тим. 1: 7). Ведь разрешая за деньги приносящих неразумное и гибельное покаяние, они готовы утверждать, что не должно судить и того, кто сделал смертный грех, потому что Господь сказал: не судите, да не судимы будете». Но если это действительно так, как утверждают они, то, без сомнения, подверглись осуждению праведный Ной, который осмеявшего его Хама осудил быть рабом братьев. И Моисей осудил собиравшего дрова в субботу, повелев побить его камнями вне стана. И преемник его Иисус осудил Ахара за кражу, истребив его со всем домом. И Финеес осудил Замврия за блудодеяние и пронзил копьем. И Самуил предал царя Амаликитян Агага смерти пред Господом. И Илия осудил лжепророков и как свиней заклал их при потоке. И Елисей осудил Гиезия за принятие денег и наказал проказой. И Даниил осудил похотливых старцев за клевету и наказал их по закону Моисееву. И Петр, приняв ключи Небесного Царствия, осудил Ананию с женой, когда они утаили часть своего достояния, и они пали мертвыми. И Павел осудил ковача Александра, сказав: «Да воздаст ему Господь по делам его!»(2 Тим. 4: 14), а Именея и Александра предал сатане, «чтобы они научились не богохульствовать» (1 Тим. 1: 20), Коринфскую же Церковь обвинял в том, что не судит:«Неужели нет между вами ни одного разумного, который мог бы рассудить между братьями своими?» (1 Кор. 6: 5); «Разве не знаете, что мы будем судить ангелов?» (1 Кор. 6: 3). Итак, если все праведные судили и не были сами судимы, а даже избраны на духовное служение, то почему же не должно судить?.. Господь сказал: «Не судите, да не судимы будете» не для того, чтобы мы поступали в чем или делали что без суда, но имея в виду фарисеев и книжников, которые судили друг друга, но не исправляли сами себя. Так, например, убийцу по закону осуждали на смерть, а сами беззаконно убивали пророков; прелюбодею определяли казнь, сами же как кони ржали на чужих жен; вора осуждали, а сами были похитителями чужих достояний, то есть отцеживали комаров, а верблюдов пожирали. А что такими были фарисеи и книжники, ясно из следующих слов Господа: «И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоем глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: «дай, я выну сучок из глаза твоего», а вот, в твоем глазе бревно? Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего» (Мф. 7: 3–5). Если у тебя самого в глазе бревно непотребства, то можешь ли предостеречь брата своего от сучка малого греха? Богомудрый Павел писал к римлянам о таких лицемерах, принимающих вид благочестия: «Как же ты, уча другого, не учишь себя самого? Проповедуя не красть, крадешь? говоря: «не прелюбодействуй», прелюбодействуешь? гнушаясь идолов, святотатствуешь? Хвалишься законом, а преступлением закона бесчестишь Бога? (Рим. 2: 21–23); и еще: «Неизвинителен ты, всякий человек, судящий Другого, ибо тем же судом, каким судишь другого, осуждаешь себя, потому что, судя Другого, делаешь то же» (Рим. 2, 1). Так, преступившие закон Пасхи, преступлением этого закона бесчестят Христа, Господа Пасхи. Поэтому кто осуждает за что-либо другого, а сам делает то же, тот осуждает себя самого. Так и два старца, судившие Сусанну как прелюбодейцу, сами по Закону Моисея осуждены как прелюбодеи. И фараону возмерено той же мерой, какой он мерял: он повелел топить в реке младенцев и сам утонул в Чермном море. И архиереи, убившие Захарию у жертвенника, сами побиты при жертвеннике римлянами. Все это – в поучение тебе, что какой мерой кто меряет, такой и ему воздается. И «чем кто согрешает, тем и наказывается» (Прем. 11: 17).

Хотя все пороки имеют между собой связь, выходя из одного и того же сердца; однако же, при оправдании в преступлении, не имеют они между собой ничего общего.

Все сотворило Божие Слово, Само будучи не творением, но Рождением, потому что в числе тварей ничего не сотворило равного или подобного Себе. Рождать – прилично Отцу, а творить – художнику. Произведение и творение есть Тело, которое ради нас понес на Себе Господь, «Который сделался для нас,– как говорит Павел,– премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением» (1 Кор. 1:30), хотя Слово – прежде нас и прежде всякой твари, и было, и есть Отчая Премудрость. Святой же Дух, исходя от Отца, всегда пребывает в руках посылающего Отца и носящего Сына, и Им Он все наполняет. Отец, имея бытие от Себя, как мы сказали, родил Сына, а не создал, родил, как реку от истока, как растение от корня, как сияние от света, все это видим в природе нераздельным. Через Него Отцу слава, держава и величие прежде всех веков и во все веки веков!

Бог не то, что человек, потому что Отец не от отца, потому и рождает не отца, который будет рождать, и Сын не через истечение происходит от Отца и не от рожденного рождается отца, потому рождается не для того, чтобы рождать. И потому-то в одном только Божестве Отец есть в собственном смысле Отец, и Сын в собственном смысле Сын, и для Них одних это постоянно — Отцу всегда быть отцом и Сыну всегда быть сыном.
Поэтому допытывающийся, почему Сын не может рождать сына, — пусть спросит: почему Отец не имел отца? Но и тот и другой вопрос нелеп и исполнен всякого нечестия. Как Отец — всегда отец и никогда не был сыном: так Сын — всегда сын и никогда не будет отцом. В этом больше и открывается, что Сын есть начертание и образ Отца, пребывает тем, что Он есть, и не изменяется, но имеет от Отца тождество бытия.

Вера кафолическая в том, что Единого Бога в Троице и Троицу в Единице почитаем, не сливая Ипостаси и не разделяя существо. Иная есть Ипостась Отца, иная Сына, иная Святого Духа. Но Едино Божество Отца, Сына и Святого Духа, равна слава, совечно величие. Каков Отец, таков Сын, таков и Дух Святой - это не три бога, но Един Бог-Отец никем не сотворен, не создан, не рожден; Сын рожден от Отца, не сотворен, не создан; Дух Святой не сотворен, не создан, не рожден, но от Отца исходит. И в этой Святой Троице ничто не первое или последнее, ничто большее или меньшее, но все три Ипостаси совечны себе и равны.

Слову предан человек как Врачу, чтобы уврачевать от угрызения змея; как Жизни, чтобы воскресить мертвого, как Свету, чтобы озарить тьму; и сущему Слову, чтобы обновить словесную тварь.

Господь не был так объят телом, чтобы когда был в теле, тогда не был и вне тела, и когда приводил в движение тело, тогда вселенная лишена была Его действия и промышления. Но, что всего удивительнее, Он, как Слово, ничем не был содержим, а наиболее Сам все содержал. И как, пребывая в целой твари, хотя по сущности Он вне всего, однако же силами Своими присущ во всем, все благоустрояя, на все и во всем простирая Свое промышление, оживотворяя и каждую тварь, и все твари в совокупности, объемля целую вселенную и не объемлясь ею, но весь всецело пребывая в едином Отце Своем; так и в человеческом пребывая теле и Сам оживотворяя его, вне всякого сомнения, оживотворял и вселенную, пребывал во всех тварях и был вне вселенной, давал познавать Себя в теле делами и не переставал являть Себя в действиях на вселенную.
Слово не связывалось телом, а, напротив того, Само наиболее обладало им; потому и в теле Оно было и находилось во всех тварях, и было вне существ, и упокоевалось в Едином Отце, провождало жизнь, как человек, все оживотворяло, как Слово, и сопребывало с Отцом, как Сын. Потому, когда рождала Дева, Оно не страдало и, пребывая в теле, не сквернилось, но, напротив того, освящало наиболее и тело, потому что, и пребывая во всех тварях, не делается Оно всему причастным, а, напротив того, все Им оживотворяется и питается. Если и солнце, Им сотворенное и нами видимое, круговращаясь на небе, не сквернится прикосновением к земным телам и не омрачается тьмою, а, напротив того, само их освещает и очищает, то тем более Всесвятое Божие Слово, Творец и Господь солнца, давая познавать Себя в теле, не приняло на Себя скверны, а напротив того, будучи нетленным, оживотворяло и очищало и смертное тело.

Господь Иисус Христос научил вселенную ведению Отца, упразднил смерть и всем даровал нетление обетованием Воскресения, в начало этого Воскресения воскресив собственное Свое тело и памятник победы над смертию и ее разрушительностию показав в крестном знамении.

...<Слово> претерпело поругание от людей, чтобы мы наследовали бессмертие...

Тело Христа умерло не по немощи естества вселившегося Слова, но для уничтожения в Нем смерти силою Спасителя.

Христос, после того как доказал Божество Свое делами, приносит, наконец, и Жертву за всех, вместо всех предавая на смерть храм Свой, чтобы всех соделать свободными от ответственности за древнее преступление, о Себе же, в нетленном теле Своем явив начаток общего Воскресения, доказать, что Он выше и смерти.
Итак, Тело, поскольку имело оно общую со всеми телами сущность и было телом человеческим, хотя по необычайному чуду образовалось из единой Девы, однако же, будучи смертным, по закону подобных тел, подверглось смерти; по причине же снисшествия в него Слова, не потерпело свойственного телесной природе тления и, напротив того, ради вселившегося в нем Божия Слова, пребыло вне тления. И чудным образом в одном и том же совершилось то и другое: и смерть всех приведена в исполнение в Господнем теле, и уничтожены Им смерть и тление ради соприсущего в Нем Слова. Нужна была смерть и надлежало совершиться смерти за всех, во исполнение долга, лежащего на всех.