Григорий Палама

Итак, Бог сотворил в начале небо и землю, сотворил как некую материю, всеобъемлющую и потенциально все несущую, и этим явно отвергается ошибочное мнение, что материя произошла сама по себе.

«В начале сотворил Бог небо и землю» (Быт. 1:1) – не пустую, конечно, и не совершенно лишенную всякой влаги, ибо земля была смешана с водой, и та и другая были тяжелее воздуха и всякого вида живого существа и растения; небо же – из различных светов и огней, из которых все оно состоит.

И мы, как исполнители учения апостолов, только что пришли к вам, возвещая мир, и вместе с Павлом говорим вам: «Старайтесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа» (Евр. 12:14). Если же без наличия мира со всеми никто не увидит Бога, то разве увидит Бога в Будущем Веке тот, который даже со своими согражданами не живет в мире? Напротив, разве не услышит он тогда: «Если нечестивый будет помилован, то не научится он правде» (Ис. 26:10)?!

Какое слово достойно изобразить и то, что теперь видим; именно — ту славу, которую Бог воздал гробницам святых и останкам их костей, во все времена сохраняющееся ощутимое в них дивное благоухание, источники мира, дарования исцелений, действование сил.

Не будем впадать в малодушие от Божьего наказания, но, как говорит Псалмопевец, будем до конца исправлять себя благодатию и человеколюбием Господа  нашего Иисуса Христа (Тит. 3:4—5).

Если кто имеет к кому ненависть, пусть помирится и возвратится к любви, чтобы его ненависть и вражда с ближним не послужили свидетельством того, что он Бога не любит.

...Нищим духом <Господь> обещает Царство Небесное. Нищими же Он называет живущих в нужде и убожестве, но не просто всех людей такого рода. Он ублажает, но именно тех, которые нищи духом, т. е. тех, которые по внутреннему и сердечному смирению и благому произволению таким образом распорядились всем внешним, что проводят жизнь в убожестве.

Нищие духом — это те, которые скромно, без заносчивости и не ища наслаждений для души или разума, переносят нищету либо волею, либо в благородном расположении духа, хотя и поневоле терпят бедность.

Четыре вида духовной нищеты показали мы — в самоунижении, в воздержании, в ненакопительстве, в терпении.

Та же женщина, которая не для покрытия и согревания тела употребляет одежду, а для показности и щеголяния изяществом и цветностию ее, не только бесплодие души обнаруживает перед смотрящими на нее, но покрывается и бесстыдством блудническим. Таковая и таковой мужчина да слышат Того, Кто сказал:«Носящие мягкие одежды находятся в чертогах царских.» (Мф. 11:8). «Наше бо житие на небесех»,- говорит святой Павел (Флп. 3:20). Не допустим же себя ради мягкости одежд с неба сброшены быть в жилища князя века нынешнего.

Смерть души будет лукавый мрак, от печали мира этого находящий на душу.

...Имеется и иного рода пресыщение и дурное пьянство, которое бывает не от еды и не от напитков и проистекающих от них удовольствий, но — от гнева на ближнего, и ненависти, и злопамятства, и проистекающих от них зол...

Плотское желание, будучи независимым от воли и явно враждебным закону духа, — хотя у целомудренных, путем силы воли, и держится в рабстве и послабляется только в целях деторождения, — как-то от начала привносит осуждение, будучи тлением, и называемо так, и рождает, конечно, для нетления, и является страстным движением человека, не сознающего чести, которую наше естество прияло от Бога, но потом уподобилось животным.

Плоть не должно оставлять без внимания. Иначе как она будет нашею? Как удержим ее за собою? Как отразим подступы к ней лукавого, — особенно когда узнаем, как духовно противодействовать духам злобы.

...Как земля не воздает полезных плодов, если не трудиться на ней, так и душа, без наличия духовных подвигов, не произведет ничего богоугодного и служащего ко спасению.

Относительно нас: целомудрие и праведность, смирение и терпение так или иначе причиняющих нам зло, и раздача имущества, еще же и злострадание тела в постах и бдениях, и, одним словом сказать, — распятие себя со страстями и похотями во исполнение заповедей Божиих, — не только является выявлением насколько истинно мы веруем обещаниям Христовым, но и, так сказать, делает Бога в свою очередь должником дарования нам вечной и незыблемой жизни, и наслаждения, и славы, и царства.

Лучшим Промыслом относительно нас управляются дела, и часто мало, или даже и совсем не заботясь, мы пребываем с Богом и нам подобает быть благодарными за этот дар и смиренными перед лицом Даровавшего, а не надмеваться.

Заботящийся о красоте, много думающий о себе по знатности предков, по блеску одежд и по другим таким вещам, обличает в себе детскую незрелость ума, ибо все такое — прах; праха же что ничтожнее?

Что тебе в славе человеческой, о человек, или, лучше, в пустом имени славы, которое не только не имеет того, что именует, но и лишает того?

Ищущий славы от людей, от самых ради ее дел, обыкновенно встречает бесславие. Заботящийся о красоте, много думающий о себе по знатности предков, по блеску одежд и по другим таким вещам, обличает в себе детскую незрелость ума, ибо все такое — прах; праха же что ничтожнее?

Когда мы «заботы о плоти превращаем в похоти» (Рим. 13:14), тогда это сластолюбие — грешная страсть, начало плотских страстей, и болезнь души.

Всякий ревнитель совершенства достигает его через несение произвольных и непроизвольных трудов и лишений, из которых одни извне настигают, другие у себя дома устрояются.

Бог вложил в нас врожденный закон, как бы некую не знающую компромисса норму, и непогрешимого судью, и незаблуждающегося наставника, — собственную совесть в каждом из нас, — чтобы если случится в душе нам смутиться мыслью, не иметь нам нужды в ином наставнике для понимания добра.

Соответственно сокрушению и умилению удостаивается человек и милостивого утешения и, долгое пребывая время в этих чувствах со смирением, перестраивает, наконец, вожделетельную силу души.

Без сокрушения сердца невозможно, говорят, избавиться от чувств греховных; сердце же приводит в сокрушение троякое воздержание — во сне, в пище и в телесном покое.

...Когда и ты, оставив греховный навык, не будешь противоречить презирающим тебя за грехи и поносящим, но вместе с ними осудишь себя, признав себя  действительно достойным сего, и в сокрушении, путем молитвы притечешь к единой милости Божией, то знай, что ты спасен, хотя бы и был мытарем.

Всем нужны старание, усилие и внимательность, но не всем в равной степени, потому что для тех, кто облечен в славу, богатство и власть и кто усердно прилежит к наукам и обладанию мудростью, усилия и старания нужны в большей мере, если желают спастись, так как стали они как бы более неукротимыми.

Душа наша одарена многими силами и пользуется, как орудием, телом, ею оживляемым.

Но то действие ума лучше и свойственнее ему, в котором он, выше себя иной раз бывая, с Богом соединяется. Ибо ум не рассеивающийся по внешним вещам, возвращается к себе, от себя же восходит к Богу незаблудным путем.

Сынами Божиими являются только те, которые пренебрегли человеческой славой.

Следовать же Христу означает жить по Евангелию Его, проявляя всякую добродетель и благочестие; желающий же следовать Ему должен отвергнуть себя и взять крест свой и уже более не щадить себя, если призовет время, но быть готовым и на позорную смерть ради добродетели и истины Божественных догматов.

Когда будет мирное время для благочестия, то путем добродетели умерщвляя злые страсти и вожделения, человек таким образом является берущим крест свой и следует за Господом. Когда же наступило бы время гонения, то, презрев свою жизнь и предав душу свою за благочестие, человек таким образом берет крест свой и следует за Господом и таким образом наследствует вечную жизнь. Ибо Христос говорит: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10:39). Что же означают эти слова: потерявший душу сбережет ее? Человек двойственен : внешний, имею в виду — тело, и внутренний наш человек, именно — душа. Посему, когда внешний наш человек предает себя на смерть, этим он губит свою душу, отделяемую от него; когда же за Христа и Евангелие он таким образом погубит ее, тогда-то воистину обретет ее, доставив ей небесную и вечную жизнь, и во Всеобщем Воскресении имея ее таковой, благодаря ей и сам — имею в виду и по плоти — он станет таким же небесным и вечным. Но поскольку это — тяжко и велико и дело только совершенных, и, так сказать, апостольское дело: распять плоть со страстьми и похотьми, быть готовым на крайнее бесчестие и на позорнейшую смерть ради добра, погубить душу свою ради Евангелия, — то, то что затем Господь, допуская, говорит, служит в утешение тем, которые не имеют сил для такого, превосходящего естество, подвига: Кто принимает вас ( т. е. апостолов и последующих за ними отцев и учителей благочестия), принимает Меня, а кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня (Мф. 10:40).

...Со всяким усердием, молю, удержимся от пьянства и услаждений, слов, и слушаний, и зрелищ постыдных, ибо это возбуждает нам плоть, вызывает нас на борьбу, которая совсем нам некстати и не допускает нам правильно видеть и вести нашу внутреннюю брань; по этой причине необходимо случается нам оказываться побежденными и падать, и обычно большей частью быть захваченными в плен грехом, нам, которые слепы по отношению к внутренним врагам, в то время как всецело прилежим внешним врагам.

Воистину Христос был единственный, Кто в Своем зачатии разверз чрево матери, несочетанно был чревоносим силою одного слова и знамения Божия, как Дева через Ангела и приняла в уши.

...Вознесшись, Христос восшел к Высочайшему Отцу и в самые Отеческие недра, откуда и Дух имеет бытие, и показал Себя участником, даже и по человеческому естеству, свойственного Отцу достоинства тем, что и Он так же послал с небес Духа, исходящего и посылаемого от Отца.

Пришел Христос, Освободитель естества, обращающий общее проклятие в общее благословение, и от Непорочной Девы восприняв повинное наше естество, и в Самом Себе в новом лице представив его не имеющим участия в древнем семени, явил его неповинным и оправданным, так чтобы от него затем по Духу рожденные пребывали свободными от того прародительского проклятия и осуждения.

Своими делами и чудесами Господь сделал достоверным Евангельское учение; запечатлел же Своими страданиями, показал же великую пользу и спасительность Евангельского учения Своим Воскресением из мертвых, и Своим Вознесением на небеса, и совершившимся наитием с небес Божественного Духа на учеников.

Не рукою только чудесным образом Владыка его Человеческое естество обновил, но и усваивает его в Самом Себе, не только восприяв человеческое естество, от падения спасая его, но и всецело облекаясь в него непостижимым образом и нераздельно соединившись с ним и родившись, будучи Богом и вместе человеком; родившись, действительно, от женщины, дабы возвысить это естество, созданное Им, но по злоумыслу лукавого украденное — от Девы же родившись для того, чтобы сделать нового Человека, ибо если бы Он происходил от семени, тогда бы Он не был Начальником и Вождем новой и отнюдь нестареющей жизни и, будучи старой чеканки, не было бы Ему возможным восприять в Себе полноту чистого Божества и сделать Свою плоть неистощимым источником освящения, так чтобы преизбытком силы смыть прародительское осквернение и стать довлеющим для освящения всех последующих. Посему не Ангел и не человек, но Сам Господь до такой степени благоволил по милости спасти нас и воссоздать, пребывая неизменно Богом, став же совершенным по нашему образу — Человеком.

Необходимо было тех, которые послушают Его, сделать свободными от рабства диавола; поскольку же человек, испытав на себе гнев Божий, а гнев же Божий заключался в том, что человек справедливо был оставлен Благим, был предан в плен диаволу, то необходимо было человека примирить с Творцом, ибо иначе и не было бы возможным освободить его от этого рабства. Следовательно, была нужда в Жертве, примиряющей нас с Высочайшим Отцом и освящающей осквернившихся общением с лукавым. Значит, была нужда в Жертве очищающей и чистой, но также была нужда и в Священнике, и тоже чистом и безгрешном. Нужда же была и для нас в Воскресении, не только в воскресении по духу, но и — по телу, ради будущих людей, в Воскресении, которое будет после в надлежащее время. Итак, нужно было не только даровать нам это освобождение и Воскресение, но и удостоверить или «поручиться»; к тому же — даровать нам восстановление или «вознесение» и нескончаемое гражданство на небесах. Нужда же была во всем этом не только для бывших в то время и для будущих людей, но гораздо более — для всех прежде от века рожденных, потому что людей в аду было гораздо в большем числе, чем будет людей в будущем. Потому-то, думаю, пришел Христос при завершении веков. Таким образом, была нужда, чтобы и в аду было проповедано Евангелие и явлено это великое Домостроительство спасения, и даровано полное освобождение от пленивших бесов, и освящение, и будущее обещание. Итак, конечно, нужно было, чтобы Христос сошел и во ад, но все это в духе правосудия и правды, без чего Бог ничего не совершает.

Тому, кто имеет наследовать то вечное Царство, оно должно быть присуще, как проявление и плод любви и как бы некая лежащая над всем глава всех добродетелей.

Чистота не приобретается никем никогда, иначе как совершенством в действии, постоянным сокрушением, познанием и молитвою в познании.

Если же свет, который в тебе, будет чистым, когда плотские помыслы не омрачают, тогда душою ты станешь всецело лучезарным, как когда светильник озаряет тебя светом.

Порождение больной похотью есть чревоугодие, от которого всякая плотская нечистота.

...Небесное воеводство бесплотных Ангелов, которое и было первым создано, первое и потерпело недуг отступничества от Бога. Но те из Ангелов, которые пребыли выше этого недуга, те являются светом, и всегда исполняются светом, и сами становятся все время все более и более светящимися, блаженно пользуясь врожденным изменением <т. е. свойственной их естеству способностью к изменению>, и в радости ликуя близ Первого Света, взирая на Него, непосредственно от Него сами просвещаемые, воспевая непрестанный Источник Света и ниспосылая, как служители Света, светотворящую благодать для тех, кто менее совершен в светопросвещаемости.

...Душа и Ангелы, будучи бестелесными, не ограничены местом, но и они не вездесущи, ибо не содержат в себе душу, но и сами также нуждаются в Содержащем. Следовательно, и они находятся в Содержащем и Объемлющем все и в отвечающем им порядке установлены в своих пределах, хотя душа и содержит тело, с которым сотворена, и находится во всем теле, и не заключена в какое-либо место, и не как обладаемая, но является как обхватывающая и содержащая тело, имея и это качество по образу Божию.

...Войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне: и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно (Мф. 6:6). Это Он говорит не потому, что заповедует отвращаться собраний в храме и <общей> молитвы, и псалмопения, ибо в таком случае не говорил бы тогда Ему Псалмопевец-Пророк: Буду возвещать имя Твое братьям моим, посреди собрания восхвалять Тебя (Пс. 21:23), и — буду славить Тебя, Господи, между народами; буду воспевать Тебя среди племен (Пс. 56:10), и — Тебе хвала моя в собрании великом; воздам обеты мои пред боящимися Его (Пс. 21:26); и к нам: в собраниях благословите [Бога Господа], вы - от семени Израилева!" (Пс. 67:27).

Когда единичный ум бывает тройственным, пребывая единичным, тогда он соединяется с Богоначальною Тройческою Единицею, затворяет всякий вход прелести, погрешению и заблуждению и становится выше плоти, мира и миродержителя. Избегши таким образом сетей их, всецело пребывает он в себе и в Боге, вкушал источающееся изнутри духовное радование. Бывает же единичный ум тройственным, пребывая единым в возвращении к себе самому и в восхождении чрез себя к Богу. Возвращение ума к себе есть хранение себя, а восхождение его к Богу производится молитвою. Когда кто пребудет в сей собранности ума и в таком его простертии к Богу, тогда, сильным самопринуждением утесняя быстротечность своих мыслей, мысленно приближается он к Богу, встречает неизреченное, вкушает будущего века и духовным чувством познает, сколь благ Господь, как и Псалмопевец говорит: вкусите и видите, яко благ Господь (Пс. 33:9). Поставить ум в состояние тройственности, чтоб он, будучи один и тот же, и хранил, и храним был, и молитву творил, может быть, не очень трудно, но долгое время пребывать в сем состоянии, порождающем неизреченное нечто, крайне трудно. Труд над всякою другою добродетелью мал и очень сносен сравнительно с этим. Поэтому многие, отказываясь от тесноты молитвенной добродетели, не улучают просторности дарований; а претерпевающие это сподобляются величайших божественных заступлений, которые дают им силу удобно все поднимать и переносить, и с удовольствием простираться в будущее, делая для них трудное легким, и ангельскую, так сказать, естеству нашему сообщал силу совершать <то>, что выше естества...

Что значит сосредоточить ум в сердце?
Стараясь в тщательном трезвении надзирать над нашей мыслительной силой, его правильно творить и ее исправлять, каким другим способом мы можем преуспеть в этом, как не собрав извне рассеянный чувствами ум и введя его внутрь, в это самое сердце, которое есть хранилище помыслов?

Пусть никто не думает, братья мои христиане, будто одни лица священного сана и монахи имеют долг непрестанно и всегда молиться, а не миряне. Нет, нет, все мы, христиане, имеем долг всегда пребывать в молитве... И Григорий Богослов учит всех христиан и говорит им, что чаще надлежит поминать в молитве имя Божие, чем вдыхать воздух... К этому же примите во внимание и способ молитвы, как возможно непрестанно молиться, именно молиться умом. А это всегда можем делать, если захотим. Ибо и когда сидим за рукоделием, и когда ходим, и когда пищу принимаем, и когда пьем, всегда умом можем молиться и творить умную молитву, благоугодную Богу, молитву истинную. Телом будем работать, а душою молиться. Внешний наш человек пусть исполняет свои телесные дела, а внутренний весь пусть будет посвящен на служение Богу и никогда не отстает от этого духовного дела умной молитвы, как заповедует нам и Богочеловек Иисус, говоря в святом Евангелии: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему. Который втайне» (Мф. 6:6). Темница души есть тело, двери наши – пять чувств телесных. Душа входит в темницу свою, когда ум не блуждает туда и сюда по делам и вещам мирским, но находится внутри нашего сердца. Чувства наши затворяются и остаются такими, когда мы не даем им прилепляться ко внешним чувственным вещам, и ум наш, таким образом, остается свободным от всякого пристрастия мирского и сокровенной умной молитвой соединяется с Богом Отцом своим.