Григорий Палама

Григорий Палама

Святитель (~1296–1357)
Тематика цитат

Загрузка плеера...

Цитаты:

Когда единичный ум бывает тройственным, пребывая единичным, тогда он соединяется с Богоначальною Тройческою Единицею, затворяет всякий вход прелести, погрешению и заблуждению и становится выше плоти, мира и миродержителя. Избегши таким образом сетей их, всецело пребывает он в себе и в Боге, вкушал источающееся изнутри духовное радование. Бывает же единичный ум тройственным, пребывая единым в возвращении к себе самому и в восхождении чрез себя к Богу. Возвращение ума к себе есть хранение себя, а восхождение его к Богу производится молитвою. Когда кто пребудет в сей собранности ума и в таком его простертии к Богу, тогда, сильным самопринуждением утесняя быстротечность своих мыслей, мысленно приближается он к Богу, встречает неизреченное, вкушает будущего века и духовным чувством познает, сколь благ Господь, как и Псалмопевец говорит: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33:9). Поставить ум в состояние тройственности, чтоб он, будучи один и тот же, и хранил, и храним был, и молитву творил, может быть, не очень трудно, но долгое время пребывать в сем состоянии, порождающем неизреченное нечто, крайне трудно. Труд над всякою другою добродетелью мал и очень сносен сравнительно с этим. Поэтому многие, отказываясь от тесноты молитвенной добродетели, не улучают просторности дарований; а претерпевающие это сподобляются величайших божественных заступлений, которые дают им силу удобно все поднимать и переносить, и с удовольствием простираться в будущее, делая для них трудное легким, и ангельскую, так сказать, естеству нашему сообщал силу совершать <то>, что выше естества...

Пусть никто не думает, братья мои христиане, будто одни лица священного сана и монахи имеют долг непрестанно и всегда молиться, а не миряне. Нет, нет, все мы, христиане, имеем долг всегда пребывать в молитве... И Григорий Богослов учит всех христиан и говорит им, что чаще надлежит поминать в молитве имя Божие, чем вдыхать воздух... К этому же примите во внимание и способ молитвы, как возможно непрестанно молиться, именно молиться умом. А это всегда можем делать, если захотим. Ибо и когда сидим за рукоделием, и когда ходим, и когда пищу принимаем, и когда пьем, всегда умом можем молиться и творить умную молитву, благоугодную Богу, молитву истинную. Телом будем работать, а душою молиться. Внешний наш человек пусть исполняет свои телесные дела, а внутренний весь пусть будет посвящен на служение Богу и никогда не отстает от этого духовного дела умной молитвы, как заповедует нам и Богочеловек Иисус, говоря в святом Евангелии: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему. Который втайне» (Мф. 6:6). Темница души есть тело, двери наши – пять чувств телесных. Душа входит в темницу свою, когда ум не блуждает туда и сюда по делам и вещам мирским, но находится внутри нашего сердца. Чувства наши затворяются и остаются такими, когда мы не даем им прилепляться ко внешним чувственным вещам, и ум наш, таким образом, остается свободным от всякого пристрастия мирского и сокровенной умной молитвой соединяется с Богом Отцом своим.

То, что мы истинно веруем Богу пусть будет явленным на основании наших добрых дел и соблюдении Божиих заповедей. А то, что мы православно веруем в Бога, т. е. прекрасно, утвержденно и благочестиво мыслим относительно Него, каким образом это явить нам? — Тем, что мы единодушны, единомысленны и единоисповедны с богоносными отцами нашими. Как непритворно веровать Богу проявляется не только в противлении плотским страстям и лукавым сетям, но и в противлении одержимым страстями людям, обольщающим и увлекающим в неблагородные услаждения; так и православно веровать в единого истинного Бога проявляется не только в противлении невежеству и внушениям супостата, но и в противлении нечестивым людям, тайком похищающим и увлекающим в свою погибель. Величайшая же помощь имеется в наличии по отношению и к той и к другой вере; не только от Бога и от данной нам от Него силы разума, но и от добрых Ангелов и от богочестивых и живущих по Богу людей.

Если и вся жизнь человека является благоприятным временем для приобретения спасения, то насколько больше таким благоприятным временем является это время поста; ибо и Начальник и Вождь нашего спасения, Христос, начал с поста и, находясь на его поприще, низложил и посрамил диавола, возбудителя страстей, всячески нападавшего на Него. Как невоздержание чрева, будучи уничтожителем добродетелей, является родительницей страстности, так, напротив, — воздержание, уничтожая скверны, прибывшие нам вследствие невоздержания, бывает матерью бесстрастия. Если же и тогда, когда и нет в нас страстей, невоздержание вводит и ввело их, то как же ему не умножить и не укрепить их, когда они уже — налицо, между тем как пост уменьшает их и уничтожает? Пост и <общее> воздержание шествуют рука об руку, хотя по времени, у разумно наблюдающих их, то одному, то другому отдается предпочтение. Строго говоря, мы не будем разделять их друг от друга; но в течение честных пяти будничных дней седмицы будем более держаться поста <во всей его строгости>, а по субботам и воскресеньям будем более внимать воздержанию <т. е. общей умеренности в пище>...

...Пост и воздержание служат на пользу не только добродетели, но и благочестию; ибо долженствует, чтобы пост был сопряжен с воздержанием. Почему? — Потому что сытость презренными яствами препятствует чувству очистительной скорби и печали о Боге и сердечному сокрушению, которое претворяет несклонное к покаянию раскаяние в покаяние спасительное. Ибо без наличия сокрушенного сердца нельзя достигнуть истинного покаяния. Сокрушает же сердце и заставляет скорбеть о своих грехах ограничение в пище и в сне и удержание чувств. Потому, подобно тому, как тот евангельский богач, говоря самому себе: ешь, пей, веселись (Лк. 12:19), сделал себя, несчастный, достойным вечного огня, так и мы, братия, напротив, велим себе воздерживаться и поститься, и бодрствовать и ограничивать себя, и смиряться и злострадать ради нашего спасения. Ибо таким образом и настоящую жизнь мы прекрасно и богоугодно совершим и унаследуем вечное благобытие...

Разрешите, мы вам покажем, в чем заключается благоугодный и истинный пост: потому что должно вам знать, что мы восхваляем телесный пост не сам по себе, но как средство, содействующее иному, более душеполезному деланию; потому что, как и божественный Павел говорит, плотское делание само по себе мало приносит пользы (Рим. 8:6—8). Поэтому-то, богоносные отцы, говорящие на основании опыта, не одобряют многодневных невкушений пищи, но признают за лучшее — вкушение пищи единожды в день, и то вкушение не до насыщения, и такой пост они называют соразмерным и разумным. Это же и Писание говорит, предупреждая, чтобы мы не прельщались насыщением желудка и услаждением гортани, но лишь удовлетворяли естественную потребность в пище, в то время как качество и количество ее должны быть соразмерены с силами и состоянием питаемого тела, чтобы по силе и оно, и его здоровье были сохранены. Ибо если соответственно немощи, немощный ест от данных кушаний, не прибавляя к необходимому того, что совершенно излишне и бесполезно, и нуждается в питье, а не ищет опьянения и нуждается в умеренном употреблении, а не ищет неумеренности, невоздержности и злоупотребления, — то, вследствие необходимого употребления большего количества или лучшего качества пищи, он не лишится святыни поста. Итак, это — начало истинного и богоугодного поста; цель, ради чего он был узаконен и находится в чести у христиан, — это очищение души. Ибо что за польза воздерживаться от телесной еды, а в то же время поддаваться плотским помыслам и страстям? Что за прибыль воздерживаться от вина, а в то же время томиться жаждой и пьянеть, хотя и не от вина, но, как говорится в Писании: «Увы! пьяны не от вина» (Ис. 29:9), когда душа мятется гневом и завистью? Что за выгода воздерживаться от пышных трапез, а в то же время душу не иметь сокрушенной, и — плоть изменить красоты ради, душу же не смирить в посте, как смирял себя Давид? Что за приобретение освободиться от мглы испарений, происходящих от изобильных яств, заботами же и суетными мыслями делать наш ум непригодным, а вместе с тем приводить в негодность и наши молитвы к Богу? — Поэтому добрый пост есть тот пост, который совершается с целью угашения страстей, приведения души в смирение, ненависти к гордыне, погашения гнева, отказ от злопамятства, совершения познания и молитвы и очищения. Если ты материально благоденствуешь, то излишек еды да послужит тебе на облегчение нуждающихся. И если ты будешь соблюдать пост таким образом, то не только станешь участником страстей и смерти Господней, но и совоскреснешь с Ним и совоцаришься со Христом в нескончаемые веки: ибо через пост такого рода став сродным подобию смерти Его, ты будешь участником и Воскресения и наследником жизни в Нем. Постящийся, если бы и подвергся искушению, побеждает искушающего; а если бы не подвергся искушению, сохраняет мир душевный и телесный, удручая и покоряя тело, по примеру апостола Павла, который боялся, чтобы оно не стало гибельным для души (1 Кор. 9:27). Если же этого боялся апостол Павел, то насколько больше нам достоит бояться?! Итак, постящийся покоряет тело и делает душу испытанной; откармливающий же плоть, имеющую в скором времени истлеть, питающийся не столько для того, чтобы жить, сколько — живущий для того, чтобы есть, как те животные, которые подготовляются нами на заклание, и прибавляющий к необходимому излишнее, чтобы утучнить ее или возбудить к низменным страстям, или вообще ради удовольствий, связанных с телом, не иное что делает, как уготовляет более обильную пищу для червей.

В нас, совершающих вместе телесный и духовный пост и молящихся, содействием благих Ангелов, огонь телесной страсти будет погашен, и гнев — как бы львиный — будет укрощен, и мы станем участниками пророческой пищи — в надежде будущих благ и вере, и умном созерцании, и нам будет дано наступать на змея, и скорпиона, и на всю силу вражию.
Но не такого рода пост и не таким образом совершаемый — более родствен злым ангелам: ибо им — свойственны невкушение пищи, связанное с гневом и ненавистью, и высокомерие, и противление Богу, — и мы, будучи рабами и служителями добра, противостоим им. «Потому что наша брань не против крови и плоти, - говорит апостол Павел, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века этого, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6:12). Конечно, будем употреблять в противление им не только пост, но и латы праведности для нашей защиты, и шлем спасительной милостыни, и щит веры, еще же; и могущественнейший в обороне меч духовный, который есть спасительное слово Божие к нам; потому что таким образом нам надлежит вести доблестную борьбу и сохранить непоколебимую веру, и угасить все разжженные стрелы лукавого, и, показавшись победителями во всем, улучить небесные и святые венцы, радуясь вместе с Ангелами, в Самом Христе Господе нашем, Которому подобает всякая слава, держава, честь и поклонение, со Безначальным Его Отцом и Всесвятым и Благим и Животворящим Духом.

Почему, сказав: «блаженны нищие» Господь прибавил еще: «духом»? Чтобы показать, что ублажения достойно собственно смирение души и что хотя и телесная нищета блаженна и ведет в Царство Небесное, но только если ее сопровождает смирение душевное, если она с ним тесно соединена и от него получает начало. Таким образом, ублажив нищих духом, Господь дивно показал, где корень и причина видимой нищеты святых, то есть в духе их. Дух, приняв в недро свое благодать евангельской проповеди, становится источником нищеты, орошающим «все лицо земли» (Быт. 2:6), то есть нашего внешнего человека, и делающим его раем добродетелей. Такая нищета достойна ублажения от Бога. Ибо иной может быть нестяжателен и нищ, и притом произвольно, но ради славы человеческой. Такой человек не нищий духом, а лицемер. Лицемерие же рождается от самомнения, которое противно духовной нищете. Кто имеет дух сокрушенный и смиренный, тому невозможно не радоваться видимой нищете и смирению, ибо он считает себя недостойным славы, довольства, утешений и всего такого. Почитающий себя недостойным всего этого и есть ублажаемый Богом нищий. И все такие – из числа слышавших и последовавших за Господом Иисусом, Сыном Божиим, ибо Он сказал: «...научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим» (Мф. 11:29). Поэтому их и Царствие Божие, ибо они – сонаследники Христовы.

Страсти, порождаемые сребролюбием, делают трудно победимым неверие в Божественное Промышление. Неверующий в это Промышление опирается на богатство своею надеждой. Такой, хотя слышит слова Господа, что «удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие» (Мф. 19:24), ни во что вменяя Царство Небесное и Вечное, вожделеет к земному и преходящему богатству. Даже если этого богатства еще и нет в руках, тем самым, что его вожделеют, оно приносит величайший вред. Ибо «желающие обогащаться впадают в искушение», как говорит апостол Павел (1 Тим. 6:9), и сети дьявольские. Эта несчастная страсть не от бедности, а скорее сознание бедности от нее, сама же она от безумия, ибо справедливо Владыка всяческих Христос назвал безумным того, кто сказал: «сломаю житницы мои и построю большие» (Лк. 12:18). Ибо как не безумен тот, кто ради вещей, которые не могут принести никакой существенной пользы, «ибо жизнь человека не зависит от изобилия его имения» (Лк. 12:15), ради таких вещей предает самое полезное – вечные блага.

О бесах

Весьма искусен в зле и многохитер, — лучше сказать, многоопытен, — духовный и началозлобный змий. Одними способами он умеет сковывать благое расположение и делание наше; а если бы не смог воспрепятствовать началу этого, иные измышляет уловки, которыми приводит в негодность совершение этого; а если бы не смог привести в негодность совершение этого где-нибудь на середине дороги, опять же он знает иные ухищрения и иные способы, которыми он и завершившееся дело сводит на нет и, более того, приводит к гибели тех, которые не бывают всецело внимательными к делу. И, прежде всего, он представляет нам многотрудность и труднодостижимость, а потому наводит на нас нерадение и отчаяние как на стремящихся к невозможному и слишком трудному и поэтому, конечно, не могущих привести в дело намерение; кроме того, он внушает подвизающимся и неверие относительно обещанных Богом наград.

Изобретателен на зло духовный князь зла и искусен сразу же в начале, отчаянием и маловерием, ниспровергнуть тех людей, которые уже вложили в душу основания добродетели, силен же равным образом и на полпути напасть беспечностью и нерадением, на тех, которые уже воздвигли стены дома добродетели, но даже и самого того, кто уже поставил и самую кровлю добрых дел <дома своей добродетели>, силен он низвергнуть путем гордости и безрассудства. Но мужайтесь! Не приходите в ужас! Потому что тот, кто бдителен, более искусен в удержании добра. И добродетель обладает гораздо большею силою в парировании со злом, обогащаясь средствами свыше и споборничеством со стороны Того, Кто силен во всем и, по благости, влагает силы во всех любителей добродетели, дабы не только она пребыла незыблемой пред лицом снаряженных, разновидных и злостных ухищрений супостата, но и павших в глубину зла пробудила и подняла, и с легкостью, путем покаяния и смирения, привела к Богу.

Лукавый стал мертвым духом, когда вследствие сознательного, по его воле, греха справедливо был оставлен Богом, Истинною Жизнью; будучи же полнотою зла и князем завистливым, лживым, началозлобным, он не перенес того, что человеческая жизнь протекала в месте наслаждения, говорю — в раю, — но гибельным советом обольстив, сделал его общником и греха и смерти по духу. За этой же смертью духа необходимо последовала и смерть тела; и таким образом лукавый, через единую собственную свою смерть, доставил нам двойную смерть, и, низринув, — даже ниже себя самого, — он, возомнив о себе, казался великим и высоким, как перехитривший нас замыслом и поработивший, и, как бессмертный, увы, представлялся нам богом; да и после смерти, став обладателем наших душ, как оставленных Богом и сведши их в ад, заключал их в неразрешимую, как казалось, темницу.

О Боге

Поскольку Бог есть сама благость, само милосердие и одна лишь благая воля, тот кто вступит в единение с Ним, удостаивается бесконечного милосердия Его. Соединяются же с Ним через стяжание богоподобных добродетелей, насколько это возможно, и молитвою. Но общение через богоподобные добродетели делает заботящегося о том способным к принятию божественного соединения, однако же сам не производит его; молитва же сильная, священнодействуя, устремляет человека к Богу и соединяет с Ним, являясь по существу своему союзом разумных тварей с Создателем их, когда действо молитвы через теплое умиление и сокрушение победит страсти и страстные помыслы. Поскольку уму, пока он страстен, невозможно соединиться с Богом. До тех пор пока он таким пребывает, молясь, не получает милости Божией. Но поскольку отвергает он страстные помыслы, постольку бывает причастен покаянного сокрушения. Соответственно же сокрушению и умилению удостаивается он и милостивого утешения и, пребывая долгое время в этих чувствах, со смирением, перенастраивает, наконец, желательную силу души.