Петр Дамаскин

Представлять себе во время молитвы какой-либо образ, вид или помысл не только не хорошо, но, напротив, весьма вредно. Ум должен быть в месте Божием. Если ум ощущает себя, то он уже не в Боге едином, но и в себе. Ибо Божество неописуемо, беспредельно, не имеет образа и вида, и тот, кто говорит, что ум его с единым Богом, также должен иметь ум безвидным, не имеющим очертания, необразовидным и неразвлекаемым. А что вне этого, то обольщение демонское. Потому и должно быть внимательным и без совета опытных не утверждать никакого помысла ни доброго, ни худого, ибо мы не знаем ни того, ни другого. Демоны преобразуются во что хотят, и такими нам являются; как и человеческий ум и сам преобразуется во что хочет, и очерчивается по виду воспринимаемого им предмета; но демоны делают это для того, чтобы обольстить нас, а ум наш блуждает неразумно, стремясь достигнуть совершенства. Однако насколько кто может, — должен заключать ум в каком-либо поучении по Богу. Ибо как телесных деланий семь, так познаний ума, восемь. Три из них предшествуют видению о пречистых страданиях Господа, в которых и должно всегда поучаться внутри себя, чтобы плакать о душе своей и о подобных себе, то есть размышлять о бедствиях, бывающих с нами от начала преступления, и как естество наше пало в такие страсти; размышлять и о своих согрешениях и об искушениях, бывающих к исправлению. Потом — о смерти и ужасах, ожидающих грешников после смерти, чтобы душа сокрушилась и предалась плачу, к утешению и смирению своему; чтобы не отчаивалась от многих и страшных этих мыслей, и опять, чтобы не думал человек, что он успел достигнуть духовного дела, но чтобы пребывал в страхе и надежде, что и называется кротостью помыслов, то есть принимать все одинаково.

Если бы и я имел веру как <святые>, достиг бы и я страха, чрез который получил бы, по слову Пророка, благочестие и ведение, от которого рождаются: крепость, совет, разум и премудрость Духа (Ис. 11:2)...

...Желающий приобрести веру, которая есть основание всего благого, дверь тайн Божиих и беструдная победа над врагами, нужнейшая всякой добродетели, крыло молитвы и вселение Божие в душе, должен потерпеть всякий искус, каким будет искушаем от врагов и многих и различных помыслов, которых никто не может понять, ни сказать о них что-либо, ни изобрести их, как только изобретатель зла диавол. Но пусть таковой не боится, ибо если он победит постигающие его искушения, со многим усилием, и удержит ум свой, не допуская его послаблять помыслам, рождающимся в сердце его, то он разом победит все страсти; ибо не он будет победивший, но пришедший в него верою Христос. О таковых сказал Господь: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и прочее (Мф. 17:20). Но если помысел, изнемогши, и уступит немного, пусть не страшится и не отчаивается, и не приписывает своей душе говоримое злоначальником, но с терпением, по силе своей, старательно да совершает делание добродетелей и соблюдение заповедей в безмолвии и упразднении по Богу от всего произвольно помышляемого, чтобы враг, исполнив всякие ухищрения и мечтания днем и ночью, и, найдя, что он вовсе не заботится о представляемых ему играх и образах, со всеми мыслями, которыми он его устрашал, выставляя за истину игралища, полные лжи, соскучит и отойдет. А делатель заповедей Христовых, познав на опыте немощь врага, не ужасается более никакого его ухищрения; но с радостью все, чего хочет и желает по Богу, делает беспрепятственно, укрепляемый и вспомоществуемый чрез веру, Богом, в  Которого уверовал, как Сам Господь говорит: все возможно верующему (Мк. 9:23). Ибо не он ведет брань с врагом, но Бог, промышляющий о нем ради веры.

Истинно смиренномудрствующий никогда не перестает укорять самого себя, хотя бы и весь мир на него нападал и его бесчестил; чтобы не только невольно спастись как имеющие терпение, но и добровольно спешить к страданиям Христовым, ибо таковой научился из них величайшей из всех добродетелей, в которой обитает Дух Святой. Она есть дверь царства, т. е. бесстрастия. Вошедший ею идет к Богу, и без нее напрасен труд и многоскорбен путь. Она дарует всякое спокойствие тому, кто имеет ее в сердце, ибо в ней обитает Христос. Ради нее пребывает благодать, и ею сохраняются дарования. Она рождается от весьма многих добродетелей, т. е. от послушания, терпения, нестяжания, нищеты, страха Божия, ведения и других, главнейшая же из них — рассуждение, просвещающее действия ума. Однако да не подумает кто-либо, что просто и как случится можно сделаться смиренномудрым. Это дело превыше естества, и сколь велико это дарование, почти столь же многого требует труда и благоразумия, и терпения, против восстающих на него искушений и демонов, ибо оно минует все их сети.

Кто смиренномудр, тот должен иметь всякую добродетель и более как должник во всем этом поистине веровать, что он ниже всей твари. Если же он не таков, то это самое удостоверяет, что он хуже всей твари, хотя бы и думал, что ведет жизнь равноангельную, ибо и действительный ангел, при стольких добродетелях и премудрости, не мог угодить Творцу без смирения. Что же сказать после этого мнящему о себе, что он ангел, без смирения, — причины всех благ, существующих и имеющих быть, от которого рождается рассуждение, просвещающее концы, а без него — все мрачно. Она есть свет и называется светом, и потому мы, прежде всякого слова и начинания, нуждаемся в этом свете, чтобы могли видеть и прочее и удивляться. Удивляемся и Богу, как в первый и господственный день Он прежде сотворил свет, чтобы последовавшие создания не оставались невидимыми, как бы не существующие...

...Диавол, через неразумие и гордость лишившись ведения, дарованного Богом, по нужде сделался несмысленным, и сам собою не может знать, что должно делать, но смотрит, что делает Бог для спасения нашего, и из этого научается и ухитряется делать подобное к погибели нашей. Он ненавидит Бога, не в состоянии будучи ничего сделать против Него, воюет против нас, созданных по образу Его, думая этим мстить Богу; и находит нас послушными воле своей... Видя, что Бог сотворил Еву на помощь Адаму, диавол сделал ее содействующею в преступлении и преслушании. Бог дал заповедь, чтобы Адам, исполняя ее, сохранил памятование о стольких дарованиях, и был признателен к Благодетелю; диавол же сделал заповедь эту причиною преслушания и смерти, и вместо пророков <возбуждал> лжепророков, вместо апостолов — лжеапостолов, вместо закона — беззаконие, вместо добродетелей — зло, вместо заповедей — преступления, вместо всякой праведности — всякий грех и вместо правильных догматов — гнусные ереси. И опять, видя, что Христос по крайней благости Своей снисходит к святым мученикам и преподобным отцам, являясь им или Сам, или через Ангелов, или иным неизъяснимым образом <Домостроительства>, как Он сказал (Ин. 14:21); начал и диавол представлять некоторым многие обольщения в погибель. Потому и написали рассудительные отцы, что ничего такого не должно принимать: ни каких-либо изображений, ни света, ни огня, ни иного какого-либо обольщения. Ибо диавол ухищряется хотя этим обольстить нас в сновидениях, или чувственно. Если мы и это принимаем, то заставляет ум от самомнения и крайнего неразумия мечтательно  представлять себе некоторые образы, или виды, дабы он по думал, что это явление Бога или Ангелов. Многократно показывает и демонов в сновидениях и чувственно, как бы побеждаемых, и просто всякую кознь устроивает к нашей погибели, в покоряющихся ему. Когда же диавол, сделав это, не достигает того, чего надеялся, ибо святые отцы говорят, что во время молитвы ум должен быть безвидным, невообразительным, необразовидным, и никак ничего не приемлющим: ни света, ни огня, ни другого чего-либо; но должно заключить мысль в одних только произносимых словах. Ибо молящийся только устами воздуху молится, а не Богу: Бог обращает внимание на ум, а не на слова... Тогда диавол, недоумевая о всем этом, влагает в нас помысл отчаяния <говоря>, что иные те были времена и иные люди, в которых Бог явил чудеса ради веры, а теперь не то время и нет надобности делать их. Вот мы все христиане и удостоились крещения, а кто будет веровать и креститься, спасен будет (Мк. 16:16). Итак, чего еще нужно? Если же мы послушаемся этого и останемся так, то лишимся всего, нося только имя христианина, не разумея, что уверовавший и крестившийся должен соблюдать все заповеди Христовы; и когда все исполнит, говорить: я раб непотребный (Лк, 17:10). Как Господь сказал апостолам: уча их соблюдать всё, что Я повелел вам (Мф. 28:20). Всякий при крещении отрекается, говоря: отрицаюся сатаны и всех дел его; сочетаваюся Христу и всем заповедям Его. Где же будет наше отречение, если мы не оставим всякой страсти и всякого греха, которого хочет диавол? Но скорее возненавидим это от всей души и возлюбим Христа соблюдением заповедей Его.

При многом попечении и самого себя человек не может видеть, как же может он видеть прежде времени приготовленные сети врагов. Ибо враг, по обычаю своему, не всегда ведет с нами явную борьбу. Если бы так было, то не легко бы многие из нас впадали в его сети, так что мало будет спасающихся, как говорится в Евангелии (Лк. 13:23). Но когда враг хочет ввергнуть кого-либо в большие грехи, то сперва побуждает его пренебрегать малое и тайное: прежде прелюбодеяния, — частое и сладострастное воззрение, прежде убийства — малый гнев, прежде помрачения мысли — малое развлечение и еще прежде этого представляет потребность тела как бы необходимой. Потому-то Господь, как все предведущий, как Премудрость Отчая, предупреждал коварства дьявола, повелевает людям прежде времени отсекать поводы ко греху, чтобы, считая малое легко простительным, мы не впали бедственно в страшные и великие согрешения.

Когда демоны влагают гордый помысл, чтобы увлечь человека в возношение, тогда он должен приводить себе на память прежде сказанное ими скверное и — низлагать гордый помысл, приходя к смирению. И опять, когда влагают что-либо скверное, подвизающийся вспоминает тот гордый помысл и низлагает это: и так содействием благодати делает, что они низлагают друг друга воспоминанием, чтобы никогда не прийти в отчаяние от скверного, ни в безумие от самомнения. Но когда враги возвышают ум его, прибегает к смирению, а когда смиряют его, возносится к Богу надеждою; чтобы никогда не пасть, сделавшись дерзновенным, и опять, убоявшись, не отчаяться до последнего издыхания.

При многом усердии и самого себя человек не может видеть, тем более не может видеть подготовленные сети врагов. Ибо враг, по своему обычаю, не всегда ведет с нами явную борьбу. Если бы так было, то нелегко многие из нас попадали бы в его сети. Но когда враг хочет ввергнуть кого-либо в большие грехи, то сперва побуждает его пренебрегать малым и тайным: прежде прелюбодеяния – допускать частые и сладострастные взгляды; прежде убийства – малый гнев; прежде помрачения мысли – малое развлечение и еще прежде этого представляет потребность тела как бы необходимою. Поэтому-то Господь, как все предведущий, как Премудрость Отца, предупреждая коварства диавола, повелевает людям прежде времени отсекать поводы ко греху, чтобы, считая малое легко простительным, мы бедственно не впадали в страшные и великие согрешения.

Когда демоны влагают гордый помысел, чтобы увлечь человека в возношение, тогда он должен приводить себе на память прежде сказанное ими скверное и низлагать гордый помысел, и приходить к смирению. И наоборот: когда влагают что-нибудь скверное, подвизающийся вспоминает прежний гордый помысел и низлагает этот; и так, содействием благодати, делает то, что они низлагают друг друга воспоминанием, чтобы никогда не прийти в отчаяние от скверного, ни в безумие от самомнения. Но когда враги возвышают его ум – прибегает к смирению, а когда смиряют его – возносится к Богу надеждой, чтобы никогда не пасть, сделавшись дерзновенным, и, наоборот, убоявшись, не отчаяться до последнего издыхания.

...Согрешающий нераскаянно, но не отчаивающийся, по необходимости считает себя ниже всей твари и не осмеливается осудить или укорить какого-либо человека. Но более удивляется человеколюбию Божию, бывает благоразумным в отношении к Благодетелю и может иметь много иного добра. Хотя он и послушал диавола, при согрешении, но опять, по страху Божию, ослушивается врага, побуждающего его к отчаянию, и потому он — часть Божия, имея благоразумие, благодарение, терпение, страх Божий, неосуждение других, чтобы и самому не быть осужденным...

Грех близок и весьма праведным, а покаяние не всем удобно при близости смерти и прежде нее — отчаяния. Итак, хорошо не падать или падать и восставать; если же случится пасть, хорошо не отчаиваться и не отчуждать себя от человеколюбия Владыки. Ибо Хотящий всем спастись может оказать милость нашей немощи, только не будем удаляться от Него, не будем отягощаться понуждением к исполнению Его заповедей и, не в силах будучи достигнуть высоты их, не предадимся изнеможению, но познаем, что перед Господом один день, как тысяча лет и тысяча лет, как один день (2 Пет. 3:8). Не будем слишком ретивы, не будем и ослабевать, но всегда полагать начало. Пал ли ты – восстань. И опять пал – восстань; только не оставляй Врача, чтобы через отчаяние не подпасть осуждению худшему — самоубийцы. Но пребывай при Нем, и Он окажет тебе милость или обращением, или искушениями, или другими действиями Промысла, без твоего ведома.

Бог не имеет ни начала, ни конца, так же как и Его совершенства, ибо Он никогда не был без них, но всегда был и есть преблагий и праведный, всепремудрый, непобедимый, бесстрастный, неописанный, беспредельный, неисследимый, непостижимый, бесконечный, вечный, несозданный, неизменный, непреложный, истинный, несложный, невидимый, неосязаемый, необъятный, совершенный, превысший всего существующего, неизъяснимый, многомилостивый, всещедрый, всеблагой, вседержитель, всевидящий. И, как говорит великий Дионисий, Он, имея добродетели, не понуждает Себя к исполнению каждой, как добродетельные люди, но производит благое, желая его, и употребляет добродетели, как орудия, самопроизвольно. Ангелы же и добродетельные люди получили от Него, по благодати, вместе с бытием и добродетели, которыми, подражая Ему, сделались праведными, благими и премудрыми. И они, как творения, имеют нужду в помощи и снисхождении Вседержителя, без которой не могут иметь ни добродетели, ни премудрости; потому что творения склонны к изменению, и, как совокупленные из различного, называются сложными, а Бог бесплотен, прост, безначален, Единый Бог во Отце и Сыне и Святом Духе поклоняемый и прославляемый всем творением.

Все <заповеди> блаженства делают богом по благодати человека, сделавшегося кротким, жаждущим всякой правды, милостивым, бесстрастным, миротворцем, терпящим всякую скорбь с радостью, ради любви к Богу и ближнему. Итак, <заповеди> это суть дары Божии, и мы должны много благодарить Бога за них и за предложенные нам воздаяния: Царствие Небесное в будущем и утешение здесь, полноту всякого блага и милости от Бога; явление Божие видением тайн, сокровенных в Божественных Писаниях и во всех тварях Его, и многую мзду на небесах, подражание Христу на земле и блаженство каждой заповеди, т. е. высочайшее из благ, крайний предел желаний.

Надобно удостовериться от просящего совета, или раз навсегда повинующегося ему душою и телом, по собственному ли желанию просит он, с теплою верою, и ищет слова, без вопроса учителя, или другая какая-либо потребность вынуждает его лицемерить, как будто он хочет слышать слово, чтобы обоим не уклониться в ложь и многословие, лукавство и многое другое. И один, как бы вынуждаемый тем, кто его учит, говорит без произволения, и лжет из стыда, и лицемерит, как бы желая делать доброе, и другой лукавит и ласкает учимого им, чтобы постигнуть скрытое в его мысли, и просто: употребляет всякую хитрость и многословие, но как Соломон говорит: «При многословии не миновать греха» (Притч. 10:19). Это сказано не для того, чтобы мы отрекались учить приходящих к нам в подчинение, с твердою верою, особенно же бесстрастно расположенные; но чтобы дерзко, по тщеславию не учили тех, которые не ради дела и не с теплою верою хотят слышать, когда мы сами еще страстные, и не делали этого властительски. Но, как сказали отцы, без просьбы братии не нужно говорить чего-либо для пользы, чтобы доброе было по свободному произволению.

...Как еще страстный и не получивший просвещения в познании подвергается опасности великой, если начальствует некоторыми... так и получивший от Бога бесстрастие и духовное познание, — если не будет приносить пользы душам других.

Если плоть не будет умерщвлена и человек не будет весь водим Духом Божиим, то не может он исполнить воли Божией без понуждения себя. Когда же воцарится в нас благодать Духа, тогда уже не будем иметь своей воли, но все, что ни бывает с нами, приемлем как волю Божию. Тогда имеем мир и можем быть названы сынами Божиими, ибо любим волю Отца, как и Сын Божий и Бог. Но этого невозможно достичь без соблюдения заповедей, которыми подвизающийся отсекает всякие наслаждения, то есть свои пожелания, и терпит всякие огорчения, происходящие от этого.

Между помыслами есть много различия во всем, и одни из них безгрешны, а другие нет. — Так называемый прилог помысла, т. е. мысль о добром или злом, не заслуживает ни награды, ни порицания. Потом сочетание, т. е. беседа с помыслом, к соглашению с ним или отвержению его, заслуживает похвалу, если оно богоугодно, но малую, также и укоризну, если оно лукаво. После так называемая борьба, или побеждающая, или побеждаемая умом, — приносящая венец или мучение, когда исполнится на деле. Также и сосложение, т. е. преклонение души к явившемуся, соединенное с услаждением, отчего происходит пленение, насильно и против воли увлекающее сердце к исполнению на деле. Когда же страстный помысл долго остается в сердце, то образуется так называемая страсть, которая, привычкою к себе, произвольно увлекает душу и свойственно передает ее исполнению на деле. Такая страсть несомненно подлежит во всех или соразмерному покаянию, или будущей муке, говорит Лествичник, т. е. ради непокаяния, а не ради брани; ибо если бы было так, то без совершенного бесстрастия не могли бы многие получить прощения. ...Однако спастись и примириться с Богом всем возможно. И так разумный <делатель> отвергает лукавый прилог, — матерь зол, чтобы разом отсечь все происходящее от него злое, а благой прилог всегда должно быть готовым обращать в дело, чтобы тело и душа пришли в навык добродетели и освободились от страстей благодатию Христовою. Ибо мы вовсе ничего не имеем, чего бы ни получили от Него, и ничего не можем принести Ему, кроме одного только произволения, не имея которого не находим ни знания, ни силы к деланию доброго. И это есть дело человеколюбия Божия, чтобы мы не подверглись осуждению за праздность, ибо праздность есть начало всякого зла (Сир. 33:28)...

Знание озаряет нас как солнце, и безумный самовольно закрывает глаза, то есть произволение неверием и леностью, и тотчас предает ведение забвению, через праздность, рождающуюся от нерадения. Ибо от неразумия происходит нерадение, от нерадения — праздность, от праздности — забвение, а от забвения самолюбие, то есть любовь своих хотений и своих разумений, называемое сластолюбием и славолюбием; от них сребролюбие — корень всех зол: ибо от него происходит попечение о житейском, от которого — совершенное неведение даров Божиих и своих согрешений, а отсюда водворение других страстей, то есть восьми главных: чревоугодия, от которого блуд, — через них сребролюбие, а от него гнев, когда кто не достигает желаемого, то есть своей воли. От этого печаль, через которую уныние; потом тщеславие, от которого гордость; и от этих восьми — всякое зло, страсти и грех, через которые приходит человек в отчаяние и совершенную погибель и отпадение от Бога, и делается подобным демонам.

В отношении мыслей... от произвольных мы впадаем в невольные и от ведомого в неведомое. Но потому, что первое кажется нам легким и сладким, мы приходим и во второе невольно и неведомо для нас. Если бы мы сначала пожелали сохранить заповеди и оставаться такими, какими соделались через крещение, то не впали бы в это зло и не нуждались бы в трудах и в скорбях покаяния. Однако и опять если желаем, вторичная благодать Божия, т. е. покаяние, может возвести нас к первой доброте. Если же и о покаянии не стараемся, то по необходимости, подобно нераскаянным демонам, пойдем с ними в вечную муку, более по своей воле, нежели невольно.

Тот же, кто желает наследовать Царство Небесное и не терпит постигающих его <скорбей>, оказывается еще более неразумным, <чем непослушное дитя>. Ибо он создан по благодати, получил все существующее и надеется на будущее, вечное соцарствование Христу, удостоившему его, ничего незначащего, стольких и таких даров, чувственных и мысленных, так что и Пречестную Кровь Свою Христос благоволил пролить за него и ничего от него не требует, как только, чтобы он имел произволение принять Его блага, и более ничего. Это составляет Его единственное требование.

Терпение есть как бы камень, недвижно стоящий против ветров и волн житейских. Достигший терпения не изнемогает при наводнении и не возвращается назад, но, находя радость и покой, не увлекается самомнением, а всегда пребывает невредимым от сетей врага. Когда встретит бурю, терпит с радостью, ожидая конца; когда бывает тихая погода, ожидает искушения до последнего вздоха... Такой знает, что в этой жизни нет ничего неизменного, но все проходит, поэтому он нимало не заботится о чем-либо земном, но предоставляет все Богу, ибо Он печется о нас.

От плача и терпения рождается надежда и бесстрастие, от них – умерщвление себя для мира. И если человек будет пребывать в терпении, не отчаиваясь оттого, что отовсюду видит утеснение и смерть, но, понимая, что это источник просвещения, если он будет дерзновенным, как достигший возраста духовного, то через многие слезы и скорби он придет в состояние ясно видеть святые страдания Господни, и утешается ими, и считает себя поистине ниже всех, видя, сколько благ изливается на него от благодати Божией.

Терпение служит укреплением для всех добродетелей. И ни одна из добродетелей без него не может устоять, ибо озирающийся назад не благонадежен для Царствия Божия (Лк. 9:62).

Лучше терпением того, что нас постигает, прибегать к Богу, нежели по страху опасностей потерпеть отпадение, впасть в руки диавола и вечное отпадение, точнее же – мучение с ним навлечь на себя. Ибо нам предстоит одно из двух: или потерпеть первое и временное, или второе и вечное. Праведных же ни одна из обеих опасностей вовсе не касается, ибо они с радостию <переносят> то, что нам кажется злополучием, любят <это> и, как нашедшие время к приобретению, приветствуют искушения и не получают от них язв. Тот обыкновенно не умирает от стрелы, в кого она пущена, но не поразила его, а тот погибает, кто получил от нее смертельную рану.

Бесстрастие происходит от надежды, ибо надеющийся получить в ином месте вечное богатство легко презирает то, что у него под руками, хотя бы временная жизнь и представляла всякий покой, а если жизнь эта еще прискорбна и многоболезненна, то кто заставит разумного человека предпочитать ее любви к Богу, Который и эту жизнь и ту дает любящим Его, разве только человек тот слеп и вовсе не может видеть, по неверию, худому произволению и привычке ко злу. Если бы он веровал, то просветился бы и, получив через твердую веру малый свет незнания, подвизался бы освободиться от злейшей своей привычки. И если бы положил так в душе, то благодать содействовала бы ему и подвизалась бы вместе с ним. Но потому и говорит Господь: мало есть спасающихся (Лк. 13:23), что сладким кажется нам видимое, хотя оно и горько.

Необычайное и преславное дело есть бесстрастие, ибо оно может, после того как человек привыкнет побеждать страсти, сделать его подражателем Богу, по мере сил человеческих. Бесстрастный, страдая или терпя нападения от демонов и злых людей, переносит это, как бы не он, а другой кто-либо страдал, подобно святым апостолам и мученикам; и когда его прославляют — не возносится, когда порицают — не скорбит, имея в мысли, что радостное есть благодать Божия и снисхождение превыше его достоинства, а трудное — испытания; и одно дается здесь, по благодати, к утешению, а другое — для смиреномудрия и благой надежды в будущем; и, как не чувствующий при многом чувстве, пребывает он среди прискорбного вследствие рассуждения. Бесстрастие не есть одна какая-либо добродетель, но наименование всех добродетелей. Ибо как один член не есть человек, но многие члены тела в совокупности составляют человека, и то не одни, но вместе с душою, так и бесстрастие есть совокупность многих добродетелей, в которой вместо души обитает Святой Дух, потому что бездушны все так называемые дела духовные, если они не имеют Духа Святого, от Которого так называемый духовный получил наименование. Если душа не отвергнет страстей, то не снизойдет на нее Святой Дух. Но без этого опять и сия всеобъемлющая добродетель не может быть названа бесстрастием; и если, может быть, и случится кому-либо быть таковым, то это более по бесчувствию.

Признак бесстрастия есть то, чтобы во всем пребывать без смущения и без страха как получившему от Бога благодать вся мощи (Фил. 2:13)... и никакой не иметь заботы о теле, но по мере того, как подвизается, понуждая себя, и достигает в покой навыка, благодарить <за это Бога> и снова предпринимать иное понуждение себя, чтобы постоянно быть в борьбе и побеждать со смирением.

...Беспристрастие к чувственному возбуждает видение мысленного. Под видением же <разумею> здесь не <созерцание> сущего, но страшного, бывающего при смерти и после смерти, о чем беспристрастный научаем бывает благодатию к умерщвлению страстей плачем, чтобы он со временем пришел в кротость помыслов. Ибо от веры страх, и от страха благочестие, т. е. воздержание, терпение, плач, кротость, голод и жажда правды, т. е. всех добродетелей, милостыня, по блаженствам Господним, беспристрастие и от него умерщвление тела, от многих стенаний и горьких слез покаяния и скорби, чрез которые душа отвергает радость мира и саму пищу от сокрушения, потому что начинает видеть свои согрешения как песок морской, и это есть начало просвещения души и признак ее здравия. Бывающие же прежде этого, быть может, слезы и будто бы божественные мысли, умиление и тому подобное суть насмешка и тайная хитрость демонов, особенно для живущих посреди людей, или в попечении <о суетном>, хотя бы оно было и весьма малое. Ибо невозможно, чтобы преданный чему-либо чувственному победил страсти. Если же кто-либо укажет на древних <святых> мужей, что они имели и то и другое, то пусть он знает, что они имели, но отнюдь ничего не употребляли по страсти.

Что суетнее того, чему конец – тление и прах? Потому беспристрастие и есть умерщвление, однако не ума, но тела, т. е. первых движений его к невоздержности и покою. Ибо желание покоя, хотя бы и весьма малое, есть воля плоти. А душа скорее печалится об этом, если только видит в себе какое-либо духовное делание или знание.

...Все мы, люди, должны всегда благодарить Бога за общие и особенные Его благодеяния, душевные и телесные. Общие суть четыре стихии и все от них происходящее, и все в Божественных Писаниях изложенные чудные и страшные дела Божии. Особенные же — то, что Бог дал каждому человеку: или богатство для милостыни, или бедность для терпения с благодарением, или власть для правосудия и утверждения добродетели... или здоровье для помощи нуждающимся и трудов по Богу, или болезнь для венца за терпение, или знание и силу для приобретения добродетелей, или бессилие и незнание для повиновения в безмолвии со смирением и удаления от вещей, или невольное лишение вещей для произвольного спасения и помощи тем, которые не могут достигнуть совершенства нестяжания или хотя бы милостыни, или покой и благоденствие для того, чтобы добровольно подвизаться и трудиться в добродетелях, так чтобы сделаться бесстрастными и иные души спасти, или искушение и злополучие, чтобы поневоле спастись тем, которые не могут отсекать своих хотений, или опять для совершенства тем, которые могут потерпеть с радостью. Все упомянутое хотя и противно одно другому, но, по мере надобности, все хорошо весьма (Быт. 1:31), а без надобности не есть добро, но скорее вредит душе и телу. Лучше же всего упомянутого — терпение скорбного. И сподобившийся этого великого дарования должен благодарить Бога, как наиболее облагодетельствованный: ибо он сделался подражателем Христа и святых Его апостолов, мучеников и преподобных и получил от Бога большую силу и ведение, чтобы произвольно удаляться от сладостного и более желать скорбного, через отсечение своих желаний и отвержение мыслей не по Богу, дабы всегда делать и мыслить угодное Богу.

Получивший от Бога дар, но неблагодарный, лишается его, потому что сделал себя недостойным Божия дара, как говорит Василий Великий, ибо благодарение ходатайствует о нас. Но да не будет благодарение наше, как того фарисея (Лк. 18:11), осуждающее других и оправдывающее себя, но скорее как более всех находящееся в долгу и по неумению благодарящее и с ужасом рассматривающее неизреченное долготерпение Божие. И не только это, но и удивляться надобно тому, как всепетый Бог, ни в чем не имеющий нужды, принимает благодарение от нас, всегда Его прогневляющих и огорчающих при стольких и при таковых благодеяниях Его, общих и особенных.

Все, что Бог дает нам и удерживает от нас, все делает Он для пользы нашей, хотя мы, как дети, и не понимаем этого. Но когда кто-либо долгое время проведет в подвигах и очистит свое тело от большого и малого греха по действию, а потом и душу от всякого желания и всякого вида раздражительности, и привычкою к добру устроит нрав свой, так чтобы отнюдь ничего не делать пятью своими чувствами без хотения ума, и по внутреннему человеку ничему такому не делать снисхождения, и человек будет покорен самому себе, тогда и Бог ради бесстрастия покорит ему все, благодатью Святого Духа. Прежде должен он покориться закону Божию, и таким образом, как разумный, покорит он себе то, что в его власти, так что ум будет царствовать подобно тому, как он в начале был создан, царством мудрым, целомудренным, мужественным и праведным.

Милостив тот, кто милует ближнего тем, что сам получил от Бога: или деньгами, или пищею, или силою, или полезным словом, или молитвою, если имеет  возможность помиловать просящего у него, считая себя самого должником, ибо он получил более того, что от него требуется. И помышляя, что он удостоился, подобно Богу, быть названным милостивым, и это — от Христа, и в нынешнем веке и в будущем, пред всею тварью; и что чрез брата Бог у него просит и делается ему должником. Бедный может быть жив и без того, чего у него просит, но он без того, чтобы быть милостивым, по возможности, не может быть жив или спастись: ибо если не хочет умилосердиться над подобным себе по природе, то как просит Бога, чтобы Он умилосердился над ним? Размышляя об этом и многом ином, удостоившийся заповедей отдает не только то, что имеет, но и душу свою за ближнего, ибо в этом и состоит совершенная милостыня, как и Христос претерпел смерть ради нас, всем показав образ и пример, чтобы и мы умирали друг за друга, и не только за друзей, но и за врагов, во время надобности.

Ничего нет более и совершеннее среди добродетелей, как любовь к ближнему. Признаком же ее служит не то только, чтобы не иметь вещи, в которой другой нуждается, но и смерть за него претерпеть с радостию, по заповеди Господней, и считать это своим долгом. Да и справедливо, ибо мы должны не по праву только природы любить ближнего до смерти, но и ради пролитой за нас Пречистой Крови заповедавшего то Христа.

Чтобы кто-нибудь из-за подвигов своих, сокрушения и слез не подумал, что он совершает великое дело, дается ему познание страданий Христа и всех святых. Размышляя о них, он изумляется и сокрушает себя самого в подвигах. Ибо он познает свою немощь от искушений, которым нет числа, и от того, как много с радостью претерпели святые и сколько ради нас пострадал Господь. Вместе с этим получает он просвещение к познанию сделанного и сказанного Господом. И рассматривая все сказанное в Евангелии, начинает он иногда горько скорбеть, иногда же духовно радуется от благодарности, не потому, что думает иметь добрые дела – это было бы самомнением, но потому, что, будучи весьма грешным, удостоился такого видения, и еще более смиряется и словом, и делом.., то есть душевным деланием, хранением пяти чувств и исполнением заповедей Господних. Он не считает это добрыми делами, достойными награды, но, напротив, долгом и никак не надеется избавиться от долга, по величию дарованных ему познаний. И бывает он как бы пленен постижением слов, которые читает и поет, и от сладости их часто забывает свои грехи и радостно проливает сладкие слезы. И опять, боясь обольщения несвоевременной радостью, удерживает себя, вспоминает прежнюю жизнь и снова плачет горько, и так идет вперед посреди тех и других слез. <Но это бывает> если он внимает себе и во всем советуется с кем-либо опытным и повергается пред Богом с чистой молитвой, достойной проходящего деятельную жизнь; если он отвлекает ум от всего, что слышал и видел, и собирает его в памятование о Боге и ищет только того, чтобы воля Божия совершалась во всех его начинаниях и замыслах. Если же не так, то он обольстится, думая, что увидит кого-либо из святых Ангелов или Христа. Но желающий видеть Христа должен искать Его не вне, а внутри себя – подражанием Его жизни в мире, безгрешностью души и тела, подобной безгрешности Христа, состоянием ума, мыслящего во Христе.

Каждый должен миловать ближнего тем, что сам получает от Бога: или деньгами, или пищей, или солью, или полезным словом, или молитвой, если появилась у него возможность помиловать просящего у него, считая себя должником, ибо он получил больше того, что от него требуется, помышляя, что он удостоится, подобно Богу, называться милостивым – и это от Христа – и в нынешнем веке, и в будущем, перед всею тварью – и что через брата Бог у него просит и делается его должником. Бедный может быть жив и без того, чего просит у кого-либо, но без того, чтобы быть по возможности милостивым, не может быть жив или спастись никто. Размышляя об этом и многом ином, исполняющий заповеди отдает не только то, что имеет, но и душу свою за ближнего, ибо в этом состоит истинная жертва Богу, – как и Христос претерпел смерть ради нас, всем показав образ и пример, чтобы и мы умирали друг за друга, и не только за друзей, но при необходимости и за врагов.

Смирение рождается от многих добродетелей, само же рождает — совершеннейшие, также и ведение, благодарение и молитва и любовь, ибо эти добродетели всегда возрастают. Например, смиряется человек как грешник, и плачет, и от этого воздерживается и переносит произвольно и невольно бывающие скорби от демонов, ради подвига, и от людей, к испытанию веры, чтобы обнаружилось, имеет ли он надежду на Бога, или надеется на человека, или на свою крепость и мудрость. Будучи испытан в терпении и в том, чтобы все предоставлять Богу, получает он великую веру, о которой говорит Господь: Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Лк. 18:8). И через эту веру получает победу над противниками, а получив ее, познает свою немощь и неразумие от Божией силы и премудрости, на нем проявляющейся. И начинает благодарить в смирении души и трепещет, боясь, чтобы как-нибудь, подобно прежнему, не впасть в преслушание Бога. И от чистого страха, бывающего без греха, и от благодарения, терпения же и смирения, которого удостоился от ведения, начинает надеяться получить, по благодати, милость. От опыта же совершающихся на нем благодеяний, ожидает и боится, чтобы не оказаться как-нибудь недостойным таковых даров Божиих, и отсюда возрастает в смирении и молитве от сердца, а по мере того, как возрастает в нем это, с благодарением, получает он большее ведение. И так от ведения приходит в страх и от страха в благодарение и в высшее ведение. И отсюда — естественно любит Благодетеля и с радостью желает угождать Ему вследствие ведения как должник. И тотчас умножается в нем ведение, и он созерцает вместе с особенными благодениями Божиими и общие, не возмогая благодарить за которые, плачет, и снова, удивляясь благодати Божией, утешается. И иногда бывают у него прискорбные слезы, иногда же опять, от любви, проливает слезы, сладчайшие меда, при духовной радости, которая происходит от неизреченного смирения. Когда поистине желает он всякой воли Божией и ненавидит всякую честь и покой и почитает себя ниже всех, так что отнюдь не думает, чтобы кто-либо из людей был таким должником по всему пред Богом и людьми, как он. И потому почитает искушения и скорби за великое благодеяние, а радость и покой – большой потерей. И первые любит от всей души, откуда бы они ни приходили, а последних боится, хотя бы и от Бога бывали к испытанию. Когда он пребывает в этих слезах, ум начинает получать чистоту и приходит в первоначальное свое устроение, т. е. в естественное ведение, через которое была им потеряна любовь к страстям. Ведение это некоторые называют мудростью, потому что ум видит при нем вещи согласно с их естеством. И опять некоторые называют рассмотрением, потому что достигший его познает некоторую часть сокровенных таинств, т. е. намерение Божие, заключающееся в Божественных Писаниях и в каждом создании. Рассмотрение рождается от рассуждения и может постигать сущность чувственных и мысленных созданий, и поэтому называется видением существующего, т. е. творений; но оно естественно и происходит от чистоты ума. Если же кто-либо удостоится, для общей пользы, получить прозорливость, то это превыше естества. Ибо один только Бог провидит все во всех, и ведает, для чего Он создал каждую вещь, или слово Божественного Писания, и, по благодати, дарует достойным знание. Так что видение чувственных и мысленных творений Его, называемое мудростью, есть рассмотрение и естественное ведение, которое прежде было в естестве, но страсти помрачили ум; и если Бог, через деятельную добродетель, не отнимет страстей, то ум не может видеть. Но прозорливость не такова; она есть благодать и превыше естества. Однако и рассмотрение не бывает без Бога, хотя оно и естественно.

От упразднения по Богу делается ум рассмотрительным и начинает предусматривать сети, уготовляемые диаволом, сокрытые и тайно хитрые, но будущего не провидит, как пророки, ибо это превыше естества и дается от Бога для общей пользы. Рассмотрение же естественно, и когда ум очистится, является и оно из под власти страстей, как из под мрака, в котором прежде скрывалось, ради же смиренномудрия приходит благодать и открывает душевное зрение, которое было ослеплено диаволом, и человек тотчас начинает видеть вещи по естеству, и не обольщается более внешним видом вещей, как прежде, ибо беспристрастно смотрит таковой на золото, серебро, драгоценные камни и не обольщается, не судит о них пристрастно, но, подобно святым отцам, знает, что из земли все это, как и другие вещи мира. Видит человека и познает, что он из земли и в землю возвратится; и не просто только помышляет это, потому что и все люди по опыту знают то же, но, будучи обладаемы страстьми, бывают пристрастны к вещам. Если же кто-либо, по превозношению, думает, что он без первых трудов и добродетелей достиг того, чтобы видеть вещи по естеству, это не удивительно, потому что превозношение заставляет и слепых считать себя видящими, и неразумных по пустому величаться. Если бы так легко было видеть вещи по естеству, от одних только размышлений, то излишний был бы плач и происходящее от него очищение, и не только это, но и многообразные подвиги, и смирение, и благодать свыше, и бесстрастие. Но не так это, не так! Часто бывает это удобнее для людей более простых сердцем, у которых ум чист от дел этого мира и от лукавств его; если случится такому быть в повиновении у опытного и духовного отца; или, подобно древним, по Домостроительству благодати, прежде чем уразумеет кто-либо налево или направо (Притч. 4:27).

Как благочестие есть одно наименование, а заключает в себе многие делания, так и ведение по названию одно, но имеет в себе многие степени познаний и ведения. Ибо и началом телесного делания служит ведение, и без ведения никто не приступает к деланию доброго, и до самого конца, то есть усыновления и восхищения ума на небо во Христе пребывает ведение и видение. Но одно прежде труда, чтобы через него совершалось дело, как здания — орудиями, а другое после веры, чтобы дело охранялось страхом, как стеною. И опять нужны ведение и делание душевных добродетелей для того, чтобы приготовлялись и возрастали райские произрастания. После этого опять нужно ведение ума и духовное делание, то есть внимание ума и устроение душевного нрава, чтобы делатель искусно трудился и хранил заповеди, отчего бывает попечение о произрастаниях и содействие Божие: как солнце, дождь, ветер и возрастание плодов, без которых весь труд земледельца напрасен, хотя, может быть, и разумно совершается: ибо без приклонения свыше не может совершиться что-либо доброе, но и приклонения свыше, и помощи благодати не бывает к не имеющим произволения.

Никакое дело, совершаемое по Богу, со смирением, не худо; однако есть различие между делами и между начинаниями: и все то, что бывает сверх естественной потребности, делается препятствием для желающего спастись, т. е. все, что не служит к спасению души или к жизни тела. Ибо не снеди — зло, но чревоугодие, и не имущество, но пристрастие; не произношение слов, а пустословие; не сладостное мира, но невоздержание; не любовь к своим, а происходящее от нее нерадение о благоугождении Богу; не одежды для прикрытия только и избежания холода и зноя, но излишние и дорогие; не дома для избежания только, вместе с упомянутым, и злоумышленников, зверей и людей, но двухэтажные и трехэтажные, большие и многоценные; и не то, чтобы иметь кому-либо вещь, но иметь ее не для необходимой потребности, и книги иметь нестяжательным не есть зло, но иметь их не для чтения о Боге; не то зло, чтобы иметь друзей, но иметь неполезных для души; не женщина зло, а любодеяние; не богатство, но сребролюбие; не вино, но пьянство; не естественная раздражительность, данная для удержания от греха, но когда употребляем ее против подобных нам людей; не начальствование, но любоначалие; не слава, но славолюбие и худшее его тщеславие; не приобретение добродетели, но мнение, что имеем ее; не знание, но считание себя знающим, и худшее сего — незнание своего неведения; не истинное знание, но лжеименное. Не мир худ, но страсти, и не естество, но противоестественное... не члены тела, но злоупотребление их.

Кто, по благодати Божией, имеет великую веру видения и чистый божественный страх и желает через них приобрести воздержание и целомудрие, тот должен совершенно удерживать себя внутренне и внешне, и быть как бы мертвым по телу и по душе, в отношении этого мира и людей, говоря всегда своему помыслу: «Кто я такой? И что такое состав мой — если не мерзость? Первоначально — земля, впоследствии тление, а в середине всякий позор. Что такое жизнь моя и сколько она продлится? Один час — и смерть! Для чего мне заботиться о том или о другом? Сейчас могу умереть. Жизнь и смерть во власти Христа, а я о чем забочусь и спорю по-пустому. Необходимо немного хлеба, а избыток для чего? Если имею необходимое, да прекратится всякая забота; если же нет, то об одном этом, по несовершенству, может быть, моего ведения, позабочусь, хотя и есть Бог промышляющий». Итак, человек должен всячески заботиться о хранении чувств и помыслов, чтобы никак не утверждать и не делать ничего, что он считает неугодным Богу. И да приготовляет себя к терпению постигающего его от демонов или от людей  — сладостного и горестного, чтобы не бояться ни того ни другого, и не прийти в неразумную радость и самомнение или в печаль и отчаяние, и не иметь отнюдь дерзновения в помыслах, пока не придет Господь, Которому слава во веки.

...Если плоть не будет умерщвлена и человек не будет весь водим Духом Божиим, то не может он исполнять воли Божией без понуждения себя. Когда же воцарится в нас благодать Духа, тогда уже не будем иметь своей воли, но все, что ни бывает с нами, есть воля Божия. Тогда мир имеем, и сынами Божиими назовутся таковые, ибо они любят волю Отца, как и Сын Божий и Бог. Но этого невозможно никому достигнуть без соблюдения заповедей, которыми всякие наслаждения, т. е. пожелания свои, отсекает <подвизающийся>, и всякие огорчения, от этого происходящие, терпит.

...Телесные добродетели, или скорее орудия добродетелей, нужны, когда кто-либо со смирением и духовным познанием их проходит, ибо без этого не совершаются и душевные добродетели; если же не так, но сами по себе — то они не приносят никакой пользы, как растения без плодов.

...Каким образом одно только простое называние <добродетелей> может возвысить персть и вещественное сделать невещественным? Наименование иных вещей постигает и внешняя ученость, основываясь на производстве слов, а опытное познание добродетелей и приобретение их требуют помощи Божией и снискиваются многим трудом и временем, особенно в душевных добродетелях, потому что они наиболее сокровенны и суть собственно добродетели. Телесные добродетели, или, точнее, орудия добродетелей, легче, хотя и требуют трудов телесных, а душевные, хотя требуют только мысленного внимания, но не легко приобретаются.

Исчисление добродетелей: мудрость, целомудрие, мужество, праведность, вера, надежда, любовь, страх, благочестие, ведение, совет, крепость, разум, премудрость, сокрушение, плач, кротость, исследование Божественных Писаний, милостыня, чистота сердца, мир, терпение, воздержание, постоянство, благое произволение, решимость, чувство, прилежание, утверждение себя в Боге, горячность, бодрость, теплота духа, поучение, старание, трезвенность, памятование, собранность мыслей, благоговение, стыд, стыдливость, раскаяние, удаление от злого, покаяние, обращение к Богу, сочетание со Христом, отречение от диавола, соблюдение заповедей, хранение души, чистота совести, память о смерти, болезнование душою, делание добра, труд, злострадание, пребывание в суровом, пост, бдение, голод, жажда, довольство малым, неутруждение других, соблюдение порядка, благоприличие, почтительность, нехвастливость, презрение имений, несребролюбие, отвержение житейского, подчинение, повиновение, благопокорливость, нищета, нестяжание, удаление от мира, отсечение хотений, отречение от себя самого, советование, великодушие, упразднение по Богу, безмолвие, обучение, лежание на голой земле, неумовение, предстояние, подвиг, внимание, сухоядение, нагота, изнурение тела, уединение, жизнь в пустыне, тихость, благодушие, смелость, благое дерзновение, божественная ревность, горение, преуспеяние, юродство ради Христа, хранение ума, устроение нравственности, преподобие, девство, освящение, чистота тела, очищение души, чтение ради Христа, попечение о Божественном, познание, истинность, нелюбопытство, неосуждение, прощение долгов, управление, искусство в обхождении, остроумие в добре, уступчивость, правильное употребление вещей, понимание, быстрота ума в добром, опытность, псалмопение, молитва, благодарение, исповедание, мольба, коленопреклонение, призывание, моление, прошение, ходатайство, песнопение, славословие, сознание, попечение, сожаление, скорбь, печаль по Богу, рыдание, стенание, оплакивание, прискорбные слезы, умиление, молчание, взыскание Бога, плачевный вопль, беспопечение о всем, незлобие, нетщеславие, неславолюбие, простота души, сострадание, нелюбовь к выказыванию себя, благонравие, дела по естеству, дела превыше естества, братолюбие, единомыслие, общение о Боге, приятность, духовное устроение, тихость, прямота, незлобие, сговорчивость, неподдельность, простота, приветливость, благое беседование, благое делание, предпочитание ближнего, привязанность о Боге, добродетельный навык, беспрерывное прилежание, укоренение в добродетели, благоразумие, смирение, беспристрастие, щедрость, терпение, долготерпение, благость, доброта, рассуждение, удободоступность, обходительность, несмущение, ведение духовное, наставление, твердое укрепление, прозрение, бесстрастие, духовная радость, твердое стояние, слезы разума, душевная слеза. Божественное желание, сострадание, милосердие, человеколюбие, чистота души, чистота ума, прозорливость, чистая молитва, неплененный помысл, твердость, укрепление души и тела, просвещение, восстановление души, ненавидение жизни, должное учение, благое желание смерти, младенчество во Христе, утверждение ближнего, поучение его, и увещание соразмерное и понудительное, похвальное изменение, восторг о Боге, совершенство во Христе, неложное просияние, Божественная любовь, восхищение ума, Божие вселение, боголюбие, внутреннее любомудрие, богословие, исповедничество, презрение смерти, святыня, исправление, совершенное здравие души, доброта ее, похвала от Бога, благодать, царство, сыновство, и через все двести двадцать восемь вместе (Пс. 81) усыновление, то есть бытие человеку богом, благодатью Даровавшего нам победу над страстями.

Когда мы не принимаем благодеяний, одинаково никого из нас не принуждает Господь, но как солнце испускает лучи и освещает весь мир, — и желающий видеть его, видим бывает и им, а не желающий видеть его, не бывает им к тому принуждаем, и никто не оказывается виновным в лишении света, кроме самого не пожелавшего им воспользоваться, ибо Бог создал солнце и глаз, а человек имеет власть. Так и здесь Бог просвещает всех познанием, как лучами, а после знания даровал и веру, как глаз: произволяющий через веру получает истинное познание, делами сохраняет памятование, и Бог дарует ему большее усердие, знание и силу. Из естественного познания рождается усердие в произволяющем иметь его, от усердия же сила делать доброе, и деланием  сохраняется памятование; от памятования бывает большее делание, и ради этого даруется большее знание, а от этого знания, называемого мудростью, рождается воздержание страстей и терпение скорбей; от них происходят труды о Боге и познание даров Божиих и своих согрешений, от которых — благоразумие, через него — страх Божий, от страха Божия — хранение заповедей, т. е. плач, кротость, смиренномудрие, от которых рождается рассуждение, а от рассуждения – прозрение, т. е. дарование предвидеть будущие согрешения и отсекать их прежде времени вследствие опытности и воспоминания, ради чистоты ума, о прежде сделанном, в настоящее время совершаемом и бывающем по забвению. От этих добродетелей — надежда, от нее — беспристрастие и совершенная любовь. Такой человек ничего уже тогда не желает кроме воли Божией, но и самую временную жизнь эту оставляет с радостью, ради любви к Богу и ближнему, премудростью и вселением Святого Духа, и сыноположением для того, чтобы быть распятым, погребенным и воскреснуть, и вознестись духовно со Христом, подражанием Ему, т. е. пребыванию Его в мире. И просто делается сыном Божиим по благодати и получает залог тамошнего блаженства, как говорит Богослов в «Слове» о восьми помыслах: делается бесстрастен, праведен, благ и премудр, имея Бога в себе, как сказал Сам Христос (Ин. 14:21), через соблюдение Его святых заповедей, в порядке, начиная с первой.

Кто думает, что он имеет знание, тот пребывает худшим невежды... Есть невежество, превосходящее всякое невежество: когда кто-либо не знает и того, что он не знает.

Таково лжеименное знание, оно думает, что знает то, чего никогда не знало. И оно хуже совершенного неведения, говорит Златоуст, потому что не принимает исправления от какого-либо учителя. Потому отцы и говорят, что мы должны с трудом и смирением, с советом опытных находить изложенное в Писаниях и научаться более делом, чем словом; умолчанного же Божественными Писаниями вовсе не испытывать, ибо это безумно, как говорит Великий Антоний о тех, которые хотят узнавать будущее, а не скорее отрицаются этого как недостойные. Хотя, может быть, и по Промыслу Божию это бывает, как было на Навуходоносоре (Дан. 4) и древнем Валааме (Числ. 22) и служило к общей пользе, хотя они и не достойны были, а не от демонов, и особенно, когда такие предсказания бывают через сновидения и некоторые явления; однако об этом нам не сказано для того, чтобы мы телесным и нравственным деланием испытали Писания, по заповеди Господней (Ин. 5:39), и находили жизнь вечную; но не словом только искали и по самомнению полагали, что понимаем нечто, особенно же сокрытое от нас для большего смирения и для того, чтобы мы не были осуждены, как преступающие в  ведении. Ибо если ум, сподобившийся приобрести знание, не трудится о поучении в Божественных Писаниях и дарованных ему познаниях, и не упражняется в этом много, во внимании со смирением и страхом Божиим, то, как недостойный дарованного ему Богом, с угрозою лишаем бывает знания, как Саул царствия, говорит святой Максим.

...Не без причины пришло искушение: но или Бога, или брата своего, или иного кого-либо <прежде сам> <человек> оскорбил в неведении или в ведении, и нашелся повод к прощению его, чтобы хотя ради терпения получил он прощение во многом худом <им сделанном>...