Петр Дамаскин

Какое же преимущество монаха, если не хранение девства и нестяжание? Другие заповеди, как согласные с естеством, и все люди должны исполнять.

Жребий монаха есть то, что превыше естества. Он воин Христов, потому должен вкусить страданий Его, чтобы получить и славу Его. И это также естественный закон, подтверждаемый чувственными делами. Не прославляются ли воины царские за то, что страдают вместе с Царем? Не по мере ли того, как страдает каждый, получает он здесь и похвалу? А насколько оказывается непотребным, настолько и подвергается бесчестию.

Рассуждение есть свет, и рождающееся от него прозрение есть самое нужное из всех добродетелей. Ибо что нужнее человеку, чем видеть тайные хитрости демонов и охранять свою душу при содействии благодати?

Начало всех добродетелей есть духовная мудрость, хотя она же составляет и конец их; ибо если она не приблизится к уму, то человек не может сделать ничего доброго, никогда не слышав о ней, а если услышит сколько-нибудь, — это самое и есть уже мудрость.

Должно нам всегда познавать свою немощь и благодать Божию и не отчаиваться, если что-либо случится с нами, но и отнюдь не быть дерзновенными, думая, что мы значим что-либо, но более уповать всегда на Бога со смирением.

Надежда рождается от твердой веры, от того, что человек вовсе не заботится о своей жизни или смерти, но всю заботу возлагает на Бога.

Насколько человек возлагает надежду на Бога, во всем касающемся души его и тела, настолько находит Его Божие промышление о себе, так что считает себя ниже всей твари, от многих даров Божиих: явных и неявных, душевных и телесных, и, от стыда, как великий должник, отнюдь не может превозноситься в каком-либо деле, ввиду благодеяний Божиих.

Без просьбы братии отцы не говорили наставления служащего ко спасению души, но считали это за празднословие. И поистине так, ибо когда мы думаем, что больше знаем нежели другой, тогда мы сами по себе произносим слово.

Нерадение наше о познании даров Божиих привело нас в лень, а лень предала забвению, от которого воцарилось в нас неразумие.

...Пост смиряет тело, бдение просвещает ум, безмолвие приносит плач, плач очищает человека, омывает душу и делает ее безгрешною.

Бывает, что сегодня тот же святой о том же деле говорит одно, а завтра другое; и это не есть разногласие, если только слушатель имеет ведение или опытность. И опять: один говорит одно, а другой о том же самом изречении Божественного Писания — другое, ибо часто и то и другое внушила Божественная благодать сообразно с временем и состоянием людей.

Без плача не бывает очищения, а плача нет во всегдашнем развлечении. И без очищения души не бывает извещения в спасении; без извещения же — разлучение души от тела бедственно.

Хорошо подвижничество, но с праведным намерением. И мы должны считать его не делом, а приготовлением к делу; и не плодом, но почвою, могущею со временем, трудом и помощью Божией произвести растения, от которых бывает плод. Плод этот есть очищение ума и соединение с Богом, Которому слава вовеки.

Святые отцы, если по старости и немощи часто и уменьшали телесные делания, но душевные — никогда; ибо вместо телесных подвигов имели они телесную немощь, которая может держать в порядке окаянную плоть, а хранить душу безгрешною, чтобы и ум просветился, без нравственного делания, невозможно.

Бегай людей, и спасешься, потому что беседы не дозволяют уму ни своих согрешений видеть, ни коварств демонов, чтобы человек мог сохранить себя самого, — ни даже благодеяний Божьих и действий Его Промысла, чтобы через это приобрел он познание Бога и смирение.

Ослабление же <подвига> бывает тогда, когда человек от всей души пожелает покоя, а покой, говорят святые, обыкновенно вредит юным и здоровым.

Привычка, укореняясь в нас, получает силу природы; а если не даем ей свободы, то ослабевает и мало-помалу истребляется. И хорошую привычку, и худую питает время, как дрова питают огонь. Потому нам и должно всею силою поучаться в добром и делать доброе, чтобы получить в нем навык; и тогда само собою, по привычке, без труда будем делать представившееся добро, как и отцы через малое победили великое.

Господь неразумных устрашает искушениями, чтобы они удалялись от делания греха, и телесными благодеяниями укрепляет, чтобы не отчаивались. Итак, всегда делает это Бог, по беспредельной Своей благости, чтобы спасти всех и избавить от сетей диавола, или даруя нам, или не посылая нам благодеяния, и познавая, и подавая дарования и понимания для того, чтобы каждого сделать благоразумным.

Без Бога никто не может делать доброго, ни зла невольно терпеть, если не попустит Бог, для наказания согрешающего, и для спасения души его.

Ничто не производит так скоро болезнования души, как мысль о смерти, и — невидимого преуспеяния, как самоукорение и отсечение своих желаний.

Самоукорение есть невидимое преуспевание, потому что человек хорошо совершает путь свой и не замечает этого.

Ничто так не бывает причиною отвращения Божия и наказания человека, как ропот...

...Самомнение и самоугодие есть скрытая погибель, потому что мы возвращаемся при них назад и не замечаем того.

Нет ничего лучше — как знать свою немощь и неведение, и ничего хуже — как не знать этого.

.. От многих стенаний и горьких слез покаяния и скорби, чрез которые душа отвергает радость мира и самую пищу от сокрушения; потому что начинает видеть свои согрешения, как песок морской, и это есть начало просвещения души и признак ее здоровья.

Познавшему себя даруется познание всего; и повинующемуся Богу повинуется все, когда смирение воцарится в членах его.

Не может человек видеть своего нрава и исправлять его, если не будет иметь свободы от забот и не позаботится об этом.

Среди двух путей стоит человек, то есть праведности и греха, и на какой хочет — вступает и идет по нему. Стезя же, которою он пошел, и ведущие его по ней, или Ангелы и люди о Боге, или демоны и злые люди доводят его до самого конца пути того и против желания. Добрые — к Богу и в Царство Небесное, а грешные — к диаволу и в вечное мучение. Но никто не причиною погибели, как только своя воля.

Нам, еще по страху мучений и искушений любящим доброе, отнюдь неполезна свобода, но охранение себя и удаление от вещей; чтобы, хотя удалением от вредного, для нашей немощи, могли мы бороться с помыслами. Ибо начальствующих духов побеждают бесстрастные начальники, уже победившие постыднейшие страсти, а находящиеся в повиновении у отца духовного несут подвиг против подчиненных духов.

Нет кратчайшего преуспеяния души, чем отсечение своих хотений и разумений, и нет ничего лучшего, чем повергать себя пред Богом день и ночь и просить Его, да будет во всем воля Его. И ничего нет хуже, чем любить свободу для души или тела.

Везде можем спастись, если оставим свои хотения; если же не сделаем этого, то не будем иметь покоя и не можем познать и исполнять Божественной воли. Ибо наша собственная воля есть преграда, отделяющая нас от Бога, и если не разрушится преграда, то мы не можем познать и исполнять угодного Богу, но находимся вне этого и бываем насилуемы врагами по неволе, и не хотя.

В Божественных Писаниях находятся многие тайны сокрытыми, и мы не знаем намерения Божия в произносимом нами. Когда же кто-либо поищет блаженным плачем, тогда находит: ибо в этом состоит делание страха, через которое бывает откровение тайн.

Слово Божие не хочет все передать нам ясно, и опять не хочет оставлять все неясным, но говорит так, как нам полезно. Великое и это благодеяние Божие, говорит Иоанн Златоуст, что некоторые места Божественного Писания весьма ясны, а некоторые неясны; чтобы одними мы утверждались в вере и любви, и от многого непонимания не впали в неверие и уныние, а другими возбуждаемы были к изысканию и труду, избавились от гордости и приобрели смирение, через то, что не можем постигнуть. И таким образом от того и от другого получали плод смирения и любви к Богу, если ощущаем изливающиеся на нас дары Его.

...Уши не для того, чтобы принимать клевету и худые слова, но для слышания слова Божия и всякого голоса, который доходит до нас от людей, птиц и других <существ> и ради этого прославления их Творца...

От страха Божиего приходит подвизающийся в благочестие, от благочестия — в ведение, от ведения — в совет, т. е. рассудительность, от нее — в крепость, от крепости — в разум, и от разума приходит в премудрость. Через все упомянутые делания и ведения удостаивается человек чистой и совершенной молитвы, происходящей от мира, любви к Богу и вселения Святаго Духа. И это есть сказанное: «Приобрети Бога в себе», и явление, и вселение Божие, чтобы тело и душа были, по возможности, как у Христа, безгрешны и чтобы ум по Христе мыслил согласно благодати Духа и премудрости, что и составляет ведение Божественных и человеческих вещей.

Если отсекает человек ради Бога свои желания, то Бог Сам, с неизреченною радостью, приведет его к достижению совершенства, без его ведома.

Здесь же <в земной жизни> никто не может быть совершенным, но получает только залог обетованных благ.

Есть демоны начальствующие и есть подчиненные. Начальствующие: тщеславие, самомнение и подобные; подчиненные же: чревоугодие, блуд и таковые. Достигшие совершенной любви имеют над ними власть, потому что без понуждения себя делают доброе и радуются, когда делают его, не желая никогда его оставлять, и когда, может быть, невольно встретят препятствие, это мучит их, и они, влекомые Божественной любовью, тотчас убегают в безмолвие и к деланию, как к наслаждению своему обычному. Таковым говорят отцы: несколько молись, несколько читай, несколько поучайся, несколько работай, несколько храни ум, и так проводи время. Говорят же это потому, что бесстрастные обладают сами собой и не бывают пленяемы никаким хотением, вне должного, но где хотят, там и имеют ум, и телу повелевают, как рабу. А мы должны быть под законом и правилами, чтобы невольно и нехотя, как бы понуждаемые долгом, делали доброе, потому что еще более любим страсти и наслаждения, т. е. телесный покой и свои хотения; и куда враг хочет, туда и уводит ум наш; также и тело, имея беспорядочные стремления, чего хочет, то и делает, как неразумное. И поистине: где нет управления ума, там все бывает неразумно и не по естеству.

Верующий Господу боится вечного мучения, а боящийся мучения соблюдает заповеди; соблюдающий заповеди терпит скорби, а терпящий скорби приобретает надежду на Бога; надежда эта удаляет ум от всякого пристрастия, а удалившийся от него приобретет любовь к Богу. Если кто-либо захочет делать это, тот спасется где бы то ни было.

Не думай, что только имение золота или серебра есть сребролюбие, но если и к чему-либо привязан помысл.

Насколько человек несет подвиг в благом, настолько возрастает в нем страх, так что указывает ему и малейшие его согрешения, которые он прежде, будучи во тьме неведения, считал за ничто. Когда усовершенствуется страх, приходит и человек в совершенство, через плач, и не хочет уже более согрешать, но, боясь возвращения страстей, пребывает в чистом страхе невредимым.

Почему ты не заботишься о себе, душа моя? Почему не стыдишься, согрешая перед Богом и Его Ангелами, как стыдишься людей? Увы мне, несчастному! Увы мне! Увы мне! Ибо не стыжусь я Творца моего и Владыки даже и так, как стыжусь человека. И перед одним человеком не могу согрешить, но употребляю все хитрости, чтобы показать себя поступающим праведно, но, стоя перед Богом, помышляю лукавое и говорю часто, не стыдясь. О каково безумие мое! Делая злое, не боюсь Бога, видящего это, и одному человеку не могу сказать касающегося меня — для исправления.

Не для того даны нам руки и ноги, чтобы красть, и похищать, и налагать руки друг на друга, но чтобы употреблять их на всякое делание, угодное Богу: на милостыню для тех, которые еще немощны душою к совершенству, и на помощь нуждающимся: для сильнейших же душою и телом — к ненакопительству и для подражания Христу и святым Его ученикам; для прославления Бога и для того, чтобы удивляться Его премудрости, проявляющейся и в членах наших. Как руки эти и малые пальцы бывают готовы на всякое искусство и работу, писание и начинание, Промыслом Божиим, от которого — знание бесчисленных искусств и писаний, премудрости и целительных лекарств, языков и различных писем.

Всем полезно безмолвие и удаление от вещей и от людей, особенно же страстным и немощным: ибо ум не может сделаться бесстрастным от одного внешнего делания, если не получит и многих духовных видений.

...Ум преобразуется и начертывается по виду воспринимаемого им предмета, когда же сподобится быть в Боге, превысшем образа и вида, тогда и сам бывает необразен и безвиден.

Насколько кто имеет чистоту, настолько видит себя много согрешающим, от того, что видит, а насколько много согрешает, настолько омрачается, хотя и видит себя имеющим чистоту.

И собака, когда лижет свою рану, от сладости не ощущает болезни, что она пьет собственную кровь. И чревоугодник, когда ест вредное для него, по душе и по телу, не чувствует вреда, который себе делает.

Ангел имеет от Бога власть, если ум и не хочет, умиротворить его и побудить принять себя, а демон не может этого сделать; но когда видит, что ум готов его принять, тогда является попущением Божиим; если же нет, то удаляется, гонимый Ангелом, охраняющим человека от святого крещения, потому что ум не предает своего самовластия.

...Девять чинов <Ангелов> имеют наименования, сообразные их природе и деятельности, и называются бесплотными, потому что невещественны, умными, ибо они суть умы, и воинствами, поскольку суть служебные духи Царя всяческих (Евр. 1:14). И опять иные имена имеют они общие и особенные, т. е. называются Силами и Ангелами: первое есть собственное название одного чина, но по деятельности своей все девять чинов называются Силами, ибо все могут приводить в исполнение Божественную волю. Ангелы есть также собственное имя одного из чинов — первого от нас и девятого от Страшного Престола, по деятельности же все называются <вестниками> как возвещающие людям Божественные повеления.

Представлять себе во время молитвы какой-либо образ, вид или помысл не только не хорошо, но, напротив, весьма вредно. Ум должен быть в месте Божием. Если ум ощущает себя, то он уже не в Боге едином, но и в себе. Ибо Божество неописуемо, беспредельно, не имеет образа и вида, и тот, кто говорит, что ум его с единым Богом, также должен иметь ум безвидным, не имеющим очертания, необразовидным и неразвлекаемым. А что вне этого, то обольщение демонское. Потому и должно быть внимательным и без совета опытных не утверждать никакого помысла ни доброго, ни худого, ибо мы не знаем ни того, ни другого. Демоны преобразуются во что хотят, и такими нам являются; как и человеческий ум и сам преобразуется во что хочет, и очерчивается по виду воспринимаемого им предмета; но демоны делают это для того, чтобы обольстить нас, а ум наш блуждает неразумно, стремясь достигнуть совершенства. Однако насколько кто может, — должен заключать ум в каком-либо поучении по Богу. Ибо как телесных деланий семь, так познаний ума, восемь. Три из них предшествуют видению о пречистых страданиях Господа, в которых и должно всегда поучаться внутри себя, чтобы плакать о душе своей и о подобных себе, то есть размышлять о бедствиях, бывающих с нами от начала преступления, и как естество наше пало в такие страсти; размышлять и о своих согрешениях и об искушениях, бывающих к исправлению. Потом — о смерти и ужасах, ожидающих грешников после смерти, чтобы душа сокрушилась и предалась плачу, к утешению и смирению своему; чтобы не отчаивалась от многих и страшных этих мыслей, и опять, чтобы не думал человек, что он успел достигнуть духовного дела, но чтобы пребывал в страхе и надежде, что и называется кротостью помыслов, то есть принимать все одинаково.