Никита Стифат

Кто с любовью предается сребролюбию, тот зверем для ближних делается.

Вводимым в жизнь добродетельную к исполнению заповедей и избежанию грехов содействует страх мучений вечных. Тем же, которые через добродетель достигли до познания славы Божией, — иной, подобно тому, сопутствует страх, крайне страшный им из любви к Богу, страх чистый, который и содействует им к неуклонному пребыванию в любви Божией, так как они боятся страшного от нее подскользновения. Первым, когда они падают, уклоняясь от своей цели, и потом, раскаиваясь, тотчас встают, сопутствует первый страх с благими надеждами; а за вторыми, по зависти диавола погрешившими падением с высоты познания славы Божией, не тотчас последует второй страх, но их принимает мгла некая и тьма осязаемая, полная малодушия, скорби и горести с первым страхом мук. И если бы Господь Саваоф не сокращал тех дней такой нестерпимой скорби, то не спасся бы никто из падающих таким образом.

Ум, обуздавший свои страсти и ставший выше печали и радости, бесстрастен.

Кто пребывает в естественной уму деятельности и в достойном употреблении слова, тот чистым соблюдается от вещества и украшается кротостию, смирением, любовию и милосердием, и осияниями Святаго Духа просвещается.

...<Умиление> свыше находит от божественной росы Духа в утешение и прохлаждение души, тепле вступившей теперь во глубину смирения и причастившейся неприступного света созерцания...

«Оружиями веры и мечем духовным, который есть глагол Божий» (Еф. 6:17), победив духа сребролюбия, уничтожим его и вместе с тем с помощью слова премудрости восходим к созерцанию существующего, словом разума становимся выше ничтожества видимых благ и в царских дворах любви упокоеваемся под действием многобогатых сокровищ упования.

Для сохранения глубинных сокровищ духа надо освободиться от дел человеческих, избрав безмолвие, которое чистотой сердца, сладостью умиления сильнее разжигает любовь к Богу, разрешает душу от уз чувств, возводит силы ее в естественное состояние и возвращает им первоначальное устроение.

Ничто другое так, как чистая и чуждая всего вещественного молитва, не делает человека достойным собеседником Бога и не соединяет с Ним того, кто словом молится Ему нерассеянно, в духе, когда притом душа его омывается слезами, услаждается сладостью умиления и светом Духа Святого просвещается.

Когда же кто познает себя, а это требует многого охранения извне, упразднения от суетных дел и строгого испытания совести, тогда внезапно приходит в душу и некое божественное, невыразимое словом смирение, приносящее сокрушение сердцу и слезы теплого умиления. И тогда испытывающий в себе действие этого смирения считает себя землей и пеплом, червем, а не человеком, недостойным даже и животной этой жизни, – по превосходству этого дара Божия, удостоившийся которого исполняется неким неизреченным опьянением умиления, входит в глубину смирения, и выйдя из себя, ни во что вменяет все внешнее: пищу, питие, одеяния – как изменившийся добрым изменением десницы Всевышнего (Пс. 76:11).

Сохрани добрый залог обогатительного смирения, в которое складываются на сохранение сокровенные сокровища любви, в котором хранятся жемчужины умиления, — и Царь Христос Бог покоится, как на престоле, окованном золотом, разделяя дары Духа Святаго питомцам Его и великих сподобляя их наград: слова познания Его, неизреченной Его премудрости, видения божественных вещей, предвидения вещей человеческих, животворного умерщвления в бесстрастии и соединения с Ним теснейшего, для соцарствования с Ним в Царствии Отца и Бога.

Бог Слово, священно совершив в Самом Себе наше восстановление, Сам Себя потом принес за нас в Жертву через Крест и смерть. Он и всегда приносит в Жертву Пречистое Тело Свое и ежедневно предлагает его нам в питающую душу обильную Трапезу, чтобы, вкушая Тело Его и пия Пречистую Кровь Его, мы становились через Причастие лучше, чем были, соединяясь с ними, претворяясь из худшего в лучшее и соединяясь с сугубым Словом сугубо и телом и разумной душой как с Воплощенным Богом и нам единосущным по плоти. Так что мы не свои, но соединены с Тем, Кто сделал нас причастными Себе через бессмертную Трапезу – сделал нас по Домостроительству тем, что есть Сам по естеству. Если, будучи испытаны в трудах добродетелей и предочищены слезами, приступая, вкушаем от этого Хлеба и пием из этой Чаши, то сугубое Слово, соединяясь с двумя естествами нашими, в кротости нашей срастворяясь, всецело претворяет нас в Себя Самого, как Воплощенное и нам по человечеству единосущное. И всех боготворит и как сообразных с Ним Себе усвояет как Бог и единосущный Отцу. Если же приступаем, будучи срастворены с веществом страстей и осквернены скверной греховной, то Он, приближаясь к нам, естественным Ему сжигающим грехи огнем попаляет нас и жизненность нашу, вынуждаемый к этому не благоволением Благости Своей, а отвращением к нашему нечувствию.

...Неведение земного ума, как мгла и мрак глубокий, покрывая очи душевные, отемненной и омраченной <душу> соделывает к уразумению Божественных и человеческих вещей, не могущей устремлять взора своего к озарениям Божественного Света, или вкушать благ тех, которых око не видало, о которых ухо не слыхало, которые и на сердце человеку не, входили (1 Кор. 2:9). Но, открывая очи свои покаянием, она все сие видит чисто, слышит внятно и разумеет разумно. И не только это, но и восхождения разумений о сем полагает в сердце своем. Вкусивши же потом и сладости сего, просвещается она в разуме и словом премудрости поведает всем о дивных благах оных, которые уготовал Бог любящим Его, и всех убеждает взыскать причастия их многими подвигами и слезами.

Духи тьмы кажутся облеченными в тонкие тела, как подает повод думать опыт, призрачно ли они это представляют, обманывая чувство, или осуждены на это за древнее падение. Как бы то ни было, но они устремляются схватиться с подвижническою душою, когда раб ее, тело, склоняется ко сну; что, как мне кажется, служит и к испытанию души, стоящей теперь уже выше немощей смиренного тела, — каковы ее энергия и мужество против них, грозящих ей страшным чем-либо с яростью и неистовством великим. Душа, уязвленная любовью к Богу и главнейшими добродетелями преисполненная, не только сопротивляется им в праведном гневе, но и бьет их нещадно, если есть какое чувство в них, как видится, оземленившихся вследствие отпадения от первого Божественного Света.

Душа, от Духа Святого исполненная дерзновения и мужества, животворящим изображением креста и призыванием Иисуса Бога разрушает бесовские призраки и самих бесов обращает в бегство.

Кто трудолюбно начал исполнять заповеди Божии и с теплым усердием взял на плечи свои легкий труд подвижничества, тот не щадит здоровья тела, не ужасается тяжелости дел добродетели, не отступает в болезненном страхе пред трудами и не посматривает на другого кого, нерадиво и беспечно относящегося к подвигам, но с горячим желанием шествует путем добродетелей, при всяких лишениях смотря на себя одного и на заповеди Божии, и каждодневно бросает в слезах семена свои на поле живых, пока породится в нем злак бесстрастия, возрастет в стебель знания Божественного и даст колос, приносящий зерно слова и порождения правды.

Если по деятельному любомудрию вышел ты расхитить добычи враждебных духов, смотри и внимай, ото всюду вооружив себя оружиями духовными. Ибо знаешь, чьи сосуды похитить вознамерился ты? — супостатов, конечно, но мысленных и бесплотных, тогда как ты, будучи еще в теле, воинствуешь Царю духов и Богу. Знай, что теперь они сильнее, чем прежде, станут нападать на тебя и множайшие против тебя начнут строить козни;  пока или, отвоевывая скрытно свою добычу, и тебя вместе с нею заберут в плен и многой горести исполнят душу твою, или ввергнут тебя в злые и болезненные искушения через уязвление и озлобление плоти твоей.

Триипостасно Божество, в Отце, Сыне и Духе Святом поклоняемое. Тричастным видится и созданный Им образ человек, душою, умом и словом поклоняющийся Самому, создавшему все из не существующих, Богу. Что Богу по существу совечно и единосущно, это и образу Его по естеству соестественно и единосущно. По этим чертам усматривается, что есть в нас по образу, и по ним я есть образ Божий, хотя срастворен с землей и прахом.
Иное — образ Божий, и иное — то, что усматривается в образе. Образ Божий — душа мысленная, ум и слово — единое и нераздельное естество; а усматриваемое в этом образе есть самостоятельность, независимость и свобода. Также — иное слава ума, иное достоинство его, — иное то, что по образу, и иное то, что по подобию. Слава ума есть возношение вверх, вечное движение к высшему, острозоркость, чистота, разумность, мудрость, бессмертие. Достоинство ума есть словесность, самостоятельность, независимость, свобода. То, что по образу, есть — иметь душу с умом и словом, личную, единосущную и нераздельную. Ум и слово принадлежат душе бестелесной, бессмертной, божественной, мысленной, и все они единосущны, совечны, нераздельны между собою и разделены быть не могут. То, что по подобию, есть — праведность, истинность, внутренняя благость, сострадание и человеколюбие. В ком эти качества в действии есть и постоянно пребывают, в тех ясно видится и что по образу, и по подобию.

Сделавшись самоделателями срамных дел плотских, в противность естеству служим похоти и гневу, плоть оскверняя срамными токами, а душу омрачая горечью гнева, и за то отчуждаемы бывая от Сына Божия. Потому надлежит нам осквернение нечистыми токами из тела очищать потоками слез, а омрачение души горечью гневною прогонять светом сокрушения и сладостной по Богу любви, и таким образом опять соединяться с Тем, от Кого прежде были ими отчуждены.

Духовное возрастание ревнующих о спасении соответствует возрастанию Господа нашего Иисуса Христа по Его человеческой природе. Когда они младенчествуют в новоначалии, тогда питаются молоком телесных добродетелей, или телесным упражнением, которое мало полезно возрастающим в добродетели, но мало-помалу растут (1 Тим. 4:8). Когда станут юношами и начнут питаться твердой пищей ведения истины Божией, как имеющие чувства духовные уже обученными (Евр. 5:14), тогда уподобляются Господу, преуспевшему возрастом и благодатью, сидящему посреди старцев и открывающему им глубокие тайны (Лк. 2:46, 52). Когда же придут «в меру полного возраста Христова» (Еф. 4:13), тогда бывают подобны Господу, возвещающему всем слово покаяния, научающему народ тайнам Царствия Небесного, а между тем приближающемуся к Своему страданию. Таков конец и всякого, усовершенствовавшегося в добродетели, чтобы, пройдя все возрасты Христовы, вступить в скорбные искушения, прийти к Кресту Его.

Безмолвие есть состояние ума, нестужаемого помыслами, тишина свободы от страстей и отрады душевной, стояние сердца в Боге, нетревожимое и неколеблемое, светлое созерцание, ведение Божиих тайн, слово премудрости из чистого ума, бездна разумений Божиих, восторжение ума, беседа Божия, неусыпаемое око, молитва умная, беструдный в великих трудах покой и, наконец, единение с Богом.

Огнем откроется последний день, и огнем будут испытуемы дела каждого (1 Кор. 3:13), говорит святой Павел, прилагая при этом, что, чьи дела по существу нетленны, каковые он внутри себя отложил в созидание свое, те пребудут посреди огня нетленными и не только не сгорят, но еще соделаются блестящими, очистившись совершенно от малых каких-либо пятен. А чьи дела тленны по веществу, каковые он, как бремя, на себя возложил, те, возгоревшись, сгорят и оставят его в огне ни с чем. Дела нетленные и пребывающие есть— слезы покаяния, милостыня, сострадание, молитва, смирение, вера, надежда и всякое дело, в видах истинного благочестия соделываемое, — которые, и когда живет человек, созидаются в нем во святой храм Богу, и когда умирает, отходят с ним и пребывают с ним нетленными вовеки. А дела, в огне истлевающие, как для всех явно, есть— сластолюбие, славолюбие, сребролюбие, ненависть, зависть, воровство, пьянство, досаждение, осуждение и всякое дело, телом совершаемое, по похоти или гневу. Все такие дела, и когда живет человек, разжигаясь похотью, тлеют вместе с ним, и когда отторгается он от тела, отходят вместе с ним, но не пребывают с ним, а, быв истреблены огнем, делателя своего оставляют в огне на нескончаемую во веки веков муку.

Приблизившийся к пределам бесстрастия правые о Боге и естествах вещей творит умозрения, и от красоты тварей, соразмерно со своею чистотою, востекая к Творцу, приемлет светолития Духа. Благие о всех имея мнения, о всех всегда думает он хорошо, всех видит святыми и непорочными, и правое о вещах Божеских и человеческих произносит суждение. Ничего не любит он из вещей мира сего, о коих так рачительны люди, но, совлекшись умом от всякого мирского чувства, к небесам и к Богу востекает он, чистый от всякой тины земной и свободный от всякого рабства; весь предается мысленным благам Божиим в едином духе и, зря Божескую красоту, любит боголепно пребывать мысленно в божественных местах блаженной славы Божией, в неизреченном молчании и радовании, и изменившись всеми чувствами, как Ангел в вещественном теле невещественно сообращаегся с людьми.

Все к бесчестию нашему с нами случающееся, от людей или от демонов, праведным судом Божиим, по Его Домостроительству случается к смирению наших душ. Цель у Бога, правителя жизни нашей, та, чтобы мы были всегда смиренны, не мудрствовали более, чем нужно мудрствовать, но мудрствовали в целомудрии (Рим. 12:3) и не думали о себе много, но на Него взирали и Его блаженному смирению подражали, ибо Он кроток и смирен сердцем (Мф. 11:29), каковыми и нам желает быть Он, претерпевший за нас смерть неправедную и бесчестную.

Если желаешь увидеть блага, которые уготовал Бог любящим Его, вселись в пустыню отречения от своей воли...

Когда кто соделается причастником Духа Святаго и наитие Его познает из неизреченного некоего Его в себе действа и благоухания, которое ощутимо обнаружится даже и в теле, тогда в пределах естества пребывать таковый уже не может, но добрым изменением десницы Вышнего изменившись, забывает о пище и сне, презирает все телесное, небрежет о покое плоти и, весь день пребывая в трудах и потах подвижнических, утомления какого-либо или какой-либо потребы естественной не чувствует, ни голода или жажды, ни сна или других нужд естества. Ибо любовь Божия с радостью неизреченною излилась в сердце его (Рим. 5: 5), и он, всю ночь в бодренном бдении проводя, в телесном упражнении умное совершает делание, бессмертною услаждается трапезою из бессмертных произрастаний мысленного рая, в который будучи восхищен, Павел слышал неизреченные глаголы, которые невозможно слышать человеку, имеющему пристрастие к чувственному.

Многоискусный и многокозненный бес блуда для одних бывает причиною падения в ров тинный, для других служит бичем и жезлом праведным, для третьих — испытанием... Из этих первое усматривается в новоначальных еще, когда они лениво и нерадиво тянут иго подвизания; второе — в достигших середины преуспеяния в добродетели, когда они сильнее простираются к ней; третье — в протянувших уже крыло ума к созерцанию, когда они только что сделали сильный порыв к совершеннейшему бесстрастию. Каждому домостроительно обращается это свыше на пользу.

Бог Слово, быв плотию и совершенным став Человеком, кроме греха, естество наше в Свою принял Ипостась и, яко Бог совершенный, воссоздал его и обожил. Слово же будучи первого Ума и Бога, со словесною его соединился частью и ее горе воскрылил — мудрствовать и помышлять о божественном. — Но и огонь, будучи существенным и божественным огнем сим, раздражительную силу его соделал способною живо противостоять пагубным страстям и враждебным нам бесам. А будучи желанием <предметом желанным> всякого словесного естества и упокоением вожделения, желательную его часть разжег внутреннейшею любовью к причастию оных благ Вечной Жизни. Таким образом всего обновив в Себе человека, из ветхого Он сделал его новым.

Всякое оставление подвизающихся благодатью бывает обычно за следующие грехи: за тщеславие, осуждение ближнего и надмение добродетелями. Потому, если подвизающиеся повинны в каком-нибудь из них, Бог оставляет их. Тогда и не избежать им праведного осуждения за это при падениях пока, очистившись от греха, который был причиной оставления, не возвратятся они на высоту смиренномудрия.

Богоподобна, сколько оно для нас доступно, невозможно улучить ревнителю, если он наперед теплыми слезами не смоет приразившейся к нему тины греховной и не прилепится к исполнению святых заповедей Христовых. Иначе невозможно ему сделаться причастником неизреченных Божиих благ. Ибо желающий умно вкусить божественной сладости всецело отстает от всякого мирского чувства и душу свою всю занимает созерцанием отложенных святым благ.

Кто, с помощью созерцания и бесстрастия, пройдя средину и миновав прелести мирского чувства, вступил с помощью слова, разума и ипостасной Премудрости Божией во мрак богословия, тот силою смирения поднимает теперь оружие против духа славолюбия, душу сокрушая священными откровениями и заставляя ее неболезненно проливать слезы, мудрование же свое низлагая памятованием о человеческой немощи и возвышая его разумениями Божественного разума.

Не всех слуг Своих и учеников Господь вводит с Собою в откровение сокровенных и высших тайн Своих, но только таких некоторых, которым дано ухо для слышания, глаза которых открыты для видения и язык новый ясен. Таких взяв и отсоединив от прочих, которые тоже ученики Его есть, восходит на Фаворскую гору созерцания и преображается перед ними, не тайно открывая им необходимое о Царствии Небесном, но явно показывая славу и светлость Божества.

В конце же всего, в каком состоянии застигнута будет душа смертью, сообразно с тем получит и воздаяние.

Не говори в сердце своем: невозможно мне прочее приобрести чистоту девства, после того как я столько раз растлевал себя и подпадал неистовству тела. Ибо где приложены будут болезни и труды покаяния со злостраданием и теплотою душевною и источатся реки слез умиления, там все твердыни греха разрушаются, всякий огонь страстей угасает и совершается новое свыше рождение наитием Духа Утешителя; и душа опять соделывается палатою чистоты и девства, в которую преестественный Бог, снисшедши во свете и радовании неизреченном, и как на престоле славы восседши на высоте ума ее, дает мир сущим в ней силам.

Духом ходящие и духовную всецело восприявшие жизнь благоугодны Богу, как Ему, словно назореи, себя посвятившие и всегда об одном заботящиеся – чтоб очищать души свои трудами подвижническими и соблюдать заповеди Господни. Готовые и кровь свою пролить за любовь к Господу, они плоть свою истощают постами и бдениями, дебелость сердца утончают слезами, члены на земле умерщвляют <произвольными лишениями>, молитвой и богомыслием ум исполняют света и светлым его делают, отвержением своих пожеланий освобождают души свои от пристрастия к телу и становятся совершенно духовными; потому духовными не только признаются, но и именуются от всех праведно. Они, идя к бесстрастию и любви, окрыляются к созерцанию творения, и оттуда приемлют ведение сущего через сокровенную в Боге премудрость, одним тем даваемую, которые стали выше тела уничиженного. Перейдя таким образом всякое чувство мирское и мыслью просвещенною став выше чувства, они светлы бывают разумом, и посреде церкви и многочисленного собрания верных изрекают благие слова из чистого сердца, и бывают для людей соль и свет, как и Господь изрек об них: вы – свет мира, вы – соль земли (Мф. 5: 13—14).

Кто действие внешних чувств заменяет внутренними: зрение — устремлением ума к зрению света животного, слух — вниманием душевным, вкус — разумным рассуждением, обоняние — умным постижением, осязание — бодренным трезвением сердечным, — тот ангельскую на земле проводит жизнь: для людей он и есть и видится человеком, для Ангелов же и есть и понимается Ангелом.

Ко всем, по деятельному любомудрию, начавшим шествовать путем заповедей, Господь, невидимо приближаясь, сопутствует им, так как они не совершенную еще имеют мудрость, душа их еще недоумевает в деле добродетели и душевные очи их праведно удерживаемы бывают в это время, чтоб не познали своего успеха, когда сопутствует им Господь, содействует им избавляться от страстей, и простирает руку помощи к деланию всякой добродетели. Когда же они продолжают делать успехи в подвигах благочестия и идти к бесстрастию через смирение, тогда Господь не хочет, чтоб они все еще оставались утомленными трудами добродетелей, но чтоб простирались далее и восходили к созерцанию. Почему, напитав их вдоволь хлебом слез, светом умиления благословляет, и ум их открывает к познанию глубины Божественных Писаний, — и тотчас скрывается от них, чтоб возбудить их и сподвигнуть к тщательнейшему исканию Его.

Духовное возрастание ревнителей о спасении соответствует возрастанию Господа нашего Иисуса Христа человечеством. Когда они малы в новоначалии, тогда, подобно Господу Иисусу, молоком питавшемуся, питаются молоком телесных добродетелей, или телесного обучения, которое ненадолго есть полезно возрастающим в добродетели и мало-помалу откладывающим младенчество (1 Тим. 4:8). Когда возрастут они до возраста юношей и твердою начнут питаться пищей видения истины Божией, как имеющие чувства душевные уже обученными (Евр. 5:14), тогда уподобляются Господу, преуспевшему возрастом и благодатью, посреди старцев сидящему и открывающему им глубокие тайны (Лк. 2:46). Когда же придут в меру возраста исполнения Христова (Еф. 4:13), тогда бывают подобны Господу, возвещавшему всем слово покаяния, научавшему народ тайнам Царствия Небесного, и между тем к страданию Своему спешно приближавшемуся. Таков конец и всякого совершившегося в добродетелях, чтоб, прошедши все возрасты Христовы, вступить в прискорбные искушения в соответствие Кресту Его.

Наслание искушений бывает соответственно обдержащей нас болезни страстей... и, судя по ним, горькая чаша судеб Божиих растворяется для нас или лютее, или милосерднее. Когда залегшая внутрь нас материя греховная, от помыслов сластолюбивых или животолюбивых произшедши, удобоизлечима и легко поддается врачевствам, тогда Врачом душ наших подается чаша искушений, растворенная милосердием, потому что в таком случае мы истязуемся за человеческие немоши, как страждущие нечто человеческое. Когда же она, как от помыслов надмения и крайней гордости происшедшая, неудобоизлечима, глубоко залегла внутри и производит смертоносное расстройство, тогда чаша сия подается нерастворенною, в лютости гнева: дабы болезнь, будучи ослаблена и истончена огнем непрерывно одних за другими следующих искушений, отошла наконец от душ наших, под действием порожденного ими смирения, после того как мы горькие помыслы гордыни потопим в слезах и Врачу душ наших чистыми покажемся во свете смирения.

Кто досыта поработал удовольствиям и делам телесньм, досыта пусть подвизается и в подвижнических трудах и страданиях, «чтобы одно перебить другим: сладость – горечью, покой – трудами телесными и насытиться веселием и радованием в уповании. Таким образом ты и насладишься благоуханием целомудрия и чистоты и вкусишь неизреченной сладости бессмертных плодов духовных.

Когда по небрежности дадим демонам место влагать в уши наши подозрения на братий, именно не наблюдая за движениями очей, тогда доводимы бываем ими до осуждения иной раз даже и совершенных в добродетели. Иной, улыбающимся лицом смотрящий и доступный для беседы со всеми, может показаться сластолюбивым и страстным, а другой, строго и мрачно смотрящий, — гневным и гордым. Но по таким внешним чертам не следует составлять суждения о людях, потому что они всегда почти бывают в таком случае погрешительны. Ибо в людях замечаются большие различия в естественных свойствах, навыках и телосложениях, на которые верно смотреть и верно о них судить могут одни те, которые умное свое зрение душевное очистили многим сокрушением и имеют пребывающим в себе безмерный свет Божественной жизни, — которым дано видеть и тайны Царствия Божия.

Душа, с теплым рвением усиленно очищаемая подвижническими трудами, Божественным светом озаряется и мало-помалу начинает узревать естественно данную ей вначале Богом красоту и расширяться в возлюблении Создавшего ее. Поскольку же уясняются ей, по мере очищения ее, лучи Солнца Правды и естественная красота ее обнажается перед нею и ею познается, постольку и она умножает труды подвижнические для большего себе очищения, чтоб чисто уразуметь славу дара, какого сподобилась, и древнее восприять благородство, и сохранить для Создателя своего образ Его чистым и не смешанным ни с чем вещественным. И никогда не послабляет она себе и не перестает прилагать труды к трудам, пока не очистит себя от всякой нечистоты и скверны и не соделает достойною зреть Бога и беседовать с Ним.

Не вкусившие сладости слез и умиления и не ведающие, какова их благодать и каково действие, думают, что они ничем не отличаются от тех, которые проливаются по умершим, выдумывая при этом многие пустые предположения и недоуменные умозаключения, говоря, что эти слезы свойственны нам по природе. Когда же гордость ума склонится к смирению, а душа смежит свои очи от прелести видимых благ и устремит их к одному ведению первого невещественного Света, оттрясет всякое чувство к миру и сподобится утешения Духа свыше, тогда слезы, как вода источника, исторгаются из нее, услаждают ее чувства и исполняют мысли ее всякого радования и божественного света; и не только это, но и сокрушают сердце и делают смиренномудрым ум, познавший высшее. Всего этого не может быть в тех, которые плачут и рыдают по иным причинам.

Подвиги и труды духовные рождают радование душевное, которому предшествует умирение страстей. Вследствие этого, что для людей, чувственности порабощенных, тяжко и неприятно, то для души, в духовных трудах пребывающей, и священными потами любовь к Богу приобретшей, и желанием Божественного знания уязвленной, легко и весьма сладостно. Для тех, как преданных упокоению тела и наслаждению чувственными удовольствиями, труды и подвиги добродетели неприятны и жестоки, так как они не предпринимали сладость удовольствий этих отмывать потоками слез, а для души, работающей Богу, они вожделенны и сладостны. Так как она гнушается удовольствиями, причиняющими ей зло, и отрясла всякое к ним пристрастие, и всякое самолюбивое угождение телу, то для нее прискорбно одно — покой от трудов и пресечение подвигов. Таким образом, что для тех служит к плотскому веселию, то душе, всецело расположившейся к Божественному, причиняет скорбь, а что ей доставляет духовную радость, в том для тех причина воздыханий и мучений.

Труды мучительными кажутся вначале для всех, вводимых в труды и подвиги духовные. Когда же они начнут охотно упражняться в них для возращения в себе добрых расположений, и достигнут до средины преуспеяния в том; тогда труды эти являются для них источником дивной некоей отрады и утешения. А когда, наконец, мертвенное это мудрование плоти пожрется бессмертною жизнью, подаваемой наблюдением Духа Святаго, в тех, которые, пребывая в неутомимых трудах, простираются к последним пределам добродетели, тогда лица такие исполняются неизреченною радостью и веселием, потому что через это в них самих открываются чистый источник слез и сладкие струи свыше дождем льющегося утешения.

Самолюбие — питательница пагубных страстей.

Душевно живущие, одержимы будучи самолюбием, этой питательницею пагубных страстей, все попечение обращают они на сохранение здоровья и услаждение плоти.
Держась такого образа жизни и поведения, оземленяют они ум, отучневший от страстей, и делаются неспособными к приятию мысленных и божественных вещей, которыми душа отторгается от земли и вся устремляется к мысленным небесам будучи чужды Духа Святаго, они не причастны и даров Его; потому и плодов божественных не увидишь в них.

...<Бесы> не могут равнодушно видеть, как человек прелагается в ангельское естество; потому не ленятся тайно пускать в него стрелу самомнения...

Для живущего по-человечески и увлекаемого духом самомнения жизнь настоящая бывает морем зол, погружая умную часть его души в море сластных утех и удовольствий, и троечастность его неистово поражая свирепыми волнами страстей, под действием духа злобы. Ему угрожает страшная опасность крайнего отчаяния, пока ладья его и кормило душевное сокрушаются сластьми плотскими и кормчий — ум остается во глубине греха и в смерти духовной; если море зол не укроет наконец волны свои в глубине смирения, море сластей не превратит своих течений в обильные дожди слез и не преложится в сладость светоносного умиления.

...Отказавшемуся однажды от многомятежия жизни и пагубной суетности ее полезно со многим вниманием и безмолвием тщательно исследовать внутреннее свое, пока познает, что находит в себе Бога, так как Царствие Божие внутри нас есть. Ибо, и таким образом действуя, едва кто сможет в продолжение многих лет изгладить из души худые образы и древнюю вполне восстановить красоту для Того, Кто даровал ее.

Когда кто познает себя — а это требует многого извне охранения, упразднения от дел мирских и строгого испытания совести, — тогда тотчас внезапно приходит в душу и божественное некое более слова смирение, приносящее сердцу сокрушение и слезы теплого умиления: так что тогда испытывающий его в себе действие почитает себя землею и пеплом, червем, а не человеком, недостойным даже и животной этой жизни, за превосходство этого дара Божия, в котором пребыть сподобившийся исполняется неизреченным неким опьянением умиления, входит в глубину смирения и, из себя выйдя, ни во что вменяет все внешнее — яства, пития, одеяния тела, — как изменившийся добрым «изменением десницы Вышнего» (Пс. 76:11).