Как когда-то, ниспав из своей области, ум забыл о ее преславной светлости, так теперь, забыв о всем здешнем, должно ему опять востекать туда молитвою.

...Злое забвение находит на тех, которые, прежде достижения сердечной чистоты, покушаются взойти на самый верх молитвы чистой.

Ум страстный не может войти в тесную молитвенную дверь, если прежде не оставит сластолюбивых попечений своих о чувственном...

Стоит вне первой завесы, во дворе, тот, кто блуждает мыслями во время молитвы; за этой завесою внутри скинии находится тот, кто молится неразвлеченною молитвою; во святая же святых проникает один тот, кто, по умиротворении естественных помыслов и движений, с единым Тем пребывает, Кто есть превыше всякого естества, получая от Него и потребное просвещение.

Грозящий палкой на собак раздражает их против себя; а демонов раздражает тот, кто принуждает себя чисто молиться.

Невозможно уму быть мирным в молитве, если не приобретет он наперед содружества с воздержанием и любовию.

Уму несовершенному не попускается войти в плодоносящий виноградник молитвы; ему достаются, как бедному, останки от обранья винограда (Втор. 24:21), одни псалмопения.

Дом молитвы — терпение, ибо им она поддерживается; потребность же ее — смирение, ибо им она питается.

Если в душу не войдут слова молитвы, то слезы не омоют щёк души.

...Тело не может очиститься без поста и бдения...

Не отсечешь борющих тебя страстей, если наперед не перестанешь возделывать землю, из которой они заимствуют себе пищу.

Которые не имеют расположения приносить покаяние, те чаще и грешат; а которые не по расположению грешат, тем удобоисполнимее покаяние, в котором к тому же редко и потребность бывает.

Не связывай себя малым – и большим не будешь порабощен, ибо не бывает так, чтобы большее зло образовалось прежде меньшего.

Делание души есть воздержание с простотою и простота воздержно действующая.

...Пристрастие к... вещам и суетные помыслы опутывают <человека>, как веревками, и во время молитвы совлекают его вниз, как бывает с привязанною птицею, когда она пытается подняться на воздух.

Страстен тот, у кого влечение ко греху сильнее помысла, хотя он и не грешит еще; сладострастен тот, у кого действие греха слабее помысла, хотя им обладает страсть внутри; пристрастен тот, кто свободно или, лучше, раболепно привязан к тому и другому; бесстрастным был бы тот, кому неизвестны такие разные движения и состояния греховные, кто не испытывает их.

Изгоняется из души... пристрастие безмолвием и вниманием.

Иные страсти есть телесные, и иные душевные. Кто первые из них отсекает, а о вторых никакой заботы не имеет, тот подобен человеку, для защиты от зверей построившему себе высокую и прочную ограду, а птицам охотно попускающему клевать славные грозди мысленного винограда.

Ум страстный не может войти в тесную молитвенную дверь, если прежде не оставит сластолюбивых забот своих о чувственном, но всегда будет лишь мучиться бесплодно, вращаясь в тени его забот.

Изгоняется из души страстность постом и молитвою, сладострастие — бдением и молчанием, пристрастие — безмолвием и вниманием. Бесстрастие же установляется памятью Божией.

Помыслами, а не делами сначала борют душу демоны; но главное, конечно, у них в виду дела.

Узда неудержимому помыслу — однословная молитва.

При произвольном злострадании и подвигах самоумерщвления нужно покорно принимать и непроизвольное, состоящее в клеветах, потерях и болезнях. Не приемлющий покорно этих последних, но бывающий недоволен ими и ропотлив подобен тому, кто желает всегда вкушать хлеб свой без соли.

Вращаясь в кругу... добродетелей, душа делает недосягаемым для стрел искушений свое охранилище, которое есть терпение.

В ком царствует милость и истина, в том качествует все богоугодное; ибо та никого не судит без милости, а эта ни к кому не человеколюбствует не по истине.

Не после бегства из Египта, т. е. не после пресечения греха делом и не после перехождения моря, т. е. не после отсечения сочувствия и склонности ко греху, но после пребывания в пустыне, т. е. после претерпения всяких бед, лишений и скорбей, вождь Израиля удостаивается узреть землю обетованную, т. е. бесстрастие, обладающее сильным созерцанием умным (Втор. 34:1).

Из уст бесстрастия, как соты меда, капают слова вечной жизни. Кто же сподобится к устам этого прикоснуться своими устами, и посреди груди его водвориться, и сладким благоуханием одежд его облагоухается? — то есть насладиться плодами добродетелей, которых запах приятнее всех ароматов (Песнь Песн. 4, 10—11), известных нам через чувства.

Истинно милостив не тот, кто произвольно раздает излишнее, но кто охотно уступает необходимое похитителям.

Пусть чрево твое горит от скудости яств и сердце утесняется воздержанием языка; и твои силы... всегда будут у тебя находиться в услужении добру.

Нрав благой свидетельствует о красоте добродетели...

Опора добродетели — смиренномудрие. Без смирения добродетельный не бывает благоплоден.

Начало деятельной добродетели — воздержание и смирение, истина и целомудрие; конец же ее — мир помыслов и святая чистота тела.

Не можешь ты хорошо видеть лик добродетели, пока с услаждением еще представляешь вид греха.

Вращаясь в кругу... добродетелей, душа делает недосягаемым для стрел искушений свое охранилище, которое есть терпение... Если же она в ином находится положении, то, подобно городу, не огражденному стенами, еще при издали слышном треске и шуме, бывает сильно потрясаема ударами страха.

Как для искушений произвольных три бывают главных причины: здоровье, богатство и слава, так и для непроизвольных искушений тоже три причины: потери, болезни и клеветы. Бывает же все сие иным на созидание, а другим на разорение.

Христианину, право верующему в Бога, не следует беззаботно предаваться беспечности, но всегда ожидать искушения и быть готовым встретить его, чтоб, когда придет, не изумляться и не смущаться.

Смешай с простотою воздержание и со смиренномудрием сочетай истину — и окажешься сотрапезником правды...

Чем больше чувствуешь душевные болезни свои, тем более будь благодарен тому, кто указал тебе их своими  обличениями. Ибо чрез это он стал виновником для тебя совершенного очищения, без коего ум не может войти в чистую область молитвы.

Когда обличают, или молчать надо, или кротко защищаться, если обличение клеветливо; не для того, чтоб поставить на своем, а чтоб поправить ошибку обличителя, соблазнившегося, может быть, по неведению дела.

Не оскорбляйся на того, кто против твоей воли оперировал тебя, то есть обличением вывел наружу находящееся в тебе зло.

Ни тело не может очиститься без поста и бдения, ни душа — без милости и истины; а также ни ум — без созерцания и собеседования с Богом, т.е. без молитвы. В ряду этих двоих эта последняя есть самая значительная.

Не бывают без печали ни грешный, ни праведный; но первый печалится о том, что еще не совсем отстал от греха, а второй о том, что еще не овладел всем добром.

Подвизающемуся необходимо знать, когда и какими яствами следует питать тело, как врага, и когда следует утешать его и подкреплять, как друга изнемогшего; чтоб по ошибке не предложить ему дружеского питания, когда оно враг, и вражеского, когда оно друг, и, раздражив его тем и другим, не найти его, во время искушения, на стороне борющих врагов.

Не сораспялся еще Христу тот, кто имеет естественные движения плотские, и не спогребся еще Ему тот, кто носит помышления и сочувствия плотские...

Узда бессловесному похотению — воздержное питание.

Изгоняется из души страстность постом и молитвою, сладострастие — бдением и молчанием...

Сладострастен тот, у кого действие греха слабее помысла, хотя им овладает страсть внутри...

Не столько трудно пресечь путь реке, чтобы она не неслась вниз, сколько остановить стремление ума, чтобы не носился по видимым вещам, а устремлялся ввысь к сродному ему, сосредоточиваясь в молитве; хотя это последнее по естеству ему, а то не по естеству.

Благ Царствия, сущего внутрь нас, миролюбивое око не видело, и честолюбивое ухо не слышало, и на сердце, лишенное Духа Святого, не восходило то. Они есть залоги благ, какие имеют быть дарованы праведным в будущем Царстве Христовом. Кто не наслаждается здесь этими плодами Духа, тот не может сподобиться наслаждения ими и там.

Опора богатства — золото, а добродетели — смиренномудрие. И как тот, у кого золото не спорится, беден бывает, хотя с стороны не кажется таким: так и без смирения добродетельный не бывает благоплоден.
Как без золота торговец — не торговец, хотя бы очень способен был к тому, так без смиренномудрия  подвизающийся не увидит благих плодов добродетели, хотя бы очень много полагался на свое благоразумие.
Как в исполнении всех заповедей надобно преуспевать, так и в смиренномудрие глубже и глубже должно погружаться тому, кто боится, как бы не оказаться чуждым среди возлежащих на брачной вечери.