У нас один меч – молитва Иисусова. Сказано: «Бей этим мечом невидимых врагов, ибо нет более сильного орудия ни на небе, ни на земле».

Приобретение внутренней молитвы необходимо. Без нее нельзя войти в Царство Небесное. Внешняя умная молитва недостаточна, ибо она бывает и у человека, в котором присутствуют страсти. Вот некоторые и говорят: «Какой же смысл творить молитву? Какая польза?» Великая! «Ибо Господь, дает молитву молящемуся» (1 Цар. 2:9), даст человеку молитву или перед самой смертью, или даже после смерти… Только не надо ее оставлять.

Вопрос:
Можно ли потерять молитву Иисусову тому, кто достиг ее внутренней молитвы?
Ответ:
Да, я думаю, что можно от нерадения при окружающей суете. А бывает, что Господь по недоведомым нам судьбам Своим отнимает молитву, как, например, было это со схимонахом о. Клеопой: он два года чувствовал в себе потерю сердечной молитвы, после чего она опять возвратилась к нему. Может быть, это Господь послал ему для испытания его веры. Поэтому в таких случаях не надо отчаиваться.

Батюшка заповедал послушнику творить молитву Иисусову устную и на военной службе, но хранить эту тайну, не открывая ее никому, не уча никого, хотя, быть может, и будут встречаться люди хорошие. «Знайте только себя».

Святые отцы учат: «С особенною страстью борись, но от блуда спасайся бегством». – Да, а нам приходится (почти) от всякой страсти спасаться бегством. Под бегством здесь разумеется не буквально бегство: ощутил в себе брань – так и уходи из обители, нет! Под бегством разумеется имя Господа Иисуса, молитва Иисусова, ибо сказано:«Каменистая скала – прибежище зайцам» (Пс. 103:18). Под зайцами разумеются все робкие, слабые, смиренные, которые не могут бороться со страстями своими силами.

Не гордитесь и не тщеславьтесь ни сами в себе, ни перед другими. Сказано: не трубите перед собой и перед другими (ср.: Мф. 6:2), а считайте себя хуже всех и свыкайтесь с мыслью, что вы приговорены к адским мучениям, что вы достойны их и что избавиться от них можете только по милости Божией. Хотя это не легко, и только святые достигают того, что считают себя достойными адских мучений и худшими всех считают самих себя.

Пост бывает двояким: внешним – воздержание от скоромной пищи, и второй – внутренний – воздержание всех чувств, особенно зрения, от всего нечистого и скверного. Тот и другой неразрывно связаны друг с другом. Некоторые понимают только пост внешний. Например, приходит такой человек в общество, начинаются разговоры, осуждение ближних – он принимает в них деятельное участие. Но вот наступает время ужина – гостю предлагают скушать котлетку, кусочек поросеночка – он решительно заявляет, что не ест скоромного.
– Ну, полно, – уговаривают хозяева, – скушайте, ведь не то, что в уста, а то, что из уст.
– Нет, я насчет этого строг. И не понимает такой человек, что он уже нарушил внутренний пост, похитив много у ближнего. Вот почему так важно трезвение.

Нам осталось одно: смирение. Время суровых подвигов прошло, должно быть, невозвратно. Вот, например, отец Вассиан принимал на себя суровые подвиги, иногда не топил келью, постился всю Четыредесятницу, но никаких дарований не имел. А батюшка отец Макарий и в келье имел обыкновенную температуру, и не постился особенно, и келейников иногда распекал, когда они были виноваты, – и имел много духовных даров: и дар исцеления, и изгнания бесов, и дар прозрения, хотя не принимал никаких особенных подвигов. Нам и остается – смиряться.

Чтобы войти в Царство, прежде всего надо быть смиренными. Как же получить смирение? Как научиться этому великому искусству? Надо молить Господа о ниспослании нам этого дара. В одной из вечерних молитв мы читаем:
«Господи, даждь ми смирение, целомудрие и послушание». Смирение уподобляет нас Самому Богу, «Который смирил Себя, был послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2:8). Сам Господь является Учителем смирения: «Научитесь от Меня, ибо я кроток и смирен сердцем» (Мф. 11:29). Смирение можно приобретать посредством послушания. Человек, подчиняющий свою волю духовному руководителю своему, побеждает гордость и приобретает смирение.

Необходимо смиряться. Без смирения никакая добродетель и вообще ничто не принесет никакой пользы.

Все наши старцы всегда говорили: «Смиряться, смиряться!» Подобно тому, как Иоанн Богослов под конец своей жизни только и говорил: «Чада! Любите друг друга!» (1 Ин. 4:7), – так и наши старцы твердили: «Смиряться!» Эти две добродетели – любовь и смирение – так обуславливают одна другую, равно как теплота и свет.

Все ничего, если укоряем себя и смиряемся. А вот многие на небо лезут, подвиги накладывают на себя, а смиряться не хотят. Смиряйтесь, смиряйтесь! Да, я скажу вам, не хотят смиряться, это – язва, язва современного монашества.

Смиряйтесь, смиряйтесь. Вся наука, вся мудрость жизни заключается в этих словах: «Я смирился, и Господь спас меня» (Пс. 114:5). Смиряйтесь и терпите все. Научитесь смирению и терпению, а в душе имейте мир. Поверьте, у кого в душе мир, тому и на каторге рай.

– Все это хорошо, то есть покаяние даже в мелких грехах, которые многие даже не считают за грехи, но надо больше всего заботиться о самом главном. Купцы, когда торгуют, заботятся, чтобы добыть как можно больше золота. Все металлы: и железо, и олово, и серебро, и медь – сами по себе очень ценны, однако купцы заботятся более всего о золоте. Так и нам более всего должно заботиться о приобретении смирения: смиряться, смиряться и смиряться. Есть смирение – все есть, нет смирения – ничего нет, хотя бы человек даже и чудеса мог совершать. Смиряйтесь!
– Да это очень трудно, Батюшка.
– Конечно. А золото разве легко добывать?

В древности одна женщина, еще молодая, как-то попала на необитаемый остров – во время ли кораблекрушения или еще как, но только она там провела одна, никого не видя, лет сорок. Конечно, одно утешение – в молитве, – и она начала подвизаться в посте, бдении и молитве, налагала на себя разные подвиги. Потом как-то к острову пристал корабль, и ее взяли с собой. Когда ее привезли, она для проверки своих подвигов отправилась к одному великому святому подвижнику и говорит:
– Пробыла сорок лет одна, и так, и так подвизалась, – скажи отче, много ли преуспела и приобрела?
Старец же ее спрашивает:
– А что, принимаешь ли ты хуления, яко благословение?
– Нет, отче.
– Иди, ничего не имеешь!
Вот видите, чем испытывается преуспеяние. Поэтому я говорю: есть смирение – все есть, а нет смирения – ничего нет. Можно даже, говорят некоторые, спастись одним смирением без всяких трудов.

В Таинстве Покаяния, или, что то же, Исповеди, разрываются векселя, то есть уничтожается рукописание наших согрешений, а Причащение истинного Тела и Крови Христовых дает нам силы перерождаться духовно.

Проверяйте себя и кайтесь в согрешениях своих. Конечно, утром припоминать можно только грубые согрешения, например, проспал и опоздал к утрени, осудил за утреней кого-либо, вольно держал себя и тому подобное, ибо ночь у нас проходит во сне, а у древних отцов она проходила в бдении.
Проверка своей жизни приводит к познанию своих грехов, познание своих грехов приводит к познанию своей немощи и покаянию, а это приводит, в конце концов, к мысли о Боге и смерти, а вполне определенного здесь ничего не может быть. Поэтому достаточно будет, если мы будем вспоминать свои согрешения, проверять свою жизнь и каяться в своих согрешениях, бывших за день или за ночь «Прости мне, Господи, что оскорбил брата или сделал то-то и то-то!».

Слова церковных песнопений, не только Евангелия, но тропарей и канонов, могут наполнить блаженством душу, не совсем еще погрязшую в житейской прозе. Но чтобы пение церковное производило должное впечатление, необходимо вникать в смысл этих песнопений – и тогда не оторваться от них, а если многие стоят бесчувственно в церкви, зевают и только ждут, когда окончится служба, то это потому, что не понимают они смысла церковных песнопений. Особенно трогательны старинные церковные напевы… Но для спасения нужно петь Господу не голосом, но самой жизнью своей. В Священном Писании жизнь во Христе называется пением: «Господь - сила моя и песнь; Он соделался моим спасением.» (Пс. 117:14). «Буду петь Господу в всю жизнь мою» (Пс. 103:33).

Напев Пасхального канона составлен Иоанном Дамаскиным, и так дивно, величественно составлен, что он только возвышает душу и исполняет духовной радости по мере приемлемости каждого.

Еще стоят монастыри, как какие крепости. Будучи еще мирским, я как-то пожил дней шесть в пещерном Черниговском монастыре, что за Сергиевой Лаврой: готовился, исповедовался, насколько это возможно мирянину, и приобщился. После принятия Святых Таин мне было отрадно, легко на душе. Передо мной лежала Псалтирь в русском переводе. Я раскрываю и читаю: «Кто введет меня в укрепленный город» (Пс. 59:11), во град ограждения по-славянски. Тогда мне подумалось: да ведь это (то есть монастырь тот) и есть укрепленный город. Потом я посмотрел толкование, и действительно оказалось, что это так.

У Игнатия Брянчанинова все на одном и том же, на молитве Иисусовой. Какая ширина! Теперь вы видите это. А прежде, может быть, видели в монашестве, как и большинство мирских, одну редьку, квас и глубочайшее невежество. Да и понятно. «Чашу жизни вкусите и видите, как благ Господь». Да, надо вкусить, и тогда уже увидишь, какое блаженство.

Монашество есть блаженство, какое только возможно для человека на земле, выше этого блаженства нет ничего. И это потому, что монашество дает ключ ко внутренней жизни. Блаженство внутри нас, надо только открыть его. Полное блаженство на небе, в будущей жизни оно только продолжается.

Середина монашеского пути очень трудна. Она есть даже самая трудная часть монашеского пути, ибо в начале пути, конечно, помогает и утешает Божия благодать. А середина – это самый зной.

Сначала надо приобрести внешнее монашество или монашеское ученичество, но на этом не останавливаться, а идти далее. Вот преподобный авва Дорофей и научает, как соединять одно с другим. Внутреннее монашество есть очищение сердца от страстей при содействии молитвы Иисусовой. Монашеский чин выше царского, ибо царь хотя бы долго процарствовал, все-таки умрет, и царствование его прекращается. А монахи должны быть царями и иереями Бога Вышнего вовеки.

Вопрос:
«Батюшка, все возможно, так вот, как же быть после вашей смерти, к кому перейти?»
Ответ:
«На все это я могу сказать: Господь не оставит. Мы видим из житий святых, что подобное бывало нередко. Умирает старец, уже лежит на смертном одре. Его обступают братия и спрашивают: «На кого ты, авва, оставляешь нас?» Тот обводит стоящих своим взором, посмотрит туда, сюда, как бы ища кого, и не находит никого. Наконец, говорит: «На Бога оставляю вас». И действительно, Бог или неожиданно посылает им наставника, или Сам Своею милостию избавляет от различных напастей. Вот это я вам и могу только сказать на ваш вопрос».