Никита Стифат

Всякий, износящий из уст своих полезные к созиданию ближнего слова, из благого сокровища сердца своего износит их, по слову Господа (Мф. 12:35). Но никто не может войти в богословие и сказать подобающее о Боге, как только Духом Святым; и никто, Духом Божиим говорящий, не говорит того, что противно вере во Христа, но одно то, что наставляет, что к Богу возводит и в Царствие Его вводит, древнее благородство восстановляет и с Богом соединяет. Если теперь «явление Духа каждому дается па пользу» (1 Кор. 12:7), то обогатившийся словом премудрости Божией и благую часть слова разума принявший, состоит под действием Божественного Духа и храм есть неистощимых сокровищ Божиих.

Болезни полезны для тех, которые только вводятся в добродетельную жизнь, тем, что содействуют им к истощанию и усмирению горячей плоти. Они силу плоти делают слабейшею, грубое земное мудрование души истончают, ее же собственную силу делают сильнейшею и мощнейшею, по божественному Павлу, который говорит: когда я немощен, тогда силен (2 Кор. 12:10).

Мы очищаемся от скверн греха или произвольными трудами, или невольными скорбями.

Пока естественные наши силы бесчинно держат себя между собою и распадаются на многие части, до тех пор мы не можем быть причастными и сверхъестественных даров Божиих. Оставаясь же непричастными их, мы далеко негде стоим и от таинственного священнодействия, совершаемого мысленным деланием ума на небесном жертвеннике. Когда же мы, ревностно проходя священные подвиги, очистимся от чувственных влечений и силою Духа соберем воедино образовавшиеся в нас части, тогда и неизреченных Божиих благ бываем причастны, и Божественные таинства таинственного священнодействия ума достойно возносим Богу Слову на пренебесный и мысленный жертвенник Божий, как зрители и священнослужители бессмертных тайн Его.

Необходимо мерное воздержание и для тех, которые вступают на путь добродетели, и для тех, которые прошли за середину подвигов и простираются к области высшего созерцания. Оно — мать здравия, друг целомудрия и сотоварищ смиренномудрия.

...Сколько положишь ты восхождений преуспеяния в высших добродетелях... столько... <бесы>, видя тебя восходящим к небесам, скрежещут зубами и старательно простирают многоплетеные сети...

Вводимым в жизнь добродетельную к исполнению заповедей и избежанию грехов содействует страх мучений вечных.

Волею предавший себя трудам добродетельным и с теплым усердием совершающий подвижнический путь великих от Бога сподобляется даров.

Когда мы творим добродетели без кротости, смирения и любви к ближним, тогда всякое наше делание суетно и всякий труд подвига бесполезен и Богу неприятен.

На крыльях бесстрастия и смиренномудрия плавая в воздухе таинственного богословия и входя в высшую глубину знания тайн Божиих действом Божественного Духа, молниями Божественных догматов и разумений опаляем духа славолюбия; взирая же на конец человеческих дел, дождем слез и потоками сокрушения потопляем бесов его военачальников, воюющих против нас самомнением, тщеславием и гордыней.

Соответственно внутреннему настроению души инаковым и инаковым представляется ей и естество вещей.

Не хочет Бог, чтобы делание ревностных подвижников оставалось неискушенным, но чтоб подвергалось большим испытаниям. Почему напускает на них огонь искушений и на время скрывает подаваемую им свыше благодать, а духам злобы иной раз попускает взволновывать тишину помыслов их, чтоб видеть склонение души, кому она больше угодить хочет — Творцу ли и Благодетелю своему или мирскому чувству и сласти удовольствия чувственного. И потом или усугубляет им благодать, если они преуспевают в любви Его, или бичует искушениями и скорбями, если пристрастны к земным вещам, пока воспримут ненависть к видимым благам, по причине изменчивого их непостоянства, и горесть удовольствия от них потопят в слезах.

Не хочет Бог, чтобы делание ревностных подвижников оставалось неискушенным, но чтобы подвергалось большим испытаниям.

Невозможно подвизающимся избегнуть следующих одних за другими искушений, если они не сознают немощи своей и не почтут себя чуждыми всякой правды.

Творения же Божии все добры весьма, по слову Самого Бога, и ничего не имеют такого, что давало бы основание к поруганию создания Божия.

Любящий Бога и ничего не почитающий достойным предпочтения любви к Богу и ближнему познал и глубины Божии, и тайны Царствия Его.

Глубоко уязвившийся любовию к Богу не имеет достаточных к удовлетворению сего расположения сил тела, ибо в трудах и потах подвижничества нет насыщения этому его расположению. Находясь в состоянии, подобном тому, в каком находится томимый крайнею жаждою, ничем не может он до насыщения удовлетворить внутренней жгущей его жажды; день и ночь готов он быть в трудах, но силы тела оставляют его. Полагаю, что, таким же сверхъестественным жаром любви пленены быв, и мученики Христовы не чувствовали мук и насыщения не имели, предаваясь им; но сами себя побеждали распаленным к Богу рвением, и всегда находили, что страдания их далеко отстают от меры их пламенного желания страдать за Господа.

Если любишь быть другом Христовым, ненавидь золото и его ненасытное любление, так как оно к себе обращает помышление любящего его и отрывает его от сладчайшей любви к Господу Иисусу, которая является не в виде слова, а в виде действования по заповедям Его.

Быть монахом не то есть, чтоб быть вне людей и мира, но то, чтоб, отрекшись от себя, быть вне пожеланий плоти.

Падши во глубину зол, отнюдь не отчаивайся в возможности воззвания оттуда, хотя бы ты низвергся на последнюю ступень адской злобы.

Отсеки укоризненное нерадение и достойное поношения нерадения о заповедях Божиих.

По внешним чертам не следует составлять суждение о людях, потому что они всегда почти бывают в таком случае погрешительны.

Кто сладостям и делам телесным в сытость поработал, в сытость пусть пользуется и трудами подвижническими в потах злострадания, чтобы сытость отбить сытостью, сладость горечью, покой трудами телесными и обрести сытость веселия и радования в упокоении. Этим образом ты и насладишься благоуханием целомудрия и чистоты, и вкусишь неизученной сладости бессмертных плодов духовных.

Печаль есть страсть тлетворная для души и тела, и самых мозгов касающаяся.

...Отбрось самоугодие и вооружись нещадно против плоти...

Многие из верных и ревностных христиан тела свои многими подвижническими трудами и телесными деланиями изнурили и утончили; но, как они при этом не имеют умиления от сокрушенного и благолюбивого сердца, и милосердия от любви к ближним и к самим себе, то оставлены пустыми, лишенными исполнения Духа Святаго и удаленными от истинного познания Бога, имея мысленные утробы свои неплодными и слово бессольное и бессветное.

Как в телесных болезнях никто не может точно узнавать причины их и врачевства против них, без большой опытности во врачебном искусстве, так и в душевных — без долгого подвижничества.

Если от дела закона не оправдится всяка плоть перед Богом (Рим. 3:20), то кто одними подвижническими трудами и потами совершенным явится перед Богом? Ибодеятельною жизнию мы приходим только в научение добродетели и пресекаем действо страстей, но этим одним не делаемся совершенными в меру исполнения Христова.

Только что выступившему на подвиги ничто так не препятствует исполнять делом заповеди, как всезлобнейшее самолюбие, жаление плоти.

Разум находит аскетических пять чувств: бдение, богомыслие, молитву, воздержание и уединение. Кто сочетает с сими чувствами свои чувства, именно — зрение с бдением, слух с богомыслием, обоняние с молитвой, вкус с воздержанием, осязание с уединением, — тот скорее очистит ум свой и, утончив его ими, соделает его бесстрастным и зрительным.

Умным зрением принимаем свет Божественный, познание сокровенных тайн Божиих; душевным вниманием возникновение в сердце помыслов располагаем с разумом или распоряжаемся ими, различая хорошие от плохих; разумным рассуждением, как вкусом распознаем виды разумений, и те, которые произрастают от горького корня, или преобразуем в сладкую пищу для души или совсем отбрасываем, а которые от злаков добрых и злачных ограждаются, те принимаем.

Оружиями веры и мечем духовным, который есть слово Божие (Еф. 6:17), победив духа сребролюбия, принесем в жертву его, и вместе с тем с помощью слова премудрости восходим к познанию существующего, словом разума становимся выше ничтожества видимых благ, и в царских дворах любви упокоеваемся под действием многих сокровищ надежды.

Посмеиваются над благочестием и посмеваемы бывают делами те, которые совершили свое отречение не как следует, и с самого начала не восхотели пользоваться учителем и руководителем, а своему последовав разуму и перед собою показавшись себе разумными (Ис. 5:21).

Не хочет Бог, чтобы делание ревностных подвижников оставалось не искушенным, но чтобы подвергалось большим испытаниям. Почему напускает на них огонь искушений и на время скрывает даемую им свыше благодать, а духам злобы иной раз попускает взволновывать тишину помыслов их, чтобы видеть склонение души, кому она больше угодить хочет, — Творцу ли и благодетелю своему, или мирскому чувству и сласти удовольствия чувственного.

Если любишь быть другом Христовым, ненавидь золото и его ненасытную любовь, так как оно к себе обращает помышление любящего его и отрывает его от сладчайшей любви к Господу Иисусу, которая является не в виде слова, а в виде действия по заповедям Его. Если желаешь золота, то увы! Конечно, приобретешь его, если приобретением считаешь, а не крайнею потерею любовь к нему, предпочтительно перед любовью ко Христу. Но знай, что при этом Христа всячески потеряешь, а вместе с Ним потеряешь и Бога, без Которого нет спасения человекам.

Есть же самолюбие — неразумная любовь к телу, или саможаление, которое делает монаха самолюбивым, душелюбивым и телолюбивым и отдаляет его от Бога и Царствия Его...

Во главе всех добродетелей шествует искренняя вера, при которой душа не колеблющейся водится мыслью, но всецело отметает самолюбие.

Только что выступившему на подвиги ничто так не препятствует исполнять делом заповеди, как жаление плоти. Оно служит препятствием к преуспеванию даже и ревностным. Оно влагает в них мысль о неизлечимых болезнях и страданиях тела, если станут строго жить, и тем охлаждает жар ревности душевной и склоняет ее отказаться от произвольных лишений ради добродетели, как клеветы против самоугодливой жизни.

Не увидеть тебе двора мира в благостыне помыслов и не войти в храм любви с радостию во всякой милостивости и тихости сердца, пока надеешься на себя и на дела свои.

Равное зло есть и перед Богом, и перед людьми, во Христе живущими, как то, когда кто страстен делами, так и то, когда кто надменен в добродетелях духом самомнения.

Если человек, уразумев кознь вражью (самомнение), укроется в крепость смирения, в чувстве презрения к себе, то избегает бедственности гордыни и вводится в пристань спасения.

Напыщенный и в самомнении умом прельщающийся никогда во свете смирения не получит благодати умиления, ради которого даруется свет премудрости Божией тем, кто сокрушены сердцем, как написано: «во свете Твоем увидим свет» (Пс. 35:10). Его покрывает ночь страстей, в которой расхаживают все дубравные звери человеческого естества и львы самомнения, — бесы, говорю, тщеславия и блуда ищут, кого поглотить и ввергнуть в чрево отчаяния.

Познай себя самого; и это есть воистину истинное смирение, научающее смиренномудрствовать и сокрушающее сердце, и это самое делать и хранить понуждающее. Если же ты не познал еще себя, то не знаешь и того, что есть смирение, и делания и хранения его еще не коснулся: ибо познание есть конец делания заповедей.

Познай, наконец, не то, что вокруг тебя, а что такое ты сам.

Кто <ищет> славы человеческой, которая ничтоже есть, ищет как бы она чего-либо стоила... тот... в демона превращается через высокоумие и гордыню.

Постами, бдениями и молитвами, трудами телесными и отсечением своей воли в смирении душевном ставим мы духа сластолюбия безуспешным, порабощаем его себе слезами покаяния и, вводя в темницу воздержания, делаем недвижимым и бездейственным.

Не вкусившие сладости слез умиления и не ведающие, какова благодать их и каково действо, думают, что они ничем не разнятся от тех, которые проливаются по умершим, придумывая при этом многие виды предположений пустых и недоуменных умозаключений. Но они естественно прирождены; и когда гордость ума склонится к смирению, и душа сомкнет очи свои от прелести видимых благ и устремит их к одному видению первого невещественного света, отрясет всякое к миру чувство, и свыше утешения Духа сподобится, — тогда слезы, как воды источника, исторгаются из нее, услаждают чувства ее и исполняют мысли ее всякого радования и света Божественного; и не это только, но и сокрушают сердце, и ум в видении лучшего соделывают смиренномудрым. Всему этому невозможно быть в тех, которые плачут и рыдают по иным причинам.

Тело в некоторых людях во время разрешения и пресечения союза с душою (при смерти) страдает, подобно женам при трудных родах.

Пока многими трудами и слезами не обретешь места бесстрастия для изможденной души твоей, и не внидешь в святилище ведения Божия, и через ипостасную Премудрость Его не прозришь разумно в последние концы человеческих дел, и, презрев низменное, с великим желанием, подобно оленю, не взойдешь на высшие горы созерцания.

Чем выше восходит человек на высоту созерцания, тем большую против себя возбуждает зависть губительных бесов, ибо они не могут равнодушно видеть, как человек прелагается в ангельское естество; почему не ленятся тайно пускать на него стрелу самомнения. Если он, уразумев кознь вражескую, укроется в крепость смирения, в чувстве презрения к себе, то избегает бедственности гордыни и вводится в пристань спасения. Если же нет, то, оставлен будучи помощью свыше, предается в руки духов злобы, требующих его, как своего по духу, на невольное обучение наказательное за то, что произвольно не явил себя обученным и искусным. Эти обучительно-наказательные духи есть духи сластолюбия и плотолюбия, злобы и гнева, которые и смиряют его лютыми нападениями, пока познает свою немощь и, оплакав свое падение, постарается отменить обучительное наказание.