Авва Дорофей

Мы, если и сделаем что-либо доброе, должны покрыть это смиренномудрием и возложить на Бога немощь нашу, молясь Ему, чтобы Он воззрел на труд наш, ибо иначе он будет тщетен.

Цель закона была научить нас не делать того, чего сами не хотим пострадать, потому он и останавливал нас от делания зла страхом, чтобы самим не пострадать от того же.

Как горящее уголье, когда оно угаснет и будет собрано, может лежать несколько лет без повреждения, и даже, если кто польет его водою, оно не подвергается гниению; так и гнев, если укоренится, обращается в злопамятность, от которой человек не освободится, если не прольет крови своей, т. е. пока не примет подвиги и труды.

Хорошо сказал Авва Пимен, что преуспеяние монаха обнаруживается в искушениях; ибо монах, который истинно приступает работать Господеви, должен, как говорит Премудрый, уготовати душу свою во искушение (Сир. 2:1), чтобы никогда не удивляться и не смущаться ничем случающимся с ним, веруя, что ничего не бывает без Промысла Божия. А в чем Божий Промысл, то вполне хорошо и служит к пользе души, ибо все, что делает с нами Бог, делает Он для нашей пользы, любя и милуя нас.

...Мы бываем искушаемы для обучения в вере для того, чтобы мы были испытаны и научились бороться.

...Если кто перенесет искушение с терпением и смирением, оно пройдет без вреда для него; если же он будет малодушествовать, смущаться, обвинять каждого, то он только будет отягощать самого себя, навлекая на себя искушения... лишь повредит себе; тогда как искушения приносят большую пользу тому, кто переносит их без смущения.

Неприлично кому-либо исправлять брата в то самое время, когда он согрешает против тебя, да и в другое время не должно делать этого для того, чтобы мстить за себя.

Каждый из нас пусть рассматривает, в каком он находится устроении. Добровольно ли он действует по страсти и удовлетворяет ей? Или, не желая действовать по ней, побеждается ею? Или действует по страсти, увлекаясь привычкою, и, сделав это, скорбит и кается, что так поступил? Или подвизается разумно остановить страсть? Или подвизается против одной страсти ради другой, как мы сказали, что иной молчит по тщеславию, или по человекоугодию, или вообще по какому-нибудь человеческому помыслу? Или он начал искоренять страсть, и разумно ли искореняет ее и делает противное страсти? Каждый пусть знает, где он находится, на каком поприще.

Когда оправдание соединяется с волей – это есть совершенная смерть, великая опасность, великий страх; тогда окончательно падает несчастный. Ибо кто заставит такого верить, что другой человек лучше знает, что ему полезно? Тогда он совершенно предается своей воле, своему помыслу, и наконец враг как хочет устраивает его падение.

Когда усилия диавола совмещаются с нашим самооправданием, тогда диавол становится более крепким, более вредит, более действует. Ибо когда мы держимся своей воли и следуем оправданиям нашим, тогда, делая по видимости добро, мы сами себе расставляем сети и даже не знаем, как погибаем. Ибо как можем мы постичь волю Божию или взыскать ее, если верим себе и держимся своей лукавой воли?

Милости Божией ничто так не привлекает на душу, как искушения, и особенно наносимые и налагаемые во время скорби и нужды.

Представьте себе круг, начертанный на земле, середина которого называется центром, а прямые линии, идущие от центра к окружности, называются радиусами. Теперь вникните, что я буду говорить: предположите, что круг этот есть мир, а самый центр круга — Бог; радиусы же, то есть прямые линии, идущие от окружности к центру, есть пути жизни человеческой. Итак, насколько святые входят внутрь круга, желая приблизиться к Богу, настолько, по мере вхождения, они становятся ближе и к Богу, и друг к другу; и сколько приближаются к Богу, столько приближаются и друг к другу; и сколько приближаются друг к другу, столько приближаются и к Богу. Так разумейте и об удалении. Когда удаляются от Бога и возвращаются ко внешнему, то очевидно, что в той мере, как они исходят от середины и удаляются от Бога, в той же мере удаляются и друг от друга, и сколько удаляются друг от друга, столько удаляются и от Бога. Таково естество любви: насколько мы находимся вне и не любим Бога, настолько каждый удален и от ближнего. Если же возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу любовью к Нему, столько соединяемся любовью и с ближним; и сколько соединяемся с ближним, столько соединяемся с Богом.

Читая врачебные книги или спрашивая о них кого-либо, не забывай, что без Бога никто не получает исцеления. Итак, кто посвящает себя врачебному искусству, тот должен предавать себя имени Божию, и Бог подаст ему помощь. Врачебное искусство не препятствует человеку быть благочестивым; но занимайся им, как рукоделием для <пользы> братии. Что делаешь, делай со страхом Божиим, и сохранишься молитвами святых.

Если кто смущается на оскорбляющего его брата, то это происходит или от того, что он в это время находится не в хорошем расположении духа, или от того, что имеет неприязнь против него. Этому есть много и других причин, о которых уже было сказано. Но главная причина всякого смущения, если мы основательно исследуем, есть то, что мы не укоряем самих себя. От того проистекает всякое подобное расстройство, от того мы никогда не находим покоя. И нечего удивляться, когда слышим от всех святых, что нет другого пути, кроме этого. Мы видим, что никто, минуя путь этот, не обрел покоя, а мы надеемся получить спокойствие, или полагаем, что идем правым путем, никогда не желая укорять самих себя.

Если человек не узнает, что такое скорбь, то не узнает и что такое покой.

Грех ближнего <Господь> уподобил сучку, а осуждение – бревну: так тяжело осуждение, что превосходит всякий грех.

Другой хранит молчание, но неразумно, ибо он думает, что совершает добродетель, между тем как вовсе не совершает ее. А разумно молчащий думает, что он недостоин говорить, как сказали отцы, и это есть разумное молчание.

...Как воин не должен оставлять службы своей для того, чтобы сделаться земледельцем или купцом, ибо иначе он лишится своего сана, как говорит Апостол: "никакой воин не связывает себя делами житейскими, чтобы угодить военачальнику". (2 Тим. 2: 4); так и мы <монахи> должны подвизаться и не заботиться ни о чем мирском и служить единому Богу, дабы, как сказано, быть девою, прилежно занятою своим делом и безмолвною (2 Кор. 11:2).

Мы оставили мир, оставим и пристрастие к нему. Ибо пристрастия, как я сказал, и маловажными и обыкновенными вещами, нестоящими никакого внимания, опять привязывают нас к миру и соединяют с ним, а мы не понимаем этого. Поэтому, если мы хотим совершенно измениться и освободиться от мира, то научимся отсекать хотения наши, и таким образом, мало-помалу, с помощью Божиею, мы преуспеем и достигнем бесстрастия.

«Мне мир распялся и я миру» (Гал. 6:14). Какое же между этим различие? Как мир распинается человеку и человек миру? Когда человек отрекается от мира и делается иноком, оставляет родителей, имения, приобретения, торговлю, даяние другим и приятие от них, тогда распинается ему мир, ибо он отверг его. Это и значат слова Апостола: «мне мир распялся», потому он прибавляет: «и я миру». Как же человек распинается миру? Когда, освободившись от внешних вещей, он несет подвиг и против самых услаждений, или против самого вожделения вещей и против своих пожеланий, и умертвит свои страсти, тогда и сам он распинается миру и сподобляется сказать с Апостолом: «мне мир распялся, и я миру» (Гал. 6:14).

Вникайте умом вашим, братия, в свойство вещей и берегитесь, чтобы не вознерадеть, ибо и малое нерадение подвергает нас великим опасностям.

Обучи себя не обращаться с другими свободно, и ты спасешься.

Кто ненавидит огорчающих его, тот ненавидит кротость, и кто избегает от оскорбляющих его, тот избегает покоя о Христе.

...Невеликое дело — не судить того, или сострадать тому, кто находится в скорби и покоряется тебе; но велико — не судить того, кто тебе противоречит, не мстить ему по страсти, не соглашаться с осуждающим его и радоваться вместе с предпочтенным тебе.

От того, что человек позволит себе малое осуждение ближнего, от того, что говорит: «Что за важность, если послушаю, что говорит этот брат? Что за важность, если я скажу одно вот такое-то слово? Что за важность, если я посмотрю, что будет делать этот брат, или тот странник?» — От этого ум начинает оставлять свои грехи без внимания и замечать грехи ближнего. И от этого потом происходит, что мы осуждаем, злословим, унижаем ближних, а наконец впадаем и в то самое, что осуждаем. Ибо оттого, что человек не заботится о своих грехах и «не оплакивает, — как сказали отцы, — своего мертвеца», не может он преуспеть ни в чем добром, но всегда обращает внимание на дела ближнего. А ничто столько не прогневляет Бога, ничто так не обнажает человека и не приводит в оставление от Бога, как злословие, или осуждение, или уничижение ближнего.

Иметь заповедь и стараться сохранять ее — в этом заключается и поминовение, и память Божия.

Не плач происходит от слез, а слезы от плача. Если человек, находясь среди других, отсекает свою волю и не обращает внимания на чужие грехи, то приобретает плач. Ибо через сие собираются его помыслы и, собираясь таким образом, рождают в сердце печаль ради Бога (2 Кор. 7:10), а печаль эта — слезы.

Прежде, чем скажем или сделаем что-нибудь, испытаем, согласно ли это с волею Божией; и тогда, помолившись, скажем или сделаем это и повергнем немощь нашу перед Богом, и благость Его поможет нам во всем.

Не желай знать пороков ближнего твоего и не принимай на него подозрений, внушаемых тебе врагом; если же они и возникают в тебе, по греховности нашей, то старайся обращать их в добрые помышления.

Желающий, с помощью Божией, достигнуть благого устроения не должен говорить, что добродетели велики и он не может достигнуть их, ибо, кто так говорит, тот или не надеется на помощь Божию, или ленится посвятить себя чему-либо доброму. Назовите какую хотите добродетель и вы увидите, что от нас зависит исполнить ее, если хотим. Не обращай внимания на то, как далеко ты отстоишь от этой добродетели, чтобы не начать ужасаться. Не увлекайся такими размышлениями и не думай, чтобы добродетель превышала твои силы и была неисполнима, но положи только начало с верою в Бога, покажи Ему твое произволение и старание и увидишь помощь, которую Он подаст тебе для совершения добродетели.

Промысел Божий делает многое сверх нашего соображения и надежды. И иногда предполагаемое нами на опыте бывает иначе, и одним словом: во время искушения нужно иметь долготерпение и молиться, а не желать, как я сказал, и не полагать, что можно человеческими помыслами преодолеть помыслы бесовские.

Мы не знаем путей Промысла Божия, и потому должны предоставлять Ему устраивать все, касающееся нас.

Если мы во всем, что с нами ни случается, считаем виновными самих себя, а не других, то это приносит нам много добра и доставляет великое спокойствие и преуспеяние. И тем более должны мы так воспринимать происходящее, что ничего не бывает с нами без Промысла Божия.

...Святой Антоний сказал: «Великий подвиг человека состоит в том, чтобы он перед лицем Божиим возлагал все согрешение свое на себя и ожидал бы искушения до последнего издыхания».

...Если ты, пребывая в келье, рассеиваешься мыслями, укоряй себя во всем и повергни немощь твою перед Богом. Он поможет тебе и укрепит тебя преуспеть о Нем.

Мы оправдываем самих себя, что держимся своей воли и следуем самим себе. Все это исчадия гордости, враждебной Богу.

Почему враг любит полагающихся на себя? — Потому что они помогают диаволу и сами себе строят козни. Я не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу.

Тогда только человек видит непорочный путь Божий, когда оставит свою волю. Когда же повинуется своей воле, то не видит, что непорочны пути Божии; но если услышит что-либо, относящееся к наставлению, он тотчас порицает это, унижает, отвращается от этого и действует напротив; ибо как ему перенести что-либо или послушаться чьего-либо совета, если он держится своей воли!

Достигший отсечения своей воли достиг места покоя.

Отсечение своей воли есть кровопролитие, и для достижения этого человек должен потрудиться до смерти и отвергать свою волю.

Ничто не приносит такой пользы людям, как отсечение своей воли, и поистине от этого человек преуспевает более, чем от всякой другой добродетели.

Видел ли ты падшего, — знай, что он последовал самому себе. Нет ничего опаснее, нет ничего губительнее этого.

Будучи страстными, мы отнюдь не должны веровать своему сердцу, ибо кривое правило и прямое кривит.

Быть свободным от славолюбия и тщеславия могут только те, которые сбросили с себя ветхого человека.

Как облеченный в шелковую одежду, если бросить на него рубище нечистое, отбегает, чтобы не замарать своего драгоценного одеяния, так и святые, будучи облечены в добродетели, убегают человеческой славы, чтобы не оскверниться ею. А ищущие славы подобны нагому, который желает найти хотя малое рубище или иное что-либо, дабы покрыть свой стыд; так и необлеченный в добродетели ищет славы человеческой.

Если ты настоятель братии, пекись о них с сокрушенным сердцем и снисходительным милосердием, наставляя и обучая их добродетелям делом и словом, а более делом, потому что примеры действительнее слов.

Приобретем и мы любовь, приобретем снисходительность к ближнему, чтобы сохранить себя от пагубного злословия, осуждения и уничижения, и будем помогать друг другу, как своим собственным членам.

...Через сокрушение сердечное человек делается послушным заповедям, освобождается от зла, приобретает добродетели и потом восходит в покой свой.

Кто вначале понуждает себя, то, продолжая подвизаться, он мало-помалу преуспевает и потом с покоем совершает добродетели, поскольку Бог, видя, что он понуждает себя, подает ему помощь.

Желающий, с помощью Божией, достигнуть благого устроения, не должен говорить, что добродетели велики, и он не может достигнуть их, ибо кто так говорит, тот или не уповает на помощь Божию, или ленится посвятить себя чему-либо доброму.