Исихий Иерусалимский

Проклятия достойное забвение, как вода огню, противится вниманию, и сильным врагом ему бывает ежечасно. От забвения приходим в нерадение, от беззаботности переходим к пренебрежению порядков духовной жизни и унынию, - и к неуместным желаниям; и таким образом опять возвращаемся вспять, «как пес на свою блевотину» (2 Пет. 2:22).

Принадлежность звезды — свет, что около ее, а благочестивого и богобоязненного принадлежность — нищета и смирение.

Постепенно преуспевая, найдем, что надежда на Бога, твердая вера, внутреннее знание, избавление от искушений, благодатные дарования, сердечное исповедание, обильные слезы доставляются верующим молитвою; и не только это, но и терпение находящих скорбей, и искреннее прощение ближнему, и разумение духовного закона, и обретение правды Божией, и Духа Святого нашествие, и духовных сокровищ подаяние, и все, что обещал Бог верующим и здесь и в будущем веке. Одним словом — невозможно душе иначе являться сущею по образу Божию, как благодатью Божией и верою человека, в сердце пребывающего в глубоком смирении и в нерассеянной молитве.

Впав в прискорбности, отчаянности и безнадежности и крайности безвыходные, из которых выпутаться нет надежды, нужно нам и себе то же делать, что делал Давид, — изливать сердце свое, и моление свое перед Богом и печаль свою, как есть, возвещать Господу (Пс. 141:3). Ибо мы исповедуемся Богу, как могущему премудро устроить все, нас касающееся, и беду нашу, если полезно, сделать легкою, и избавить нас от пагубной и разрушительной печали.

Если отсечем причины страстей, т.е. поводы к возбуждению их, и займемся духовными деланиями на короткое лишь время, а не пребудем в этом чине жизни навсегда, это самое имея занятие; то легко опять возвращаемся к  плотским страстям, никакого другого не получив от того доброго начинания плода, кроме всеконечного омрачения ума и глубочайшего ниспадения в вещественное.

Если, начав жительствовать во внимании ума, со вниманием сочетаем смирение и с прекословием соединим молитву, то будем хорошо идти мысленным путем с поклоняемым и святым именем Иисуса Христа, как с светильником света, — как выметая и очищая от греха, таи и украшая и убирая дом сердца своего. Если же на одно свое бодрствование или внимание понадеемся, то скоро, подвергшись нападению врагов, упадем, будучи побеждены. И начнут тогда во всем одолевать нас эти коварнейшие злоумышленники, а мы начнем больше и больше опутываться злыми пожеланиями, как сетями, — или и совершенной победе подвергнемся от них, не имея в себе победоносного меча, — имени Иисус-Христова. Ибо только этот священный меч, будучи непрестанно вращаем в упраздненном от всякого образа сердце, умеет обращать их вспять и посекать, обжигать и поедать, как огонь солому.

Самоукорение умеет избавлять душу от самоугодия, тщеславия и гордости.

Да не надеемся же на самих себя, ибо Писание говорит, что надеющийся на себя самого падет падением ужасным (Притч. 11:28).

Сердце, непрестанно хранимое, которому не попускают принимать виды, образы и мечтания темных и лукавых духов, обыкновенно рождает из себя помыслы световидные. Ибо как уголь рождает пламень, так тем более обитающий от Святого крещения в сердце нашем Бог, если находит воздух сердца нашего чистым от ветров злобы и охраняемым вниманием ума, возжжет мысленную силу нашу к созерцанию, как пламень восковую свечу.

Кто со всем прилежанием хранит чистоту сердца, тот наставником в ней будет иметь законоположителя ее — Христа, Который таинственно будет изрекать ему волю Свою.

Будем, если можно, непрестанно помнить о смерти, ибо от этой памяти рождается в нас отложение всех забот и сует, хранение ума и непрестанная молитва, беспристрастие к телу и омерзение ко греху, и почти, если сказать правду, всякая добродетель, живая и деятельная, из него проистекает.

Добрый педагог и телу, и душе есть незабвенная память о смерти, и то, чтобы, минуя все посреде сущее, т. е. между настоящею минутою и часом смерти, ее всегда перед собою зреть, и ту самую постель, на которой имеем лежать, разлучаясь с телом, и прочее.

Мельничный осел не может подвинуться вперед, шагая по колесу, к которому привязан - шагает, а все на одном месте, пока не остановят колеса; и ум не подвигнется вперед в совершенство - то есть в трезвении, ведущем к совершенству, если не упорядочит своего внутреннего, остановив кружение там помыслов. Ибо таковой слеп всегда внутренними очами, не имея возможности видеть добродетель и светозарного Иисуса.

Если со смиренною мудростью, памятью о смерти, самоукорением, противоречием помыслам и призыванием Иисуса Христа всегда пребываешь ты в сердце своем, и с этими орудиями внимательно проходишь каждый день мысленный путь, — тесный, но радостный и сладостный, то войдешь во святые познания святых и просвещен будешь знанием глубоких тайн от Христа.

Ум омрачается и становится бесплодным, когда монах или поговорит с кем о мирских вещах, или мысленно сам в себе поразглагольствует о них, или когда у него тело с умом суетно займутся чем-либо чувственным, или когда он вообще предается суетности и суетливости. Ибо в таком случае тотчас непосредственно за тем теряет он теплоту, сокрушение, дерзновение к Богу и ведение, забывает о Боге и порядках Божиих; так что поскольку внимаем мы умом, постольку просвещаемся, и поскольку не внимаем — омрачаемся.

Необычно, да и невозможно дружиться со змеем и носить его в недрах своих; невозможно и тело всячески ласкать, любить его и угождать ему, кроме доставления необходимо потребного, и вместе с тем заботиться о добродетели небесной. Ибо тот змей по естеству своему не удержится, чтобы не уязвить прегревшего, а тело — чтобы не осквернить угождающего ему движениями похотной сласти. Когда тело в чем-либо погрешит, бичами бить его надобно нещадно до ран, как беглого раба, исполненного вином, да ведает, что есть над ним господин (ум), готовый наказать его, и да не ищет упоения похотию, будто вином в корчемнице, да не не ведает и своей души нетленной. Эта раба ночная, — прах тленный. До самого исхода своего не доверяй плоти своей.

Ум наш есть нечто легкодвижное и незлобивое, легко отдающееся мечтам и неудержимо падкое на помыслы греховные, если не имеет в себе такого помысла, который, как самодержец над страстями, удерживал бы его непрестанно и обуздывал.

Не другому чему положено быть распознавательным и показательным признаком учеников Христовых, как смиренному мудрованию и униженному виду.

Царствие Небесное не есть награда за дела, а благостный дар Владыки, уготованный верным рабам. Раб не требует свободы, как награды; но получив ее, благодарит, как должник, а не получив ожидает, как милости.

...От непрестанной молитвы мысленный в нас воздух чист бывает от мрачных облаков и ветров духов злобы. Когда же воздух сердца чист, то ничто не препятствует уже сиять в нем Божественному свету Иисусову, если только мы не надымемся тщеславием, самомнением и хвастливым себя выказыванием... и не будем за то лишены помощи Иисусовой, потому что Христос ненавидит все таковое, будучи образцом смирения.

Поскольку сокровище смиренномудрия высокотворно и Богу любезно, имеет силу истреблять всякое зло в нас и все Богу ненавистное, то сего ради неудобно стяжавается. Удобно, может быть, найдешь ты в ином человеке частные некие деяния многих добродетелей, но, поискав в нем благоухание смирения, едва ли найдешь его. Потому много потребно радения и усилий, чтобы стяжать сие сокровище. Писание и диавола называет нечистым за то, что с самого начала отверг он это благое сокровище смиренномудрия и возлюбил гордость.

Есть много действий ума, могущих снискать нам благой дар смиренномудрия, если не будем нерадеть о своем спасении, как то: воспоминание согрешений — словом, делом и помышлением, — и другое многое, мысленно пересматриваемое, помогает к смиренномудрию. Располагает к истинному смирению и то, когда кто вращает в уме непрестанно добродетели ближних, и другие естественные их преимущества превозносит, сравнивая свое с ними. Видя таким образом ясно в уме своем свою худость и то, сколько отстоит он от совершенства других, человек, естественно, станет считать себя землею и пеплом, и даже не человеком, а псом неким, потому что от всех земле существующих разумных тварей во всем отстает и всех их скудное и нищее.

Когда мы, недостойные, сподобимся со страхом и трепетом причаститься Божественных и Пречистых Тайн Христа Бога и Царя нашего, тогда наиболее покажем трезвения, хранения ума и строгого внимания, да Огонь сей Божественный, т. е. Тело Господа нашего Иисуса Христа, потребить грехи наши и наши малые и большие — скверны. Ибо, входя в нас, Он тотчас прогоняет из сердца лукавых духов злобы и отпущает нам прежде бывшие грехи; и ум наш тогда оставляется свободным от беспокойной докучливости лукавых помыслов. Если после сего, стоя у дверей сердца, будем тщательно сохранять ум свой, то, когда опять будем сподоблять Святых Тайн, Божественное Тело более и более будет просвещать ум ваш и делать его блестящим, подобно звезде.

Любящим научение надо знать и то, что злые демоны, завидуя нам, по причине великой от брани пользы, умудрения ею и к Богу восхождения, часто скрывают от нас и утишают эту мысленную брань, имея при этом в намерении и то, чтобы, когда мы, забыв об опасностях нападения с их стороны, обеззаботимся, внезапно похитить ум наш в мечтания и опять сделать нас не внимающими сердцу нерадивцами. Ибо их одна цель и один подвиг непрестанно заботит: совсем не давать сердцу нашему быть внимательным к себе, зная, какое богатство собирается через это в душе. Но мы тогда-то более воспростремся с памятованием Господа нашего Иисуса Христа в духовные созерцания, — и брань опять найдет на ум. Только будем все делать, скажу так, с совета Самого Господа и со смирением великим.

Каждодневные дела наши надобно ежечасно взвешивать, внимая им, а вечером необходимо облегчать бремя их покаянием, сколько сил есть, если желаем, с помощью Христовою, препобедить в себе зло. Надобно также смотреть, по Богу ли, пред лицем ли Бога и для единого ли Бога совершаем мы все свои чувственные и видимые дела, чтобы по неразумию не быть окрадаемыми при сем какими-либо недобрыми чувствами.

Как невозможно по одному каналу вместе проходить огню и воде, так невозможно греху войти в сердце, если он не постучится прежде в дверь сердца мечтанием лукавого прилога.
Первое есть прилог; второе — сочетание, когда наши помыслы и помыслы лукавых демонов смешиваются;  третье — сосложение, когда обоего рода помыслы сговорятся на зло и порешат между собою, как ему быть; четвертое же есть чувственное деяние или грех. Итак, если ум, трезвясь, внимает себе и посредством прекословия и призывания Господа Иисуса прогоняет прилог с самого его приражения, то ничего из того, что обычно следует за ним, уже не бывает. Ибо лукавый, будучи умом бестелесным, не иначе может прельщать души, как чрез мечтание и помыслы.

Путь к ведению есть бесстрастие и смирение, без которых никто не узрит Господа.

Должно всегда вращать в пространстве сердца нашего имя Иисус Христово, как молния вращается в воздушном пространстве перед тем, как быть дождю. Это хорошо знают имеющие духовную опытность во внутренней брани.
Брань эту мысленную будем вести в таком порядке: первое дело — внимание, потом, когда заметим, что подошел вражий помысл, бросим на него с гневом слова клятвы из сердца, третье за тем дело — помолиться на него, обращая сердце к призыванию Иисуса Христа, да развеется этот демонский призрак тотчас, чтобы иначе ум не пошел вслед этого мечтания, как дитя, прельщаемое каким-либо искусным фокусником.

Дерзновенно да надеется душа на Христа, да призывает Его; врагов же отнюдь да не страшится: ибо не одна воюет, но со Страшным Царем Иисусом Христом, Творцом всего сущего, бестелесного и телесного, видимого и невидимого.

Всякий раз как случится умножиться в нас лукавым помыслам, ввергнем в среду их призывание Господа нашего Иисуса Христа; и тотчас увидим, что они начнут рассеиваться, как дым в воздухе, как научил нас опыт. Когда после этого ум останется один, без помыслов смущающих, возьмемся опять за непрерывное внимание и призывание. Так будем поступать всякий раз, как потерпим такое искушение.

Горечью от яда худых помыслов исполняется сердце наше, когда, вознерадев по причине забвения, надолго отводимы бываем от внимания и молитвы Иисусовой. Но когда по любви к Божественному, с крепким усердием, прилежно начнем <в мысленной нашей мастерской – в сердце> совершать вышесказанное, <т.е. внимание и молитву>, оно опять исполняется сладости в чувстве услаждения Божественным некиим радованием. Тогда-то твердые полагаем мы намерения всегда ходить в безмолвии сердечном, и не ради чего другого, а ради ощущаемой от него в душе приятной сладости и отрадности.

...Небезопасно прежде приобретения умом большой опытности в брани попускать помыслам входить в сердце наше, — особенно вначале, когда душа наша еще сочувствует демонским прилогам, соуслаждается ими и охотно устремляется вслед их; но должно, как только они будут сознаны, тотчас, в самый момент нахождения их и приражения, отсекать их. Когда же ум, долгое время пребывая в таком дивном делании, обучится сему подвигу, все в нем разузнает и навык приобретет в ведении такой брани, так что верно будет распознавать помыслы и, как говорит Пророк, будет в состоянии легко ловить лис малых (Песн. 2: 15): тогда можно искусно попускать им входить внутрь, сражаться с ними с помощью Христовой, обличать и извергать вон.

Наука наук и искусство искусств есть умение управляться со злотворными помыслами. Самое лучшее против них средство и искусство — смотреть с помощью Господа за появлением прилога их и мысль свою всегда хранить чистою, как храним око телесное, им же самим зорко усматривая могущее случайно повредить его и всячески стараясь не допускать до него даже порошинки.

Прекословие обыкновенно преграждает дальнейший ход помыслам, а призывание имени Иисус-Христова изгоняет их из сердца. Как только образуются в душе нападок представлением чувственного какого-либо предмета, как то: оскорбившего нас человека, или женской красоты, или серебра и золота, или когда все это одно за другим побывает в мысли нашей; тотчас обличается, что привели в такое мечтание сердце наше духи злопамятства, блуда и сребролюбия. Если ум наш опытен, обучен и навык блюсти себя от искушений и видеть ясно, как днем, обольстительные мечтания и прелести лукавых, — то тотчас отпором, прекословием и молитвою Иисус-Христовою легко угашает разжженные стрелы диавола, не позволяя страстному мечтанию увлекать вслед себя и наши помыслы, а помыслам этим согласоваться с призраком искушения, или дружелюбно беседовать с ним и вдаваться в многомыслие, или соединиться с ним, — за чем с некоторою необходимости, как ночь за днем, следуют плохие дела.

Как снег не породит пламени, вода не родит огня, терн — смокв, так сердце каждого человека не освободится от бесовских помыслов, слов и дел, если не очистит своего внутреннего, не сочетает трезвения с молитвой Иисусовой, не приобретет смирения и душевного безмолвия, и не будет со всем усердием двигаться, поспешая вперед.

Не видит солнечного света родившийся слепым: так не видит сияний богато нисходящей свыше благодати тот, кто не живет в трезвении; не освободится он также от греховных, Богу ненавистных дел, слов, помышлений. Таковые во исходе своем не минуют свободно <имеющих встретить их> князей тартара.

Трезвение есть духовое художество, которое, если долго и с постоянным усердием проходить его, с Божией помощию совершенно избавляет человека от страстных помыслов, и слов, и худых дел; дарует тому, кто его так проходит, верное познание Бога непостижимого, сколько сие возможно для нас, и сокровенное разрешение сокровенных Божественных тайн; и есть творительница всякой заповеди Ветхого и Нового Завета и всякого блага будущего века подательница.

Когда, возмогая о Христе Иисусе, начнем мы умножаться в трезвении твердо установившемся, тогда сперва является нам в уме — как бы светильник какой, держимый нами, рукой ума и руководящий нас на стези мысленные, потом, как бы луна в полном свете, вращающаяся на тверди сердечной, наконец, как солнце, — Иисус, подобно солнцу сияющий правдою, т. е. показующий Себя Самого и Свои всесветлые светы созерцаний.

Надлежит тебе острым и напряженным взором ума смотреть внутрь, чтобы узнавать входящих; узнав же, тотчас противоречием сокрушать главу змия, с воздыханием возопив в то же время ко Христу. И получишь тогда опыт невидимого Божеского заступления. Ясно также увидишь тогда и правость сердца: право ли оно действует, или в чем состоит правое действование сердца.

Трезвение есть твердое водружение помысла ума и стояние его у двери сердца; так что он видит, как подходят чуждые помыслы, эти воры-окрадыватели, слышит, что говорят и делают эти губители, и какой демоны начертывают и устанавливают образ, покушаясь, увлекши через него в мечтания ум, обольстить его. Если будем люботрудно проходить такое действование, то оно, если хотим, очень основательно и внятно, на опыте покажет искусство мысленной брани и доставит опытность в ней.

Если не хочешь злострадать, не хоти и зло делать, потому что то первое неотступно следует за этим последним. Что кто сеет, то и пожнет. Так, когда мы, добровольно сея зло, против воли пожинаем <скорбное>, то должны дивиться в сем правосудию Божию.

Тому, кто подвизается на внутренней брани, в каждое мгновение надо иметь следующие четыре делания: смирение, крайнее внимание, противодействие помыслам и молитву. Смирение потому что брань у него идет с гордыми соперниками демонами, а он должен всегда иметь в сердце помощь Христову, ибо Господь ненавидит гордых. Внимание чтобы не хранить в своем сердце никакого помысла, даже если он кажется добрым. Противодействие помыслам – чтобы, как только заметить, кто пришел, «тотчас с гневом восстать против лукавого, как говорится: «И я дам ответ поносящему меня» (Пс. 118:42),– «Только в Боге успокаивается душа моя» (Пс. 61:2). Молитву – чтобы после противодействия, сразу воззвать из глубины сердца с воздыханиями неизреченными.

...Посылаются нечаянные искушения от Бога к исправлению жизни нашей, особенно когда кто вкусил сладость упокоения от добра этого (внимания и трезвения), — и вознерадел. От частости этой рождается навык; от этого — естественная некая непрерывность трезвения, а от этого, по свойству его, мало-помалу порождается видение брани, за которым последует непрестанная молитва Иисусова, сладостная без мечтаний тишина ума, и дивное некое состояние, исходящее от сочетания с Иисусом.

Усумнится и поколеблется всякий монах взяться за духовное делание прежде отрезвления ума, — потому ли, что не познал еще красоты его, или потому, что, познавши, бессилен решиться на это по недостатку ревности. Но это колебание несомненно рассеется, коль скоро он вступит в делание хранения ума, которое есть и именуется мысленным любомудрием или деятельным любомудрием ума. Потому что тогда обретет он Путь, Который сказал: Я есмь путь и истина и жизнь (Ин. 14:6).

Тому, кто несет подвиг внутри, в каждое мгновение нужно иметь следующие четыре делания: смирение, крайнее внимание, противоречие помыслам и молитву. Смирение — чтобы, как борьба у него идет с соперниками — гордыми демонами, всегда иметь в руке сердца помощь Христову: ибо Господь ненавидит гордых. Внимание - чтобы всегда держать сердце свое не имеющим никакого помысла, хотя бы он казался добрым. Противоречие - чтобы, как только уразумеет, кто пришел, тотчас с гневом воспротиворечить лукавому, как говорится: «и я дам ответ поносящему меня» (Пс. 118:42), — «не Богу ли повинется душа моя» (Пс. 61:2)? Молитву — чтобы после противоречия тотчас из глубин сердца возопить ко Христу с воздыханием неизреченным. И тогда сам подвизавшийся увидит, как враг его поклоняемым именем Иисуса, как прах ветром развевается и гонится прочь, или как дым исчезает со своим мечтанием.

Нет яда, паче яда аспида и василиска; и нет зла, паче зла самолюбия. Исчадия же самолюбия — ...змеи летающие: самохваление в сердце, самоугодие, чревонеистовство, блуд, тщеславие, зависть и вершина всех зол гордость, которая не только людей, но и ангелов свергает с небес и вместо света покрывает мраком.

...Чистота сердечная, т. е. блюдение и охранение ума... все страсти и всякое зло отсекает от сердца и искореняет из него, и вместо того вводит в него радость, благонадежие, сокрушение, плач, слезы, познание себя самих и грехов своих, памятование смерти, истинное смирение, безмерную любовь к Богу и людям и божественное рачение сердечное.

Созерцание и знание обыкновенно бывают путеводителями и виновниками строгой жизни через то, что сердце, ими устремленное ввысь, приходит в презрение земных удовольствий и всякой чувственной сласти житейской, как вещей ничтожных.
И обратно, жизнь внимательная, во Христе Иисусе совершаемая, бывает отцом созерцания и знания и родителем Божественных восхождений и мудрейших  помышлений, соединившись с супругою — смирением...

...<Дело> справедливости — желательную силу направлять к добродетели и к Богу...

Не двинется вперед корабль без воды; не преуспеет нисколько и хранение ума без трезвения со смирением и молитвою Иисус-Христовою.