Иоанн Кассиан Римлянин

Терпение, с которым мы принимаем искушения, состоит не столько в нашей крепости, сколько в милосердии и утешении Божием.

Другие страсти насаждены в человеческой природе как бы врожденные, они имеют в нас начала, сросшиеся с плотью, рождаются почти вместе с нами, предваряют различение добра и зла и хотя сначала увлекают человека, однако побеждаются долгим трудом. А страсть сребролюбия, приходя позднее, извне навязывается душе, оттого легче можно предостеречься и отвергнуть ее. Но будучи оставлена в пренебрежении и однажды закравшись в сердце, она бывает гибельнее всех, и ее труднее прогнать. Ибо она становится корнем всех зол, доставляя многочисленные поводы к порокам.

О совершенных и премудрых говорится: «Любящим Бога вся содействует ко благу» (Рим. 8:28); а о слабых и неразумных возглашается: «Отойди от человека глупого, у которого ты не замечаешь разумных уст» (Притч. 14:7), потому что он ни счастьем не пользуется во благо себе, ни несчастьем не исправляется. Такая же нравственная сила требуется для того, чтобы мужественно переносить скорби, какая для того, чтобы сохранять должную меру в радостях; и то несомненно, что кого выбивает из своей колеи одна из этих случайностей, тот не силен ни против какой из них. Впрочем, счастье более вредит человеку, чем несчастье. Ибо последнее иногда против воли сдерживает и смиряет и, приводя в спасительное сокрушение, или менее грешить располагает, или понуждает совсем исправиться, а первое, наполняя гордостью душу пагубной, хотя приятной лестью, в страшном разорении повергает в прах тех, которые по причине успехов счастья считают себя безопасными.

Поскольку мы по большей части обиженных и оскорбленных братий презираем, или, по крайней мере, говоря, что они оскорбились не по нашей вине, мы пренебрегаем ими, то Врач душ, знающий все сокровенное, желая с корнем исторгнуть из наших сердец поводы к гневу, повелевает нам прощать, примиряться с братиями нашими и не иметь памяти об обиде или оскорблении их, не только когда мы оскорблены ими, но и когда знаем, что они имеют нечто против нас, справедливо ли или несправедливо, также заповедует нам, чтобы мы, оставив свой дар, т. е. прекратив свои молитвы, поспешили прежде сделать удовлетворение им и, таким образом наперед уврачевав брата, приносили чистые дары наших молитв (Мы. 5:24). Ибо общий всех Господь не благоволит к нашему служению, когда Он что в одном приобретает, то в другом теряет от возникшей скорби. Ибо во вреде всякого человека одинакова бывает потеря для Того, Кто одинаково желает и ожидает спасения всех Своих рабов. И потому, когда брат имеет нечто против нас, молитва наша будет недейственна, все равно как если бы и мы в раздраженном духе питали вражду против него.

Нам надобно стараться лучше очистить наши пороки, исправить нравы. Если они будут исправлены, то не говорю с людьми, даже и со зверями и животными очень легко сойдемся, как сказано в книге блаженного Иова: «И звери полевые будут в мире с тобою» (Иов. 5:23).

...Если хотим, по Апостолу (2 Тим. 2: 5), законно подвизаться духовным подвигом, победить этого нечистого духа (блуда) со всем напряжением ума, то должны постараться, надеясь не на свои силы (ибо это невозможно совершить человеческим старанием), но на помощь Божию. Потому что душа необходимо терпит нападения от этой страсти до тех пор, пока не сознает, что она ведет войну выше своих сил, и не может одержать победу собственным тщанием и трудом, если не будет подкреплена помощью и защитою Господа.

Исправление этого порока – блуда главным образом зависит от совершенствования сердца, из которого, по слову Господа, исходит болезнь (Мф. 15:19). Следовательно, сначала надо очищать сердце, в котором находится источник жизни и смерти, как говорит Соломон: «Больше всего хранимого храни сердце твое, потому что из него источники жизни» (Притч. 4:23). Ибо плоть подчиняется его произволению и власти и потому с особенным усердием надо соблюдать строгий пост, чтобы плоть, сопротивляясь внушениям души, бесчинствуя, не изгнала своего правителя – духа. Впрочем, если мы все значение будем придавать только укрощению тела, а душа не будет так же воздерживаться от прочих пороков и не будет занята божественным размышлением, то мы никак не сможем взойти на самый верх истинной непорочности, когда главное в нас будет нарушать чистоту тела. Итак, по словам Господа, нам необходимо очистить прежде «внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их» (Мф. 23:26).

...Болезнь блуда вместе с укрощением тела и сокрушением сердца имеет нужду и в уединении, и удалении от людей, чтобы, по ослаблении гибельной лихорадки похотливого разжжения, можно было прийти в состояние совершенного здоровья. Как большею частью страдающим известною болезнью полезно, чтобы вредная пища и на глаза не приносилась, чтобы по поводу взгляда на нее не родилось у них смертоносное желание, так и для удаления этой болезни (похотливости) весьма полезны покой и уединение, чтобы больная душа, не тревожимая разными образами, восходя к более чистому созерцанию, легче могла совершенно истребить возбуждение похоти.

О том, что выражено ясными словами, мы можем твердо выразить свое мнение. А те предметы, которые для нашего размышления и упражнения Дух Божий поместил в Священное Писание, чтобы о них мы заключали только по некоторым знакам и предположениям, нужно обсуждать неспешно и осторожно, так как утверждение их зависит от произвола рассуждающего.

В пустыне мы видели старца, который говорил, что он никогда один не вкушал пишу. Если в течение всех пяти дней никто из братии не приходил к нему, то и он все пять дней не ел, пока в субботу и воскресенье, отправляясь в церковь для общественного богослужения, не находил какого-либо странника, которого приводил в свою келью и вместе с ним вкушал пищу, и то не столько по требованию нужды, сколько ради гостеприимства и братской любви. Потому как по случаю прихода братии они разрешают посты ежедневные, так по уходе их сделанное послабление вознаграждают строжайшим постом, так что за принятие малейшего количества пищи уменьшают у себя обыкновенную меру не только хлеба, но и сна.

Возможно еще приобрести непорочность без дара знания; но знания духовного невозможно приобрести без чистоты целомудрия.

Крест наш состоит в страхе Господнем. Потому, как распятый не может двигать членов своих или обращать их, как бы ему хотелось, так и мы свою волю и желания должны направлять не к тому, что приятно нам и что льстит нашим похотям, но по закону Господа, с Которым мы сораспялись, и как пригвожденный ко кресту не думает о настоящем и предметах своей страсти, не заботится о завтрашнем дне, не желает владений, не гордится, не спорит, не ревнует, не скорбит о настоящих, не помнит прошедших обид, но считает себя умершим для всего вещественного, думает только о том, куда он пойдет через несколько минут, так и мы, пригвоздившись к страху Господню, должны умереть всему, т. е. не только для плотских пороков, но и для всего мирского, и обратить все внимание туда, куда можем в каждую минуту переселиться, ибо таким образом мы можем умертвить все наши похоти и плотские страсти.

...Живя в общежитии, ты должен соблюдать три правила, какие соблюдал и Псалмопевец, который, по собственному его признанию, "как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих; и стал я как человек, который не слышит и не имеет в устах своих ответа" (Пс. 37: 14-15). Точно так и ты будь слепым, глухим и немым, — слепым, чтобы тебе, подобно слепому, не смотреть, кроме избранного тобою для подражания, на неслужащее к назиданию, чтобы соблазнившись, не избрать худшего, — глухим, чтобы не внимать, подобно глухому, тем словам, какие произносят непокорные, упорные, порицатели... которые очень легко могут своим примером развратить, — немым, по примеру Псалмопевца, который говорит: "я сказал: буду я наблюдать за путями моими, чтобы не согрешать мне языком моим; буду обуздывать уста мои, доколе нечестивый предо мною... Я был нем и безгласен, и молчал [даже] о добром; и скорбь моя подвиглась"(Пс. 38: 2—3), чтобы быть тебе неподвижным и ничего не отвечать, подобно немому, когда слышишь злословия, когда наносят тебе обиды. К этим правилам надобно присовокупить особенно четвертое, которое требует того, чтоб ты, по учению Апостола, был безумным в мире этом, чтобы тебе сделаться премудрым (1 Кор. 3:18), т. е. не рассуждай о том, что тебе приказано будет, но всегда в простоте сердца и с верою неси послушание, почитая святым, полезным и мудрым только то, что тебе повелевает Закон Божий или старец. Когда ты будешь утвержден в этих правилах, то постоянно пребудешь в этом учении и при всех искушениях и кознях врага не выйдешь из общежития.

...Пустыню искать должно совершенным, очищенным от всякого порока, и по совершенном очищении от пороков в обществе братий уходить в нее не по малодушию, а для Божественного созерцания, с желанием высшего знания, которое может быть приобретено только в уединении и только совершенными. Ибо какие пороки не уврачеванные мы перенесем в пустыню, они будут скрыты в нас, но не истреблены. Ибо уединение как способно приводить чистых нравами к чистому созерцанию и ясным знанием открывать знание духовных тайн, так и пороки неочистившихся не только не очищает, но еще увеличивает. Отшельник до тех пор кажется себе терпеливым и смиренным, пока не сталкивается в связи ни с каким человеком. А когда встретится какой-нибудь случай к раздражению, то он тотчас возвращается к прежней страсти, ибо тотчас обнаруживаются пороки, которые скрывались, и как необузданные и от продолжительного покоя утучневшибе кони с рвением вырываются из своих затворов и с большим стремлением и неистовством влекут своего всадника к погибели. Ибо если страсти не будут прежде очищены, то более неистовствуют в нас, когда от людей не бывает повода обнаружить их на деле. По неупражнению, от беспечности мы погубляем и малое терпение, которое, казалось, имели, находясь вместе с братиями, ради стыда их и людского замечания. Как все ядовитые роды змей или звери, пока находятся в пустыне и своих логовищах, пребывают как бы безвредными; однако же из-за этого нельзя считать их безвредными, потому что некому вредить. Ибо это зависит не от доброты их, а от необходимости пустыни. А как улучат удобный случай укусить, они скрытый в них яд и злость души тотчас изливают и выказывают. Потому ищущим совершенства недостаточно не гневаться на человека. Ибо помним, что когда мы пребывали в пустыне, то сердились на писчую трость, когда не нравилась толстота или тонкость ее; так же на ножик, когда иступленным лезвием не скоро перерезывал; тоже  на кремень, если не скоро вылетала искра огня из него, когда мы спешили к чтению, вспышка негодования простиралась до того, что возмущение духа не иначе мы могли подавить и успокоить, как произнесши проклятие на бесчувственные печи или, по крайней мере, на дьявола. Потому к достижению совершенства недостаточно одного только отсутствия людей, чтобы не на кого было гневаться; если наперед не будет приобретено терпение, то страсть гнева также может устремляться на бездушные вещи и по малым поводам. Находясь в нашем сердце, она не допустит ни приобрести постоянное спокойствие, ни освободиться от прочих пороков; разве в том думаем приобрести какую-нибудь пользу, или врачевство нашим возмущениям, что бездушные, немые вещи не отвечают на проклятия или гнев наш и раздражительность нашего сердца не возбуждают к большему воспламенению безрассудной ярости.

Так как хитрейший змий не перестает блюсти пяту нашу, т. е. наветует нашему исходу, и до конца жизни нашей старается нас запнуть, уязвить, то ты не получишь пользы от того, что хорошо только начнешь и покажешь ревность только при начале отречения от мира, а конец не будет согласен с началом, если не сохранишь до конца жизни и нищеты, и смирения Христова согласно обещанию своему. А чтобы тебе сохранить их, ты всегда блюди главу змия, т. е. первые помыслы, внушаемые им, и немедля открывай старцу своему. Ибо если ты не будешь стыдиться открывать их старцу, то научишься сокрушать вредоносную главу его.

В рассудительности состоит премудрость, в ней разум и смысл, без которых нельзя ни созидать наш внутренний дом, ни собирать духовное богатство, как сказано: «Мудростью устрояется дом и разумом утверждается, и с уменьем внутренности его наполняются всяким драгоценным и прекрасным имуществом» (Притч. 24:3). Рассудительность называется твердой пищей, свойственной «совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла» (Евр. 5:14). Из этого ясно открывается, что без рассудительности не может стоять никакая Добродетель или пребывать твердой до конца. Ибо она есть матерь, хранительница и управительница всех добродетелей.

Всею силою и всем желанием мы должны стараться смирением приобрести дар рассудительности, которая может сохранить нас от чрезмерности с обеих сторон. Ибо, как говорят отцы, крайности с той и другой стороны – и излишество поста, и пресыщение чрева, чрезмерность бдения и продолжительность сна и прочие излишества равно вредны. Ибо мы знаем некоторых, не побежденных чревоугодием, но низложенных безмерным постом и затем впавших в ту же страсть чревоугодия от слабости, вызванной чрезмерным постом.

Все внимание наше должно быть всегда устремлено на то одно, чтобы живо возвращать к памяти о Боге помыслы от их блуждания и круговращения. Как тот, кто хочет верно возвесть и вверху под свод купола, шнуром из центра постоянно обводит кругом постройку, и таким образом дает одинаковое всюду направление округлению ее; кто же без этого посредства покусится совершить такое дело, тот, хотя бы обладал большим искусством, не может сохранить непогрешительно правильность округлости, и одним взглядом не может определить, на сколько отступил от нее, не прибегая к сказанному, так и дух наш, если, утвердив в себе любительную память Божию, как некий неподвижный центр, не будет потом, из нее исходя и с нею обходя в каждый момент все свои делания и труды, ею, как пробою, определять качество помыслов и начинаний, чтоб одни принимать, а другие отвергать, и ею же, как верным циркулем, давать направление всему делаемому, то никак не построит, как следует, того духовного здания, которого архитектор есть Павел (1 Кор. 3:10), и не сообщит ему красоты дома, какой, желая устроить Господу в сердце своем, блаженный Давид взывал: «Господи! возлюбил я обитель дома Твоего и место жилища славы Твоей» (Пс. 25:8), но несмысленно возведет в сердце своем дом некрасивый, Духа Святого недостойный и всегда готовый разрушиться, долженствуя не славу за то получить от ожидаемого, но не удостоившего зайти в такое жилище Духа Святого, а плачевно быть подавленным под развалинами своего построения.

...Одежда, изъеденная молью, уже не может иметь ни какой цены или приличного употребления; так же и дерево, испорченное червями, не стоит употреблять на украшение даже и посредственного здания, а годно только на сожжение огнем. Так и душа, съедаемая едкою печалью, как одежда, будет бесполезна и для той первосвященнической одежды, которая обыкновенно принимает елей Святаго Духа, это стекающий с неба сначала на бороду Аарона, потом на края ее, как это изображается в пророчество Давида: как елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову, стекающий на края одежды его (Пс. 132:2). Она не может быть пригодною и на построение и украшение того духовного храма, основание которого положил мудрый строитель Павел, говоря: Вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас (1 Кор. 3:16). Какие его древа, это показывает невеста в Песни Песней, говоря: кровли домов наших — кедры, потолки наши — кипарисы (Песн. 1: 16—17). Такие-то роды деревьев требуются для храма Божия, — благовонные и не гниющие, которые бы не подвергались ни гнилости от ветхости, ни съедению червей.

...Печаль иногда происходит от порока предшествующего — гнева, или рождается от неудовлетворения желания какой-нибудь корысти, когда кто видит, что он потерял составленную в уме надежду получить какие-нибудь вещи, а иногда без всяких причин, располагающих к этой болезни; по влиянию тонкого врага мы вдруг подвергаемся такой скорби, что не можем с обычной приветливостью принимать посещение даже любезных лиц и родственников наших и что ни было бы сказано ими в приличном разговоре, нам все кажется неблаговременным и лишним и мы не даем им приятного ответа, когда все изгибы нашего сердца наполнены желчной горечью.

...Печаль, производящая неизменное покаяние ко спасению, бывает послушна, приветлива, смиренна, кротка, приятна, терпелива как происходящая от любви к Богу, по желанию совершенства неутомимо простирающимся ко всякой скорби тела и сокрушению духа, и некоторым образом веселая, ободряемая надеждою своего совершенства, сохраняет всю приятность приветливости и великодушия, имея в себе все плоды Святаго Духа, которые перечисляет Апостол: плод же духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, вон держание (Гал. 5: 22—23). А бесовская печаль бывает очень сурова, нетерпелива, жестока, строптива, соединена с бесплодною грустью и мучительным отчаянием, подвергшегося ей расслабляя, отвлекает от усердия и спасительной скорби, как безрассудная, прерывает не только действенность молитв, но упраздняет и все сказанные духовные плоды, которые печаль ради Бога доставляет.

С заботливостью нам надобно врачевать и эту болезнь, если желаем законно подвизаться подвигом на духовном поприще. Ибо как моль одежде, червь дереву, так печаль вредит сердцу человека (Притч. 25:21). Силу этого вредного и гибельного порока Божественный Дух довольно ясно и точно изобразил.

Подвиг предстоит нам — притупить жало едкой печали, которая, если при каждом нападении в разных несчастных случаях будет овладевать нашею душою, то всякий раз будет лишать нас способности к Божественному созерцанию, и самый Дух, низвергнув из состояния чистоты, совершенно расслабляет и угнетает, не позволяет ни совершать молитвы с обычною ревностью сердца, ни с пользою заниматься священным чтением, не попускает быть спокойным и кротким с братьями; ко всем обязанностям трудов или богослужения делает нетерпеливым и неспособным, погубив всякий спасительный совет и возмути а постоянство сердца, делает безумным, опьяняет чувство, сокрушает и подавляет мучительным отчаянием.

Эту гибельную страсть мы можем выгнать из себя, если ум наш, постоянно занятый духовным размышлением, будем ободрять будущею надеждою и созерцанием обещанного блаженства. Ибо этим способом все роды печалей, которые происходят или от предшествующего гнева, или  от неполучения прибыли, или от понесения убытка, или от причиненной обиды, или от неразумного смущения духа и приводят нас к смертному отчаянию, мы можем победить, когда постоянно подбадривая себя созерцанием будущих, вечных предметов, пребывая непоколебимы, не будем падать духом при настоящих несчастных приключениях, а при счастливых обстоятельствах не станем возноситься, будем смотреть на то и другое, как тленное и недолговечное.

Если мы действительно хотим самым делом достигнуть истинного совершенства добродетелей, то должны ввериться тем учителям и руководителям, которые не пустословным рассуждением бредят о нем, но делом и опытом понимая, могут и нас научить, направить к нему и верно указать и путь к достижению его, и которые свидетельствовали, что они достигли его больше верою, чем заслугами трудов. Приобретенная ими чистота сердца доставляла им ту особенно пользу, что сознавали, что они более и более утруждаются грехами. Потому сокрушение о грехах столько каждый день умножалось в них, сколько чистота сердца усовершенствовалась; и они непрестанно от искреннего сердца вздыхали, потому что сознавали, что они никак не могут избежать нечистоты и стыда грехов, которые запятнали их через многоразличные помыслы. И потому объявляли, что они надеются получить награды в будущей жизни не по заслугам трудов, а по милосердию Господа, не присвоил себе никакого преимущества по сравнению с другими из-за такой осмотрительности сердца; потому что осмотрительность они приписывали не своей тщательности, а благодати Божией; не обольщают себя высоким мнением о себе при виде нерадения низших и холодных людей, а больше рассматривают тех, о которых знали, что они действительно не имели греха, и в Царстве Небесном уже наслаждаются вечным блаженством, — приобретали постоянное смирение; и таким образом этим рассматриванием вместе избегали падения от возношения, и всегда находили то, к чему стремились, или о чем скорбели, понимали, что при препятствии от тяжести плоти они сами собою не могут достигнуть желаемой чистоты сердца.

Подвижнику Христову никогда не бывает недостатка в борьбе; но чем более он возрастает в успехах победы, тем более сильное искушение по порядку наступает. Ибо по покорении плоти какое множество противников, какое полчище врагов, раздражаемых его триумфами, восстает против победителя — воина Христова! Это — для того, чтобы воин Христов, от праздности мирного состояния разленившись, не стал забывать о славных подвигах своего противоборства и, от бездейственной беспечности расслабев, не лишился награды. Итак, если с возрастанием добродетели хотим взойти к высшим степеням триумфов, то в том же порядке должны вступить в подвиги сражений, и сначала с Апостолом говорить: «бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое» (1 Кор. 9:26-27), чтобы преодолев на этом сражении, опять с Апостолом мы могли говорить: «наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века этого, против духов злобы поднебесной» (Еф. 6:12). Ибо иначе мы никаким образом не сможем сразиться с ними и не заслужим того, чтобы вступить в духовную брань, если будем побеждены в сражении с плотью и разбиты в борьбе со чревом.

Мало того, чтобы только начала были положены благодатью Божией, если они не будут возводимы к совершенству тем же милосердием и непрестанной помощью Его. Ибо не свободная воля, но «Господь разрешает узников», не наша сила, но «Господь восставляет сгорбленных», не прилежное чтение, но «Господь открывает очи слепым», не наша осторожность, но «Господь хранит пришельцев» (Пс. 145:7–9), не наше мужество, но «Господь поддерживает всех падающих» (Пс. 144:14). Впрочем, это говорим не с тем, чтобы упразднить всякое свое попечение или труд и заботу, как напрасные, но чтобы показать, что как самое попечение не может у нас родиться без помощи Божией, так и все наши труды не сильны доставить нам совершенную чистоту, если она не будет дарована благодатью и содействием Господа.

Бог, подобно нежному Отцу и сострадательному врачу, действует во всех нас: у иных Он полагает начало спасению и воспламеняет усердие к нему; других усовершенствует в добродетелях; иных удерживает, без их ведома, от близкого падения и гибели, а другим подает случай и способ к спасению, препятствует стремительным порывам, смертоносным расположениям; иным, жаждущим спасения и стремящимся к Нему, помогает, других, не хотящих и противящихся, привлекает и склоняет к доброму расположению. Православные отцы, которые достигли совершенства сердца, не суетным рассуждением, а самим делом – подвигом – утверждают, что Бог в каждом человеке возбуждает желание добра, впрочем так, что человек по свободному произволению может стремиться и к противоположному: благодать Божия помогает упражняться в добродетелях, но не исключает при этом и произволения, утверждает в добродетели, не стесняя при этом свободы. Итак, Творец всюду производит все, возбуждая, содействуя и утверждая, без нарушения данной Им же свободы.

Отцы говорят, что невозможно кому-либо совершенно очиститься от плотских пороков, если не осознает, что весь труд и старание его не могут быть достаточны для достижения такого совершенства, и если не убедится, будучи научен не столько наставлением преподающего, сколько расположением, усилием и опытом собственным, что достигнет его не иначе, как по милосердию и при помощи Божией. Ибо для получения столь величественной и столь превосходной награды за чистоту и непорочность, каков бы ни был употреблен труд поста, бдения, чтения, уединения, отшельничества, не может быть достоин того, чтобы получить ее по заслугам своего старания или труда. Ибо собственный труд или человеческое старание никогда не заменит Божественного дара, если он, по милосердию Божию, не будет сообщен желающему.

Некоторые пороки возникают без всякого предшествующего повода от природы, а по произволу одной развращенной, злой воли, как то: зависть и самое сребролюбие, которые, не имея в нас никакого основания со стороны природного инстинкта, отыскиваются извне. Впрочем, как легко предостеречься и удобно уклониться от них, так же жалкой делают душу, когда займут и овладеют ею, и едва допустят употребить лекарства для исцеления ее; потому что или не заслуживают того, чтобы исцелиться скорым исцелением те, которые уязвлены тем, чего могли не знать или, по крайней мере, потому, что, имея худое основание, неспособны строение добродетелей возводить до верха совершенства.

Все, что ни приказывает старец, они без всякого исследования спешат исполнять, как Божие повеление, так что иногда с полным доверием, усердием, без всякого колебания принимаются за исполнение невозможных приказаний и из уважения к своему старцу не думают об их исполнимости.

...Если скажем, что эти движения <похоти и гнева> вложены в нас Творцом, то поэтому Он не будет виновным, когда мы, злоупотребляя ими, пожелаем обратить их на вредные дела и захотим печалиться о бесплодных, мирских выгодах, а не для спасительного покаяния и исправления пороков; или когда будем гневаться не на самих себя для своей пользы, а, вопреки запрещению Господню, — на братьев наших. Ибо если бы кто железо, данное для необходимого, полезного употребления, захотел обратить на убиение невинных, то из-за этого он не может обвинять Творца вещества, когда сотворенное им для необходимого употребления, для удобства хорошей жизни, человек употребит на вредное дело.

Мы должны благодарить Бога не только за то, что Он сотворил нас разумными, одарил властью свободного произволения, даровал благодать крещения, сообщил знание закона и помощь, но и за то, что Он доставляет нам ежедневным промышлением Своим, именно освобождает нас от наветов врагов, содействует нам, чтобы мы могли победить плотские пороки, покрывает нас без нашего ведома от опасностей, ограждает от грехопадения, помогает и просвещает нас, чтобы мы самую помощь могли понимать и познавать, тайно вдыхает сердечное сокрушение о нерадении и грехах наших, посещает нас спасительным вразумлением, иногда даже влечет нас к спасению, наконец, самый свободный произвол наш, который склоннее бывает к порокам, направляет к лучшему делу и, посещая Своим наказанием, обращает на путь добродетелей.

...Спаситель говорит: всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5:28). Указывая на невоздержные глаза, Он осуждает не столько их, сколько внутреннее чувство, которое худо пользуется их служением для видения. Ибо сердце бывает больным, уязвленным стрелою похоти и смотрит с вожделением, — благодеяние зрения, дарованное ему Творцом, по своей порочности обращает к служению худым делам и скрытую в нем самом болезнь похоти обнаруживает по поводу смотрения. Потому и предписывается спасительная заповедь тому, по чьей порочности происходит злокачественная болезнь по случаю видения. Ибо не говорится: всяким хранением блюди свои глаза, которые и должно бы главно хранить, если бы из них происходило действие похоти, ибо глаза исполняют для души простую должность видения, а больше ничего; но говорится: всяким хранением блюди свое сердце (Притч. 4:23); к нему преимущественно должно быть приложено врачевство, потому что оно везде может злоупотреблять служением глаз.

...Ничья воля или подвиг, хотя бы кто хотел и подвизался, не могут быть настолько достаточны, чтобы обложенный плотию, противоборствующею духу, в состоянии был достигнуть верха совершенства и награды за непорочность и чистоту, если не будет вспомоществуем милосердием Божиим, так чтобы заслуживал достигнуть того, чего очень желает или куда стремится.

...По преданиям и наставлениям <святых отцев>, мы должны так стремиться <к совершенству>, упражняясь в посте, бдении, молитве, сокрушении сердца и тела, чтобы все это гордость не сделала напрасным. Ибо надобно верить, что мы не только не можем достигнуть совершенства нашим тщанием или трудом, но и самые эти труды, усилия и занятия, в которых упражняемся для него, не можем совершать без помощи Божией, без воодушевления, вразумления и увещания благодати, которую обыкновенно Бог вливает в наши сердца, милостиво посещая нас или через другого, или Сам Собою.

Вот каким образом беспрепятственно восходят к высшему совершенству: по словам Священного Писания. Начало нашего спасения и премудрости есть страх Господень (Притч. 1:7); от страха Господня рождается спасительное сокрушение сердечное, а от этого отречение от мира, то есть нищета и презрение всех приобретений; от нищеты происходит смирение; от смирения же происходит умерщвление воли; а умерщвлением воли истребляются все пороки; по истреблении пороков добродетели плодятся и возрастают; при возрастании добродетелей приобретается чистота сердца, а чистотою сердца приобретается совершенство апостольской любви.

...С умножением денег увеличивается и неистовство страсти <сребролюбия>. Тогда обещается долговечная жизнь, преклонная старость, разные и продолжительные немощи, которые не могут быть переносимы в старости, если в молодости не будет заготовлено побольше денег. Таким образом становится жалкою душа, связанная змеиными узами, когда худо собранное имение с непотребным старанием желает умножить, сама для себя порождая язву, которою жестоко распаляется и всецело занятая помышлением о прибыли, ничего другого не видит взором сердца, как только то, откуда бы можно достать денег... Из-за этого не устрашится допустить злодеяние лжи, ложной клятвы, воровства, нарушить верность, воспламениться вредным гневом. Если как-нибудь потеряет надежду на прибыль, то не побоится нарушить честность, смирение, и как другим чрево, так ему золото и надежда корысти становится во всем вместо Бога. Потому святой Апостол, имея в виду зловредный яд этой болезни, назвал ее не только корнем всех зол (1 Тим. 6:10), но и идолослужением, говоря: умертвите... любостяжание, которое есть идолослужение (Кол. 3:5). Итак, видишь, до какого порока эта страсть постепенно возрастает, так что у Апостола называется идолослужением, потому что, оставив образ и подобие Божие <которое благоговейно служащий Богу должен сохранять в себе чистым>, хочет лучше вместо Бога любить и хранить изображения людей, напечатленные на золоте.

Раздражения других страстей насаждены в человеческой природе, как бы врожденные имеют в нас начала, некоторым образом сросшиеся с плотию и, будучи почти современны с самим рождением, предваряют различение добра и зла, и хотя сначала увлекают человека, однако же долгим трудом бывают побеждены.
А болезнь сребролюбия, приходя позднее, извне навязывается душе, от того легче можно предостеречься и отвергнуть ее; а будучи оставлена в небрежении и однажды закравшись в сердце, бывает гибельнее всех, и труднее прогнать ее. Ибо она становится корнем всех зол, доставляя многоразличные поводы к порокам.

Воин Христов до тех пор будет победителем, безопасным и свободным от всякого нападения страсти, пока этот непотребный дух не посеет в нашем сердце начала сребролюбия. Поэтому как во всех родах пороков вообще надобно хранить голову змея, так особенно в этом заботливее нужно предостерегаться. Если же будет впущена внутрь, то, от своей пищи укрепившись, сама по себе возбудит сильнейший пожар. И потому не только нужно опасаться накопления денег, но и самое желание совсем нужно выгнать из души. Ибо не столько нужно избегать дел сребролюбивых, сколько самую страсть эту с корнем вырывать. Ибо никакой пользы не принесет нам неимение денег, если останется в нас желание их приобретения.

Многие суетные помыслы даже против воли нашей тревожат нас и почти без нашего ведения обольщают нас, входя в нас так неприметно и хитро, что мы не только не можем воспрепятствовать их входу, но и с великим трудом видим их; но принимать их или отвергать возможно всякому, кто при помощи Божией употребит на то свое старание и усилие. Как возникновение их не зависит от нас, так отвержение или приятие их состоит в нашей воле. Впрочем, и в самих нападках помыслов не все надобно приписывать набегу помыслов или тем духам, которые стараются всеять их: но от нас зависит исправить качество помыслов и сделать, чтобы в сердцах наших возникали духовные-святые помыслы вместо плотских-земных, если не всегда, то наибольшею частью. Когда кто разумно и тщательно поучается в Священном Писании, упражняется в псалмах и пении, пребывает в посте и бдении, непрестанно помнит о будущем — о Царстве Небесном, о преисподней огненной — и обо всех делах Божиих, тогда худые помыслы уменьшаются и появляются реже. Когда же кто, напротив, занимается мирскими заботами и плотскими делами и вдается в суетные и праздные беседы, тогда худые помыслы умножаются в нас.

Поскольку для успеха во всех добродетелях и для преодоления всех пороков необходима благодать Божия, и от нее зависит победа, то для этой добродетели (чистоты) преимущественно нужна особенная помощь Божия и особенный дар, как это из учения отцов и из самого опыта очищения от плотской скверны ясно открывается тем, которые заслужили приобрести его. Ибо не чувствовать жала похоти плоти некоторым образом значило бы пребывающему в теле выйти из плоти, и облеченному бренною плотию стать выше природы. И потому невозможно человеку, так сказать, на своих крыльях взлететь к столь высокой небесной награде, если благодать Божия даром целомудрия не возведет его от грязи земной. Ибо плотяные люди никакою добродетелию так близко не уподобляются духовным ангелам в образе жизни, как заслугою и благодатию целомудрия, посредством которого, еще пребывая на земле, они имеют жительство на небесах (Флп. 3:20), которое, по отложении плотского тления, по обетованию будут иметь в будущей жизни святые, которые уже и здесь в бренной плоти владеют им.

Чревоугодие разделяется на три вида: один вид побуждает принимать пищу раньше определенного часа; другой любит только пресыщаться, какой бы то ни было пищей; третий хочет лакомой пищи. Против этого христианин должен иметь троякую осторожность: ожидать определенного времени для принятия пищи; не пресыщаться; довольствоваться всякой самой скромной пищей.

Образ этой страсти, которой необходимо подчиняется даже христианин духовной и высокой жизни, довольно верно обозначается подобием орла. Хотя он парит выше облаков и скрывается из глаз людей и от лица всей земли, но, по требованию чрева, принужден бывает опять спускаться на низменности, сходить на землю и питаться... трупами. Также и чревоугодие никак нельзя пресечь, как прочие пороки, или совершенно истребить, а только излишние возбуждения и пожелания его можно ограничить и обуздать силой души.

Надо прежде подавить страсть чревоугодия, и ум должен быть утончен не только постом, но и бдением, и чтением, и частым сокрушением сердца о том, в чем сознает себя искушенным или побежденным, то сокрушаясь от страха пороков, то воспламеняясь желанием совершенства и непорочности, пока, занятый такой заботой и размышлением, не осознает, что принятие пищи допущено не столько для удовольствия, сколько послужило ему в тягость, и станет считать ее более неизбежной потребностью тела, чем желанной душе. Занятые таким упражнением ума и сокрушением, мы подавим сладострастие плоти, усиливающееся от разгорячения пищей, и ее вредные жала; таким образом, печь нашего тела, которая разжигается вавилонским царем-диаволом, постоянно доставляющим нам поводы к грехам и порокам, мы можем погасить обилием слез и сердечным плачем, пока пожар плотской похоти не будет совершенно погашен росою благодати Божией, существующей в сердцах наших.

Первая брань, первый опыт – в стремлении к совершенству истребить объядение и чревоугодие. Не только излишнее желание пищи надо подавить ради добродетели, но и самую необходимую для нашей природы пищу нужно принимать не без сердечной скорби, как противницу целомудрия. И течение нашей жизни должно быть установлено таким образом, чтобы ни в какое время не отвлекаться от духовных занятий, разве только когда слабость тела побуждает снизойти к необходимой заботе о нем. И когда подчиняемся этой необходимости, то, удовлетворяя больше потребности жизни, чем вожделению души, мы должны спешить оставлять ее, как отвлекающую нас от спасительных занятий. Ибо мы никак не можем презреть удовольствия настоящей пищи, если ум, предавшись Божественному созерцанию, не будет еще более наслаждаться любовью к добродетелям и красотой небесной. И, таким образом, каждый будет презирать все настоящее, как скоропреходящее, когда непрерывно будет устремлять взор ума к непоколебимому и вечному, и, еще пребывая в теле, будет созерцать блаженство Вечной Жизни.