Григорий Палама

...<Тщеславие> имеет место в отличающихся добродетелью и влечет с собою самомнение и лицемерие, коими враг покушается окрасть и рассеять духовное наше богатство.

...Мы не можем дерзновенно высказывать веру во Христа и исповедать Его, без наличия Его силы и содействия...

Мы «веруем в Бога» и «веруем Богу»; эти понятия не являютя тождественными. Потому что «веровать Богу» означает считать Его обещания по отношению к нам неизменными и истинными; «веровать» же «в Бога» заключает в себе православно мыслить о Нем. Должно же нам иметь и то и другое; и в том и в другом иметь истину: и то таким образом иметь, чтобы быть уверенными в обещания Божии нам более, чем если бы даже своими глазами видели, и должно нам быть верными Богу, в Которого наша вера, и будучи верными, таким образом быть оправданными.

То, что мы истинно веруем Богу пусть будет явленным на основании наших добрых дел и соблюдении Божиих заповедей. А то, что мы православно веруем в Бога, т. е. прекрасно, утвержденно и благочестиво мыслим относительно Него, каким образом это явить нам? — Тем, что мы единодушны, единомысленны и единоисповедны с богоносными отцами нашими. Как непритворно веровать Богу проявляется не только в противлении плотским страстям и лукавым сетям, но и в противлении одержимым страстями людям, обольщающим и увлекающим в неблагородные услаждения; так и православно веровать в единого истинного Бога проявляется не только в противлении невежеству и внушениям супостата, но и в противлении нечестивым людям, тайком похищающим и увлекающим в свою погибель. Величайшая же помощь имеется в наличии по отношению и к той и к другой вере; не только от Бога и от данной нам от Него силы разума, но и от добрых Ангелов и от богочестивых и живущих по Богу людей.

Как диавол есть воплощенная гордыня и гордость является его злой стихией, — почему, примешиваясь, она и одерживает верх и сводит на нет всякую человеческую добродетель, — так и смирение перед Богом есть добродетель добрых Ангелов, и она одерживает верх над всякой человеческой греховностью, приключившейся споткнувшемуся: ибо смирение является колесницей восшествия к Богу, подобно тем облакам, которые имеют поднять вверх к Богу тех, кто будет пребывать с Богом в нескончаемые веки.

Требуется и тела умерщвление, и соразмерное воздержание в пище и питии, чтобы оно не сделалось необузданным и не стало насиловать помысла.

...Как чревоугодие производит многочисленный рой грехов, так пост является корнем всех добродетелей и началом Божественных заповедей.

Зная, что всякий гордец является нечистым и неприемлемым перед Богом и что мы, являясь должниками Богу во многих и великих вещах и отваживаясь воздать некую малейшую часть долга, должны поститься и молиться с сокрушением сердца и самоукорением, оставляя в пренебрежении, как бы не существующее, то — что позади, устремляясь же к лежащему впереди, — чтобы наш пост был чистым и богоугодным, и в храме Божием были внимание и выдержка.

Быть может, ты щадишь плоть и бежишь от поста, как от носителя истощения; но — напротив! — именно пресыщение приводит к возникновению подагры, и мигрени, и иных болезней; а пост является матерью здоровья; так что не; только блудник согрешает против своего тела, но и чревоугодник грешит тем же, делая его слабым и более болезненным.

Если будем соблюдать истинный пост, то и здешний огонь плоти победим и угасим и будущую печь без ущерба пройдем, когда, по слову апостола Павла, огонь испытает дела каждого (1 Кор. 3:13).

Во время поста и молитвы, молю, если что когда и действительно имели против кого-нибудь, простим и будем полны любви, более того — будем следящими друг за другом с целью побуждения к любви и добрым делам и, говоря друг о друге хорошо, и в самих себе рассуждая и помышляя благая перед Богом и перед людьми, — чтобы нам поститься похвальным и непорочным постом, и чтобы на основании его наши прошения были благоуслышаны Богом, так, чтобы по благодати, подобающим образом и Отцем Его именовать и суметь со дерзновением говорить Ему: «Отче, оставь нам долги наши, так как и мы оставляем должникам нашим» (Мф. 6:12).

Человек, желающий жизни и благодати, которая в Боге и от Бога подается, пусть бежит от смертоносного невоздержания к обожествляющему посту и воздержанию, чтобы, радуясь, войти в рай.

...Пост и невоздержание так взаимно противоположны, как жизнь — смерти. И заповеданный пост является ровесником жизни и естества человеческого, и дан он от Бога Адаму в раю изначала ради сохранения вложенной в него Богом жизни и Божественной благодати. Невоздержание же является советом, приводящим к смерти тела и души, и дан он от диавола Адаму коварным образом через Еву, с той целью, чтобы они отпали от жизни и стали чуждыми данной Богом Божественной благодати.

Смирение, соединенное с покаянием, является подобным некоему облаку. Оно и источники слез из очей изводит, и выделяет достойных от недостойных, и возвышает и Богу представляет туне оправданных в силу благорасположенности намерения.

Самоуничижение и одно само по себе, как некое мысленное точило для умной части души, тяжело гнетет и сокрушает, и спасительное выжимает вино, веселящее сердце человека, внутреннего нашего человека.

Видите ли, добродетель, свидетельствуемую у праведных в дополнение к полноте любви, как бы благовременно воздвигнутую кольцевую стену, защищающую все добродетели, именно — смирение? Они утверждают, что они недостойны провозглашения и похвал, как не совершившие никакого добра, те, о которых свидетельствуется, что они ничего не оставили несоделанным. Потому, думается мне, Господь и провозглашает их открыто, дабы были явлены люди такого рода и через смирение возвысились и справедливо обрели благодать от Него, которую Он обильно дарует смиренным.

Где налицо это холодное слово <«мое»>, там, как говорят божественные отцы, нет союза любви и Христос изгнан; те, которыми овладела эта страсть <собственничества>, тем тогда становятся свойственны себялюбие, сребролюбие, братоненавидение и всякий вид зла, который и ныне позорит их.

Зависть большею частью бывает лукавою советницею в делах постыдных.

Зависть равносильна убийству: это причина первого человекоубийства, а потом и богоубийства.

Тот, кто считает себя повинным пред Богом и покается, должен понести справедливое и выносимое оскорбление и бесчестие в отношении себя со стороны других.

Лукавый обольститель диавол не сразу предлагает человеку свой собственный образ действия и грех, но понемногу убеждает, нашептывая нам и говоря: «И ты, живя своим умом, не посещая храма Божия и не внимая учению Церкви, можешь и сам по себе видеть, что надо делать, и не удаляться от добра». Когда же он отделит кого от священных богослужений и от слушания священных учителей, тем самым отдаляет его от Божественного хранения, предав его злым делам. Бог-то везде присутствует, но единственное, что далеко от добра, это зло, в котором, оказываясь из-за греха, мы далеко отходим от Бога.

Лукавый стал мертвым духом, когда вследствие сознательного, по его воле, греха справедливо был оставлен Богом, Истинною Жизнью; будучи же полнотою зла и князем завистливым, лживым, началозлобным, он не перенес того, что человеческая жизнь протекала в месте наслаждения, говорю — в раю, — но гибельным советом обольстив, сделал его общником и греха и смерти по духу. За этой же смертью духа необходимо последовала и смерть тела; и таким образом лукавый, через единую собственную свою смерть, доставил нам двойную смерть, и, низринув, — даже ниже себя самого, — он, возомнив о себе, казался великим и высоким, как перехитривший нас замыслом и поработивший, и, как бессмертный, увы, представлялся нам богом; да и после смерти, став обладателем наших душ, как оставленных Богом и сведши их в ад, заключал их в неразрешимую, как казалось, темницу.

Большой подвиг необходим душе, удержанной западнями супостата и впавшей в сети греховности, чтобы суметь через покаяние освободиться.

Диавол не хочет дать человеку насытиться низменными вожделениями, поскольку в душах, склонных к изменению, насыщение обычно производит перелом в отношении к ним.

...Как следствие греховности приходят гражданские смятения и непорядки, принося с собою всевозможные виды зла и вселяя в зачинщиков мятежей и мятежников князя зла, который превращает их в зверей, и без преувеличения скажу, что он тех, которыми возобладает, делает приобретающими нрав демонов.

Кто в начатках греха раскаивается, тот не дойдет до конца его; и кто о малых грехах не болезнует, тот через них впадет и в великие.

Если даже плотскими очами мы и не можем Господа видеть, но — при условии воздержной жизни — мы можем непрестанно познавать Его очами мысли и не только познавать Его очами мысли, но и собрать оттуда великий плод, потому что самое размышление о Боге является устранением всякого греха, очищением всякого лукавства, отчуждением от всякого зла. Такое познание является творческим началом всякой добродетели, родительницей чистоты и бесстрастия, подателем Вечной Жизни и нескончаемого Царствия. Имея заботу о таковом сладостном познании и устремляя мысленный взор на как бы присутствующего с нами Христа, каждый из нас говорит, как говорил Давид: «Если ополчится против меня полк, не убоится сердце моё; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться» (Пс. 26:3).

Весь этот чувственный мир является как бы каким-то зеркалом того, что находится сверх мира, дабы чрез духовное созерцание этого мира, как бы по некой чудесной лестнице, нам востечь к этому высшему миру.

Поскольку Бог есть сама благость, само милосердие и бездна благоволения, то, кто вступит в единение с Ним, действительно сподобляется милосердия Его.

Дух Святой не только посылается, но и Сам посылает Сына, посылаемого от Отца, из чего явствует, что Он одного с Ними достоинства и естества и обладает тем же действием и честью, что Отец и Сын.

Дух Святой обещан дароваться тем, кто просят Его днем и ночью.

Дух Святой всегда был, и был вместе с Сыном во Отце. Ибо как бы мог быть Отец и Ум Безначальный без Сына и Слова Собезначального? И как бы могло быть Слово Присносущное без Соприсносущного Духа? Итак, был всегда, есть и будет Дух Святой, сотворческий Отцу и Сыну во время творения, и Сообновляющий поврежденное, и Удерживающий то, что пребывает; везде сущий и все исполняющий, и всем управляющий и все соблюдающий.

Как любовь и дела любви являются исполнением всех добродетелей, так ненависть и дела ненависти, немилосердный образ действия, воля ни с кем ничем не делиться — являются полнотой греховности; и как человеколюбию соответствуют и присущи добродетели, так ненависти — грехи, и потому даже ею одной люди осуждаются (свт. Григорий Палама, 26:53—54).
Имея любовь друг к другу, мы имеем любовь истинную, нелицемерную и делами ее обнаруживаем: в том, чтобы ничего и не говорить, и не делать, более того — даже и не допуская слушать того, что оскорбительно или вредно для нашей братии, как и возлюбленный Христу Богослов научил нас, говоря: «Братие, не любите словом и языком, но делом и истиною» (1 Ин. 3:18).

Любовь земные дела наши делает ввысь восходимыми.

Как через преступление заповеди, отделившись от Бога, душа умертвилась, так через послушание заповеди, соединившись опять с Богом, она оживотворяется.

Преступление заповеди Божией является причиною всякой смерти и для души и для тела, и той, которая бывает в этом веке, и той, которую составит нескончаемая будущая мука.

Можно и в супружестве живущим достигнуть чистоты, но с весьма большой трудностью.

Душа каждого из нас подобна лампаде, делание добра елею, любовь – фитиль, на котором почивает, как свет, благодать Божественного Духа. Когда же недостает елея, то есть доброделания, то любовь иссякает и свет Божественной благодати... гаснет, потому что добродетель и любовь, исчезая, уносят с собой и благодатные дарования. Когда же Бог отвращает лицо Свое, наступает полный мрак.

Как если кто возжжет от одного светильника другой, а от другого еще третий и, передачей от одного к другому сохраняя, имеет всегда постоянный свет, так и через рукоположение апостолов на их преемников, и от них, в свою очередь, на иных и затем последующих, переданная благодать Божественного Духа протекает через все поколения и просвещает всех вверяющих себя духовным пастырям и учителям.

Как бесполезен, как безотраден будет тот не имеющий конца плач! При отсутствии всякой благой надежды и при отчаянии в спасении невольное обличение и угрызения совести в обличенных и осужденных будет плачем безмерно увеличивать предстоящую муку.

Похотями же плотскими и страстями дух умертвивший здесь, там, увы! Имеет быть осужден вместе с  художником и виновником всякого зла, и предан нестерпимому и неперестающему мучению: что есть вторая, не имеющая преемства, смерть.

Смерть всегда является бедствием для тех, которые привержены к этому миру, которые нагими в конечном итоге берутся отсюда, и все, что было ими любимо, оставляют. Для презирающих же вещи этого мира и ищущих обрести познание о будущем мире и старающихся делать то, что идет на пользу перед лицом этого будущего века, приходящая смерть не приносит ущерба, но, лучше сказать, переносит их от суетных и непостоянных вещей в невечерний день, в бессмертную жизнь, в богатство неистощимое, в чистую радость, в вечную славу, в то, что истинно есть и неизменно пребывает.

За смертью души, то есть за преступлением и грехом, последовала смерть тела, а с нею и тление, и превращение в прах. За телесной же смертью последовала смерть души вторая - ее осуждение в ад. Так и за воскресением души, которое есть ее возвращение к Богу через исполнение Божественных заповедей, последует Воскресение тела, когда оно опять соединится с душою. За этим же Воскресением последует истинное бессмертие и Вечная Жизнь с Богом достойных того. Они сделались из плотских духовными и подобно Ангелам Божиим стали способными жить на Небе.

Душа есть нечто единое, имеющее много сил, потому она вся оскверняется, в какую бы из сущих в ней сил не вкралось зло, потому что они все состоят в общении с нею единою, по единству души.

Как смерть души есть настоящая смерть, так и жизнь души есть настоящая жизнь. Жизнь же души есть единение с Богом, как жизнь тела — единение его с душой.

Как отделение души от тела есть смерть тела, так отделение Бога от души есть смерть души.

Душа каждого из нас подобна лампаде, как масло— имея делание добра, как фитиль — любовь, на котором покоится, как свет — благодать Божественного Духа. Когда же недостает этого масла, т. е. доброделания, то присущая душе, как фитиль, любовь по необходимости иссякает, свет Божественной благодати и отеческого попечения отлетает, потому что добродетель и любовь, убегая оттуда, уносят с собой и эти дарования; и когда Бог отвращает лицо Свое, тогда наступает полное смятение.

Разумное естество, обладающее свободой, является способным к изменению как к лучшему, так и к худшему, по своей воле и само по себе. Если держится воли Божией, то, благодаря ей, непрестанно совершает прогресс, изменение и простирание к лучшему; если же противится воле Божией, то справедливо подпадает тому, что Он это естество оставляет, и оно бедственно падает в худшее состояние.

Всякая страсть, из-за крайней нечистоты, называется свиноподобной. Свиньями являются те, которые валяются в грязи страстей.

Когда умозрительная сила укротит похотную, тогда стихают и страсти подчресленные и подчревные.