Варсонофий Оптинский (Плиханков)

Варсонофий Оптинский (Плиханков)

Преподобный (1845–1913)
Тематика цитат

Загрузка плеера...

Цитаты:

О молитве

Вы сейчас пойдете ко всенощной, помолитесь там, постарайтесь помолиться хорошенько, постарайтесь войти и углубиться в себя. Ведь в каждой из вас есть мир неизреченной красоты, в котором таится много чистых восторгов, неизглаголанных радостей. Войдите в себя – и они откроются вам. Впрочем, не ждите от молитвы одних восторгов, не унывайте, когда не ощутите радости. Ведь и так бывает, что стоишь, стоишь в церкви, а будто внутри не сердце, а так, деревяшка, да деревяшка-то неоструганная… Ну что ж, и за это, то есть за деревяшку, спаси Господи. Значит, надо так было. Ведь иная душа, пережив высокие восторги, и возомнить о себе может, а такое состояние «окамененного нечувствия» смиряет ее. И вообще мы не можем требовать от Бога молитвенных восторгов, от нас требуется молитвенный труд, а радости посылаются от Бога, когда это Богу угодно и нам на пользу.
Итак, будем молиться Ему и положимся во всем на Его святую волю!

Молитва бывает… во-первых – устная, во-вторых – внутренняя, сердечная, в-третьих – духовная. Внутреннюю сердечную молитву имеют весьма немногие, а имеющие духовную молитву встречаются еще реже. Духовная молитва несравненно выше внутренней, сердечной. Имеющие ее начинают познавать тайны природы, они смотрят все со внутренней стороны, на смысл вещей, а не внешнюю их сторону. Они постоянно бывают охвачены высоким духовным восторгом, умилением, от которых их глаза часто источают слезы. Их восторг для нас непонятен. Доступный нам восторг самых великих художников в сравнении с их духовным восторгом есть ничто, ибо он душевен. А преподобный Исаак Сирский говорит еще о четвертом роде молитвы, молитвы, выходящей за пределы нашего сознания… Что это за молитва, я не знаю. Быть может, ее и имел только один Исаак Сирский.

Представьте себе, что какой-нибудь человек семейный, молодой, по ошибке был заподозрен в убийстве и сослан в Сибирь на вечную каторгу. У него осталась молодая жена с маленьким сыном.
Конечно, жена знала, что муж ее страдает невинно. Так проходит, положим, тридцать лет. Безвинно страдающий сидит в тюрьме и в узкое окошко видит всегда по вечерам, что дом генерала-губернатора освещается: там идут балы, танцы, пиры, веселье... Но вот прежнего губернатора сменили, приехал новый. По внешности в доме губернатора ничего не изменилось: также идут пиры и веселье. Но вот новый губернатор пожелал основательно осмотреть тюрьму. Окруженный подчиненными, идет он по тюремным заключениям и спрашивает каждого заключенного, за какую вину он здесь находится. Дошла очередь и до этого безвинного страдальца. Молодой губернатор спрашивает:
А ты за что?
За убийство, – отвечал тот и не стал оправдываться.
Но что-то губернатор начинает в него всматриваться пристальнее, спрашивает, откуда родом он, где жил, есть ли родные. И из рассказа узнает, что это его отец. Оба бросаются друг другу в объятия. Можете представить себе их чувства?! И мог ли предполагать губернатор, что в этой тюрьме сидит его отец, хотя он и видел эту тюрьму каждый день со своего высокого балкона. А также мог ли предполагать заключенный, что в этом роскошном доме, где каждый день пиры и веселье, живет его сын, которого он оставил ребенком пяти лет? Конечно, сын тотчас же освобождает отца! Делает запросы, справки, и оказывается, что действительно он невинно страдал, что убийца – совсем другой человек. Но почему этот заключенный был освобожден? Потому что сын его, когда узнал его, по своей влиятельности и силе повернул дело совсем в другую сторону... Подобно этому может быть, если сын поступит в монастырь, а родители его уже умерли, вот они и узнают, что их сынок поступил во святую обитель, и рады, что есть за них молитвенник. То просфорочку вынет за них, то на панихиде помянет, то еще как помолится, а они все повесточку получают да получают и переходят все к более и более легким мукам, ибо по молитвам Церкви умершие получают облегчение своей загробной участи. А какая польза родителям была бы, если бы он потерял веру в Бога и умер бы с проклятиями на устах?!
Я помню, когда я был маленький, у нас была картина в доме. Она изображала следующее: стоит Петр I Великий, а перед ним на коленях молодой человек, около которого стоит его отец, приговоренный к ссылке в Сибирь за какие-то преступления. Этот молодой человек просит Петра I освободить его отца, ибо он стар, не сможет перенести тяжких трудов, кроме того, в нем нуждается семья.
Лучше сошли меня в Сибирь вместо отца, ибо я молод, силен и свободен, – говорил юноша.
Петр прослезился и сказал: Освобождаю этого человека за то, что у него есть такой сын!
Так мне рассказывал про эту картину мой отец и учил меня молиться за него. Да и вообще учил он меня молиться. Возьмет, бывало, меня, поставит с собой и велит прочесть «Богородицу», «Царю Небесный» и еще что-либо. Учил меня читать 90 псалом, и я его тогда выучил наизусть в один день. Конечно, я теперь молюсь за отца каждый день.

Вопрос:
Может ли Иисусова молитва быть в человеке страстном?
Ответ:
Может, но вот как: в первый период действия в человеке молитвы Иисусовой страсть побеждает его, а во второй период при всяком возбуждении страсти человек побеждает страсть. Страсть остается в человеке до самой смерти, и бесстрастие может быть только относительное. Это мы можем видеть из того, что многие подвижники, как, например, преподобный Иаков, проведя всю жизнь в подвигах, впадали в грех. Кто трудится в молитвенном подвиге, тот несомненно ощущает в себе движение страстей, но в человеке, достигшем внутренней молитвы, страсть подобна покойнику, она уже не может властительски терзать его, и чем молитва сильнее действует в человеке, чем она более утверждается в сердце подвижника, тем все тише и тише действуют страсти, они как бы спят… Покойник лежит, значит, он существует, а не исчез, ибо мы его видим. Так и страсть в проходящем молитвенный подвиг и достигшем уже внутренней молитвы подобна покойнику.

Первый от Господа дар в молитве – внимание, то есть когда ум может держаться в словах молитвы, не развлекаясь помыслами. Но при такой внимательной, неразвлекаемой молитве сердце еще молчит. В этом-то и дело, что у нас чувства и мысли разъединены, нет согласия в них. Таким образом, первая молитва, первый дар есть молитва неразвлекаемая. Вторая молитва, второй дар – это внутренняя молитва, то есть когда мысли и чувства в согласии направлены к Богу. До сих пор всякая схватка со страстью оканчивалась победой страсти над человеком, а с этих пор, когда молятся ум и сердце вместе, то есть чувства и мысли в Боге, страсти уже побеждены. Побеждены, но не уничтожены, они могут ожить при нерадении, здесь страсти подобны покойникам, лежащим в гробах, и молитвенник, чуть только страсть зашевелится, бьет и побеждает. Третий дар есть молитва духовная. Про эту молитву я ничего не могу сказать. Здесь в человеке нет уже ничего земного. Правда, человек еще живет на земле, по земле ходит, сидит, пьет, ест, а умом, мыслями он весь в Боге, на небесах. Некоторым даже открывались служения ангельских чинов. Это молитва – молитва видения. Достигшие этой молитвы видят духовные предметы, например состояние души человека, так, как мы видим чувственные предметы, как будто на картине. Они смотрят уже очами духа, у них смотрит уже дух.

Где ключ для открытия духовных радостей? На это ответ один: в молитве Иисусовой. Великую силу имеет эта молитва. И степени она имеет разные. Самая первая – это произнесение слов: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного. На высших степенях она достигает такой силы, что может и горы переставлять. Этого, конечно, не всякий может достигнуть, но произносить слова: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня», – каждому нетрудно, а польза громадная. Это сильнейшее оружие для борьбы со страстями. Одна, например, горда, другую одолевают блудные помыслы, кажется, и мужчин не видит, а все мысль блудит, третья завистлива, а бороться нет силы, где взять их? Единственно в Иисусовой молитве. Враг всячески отвлекает от нее. Ну что за бессмыслица повторять одно и то же, когда ни ум, ни сердце не участвуют в молитве, лучше заменить ее чем-нибудь другим. Не слушайте его: лжет. Продолжайте упражняться в молитве, и она не останется бесплодной. Все святые держались этой молитвы, и она становилась им так дорога, что они ее ни на что не променяли бы. Когда их ум был отвлекаем чем-нибудь другим, они томились и стремились опять начать молитву. Их стремление было похоже на желание человека жаждущего, например, после соленой пищи утолить свою жажду. Иногда такому некоторое время не удается удовлетворить свою жажду за неимением воды, но его желание еще более усиливается от этого, и, найдя источник, он пьет ненасытно, так и святые жаждали начать молитву и начинали с пламенной любовью. Иисусова молитва приближает нас ко Христу.

Я долго… не мог понять, что такое соединение ума с сердцем. В сущности говоря, это значит соединение всех сил души воедино для устремления их всех к Богу, что невозможно при разъединенности их. Этот закон единения я усматриваю не только в этом случае – в молитве Иисусовой, а везде. Например, когда на войне с врагом не будет у нас сплоченной силы, то враг, нападая то на один отряд, то на другой, вскоре победит всю армию, уничтожая один отряд за другим. Подобно этому и солнце, светя на землю, не может ничего зажечь, ибо лучи его рассыпаются по всей поверхности земли и, в частности, какого-нибудь места. Но если мы возьмем стекло (увеличительное) и этим стеклом сосредоточим все лучи в одной точке, то подложенное туда дерево, бумага или еще что-нибудь воспламеняются. То же самое можно сказать о музыке. Какую имеет красоту нота или звук, взятые в отдельности или в беспорядке? Можно сказать, никакой. Но эти же самые звуки в произведениях гениальных художников-поэтов воспринимают великую силу и красоту… Иисусова молитва не имеет пределов.

Вопрос:
Вы мне сказали, что молитву Иисусову за церковной службой надо творить только тогда, когда не слышишь, что читают, или когда плохой чтец, так что нельзя разобрать, что читают, также и относительно пения, все равно. Когда вы мне это говорили, особенно ударяли на это и сказали, что так батюшка о. Амвросий учил. Но вот я прочел у епископа Игнатия и у преподобного Серафима Саровского, что надо молитву Иисусову творить за службой все время. Здесь я вижу какое-то разногласие. Но разногласия не должно быть, а потому – как примирить между собой оба эти учения?
Ответ:
Прежде всего, каждый учит по своему личному жизненному опыту. Кроме батюшки о. Амвросия, так учили о. архимандрит Моисей, батюшка Макарий. А несомненно, они были опытны и имели внутреннюю молитву. Затем, одно приличествует новоначальному, другое уже приобретшему внутреннюю молитву. Имеющему внутреннюю молитву молитва так же свойственно и естественна, как и дыхание. Что бы он ни делал, молитва у него идет самодвижно, внутренне. Так и за службой в церкви молитва у него идет, хотя он в то же время слушает, что поют и читают. Этого не понимал ученик одного старца и просил его разъяснить, как же это так: и слушает, и молитву творит? Старец отвечал: «Скажи мне, брат, что мы сейчас делаем?» – «Беседуем». – «Да. А скажи, мешает ли нашей беседе то, что мы дышим?» – «Нет». – «Ну, так вот, так и молитва идет у тех, кто стяжал молитву внутреннюю. Она им так же естественная, как дыхание. Поэтому и сказано: «Молитва да прилепится дыханию твоему». Даже когда человек спит, молитвенное действо не прекращается у него в сердце по слову: «Я сплю, а сердце мое бодрствует» (Песн. 5:2). Но этого мы не имеем. Мы просыпаемся и не имеем даже на устах имени Господа Иисуса. Теперь скажу и о службах. Наша молитва не получила еще такой собирательной силы. Наши мысли не имеют еще сосредоточенности. Мы еще не можем так глубоко вникать в молитву Иисусову. А поэтому мы за службой, если будем творить молитву, то мы будем плохо слушать, что читают и поют, да и в самой молитве будем обкрадываться рассеянностью. И выйдет, что ни к тому, ни к другому не пристали. И ничего не выйдет. А внимать словам читаемого и поемого легче, нежели охранять себя от расхищения мыслей во время молитвы Иисусовой. Поэтому и следуйте этому правилу. Конечно, иногда бывает, что полезнее человеку творить молитву, нежели слушать службу, вследствие каких-либо внутренних обстоятельств. Здесь надо иметь рассуждение.

В Казани, когда я был еще на военной службе, теперешний митрополит Санкт-Петербургский Антоний прислал мне только что вышедшую в печать книгу «Откровенные рассказы странника». Я прочитал ее и говорю себе: «Да… вот еще какой есть путь спасения, самый краткий и надежный – молитва Иисусова. Надо принять это к сведению». Достал я себе четки и начал молитву Иисусову. Вскоре начались разные звуки, шелесты, шатания, удары в стену, окно и тому подобные явления. Их слышал не только я, но и мой денщик. Мне стало страшно и одному ночевать, я стал звать к себе денщика. Но эти страхования не прекратились, и я через четыре месяца не выдержал и бросил занятия молитвой Иисусовой. Потом спрашивал о. Амвросия об этом, он мне сказал, что не должно было бросать. Вот вкратце условие моего поступления в скит: в миру не дал мне враг заняться молитвой Иисусовой, вот и думал я: займусь ею в монастыре. А здесь поднял на меня всю братию, хоть уходи из скита. Вот как ненавистна ему молитва. А теперь не вижу. Весь разобран там (батюшка показал рукой на женскую половину). Конечно, по времени лепечу молитву. Уж не знаю, снимет меня Господь с этого поста или уже здесь придется умереть… Все, весь ход записан у меня в дневнике. А мне тогда уже бывали видения. Один раз видел я, несутся облака в виде турка, сидящего по-турецки, то есть ноги под себя. Потом видел о. Адриана в церкви. Вижу, стоит у стены о. Адриан и смотрит на меня, а вид его был ужасен: весь черный, взгляд злобный. Я говорю: «Господи, Господи, помилуй!..» Потом смотрю: о. Адриан идет из алтаря или в алтарь, а «тот» исчез. Какая была у врага цель представиться мне в виде о. Адриана, я не знаю. Может быть, хотел, чтобы я возненавидел его… Потом я видел о. Моисея, как он вошел в чулан через запертую дверь. Чтобы увериться окончательно, я посмотрел – он у себя в келье. Я пошел к о. Венедикту и говорю: «Имею вам нечто сказать». – «Скажите». Я рассказал все. Отец Венедикт сказал, что это – действие молитвы Иисусовой.

Молитва Иисусова имеет громадное значение в жизни христианина. Это есть кратчайший путь к достижению Царствия Небесного, хотя этот путь долгий, и, вступив на него, мы должны быть готовы к скорби. Правда, немалое значение имеют и другие молитвы, и человек, проходящий Иисусову молитву, слушает в церкви молитвословия и песнопения, совершает обязательные келейные правила, но Иисусова молитва скорее других приводит человека в покаянное настроение и показывает ему его немощи, следовательно, скорее приближает к Богу. Человек начинает чувствовать, что он величайший грешник, а это Богу только и нужно… Враг всячески старается отклонить христианина от этой молитвы, ее он больше всего боится и ненавидит. Действительно, человека, всегда творящего эту молитву, сила Божия сохраняет невредимым от сетей вражеских, когда же человек вполне проникается этой молитвой, то она отверзает ему райские врата и, хотя бы он на земле не получил особых даров и благодати, душа его будет дерзновенно вопиять: «Отворите мне врата правды» (Пс. 117:19).
И вот враг внушает различные помыслы для смущения неразумных, говоря, что молитва требует сосредоточенности, умиления и т.д., а если этого нет, то она только прогневляет Бога; некоторые слушают эти доводы и бросают молитву на радость врагу.
…Не следует внимать искусительным помыслам, надо гнать их далеко от себя и, не смущаясь, продолжать молитвенный труд. Пусть незаметный плод этого труда, пусть человек не переживает духовных восторгов, умиления и т.д. – все-таки бездейственной молитва остаться не может. Она бесшумно совершает свое дело.

Вопрос:
– Вы не раз говорили, чтобы я держался за пятисотницу. Что это значит?
Ответ:
– Держаться – значит аккуратно и исправно исполнять ее в положенные дни. Вот и батюшка Амвросий так говорил одному из своих учеников, схимонаху о. Мелхиседеку, который мне передавал об этом сам: «Держись за пятисотницу как за спасительную веревку– не заблудишься». Почему так? Очевидно, потому что в ней есть некая сила. Батюшка Амвросий не открыл нам, какая это сила, в чем она заключается, но можем думать, что в произношении имени Иисуса Христа. Другие думают, что сила в том, что пятисотница ведет свое начало от древних святых отцов Египта и Палестины…
Когда читают всякие другие молитвы, все еще ничего, когда же начинают справлять пятисотницу, сразу нападают помыслы. Враг сразу ополчается. Вот из этого мы познаем, что пятисотница имеет некую силу, если она столь ненавистна врагу.

О тщеславии

Печальную новость узнал я недавно. Одно духовное лицо, человек, известный своей ученостью и богословским образованием, защитник Православия, вдруг отрекся от него. Прямо не хочется верить! Прекрасно, красноречиво он говорил и жил не худо, не был ни убийцей, ни блудником, не имел никаких других пороков, вдруг пошатнулся и отрекся от Господа. Отчего это произошло? Правда, он был поставлен в очень тяжелые условия, враг со всех сторон напал на него, и он не устоял. Погубило его тщеславие. Те обширные знания, которые он имел, не принесли ему пользы, а, напротив, повредили ему, так как наполнили его ум. А тщеславие бывает от недостатка смирения. Человека смиренного никакие скорби не победят, не упадет он, так как, смиряясь, находит, что за грехи свои он достоин еще большего наказания. Смиренные уподобляются человеку, построившему дом свой на камне. «И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне» (Мф. 7:25). А камень этот-то – смирение. Тщеславный же подобен человеку, построившему дом свой на песке, без основания. «И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф. 7:27).

Я сказал про тщеславные помыслы, беспокоящие меня особенно во время моего келейного правила:
– Я стараюсь читать по возможности не спеша и вникая в смысл читаемого. Часто вот и приходит такая мысль, что будто я читаю, и кто-либо из родных или знакомых слушает меня и даже видит, хотя я их не вижу. При этой мысли я начинаю более вникать в смысл читаемого, иногда даже прибавляется чувство, вообще я начинаю читать лучше. И мне представляется, что слушающие остаются довольны моим чтением, – вот это я батюшке и сказал.
– Да, это тщеславие, с которым надо бороться. Не принимайте этой мысли.
– Как же мне это не принимать?
– Не принимать – значит не обращать внимания. Этот бес не сразу отстанет – все равно как собака: ее хлещешь, гонишь от себя, а она все идет да лает, так и бес тщеславия. Не обращайте внимания. А если вы видите, что начинаете читать лучше и с большим чувством, то обращайтесь к Богу с благодарением и самоукорением. Тогда этому бесу нечем будет попользоваться от вас, и он уйдет. Но не совсем, он вас не оставит и на следующий раз опять пожалует. Да, у монаха все время идет брань в помыслах!
Преподобный Иоанн Лествичник считает тщеславие не отдельной страстью, а присоединяет его к гордости. «Тщеславие, усилившись, обращается в гордыню. Тщеславие делает то, что безголосый начинает петь, ленивый становится ретивым, сонливый становится бодрым» и т.п. Святой Иоанн Кассиан Римлянин, замечая это, удивляется лукавству, хитрости и злобе этого беса. И как все святые избегали тщеславия, как осторожно они к нему относились.

О вере

Я хочу только сказать, что, и живя в миру, нужно не забывать Бога, не терять общения с Ним, а пока не порвана эта связь, не нарушено Богообщение – жива душа человека, хотя бы и впадала она в грехи. Когда же эта связь порывается, душа умирает. Казалось бы, какое противоречие – душа бессмертна, а я говорю о смерти ее. Поясню примером.
Приезжает ко мне девушка лет девятнадцати. Годы вроде как не старые, и говорит, что жизнь потеряла для нее всякий смысл, так как умер человек, которого она любила всем своим существом. Он умер, и она осталась совсем одна…
– Одни… да в Бога-то Вы веру не потеряли?
– Нет, в Бога я верю… но поймите, он умер, кого я любила больше всего в мире.
И в разговоре выясняется, что «умер» надо понимать не буквально, что этот человек жив, но он изменил ей, насмеялся над ее любовью, бросил ее. И для этой девушки он действительно умер, хотя, быть может, они и на улице встречаются, и видит она его.
Так и душа может умереть для Бога, потому что, когда нарушается Богообщение, тогда душа перестает существовать для Бога. Но и такую умершую душу силен Бог воскресить и спасти.
Была у меня здесь одна девушка из купеческой семьи, обладающая колоссальнейшим состоянием. Враг, когда хочет погубить душу, начинает с того, что выкрадывает у нее веру в Бога, чтобы пресечь общение с Ним, – тогда она оказывается целиком в руках его.
И на эту девушку устремил он свои стрелы. Орудием его оказался один человек, молодой по годам, но старый по развращенности и порокам своим. И этого человека полюбила она, а он начал с того, что веру в Бога украл у нее – это ведь так легко: «Кто Его видел? Как можно этому верить?.. Все это только суеверные бредни…» И довел ее до того, что вера стала в ее глазах пустым предрассудком невежественных людей.
Что же было дальше? – Дальше тот же человек заставил ее уверовать в законность свободной любви – и развратил ее совершенно, а потом бросил ее, и она дошла до такого состояния, что чуть не решилась покончить с собой.
Но и такую душу силен спасти Боги, и Он спас эту девушку, так как в душе ее всегда тлела искорка стремления к небу, и какому-то ей самой несознаваемому идеалу. Художница в душе, она очень любила музыку, особенно минорную, и звуки ее навевали ей мысли о Боге. Не любил ее развратитель этого и часто захлопывал насильно крышку рояля, протестуя против этих, как выражался, «телячьих нежностей». Ему, бурсаку по происхождению, присуща была большая грубость. Эта то грубость вместе с врожденной тоской по Боге, жившей в душе девушки, и спасли ее, – теперь она спасена: приехала она сюда, обновилась душой, а теперь вышла замуж за хорошего человека.
Вот этой-то искоркой стремления к Богообщению и надо дорожить, не давая окружающему мраку погасить ее.

Без веры во что-нибудь нельзя ничего сделать. Посмотрите, почему какой-либо человек, ну хоть ваш брат, желает стать врачом? Потому, что он верит в медицину. Каждый из ученых верит в свою науку. И так везде, во всем. Точно так же для христианской жизни необходимо верить в Бога, Христа, Евангелие. «Мы не можем верить, – говорят иные, – нет на то доказательства. Иное дело наука – там все доказано». Хорошо, но прежде, чем отвергать что-либо, надо исследовать предмет, испытать. Наша вера основывается на Евангелии, вот и испытайте, что это за учение. Святой Иоанн Богослов прямо говорит, что надо испытывать «дух», но надо испытывать на практике. Пожить надо по евангельскому учению и узнать на деле, правда ли, что блаженны нищие духом, блаженны кроткие (Мф. 5:3, 5) – и так далее. Раз вы не испытали этого, то не можете и опровергать, не можете утверждать, что Евангелие – ерунда. А многие так говорят. Но на Страшном Суде этих людей спросят: «Что, читали ли вы Евангелие?» И получится обязательно три ответа: 1. Нет. 2. Кое-как. 3. Да, конечно, читали, только не поняли.
На первый ответ можно сказать, что они сами виноваты, никто не запрещал читать, напротив, даже просили читать, теперь себя сами вините. На второй ответ почти то же можно ответить. Вот третий ответ более интересен. Эти как бы даже заслуживают извинения. Не могли понять Евангелия, т.е. поверить. Но эти также безответны. «Вам был дан ключ понимания - «испытайте дух», почему вы не хотели испытать? Значит, вы сами и виноваты». Таким образом, и эти безответны.