Максим Исповедник

Зло для разумной души есть забвение естественных своих благ, происходящее от страстного отношения к плоти и миру.

Некоторые говорят, что не было бы зла в тварях, если бы не было посторонней некоей силы, увлекающей нас к таковому. Но сила эта не иное что есть, как наше нерадение о естественной деятельности ума. Почему те, которые радеют о нем, всегда делают добро, а зла никогда. Итак, если и ты этого же хочешь, то отбрось нерадение, и с тем вместе отбросишь и зло, которое есть погрешительное употребление мыслей, сопровождаемое злоупотреблением и вещами.

Зло есть погрешительное суждение о познанных вещах, сопровождаемое неправильным их употреблением.

Зло познается не в естестве созданий, но в погрешительном и неразумном их движении.

Чем ты злонравнее, тем менее отрицайся от злострадания, чтобы, будучи смиряем им, изгнал ты гордость.

Не одинаково должно судить о согрешающих тем же по действию грехом, но различно <судя по причине согрешения>, ибо иное грешить по навыку, а иное по внезапному, неудержимому увлечению. В последнем случае человек ни прежде греха не имел мысли о нем, ни после греха не имеет влечения к нему, а, напротив, весьма скорбит и мучится о случившемся. Совсем не то бывает с тем, кто грешит по навыку, ибо он и до греха не переставал грешить мысленно, и по совершении его в том же остается расположении.

Никто, согрешая, не может представлять в извинение греха немощь плоти. Ибо единение с Богом Словом, разрешением клятвы, восстановило в силе все естество, сделав таким образом неизвинительным для нас склонение произволения на страсти. Божество Слова, будучи всегда по благодати соприсуще верующим в Него, заглушает закон греха сущий во плоти.

Сперва память вносит в ум простой помысл; и если он замедлит в нем, то от сего приходит в движение страсть; если не истребишь страсти, она преклоняет ум к соизволению; а когда и сие произойдет, тогда доводит уже до греха и делом.

От лежащих в душе страстей демоны заимствуют поводы воздвигать в нас страстные помыслы. Потом, ими побеждая ум, принуждают его снизойти к соизволению на грех; победив его в этом, вводят его во грех мысленный; а по совершении этого, как пленника, ведут его на самое дело греховное. После этого, наконец, через помыслы сделав душу запустелою, отходят вместе с теми. Остается только в уме мысленный образ греха, о котором говорит Господь: «когда увидите мерзость запустения, стоящую на святом месте» (Мф. 24:15). Читающий да понимает, что место святое и храм Божий есть ум человеческий, в котором демоны, опустошив душу страстными помыслами, поставили идола греховного.

Всякий почти грех бывает ради услаждения самоугодия, и потому истребляется страданием и печалью — вольным или невольным — по действу покаяния или по действу беды какой, смотрительно Божиим о нас Промыслом наводимой.

Бога знаем мы не по существу Его, но по великолепию творений Его и Его Промыслу о них. В них как в зеркале видим мы беспредельную Его благость, премудрость и силу.

...Невозможно уму всегда быть с Единым Богом, если не стяжет он следующих трех добродетелей: любви, воздержания и молитвы. Любовь укрощает гнев, воздержание иссушает похоть, а молитва, отрешая ум от всех помышлений, нагим представляет его Самому Богу. Эти три добродетели совмещают в себе все правды, и без них ум не может пребывать с Единым Богом.

Чей ум непрестанно устремлен к Богу, того и желание перерастает в желании Бога, и раздражительность вся превращается в Божественную любовь. Ибо через долговременное приобщение Божественному озарению ум, сделавшись весь светлым, и вожделетельную свою часть утеснив и подавив в себе, превращает в непрестанное, как и сказано, желание Бога и неослабную к Нему любовь, — всецело переводя ее от земного к Божественному.

Бог знает Себя из блаженного естества Своего, а создания Свои из Своей Премудрости, с которою и в которой все сотворил. Святые же Силы знают Бога, Сущего превыше всякого причастия, по причастию Его знания, а творения Его через восприятие сущих в них умных познаний.

Осиявший ум свой Божественными разумениями, слово приучивший Божественными песнями непрестанно чтить Творца, и чувство освятивший непорочными на все взираниями, – этот к естественному добру бытия по образу приложил и благобытие по подобию произвольным благонастроением. Хранит душу свою не оскверненной тот, кто ум свой понуждает помышлять о едином Боге и Его совершенствах, слово поставляет правым истолкователем и изяснителем этих совершенств, а чувство научил благочестно взирать на видимый мир и на все, что в нем, и душе возвещать о величии сокрытого в том разума.

Высочайшей благости дело есть, что она не только божественные и бестелесные естества мысленных тварей соделала отображениями неизреченной Божеской славы, как способные сообразно с своею приемлемостью воспринимать все недомыслимое благолепие неприступной красоты, но и в тварях чувственных, во многом недостаточествующих перед существами мысленными, отпечатлела явные следы своего величия, могущие ум человеческий, в них углубляющийся, переносить прямо к Богу, восторгая его выше всего видимого, как бы вводя в область верховного блаженства.

Ум, соединившийся с Богом и в Нем пребывающий молитвою и любовью, бывает мудр, благ, силен, человеколюбив, милостив, великодушен и, просто сказать, почти все Божественные свойства в себе носит. А удаляющийся от Него и с вещественными предметами соединяющийся, предавшись сластолюбию, бывает или скотен, или дик, воюя с людьми из-за этого.

Невозможно содружиться с Богом нам, бунтующим против Него страстьми и охотно платящим дань греха злому тирану и губителю душ, диаволу, если прежде не восстанем решительною войною против этого лукавого. Ибо до тех пор мы состоим врагами и противоборцами Богу, несмотря на то, что прилагаем к себе имя верных, пока самохотно рабствуем страстям бесчестия. И никакой нам не будет пользы от мира мирского, когда душа наша худа по своему настроению, восстает против своего Творца и не хочет быть под Его царскою властию; между тем как продает себя  бесчисленным злым господам, ввергающим ее в грехи и льстиво изучающим вместо спасительного пути избирать более путь, ведущий в пагубу.

Очищай ум твой от гнева, злопамятства и срамных помыслов, — и тогда сможешь узнать Христово в тебе вселение.

Когда ты оскорблен кем-нибудь или в чем унижен, берегись помыслов гнева, дабы они, по причине этого оскорбления, отлучив тебя от любви, не переселили в область ненависти.

Дух Святый во всех вообще есть, как всех объемлющий, и о всех промышляющий, и во всех приводящий в движение естественные семена добра. Но в сущих под законом Он определительно есть, как указатель преступления заповедей и просветитель предсказанного относительно Христа обетования. Во всех же, сущих во Христе, кроме сказанного, и как Сыноположитель, или усыновления производитель. А как премудрости Податель, ни в ком из сказанных лиц не есть Он просто или безусловно, но только в тех, которые, разумея дело, соделали себя достойными Его Божеского вселения своею богоподобною жизнью. Ибо всякий, не творящий Божиих волений, пусть он и верный, неразумное имеет сердце, как мастерскую злых помыслов, и тело, в грехах повинное, как всегда полное нечистыми страстными похотями.

Любовь есть благое расположение души, по которому она ничего из существующего не предпочитает познанию Бога.

Не неради о заповеди любви, ибо через нее будешь ты сыном Божиим, а преступая ее, окажешься сыном геенны.

Не раздаянием только имения оказывается расположение любви, но еще более преподанием слова Божия и телесным служением.

Кто не вменяет ни во что честолюбия и сластолюбия, и их возращающего, и ради их порождающегося сребролюбия, тот не может отсечь причин гневного раздражения: а не отсекающий их не может достигнуть совершенной любви.

Не растлевай плоти твоей срамными делами, не оскверняй души помыслами злыми — и мир Божий снидет на тебя, принося с собою любовь.

Изнуряй плоть свою голодом и бдением и неленостно упражняйся в псалмопении и молитве — и освящение целомудрия снидет на тебя, нося с собою любовь.

Обыкновенно за познанием следует самомнение и зависть, особенно вначале. Имеющему знание нужно приобрести и любовь, дабы она сохраняла ум во всем невредимым.

Не неради о любви и воздержании, ибо они, очищая страстную часть души, устрояют тебе путь к ведению удобным.

Конец всех благ есть любовь, так как она всех ходящих в ней ведет, приводит и приближает к верховнейшему из благ — Богу, Виновнику всякого блага, как всегда верная, никогда не отпадающая и всегда неизменною пребывающая. Вера есть основание за нею следующих надежды и любви, как твердо устанавливающая истину. Надежда есть крепость — стоящих по краям ее, справа и слева — любви и веры, как само собою обеим им показующая верность веруемого и достолюбезность любимого, и путь к тому творить собою научающая. Любовь есть исполнение их, как вся все последнее желательное объемлющая, и упокоение в нем подающая, вместо веры в то, что есть, и надежды того, что будет, вводя собою и в себе обладание этим, как настоящим и вкушение того, как присущего.

Верные блюстители заповедей и истинные тайноведцы судеб Божиих не оставляют друзей, по Божию попущению искушаемых.

Если одних ненавидишь, а других — не любишь, не ненавидишь; иных любишь, но посредственно, а иных любишь очень сильно, то из этого неравенства познай, что ты далек еще от совершенной любви, которая внушает любить равно всякого человека.

Как воспоминание об огне не согревает тела, так вера без любви не производит в душе света знания.

От того бывает, что любовь созидает, что она не завидует, и не огорчается на завидующих, и не разглашает о себе всенародно того, что достойно завидования; она не почитает себя уже достигшею совершения (Флп. 3:12), и чего не знает, о том не стыдится признавать свое неведение. Таким образом она предохраняет ум от превозношения и всегда располагает его преуспевать в познании.

Многие многое сказали о любви, а найдешь ее у одних учеников Христовых.

Совершенная любовь не разделяет единого естества людей по различным их нравам, но всегда смотря на то, всех людей равно любит: добрых любит как друзей, а недобрых, как врагов, благодетельствуя им, долготерпя, перенося ими причиняемое, отнюдь не отплачивая им зла, но даже страдал за них, когда случай востребует, чтобы, если возможно, сделать и их себе друзьями, но если и невозможно, она все же не отступает от своего расположения к ним, всегда равно являя плоды любви всем людям.

Любовь делает ум неотторжимым от родственного сочетания с Божественным, даже и во время самой борьбы, прилепляя всю силу его расположения к вожделению Божественного.

Дело любви составляют: усердное благодетельство ближнему, великодушие, терпение и благоразумное пользование вещами.

Ни во что вменяющий славу и бесславие, богатство и убожество, утехи и горести не достиг еще совершенной любви. Совершенная любовь не только это все ни во что вменяет, но и самую временную жизнь и смерть.

Любовь делает мертвым для боголюбивого ума нападение врагов, совершенно обессиливая его вожделенным устремлением к Богу.

Мир имеет много нищих духом – но не по надлежащему, много плачущих – но или об утрате имения, или о потере детей, много кротких – но к нечистым страстям, много алчущих и жаждущих – но того, чтобы похищать чужое неправедно и собирать корысти, много милостивых – но к телу и телесному, и чистых сердцем – но по тщеславию, и миротворцев – но подчиняющих душу плоти, много изгоняемых – но за свое бесчиние, много оскорбляемых – но за срамные грехи. Блаженны же одни те, которые действуют и страждут за Христа и о Христе.

Деятельное повиновение Божественным заповедям совсем умерщвляет грех мечом Духа.

Против всякого пути неправедного даны нам от Господа противоположные тому заповеди, — и если кто оставляет какую-нибудь из них, то вместе с тем вступает на противоположный ей путь неправды.

Как блаженный Давид, играя на гуслях, успокаивал давимого злым духом Саула (1 Цар. 16:23), так всякое слово духовное, сладостное по проникающим его мысленным созерцаниям, успокаивает страждущий эпилепсией ум, освобождая его от давящей его злой совести.
«Он был белокур, с красивыми глазами и приятным лицем» (1 Цар. 16:12), подобно великому Давиду, есть тот, кто при светлости жизни по Богу имеет светозарное подобно ей и слово ведения. В таких добрая деятельность сочетавается с созерцанием, — и первая блестит разными видами добродетелей, а вторая светит божественными помышлениями.

Смерть собственно есть отдаление от Бога; жало же смерти — грех, которое Адам, прияв в себя, стал в одно время изгнан и от древа жизни, и от рая, и от Бога, за чем необходимо следовала и телесная смерть.

Конец настоящей жизни несправедливо, думаю, называть смертью, а скорее избавлением от смерти, удалением из области тления.

Хранит душу свою неоскверненною тот, кто ум свой понуждает помышлять о едином Боге и Его совершенствах...

Душа никогда не может простереться к познанию Бога, если Сам Бог, по благоснисхождению к ней, не коснется ее и не возведет ее к Себе.

Душа по настроению своему, бывает или воском, как боголюбивая, или грязью, как веществолюбивая.